Месть моя сладка

Глава 37

Мне казалось, что в полицейском участке меня не имеют права задерживать больше двух часов. По крайней мере такие сведения я почерпнула из полицейских сериалов. Однако мистер Уогстаф, пошушукавшись с кем-то из высоких чинов, сообщил мне, что случилось худшее: до ночи под залог меня уже не выпустят. Более того, учитывая тяжесть совершенного преступления, меня не освободят до предварительного рассмотрения дела в суде. Судя по всему, в глазах полиции я представляла серьезнейшую угрозу для общества.

— Как, неужели мне придется провести здесь всю ночь?! — возмутилась я.

В ответ мистер Уогстаф кивнул, и мне показалось, что в моем мозгу зазвенели колокольчики.

— Но это невозможно! — воскликнула я. — Я хочу с мамой и папой увидеться.

— Попробуйте лучше выспаться, — предложил адвокат.

— О каком сне может идти речь, если я на стенку лезть готова?

Но мистер Уогстаф лишь неопределенно пожал плечами и попросил дежурного полицейского выпустить его в коридор. Когда металлическая дверь захлопнулась за ним, меня пробрала дрожь. Отчасти я дрожала от холода (так и не успев переодеться, я по-прежнему была в шортах), но в основном — от страха. Ведь до сих пор я вела достаточно беззаботную жизнь. В старших классах нас, девушек, конечно, готовили к разным житейским испытаниям, но о возможном заключении в одиночную камеру, похоже, забыли.

Я прекрасно понимала, что не смогу заснуть на жесткой койке, застланной колючим серым одеялом. И не только из-за неудобства. Жуткие истории, которыми запугивал меня Барри несколько лет назад, когда мы еще дружили, с пугающей ясностью всплыли в моей памяти.

Перед самым отбоем по коридору провели целую банду подвыпивших бузотеров. Бриндлшемский футбольный клуб проиграл очередную встречу (иного исхода никто, впрочем, и не ожидал), и болельщики устроили грандиозную потасовку с фэнами победителей на центральной улице. Теперь болельщиков обеих команд набили в камеры по противоположным сторонам тюремного коридора, и они тут же затеяли громкую перепалку. Вначале обменивались угрозами, а потом начали распевать гимны и «кричалки». Дежурный охранник, не зная, как их обуздать, сказал, что, не будь я женщиной, крикунов разместили бы со мной. Я у них, мол, как бельмо в глазу — отдельную камеру занимаю.

— Почему бы вам меня тогда домой не отпустить? — предложила я.

— Что? Такую опасную маньячку? — Охранник вылупился на меня и выразительно покрутил пальцем у виска.

Уязвленная до глубины души, я растянулась на жесткой койке и с головой накрылась одеялом. Где мой спаситель? Где отважный рыцарь в сверкающих латах? Куда мама с папой запропастились? Когда наконец они сумеют убедить твердолобых полицейских, что меня совершенно ни к чему держать за решеткой? За исключением Дэвида Уитворта, я за всю жизнь никого не обидела, даже мухи. Напротив, в отличие от Эммы, которая безжалостно смывала мух душем, равно как и прочих насекомых, я, рискуя поскользнуться на мокром кафеле, спасала их, изгоняя из ванной.

Наконец, измученная от недосыпания, тяжелого перелета и переживаний, я смежила очи и начала погружаться в дремоту. Однако не успела я забыться сном, как зарешеченное оконце в двери распахнулось и в лицо мне брызнул свет фонаря.

— Проверяем, чтобы вы не вздумали повеситься на колготках! — гоготнул невидимый соглядатай.

— Скорее я протяну ноги от недосыпания, — заявила я.

Пять часов спустя, в шесть утра, меня разбудили вновь. Завтрак принесли. Пережаренную яичницу из одного яйца и пару резиновых тостов. Я невольно припомнила последний завтрак на Антигуа: свежий ананас, разрезанный на сочные аппетитные дольки, сочащиеся нектаром дыни… Пережевывая безвкусную яичницу, я почувствовала, как соленая слезинка, скатившись по щеке, юркнула в уголок моего рта.

— О мамочка! О папочка! О Джереми! — восклицала я. — Спасите меня.

В следующую секунду тяжелая дверь распахнулась, и я впервые в жизни испытала радость, увидев в дверном проеме приземистого старичка, мистера Уогстафа.

— Вы, наверное, с серебряной ложкой во рту родились, — с места в карьер возвестил он. — Вас вызывают в суд сегодня. Точнее, прямо сейчас. Приведите себя в порядок и — пойдемте.

Легко сказать «приведите себя в порядок». У меня с собой не было ровным счетом ничего из средств, с помощью которых я могла бы оживить свою физиономию после сна, а он на жесткой тюремной койке был ужасным. Надзирательница препроводила меня в ванную, где я, вооружившись куском мерзкого мыла, быстро ополоснулась под холодным душем. Затем облачилась в свои нелепые шорты и сунула ноги в сандалии, в которых еще песок скрипел. После чего мои запястья вновь сковали наручниками, и меня отконвоировали в здание городского суда, расположенное на той же улице напротив тюрьмы.

По счастью, судьями оказались две милые женщины, совершенно, на мой взгляд, не способные выносить суровые приговоры. Поэтому, несмотря на то что выглядела я так, будто сбежала из зоопарка, судьи вынесли решение отпустить меня под залог. До суда.

Правда, прежде чем освободить, у меня предусмотрительно отобрали паспорт. Похоже, сам факт моего возвращения с Антигуа внушал подозрение, что я способна в любой момент улизнуть из страны. В полицейском участке меня ждали мама с папой и Джереми. Увидев Джереми, я не смогла сдержать слез облегчения и радости. Сутки, которые я провела в заточении, показались мне бесконечными. Но самое главное заключалось в том, что столь долгой разлуки с Джереми у меня не было со времени нашего отъезда на Карибы.

— Господи, как я рада, что ты здесь! — воскликнула я, кидаясь к нему на шею.

— Не выражай столь бурную радость по поводу встречи с насмерть перепуганными родителями, — проворчала моя мама. — Я, между прочим, из-за тебя полночи глаз не смыкала.

— Ой, извини, мамулькин! — Я обняла и расцеловала маму, а потом и папу.

— Что стряслось? — нетерпеливо накинулся на меня Джереми. — Нам сказали, что ты на кого-то напала. Изувечить пыталась. Но ведь это вранье, да? Успокой меня, Эли! Обвинение с тебя снято?

Я уныло помотала головой.

— Как, это правда?

— Не совсем, — ответила я. — Но обвинение с меня пока не сняли. На следующей неделе мне придется сюда зайти. Меня только под залог выпустили.

— Мою дочь выпустили под залог?! — визгливо закричала мама, театрально хватаясь за голову. — Словно какую-то закоренелую преступницу?!

— Я не преступница, мама, — терпеливо сказала я. — И ты это отлично знаешь. Это просто нелепое недоразумение. Мистер Уогстаф божится, что все уладит.

— Но на кого же, по их мнению, ты напала? — спросил отец.

— На Дэвида. Я имею в виду Дэвида Уитворта.

— На Дэвида! — изумился папа. — Но ведь он здоровенный парень! Тебе ли с ним тягаться?

— Скажем так: я попыталась поразить его ахиллесову пяту, — сказала я, с трудом удерживаясь от улыбки. Фраза прозвучала довольно двусмысленно.

Дома меня сразу облепили младшие сестрицы. Причем впервые в жизни не для того, чтобы выклянчивать у меня сувениры из беспошлинного магазина в аэропорту, как случалось всякий раз, стоило мне вернуться из-за границы. У них даже хватило такта не обыскивать мои чемоданы в поисках подходящих маек. Более того, оказалось, что на уроках прикладного мастерства Джо освоила искусство штамповки — она преподнесла мне майку с собственноручно нанесенным рисунком.

— Ткань еще не совсем просохла, — поведала Джо, протягивая мне подарок. — Я принялась за работу, как только узнала от мамы, что тебя посадили. Я просто не рассчитывала, что тебя выпустят так быстро, а то майка успела бы высохнуть.

— Спасибо, — прошептала я, растроганная до глубины души. Затем развернула подарок и прочитала броский лозунг, выведенный огромными аляповатыми буквами: «СВАБОДУ ЭЛИ ХАРРИС!» Интересно, подумала я, случайно она ошиблась или просто решила таким образом привлечь повышенное внимание к моей незавидной участи?

— Я хотела для всей нашей семьи таких наштамповать, — добавила Джо. — Но теперь, раз уж тебя освободили, этого, наверное, не стоит делать.

— Меня только под залог выпустили, — утешила ее я. — Так что борьба еще не закончена.

— Мою дочь — и под залог выпустили! — возопила мама.

— Потерпи, золотце, — вставил Джереми. — Теперь не долго осталось. Мы наймем лучших в стране адвокатов, и с этим постыдным фарсом будет раз и навсегда покончено. До суда дело не дойдет.

— Мы не можем себе позволить нанять лучших адвокатов, — вздохнула я. — Боюсь, даже дальнейшие услуги мистера Уогстафа нам не по карману.

— Надеюсь, речь идет не о том Уогстафе, который работает в фирме «Уогстаф и Чайверс»?! — с непритворным испугом воскликнула Джейн. — Если это он, то пиши пропало. Мои знакомые однажды прибегли к его услугам, чтобы сменить жилье, так он ухитрился перепутать дома, и сделка сорвалась. Вы не поверите, но за свою промашку он еще содрал с них астрономический гонорар!

— Этого мне только не хватало! — простонала я. Собственные перспективы рисовались мне во все более мрачных тонах. Машинально я приняла чашку чаю и тарелку с бисквитными пирожными, которые сочувствующие совали мне с разных сторон.

— Давай лучше вспомним о хорошем, золотце, — затараторил Джереми. — Ведь еще вчера, возвращаясь, мы были на седьмом небе от счастья.

Я посмотрела на него. Глаза Джереми сияли.

— Это верно, — согласилась я, кивая. — Так и было.

— Мы собирались отпраздновать некое важное событие, и в этом смысле ничего не изменилось.

— Ты хочешь сказать…

— Да. По-моему, пора сообщить о нашем решении всему белому свету. Может, тогда мы все сегодня будем крепче спать.

— Скажи сам, — прошептала я.

— Нет, давай скажем хором, — предложил Джереми.

Мы вздохнули и, досчитав до трех, продекламировали в унисон:

— Мы помолвлены и хотим пожениться.

Мама лишь смотрела на нас и недоуменно хлопала ресницами.

— Я сделал вашей дочери предложение, — пояснил Джереми и для пущей убедительности взял меня за руку.

— Ах вот как! — Мамино лицо вдруг сморщилось, а из глаз ручьем хлынули слезы.

Чего-чего, а этого я никак не ожидала.

— Мамочка, — увещевающе заговорила я, нежно обнимая ее за плечи, — порадуйся за нас. Мы любим друг друга и собираемся стать мужем и женой. Разве это не прекрасно?

Она кивнула и шумно высморкалась.

— Да, доченька, это, конечно, замечательно, но просто… слишком неожиданно. И потом, столько вдруг на нас свалилось. Пожалуй, мне лучше пилюли принять. Джон, отведи меня наверх, — обратилась она к моему отцу.

— Ну а ты, папулькин? — спросила я. — Ты рад за нас?

Он кивнул, но от комментариев воздержался. Лишь торжественно потряс руку Джереми и проводил маму в спальню.

— Да, радости столько, как от копченой свинины на еврейских поминках, — пробурчала я. — Как считаешь, Джо?

Джо не ответила: она сосредоточенно рылась в моих чемоданах. Выудив яркий саронг, расшитый узорами в виде тропических рыб, она издала восхищенное восклицание и приложила его к своей груди:

— Ах, какая прелесть! И как раз по мне.

— Не цапай! — Я отобрала у нее саронг. — Это я для Эммы купила. А тебе я вот что привезла. — Я указала ей на тенниску с эмблемой «Санта-Бониты».

— Спасибо… — разочарованно поблагодарила Джо.

— Если рисунок не нравится, можешь нанести поверх что-нибудь свое, — посоветовала я.

Джо выхватила из моих рук тенниску и, ворча, отправилась восвояси.

— Настоящий праздник, да? — ядовито обратилась я к Джереми. — Интересно, твоя мама тоже так обрадуется?

— Она будет счастлива, — заверил меня Джереми.

— А когда мы ее осчастливим?

Джереми замялся.

— Давай чуть-чуть подождем, золотце, — предложил он наконец. — Пока не прояснится ситуация с твоим нелепым обвинением. Просто я знаю свою родительницу. Если на нее сразу обрушить столько новостей, она одними пилюлями не обойдется. Она у меня слишком чувствительная особа.

— По-моему, все мамы такие, — с сочувствием кивнула я.

— Впрочем, это не имеет значения, — сказал Джереми. — Главное, что мы с тобой друг у друга есть. И мы счастливы вместе. Но только, Эли, после всего случившегося я должен знать правду о том, что у вас вышло с Дэвидом Уитвортом на самом деле. Всю правду, какой бы она ни была.

— Что, ты допрос репетируешь? — попробовала отшутиться я.

— Нет, Эли, — серьезно ответил Джереми. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Меня не устраивают крохи, которыми ты угощаешь адвоката. Я должен знать все. Я хочу понять, что нас ждет.

— Ну что ж, будь по-твоему, — неохотно согласилась я, понимая, что шагаю в пропасть. — Тогда слушай.

— Я полностью на твоей стороне. Эли! — с горячностью заявил Джереми, когда я поведала ему свою грустную историю. Правда, кое о чем я все-таки умолчала. В самом конце, устыдившись, я опустила сцену с втиранием «жгучки» и соврала, что в пылу ссоры просто лягнула Дэвида по яйцам. Отчего-то у меня душа не лежала к тому, чтобы рассказывать Джереми эротические подробности о том. как я намазывала «Огненным перчиком» детородный орган Дэвида.

— Как я счастлива с тобой! — благодарно проворковала я, прижимаясь к нему.

— Не бойся, Эли, мы прорвемся, — уверенно произнес Джереми. — А Дэвид — круглый болван. В Англии минуты не проходит, чтобы кому-нибудь по яйцам не вмазали. Представляешь, что было бы, вздумай каждый пострадавший обращаться в суд?

— Но ведь не у всех братья служат в полиции, — напомнила я. — Джереми, так ты правда на моей стороне?

Он кивнул:

— Целиком и полностью.

— Просто не представляю, что бы я без тебя делала! — воскликнула я.

— Боюсь, тебе придется немного поскучать, — вдруг сказал Джереми. — Сегодня днем мне позвонили из компании. Похоже, без меня в Варшаве все разваливается. Я должен немедленно лететь в Польшу.

У меня оборвалось сердце.

— Как? — только и пролепетала я. — Прямо сейчас?

— Завтра утром.

А мне, дурехе, еще казалось, что за ночь я все слезы выплакала!