Утро они провели в номере Ленни в отеле, занимаясь любовью.
— Это было просто восхитительно! — воскликнула Лаки, сладко потягиваясь. — Нам надо почаще устраивать подобные вылазки. Я всегда тебе говорила, что отели здорово возбуждают.
— Угу, — отозвался Ленни и погладил ее по ноге.
Лаки негромко рассмеялась.
— В чем дело? — Ленни приподнялся на локте. — Разве я сказал что-нибудь смешное?
— Нет, просто у меня такое ощущение, будто я изменяю собственному мужу. И мне это нравится.
— Если твой муж когда-нибудь узнает, что ты ему изменяешь, он тебя просто убьет. Застрелит из своего старого ржавого «кольта», — сказал Ленни с шутливой угрозой.
Лаки легко коснулась пальцами его груди и, приподнявшись ему навстречу, шепнула Ленни прямо в ухо:
— Ты сможешь меня убить? В самом деле — сможешь?..
— Не сомневайся. Во всяком случае, проверять мои слова я тебе не советую.
— Тогда, — сказала Лаки торжественно, — не забывай, что то же самое относится и к тебе.
— В этом я никогда не сомневался, — рассмеялся Ленни. — Для этого я слишком хорошо тебя знаю. Ты — опасная женщина, Лаки, — проговорил Ленни, пристально глядя на жену.
— Никогда не строила из себя овечку. — Лаки пожала плечами. — Какие у нас планы?
— Что-то я проголодался, — заявил Ленни. — Может, закажем завтрак в номер?
Лаки посмотрела на часы.
— Скорее уж обед, а обедать я предпочитаю дома. Не желаешь ко мне присоединиться? — И она искоса посмотрела на него.
— А зачем? Мне и здесь хорошо.
— В самом деле?
— Ну да, — откликнулся он. — Мне, оказывается, очень нравится кочевая жизнь. Номера в отелях такие одинаковые, такие безличные, что, переезжая из одного в другой, даже не замечаешь разницы. И от этого кажется, будто время остановилось.
Лаки фыркнула.
— Ленни Голден, не забывайте, что вы не только муж, но и отец. У вас трое детей, которых вы по закону обязаны воспитывать, в том числе и личным примером. — Она лукаво улыбнулась. — Все, Ленни, дорогой, ты попался, и теперь тебе не выбраться.
— О-о-о!… — простонал Ленни, театрально хватаясь за голову. — О, горе мне, горе!
— Разве так плохо быть семейным человеком?
— Плохо, если только ты не женат на такой женщине, как Лаки Сантанджело. Ты ее случайно не знаешь? Говорят, она умница, красавица и чертовски хороша в постели. Вот только готовить она не любит и не хочет. Наверное, не умеет, — поддел он, но Лаки не поддалась на провокацию.
— Увы, нет в мире совершенства, — хладнокровно заметила она, выбираясь из постели и разыскивая меню. — Что бы ты хотел на завтрак?
Я бы, пожалуй, заказала омлет.
Ленни откинулся на подушки, с удовольствием рассматривая ее стройное, гибкое тело. Сейчас Лаки казалась ему такой же прекрасной, как и в тот день, когда они впервые встретились.
— Омлет? Но это же просто смешно, Лаки!
Кормить взрослого мужчину омлетами… Мне нужен гамбургер… нет, лучше два гамбургера. Потом мне нужна баранья отбивная с картошкой, салат из креветок, чашка черного кофе с сахаром и сливками и пирожное. А хлеба можно всего один кусочек, — закончил он благодушно и хлопнул себя по животу.
— Это не муж, а какая-то утроба ненасытная! — воскликнула Лаки и, найдя меню на туалетном столике, юркнула обратно в кровать. — Между прочим, я имею в виду не только еду.
— По-моему, ты должна быть очень довольна, что после стольких лет брака твой муж все никак не может насытиться, — заметил он.
— А я довольна, — улыбнулась Лаки. — Нет, даже больше… Скажу тебе по секрету, Ленни, я не просто довольна, я — счастлива!
— И я счастлив. С тобой, — сказал Ленни.
— Вот как? — Лаки отложила меню и ловко уселась на Ленни верхом, прижав его плечи руками к подушке. Ей было очень хорошо от того, что Ленни вернулся. В эти минуты она могла думать только об этом и… об Алексе. Она провела с ним вчерашний вечер, но только потому, что рядом не было Ленни, а ей было очень плохо одной. Они встретились как друзья и как друзья расстались, потому что… Потому что никто никогда не сможет встать между ней и Ленни.
— Скажи, — неожиданно спросила она, — о чем ты думал, когда тебя похитили?
Ленни озадаченно уставился на нее.
— О чем? Я не помню, ведь это было так давно.
— Вспомни, — продолжала она настаивать. — Ведь должен же ты был о чем-то думать. Не может быть, чтобы ты просто сидел и ждал конца.
— Я действительно сидел в основном на полу, — улыбнулся Ленни. — На тонком соломенном тюфяке, от которого пахло лошадиной мочой. А думал я о тебе и о детях. Я… я боялся, что больше никогда вас не увижу.
— А эта девушка, которая помогла тебе бежать? Неужели ты не думал о ней? Как, кстати, ее звали?
— Я… я не помню.
— Врешь, Ленни Голден. Я прекрасно знаю, что ты врешь.
— По-моему, ее звали Клаудия.
— Да, конечно, Клаудия… — Лаки ненадолго замолчала. — Скажи, а что… что ты думал о ней?
Ведь ты был совершенно один, и Клаудия была единственным человеком, с которым ты мог как-то общаться.
— Почему ты спрашиваешь меня об этом? — Тело Ленни слегка напряглось, и Лаки сразу это почувствовала.
— Иногда, — сказала она, — меня это не то чтобы тревожит, но… Пойми, я была здесь совершенно одна, я думала, что ты умер, и…
— К чему ты клонишь?
— Что между вами было, Ленни? Между тобой и этой… Клаудией?
Ленни медленно покачал головой.
— Ты сошла с ума, Лаки. Просто спятила!
— Скажи, она хоть была симпатичная?
— Что-что?
— Клаудия была красивая?
— Она была страшна как смертный грех, — выпалил Ленни без промедления.
— И ты ее не пожалел? — Лаки покачала головой. — Такую бедную, некрасивую, одинокую?
— Перестань, Лаки, это уже не смешно, — неожиданно разозлился Ленни. — Я не хочу больше говорить на эту тему. Мне… тяжело вспоминать о том, что случилось.
— Хорошо, хорошо, не буду, — поспешно сказала Лаки и, наклонившись, поцеловала его. — Передай-ка мне телефон — я закажу нам завтрак.
Алекс Вудс уже забыл, когда он в последний раз звонил Пиа. В его представлении ни одна женщина не могла идти ни в какое сравнение с Лаки Сантанджело, о которой он думал почти постоянно. Память то и дело возвращала Алекса к одной-единственной ночи много лет назад, когда он раз и навсегда понял, что Лаки — его идеал.
Она могла буквально все — воспитывать детей, руководить студией, строить отели и многое, многое другое. Именно поэтому он и предложил ей снимать фильм вместе. И трудно было заранее сказать, кто из них будет в этом деле главным. Во всяком случае, опыт Лаки, ее связи в киномире, ее энергия, наконец, могли существенно облегчить ему работу.
В глубине души Алекс, однако, серьезно сомневался в том, что Ленни разрешит Лаки работать с ним. Для этого Ленни был слишком хорошо осведомлен о том, какие чувства питал Алекс к его жене. Не то чтобы он знал, просто чувствовал, инстинктивно догадывался, но этого было вполне достаточно, чтобы испытывать не просто подозрение, а уверенность.
Если не считать этого, то во всем остальном Ленни Голден был просто отличным парнем. Отличным, но не настолько, чтобы быть достойным такой женщины, как Лаки. Алекс знал только одного мужчину, который действительно мог быть ее мужем.
И этим мужчиной был, разумеется, он сам.
Алекс никогда не был женат, не имел детей, и его мать — суровая и властная Доминик Вудс — не упускала случая попенять ему за это. «Почему ты не женишься? — вопрошала она. — В твоем возрасте все нормальные мужчины уже были женаты по несколько раз».
«Послушай, — хотелось ему ответить, — если я и ненормальный, то это ты сделала меня таким.
Это ты отправила меня в военное училище, это ты всю жизнь обращалась со мной, как с последним дерьмом. Только когда я стал знаменит, ты вдруг вспомнила, что я — твой сын».
Но Алекс так и не сказал ей этого. Он видел, что его мать уже не молода, к тому же, выйдя замуж, она стала намного мягче и шпыняла его уже без прежнего рвения лишь от случая к случаю.
Одно он знал твердо: если он когда-нибудь женится, его жена будет полной противоположностью Доминик.
Часто Алекс вспоминал свою первую встречу с Лаки. Он как раз занимался производством «Гангстеров»— одного из самых успешных своих фильмов, однако работа неожиданно застопорилась, и его агент, Фредди Леон, предложил Алексу заключить договор со студией «Пантера», которую только что возглавила некая Лаки Сантанджело. Это имя ничего не говорило Алексу.
Он и представить себе не мог, что Лаки окажется такой сногсшибательно красивой, бесконечно чувственной и вместе с тем — невероятно сильной и волевой женщиной. Она буквально загипнотизировала его, и все те несколько часов, пока шли переговоры, он, не отрываясь, разглядывал ее черные вьющиеся волосы, ее округлые плечи, губы и густые ресницы, обрамляющие опасные темные глаза.
Переговоры, впрочем, прошли вполне удовлетворительно. Лишь когда они с Фредди собирались уходить, Лаки неожиданно задержала его в дверях.
— Я знаю, — сказала она, — что «Парамаунт» приостановил производство вашего фильма из-за некоторых слишком натуралистичных сцен. Я не стану требовать, чтобы вы смягчали их — жестокость есть жестокость, и надо показать ее так, чтобы она выглядела жестокостью. Но у меня есть одно условие. Судя по сценарию, в некоторых эпизодах актрисам приходится раздеваться догола, в то время как главный герой и его друзья остаются прикрыты фиговыми листочками.
— Ну и в чем проблема? — спросил тогда Алекс, искренне не понимая, чего от него хотят.
— Моя студия придерживается принципа полного равенства полов, — заявила Лаки. — Если женщинам приходится раздеваться догола, то же самое должны делать и мужчины.
Услышав такое, Алекс решил, что перед ним сумасшедшая. Во всяком случае, впоследствии Фредди утверждал, что у него был такой вид, будто он увидел перед собой курицу о семи ногах или квадратное яйцо.
Увидев его замешательство, Лаки усмехнулась.
— Позвольте мне объяснить проще, мистер Вудс, — сказала она. — Если уж мы показываем женские груди и зады, значит, мы должны показать и несколько членов. И я имею в виду вовсе не членов актерского профсоюза… — добавила Лаки.
Только тогда до Алекса дошло. Из офиса «Пантеры» он вышел в совершенной ярости и всю дорогу жаловался Фредди на то, что «эта трехнутая феминистка» ни черта не смыслит в кино.
Но Фредди высмеял его; та же самая реакция была и у двух его помощниц — Лили и Франс, одна из которых работала с ним до сих пор.
Должно быть, именно тогда Алекс и влюбился в Лаки Сантанджело, влюбился раз и навсегда.
Она сумела шокировать его, а это удавалось не каждой женщине. Она сумела покорить его, и с тех пор он оставался ее верным рабом — толпы азиатских красавиц, побывавших за это время в его постели, в счет не шли. Лишь одну ночь — Алекс знал это твердо — он будет помнить до конца своих дней. Ту волшебную ночь, которую они с Лаки провели вместе в каком-то захолустном мотеле, затерявшемся на огромном пространстве страны на пересечении двух дорог.
Тогда он позволил себе надеяться, что когда-нибудь Лаки будет принадлежать ему, но Ленни неожиданно вернулся, вернулся, словно воскреснув из мертвых, и все мечты Алекса обратились в прах.
Теперь Лаки была его другом.
Хорошим другом, но Алексу этого было недостаточно.
Он хотел большего.
Лаки давно стала для него всем, и Алекс надеялся, что когда-нибудь он будет значить для нее не меньше.
Домой они вернулись только в начале седьмого вечера, и Лаки тут же бросилась к автоответчику, чтобы проверить, нет ли каких сообщений от детектива Джонсона?
Детектив действительно звонил ей один раз. Он сообщал, что цифры из номерного знака, которые вспомнил Ленни, сейчас проверяются и что это существенно сужает круг поиска.
Прослушав сообщение, Лаки вздохнула и выключила магнитофон.
— Будем надеяться, что хоть теперь дело сдвинется с мертвой точки, — сказала она. — Иначе бы копы до сих пор топтались на одном месте.
— Ты думаешь?
— Уверена. Если бы они работали как следует, то уже давным-давно вышли бы на преступников.
Ленни огляделся по сторонам.
— Как тихо! — сказал он. — Это, наверное, потому, что детей нет, никто не визжит, не дерется и не путается под ногами.
— Действительно тихо, — подтвердила Лаки.
— Как в старые добрые времена, верно? — добавил Ленни и с размаху плюхнулся на диван. — Знаешь, дорогая моя женушка, у меня появилась отличная идея!
— Какая?
— Я хочу, чтобы ты разделась и походила передо мной голышом.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Ну, не стыдись, уважь меня, Лаки!
— Извращенец несчастный! — улыбнулась Лаки. — Ничего у тебя не выйдет. Я не собираюсь изображать из себя чертову стриптизершу.
Ленни ухмыльнулся.
— Мне нравится, когда ты разыгрываешь из себя недотрогу, — сказал он. — Меня это возбуждает.
— Хорошо, я разденусь, но только если ты сделаешь то же самое, — ответила Лаки, чувствуя невероятное облегчение от того, что Ленни снова улыбается.
— Договорились! — Ленни вскочил и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.
Лаки с улыбкой наблюдала за ним, негромко напевая какой-то легкомысленный мотивчик.
Когда Ленни дошел до трусов, она не выдержала и расхохоталась.
— Извини, Ленни, — сказала она сквозь смех, — но из тебя никогда не выйдет приличного стриптизера!
— Это еще почему? — с негодованием спросил Ленни, подбочениваясь и играя бицепсами. Из одежды на нем оставались только трусы и галстук. — А по-моему, у меня получается очень неплохо. Я знаю такие позы, каких ты еще никогда не видела.
— Не видела и не желаю видеть.
— Знаешь, если бы я не был твоим мужем, я бы обиделся. По-настоящему обиделся.
— Хочешь совет? — спросила Лаки, подавляя приступ хохота. — Возвращайся к своей карьере эстрадного комика. Это получится у тебя гораздо лучше.
Ленни сделал суровое лицо.
— Подойди сюда, женщина! — сказал он басом и вытянул руки вперед. — Подойди ко мне и объясни, как получилось, что я разделся до плавок, а ты все еще одета?
Вместо ответа Лаки бросилась к нему, и Ленни, крепко прижав ее к себе, наградил поцелуем.
— Я так по тебе скучал, — проговорил он серьезно. — Прости меня, Лаки. Я вел себя как настоящая задница, но теперь, мне кажется, все позади. Я снова могу жить нормальной жизнью.
— Это не имеет никакого значения, — прошептала Лаки. — Я все равно тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить.
— Знаешь, что я понял? — добавил Ленни, еще крепче прижимая ее к себе. — Самое главное наше богатство — это время. Сейчас мы здесь, а в следующий миг — нас уже нет. Вот почему нужно дорожить каждым мгновением, пока мы вместе.
Короче, я решил, что впредь не буду отпускать тебя от себя даже на минутку!
— И я, — ответила Лаки. — Я тоже не хочу с тобой расставаться. Никогда. Во всяком случае, — добавила она чуть более игривым тоном, — на твоем месте я бы на это не рассчитывала. Мы с тобой вместе навек; так назначено нам самой судьбой, и тебе не освободиться от меня до конца твоих дней.
— Навек… — повторил Ленни. — Знаешь, любимая, меня это вполне устраивает.