Месяц как взрослая

7

Первый рабочий день начался приятным сюрпризом.

Ни отцу, ни матери, даже подружке Нийде не осмелилась Силле признаться, что боится проспать. Тогда бы они ее дружно высмеяли: человек собирается остаться дома один, хочет ходить на работу, но нуждается в няньке, которая будила бы его по утрам. Будильника Силле никогда не слышала, хотя и оставляла в последнее время настежь свою дверь и приоткрывала дверь в родительскую комнату.

С тяжелым сердцем укладывалась Силле накануне своего первого рабочего дня. В какой-то момент она задержалась у телефона, собираясь попросить, чтобы Нийда утром позвонила ей. Но тут же с чувством неловкости отказалась от этого.

Она опрокинула возле кушетки таз, поставила на него ведро, полагая, что эти приспособления усилят звон стоявшего на донышке ведра будильника.

Завела будильник на семь часов. Закрывая глаза, подумала, что нужно подняться в половине седьмого: пусть лучше останется время, чем если его не хватит. Перевести стрелки часов она уже не успела — раньше сморил сон. Однако утром она проснулась ровно в полседьмого, и — просто чудо! — сама проснулась, без будильника.

Ее уверенность в себе поднялась прямо-таки до небес. Выходит, человек способен на большее, чем он думает. Даже без будильника он может утром проснуться. Да и такое ли великое дело — фасовочная машина. Напрасно она и Нийда, стирая белье, волновались, как они справятся с машиной. Во время производственной практики школьниц к фасовочным машинам не допускали — смотри со стороны и держи руки за спиной. Но сейчас, когда их уже оформили на фасовку, дело, конечно, другое.

Зачем паниковать! Вообще пора положить конец всяким детским страхам. Вроде вчерашнего страха перед Индреком — что ему сказать. Человек идет на работу — и все. Может, Индрек ничего и не спросил бы. Да и сейчас незачем ходить на цыпочках в собственном-то доме. Глупо ведь.

Силле начала даже утрированно громко топать, но в нижней квартире все оставалось тихо.

Наверное, спит молодой человек. А может, слышит сквозь сон, что опять шаги… Откроет глаза, вскочит, оденется и метнется, как шаровая молния, вверх по лестнице к ее двери. Ну и пусть идет! Если постучится, ему откроют и скажут: «Доброе утро!» Хотелось бы увидеть, какое у него будет лицо! Можно даже сказать, что приехала из Ялты попить кофе! Это еще лучше.

Силле сунула ноги в туфли и пошла на кухню. Вода уже шумела в кофейнике, сейчас закипит. Силле стояла в ожидании перед газовой плитой, напевая мотив шейка и раскачиваясь в такт, при этом громко отстукивая каблуками ритм.

— Соня, соня, просыпайся… — пела она и доставала ложкой из банки кофе.

Вдруг зазвенел звонок.

Хотя Силле была готова к нему, она все же вздрогнула. Кофе высыпался на пол, в замешательстве Силле сунула в рот ложку, закашлялась и кинулась в переднюю.

За дверью никого не было. Но звонок не переставая продолжал трещать.

Будильник!

Силле бросилась в комнату, схватила будильник, стоявший на «двойном усилителе», сунула его под подушку и, закашлявшись, повалилась на кушетку.

У фабричных ворот Силле подождала Нийду.

С любопытством разглядывала она шедших на работу людей. Смотрела на них совсем другими глазами, чем во время производственной практики.

Тогда была школьницей, думала она, а они уже владели звучными профессиями — варщиц начинки, глазировщиц, лаборанток, бригадиров, отливщиц ассорти, инженеров-технологов…

Тогда ты была здесь чужой и они улыбались тебе вежливо, дружески, как обычно улыбаются гостям приветливые хозяева. Случалось, и безразлично смотрели мимо тебя, кое-кто даже хмурил брови и считал, что болтаешься под ногами, мешаешься.

С сегодняшнего дня ты полноправный свой человек… коллега. Именно коллега. Коллега этого солидного в очках инженера-технолога и коллега той полной и жизнерадостной бригадирши в розовой кофте. «Здравствуйте! Да, иду на работу!» И заведующий шоколадным цехом: «Доброе утро!» — она тоже твой коллега. И тот молодой человек с пышной бородкой, в ярко-белой рубашке и костюме морской волны, словно бы сошедший с цветной обложки «Силуэта», — тоже коллега. И эта маленькая рыжеголовая девчонка, которая идет рядом с прославленной фасовщицей… Хотя нет: такая худенькая и лицо такое маленькое — уж она-то коллегой быть не может. Ей, наверное, едва исполнилось пятнадцать, во всяком случае, еще несовершеннолетняя. Наверное, дочка этой фасовщицы, провожает ее. Ну, проводи, проводи, деточка, и отправляйся домой или в магазин, если тебя мама пошлет. А я скоро буду вместе с твоей мамой работать. Может, даже будем сидеть рядом за машинами. Когда ты вырастешь и однажды придешь работать на фабрику, может, мне придется еще тебя учить. Кто знает! В жизни бывает всякое… Размышляя так, Силле почти усмехнулась, когда мимо нее проходила невысокая рыжеголовая девушка.

Но спустя несколько минут Силле была поражена: именно эта крохотулька указывала в раздевалке членам их временной бригады шкафчики, а когда все надели белые халаты и повязались белыми косынками, то сказала:

— Добро пожаловать! Уверена, что у нас все будет хорошо. Меня зовут Эндла Ку́рма. Если хотите, называйте меня просто Эндла. Я назначена вашим бригадиром.

— Что она сказала? — спросила Силле, обращаясь к Нийде, и ей показалось, что эта самая маленькая среди них девочка улыбнулась ей уголком рта: вот так, мол, в жизни всякое бывает.

Эндла Курма повела белую щебечущую стайку девочек через двор к другому крылу здания, потом вверх по лестнице и ввела в помещение клуба. Пианино было подвинуто к стене и накрыто чехлом. Через весь зал протянулись ряды застланных белой бумагой столов, которые были завалены коробками, ящиками, весами, бумагой…

Радостное щебетание перешло в разочарованный шепоток: значит, их не пустят в цех и за машины встать не доверят!

Но тут бригадир удивила их сообщением, что шоколадные конфеты укладывают в коробки вручную, разве они до сих пор не знали этого? Не обращая внимания на девчоночье неудовольствие, Эндла Курма пригласила их к столу полюбоваться новыми коробками.

— Раньше таких красивых коробок у нас не было, — сказала она. — Был проведен конкурс. Только вчера получили новые коробки. Посмотрите же, дети, разве это не красота!

Но Силле смотрела на бригадира. Преувеличенная восторженность в ее голосе напоминала Силле воспитательницу детского сада, которая любой ценой старалась вызвать внимание своих воспитанников. И видимо, Силле не единственная, на кого бригадир произвела такое же впечатление, потому что кто-то вполголоса сказал:

— Деточки, полюбуйтесь, какие они красивые! Малюточки-крошечки, посмотрите!

Бригадир кинула молниеносный взгляд, хотела отыскать говорившую, но лица у девочек были спокойно-невозмутимы.

— Хорошо! — Бригадир сразу сделалась серьезной. — Я рассажу вас по местам!

— А самим нам разве нельзя выбрать место? — удивилась Мерле.

— Ладно, вы оставайтесь тут! — разрешила Эндла Курма, коснувшись рукой плеча Мерле, и посадила рядом с ней полусонную Хи́йю.

Нийда и Силле получили места напротив, они сидели спиной к двери и могли видеть над головами Мерле и Хийе лишь побеленную стену.

Бригадир рассадила еще двух-трех девочек, остальные сами выбрали себе столы.

Эндла Курма посоветовала прежде всего привести в порядок рабочее место, разместить под рукой коробки, весы и все прочее и только после этого обещала показать, каким образом идет фасовка.

— А что нам фасовать? Конфет-то нет! — загудели девочки.

Выяснилось, что в бригаде числятся еще подносчики — два парня, которые будут доставлять им конфеты и все необходимое для работы.

— Боже мой! Два парня! — подчеркнуто кокетливо воскликнул кто-то.

И двадцать пять собранных из двух школ девочек громко расхохотались, хмурое настроение разом развеялось.

— А кто они, тоже школьники?

— Какое это имеет значение? — раздался резкий ответ.

Мерле нетерпеливо глянула на дверь и вытянула из-под косынки на лоб прядку волос. Но Эндла Курма потребовала, чтобы она свою «красу» немедленно убрала, и удивилась: разве они до сих про не усвоили гигиену труда на кондитерской фабрике?

— Ой, неужели у меня опять вылезли волосы? — покачала Мерле головой. С явным неудовольствием выполняя приказание, она за спиной бригадира показала ей язык и пробурчала: — И будь как монашка в воскресное утро. Что ж, если кому нравится важничать, так пожалуйста. Кто умнее, тот уступит…

Но тут вдруг у Мерле от неожиданности даже рот раскрылся.

— Идут! — крикнула она, и тут же ее палец снова вытянул из-под косынки прядку волос.

В зале стихло и все обратились к открывавшейся двери.

Силле увидела появившуюся в дверях спину в белом халате, белую шапочку на темном затылке, раскрасневшееся лицо Воотеле, большой ящик и… Индрека, который держал другой конец ящика.

Силле моментально отвернулась к столу.

— Девочки! Индрек, — шепнула Мерле. — Знаете, весной он надоедал мне целую неделю из-за какой-то заметки в стенную газету. Я сразу поняла, что заметка тут ни при чем. Да-да!

Ребята поставили ящик возле пианино.

— Здравствуйте! — серьезно и как бы между прочим сказал Индрек.

— Что ж, здравствуйте! — радостно повторил Воотеле. — Разрешите представиться, снабженцы в полном составе. Мой заместитель — Индрек и его заместитель — Воотеле.

Девочки захлопали в ладоши, и Воотеле дважды низко поклонился. Индрек отвернулся и принялся разглядывать какие-то газеты на пианино.

Силле поймала себя на мысли, что ей хочется выбежать, забраться под стол, куда-то спрятаться… Она пододвинула стул поближе и села, стараясь сделаться по возможности меньше и незаметнее.

А что, если в свою очередь удивить Индрека? Посмотреть, какое у него будет лицо, когда она, как привидение, предстанет перед ним. Хотелось бы увидеть. Это с лихвой окупило бы все ее собственные страхи.

Силле поднялась и пошла к ребятам, которые передвигали ящик с конфетами в другое место. Она остановилась перед Индреком в тот самый момент, когда он выпрямился и оказался лицом к лицу с ней.

— Здравствуй! — сказала Силле, с трудом сохраняя серьезность. — Что… за сорт вы принесли? Мне для фасовки нужен «Рыбак».

И тут — снова неожиданно! — Индрек ответил самым обычным голосом, в котором, как показалось Силле, не было и миллионной доли растерянности:

— Здравствуй, здравствуй! В этом ящике «Певческий праздник». Может, в следующем будет «Рыбак». Сейчас пойдем принесем.

Ни одного вопроса, что и почему она не уехала или как она очутилась здесь.

Ребята ушли.

«Здесь что-то не то», — думала Силле, возвращаясь на место. Так ловко не скрыл бы свое удивление даже самый талантливый актер.

Мерле встретила ее улыбочкой и насмешливыми словами:

— Прыткая же ты. Раньше я не замечала.

— О чем ты говоришь? — спросила Силле и объявила: — Они принесли только «Певческий праздник».

— Увидим… Поживем — увидим… — пропела Мерле.

Нийда наклонилась к Силле.

— Да, забыла сказать самое важное. Воотеле говорил, что вчера к нему прибежал Индрек. С того вечера они стали большими друзьями, — шептала Нийда. — Индрек попросил, чтобы Воотеле немедленно вызвал милицию: мол, вы уехали и кто-то забрался к вам в квартиру. Сам он хотел бежать сразу же обратно, чтобы вор не скрылся. Тогда Воотеле спросил: разве Индрек не знает, что ты не уехала и пойдешь работать? От этой новости у Индрека глаза полезли на лоб! Не понимаю, чего он удивился…

Силле кивнула: ага-а, все-таки полезли глаза на лоб? Тогда все как надо.