Месяц в демократической Германии

8. У коменданта «Мятежной совести»

Рудольф Петерсхаген, бывший полковник немецко-фашистской армии, командир 92-го грейсфвальдского моторизованного пехотного полка, кавалер железного «Рыцарского креста», написал книгу о своей необычной судьбе.

Книга называется «Мятежная совесть». Она была издана в ГДР в 1957 году и выдержала там несколько изданий. Ее перевели на многие восточноевропейские языки. У нас ее издал Воениздат в 1959 году, и эта правдивая, честная, увлекательно написанная книга имела большой успех у советского читателя. Но еще больший успех выпал на долю немецкого кинофильма, поставленного по мотивам книги «Мятежная совесть» в той же ГДР и показанного у нас по телевизору.

Фильм был в пяти сериях, каждую его серию советские телезрители ожидали с нетерпением.

Роль прозревшего нацистского полковника Ёберсхагена (так в фильме был назван Петерсхаген) в картине исполнял замечательный немецкий артист Гешоннек, коммунист, бывший узник фашистского концлагеря.

Книга Петерсхагена — это человеческий документ. Такие книги находят отклик в читательской душе и живут долго лишь в том случае, если «составитель документа» — интересный человек и читатель видит это и верит автору. В человеческом образе автора «Мятежной совести» на первый план выступали такие черты его характера, как большое мужество, высокое чувство нравственного долга и готовности исполнить этот долг даже ценой собственной жизни. Таким человеком, кстати сказать, был у нас покойный Алексей Алексеевич Игнатьев, автор нестареющих мемуаров «50 лет в строю». Ведь он тоже порвал со своей военно-кастовой средой, повинуясь велению нравственного долга, будучи подлинным, а не казенно-дутым патриотом своей страны и своего народа.

Полковник Петерсхаген, комендант Грейсфвальда, чтобы избегнуть лишнего кровопролития и лишних разрушений, сдал без боя старинный университетский город советскому командованию, нарушив приказ Гиммлера. Кадровый немецкий офицер, воспитанный в традициях офицерской чести и железной дисциплины, беспрекословный раб приказа высшего начальника, взбунтовался и приказа не выполнил. Не выполнил потому, что получил иной приказ, от другого, более высшего начальника — от своей человеческой совести. Ему угрожал расстрел, эсэсовские каратели уже проникли в Грейсфвальд, чтобы выполнить распоряжение своего кровавого шефа, но… впрочем, если вы, товарищ читатель, не видели телевизионного фильма и не читали книги «Мятежная совесть», прочтите ее, избавив меня от необходимости пересказывать целую эпопею. Я хочу лишь сказать здесь, что с той минуты, как только Рудольф Петерсхаген принял решение сдать Грейсфвальд русским без боя и подписал капитуляцию, это был другой Петерсхаген — человек нравственного подвига, человек идеи, захватившей его целиком. Таким он остался и в советском лагере для военнопленных немецко-фашистских офицеров и генералов, когда многие из них не подавали ему руки, таким он был и в казематах военной тюрьмы в Западной Германии, когда его избивали и мучили американские разведчики, требуя от него: «Заставь замолчать свою совесть! Отрекись! Скажи, что ты наш!»

Рудольф Петерсхаген — член правления Союза писателей ГДР, видный общественный деятель, член национал-демократической партии. Живет и работает он в своем родном Грейсфвальде. Петерсхаген — почетный гражданин спасенного им города.

Друзья помогли мне встретиться с автором «Мятежной совести», и первое наше свидание состоялось в одном из берлинских отелей.

Артист Гешоннек, превосходно играющий полковника Ёберсхагена в фильме, внешне не похож на его прототип. Гешоннек в фильме больше немецкий офицер по выправке, по манере держаться и говорить, чем Рудольф Петерсхаген в жизни. В своем сером в клеточку костюме, худощавый, румяный, седоватый, улыбающийся, он скорее напоминал пожилого ученого, школьного учителя, музыканта, но не бывшего полковника. Вот только эта легкая хромота — последствие ранения ноги — да этот неблекнущий румянец на щеках, обожженных сталинградскими морозными ветрами. Держался Петерсхаген со мной сначала настороженно и сдержанно, стараясь, видимо, уяснить себе конкретный смысл нашего свидания. А весь его конкретный смысл заключался лишь в том, что мне просто хотелось познакомиться и поговорить с заинтересовавшим меня человеком и писателем. Потом ледок растаял. Мы познакомились с женой Петерсхагена, фрау Анжеликой, высокой видной женщиной с тонкими чертами породистого лица и безукоризненными светскими манерами. Она из семьи генерал-фельдмаршала фон Люндеквиста, личного адъютанта кайзера Вильгельма, и похожа на всех немецких принцесс сразу, включая бывшую русскую императрицу Александру Федоровну. Только у бывшей русской императрицы выражение лица было надменное, плаксивое и злое, а у фрау Анжелики оно приветливое и доброе. И кожа у нее на руках, не чуравшихся никакой работы, совсем не бархатно-принцессовская. Фрау Анжелика поддерживала своего мужа в трудные дни его исторического подвига в Грейсфвальде, а потом сделала все зависящее от нее, чтобы вырвать его из цепких лап американской разведки. Сейчас она ведет в родном Грейсфвальде большую общественную работу в городском совете.

Мы посидели с Петерсхагенами, выпили обязательного кофе и условились, что я приеду в Грейсфвальд и там мы поговорим как следует.

Я приехал в Грейсфвальд с Карлом Кульчером из «Ойленшпигеля» и его женой Кристой. Мы осмотрели город — старенький, уютный, с очаровательным готическим силуэтом, запечатленным на поэтических полотнах известного романтика Каспара Давида Фридриха, уроженца Грейсфвальда, — вдосталь побродили по его узким улицам, заполненным веселыми студентами-медиками в военной форме. Медицинский факультет Грейсфвальдского университета превратился сейчас в военно-медицинскую академию ГДР. А существует университет в Грейсфвальде 500 лет, в нем трудятся крупные немецкие ученые. Одну из кафедр медицинского факультета вел, в частности, покойный ныне профессор Катш, талантливый ученый и педагог, мировой специалист по диабету. В 1945-м он входил в делегацию жителей города, ездил к генералу Федюнинскому договариваться о капитуляции Грейсфвальда.

В назначенный еще в Берлине час точно, минута в минуту, мы позвонили в дверь квартиры Петерсхагена. Одетый по-домашнему, в серых вельветовых брюках, в грубых шерстяных носках и коричневых сандалиях, он провел нас в свой маленький, скромно обставленный кабинет, и мы стали разговаривать «как следует». Здесь уж и следа не осталось от берлинской настороженности и сдержанности! В живом, очень непосредственном разговоре принял участие доктор Май — специалист по истории Советского Союза на факультете славистики Грейсфвальдского университета. На письменном столе лежали разные издания «Мятежной совести» — немецкие, венгерские, чешские, румынские, польские, русские — и пухлые альбомы со статьями и рецензиями о книге.

— А что пишут на Западе о «Мятежной совести»? — спросил я Петерсхагена.

— Они замалчивают мою книгу. Впрочем, в Гамбурге в одном профсоюзном журнале и в социал-демократической газете «Новая политика» появились заметки в общем положительного тона.

— А от читателей вы получаете письма?

— Великое множество и изо всех стран, в том числе и из Советского Союза. Есть письма, адресованные так: ГДР. Коменданту «Мятежной совести». И, представьте себе, доходят.

Он смеется добрым, простодушным стариковским смехом.

— Что вам известно о судьбе офицеров вашего полка?

— Большинство погибло под Сталинградом. Остался в живых мой адъютант, он живет на Западе, но мы с ним поддерживаем переписку. Несколько моих фельдфебелей живут тут, в Грейсфвальде.

— Вы довольны фильмом?

— В общем, доволен, хотя, конечно, кинофильм — и это естественно — неполно передал содержание книги. Мне пришлось пойти и на купюры и на дополнения, учитывая специфику кино. Я доволен, как решена вся линия главного героя Ёберсхагена, Гешоннек его играет великолепно. А вот Штиллер — помните, солдат-коммунист? — получился несколько схематичным и искусственным. Тема Штиллера — это особая тема самостоятельного фильма, где он мог бы стать главным героем.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Я написал книгу о немецкой молодежи в дни войны. Но это уже не документальная книга, а полностью беллетристическая. Герой моей повести — юнец, фанатик из гитлерюгенда. Я рассказываю о его мучительном душевном кризисе, к которому он пришел постепенно, по мере разложения всей политической и военной системы фашизма.

— А еще какие у вас замыслы?

— Хочу написать роман о буржуазной семье времен Веймарской республики. Уже начал подбирать материалы. Я знаю это время и эту среду. А ведь литератор должен писать только о том, что он хорошо знает. Я хоть и молодой писатель, но эту истину усвоил твердо. Вот разгружусь от своих общественных дел и сяду за письменный стол.

— А у вас много общественного дела?

— Хватает! Я часто бываю в соединениях нашей демократической армии, встречаюсь с офицерами и солдатами, рассказываю им о своем пути.

— Вам понравился Грейсфвальд? — спросил он меня, когда разговор наш подходил к концу.

— Очень! — сказал я. — Прекрасный город! В 1945 году вы могли бы сказать, как Генрих IV, что этот город «стоит мессы»!

Он смеется, принимая шутку, и, прощаясь, мы крепко пожимаем руки друг другу.