Бандит чинно восседал на переднем сиденье отцовской машины. Пушистик, разглядев его из окна моей спальни, выразил свое негодование громким мяуканьем. На заднем же сиденье расположилась бабушка, натянувшая на себя очередное безумное одеяние в стиле Барбары Картленд.
— Не смогла устоять перед этой прелестью, — прошамкала бабушка, любовно оглаживая расшитый бисером корсаж. — Розовое мне очень к лицу! И я спросила себя: а в чем дело? Дурацкий пастушок, которого подарил мне твой отец, давно меня бесил. Я его загнала, а на вырученные средства приобрела себе это чудо!
— Какой еще пастушок? — шепотом спросила я оша.
— Старинная статуэтка, — печально ответил он. — Уникальное произведение искусства. Мейсенский фарфор.
— А на оставшиеся деньги, — продолжила бабушка, — я еще подарок любимому ребеночку купила.
«Это кому, интересно? — подумала я. — Джейн, Джо или мне?» Увы, оказалось, что вредная старушенция имела в виду Бандита.
— Он очень подходит к его шерсти, не так ли? — спросила меня бабуся.
Бандит позволил мне полюбоваться новым ошейником, а в награду лизнул меня в щеку, уничтожив половину слоя безумно дорогой тональной пудры.
На серебряном медальоне выгравировали его имя. А серебро было от Тиффани. Я быстро подсчитала, что ошейник чертовой дворняги стоил, должно быть, больше моего обручального кольца.
— Да, бабушка, очень красиво, — сказала я с мученической улыбкой. — И очень ему идет. — А сама подумала, что папа, наверное, уже вынашивал замысел заложить драгоценный ошейник, как только бабушка вернется в дом для престарелых. Всегда ведь можно сказать, что во время прогулки ошейник незаметно соскользнул с маленькой головки Бандита.
Воскресный обед изначально был обречен стать для меня пыткой. По мере продолжения бабушкиных дифирамбов новому платью и ошейнику мамина натянутая улыбка все больше превращалась в гримасу плохо сдерживаемого бешенства. Джо дулась на предков, отказавших ссудить ей деньги на покупку нового мопеда. Джейн пребывала в паническом ужасе из-за надвигающихся экзаменов.
Только Бандит оставался беззаботен и весел. Примостившись у бабушкиных ног, он время от времени высовывал из-под стола нос и взирал на нас с укоризной. Мол, голодает животное, а на него — ноль внимания. Хотя бабушка то и дело угощала его самыми лакомыми кусочками. Из ее рук Бандит готов был слопать все, что угодно, даже брюссельскую капусту. Подхалим несчастный!
— Бабушка, — вдруг как бы ненароком ввернула Джо, — не одолжишь мне немного деньжат на мопед?
— А? Что ты говоришь, деточка?
В нужные минуты наша бабушка становилась туга на ухо. Я уже давно раскусила ее игру. Сейчас старая тетеря добивалась, чтобы Джо повторила свою просьбу. Она прекрасно понимала, что это выведет нашу маму из себя.
— Я попросила у тебя денег на мопед, бабушка, — покорно повторила Джо.
— Что ты несешь, Джо?! — взвилась мама. — Ты прекрасно знаешь, как относятся к мопедам твои родители.
— А я, между прочим, не у вас прошу! — запальчиво воскликнула Джо. — Я к своей бабушке обращаюсь.
— Нечего приставать к бабушке. У нее лишних денег нет, сама знаешь. Она на одну пенсию живет.
— Что? — вступила в перепалку бабушка. — Ты о ком говоришь? Я, может, и старая перечница, но порох в пороховницах еще остался. И у меня есть куча ненужного барахла, за которое можно выручить приличные деньжата. Какой мопед тебе хочется, детка?
Джо торжествующе улыбнулась:
— Маленький, бабушка. Для начала. Мне всего пятисот фунтов недостает.
— Это нечестно! — вмешалась Джейн. — Мне тоже нужны были пятьсот фунтов, чтобы экзамены пересдать, но только я ни у кого допроситься не могла!
— Хватит вам о деньгах болтать, — отважно бросился в бой папа. — Сегодня воскресенье. Святой день. И разговоры о презренном металле сегодня неуместны.
— О чем это он? — громко осведомилась бабушка у нашей мамы. — Святой день? Он что, фанатик? Я всегда тебе говорила, что нужно было за другого замуж выходить. Как его звали, запамятовала…
Мама покраснела, а на виске папы вздулась и начала пульсировать жилка.
— Марвин Шиншенкер, — с готовностью напомнила Джо. — Он в Америке живет.
— Точно, в Америке, — обрадовалась бабушка. — Я всегда чувствовала, что он далеко пойдет. И ты бы тогда не торчала в этой дыре. А мне не пришлось бы беспокоиться, где достать денег для своей внученьки.
— Стань я женой Марвина Шиншенкера, — с усмешкой заметила моя мама, — и тебе не видать бы внучек как своих ушей. Он был голубее июльского неба над Мальоркой.
Джейн и папа покатились от смеха.
Но бабушку, похоже, мамино замечание ничуть не задело.
— Мне он голубым вовсе не показался, — сварливо сказала она.
— Мама, разве ты его видела? — В голосе мамы прозвучало нескрываемое удивление.
— Должен ведь был кто-то утешить беднягу после того, как ты его отвергла, — пояснила бабушка. — Он всласть выплакался у меня на плече.
В это мгновение затрезвонил телефон. Видели бы вы нас! Джо, Джейн и я наперегонки кинулись к аппарату, как свора гончих псов, наконец завидевших долгожданную лисицу.
Приз достался Джо, проявившей рекордную резвость. Эх, молодо-зелено!
— Алло! — выкрикнула она, чуть запыхавшись. В следующую секунду ее лицо омрачила туча. — Тебя, Эли! — пролепетала она, с недоумением глядя на меня. — Мужчина!
Я протянула дрожащую руку к трубке. Кто бы это мог быть? Дэвид? Марвин из больницы с просьбой заехать за ним, калекой?
— Алло? — проскрипел голос в трубке.
Увлекшись размышлениями, я чуть не забыла, что невидимый собеседник ждет ответа.
— Алло! — отозвалась я. — Кто это?
— Эли, ты уже меня не узнаешь? Черт, мы ведь совсем недавно из постели выбрались!
— Джереми!
Похоже, он позвонил, даже не успев проглотить угощения с маминого стола.
— Джереми, я не ожидала тебя так скоро услышать. Как ты меня разыскал?
— Для этого не нужно быть Шерлоком Холмсом, Эли. Хотя, признаться, я вовсе не был уверен, что застану тебя здесь. Но я рассчитывал узнать номер твоего телефона от миссис Харрис. Ты ведь мне его не дала. Не хотела, наверное, чтобы я тебе названивал каждую минуту.
— Нет, что ты! — возмутилась я. Меня так и подмывало признаться, что ни о чем другом я после его ухода и не думала, но я не смела, ибо все домочадцы, включая бабушку, жадно ловили каждое мое слово. — Я очень рада, что ты позвонил. Я… и сама хотела тебя разыскать.
— Отлично. Видишь ли, Эли, я уже успел по тебе соскучиться. Все время о тебе думал. — В его голосе зазвучали елейные нотки. — Даже за обедом. Всякий раз, когда я подносил к губам бокал вина, мои пальцы источали дивный аромат твоего тела.
Я невольно поежилась. Он же продолжил:
— Даже когда мама подала на стол свой фирменный малиновый мусс, мои мысли то и дело перескакивали с него на тебя. Я мечтал о твоем очаровательном животике, о том, как поцелую твои прелестные грудки. Весь день ты не выходишь у меня из головы, и даже сейчас, разговаривая с тобой, я уже возбужден до предела.
— Джереми… — пролепетала я, заливаясь краской. — Я ведь в родительском доме.
За столом воцарилась могильная тишина. Мои родственники дружно, как по команде, вытянули шеи, чтобы не пропустить ни слова.
— Да, я знаю. Извини, Эли. Я не должен так говорить. Но, поверь, мне безумно трудно сдерживаться. Я никогда еще не встречал такую удивительную девушку, как ты, Эли Харрис. Ты затронула во мне какие-то скрытые струнки, о существовании которых я даже не подозревал. Стоит мне только представить твое прелестное тело, как мой дружок твердеет, как Гибралтарская скала.
— Да? — тупо переспросила я, прижимая ладонь к пылающей щеке. Это уже переходило допустимые пределы.
— Не мучай меня, Эли! — взмолился Джереми. — Скажи, мы с тобой сегодня встретимся?
— Да, — не долго думая ответила я.
— Может, поужинаем где-нибудь? — предложил Джереми. — Большая часть моего обеда досталась собаке. Я все время думал о тебе, и мне кусок в горло не шел.
— А куда пойдем? — спросила я. — Мы же не в Лондоне.
— Понимаю, — ответил Джереми. — Как насчет «Аспидистры»? Говорят, там уютно.
— Это верно, — согласилась я. — Особенно если ты Рокфеллер. Там чудовищно дорого! Не знаю, право…
— Пусть деньги тебя не беспокоят, — успокоил меня Джереми. — Или ты забыла, что я отвечаю за компьютерные сети во всей Восточной Европе? И еще, Эли, мы больше не будем платить каждый за себя. После той волшебной ночи, которую ты мне подарила, я должен угощать тебя ужином до конца дней своих.
— Правда? — спросила я. Сердце мое бешено забилось.
— Правда, Эдисон. Ты извивалась подо мной, как змея. Буйствовала, как тигрица, которую несколько недель не кормили.
— Тогда уж несколько лет, — поправила я, вспоминая свои встречи с Дэвидом.
— Хорошо, — сказал Джереми. — Значит, в половине девятого я за тобой заеду. Договорились?
Я ответила согласием и, ступая по облакам, вплыла в столовую.
— Кто это был? — хором осведомились мои сестрицы.
— Сегодня я ужинаю с Джереми, — важно заявила я.
— С Джереми? — переспросила Джо. — С тем самым! С Прыщавым Бакстером?
— Да. Но, как ты сама могла убедиться, прыщей у него больше нет.
А вот мама расцвела.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнула она. — Он очень славный молодой человек. Желаю тебе удачи, доченька!
— Только пусть не облажается, как в прошлый раз! — громко заявила моя неуемная бабуся. — А то ходит вечно как монахиня!
Когда я примчалась домой, то застала там Эмму. Обед с Эшли был самым бессовестным образом испорчен. Какие-то болваны угодили в аварию, и Эшли прямо из-за стола вызвали в операционную.
— Ты уж извини меня за сегодняшнее утро, — сказала Эмма подавленно.
— Так и быть, прощаю! — великодушно ответила я. — Тем более что он позвонил.
— Позвонил? — удивленно переспросила Эмма. — Куда?
— Моим родителям. А вечером он ведет меня в «Аспиди-стру».
Глаза Эммы полезли на лоб.
— Вот это да! Тогда тебе нужно привести себя в порядок. Ты выглядишь так, будто всю ночь на гвоздях проспала.
— Неужели? — встревожилась я. И тут же мечтательно вздохнула: — Представляешь, он мне уже ласкательные прозвища дает. Зайчонком называет. Рыбочкой.
— Рыбочкой! — Эмма прыснула, но тут же нахмурилась. — Ладно, лишь бы он не забыл, как тебя на самом деле зовут. До вашей поездки на Антигуа по крайней мере.
Господи, я же совсем забыла о своем призе!