Месть в коричневой бумаге

Глава 20

Я проспал без помех до полудня. Дверь была на цепочке, снаружи на ручке висела табличка: “Не беспокоить”.

Проснувшись, первым делом припомнил, как примерно за час до рассвета меня привезли к новому зданию Пайка. Рядом со мной сидел Гаффнер, за нами в другой машине следовал Лозье.

Меня подстегивала мысль, что она все еще там, под металлической плитой служебного люка, проводит первые часы вечности в ожидании, прильнув к внутренней решетке, плотно упакованная, аккуратно перевязанная.

Хелена, я не очень-то хорошо справился. Я старался, но дело пошло слишком быстро. Славный Том протиснулся вместе с ней мимо ящиков в маленьком кабинете, наверно, запечатлел на лбу нежный прощальный поцелуй, открыл пошире окно и сказал: “Посмотри, дорогая, какой очаровательный будет внизу ресторан”. Она по плечи высунулась в окно. Быстрый толчок – коленом под выпяченный зад, рукой в спину. Рука ее бросила сумочку, чтобы за что-нибудь ухватиться, ухватилась только за вечернюю пустоту, и она полетела, медленно переворачиваясь, как кошка.

Я принял душ, побрился, ослабевший и равнодушный. Мне казалось, все кончено. Странное чувство. Никакого горячего, яростного стремления отомстить за медсестру, отомстить за высокую, прелестную, светловолосую Морин. Может быть, потому, что любое тяжелое для нас событие для Пайка никогда не имело бы никакого значения.

Это неодушевленный предмет. Сердце – пустой бумажный мешок. Глаза из искусственного стекла.

Только я направился к телефону, раздался решительный стук На вопрос через дверь, кто там, откликнулся Стейнгер. Я впустил его. Вид у него был странный. Он как бы вплыл в номер, точно напился до полного счастья. Но он не был пьян. Улыбка скупая, задумчивая. Взглянул на часы и уселся.

– У нас есть немножко свободного времени.

– У нас? Как мило.

– Я организовал прослушивание разговоров мистера Тома Пайка удачнее, чем ваших. Клочок бумаги на полу нашли?

– Лейтенант, вы меня огорчаете. Прослушивать члена собственной команды! Какой позор!

– В моей команде один человек – я сам. Много думал о вас всякого разного. Среди прочего, и о том, не темните ли вы, может, это Пайк заслал вас сюда по той или иной причине. Так что насчет бумажки на полу?

Я объяснил и спросил:

– Так почему же вы мне не сказали об этом вчера вечером?

– Хотел, чтобы вы все осколки собрали, тогда у нас было бы больше шансов убедить Гаффнера. Вы с ним здорово справились.

– Вы потратили на меня дорогую штуковину, Эл. Муниципальная собственность?

– Личная. На чужого не хотел тратить. Знал, что получу жучок обратно. Вы вполне могли подумать на Бруна. Но это был не он. В последний раз его видели чуть раньше полудня в понедельник. Приехал в банковскую и трастовую компанию Кортни, открыл свой депозитный сейф, породив у меня нехорошее ощущение, что собрался навсегда исчезнуть. Поэтому было весьма приятно узнать, что нам предстоит встретиться.

– Вы все время поглядываете на часы.

– Верно. Но еще полно времени. Хотите узнать, как я организовал прослушивание старины Тома?

– Ведь вы все равно расскажете.

– Ну конечно! Кому же еще я могу рассказать? Пошел прямо к парню, который случайно оказался старшим из шести братьев Пенни Верц и который случайно работает в телефонной компании “Сентрал Флорида белл”. Объявил, что нуждаюсь в небольшом незаконном содействии, и, знаете, мы первым делом отлично прослушали обе частные незарегистрированные линии Пайка. Разумеется, ничего, что можно было бы предъявить в суде.

– Разумеется.

– Господи, ну и утречко у него выдалось! Пришлось ведь подгонять всех, кто ищет жену-беглянку, уговаривать пожелавших забрать свои деньги из синдикатов и корпораций, так что, могу поспорить, старик Дэйв Брун не раз дозванивался, пока не пробился. Примерно в десять минут одиннадцатого все-таки дозвонился. Выложил тридцать пять центов за три минуты.

– Ну?

– Ну, слава Богу, на предложение Тома встретиться в обычном месте Дэйв ответил отказом. Избавил нас от больших трудов. Место выбрал сам Брун. В шести милях к юго-западу от города. Я только что оттуда вернулся, проверил там все, кое-что приготовил. Очень приятное место для встречи. Большой кусок пастбища. Раньше принадлежал старику Гловеру. Пайк вместе с кем-то еще какое-то время назад купил его, чтобы превратить в так называемое ранчетто. Два акра земли. Ближе к западной стороне ворота с барьером для скота, большое открытое пространство и всего один большой старый тенистый дуб прямо в центре, приблизительно в четверти мили от ближайшей ограды.

– Когда они встретятся?

– В два тридцать. Я оставил на посту Наденбаргера. Можно обойти кругом, пройти сзади кратчайшим путем. Меньше шансов наткнуться на одного из них.

– Похоже, вы необычайно довольны, мистер Стейнгер.

– Еще бы. Брун велел Пайку захватить большую сумму денег. Поторговались немножко. Пайк назвал абсолютный предел – тридцать тысяч. Брун согласен считать это лишь частью. Предупредил не выкидывать фокусов. Кругом пусто – мошки, жаворонки да канюки. Сойдутся под деревом, мило поговорят.

– А на дереве вы жучков понатыкали. Он помрачнел и скривился:

– Вы просто ничему не даете порадоваться, Макги. Я уже пожалел, что решил прихватить вас с собой для забавы.

– Очень жаль, что испортил вам удовольствие. Я еще ничего не ел. Время есть?

– Пятнадцать минут.

Стейнгер быстро, уверенно вел полицейский седан головоломным обходным путем по узким грязным дорогам. Наконец остановился в каком-то месте, ничем не отличавшемся от других, вышел, вытянул антенну рации.

– Лью, ты слышишь меня?

– Слышу, Эл. Пока ничего. Совсем. Слушай, захвати снадобье от комаров из машины.

– Ладно. Мы уже идем. Сообщи, если кто-то появится раньше нас.

Он сказал, что оставил Наденбаргера на посту с биноклем, карабином и приемно-передающим устройством, соединенным с установленным на дубе микрофоном, и не хочет бросать машину на дороге – вдруг Брун или Пайк решат объехать вокруг ранчо, проверить, все ли чисто. Нам пришлось пролезть под одной оградой и перелезть через другую. Было жарко и душно, но любой ветерок нес прохладу. На первый взгляд Стейнгер шагал вяло, но продвигался неожиданно быстро.

Вышли к грязной дороге, пересекли ее, перепрыгнули на другой стороне через лужу. Вслед за Стейнгером я вошел в купу небольших сосен, густых, высотой в восемь-десять футов. Он сделал мне знак пригнуться, и последний десяток футов до Наденбаргера мы преодолели ползком. Наденбаргер лежал на животе рядом с оградой, глядя в бинокль, оглянулся, с некоторым отвращением посмотрел на меня и доложил:

– Пока ничего, Эл. Может, все отменилось? Стейнгер проигнорировал этот вопрос и заметил, обращаясь ко мне:

– Как будто на трибуне у ринга. Нравится?

С трех сторон нас прикрывали сосны. Заглянув под нижний ряд проволоки, можно было увидеть большой дуб примерно в пятистах ярдов. Стейнгер указал на ворота:

– Пять минут третьего. Представление начинается. И в самом деле, вдали появился пыльный темно-зеленый “форд” двух-трехлетней давности. За ним тянулся длинный шлейф пыли. Вчерашний дождь быстро и полностью высох.

– Брун, – сказал Стейнгер.

Приближаясь к открытым воротам с перегораживающими дорогу скоту стальными барьерами, автомобиль замедлил ход, а проехав, прибавил скорость.

– Посмотрел, не явился ли Пайк раньше, – одобрительно прокомментировал Стейнгер, – а теперь объезжает вокруг. Мили четыре. Проследует вон по той грязной дороге за нами.

В ожидании оживали старые инстинкты, заученные привычки. Местность, прикрытие, маскировка, линия огня. Коричневая хвоя лиственницы подо мной издавала слабый аромат. От застоявшейся воды поблизости пахло болотом. Зудели насекомые, резко, пронзительно вскрикивали луговые жаворонки. Трава шуршала, клонилась под ветром. Послышался звук мотора, усилился, машина проехала позади нас, подпрыгивая и громыхая на кочках, начала удаляться. Тучи дорожной пыли на миг заслонили солнце.

Через несколько долгих минут мы увидели дальние отблески за ровным пастбищем – он проезжал по противоположной параллельной дороге, держась за зарослями пальм и сосен. В редких просветах поблескивали хромированные детали.

Вернувшись к воротам, автомобиль сбавил ход, въехал, проследовал через открытое пастбище по траве, выросшей на фут с лишним после того, как отсюда перевели скот, развернулся полукругом, переваливаясь и подскакивая, остановился футах в пятидесяти за одиноким дубом.

Как только из него вылез мужчина, Стейнгер рванулся, выхватывая бинокль у Лью Наденбаргера:

– Дурак чертов! Он осматривается, а у тебя солнце бьет прямо в линзы!

– Извини, Эл.

Мы следили за мужчиной, который медленно шел в тень дуба. Для меня пятьсот ярдов слишком далеко, так что впечатление было лишь самое общее. Маленький человечек, скупые, точные движения, волосы светлые, лицо смуглое, белая рубашка, брюки цвета хаки.

Показалось, будто он поднес к губам руку, и меня испугал сухой короткий кашель, неожиданно прозвучавший из передатчика, который стоял между Стейнгером и Наденбаргером на ровном месте в нескольких футах от небольшой бровки.

– Прямо там разговаривайте, – тихо умолял Стейнгер. – Прямо там. Ради Бога, не садитесь в машину. Нам надо, чтоб вы разговаривали прямо там…

Шли минуты. Потом вдалеке показалась машина, поднимавшая на большой скорости тучи пыли. Тормознула, свернула в ворота. Красный фургон “фолкон”. Когда я в последний раз видел его на ходу, в нем сидели дочери Хелены.

Фургон проехал тем же путем сквозь траву, каким двигался Брун. Описал вокруг дерева круг пошире в другом направлении, остановился с нашей стороны, но не загородил поле зрения.

Стейнгер опустил бинокль, отложил, включил старенький магнитофон, работавший сейчас на батарейках, подключил приемник, снова взглянул в бинокль и сообщил:

– У Дэйва в руках пистолет.

Из динамика с сильным резонансом раздался голос Бруна, кричавшего через залитое солнцем пространство:

– Может, выключишь мотор и выйдешь? Пайк находился слишком далеко от микрофона, ответа слышно не было.

– Беседуйте в тени, братцы, – заклинал Стейнгер. – Поговорите в тени под чудесным высоким деревом.

– Я хочу, чтоб ты как следует рассмотрел пистолет. Том! – кричал Брун. – И не выкидывай фокусов, пока кое-чего не услышишь. Если я не звякну сегодня в одно место, к государственному прокурору отправится со специальной доставкой письмо на восьми страницах. Я полночи его писал. А теперь брошу пистолет в свою машину, и можно будет поговорить о делах.

Следя за далекой сценой, мы увидели, как оба медленно направляются в тень большого дуба.

– Вот и прекрасно, – шепнул Стейнгер.

Голос Бруна звучал в динамике на удивление ясно и четко.

Тон спокойный.

– Отдаю тебе должное, Том. Здорово меня нагрел. Мне никогда даже в голову не приходило, будто в той бутылке не то, чем ты пичкал жену. Что это за чертовщина?

– В основном окись азота. По моим расчетам, должна была разъесть свинцовый колпачок приблизительно через двадцать четыре часа.

– Откуда ты мог точно знать, когда велел ее спрятать, что я поставлю бутылку в свой сейф?

– Я не знал. Если б ты ее туда не поставил, я нисколько бы не пострадал, правда?

– Зато был уверен, что я пострадаю. В сейфе все превратилось в вонючую грязную кашу. Бумаги, пленки, фотографии, чертовская куча наличных. Эта дрянь даже уголок сейфа проела. Женщина в банке прямо взбесилась из-за вони. Дело в том, Пайк, что погибла куча вещей, не имеющих ни малейшего отношения к нашим с тобой делам.

– Ты меня вынудил принять меры, Дэйв.

– Это еще почему?

– Слишком дорого обходился. Я не мог себе это позволить.

– Когда стояла очередь желающих отдать тебе свои сбережения?

– Ты отхватывал такие куски, что я даже не видел прибыли. А потом источник пересох. Пришлось выбивать у тебя рычаги управления.

– Ничего не вышло. У меня память хорошая. Я изложил кучу фактов в письме. Их можно проверить. Ты только себе осложнил жизнь, Пайк. Я ведь верну все деньги, сожженные этой чертовой кислотой, и начну с тридцати тысяч, которые тебе, черт возьми, стоило прихватить с собой.

– Дела чересчур осложнились. Я их не привез.

– Тогда я спущу воду, приятель, и смою тебя в унитаз.

– Я так не думаю.

– Почему же?

– Потому что ты только наполовину умный, Дэвид. Но достаточно, чтобы оценить сложившееся в данный момент положение. И продолжать на меня работать. Только снизив расценки.

– Черта с два!

– Будь ты умным, то так неожиданно не удрал бы. Я понял по твоему поведению, что уничтожил настоящие улики. Надо было меня убедить, будто у тебя по-прежнему на руках все козыри. Ну, письмо не письмо, а теперь у тебя лишь одно твое слово против моего. Кому поверят? Подумай. Может быть, с пленками Шермана и подписанным заявлением тебе удалось бы меня уничтожить. Теперь ты всего-навсего потенциальная неприятность. В знак полного доверия я привез три с половиной тысячи долларов. У тебя хватит ума понять, что я останусь неплохим источником дохода. Разумеется, не такого, как раньше. И ты согласишься.

– Ты уверен? Уверен, что я соглашусь получать там и сям небольшие куски?

– По сравнению с полным нулем, почему нет?

– Риск не окупится.

– Какой риск?

– Пусть я только наполовину умный, как ты говоришь. Но достаточно, чтобы предвидеть твой скорый конец. Тебя собираются сцапать, а когда сцапают, ты меня выставишь на обозрение.

– За что сцапают?

– За убийство людей. Может быть, с доктором Шерманом это был единственный выход. Но по-моему, тебе понравилось. Ты сказал, за убийство медсестры возьмут Дженис Холтон. Вышло все по-другому, а ты все равно полез без какой-то особой надобности. А в скором времени собрался устроить самоубийство жены, причем тоже с большим удовольствием. Потом еще кто-нибудь тебе помешает. Может, я. Нет, спасибо. Ты превратился в насекомое, Пайк. Я таких повидал, знаю, что с ними было. Может, при этом считаешь себя жутко важным.

– Моя несчастная жена вчера вечером выбросилась из окна двадцатого этажа, Дэвид.

– Что? Что за чертовщина! В газетах ничего не было…

– Уверяю тебя, она выпрыгнула в окно. Я слышал звук удара и точно знаю, никуда она не сбежала. Думал, рабочие найдут тело, но, похоже, оно исчезло.

– Что значит – исчезло, черт побери?

– Бидди сегодня призналась, что ее старый друг, мистер Макги, сообщил на приеме, будто видел выходившую в одиночестве Морин. Полагаю, ему известны условия трастовых фондов. Поэтому думаю, он со мной свяжется, чтобы продать небольшую информацию. Твоя следующая задача, Дэвид, – добраться до него первым и посмотреть, не удастся ли из него выжать всю эту историю бесплатно.

Брун молчал. Я с трудом ассоциировал раздающиеся из маленького динамика голоса с двоими мужчинами, стоявшими вдали под деревом на солнечном пастбище.

– Ах ты, жалкий проклятый дурак, – прошипел Брун.

– Совершенно необходимо поскорей разворачиваться, – невозмутимо продолжал Том Пайк. – Даже если бы он не вмешался, все равно траст закрыли бы и перевели основную сумму на имя Бриджит только через несколько месяцев.

– Кто-то украл тело, а по-твоему, это какое-то недоразумение. Дурак чертов!

– Нечего дергаться, Брун. Есть труп или нет, ни у кого все равно никаких доказательств.

– Неужели ты даже не понимаешь, что все кончено? Ну, доложу тебе, у меня есть лишь один способ выкрутиться, партнер.

Из динамика вдруг раздался напряженный вздох, изумленный выкрик. Далекие фигуры внезапно слились, закрутились. На таком расстоянии это казалось причудливым танцем. Фигура повыше взметнулась, качнулась, упала, послышался звук удара. Потом оба лежали, невидимые в траве. Потом встал Дэйв Брун, на секунду уставившись вниз. Стейнгер быстро опустил бинокль. Брун медленно повернулся кругом, оглядывая горизонт.

– Может, надо…

– Заткнись, Лью, – бросил Стейнгер.

Брун вышел из тени, направился по залитой солнцем траве к своей машине. Открыл багажник. Пошел назад. Стейнгер наставил на него бинокль.

– Моток веревки. Наверно, хочет его связать и увезти подальше.

– Да ведь если он уедет… – начал было Наденбаргер.

– Если бы я не мог с этой дистанции засадить пулю в мотор вот из этого карабина, Лью, то не стал бы рисковать.

Брун на какое-то время склонился над Томом Пайком, потом разогнулся, подхватив Пайка под мышки, протащил его футов пятнадцать. Бросил, побежал к дереву, подпрыгнул, схватился за ветку, быстро подтянулся, исчез в листве.

– Вот сукин сын! – сказал Стейнгер.

– Зачем он полез на дерево? – умоляюще спросил Лью.

– Взял с собой конец веревки. Догадайся.

Наденбаргер озадаченно призадумался. Я понял смысл и схему, а вскоре получил подтверждение: Том Пайк медленно сел в траве, неестественно наклонясь на бок.

Потом медленно встал на ноги.

– О Боже! – закричал Наденбаргер.

– Заткни свою проклятую глотку! – рявкнул Эл. Из динамика долетел странный звук, сдавленный, полузадушенный крик. Пайк пробежал несколько шагов в одну сторону, но был вынужден остановиться. Его потянуло обратно. Попытался рвануться в другую, не смог далеко отбежать.

– Сунул оба пальца в петлю на шее, чтобы не давила на горло, – сообщил Стейнгер, не отрывая глаз от бинокля.

– Брун! – прокричал низкий, надтреснутый, яростный голос. Пайк вроде бы бежал на месте, потом чуть сдвинулся. Вверх. И еще чуть-чуть. Бегущие ноги болтались в воздухе. Потом стал поворачиваться. Потом туфли оказались выше самых высоких стеблей травы.

Внезапно показался Дэйв Брун. Наденбаргер вскинул карабин, Стейнгер схватился за дуло, пригнул к земле. Брун вскочил в красный фургон, быстро развернулся, остановил рядом с висящим Пайком. Вылез, посмотрел на Пайка, побежал к своей машине.

– Пора! – скомандовал Эл Стейнгер.

Схватив карабин, он с изумившим меня проворством перескочил через ограду, а к тому времени, как мы с Наденбаргером перелезли, опережал нас на двадцать ярдов. Зеленый “форд” тронулся, набирая скорость, Стейнгер остановился, упал на одно колено, сделал четыре прицельных выстрела. После четвертого задний бампер взорвался бело-оранжевой вспышкой бензина, но автомобиль продолжал двигаться. Брун выбросился из передней дверцы, перекувырнулся в траве, вскочил, метнулся в угол дальнего края пастбища, но быстро замер на месте после пятого выстрела Стейнгера. Повернулся, поднял руки и медленно пошел к дереву. Машина остановилась в высокой траве, позвякивая, пламенея, чернея. Брун прибавил шаг, а потом побежал к дубу.

– Догони его, Лью. Схвати.

Лью продемонстрировал неплохой стиль, пустившись обманчиво ленивой прытью хорошего футболиста. Мы со Стейнгером направлялись к дереву. Он бежал трусцой, я было начал его обгонять, но он карабином преградил мне путь.

Таким образом, до красного фургона все добрались приблизительно одновременно. Наденбаргер не оставил Дэйву Бруну никаких шансов. Одной мясистой рукой захватил крюком шею, другой лапой заломил руку за спину.

Брун дергался вверх-вниз, хрипел, боролся, вопил:

– Сними его, Эл! Эй, Эл! Сними его!

Мы взглянули на Тома Пайка. Он медленно повернулся к нам. Кулаки были сжаты у шеи, пальцы вцепились в захлестнувшую горло веревку. Он смахивал на подтягивающегося спортсмена с почерневшим от усилий лицом.

Я видел, что его надо немедленно приподнять, поставить на крышу фургона, ослабить давление на горло. Сделал быстрый шаг, и Стейнгер ударил меня карабином в затылок. Удар был на редкость точным. Померк белый свет, хотя солнце сияло по-прежнему, колени ослабли, я рухнул на четвереньки, уткнувшись руками в торф, но все-таки не совсем отключился. Оглянулся на Эла, моргая, чтобы разогнать тьму и выступившие от боли слезы.

– Не уничтожай доказательств, приятель, – сказал он.

– Эл, не надо! – молил Брун. – Пожалуйста, ради Бога, не надо.

Наденбаргер крепко держал Бруна, смотрел, разинув рот, на Тома Пайка.

– Иисусе, – тихо пробормотал он. – Ох, Иисусе! Том Пайк продолжал тихо вращаться. Чуть приподнял левую ногу, согнув колено. Классические туфли, дорогие брюки, синие носки из какого-то блестящего дакрона. Нога снова обвисла.

– Разве он еще шевелится. Лью? – спокойно спросил Стейнгер.

– Ну.., вон та нога чуть дернулась.

– Это просто рефлекс, приятель. Вроде нервной посмертной судороги. Не имеет никакого значения.

– Ты меня убиваешь, Эл, – ныл Брун. – Ты же знаешь.

– Ты кругом виноват. Ты убил Тома Пайка, Дэйви.

– Жалкий ты тип, Эл. Проклятый ублюдок, Эл Стейнгер. Медленно, медленно Том Пайк повернулся лицом к нам. Он изменился. Исчезло напряжение в мышцах рук, пальцев. Просто вялые руки, прижатые петлей, пальцы, прильнувшие к горлу. Лицо налилось кровью, глаза уставились в бесконечность.

– Видишь теперь? Это была лишь нервная судорога, – ласково продолжал Эл.

– Правда, Эл. Он и впрямь мертвый,. – подтвердил Лью. Я поднялся, ощупывая свежую шишку на затылке.

– Как по-вашему, давно он умер, Макги? С учетом всего.

– Я бы сказал, что он умер к тому моменту, когда Брун стал отъезжать, Эл. С учетом всего.

– Думаю, нам не следует ни к чему прикасаться. Получим из лаборатории реконструкцию событий, совпадающую со свидетельством очевидцев.

Он отдал мне карабин, вынул из заднего кармана наручники, защелкнул один на запястье Бруна, велел Лью пригнуть его и защелкнул второй на противоположной лодыжке. Лью выпустил Бруна, а Стейнгер толкнул. Тот сел на траву, вздернув колени.

– Лью, иди к машине, подгони ее сюда. По пути вполне можешь остановиться, забрать наше барахло. Мы прямо тут обождем.

Последний раз взглянув на тело, Наденбаргер поспешил прочь.

Труп перестал вертеться. Стейнгер, глядя вдаль, вздохнул, сплюнул.

– Извините, пришлось вас ударить. Я взглянул в мутные темные глазки:

– Наверно, только так можно было остановить меня поскорее, Эл.

– Как вы?

– Только чуть-чуть тошнит.

– Забавно. Меня тоже.