Месяц как взрослая

4

Чемоданы были уложены, предотъездный беспорядок в квартире ликвидирован, «спокойной ночи» сказано, и мама с папой отправились в свою комнату.

Силле распахнула створки окна, забралась под одеяло. Приятное возбуждение не давало сомкнуть глаз. Завтра… Значит, завтра…

И тут же вспомнилось посещение отдела кадров. Силле пришлось поволноваться куда больше, чем тогда, когда она добивалась у мамы с папой разрешения пойти работать. Ведь во временной бригаде девочек все места могли быть заняты, и тогда делай что хочешь.

Было страшновато одной предпринимать этот самый важный в ее жизни шаг. Но у Нийды и Воотеле предстоял разговор с каким-то орнитологом.

Еще по дороге она мысленно приготовилась к серьезному разговору, который собиралась повести в отделе кадров, объясняя, почему она не пришла вместе со всеми. А что такого объяснения не избежать, это было столь же очевидно, как и то, что ей будут высказаны в ответ слова признательности.

Однако копавшийся в бумагах сухощавый мужчина обрезал ее на первой же фразе:

— Нужны еще три фасовщицы.

Он протянул руку и попросил паспорт.

Силле с гордостью подала паспорт, который у нее пока ни разу никто не требовал. Даже в кино. Кадровик взял паспорт с таким безразличием, будто это была давно прочитанная газета или какая-то бумажка на его столе. Небрежно, с треском перегнул книжицу, чтобы она держалась раскрытой, и что-то выписал оттуда. Затем, не глянув на Силле и не повернув головы, сказал, когда ей следует явиться на работу, и снова уткнулся в бумаги.

С неопределенными чувствами покинула Силле фабрику. Если уж работник отдела кадров, который, как говорили в школе, обязан внимательно выслушивать людей, обходится с тобой как с какой-то гаечкой, то что можно ожидать от фасовщиц, которые работают на машинах? Именно среди них придется ей теперь быть. Раньше, когда она приходила на фабрику, рядом с ней стоял руководитель производственной практики, ее опекал классный руководитель вместе со всей школой. А теперь…

Кто-то вышел из спальни. Шаги приближались. Тихонько открылась дверь в комнату Силле. Показался рукав полосатой отцовской пижамы. Затем просунулась голова с нависшими на лоб светлыми волосами.

— Не спишь? — шепотом спросил отец.

— Нет.

Он вошел и сел на край кушетки.

— Ну, как самочувствие?

— Странное, — ответила Силле. — Будто на носу экзамен по очень трудному и в то же время интересному предмету. Словно я все-все знаю и… не знаю тоже.

Отец встал, подошел к окну. Посмотрел на улицу и посоветовал на ночь окно непременно закрывать.

Силле уселась в постели.

— А почему?

— Одна остаешься, мало ли что может случиться. Бросят ради озорства что-нибудь в комнату… Испугаешься и… Надо тебе это…

Отец вернулся к кушетке и снова присел. Он казался очень грустным.

— Не забывай выключать газ.

— Что ты, пап! Я же не маленькая.

— Перед сном проверяй, заперта ли дверь.

Силле усмехнулась.

— И не пускай чужих!

Силле готова была рассмеяться. С трудом приняв серьезный вид и подражая голосу актера из воскресной передачи для малышей, она произнесла:

— Но маленький козлик не узнал злого волка…

Отец взъерошил большой пятерней ее волосы.

— Ах ты плутовка! Хочешь сказать, что все назидания лишни. В конце концов… человек прожил на свете шестнадцать лет — что-нибудь да усвоил.

Отец ушел, и Силле снова забралась под одеяло.

Вскоре дверь спальни опять скрипнула. Быстрыми шагами мама прошла на кухню, вернулась, и вот уже приоткрылась дверь в комнату Силле.

— Спишь? — также шепотом спросила мама. Она села на край постели, поправила одеяло и сказала: — Ты уж не забрасывай совсем свои карандаши и краски. И окно вечером всегда закрывай.

— Папа тоже только что велел…

— Да? — удивилась мама. — Я думала, что он был в ванной. Что он еще сказал?

— Чтобы я не забывала перекрывать газ…

— Ой! — вспомнила мама. — Ведь еще и газ!

И опять Силле готова была засмеяться — неужели она и в самом деле выглядит такой маленькой?

— А еще папа сказал, чтобы я каждый день мыла шею и уши и чтобы непричесанной не выходила из дома…

— Да? — засомневалась мама.

— И чтобы я по лестнице ходила прилично и не топала, и чтобы мороженым не застудила горло, и чтобы я… все-таки здоровалась с соседями и книксен делала, и чтобы я… чтобы…

Силле замолчала. Сразу как-то даже не припомнилось все, что требовала от нее в свое время бабушка.

— И чтобы ты не смеялась над заботой и беспокойством своих родителей, — тихо сказала мама.

Силле примиряюще погладила маму по щеке.

— Не сердись, мама. Но вы же смеетесь надо мной. Чтобы я не оставляла открытым газ… Шесть лет пользовалась газовой плитой и ни разу не отвернула вместо газового крана водяной. Если бы еще сказала: «Не вздумай ставить из первой получки магарыч!» Или напомнила о том, что когда остаешься одна, то неприлично приглашать домой ребят, что после десяти, а белыми ночами после половины одиннадцатого следует быть дома, чтобы я разумно тратила деньги…

— И это все я тоже хотела тебе сказать. — Мама нажала пальцем на кончик дочкиного носа: — Ну, мир? Ты и правда уже взрослая. И впрямь поверишь, что обойдешься без нас…