Месть в коричневой бумаге

Глава 18

Когда я вышел из лифта, прием был в разгаре. Золотистый ковер, плотный, упругий. Кондиционеры усердствуют, поглощая избыток табачного дыма и испарения человеческих тел. Гул, жужжание десятков одновременно звучащих голосов. За стойкой бара, установленной во впечатляющем приемном зале “Девелопмент анлимитед”, двое мужчин в красных пиджаках. Официантки лавируют, тщательно прокладывая себе путь сквозь толпу, балансируя подносами с коктейлями и закусками. В каждый экзотический деликатес воткнута зубочистка. Девушка в золотом мини, золотой ковбойской шляпе, с золотой гитарой расхаживает с застывшей улыбкой, научившись сохранять ее во время пения.

Поднимаясь один в лифте, я рассматривал себя в зеркале. Лицо какое-то помятое, не соответствующее. Для соответствия разгладил его пальцами. Один глаз вроде бы больше и ярче другого, чего я никогда раньше не замечал. Легкий пиджак достаточно темный, так что следов пота не видно. Но это был нервный пот – ледяной. Я не только ощущал собственный лошадиный запах, но и чувствовал, что, если мальчик с конюшни не выведет меня перед стойлами, а потом не разотрет, я отброшу копыта.

Гости принадлежали к деловым и инвестиционным кругам – преуспевающие мужчины Форт-Кортни со своими женщинами. Профессионалы, производители, банкиры, торговцы, подрядчики, торговцы недвижимостью, брокеры. Сорок, пятьдесят, шестьдесят. Звучные голоса выражают уверенность, оптимизм, ничтожные убытки, прирост капитала. У многих женщин острый вопрошающий взгляд, оценивающий прическу, одежду, манеры друзей и знакомых, проверяющий, кто с кем пришел.

Можно с легкостью отличить служащих офиса. Они моложе, напряженнее, тратят больше усилий, чтобы казаться общительными и приятными. Я для прикрытия получил в баре выпивку и направился через, видимо, самую длинную часть помещения, через пенал, который скоро заполнят девушки, архивные шкафы, столы, копировальные аппараты, электронные счетные машины.

Бидди Пирсон оказалась в небольшой оживленно беседовавшей компании в дальнем конце зала. Я пробрался к ней мимо других занятых разговорами групп. На ней был бирюзовый костюмчик – маленький пиджачок и короткая юбка. Слева от плеча до бедра пиджак и юбка застегнуты на пять больших старомодных пряжек, три на пиджаке, две на юбке. Чулки декоративной вязки из плотной белой пряжи, с такими же крупными ячейками, как стандартный рыболовецкий трал.

Заметив меня, она явно обрадовалась, что мне польстило, адресовала приглашающий взмах, представила Джеку и Элен таким-то, Уорду и Элли вот этаким. Я постарался развернуться и отгородить ее от компании, чтобы та рассосалась. Я не доверял собственному голосу. Боялся захрипеть. Но вопрос вышел вполне пристойно:

– Как дела?

– Замечательно! Том ужасно доволен. Согласитесь, декоратор проделал сказочную работу.

– Очень мило.

– Мори ведет себя просто прелестно! Кажется, понимает всю важность события, правда. И держится вполне изящно. – Она приподнялась на цыпочках, задрала голову, высматривая Морин.

Что ж, притворись, будто видел ее, перемолвился мимоходом.

– Выглядит в самом деле очаровательно. Ей идет этот цвет.

– А! Вы ее уже видели?

– Да. Внизу, в вестибюле.

Бидди была занята поисками, поэтому до нее дошло далеко не сразу. Она повернулась ко мне:

– Что? Где?

– Внизу, в вестибюле.

– Когда?

– Не знаю. Я всего только выпить успел. Должно быть, минут пять назад… Я выходил из лифта, она заходила. Пальцы стиснулись у меня на запястье.

– Одна?

– Да.

– Боже мой, Тревис, почему вы не остановили ее и не привели сюда?

– Слушайте, Бидди, она прекрасно выглядела. Сказала, чтоб я поднимался, присоединялся к гостям. Сказала, должна что-то взять из машины. Обещала сейчас же вернуться. Неужели надо было хватать ее, тащить сюда с визгом и дракой?

– Ох, она ведь ужасно хитрая! Ну, тогда и черт с ней. Именно в тот момент, когда все так хорошо… Том сомневался, стоит ли ее везти. Она казалась такой.., собранной. Извините. Лучше пойду найду Тома. Я-то думала, она с ним… А он, наверно, думает, что она со мной. Ему станет плохо, совсем плохо…

Я разобрался в окнах, сориентировался и пошел по широкому коридору, который вел мимо небольших кабинетов. Мимо меня туда-сюда двигались толпы, кто-то из служащих “Девелопмент анлимитед” водил экскурсии. Завернув за угол, я вошел в кабинет, выглянул, сообразил, что нахожусь не более чем в пятнадцати футах от стены, выходящей на улицу, – слишком близко. Снова свернул за угол, предположил, что в нужном мне кабинете дверь должна быть закрыта. Почти все были открыты для осмотра.

Совсем маленькая рыжеволосая женщина, семенившая мимо, остановилась, уставилась на меня. Вся в зеленом, с кучей бриллиантов, с широкой улыбкой прямо с рекламы мартини.

– Привет, дорогой! Вы какой-нибудь новый инженер? Я – Джоэни Мейс, дальше по коридору.

– Привет, Джоэни Мейс. Я не инженер. Я таинственный гость.

– С неприлично пустым бокалом? Ужас! Стойте на месте, таинственный гость. Не двигайтесь. Не дышите. Я вас обслужу.

И засеменила прочь. Моя сторона коридора была пуста. Слышались приближающиеся голоса. Я открыл дверь, шагнул в маленький кабинет. Свет не горел. Закрыв дверь, увидел, что он завален картонными папками с бланками и подсобными материалами. Пробрался к окну – центральная створка крепко закрыта, узкие с обеих сторон приоткрыты вовнутрь дюймов на восемнадцать и держатся на защелке. Высотой они были в пять футов, и еще фут от пола. Окно слева открыто. Я высунулся и посмотрел вниз – оно. Закрыл его, натянув рукава пиджака на ладони, нажал на ручку, пока она полностью не защелкнулась. Повернувшись, наступил на что-то мягкое. На ощупь можно догадаться, что это маленькая кожаная вечерняя сумочка. Я сунул ее под рубашку, затянув ремень еще на одну дырочку.

Осторожно, на дюйм, приоткрыл дверь. Приближалась погруженная в разговор группа. Когда она прошла, я улучил момент, вышел, возможно с излишней небрежностью, но вокруг не было никого, кто освистал бы плохую игру. Прислонился к стене в коридоре. Миссис Мейс несла выпивку, торопилась, высоко держа бокал, гордясь своим достижением. Мартини был чрезвычайно поганый. Я рассыпался в экстравагантных благодарностях. Она объявила, что я должен прийти в воскресенье поплавать в ее бассейне. Соберется компания пловцов. Выпьем несколько галлонов шампанского. Вкуснейшего. Ну конечно.

Плетясь следом за группой, мы попали в конце концов в большой зал. Бидди быстро подошла, отвела меня в сторону. Вид у нее был решительный и сердитый.

– Трев, я не оповестила Тома и не собираюсь. Раньше или позже он обнаружит исчезновение, этого будет вполне достаточно. Я просто не позволю своей сестре портить ему прекрасный день. Она и так достаточно напортила. Не окажете ли по своей доброте совершенно особое одолжение?

– Разумеется.

– Идите вниз и начинайте проверять каждый бар, какой отыщете. Их тут немало в районе трех-четырех кварталах. Если найдете ее в не совсем плохой форме, пожалуйста, приведите назад. Если в плохой, побудьте с ней, посадите в фургон, который стоит там внизу. Номер…

– Я знаю машину.

– Огромное спасибо! Бедный Трев! Вечно оказывает дурацкие услуги жуткой семейке Пирсонов. И послушайте, дорогой, никогда даже не намекайте Тому, что я знала о ее уходе. Он убьет меня. Посчитает, что я должна была ему сразу сказать. Но пропади все пропадом.., и.., еще раз спасибо.

Я начал медленный путь через толпы гостей. Пришлось пройти мимо компании, которая застыла в уважительном внимании, слушая Тома Пайка. Он стоял – высокий, энергичный, смуглый, красивый, чуть-чуть сутулый, чуть-чуть простоватый, чубастый, слегка ко всем снисходительный – и низким, звучным, прекрасным голосом изрекал:

– ..ответ даст возможность создания рабочих мест в центральных городских районах, если мы намерены продолжить создание жизнеспособной экономической базы в центре Форт-Кортни. Вкладом нашей компании в это прекрасное здание будет – если у всех у нас хватит смелости и дальновидности – закрытый торговый центр. Он займет тот небольшой квартал на Принсесс-стрит. Обновление города поможет избавиться от устаревших складов, освободить улицы в центре города, и я не вижу причин, которые помешали бы нам…

Рядом со мной кучка разодетых леди восторженно вздыхала над чем-то только что до смерти их поразившим и ускользнувшим от прочих потенциальных инвесторов.

Я спускался вниз в лифте с молчаливой супружеской парой. Она пристально смотрела в потолок небольшой кабины, чопорно поджав губы, насупив брови. Он уставился в синий коврик под ногами, стиснув зубы и мрачно задумавшись. Когда мы шли к стоянке, она, не принимая в расчет, что я близко, проговорила глухим равнодушным тоном:

– Почему бы тебе, дорогой, не позволить мне ехать домой в одиночестве? Сам же можешь вернуться и сколько угодно лапать вульгарную задницу Глории. Ей, должно быть, недостает знаков внимания.

Он не ответил. Я подошел к своей машине, отпер, сел и так крепко вцепился в руль, что захрустели костяшки пальцев. Так плотно зажмурился, что увидел взлетающие ракеты и огненные кольца. Выпадают маленькие удачи, ибо противникам всегда везет попеременно, а когда долго ведешь игру, постигаешь шансы на выигрыш и проигрыш. Бидди мне помогла. Я этого не ожидал. Я ожидал, что она ему скажет, как Макги видел Морин, вышедшую другой дорогой, не той, о которой он точно знал, и он ринется на меня, подойдет поближе, можно будет увидеть, что он собой представляет. Но вышло даже лучше.

Теперь надо найти Стейнгера, да поскорее.

Стейнгера я нашел только в четверть десятого. Объявил ему: если все сразу же будет записано, в дальнейшем сбережем массу времени и кучу вопросов.

– Вид у вас странный, – заметил он. – Вроде как бы испуганный.

– Такой уж день выдался, Эл.

– В чем, вообще, дело?

– Сперва организуйте запись.

– Ладно, ладно!

И он, оставив Наденбаргера посреди дороги курсировать самостоятельно, поехал со мной в моей машине в полицейское управление. Я сказал, что по возможности предпочел бы рассказывать в автомобиле. Он вернулся с обшарпанным старым магнитофоном и микрофоном размерами с зажигалку. Я отыскал ярко-белый знак въезда на шоссе 30, остановился в дальнем конце задом к ограде. Бесстрастная девушка долго подходила, чтобы принять заказ, долго ходила за двумя чашками кофе, пристраивала поднос к машине. Стейнгер проверил магнитофон. Он немного шипел, но не слишком. Головки следовало почистить и размагнитить.

Он перемотал пленку, включил запись, назвался, продиктовал дату и время, объявил, что записывает добровольное заявление Тревиса Макги в таком-то и таком-то месте, что это заявление имеет определенное отношение – пока неизвестно какое – к насильственной смерти мисс Пенни Верц от колотой раны и что упомянутая жертва была знакома с поименованным Макги. Вздохнул, передал мне микрофон.

Как только я начал, Стейнгер окаменел и выпучил на меня глаза. На протяжении повествования до того страстно хотел меня перебить, что совершал небольшие рывки и подскоки, но я не дал ему ни малейшей возможности. В один момент он скорчился, закрыв глаза руками, и послышался скрежет зубов. Я закончил, включил перемотку.

– Хотите, опять прокручу? Можете задавать вопросы.

– Нет, нет. Не сейчас. О Господи Иисусе, всеблагой и всемилостивый! Ах ты, гнусный, тупой подонок! Ох, и как мне могло взбрести в голову, что у тебя в мозгах есть хоть одна извилина! Надо было мне взять тебя, глупого гада, и закрыть за железной дверью. Господи Боже, у меня полночи уйдет только на изложение обвинений. И тебе хватило наглости, силы, идиотской.., настырности просить меня лезть за трупом в дурацкую дыру, заявить, будто нашел его в канаве, не позволять провести опознание, держать в морозильнике как Джейн Доу[17], Бог весть сколько времени… Нет! Черт возьми, Макги! Нет! – Крик был полон страдания.

– Почему вы не хотите спросить меня кое о чем? Может быть, после этого успокоитесь, Стейнгер. У вас вся ночь впереди, успеете забрать тело.

Он кивнул. Я включил магнитофон.

– Вы абсолютно уверены, что она была мертва?

– Она упала на бетон с высоты в сто двадцать футов.

– Хорошо! Вы отдавали себе отчет, что уничтожали возможные свидетельства преступления, прикасаясь к наружной и внутренней ручкам дверей кабинета, закрывая окно, забрав сумочку?

– Он наверняка не оставил ничего существенного. Я и тело передвигал. Выпрыгнула она, упала или ее столкнули – труп выглядел бы одинаково.

– Но чего вы хотели добиться? Я выключил микрофон.

– Эл, вы что, не хотите играть на моей стороне?

– Не могу! Это настолько из ряда вон…

– Кто может дать разрешение на попытку сыграть по-моему? Ваш босс?

– Старик Сэм Тепплер? Он рухнет замертво при одном намеке.

– Как насчет государственного прокурора вашего судебного округа, Гаффни?

– Гаффнер. Его зовут Бен Гаффнер.

– Есть какой-нибудь шанс получить его согласие? Прокуроры бывают разные. К какому он типу относится?

Эл Стейнгер вышел из машины, хлопнув дверцей, медленно обошел вокруг автомобиля, шаркая по асфальту ногами, поддергивая брюки, потирая шею. Подошел, посмотрел на меня поверх прицепленного к дверце подноса.

– Гаффнер работает четвертый срок. Пользуется дьявольским уважением. Но никто с ним не сблизился. Любит наказывать, никому не дает спуску. В курсе всех дел. В игрушки не играет, выстраивает свои дела точно каменные стены в старые времена. Могу сказать только.., может и согласиться. Придется выложить ему всю историю, от начала и до конца. Он прямой, крутой, сам себе таким нравится. Но я с ужасом думаю, как мне ему объяснить, почему вы сейчас не за решеткой, Макги.

– Давайте попробуем.

Он пошел к телефонной будке на углу бензозаправки через хайвей, я наблюдал за ним в течение долгого разговора в освещенной кабине. По вялой походке на обратном пути нельзя было догадаться о полученном ответе.

Стейнгер сел рядом со мной, плотно закрыл дверцу.

– Он в пятидесяти пяти милях отсюда, в округе Лайм. Сказал, выезжает минут через десять. Захватит с собой пару сотрудников. Они ездят быстро. Откроют в суде какой-нибудь зал для слушаний. Там мы с ними и встретимся.

– Что вы ему сказали?

– Что один псих просит меня помочь спрятать тело жертвы убийства.

– А он что сказал?

– Спросил, зачем звоню. Я объяснил, что, возможно, у психа имеется неплохая идея. Он решил приехать послушать. Не думаю, что он купится.

– Стоит попытаться продать.

– Почему я вас не запер покрепче?

– Потому что в душе вы весьма славный малый.

Я помигал фарами, пришла девушка, забрала поднос, получила деньги. Стейнгер связался со своим офисом, сообщил, что сменяется чуть пораньше полуночи, и попросил диспетчеру оповестить Наденбаргера.

Мы подъехали к зданию суда. Он нашел ночного дежурного, попросил открыть небольшой зал рядом с судейскими кабинетами на втором этаже и велел ему встать у боковой двери со стороны стоянки в ожидании приезда мистера Гаффнера.

Трубки ламп дневного света осветили потертый красный ковер, стол под красное дерево, окруженный десятью стульями. В зале без окон воздух был застоявшимся, спертым. Стейнгер повозился с термостатом, что-то щелкнуло, повеяло прохладой. Мы принялись раскладывать на засаленной столешнице всякую всячину. Два пузырька с прописанными препаратами, один частично использованный. Жучок с двумя головками. Магнитофон, шнур которого воткнули теперь в розетку. Плоскую голубую сумочку в тон голубым туфлям-лодочкам, завернутым в бумагу вместе с мертвой женой Тома Пайка. Револьвер Холтона. Ломик, который оставил следы насильственного вторжения в раздвижные стеклянные двери и в стальной медицинский шкафчик.

Мы ждали Гаффнера. На губах Стейнгера играла слабая, усталая улыбка.