Сердце Джорджа забилось от предчувствия.
— Письмо от батюшки! — сказал он, ломая печать и разрывая конверт.
Послание было очень коротким. И едва молодой человек прочел письмо, как на его лице появилось выражение радости.
Стоп находился в комнате. Глядя на господина, он с нетерпением и любопытством ждал объяснений.
— Мне кажется, если я не ошибаюсь, ваша светлость получила приятную новость! — вскричал он с почтительной фамильярностью слуги, которому многое доверяют.
— Ты не ошибся, мой добрый Стоп, — отвечал Джордж Малькольм, — я получил самую лучшую новость.
— Можно мне спросить у вашей светлости…
— Что обрадовало меня? Ты сейчас узнаешь и разделишь мою радость! Через несколько недель мы обнимем батюшку и брата…
— Сэр Джон и сэр Эдвард возвращаются в Англию? — с живостью спросил Стоп.
— Как раз наоборот, — улыбнулся Джордж, — мы сами поедем к ним.
Лицо Стопа сразу же помрачнело.
— В Ост–Индию? — пробормотал он.
— Да, в Бенарес… Нас ждет прекрасное путешествие.
Стоп молчал, опустив голову.
— Но мысль об этом путешествии не должна делать тебя грустным.
— Все это так неожиданно…
— Не правда ли, приятный сюрприз?
— О, конечно, ваша светлость; но нам так хорошо здесь жилось…
— Там нам будет еще лучше, потому что мы станем жить вместе с батюшкой и братом.
— Не смею противоречить вашей светлости, но ведь переезд туда долог и сопряжен с такими опасностями… Да и кораблекрушения не так уж редки.
Джордж, строго взглянув на лакея, сказал:
— Если ты боишься ехать со мной, можешь спокойно оставаться здесь! Я не хочу, чтобы моим товарищем оказался человек, боящийся опасности и преданность которого ослабевает, как только приходит время оказать ее.
— Ваша светлость прекрасно знает, что я последую за вами куда угодно, — возразил Стоп, делая над собой героическое усилие, — чтобы не расставаться с вами, я готов стать под дуло пушки… Что же касается морской болезни, то я вынесу ее, черт возьми!
— Вот теперь я узнаю тебя, мой добрый Стоп!
— Когда мы отправимся в дорогу, ваша светлость?
— С первым кораблем, отплывающим в Калькутту. Я сейчас же пошлю письмо в Лондон за справками, а с завтрашнего дня начнем собираться в дорогу.
— Мои сборы будут коротки! — прошептал с глубокой покорностью Стоп, выходя из комнаты, чтобы объявить остальным слугам о предстоящем скором отъезде таких важных личностей, как сэр Джордж и он.
Вот что содержалось в послании отца к Джорджу Малькольму:
«Пришло, наконец, время, милый мальчик, исполнить твое желание и согласиться на твой приезд в Индию. Советую тебе не пропустить корабль компании; я сгораю от нетерпения обнять тебя. Ты мне крайне необходим… Уже давно я принялся за таинственное, священное дело. Я хочу привести в исполнение опасное намерение, известное только мне одному. Я приближаюсь к цели, по крайней мере, так думаю и надеюсь, но меня окружают многие трудности, невидимые враги, каждую минуту я могу погибнуть от неизвестной руки. После смерти все проделанное мной может погибнуть… Этого не должно случиться. Твой брат Эдвард слишком молод, чтобы заменить меня в случае необходимости. Из тебя же я хочу сделать преемника, вложив в твои руки окончание гигантского дела. После нас древнее имя Малькольма не умрет, потому что мы выполним великое дело и, может быть, упрочим владычество английской короны в Индии…
Сделав тебе это признание, ты понимаешь, с каким нетерпением я ожидаю тебя. Каждый шаг, сделанный мной вперед, увеличивает опасность над моей головой… Итак, приезжай, сын мой, приезжай скорее, мой милый Джордж!
С того времени, как твой приезд стал возможным, молодой индус по имени Казиль, признательный и преданный мне за то, что я спас ему жизнь, будет ждать тебя в Калькутте с паланкином и носильщиками. Он умен, неутомим и сумеет узнать тебя среди пассажиров английского корабля. Он будет твоим проводником; короче говоря, можешь во всем положиться на него.
До скорого свидания, мой Джордж. Все тебе кланяются; наши сердца бьются при мысли, что через несколько недель мы обнимем тебя.
Ожидающий и любящий тебя отец Джон Малькольм».
Спустя неделю после получения письма Джордж и Стоп на великолепном корабле «Король Дагоберт» отправились в Калькутту. Переезд прошел благополучно, если не считать морской болезни, в течение всего времени путешествия мучавшей несчастного лакея.
Не успел корабль стать на якорь, как Казиль был уже на корабле и сразу узнал Джорджа. Последний пожелал два дня отдохнуть в Калькутте, а Казиль, воспользовавшись остановкой, послал в Бенарес индуса сообщить сэру Джону о скором приезде сына.
На третий день сэр Джордж сел в паланкин, караван запасся провизией, Стоп приобрел для себя лошадь с длинной гривой и путешественники двинулись в путь.
Остальное уже известно читателям. Мы говорили о странном приключении на горе Беома, в развалинах пагоды Шивы, где таинственный дворец и незнакомка в черной маске ворвались в жизнь молодого англичанина.
Мы исполнили важную часть нашей задачи. Теперь читатели хорошо знают некоторых действующих лиц, и нам остается только идти вперед.
* * *
Комнаты сэра Джона Малькольма, расположенные в нижнем этаже веранды, состояли из передней, большого рабочего кабинета и спальни. В кабинете, обтянутом индийской материей удивительной работы, вдоль стен размещались шкафы с сочинениями знаменитейших авторов; большая конторка, привезенная из Англии, стояла у окна, заполненная связками бумаг.
Другой угол комнаты занимали охотничьи ружья, прекрасные шпаги, дамские кинжалы и пистолеты, которые не могли не очаровать взор любителя.
Два окна, почти всегда открытые и защищенные от солнца китайскими шторами, придавали кабинету веселый вид. В этом кабинете мы и встречаем сэра Джона Малькольма и его сына Джорджа на другой день после приезда в Бенарес.
Судья сидел перед конторкой, облокотившись на руку, в тот момент, когда Джордж вошел к нему.
Услышав шаги, сэр Джон поднял голову и, повернувшись, улыбкой встретил сына.
Молодой человек, подвинув кресло к конторке, сказал:
— Не хотите ли поговорить со мной, батюшка?
— Хочу ли я? Еще бы!
— Мы поговорим о вашем письме.
— О письме? — повторил Джон Малькольм.
— Да, о письме, которое сильно заинтересовало меня и быстрее заставило покинуть Англию. В этом письме, как вы, наверное, помните, говорилось об опасности и славе. Эти две вещи, не хочу скрывать от вас, — с улыбкой прибавил Джордж, — вызывают у меня волнение. В ваших словах заключалась возбуждающая тайна, странная загадка, при мысли о которой я в течение всего путешествия из Дувра в Калькутту трясся в лихорадке.
— И ты хочешь немедленно получить ответы на все вопросы? — спросил сэр Джон Малькольм.
— Это вполне естественно.
— О! Даже очень естественно! Я ожидал с твоей стороны нетерпения и, признаюсь, был бы неприятно поражен, если бы увидел тебя холодным и равнодушным…
— Вам, батюшка, нечего бояться моего равнодушия. Я жажду узнать тайну, и вам остается только открыть ее. Говорите же, говорите, я жду!
— К сожалению, милый мальчик, придется еще немного подождать, — сказал Джон Малькольм.
— Ждать!? — повторил с разочарованием Джордж.
— Да, нужно вооружиться терпением, потому что сегодня твое любопытство не будет удовлетворено.
— Но почему?
— Из–за самолюбия автора…
— Что вы хотите этим сказать?
— Вот что. Точно так же, как писатель, сочинив роман или пьесу, не решается отдать их на суд публики, не исправив сначала слабых мест, так и я не хочу сообщать о своем деле, не соединив всех деталей в единое целое.
— Как! — вскричал Джордж. — Такое кокетство перед своим сыном!
— Почему бы и нет. Сын, слушая меня, станет моим судьей, а я хочу его одобрения.
— Но вы же знаете, что заранее уже получили его! Все сделанное вами должно быть прекрасным!
— В тебе говорит сердце, но мне нужно не сыновнее восхищение, а разумное одобрение. Поэтому–то я откладываю свою исповедь…
— Но, батюшка, вы же не думали так, когда писали письмо?
— Правда.
— Почему же ваше решение изменилось?
— Потому что с того времени как я отправил письмо, я намного продвинулся вперед. Секрет, отыскиваемый мной и часто обманывавший меня в тот момент, когда я уже держал его в руках, не вырвется на этот раз. Секрет этот открыт; я убежден в успехе и торжестве своего дела. Я приближаюсь к цели!
В тот момент, когда сэр Джон говорил эти слова, необыкновенное возбуждение заставляло дрожать его голос, а широкий лоб, казалось, окружал ореол.
— С тобой, дитя мое, я разделю славу, — продолжал он. — Но последнюю попытку, последний шаг я оставляю за собой.
— То есть вы хотите избавить меня от опасности?
Судья обнял белокурую голову сына.
— О, будь спокоен, милое дитя! — возразил он. — Когда я, подобно Архимеду, буду в состоянии воскликнуть: «Эврика!», еще не все будет кончено. Обещаю тебе опасности, которые заставили бы побледнеть от зависти и рыцарей Круглого стола!
— Хорошо, батюшка!
— Доволен ли ты?
— По крайней мере, немного утешился.
— И будешь терпеливо ждать?
— Да, если это необходимо. Надеюсь, что ожидание продлится недолго.
— Обещаю долго не мучить тебя. Прошу один месяц, начиная с сегодняшнего дня.
— И через месяц вы все мне расскажете?
— Да.
— Все подробности?
— Клянусь.
— Даже если ваши надежды на успех не осуществятся?
— Да.
— Хорошо, батюшка. Я согласен. Ровно через месяц я скажу вам: я пришел выслушать вас!