Мифы и факты о Верховном правителе России

условиях войны, — обвинялись прессой в том, что работают

не столько в помощь фронту, сколько ради прибыли. Эгоизм

буржуазии вызывал раздражение и самого А.В. Колчака2. Так, широкую огласку получил факт спекуляции Омского военно-промышленного комитета казёнными заказами, послуживший

причиной увольнения недосмотревшего министра торговли и

промышленности Щукина3. Нередкими были случаи сокры-тия доходов путём занижения в отчётах Госконтролю численности и зарплаты персонала, «двойной бухгалтерии» (совсем

как в наше время) и т. п.

Впрочем, понятие спекуляции было растяжимым и вызвало обширную дискуссию. В борьбе с ней облагали налогами

лиц, сдававших внаём жильё (в размере 50% от суммы найма), ограничивали предельные цены за его наём, штрафовали из-возчиков за превышение таксы с пассажиров. В марте 1919 г.

была создана правительственная межведомственная комиссия по борьбе со спекуляцией4. По воспоминаниям Г.К. Гинса, «гражданская власть не умела проявить инициативы в этом

1 Сибирская речь. 1919. 27 мая.

2 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 299.

3 Шацилло М.К. Указ. соч. С. 123, 320–321.

4 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 18. Л. 165–167.

112

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

деле, и борьбу со спекуляцией начала по всей линии железной

дороги Ставка Верховного главнокомандующего… Объявле-на была повальная реквизиция всех задержанных грузов»1. Но

отдача от этих мер была минимальной: спекуляция продолжала процветать. Кадетская пресса напоминала, что первое

же крупное мероприятие Временного правительства А.Ф. Керенского по борьбе со спекуляцией — хлебная монополия —

окончилось крахом, положив начало голоду в городах; та же

судьба постигла и последующие мероприятия большевиков:

«Стоило тот или иной предмет подвергнуть нормировке, а

тем паче объявить монопольным, как этот предмет немедленно исчезал с рынка и становился объектом самой злостной и

беззастенчивой спекуляции». С другой стороны, авторы признавали, что восстановление свободы торговли Сибирским

правительством и в полном объёме — правительством А.В.

Колчака привело к резкому скачку цен на товары первой не-обходимости2.

Понимая, что в условиях свободной торговли само понятие «спекуляция» выглядит двусмысленно, правительство

пыталось ввести борьбу с ней в некие рамки. Предостере-гая от излишне широкого толкования этого понятия, Министерство снабжения в своей инструкции уполномоченным

разъясняло: «Опыт последнего времени показал, что всякие запретные меры лишь… развивают спекуляцию»3. Тот

же Жардецкий указывал, вспоминая печальный опыт Временного правительства Керенского, что «политика такс, регулирования торговли, монополий постепенно привела к

окончательному крушению экономического строя, которое

было закончено уже большевистским стремлением превра-тить человека в травоядное животное… Борьба должна быть

направлена против преступных средств спекуляции, как то: мошенничества, подлога, взятки, тогда как законодательное

1 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 370.

2 Свободный край. 1919. 4 июля.

3 Цит. по: Заря. 1918. 21 ноября.

113

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

нормирование процента прибыли при современных условиях

транспорта невозможно»1.

В конце концов, особое совещание экономистов и юристов

при Министерстве продовольствия и снабжения в мае 1919 г.

пришло к выводу, что борьбу надо вести с причинами дорого-визны, а не с ней самой. В материалах совещания говорилось:

« Уголовный закон (здесь и далее выделено мною. — В. Х.) рассматривает спекуляцию как деятельность, направленную на

получение чрезмерной прибыли, не оправдываемой условия-ми производства и сбыта. Но установить границу между чрезмерной и нечрезмерной прибылью, учесть все условия производства и сбыта представляется совершенно невозможным.

Экономика трактует спекуляцию как торговое действие, которому присуща большая степень риска, больший азарт. При таком определении нельзя провести грань между спекулятивной

и нормальной сделкой, так как каждая торговая операция заключает в себе элемент риска и азарта. С обывательской точки

зрения, спекулянт — всякий, кто получает больший процент

на капитал, чем это допустимо по его, обывателя, мнению».

В итоге совещание пришло к выводу о необходимости прекращения всяких карательных мер и замене их борьбой за норма-лизацию транспорта, конкуренции и других условий торговли, которые должны привести к стабилизации цен2.

Опыт истории (в т. ч. «перестройки» эпохи М.С. Горбачё-ва) показывает, что для создания ажиотажного спроса на товары в кризисной ситуации достаточно исчезнуть с прилавков

хотя бы некоторым из них. В обществе сразу возникает нервоз-ность, тревожное ожидание новых дефицитов. Этой психоло-гической атмосферой пользуются хищники из среды торгов-цев и работников снабжения, припрятывая даже имеющиеся

в достатке товары на складах с целью взвинчивания цен. Но

карательные меры здесь практически бессильны. Те же боль-1 Жардецкий В.А. Спекуляция и карательная политика // Наша заря

(Омск). 1919. 15 апреля.

2 Сибирская речь. 1919. 21 мая.

114

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

шевики применяли в годы революции самые суровые кары к

«мешочникам», вплоть до расстрелов, — но к появлению дефицитных товаров и сокращению инфляции они не привели.

Однако стоило им в 1921 г. ввести НЭП с его свободной тор-говлей и свободными ценами, как проблема элементарно ре-шилась.

Прибывшие летом 1919 г. из деникинского Екатеринода-ра в колчаковский Омск представители Национального центра отмечали, что в Сибири значительно лучше, чем на Юге, организованы хозяйственная деятельность и транспорт, хотя

одновременно сетовали, что активность и сплочённость орга-низующих классов Белого движения (и прежде всего интеллигенции) на Востоке слабее1.

В развёрнутом виде экономическая программа колчаковского правительства была изложена в докладе на Государственном экономическом совещании 23 июня 1919 г. В нём

вновь подчёркивалось, что «в основу должно быть положено

частное хозяйство», но отмечалась и необходимость развития

государственной, муниципальной и кооперативной собственности — иначе говоря, провозглашался курс на многоуклад-ную экономику, при доминировании частной собственности.

Декларировался принцип свободы торговли. Исключение делалось для внешней торговли, которая должна остаться под

контролем государства — прежде всего с целью защиты отечественной промышленности от конкуренции импортных товаров, с помощью таможенных пошлин. При этом отмечалось, что защищать таким способом имеет смысл лишь перспектив-ные, развивающиеся отрасли, а не те, в которых господству-ют отсталые технологии. Что же касается дефицитных товаров, то на их импорт предполагалось, наоборот, снижать пошли-ны. Таким образом, намечался гибкий подход в регулировании

внешней торговли, исходя из соотношения рыночного спроса

и потребностей развития собственной промышленности. Говорилось и о необходимости привлечения иностранных капи-1 Сибирская жизнь. 1919. 22 июня.

115

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

талов для ускорения развития промышленности и восстановления банковской системы1.

Все эти меры привели к оживлению экономики, доведён-ной до разрухи большевиками. В городах налаживалась торговля, не было типичного для советских областей голода, по-вального дефицита товаров и полного обесценения денег.

Разумеется, свойственная войне разруха порождала дефици-ты и здесь. Особенно велика была потребность в закупках оружия и снаряжения для армии, получаемых от союзников, на

что приходилось тратить часть золотого запаса. По информации Минфина, в бюджете правительства расходы в 8 раз превышали доходы2, что вело к неизбежной инфляции. Но эта

инфляция была на порядок ниже, чем в областях, занятых большевиками. Позже для её обуздания были запрещены спекуля-тивные операции с валютой, не связанные с торговыми сдел-ками. С трудом, но была налажена к концу весны 1919 г. и

работа железнодорожного транспорта, представлявшая чрез-вычайную проблему — и по своей стратегической важности, и по объёму творившихся на железных дорогах злоупотреблений. В Гражданскую войну разруха на железных дорогах была

всеобщей (омская газета «Заря» иронически предлагала снять

многосерийный кинематографический боевик о том, как в по-езде на перегоне Омск–Новониколаевск родился человек, как

он в дороге вырос, женился, стал большевиком, потом монархистом, а поезд всё никак не мог дойти до станции)3. Но к лету

положение было исправлено: налажено движение поездов по

расписанию, сократились злоупотребления. Хотя это было достигнуто при помощи межсоюзного комитета с участием представителей Англии, Франции, США и Японии, но управление

железными дорогами полностью сохраняло в своих руках колчаковское Министерство путей сообщения. Правда, нормали-зация была достигнута ненадолго: вскоре началось отступле-1 Сибирская жизнь. 1919. 24 июня.

2 Сибирская жизнь. 1919. 24 сентября.

3 Заря. 1919. 11 января.

116

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

ние на фронте, и по мере поражений разложение в тылу стало

прогрессировать с новой силой.

Социальная программа правительства А.В. Колчака (равно

как и А.И. Деникина) была также либеральной в лучшем смысле этого слова. Полемизируя с социалистами и признавая, что

социальный прогресс на Западе достигнут во многом благодаря действиям государства, белогвардейская пресса указывала, что в России со стороны социалистов «обоготворение народа практически вылилось в отрицание обязанностей со стороны масс (выделено мною. — В. Х.)» и уже в начале революции, при Временном правительстве «развратило» народные массы:

«В бурный период революции им вбивали в голову, что платить подати и налоги — обязанность буржуев, а обязанность

крестьянства — распоряжаться собранными суммами». Поэтому, говорилось в заключении, «предположения о воссозда-нии России без морального оздоровления общества (выделено

мною. — В. Х.), при самом совершенном законодательстве и

организации власти окажутся построенными на песке»1.

В рабочем вопросе были сохранены данный большевиками 8-часовой рабочий день и расширенные права профсоюзов

(хотя официально закон о рабочем дне так и не был принят, оплата сверхурочных работ производилась исходя из 8-часовой нормы2). Правда, помимо того, что эти блага были уже

предоставлены рабочим распропагандировавшими их (в своей массе) большевиками, вопрос осложнялся ещё и тем, что

часть рабочих, особенно низкоквалифицированных, выиграла

от проведения коммунистами уравнительного принципа опла-ты. Попытки администрации предприятий при белых изме-нить положение вещей часто вызывали протесты и проводились с трудом.

Учитывая интересы рабочих, Колчак сохранил Министер-1 Свободный край. 1919. 2 апреля.

2 Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов

на востоке России (1-я половина 1918 — 1919 гг.). Новосибирск, 2008. С. 274, 295–296.

117

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

ство труда во главе с меньшевиком Л.И. Шумиловским, знав-шим их нужды и с помощью инспекторов труда добившим-ся известных результатов. Были восстановлены биржи труда, больничные кассы, в которые вносили 1/4 денег сами рабочие, а 3/4 — хозяева предприятий; при этом в советах касс хозяева

имели лишь 1/3 мест1. Несколько повысились льготы кадро-вым рабочим: если раньше администрация обязана была пред-упреждать об увольнении за две недели и выплатить выходное

пособие на этот же срок, то по новому закону, если человек

проработал на предприятии более года, эти сроки повышались

до месяца2. Разрабатывались коллективные договоры между

трудовыми коллективами заводов и фабрик и их владельца-ми. При конфликтах рабочих с хозяевами нередко создавались

примирительные камеры, третейские суды.

Сохранились и профсоюзы. Более того, министр труда ра-товал за развитие профсоюзного движения, говоря, что только оно «выведет рабочий класс в русло деловой работы… и по-может ему избавиться от гипноза заманчивых, но нереальных

большевистских лозунгов»3, имея в виду демагогию коммунистов о превращении рабочих в «подлинных хозяев» предприятий. При этом правительству пришлось преодолевать сопротивление части буржуазии (так, в марте 1919 г. группа уральских

горнопромышленников выступила против заключения кол-лективных договоров, ссылаясь на «разнообразие условий труда», низкую грамотность рабочих и т. п. «помехи»).

Колчаковский министр Шумиловский всячески старался

направить рабочее движение в русло профсоюзной деятельности, приводя в пример Англию. «Путь здорового профессио-нализма, избранный английскими тред-юнионистами, счи-тающими себя не “его величеством пролетариатом”, а только

частью великого единого целого государства, — писала бело-1 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 1. Д. 68. Л. 50.

2 Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов

на востоке России… С. 256–257.

3 Сибирская речь. 1919. 22 января.

118

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

гвардейская пресса, — путь доверия к государственной власти

и участия в строительстве жизни, а не разрушения её — единственный путь, идя по которому, русский рабочий может добиться улучшения своего экономического положения и расширения своих социально-экономических прав»1.

С таким подходом соглашался и сам А.В. Колчак: выступая на открытии особого совещания представителей ураль-ской промышленности в мае 1919 г. в Екатеринбурге, он особо

отметил необходимость улучшения быта и положения рабочих

для эффективной работы на оборону2.

И хотя в целом численность профсоюзов при Колчаке со-кратилась из-за преследований по обвинениям в антиправи-тельственной деятельности, причастности к забастовкам и

восстаниям (в случаях, когда их возглавляли скрытые большевики), сохранились и продолжали работать в основном те

профсоюзы, где рабочие проявляли недовольство политикой

большевиков. Некоторые профсоюзы обращались с ходатай-ствами не распускать их, а ограничиться арестом «злонамерен-ных» членов. В свою очередь, циркуляр Министерства труда от

31 мая 1919 г. запрещал им заниматься политической деятель-ностью. С марта 1919 г. на время войны были запрещены заба-стовки3. Строго говоря, так действовали тогда и большевики: более того, они приравнивали забастовки против своей власти к «саботажу», т. е. к уголовно наказуемому преступлению

и «измене революции». Не случайно пострадавшие от большевистских репрессий против стачек и от уравниловки рабочие

Урала (в Перми, Ижевске, Воткинске), до революции хорошо зарабатывавшие на оборонных заводах, активно поддер-жали Колчака; к тому же уральский пролетариат — в отличие

от питерского, московского или донецкого — сохранял тесные

связи с деревней, разорённой большевиками. В частности, рабочие Верх-Исетского завода в Екатеринбурге в своей теле-1 Сибирская речь. 1919. 29 июля.

2 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 344.

3 Иоффе Г.З. Указ. соч. С. 191.

119

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

грамме Верховному правителю, принятой на общем собрании, изъявляли готовность «всемерно помочь восстановить разо-рённую злоумышленниками и предателями (т. е. большевиками. — В. Х.) родину»1. Рабочие Златоустовского оборонного завода заслужили от Колчака особую благодарность за отличную

работу. Исправно трудились на белую армию и рабочие военных заводов в Екатеринбурге, Перми, Нижнем Тагиле. Именно при Колчаке на уральских заводах впервые после революции

начался рост производительности труда 2.

Нередко колчаковское правительство становилось на сторону рабочих в их конфликтах с предпринимателями, что

показывает борьба вокруг законов о больничных кассах и

примирительных камерах. В мае 1919 г. совещание горнопромышленников в Екатеринбурге высказалось за необязатель-ность решений примирительных камер, паритетность состава

больничных касс от рабочих и от администрации и за неопла-ту их работы за счёт предприятий. С резким протестом высту-пило совещание бюро профсоюзов Урала и бюро больничных

касс, обвинившее горнопромышленников в классовом эгоиз-ме в тяжёлый для родины момент3. В этом конфликте министр

труда Шумиловский поддержал рабочих и уведомил горнопромышленников, что «не видит достаточных мотивов» для удовлетворения их требований4.

Предпринимались и другие меры для снижения социальной напряжённости. В условиях инфляции особый комитет

при Министерстве труда утверждал вполне реальные (в отличие от нынешних) прожиточные минимумы по регионам и в

зависимости от них периодически индексировал зарплату гос-служащих и рабочих5. Практика исчисления прожиточных ми-1 Заря. 1918. 29 декабря.

2 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 354.

3 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 1. Д. 69. Л. 12.

4 Там же. Л. 19.

5 Подробнее см.: Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России… С. 138–140, 165.

120

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

нимумов в Сибири была впервые введена именно при Колчаке.

Из этого, конечно, не следует, что правительство Колчака совсем игнорировало запросы предпринимателей. Прави-тельственные ссуды частным предприятиям в 6 раз превышали

ссуды земствам. Но при этом правительство стремилось учитывать интересы всех слоёв общества, действовать в качестве

объединяющей силы.

Жизненный уровень населения Сибири и Урала был хотя

и низким из-за войны (газеты регистрировали вспышки тифа

в перенаселённых, наводнённых беженцами городах, дорого-визну, дефицит ряда товаров, рост преступности), но в среднем значительно выше, чем в Советской России, где в обстановке «военного коммунизма» царили голод, всеобщий дефицит и

полная хозяйственная разруха. Во всяком случае, продовольствия в «Колчакии» хватало с избытком. По воспоминаниям очевидцев, «зимой 1919 года Сибирь изобиловала мясом, маслом и чудным пшеничным хлебом»1. Промышленные товары, в отличие от продуктов, были действительно в дефици-те (включая такие необходимые, как керосин и спички), а потому стоили дорого (как и съём жилья из-за наплыва беженцев

из советского «рая», из-за которых население одного лишь Омска выросло тогда почти в 6 раз). Но на то и война (кстати, о бе-женцах надо отметить, что большую бесплатную помощь бе-льём, одеждой и медикаментами им оказывал американский

Красный Крест). Что было общим в годы Гражданской войны, так это неумеренное пьянство, при том, что большевики прод-лили действие введённого с началом Первой мировой войны

«сухого закона» (он действовал до 1924 г., и несмотря на это, процветало самогоноварение), а их противники, напротив, от-менили его.

Аграрная программа правительства А.В. Колчака в общих

чертах означала частичный возврат земель помещикам при

установлении максимальных норм землевладения с передачей

излишков крестьянам за компенсацию.

1 ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 180. Л. 192–193.

121

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

Белые осознавали резко возросшее после революции значение крестьянства. Их газеты писали: «Революция и социальные реформы, усилив экономическую мощь крестьянства, разрушили вместе с тем материальную силу тех слоёв населения, которые составляют необходимое звено в процессе капиталистического развития страны… Торгово-промышленный

класс, как одна из движущих сил капиталистического хозяйства, был отдан на поток и разграбление… Крестьянство, как

производитель продуктов первой необходимости, становится

хозяином положения»1.

В феврале 1919 г. на заседании Екатеринбургской город-ской думы А.В. Колчак заявил: «Возврата к старому земельному

строю не будет и быть не может… Земельная политика должна

иметь целью создание многочисленного крепкого крестьянского и мелкого землевладения за счёт землевладения крупного»2.

Этот тезис был развит адмиралом в выступлении перед зем-скими деятелями в Омске 4 апреля 1919 г.: «Мелкое крестьян-ское земельное хозяйство есть основа экономического благополу-чия страны (выделено мною. — В. Х.)… Правительство… будет

всемерно поддерживать его за счёт крупного землевладения…

Крестьянство, составляющее 85% населения государства, имеет право на преимущественные о нём заботы правительства»3.

В самой Сибири искони не было помещиков. Но поскольку

колчаковское правительство претендовало на роль всероссийского, оно должно было учитывать положение по всей стране, а не только в Сибири. Бежавшие от большевиков из Европейской России помещики неоднократно обращались в колчаковское Министерство земледелия с просьбами восстановить

принадлежавшие им до революции земли в полном объёме.

Да и само сибирское крестьянство по составу и настроениям было неоднородным. Крестьяне-старожилы — коренные

1 Свободный край. 1919. 12 января.

2 Цит. по: Отечественные ведомости (Екатеринбург). 1919. 28 февр.; Гинс Г.К. Указ. соч. С. 304.

3 Сибирская речь. 1919. 10 апреля.

122

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

жители Сибири, никогда не знавшие крепостного права, —

были довольно зажиточны и консервативны. Напротив, многочисленные переселенцы из Европейской России, наводнив-шие Сибирь после столыпинской реформы, в основном были

бедны, многие из них поддерживали советскую власть и были

не прочь поживиться за счёт коренных жителей. В то время на

подвластной Колчаку территории проживало около 20 млн. человек, из них 10 — в Сибири. 3 млн. переселенцев-«новосёлов»

составляли в этой массе значительный удельный вес. С другой

стороны, в Гражданскую войну на этой территории очутилось

более полумиллиона беженцев от советской власти, представлявших надёжную опору белых.

В целом, как особенности колчаковского режима по сравнению с деникинским, можно отметить, с одной стороны, всё же

несколько более широкую социальную опору — за счёт наиболее зажиточной части крестьянства, которому на востоке страны не грозил возврат помещиков. Влияние большевиков в этом

промышленно отсталом регионе было слабым, и даже рабочие

промышленного Урала, составлявшие до революции высоко-оплачиваемую «рабочую аристократию» (благодаря работе на

предприятиях оборонного значения) и при этом сохранявшие

тесную связь с деревней, как мы уже видели, выступали против них. О неоднозначности взаимоотношений между народом и белой властью, помимо отмеченной позиции большинства уральских рабочих, свидетельствуют и многочисленные

приветствия Верховному правителю, приходившие от волостных крестьянских сходов. Чаще всего они исходили именно от

крестьян-«старожилов». А, например, крестьяне Красноуфим-ского и Златоустовского уездов Урала, озлобленные большевистской продразвёрсткой, массами вступали добровольцами

в армию Колчака. Позиции среднего крестьянства оставались

колеблющимися. Справедливости ради отметим, что в условиях перебоев с транспортом провиант не всегда доходил до армии, и это нередко вынуждало военное командование, особенно в прифронтовой полосе, прибегать к реквизициям, вызывавшим раздражение крестьян.

123

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

Особое внимание колчаковское правительство уделяло ка-зачеству, которое, наряду с буржуазией и офицерством, составляло одну из главных и наиболее надёжных социальных опор

белых — помимо либеральной и патриотической интеллигенции, малочисленного дворянства, слабого духовенства и коле-блющейся массы зажиточных крестьян. В специальной «Гра-моте Российского правительства казачьим войскам» от 1 мая

1919 г. А.В. Колчак гарантировал нерушимость «всех правовых особенностей земельного быта казаков, образа их служения, уклада жизни, управления военного и гражданского, сла-гавшегося веками»1.

Одной из причин слабой поддержки режима Колчака со

стороны крестьян, их относительной инертности являлось то

обстоятельство, что советская власть до прихода белых про-держалась в Сибири сравнительно недолго и не успела, с одной

стороны, закрепиться в крае, с другой — показать себя в полной мере. Её свержение ускорил внешний фактор — восстание

чехословацкого корпуса. Как отмечал в мемуарах один из министров Колчака: «Коренное население Сибири относилось к

земельному вопросу равнодушно, и аграрная демагогия не говорила ему ничего. Но зато сибирское крестьянство не испы-тало и какого-либо гнёта нового режима… Продовольственные

отряды ещё не проникли в Сибирь, т. к. состояние транспорта не позволяло вывезти из неё и те запасы, которые были за-готовлены ещё раньше… Больше ощущали социалистическую

систему нового режима окрестные деревни крупных городов»2.

То есть, с одной стороны, сравнительно зажиточное население Сибири, с практическим отсутствием в ней кадрового промышленного пролетариата, было маловосприимчиво к большевистской агитации (за исключением сравнительно бедных

столыпинских переселенцев-«новосёлов»), — но с другой стороны, не успело почувствовать на себе все негативные стороны

советского режима. В большей степени их успели ощутить го-1 Свободный край. 1919. 5 мая.

2 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 27.

124

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

рожане, но сибирские города того времени были относительно малочисленны и не определяли общей картины. В деревне

же преобладали анархические настроения. Как констатировал

тот же автор, «Сибирь в своей основной массе большевизмом

не заразилась. Он протянулся красною ленточкою вдоль линии железной дороги, не проникнув вглубь. Но зато Сибирь не

успела проникнуться и достаточным сознанием непригодно-сти для неё большевистского строя»1.

Во многом именно этим (хотя и не только) объясняется су-щественное недовольство значительной части населения своим экономическим положением, связанным с войной, несмотря на гораздо худшую экономическую (и прежде всего

продовольственную) ситуацию в Советской России. Управляющий Иркутской губернией П.Д. Яковлев докладывал товари-щу министра внутренних дел в марте 1919 г.: «Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров. При самодержавии у них

были товары, а при большевиках не собирали налогов» (не

успели развернуть продразвёрстку, которая из перешедших к

Колчаку регионов затронула лишь Урал)2.

Практическая политика правительства Колчака в земельном вопросе в принципе не расходилась с декларациями.

В конце февраля 1919 г. был принят закон о передаче всех государственных земель в долгосрочную аренду губернским земствам или — по их рекомендациям — крестьянам; 14 марта

1919 г. — закон о выделении земли участникам войны и семьям

погибших. В первую очередь ими наделялись георгиевские ка-валеры, инвалиды войны и семьи погибших3. Несомненно, этот закон поощрял вступление малоземельных крестьян в белую армию. Такие участки выделялись и за счёт конфискации

1 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 51.

2 ГАРФ. Ф. р-1700. Оп. 7. Д. 29. Л. 9.

3 Правительственный вестник. 1919. 18 марта. См. также: Лончаков Ю.Г. Аграрная политика временных государственных образований Сибири в 1918–1919 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук.

Омск, 1997. С. 11–12.

125

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

земли у дезертиров и крестьянских повстанцев против Колчака, которых было особенно много в Енисейской губернии

и которые именовались, как и большевики, «предателями Родины». В данном случае правительство нарушало принцип не-прикосновенности чужой собственности, но надо признать, что в условиях Гражданской войны у него были основания так

поступать.

Идя навстречу пожеланиям крестьян Европейской России, 5 апреля 1919 г. колчаковский Совет министров отменил постановление Временного Сибирского правительства от 6 июля

1918 г. о возврате захваченных земель прежним владельцам, ориентированное на Сибирь (где не было помещиков)1.

А.В. Колчак, претендовавший на роль всероссийского правителя, понимал, что в масштабах всей России так поступать

нельзя, иначе крестьянство будет бороться против белых. Не

случайно постановление правительства было принято в разгар

наступления его армий на Волгу.

8 апреля 1919 г. была издана «Декларация о земле», допол-ненная «Правилами о порядке производства и сбора посевов»2.

Эти документы давали право сбора урожая тем, кто фактически обрабатывал землю, откладывая окончательное решение

вопроса до победы над большевиками и созыва после войны

Национального собрания. Одновременно правительство заве-ряло крестьян, что в будущем за ними будет сохранена та часть

бывшего помещичьего фонда, которая относилась к землям

«нетрудового пользования», а также им будет передана часть

государственных земель. В документах содержался также проект поощрительных мер для перехода земли в частную собственность крестьян.

13 апреля 1919 г. вышел закон «Об обращении во времен-1 ГАРФ. Ф. р-193. Оп. 1. Д. 42. Л. 36–37.

2 Декларация Российского правительства о земле, 8 апреля 1919 г.

// Правительственный вестник. 1919. 10 апреля; ГАРФ. Ф. р-176.

Оп. 4. Д. 18. Л. 256 об; Известия Министерства земледелия. 1919.

№9–10. С. 2.

126

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

ное заведование правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев и поступивших

в фактическое пользование земледельческого населения»1.

Закон 13 июня 1919 г. отменял указ Временного правительства А.Ф. Керенского от 12 июля 1917 г. об ограничении сделок на куплю-продажу и аренду земли. В деревне были в полном объёме восстановлены рыночные отношения. И здесь

правительство Колчака продолжало традицию П.А. Столыпина, как и в поощрении выхода крестьян из общины в частную

собственность. Правда, закон предусматривал длительную

процедуру оформления сделок и личное разрешение министра земледелия в каждом конкретном случае «во избежание

спекуляции»2.

По сути дела, в перспективе предполагалось многоукладное

сельское хозяйство, сочетающее технически развитые помещичьи земли, крестьянские частные и общинные, казачьи общинные (учитывая специфику казачьего сословия) и инород-ческие частные, с приоритетом развития крестьянской частной

собственности, что продолжало столыпинскую традицию.

Сохранившийся в личном фонде премьера П.В. Вологодского документ под названием «Основы аграрной политики

правительства», датированный мартом 1919 г.3, и разрабатывав-шийся с его учётом законопроект «Положения об обращении

во временное распоряжение государства земель, вышедших из

обладания их владельцев» позволяют проследить дальнейшую

аграрную программу правительства Колчака. Бывшие помещичьи земли Европейской России объявлялись временно пе-реданными в хозяйственное ведение государства с правом пе-редачи в аренду крестьянам, а частновладельческие леса — во

временное распоряжение губернских земств4.

1 ГАРФ. Ф. р-1700. Оп. 5. Д. 66. Л. 16.

2 Расторгуев С.В. Аграрная политика колчаковского правительства: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1996. С. 10.

3 ГАРФ. Ф. р-193. Оп. 1. Д. 42. Л. 33–34 об.

4 ГАРФ. Ф. р-193. Оп. 1. Д. 42. Л. 1–7.

127

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

Конечно, такое «компромиссное» решение не могло удовлетворить ни крестьян, ни помещиков: для первых оно означало (несмотря на аренду и ряд оговорок) опись и изъятие захваченных земель из их собственности государством, для

вторых — ещё больший ущерб, т. к. для них эти земли были

«кровными». В самом правительстве многие министры считали этот проект неудачным; показательно, что он прошёл с пе-ревесом всего в один голос.

Возврату помещикам, согласно проекту Министерства земледелия, подлежали усадьбы и земли «трудового пользования»

(т. е. обрабатывавшиеся силами самих владельцев и их семей), а также образцовые хозяйства и земли, занятые построенными ими техническими заведениями, — от фабрик до простых

мельниц. Но и этот умеренный законопроект был «забрако-ван» после резкой критики слева и справа и отправлен на дора-ботку. В правительстве однозначно против восстановления помещичьего землевладения в любой форме выступал Г.К. Гинс, но он практически остался в одиночестве1.

В докладе правительства на Государственном экономическом совещании 23 июня 1919 г. по земельному вопросу говорилось, что низкая производительность мелких крестьянских хозяйств и невозможность их быстрой механизации

вынуждают к расширению их площадей за счёт «нетрудового» земле владения путём его принудительного отчуждения, и заявлялось, что государство заплатит помещикам выкуп за

отчуждённые земли, а крестьяне постепенно возместят государству сумму этого выкупа (как это было после отмены крепостного права). При этом сумма выкупа должна была определяться путём соглашений сторон в каждом отдельном случае2.

Такая схема была, признаем, малоудовлетворительной, поскольку при ней помещики постарались бы выжать из крестьян максимум.

Позиция А.И. Деникина по этому вопросу была примерно

1 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 321.

2 Сибирская жизнь. 1919. 24 июня.

128

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

схожей — с той разницей, что если Колчак отдавал крестьянам

весь урожай, то Деникин изымал из него 1/3 в пользу бывших

владельцев (т. н. «указ о третьем снопе», как прозвали его крестьяне). Как видим, в этом вопросе Деникин, испытывавший

сильное давление помещичьего лобби на Юге России, занимал ещё более консервативную позицию. Кроме того, аграрная

программа А.В. Колчака была несколько полнее и детальнее

деникинской1.

Да, земельный вопрос был сложным — пожалуй, самым

сложным из всех. Но сторонники навязанного коммунистами трафаретного образа Колчака как «защитника капитали-стов и помещиков» могут прочесть строки из телеграммы Верховного правителя генералу Деникину от 23 октября 1919 г.:

«Я считаю недопустимой земельную политику, которая созда-ёт у крестьянства представление помещичьего землевладения.

Наоборот, для устранения наиболее сильного фактора русской революции — крестьянского малоземелья… я одобряю

все меры, направленные к переходу земли в собственность

крестьян участками в размерах определённых норм. Понимая

сложность земельного вопроса и невозможность его разрешения до окончания гражданской войны, я считаю единственным выходом для настоящего момента по возможности охранять фактически создавшийся переход земли в руки крестьян, допуская исключения лишь при серьёзной необходимости и в

самых осторожных формах». И далее, понимая щекотливость

положения Деникина, окружённого на своей территории быв-шими помещиками, и желая «подстраховать» его, адмирал до-бавлял: «Ссылка на руководящие директивы, полученные от

меня, могла бы оградить Вас от притязаний и советов заинте-ресованных кругов»2. В ноте союзным правительствам Верхов-1 Цветков В.Ж. Влияние Верховного правителя России адмирала

Колчака на формирование аграрной политики деникинского правительства (лето–осень1919 г.) // История белой Сибири: мат-лы

II междунар. конференции. Кемерово, 1997. С. 144–148.

2 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 4. Берлин, 1925. С. 223–224.

129

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

ный правитель подчёркивал: «Только тогда Россия будет цве-тущей и сильной, когда многомиллионное крестьянство наше

будет в полной мере обеспечено землёй»1. Он считал многочисленные мелкие крестьянские хозяйства более перспек-тивной формой землевладения, чем единичные крупные помещичьи латифундии. Этой уверенности способствовал тот

факт, что в годы Первой мировой войны за счёт работы немецких и австро-венгерских военнопленных в Сибири увели-чились запашка земли и сборы урожая. Все эти факты позволи-ли исследователям сделать вывод, что колчаковская аграрная

программа была глубже деникинской, а также наиболее последовательно продолжала столыпинский курс на развитие частной крестьянской собственности на землю2.

Да, признаем, всё-таки в целом колчаковское правительство избрало линию уклончивого компромисса между крестьянами и помещиками и затягивания окончательного решения

земельного вопроса — как показала жизнь, линию ошибочную.

Жизнь порой требует срочных решений, не дожидаясь удобных

условий мирного времени. Но и политические советники Верховного правителя в большинстве своём полагали программ-ные заявления адмирала и его правительства по земельному

вопросу вполне достаточным дополнением к принятым законам. Ещё ранее, когда Колчак только наметил контуры аграрной программы в одном из выступлений в Челябинске, белая

пресса с удовлетворением комментировала, что она «без сомнения, не отвечает эсеровским вожделениям… но безусловно

вызовет чувство полного удовлетворения у всех других, у кого

ум не затуманен социалистическими утопиями»3. В частности, кадеты делали акцент не на расширение крестьянского землевладения, а на улучшение агрокультуры. Словно в поддержку

1 Цит. по: Гинс Г.К. Указ. соч. С. 378.

2 Люшня С.И. Некоторые аспекты аграрной политики правительства

А.В. Колчака // Современное общество: мат-лы научной конференции. Омск, 1999. Вып. 1. С. 87–97.

3 Свободный край. 1919. 18 марта.

130

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

их замыслов, с целью механизации отсталой земледельческой

техники правительство заказало в США в немалом количестве

сельскохозяйственные машины.

Чуть позднее, когда начались военные поражения, Колчак

стал более решительно выступать по земельному вопросу. Вот

пример такого обращения к крестьянам 29 июля 1919 г.: «Мы

считаем справедливым и необходимым отдать всю землю тру-дящемуся народу»1. Но эти запоздалые заявления не подкре-плялись реальными законами. Политика компромисса не удо-влетворяла ни правых, ни левых. Первые противились любому

отчуждению помещичьей собственности, вторые (эсеры), наоборот, были против любой частной собственности на землю — как помещичьей, так и крестьянской, выступая за тради-ционную общинную собственность. С этой точки зрения они

критиковали даже решение правительства наделять землёй в

частную собственность участников войны.

Но главное — позиция белых в земельном вопросе не могла удовлетворить — а значит, и привлечь на их сторону — самих

крестьян, в том числе и одетых в солдатские шинели. 27 июля

1919 г. начальник Осведомительного отдела штаба Верховного

главнокомандующего (Осведверха) полковник Г.И. Клерже докладывал второму генерал-квартирмейстеру Ставки: «Представители осведорганов в один голос говорят о неблагоприятном

впечатлении, производимом в армии и среди прифронтового

населения неопределённостью правительственных актов в области вопросов земельного и созыва Национального Учредительного собрания, а также в области рабочего законодательства»2.

Практически единственное, что успели крестьяне по факту

получить при Колчаке — это конфискованные 21 июня 1919 г.

по указу Верховного правителя в пользу семей воинов Белой

армии (в соответствии с законом от 14 марта) государственные

земли, находившиеся в пользовании мятежных крестьян села

Тасеево Каинского уезда и села Степно-Баджейского Красно-1 Сибирская жизнь. 1919. 3 августа.

2 ГАРФ. Ф. р-6219. Оп. 1. Д. 11. Л. 28.

131

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

ярского уезда Енисейской губернии1. Также в мае 1919 г. МВД

внёс в Совмин проект «Положения о государственном призре-нии лиц, пострадавших от преступных деяний, совершённых

приверженцами советской власти по политическим побужде-ниям, и семейств сих лиц», по которому пострадавшим назна-чались одинаковые пенсии и пособия2.

Отдельные, наиболее дальновидные политики призывали

правительство признать факт крестьянского «чёрного передела»

помещичьих земель нерушимым — и сделать это до созыва Национального или Учредительного собрания, чтобы обнадёжить

крестьян в сохранении всей земли за ними. Ведь от позиции

крестьянства, составлявшего (без казаков) около 3/4 населения

России, в конечном итоге зависел исход Гражданской войны.

Компромисс в этом вопросе не сулил перспектив, ибо дворянство как класс сошло с исторической сцены. Это понимали

и отдельные члены правительства. В «Записке о направлении

аграрной политики правительства» премьер П.В. Вологодский

в марте 1919 г. писал: «То неопределённое и выжидательное отношение к аграрному вопросу, которое имеет место в настоящее время, уже не может и не должно продолжаться долее», особенно при распространении власти правительства на Евро-пейскую Россию «с острым и нервным отношением её населения к вопросу о земле»3.

О том, что привлечь крестьян на свою сторону было вполне

реально, показывают колеблющиеся настроения крестьянства, порождённые советской политикой продразвёрстки. Как свидетельствуют приговоры волостных сходов, крестьяне Каша-гачской волости Корум-Алтайского уезда постановили 2 мая

1919 г. пожертвовать на армию 10 тыс. руб. и 20 лошадей4. Одна

из апрельских сводок Особого отдела государственной охраны отмечала поворот крестьян Амурской области на сторону

1 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 2. Л. 313.

2 ГАРФ. Ф. р-1700. Оп. 4. Д. 3. Л. 113–114.

3 ГАРФ. Ф. р-193. Оп. 1. Д. 42. Л. 16.

4 ГАРФ. Ф. р-1700. Оп. 7. Д. 29. Л. 4.

132

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

белых под влиянием бесчинств партизан1. И таких примеров

масса. А задержки с окончательным решением земельного вопроса, политика компромисса показывают недооценку зло-бодневности проблемы как военными лидерами белых, так и

большинством их политических советников. Те и другие оставались в плену идеи земельной компенсации помещикам и

формальных законодательных процедур. Верность принципам

довлела над тактическими соображениями момента.

В целом же можно согласиться со словами американского историка: «В Гражданской войне крестьянство держалось

особняком, поносило обе воюющие стороны и мечтало, чтобы

его оставили в покое»2.

Подводя итоги, признаем очевидным, что социальная программа белых представляла в целом разумную попытку компромисса между помещиками и буржуазией, с одной стороны, и крестьянством и рабочими — с другой. Но теперь, когда

представители ранее господствовавшего меньшинства были уже

«экспроприированы» большевиками, эта программа была запо-здалой. Её осуществление было возможно в отношении возврата

предприятий их хозяевам, поскольку здесь речь шла о возврате

собственности от государства (в конце концов, какая разница рабочему человеку, на государство работать или на хозяина, главное, чтобы платили достойно и отношение было человече-ским) . Правда, её содержание всё равно не могло привлечь рабочий класс в целом (не считая наиболее высокооплачиваемой

его части, как это было на Урале) на сторону белых, поскольку

рабочие в своей массе немало получили от большевиков (достаточно широкие права, 8-часовой рабочий день), были распропа-гандированы ими, считали их своей партией и верили им.

Но решающее значение имела всё-таки позиция белых в земельном вопросе. А она, в отличие от предыдущей, была совершенно ошибочной. Здесь речь шла о возврате собственности

старым владельцам — пусть даже частичном! — не от абстракт-1 ГАРФ. Ф. р-147. Оп. 8. Д. 28. Л. 26–26 об.

2 Пайпс Р. Указ. соч. Т. 3. С. 173.

133

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

ного государства, а от вполне конкретных новых владельцев —

крестьян, составлявших большинство населения России. В данном вопросе белые оказались заложниками идеи компромисса.

И если в Сибири положение было проще (за отсутствием помещиков), то на Юге России крестьяне готовы были скорее пред-почесть продразвёрстку возврату помещиков. Если вспомнить

историю Франции, то вернувшиеся к власти через четверть века

после революции Бурбоны удержались достаточно долго только потому, что не стали поднимать вопроса о возвращении земли дворянам (вместо этого им выплатили частичную денежную

компенсацию за счёт государства). К сожалению, белые вожди, будучи людьми военными (да и их политическое окружение —

тоже), не до конца осознали, что в такой войне, как Гражданская, для победы над внутренним противником важно первым

делом перетянуть на свою сторону народ, причём конкретными мерами, не дожидаясь удобных времён и созыва парламента. В отличие от них, большевики прекрасно понимали, что в

условиях Гражданской войны для привлечения народа на свою

сторону одних обещаний — в которых они тоже не скупились и

даже превосходили своих противников — мало, необходимо под-креплять их какими-то крупными конкретными действиями популистского характера и делать это немедленно, не дожидаясь

мира и других благоприятных обстоятельств.

Но, повторим, несмотря на отдельные промахи правительства Колчака в социальной политике и тяжёлые условия военного времени, в целом на территории белых не наблюдалось

такой тотальной экономической разрухи, как на советской: намного меньшим было падение производства (местами даже

наблюдались его рост и технические усовершенствования), функционировала торговля. К выводу о превосходстве «белой»

экономики над системой «военного коммунизма» приходят и

другие исследователи1.

1 Рынков В.М. Экономическая политика контрреволюционных правительств Сибири 1918–1919 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук.

Новосибирск, 1998. С. 21, 24.

134

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

Кроме того, колчаковское правительство обеспечило на-селению хоть какое-то (большего в условиях Гражданской войны ожидать было нельзя) подобие правопорядка. В противовес советской власти, уничтожившей независимость судов, была возрождена судебная система дореволюционной России, со времён реформы Александра II 1864 г. являвшаяся одной

из самых демократических в мире, основанная на независимости, гласности, равенстве всех перед законом, праве каждого на судебную защиту (адвоката) и институте присяжных.

Был возрождён и возглавлявший её Правительствующий Сенат, собравшийся в Омске в январе 1919 г. в составе «временных присутствий» из имевшихся в наличии сенаторов до взя-тия Москвы1. Именно перед лицом Сената, после его открытия

29 января 1919 г., принесли присягу на верность государству и

законам сам Колчак и его министры2.

Более того, при Колчаке деятельность демократических судов присяжных впервые была распространена на Восточную

Сибирь и Дальний Восток3. При этом, в соответствии с законом Временного правительства от 25 сентября 1917 г., для присяжных отменялся имущественный ценз (сохранялся лишь

ценз грамотности)4. Ранее как адвокатура, так и разделение

суда и предварительного следствия распространялись только

1 Положение об открытии в г. Омске временных присутствий первого и кассационного департаментов Правительствующего Сената, 24 декабря 1918 г. // Правительственный вестник. 1919. 3 января; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала А.В. Колчака. Вып. 1. С. 88–91.

2 Сибирская жизнь. 1919. 1 февраля.

3 Постановление Совета министров о введении учреждений суда присяжных заседателей в губерниях Енисейской и Иркутской, областях

Забайкальской, Якутской, Амурской, Приморской и Сахалинской

и в полосе отчуждения КВЖД, 10 января 1919 г. // Правительственный вестник. 1919. 30 января; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала А.В. Колчака. Вып. 2. С. 100–103.

4 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 14. Д. 245. Л. 42 об.

135

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

на суды общих инстанций (окружные суды и судебные пала-ты), не затрагивая низшие — мировые и волостные суды; теперь должность следователя вводилась и для мировых судов, а

адвокаты допускались во все суды, включая волостные1. Было

разработано положение о судебном устройстве в «киргизских»

(казахских) областях, с казахским делопроизводственным языком (с переводом на русский для Сената)2. Также было разработано Положение об улучшении по судебной части в Урян-хайском крае (Туве), «в целях вызвать у жителей Урянхайского

края, находящегося под протекторатом России и оспариваемо-го Китаем, прочные симпатии к Российскому государству»3.

Особый порядок в чрезвычайных условиях Гражданской

войны действовал лишь при расследовании дел, связанных с

большевизмом. Подробно мы рассмотрим его в следующей

главе, посвящённой «белому террору».

Большим делом стала реорганизация милиции под руководством директора Департамента милиции, а затем министра внутренних дел, видного кадетского лидера В.Н. Пепеляева. О милиции, доставшейся по наследству от правительства

А.Ф. Керенского и демократического Сибирского правительства, Пепеляев выразился так: «Революционная милиция

представляет собой такую язву, от одного произнесения имени которой порядочные люди приходят в содрогание. Перед

этой язвой поблёкли и стали пустяками недостатки царской

полиции»4. Не боясь обвинений в «реакционности», Колчак и

Пепеляев стали привлекать на службу в милицию старые поли-цейские кадры «в первую голову», как профессионалов своего

дела, независимо от их политических убеждений5. В итоге, по

воспоминаниям одного из министров, «в несколько месяцев

милиция настолько укрепилась, что представляла из себя до-1 Там же. Л. 47 об., 51.

2 Там же. Л. 43–43 об.

3 Там же. Л. 43 об.

4 ГАНО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 49.

5 Сибирская речь. 1918. 29 декабря.

136

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

статочно стойкую силу»1. В её рядах начала проводиться чист-ка. В частности, за хищения был арестован начальник столич-ной омской милиции Суходольский, за пьянство и произвол

предан суду начальник новониколаевской уездной милиции, арестован начальник тобольского ОМОНа. В порядке цен-трализации управления, ещё до колчаковского переворота (в

октябре 1918 г.) милиция была передана из ведения земств и

городов в МВД2.

Соответственно, к службе в контрразведке и государственной охране стали привлекаться бывшие офицеры жандарм-ского корпуса. При Колчаке была возрождена (в марте 1919 г.) профессиональная политическая полиция, неразумно уничтоженная в своё время Временным правительством — государственная охрана, положение о которой было разработано под

руководством того же В.Н. Пепеляева3. Управляющий Особым

отделом государственной охраны (в составе Департамента милиции МВД) и 8 из 11 начальников её региональных управле-ний, биографические сведения о которых удалось разыскать, были жандармскими офицерами с большим опытом службы в

чинах от ротмистра до генерал-майора4.

По сравнению с милицией, государственная охрана пользовалась высокими отзывами5, хотя её развертывание так и не

было завершено в полном объёме. При этом штаты её были

значительно увеличены по сравнению с дореволюционным

жандармским корпусом, имевшим свои управления лишь в губерниях (в связи с чем кадров для борьбы с революционным

движением катастрофически не хватало, да и количество общей полиции на душу населения было в авторитарной Рос-1 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 294.

2 ГАРФ. Ф. р-1700. Оп. 5. Д. 41. Л. 3–3 об.

3 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 18. Л. 160; Дневник В.Н. Пепеляева //

Окрест Колчака. С. 86; ГАНО. Ф. д-158. Оп. 1. Д. 2. Л. 107.

4 Подробнее см.: Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Карающий меч адмирала Колчака. М., 2015. С. 110–117, 282–283.

5 ГАРФ. Ф. р-5913. Оп. 1. Д. 262. Л. 165 об.

137

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

сийской Империи вдвое меньшим, чем в демократической

Франции). Управления и отделения государственной охраны

создавались не только в губерниях, но и в уездах и отдельных

городах (равно как и большевиками была развёрнута соответствующая разветвлённая сеть органов ЧК).

Проведённые меры обеспечили высокую отдачу. В результате них ядро большевистского подполья в Омске и других

крупных центрах Сибири и Урала было уничтожено в ходе бле-стящей спецоперации колчаковской контрразведки и государственной охраны в апреле 1919 г.1

Активное привлечение А.В. Колчаком на службу лучших

профессионалов «царского режима» как в сфере гражданского

управления (так, бывший петроковский губернатор Ячевский

стал товарищем министра внутренних дел, бывший томский

губернатор Гран — начальником Главного тюремного управления, бывшие камергеры императорского двора князь Кура-кин и Шелашников — сенаторами)2, так и — в особенности — в

правоохранительные органы, воссоздание профессиональной

политической полиции выгодно отличают его как прагматика

от А.И. Деникина, подверженного либеральным комплексам и

боявшегося принимать на службу «царских» администраторов, полицейских и жандармов. Вообще, организации тыла колчаковское правительство уделяло несравненно большее внимание, понимая, что от этого во многом зависит победа на фронте.

Да, конечно, военная диктатура Колчака (как и Деникина) создавала определённый «перекос» влияния в сторону военных властей по сравнению с гражданскими (хотя в одном из

своих циркуляров Колчак и отмечал, что «в пределах нормальной жизни военные начальники не должны вмешиваться в деятельность гражданских властей и в сферу их компетенций»)3, 1 Подробнее см.: Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Карающий меч адмирала Колчака. С. 160–161.

2 Хандорин В.Г. Адмирал Колчак: правда и мифы. Томск, 2007. С. 179.

3 Заря. 1918. 28 декабря.

138

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

но в условиях Гражданской войны это было в общем-то довольно естественным.

Особое внимание в обстановке Гражданской войны уделялось устройству армии. Был восстановлен официальный

дореволюционный принцип: «армия вне политики», харак-терный для большинства стран мира. Один из первых приказов Колчака по армии от 21 ноября 1918 г. запрещал в войсках политическую деятельность и «взаимную партийную

борьбу»1; военнослужащим запрещались участие в политических партиях, собраниях и манифестациях, работа в перио-дической печати (за исключением военных изданий с ведома

и разрешения начальства). Правда, в условиях Гражданской

войны эти меры выглядели несколько противоречиво, если

учесть, что именно офицерство стало не только ударной, но

и организующей силой Белого движения, и сами вожди этого движения во главе с А.В. Колчаком и А.И. Деникиным

были военными. Параллельно в гарнизонах создавались от-делы внешкольного образования и воспитания солдат2 (до

революции этот процесс сводился к примитивным заняти-ям «словесностью», проводившимся малограмотными унтер-офицерами). Правда, систематического оформления это дело

так и не успело обрести.

При общей мобилизационной системе материально поо-щрялось добровольное вступление в армию: семьям добровольцев выплачивали пособия (равно как и вдовам и сиротам

погибших на фронте), а сами они получали усиленное довольствие на 50% выше по сравнению с мобилизованными и

даже пользовались правом выбора воинской части, в которую

шли служить (последнее, впрочем, показало себя ошибочной

мерой, т. к. многие желавшие избежать фронта обыватели, пользуясь таким правом, записывались в добровольцы с це-1 Цит. по: Заря. 1918. 27 ноября.

2 Подробнее см.: Луков Е.В., Шевелёв Д.Н. Осведомительный аппарат

белой Сибири: структура, функции, деятельность (июнь 1918 — ян-варь 1920 г.). Томск, 2007. С. 72–73.

139

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

лью пристроиться к тыловой интендантской или обозной части).

При Колчаке укрепились общее устройство армии, мобилизационный аппарат и дисциплина. Это позволило провести

в декабре 1918 г. классическую по своему исполнению операцию по взятию Перми, а в ходе весеннего наступления в марте–апреле 1919 г. продвинуться на 600 км на запад в направлении на Волгу, взять Уфу, Ижевск и другие города.

Относительно слабым местом колчаковской армии, по

сравнению с деникинской, была нехватка офицеров: в разгар

побед весной 1919 года на всю 350-тысячную армию приходилось около 18 тыс. офицеров, из них кадровых (то есть окон-чивших военные училища ещё до Первой мировой войны) —

всего немногим более 1 тыс. Некомплект офицеров достигал

10 тыс. чел. Это касается и недостатков высшего командования колчаковской армии (не считая таких прославленных военачальников, как В.О. Каппель, А.Н. Пепеляев, А.И. Дутов

и др.), при том, что сам Верховный правитель, будучи профессиональным моряком, слабо разбирался в военно-сухопутных

вопросах и больше доверял в них своей Ставке. Поэтому успе-хи и неудачи на колчаковском фронте чередовались в зависимости от того, на чьей стороне был численный и техниче-ский перевес. Наиболее боеспособными были части генерала

В.О. Каппеля, знаменитая Ижевская дивизия и Воткинская

бригада уральских рабочих-добровольцев, штурмовые егер-ские батальоны (формировавшиеся при каждой бригаде на

фронте), 25-й Екатеринбургский адмирала Колчака полк гор-ных стрелков и некоторые другие. Лучшие из этих частей носили свою специальную форму, подобно «цветным» дивизиям

армии Деникина.

Высоким профессиональным уровнем отличалась служба военной разведки в армии А.В. Колчака. Советские че-кисты в своих отчётах аттестовали её как «превосходную», а её руководителей — как «людей, одарённых большими

организаторскими способностями и талантами», особенно выделяя искусство белогвардейских разведчиков в ра-140

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

диоперехватах и организации железнодорожных диверсий

в тылу красных1.

В последнее время в просоветской публицистике широко

распространился миф, будто в Гражданскую войну большинство офицеров воевало в Красной армии против белых якобы

«из патриотических соображений», признав советскую власть

«подлинно народной», при этом приводятся взятые с потолка

цифры и т. п. Это чистейший вымысел. И самое забавное, что в

СССР роль офицеров-«военспецов» в формировании Красной

армии и в самой Гражданской войне длительное время, наоборот, всячески затушёвывалась: популяризировались либо

представители большевистской партии (вроде М.В. Фрун-зе и К.Е. Ворошилова), либо «самородки из народа» (типа

С.М. Будённого, В.К. Блюхера и В.И. Чапаева). Лишь в позднем СССР, на волне хрущёвской «оттепели» стали отдавать

должное и «военспецам» из царских офицеров. В современную

же эпоху, учитывая возросшую популярность дворянства и монархии, коммунисты и их сторонники ударились в обратную

крайность: стремясь провести преемственность между «лучшими традициями царской России» и советским периодом

(хотя после Октября советская власть полностью отказалась от

какого-либо правопреемства от старой России и о традициях

патриотизма вспомнила лишь к концу 30-х годов, на фоне краха идеи «мировой революции» и провала Коминтерна в борьбе с фашизмом), они теперь, наоборот, пытаются представить

дело так, что русское офицерство как патриотический слой общества было в большинстве своём за советскую власть, а не за

«ставленников интервентов Антанты».

В реальности всё было с точностью до наоборот. Несостоятельность мифа о белых как «ставленниках Антанты» мы рас-смотрели в предыдущих главах. Что касается большевиков, то

именно они, с их интернациональными идеями и полным от-1 Греков Н.В. Разведывательная служба в армии Колчака // История

белой Сибири. Мат-лы III междунар. науч. конференции. Кемерово, 1999. С. 43.

141

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

рицанием (в тот период!) патриотизма и национальных традиций, с их беспримерно позорным сепаратным Брестским миром с Германией, отдавшим ей огромные территории страны и

обязавшим выплачивать контрибуцию, рассматривались абсолютным большинством патриотов России в то время как предатели и даже как немецкие ставленники (что, справедливости

ради скажем, было тоже домыслом). Что же касается численного соотношения офицеров русской армии, служивших у белых

и у большевиков, то даже советский исследователь А.Г. Кавта-радзе определял их округлённо как 100 тыс. у белых и 75 тыс. у

красных из всех 250 тыс. офицеров (остальные 75 тыс., по его

мнению, уклонились от участия в Гражданской войне либо дезертировали из обеих армий). Современный историк С.В. Волков даёт по своим подсчётам следующее соотношение: из примерно 320 тыс. офицеров дореволюционной русской армии

около 170 тыс. (более 50%) служили у белых, 50 тыс. (15%) —

у красных, 35–40 тыс. всячески уклонялись от участия в Гражданской войне или дезертировали из обеих армий, столько же

оказались в армиях бывших национальных окраин России (в

основном Польши), 20 тыс. были истреблены, не успев принять участия в Гражданской войне, и 5 тыс. сразу эмигриро-вали либо не вернулись из-за границы, где служили во время

Первой мировой войны в бригадах русского экспедиционно-го корпуса во Франции и Салониках1. О конкретных цифрах

можно спорить, но обратного (о якобы численном превосходстве «красных» офицеров над белыми) никто из профессиональных историков не утверждает. Иначе у красных не было

бы, несмотря на весь их мобилизационный аппарат, такого ка-тастрофического дефицита командных кадров, что дивизия-ми и корпусами зачастую командовали вчерашние солдаты и

унтер-офицеры.

При этом среди белых офицеров был высокий процент до-

бровольцев (а это гораздо более сильная мотивация), среди

1 Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2002. С. 293, 317; Его

же. Почему РФ — ещё не Россия. М., 2010. С. 204–205.

142

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

красных же «военспецов» таковых были единицы (в большинстве своём карьеристы вроде М.Н. Тухачевского, использо-вавшие возможность сделать стремительную карьеру именно

благодаря острому дефициту профессиональных командных

кадров у красных), подавляющее большинство служили по мо-билизации, при этом достаточно частыми были случаи перехода их на сторону белых. И это понятно: тогдашние идеи и кон-кретные действия большевиков, разрушавших историческую

Россию и разжигавших социальную рознь («классовую борьбу») во имя химеры «мировой коммунистической революции»

(при этом в числе прочих натравливали и солдат на офицеров

ещё при Временном правительстве, целенаправленно развали-вая армию ради захвата власти), были абсолютно чужды мента-литету, настроениям и традициям русского офицерства.

В условиях войны мобилизационные меры постепенно распространялись и на гражданских служащих. 8 июля 1919 г. Совет министров издал постановление «О призыве к отбыванию

всеобщей гражданской трудовой повинности служащих в правительственных учреждениях», запрещавшее чиновникам до

окончания войны увольняться и переходить на частную служ-бу1.

Мы уже говорили в предыдущих главах о полной несостоя-тельности распространённых мнений о якобы «политической

наивности» А.В. Колчака, на самом деле, в частности, вполне

усвоившего тактику сочетания диктатуры с внешними демократическими декларациями, и о якобы отсутствии единства в

Белом движении разных регионов (при том, что и А.И. Деникин на Юге, и Н.Н. Юденич на Северо-Западе, и Е.К. Миллер

на Севере безоговорочно признали власть Верховного правителя и вносили на его рассмотрение и утверждение все важней-шие политические вопросы).

В эмиграции и в среде сочувствующих Белому движе-нию современников распространено мнение, будто лишь барон П.Н. Врангель первым из белых вождей поставил вопрос

1 Правительственный вестник. 1919. 25 июля.

143

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

о первоочерёдности (прежде возрождения «единой и неделимой» России) создать «хотя бы на клочке Русской земли» такие

условия, которые показали бы народу лучший уровень жизни, чем при большевиках. Это не так, о чём свидетельствует

телеграмма А.В. Колчака всё тому же британскому военному

министру У. Черчиллю от 16 сентября 1919 г.: «В случае, если

бы борьба затянулась на предстоящую зиму, перед нами встанет, кроме военного дела, ещё и другая трудная и важнейшая, по моему убеждению, задача — создать такие условия жизни в

освобождённых уже частях России, которые удовлетворили бы

острые экономические нужды населения и дали ему облегче-ние в переживаемых испытаниях»1. Характерно, что за полтора

месяца до катастрофы на фронте адмирал, видимо, окрылён-ный успехами А.И. Деникина на юге, был не просто уверен в

победе, но полагал, что она может произойти до зимы, и лишь

на случай её «затягивания» планировал перейти к крупным ме-роприятиям социально-экономического характера. Таким образом, в данном случае можно говорить лишь о запаздывании

верных идей и решений, но не об их отсутствии.

По сути, политика правительства А.В. Колчака вполне пе-рекликалась с известной резолюцией кадетского ЦК, принятой в июле 1919 г. в Екатеринодаре: «Революцию надо пре-одолеть, взяв у неё достижимые цели и сломив её утопизм, демагогию, бунтарство и анархию»2.

Вопреки утверждениям советской пропаганды о «реакционности» культурно-просветительной политики белых, правительство А.В. Колчака тратило в тяжёлое военное время излиш-

не много на образование и науку, в ущерб актуальной в условиях

Гражданской войны агитационно-пропагандистской рабо-те3. При Колчаке был основан Институт исследования Сибири в Томске (закрытый большевиками в 1920 г.), организова-1 ГАРФ. Ф. р-200. Оп. 1. Д. 330. Л. 61–61 об.

2 Цит. по: Сибирская речь. 1919. 18 сентября.

3 Подробнее: Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России… С. 413–414.

144

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

на научно-исследовательская экспедиция в устье Оби1, расхо-довались большие средства на развитие Томского, Пермско-го и Иркутского университетов, Томского технологического

института, сети школ как для русских детей, так и для национальных меньшинств, педагогических курсов для преподава-телей2. Были организованы одни из первых в России курсы по

дошкольному воспитанию детей. Поощрялось скаутское движение среди юношества и подростков.

И наоборот, пропаганде уделялось недостаточно внимания

и средств, по сравнению с тем, как было поставлено это дело у

большевиков, раньше всех остальных уловивших всё значение

информационной войны в новых исторических условиях. Как

справедливо отмечал капитан первого ранга Лодыженский в

своём докладе управляющему делами правительства Колчака

1 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 17. Л. 39; Постановление Совета министров об отпуске кредита министру народного просвещения на

40 тыс. руб. на организацию съезда по учреждению Института исследования Сибири, 13 декабря 1918 г. // Правительственный вестник.

1919. 12 января; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала А.В. Колчака. Вып. 1. С. 109–110; Постановление Совета министров об отпуске Министерству народного просвещения на расходы по внешкольному образованию 600 тыс. руб., 16 декабря 1918 г. // Правительственный вестник. 1919. 12 января; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала А.В. Колчака. Вып. 1. С. 113; Постановление Совета министров

об учреждении Дирекции маяков и лоции Северного морского пути

и отдельного Обь-Енисейского гидрографического отряда, 24 декабря 1918 г. // Правительственный вестник. 1919. 26 января; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала

А.В. Колчака. Вып. 2. С. 77–78; Приветствие Верховного правителя

адмирала А.В. Колчака съезду по организации Института исследования Сибири // Труды съезда по организации Института исследования Сибири. Ч. 5. С. 1 и др.

2 Подробнее: Рынков В.М. Социальная политика антибольшевистских режимов на востоке России… С. 362–397.

145

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

Г.Г. Тельбергу: «Значение пропаганды у нас недооценивается

и в полной мере необходимость её не сознаётся… Солдаты в

гражданской войне не могут стойко сражаться, если, не вну-шая им необходимость борьбы, полезность её для их будущего

существования, их будут, как раньше, только сгонять в казар-мы, обучать и отправлять на фронт»1.

При этом специфика Гражданской войны заключалась в

том, что необходимо было вести пропаганду не только среди

солдат и населения на своей территории, но и на территории

противника, и за границей среди союзных держав для формирования общественного мнения. И хотя была создана система

органов, отвечавших за пропаганду, работа их была недостаточной. Отчасти вредило делу отсутствие единства, разделение

пропагандистских органов на военные во главе с Осведверхом

(Осведомительным отделом Штаба Верховного главнокомандующего) и гражданские во главе с Русским бюро печати; хотя

их работу было призвано координировать межведомственное

Совещание по делам печати при Совете министров, в реальности оно контролировало лишь гражданские информацион-ные службы. Недостаток средств на пропаганду и агитацию, отсутствие профессиональных агитаторов, малопонятный

простому народу «интеллигентский» язык листовок и прокла-маций (как писал один из агентов Осведверха, «вся агитацион-ная литература, как составленная литературным языком, крестьянами усваивается очень плохо»)2 сказывались постоянно.

В одном из отчётов Русского бюро печати прямо признавалось:

«Красные превосходят нас в приспособленности ко вкусам и

настроениям масс»3. Эффективность пропаганды и элементарной информационно-осведомительной работы среди населения оставалась низкой. Основная масса народа была политически отсталой и плохо понимала цели Гражданской войны; иные солдаты толком не знали, за какую власть воюют. Хре-1 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 12. Д. 10. Л. 30–34.

2 Там же. Л. 54–55.

3 ГАРФ. Ф. р-952. Оп. 1. Д. 509. Л. 3 об.

146

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

стоматийной стала фраза из перехваченного военной цензурой

письма новобранца домой в деревню: «Сегодня приезжал на

фронт какой-то англицкий адмирал Кильчак, видно, из новых

орателей, и раздавал папиросы»1.

Значительно большее внимание информационной и пропагандистской работе среди населения стало уделяться с началом военных поражений летом 1919 г. Был вдвое увеличен

суммарный ежедневный тираж рассылавшихся на фронт аги-тационных брошюр, листовок и плакатов. В Томске даже были

открыты курсы военных информаторов, готовивших профессиональных агитаторов в войсках; для фронтовиков устраи-вались выездные концерты артистов (приём, который впоследствии широко использовал И.В. Сталин в годы Великой

Отечественной войны). Но это были запоздалые меры2. В целом слабость пропаганды стала одной из основных причин поражения белых армий.

Социальную базу режима Верховного правителя составляли

предпринимательские круги (буржуазия), офицерство, казачество Оренбургского, Уральского, Сибирского, Забайкальско-го и более мелких казачьих войск, малочисленное в восточных

регионах страны дворянство, чиновничество, консервативно-патриотическая и либеральная интеллигенция (идейно сом-кнувшиеся в этот период на платформе либерального консер-ватизма и великодержавного патриотизма под эгидой партии

кадетов), духовенство, наиболее зажиточные слои коренно-го сибирского крестьянства, не знавшие помещиков и обла-давшие большим количеством земли (в среднем больше даже, чем донские и кубанские казаки)3, уральские рабочие, постра-1 Цит. по: Мельгунов С.П. Указ. соч. Кн. 1. С. 66.

2 Подробнее об организации пропаганды при А.В. Колчаке см.: Луков Е.В., Шевелёв Д.Н. Указ. соч.

3 Земельные владения крестьян в Сибири ограничивались 15 деся-тинами на 1 жителя мужского пола, так что даже советские историки признавали, что 60% сибирских крестьян можно было признать

зажиточными ( Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской вой-147

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

давшие от большевистской уравниловки, беженцы из-за Волги от большевиков. Ударную роль, как и на деникинском Юге, играли офицерство и казачество. Против были настроены же-лезнодорожные рабочие, крестьяне-«новосёлы» (столыпинские переселенцы), завидовавшие коренным богатым «ста-рожилам», развращённые «армейской демократией» солдаты

1917 года, демократические круги интеллигенции в лице партий эсеров и меньшевиков, имевших влияние в земствах, ко-оперативах и профсоюзах. Богатый материал о настроениях

тех и других дают многочисленные донесения местных властей, сводки органов контрразведки и государственной охраны. Основная масса крестьянства оставалась инертной. Крестьяне были недовольны взиманием податей, которые деревня

фактически перестала платить в период революционного хао-са 1917–1918 гг., и мобилизациями на войну, смысл которой

основная масса рядового населения Сибири плохо понимала. Ряд мемуаристов справедливо отмечали, что Гражданская

война на востоке страны, будучи ускорена восстанием чехов, началась здесь преждевременно, когда население ещё не успело почувствовать на себе всю тяжесть большевистского вла-дычества. Не случайно с началом отступления армий Колчака

первыми стали разлагаться части, состоявшие из сибиряков, и наоборот, наиболее упорными оказались части из волжан и

уральцев, успевших более основательно хлебнуть на собственной шкуре «прелестей» большевистской власти.

Таким образом, с одной стороны, власть Колчака сложилась на более социально благоприятной почве, чем, например, власть А.И. Деникина на Юге, где была гораздо более острая

не в России. М., 1968. С. 145). В то время как донские казаки имели в среднем по 14 десятин земли на человека, кубанские — всего

по 8. Это особенно контрастирует с казаками Сибирского и Забай-кальского войск, имевших в среднем по 32 десятины на душу населения (Население и землевладение России по губерниям и срав-нительные данные по некоторым европейским государствам. СПб., 1906. Вып. 1. С. 27).

148

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

социальная поляризация населения, особенно между помещиками и крестьянами и между предпринимателями и рабочими; к тому же здешнее казачество не страдало, в отличие от дон-ского и особенно кубанского казачества на Юге, автономист-скими амбициями. И это признавали лидеры антисоветского

Национального центра, говоря, что «армия адмирала Колчака, зародившаяся на крепкой почве Сибири, среди однородного

по составу и здорового по духу сибирского населения… постав-лена в лучшие условия борьбы, чем армия Юга, стеснённая в

своём движении местными сепаратистскими течениями»1.

Кроме того, территориальное положение белых на Востоке было более стабильным, чем на Юге, где территория, за-нимаемая белыми, сначала стремительно расширялась, а затем так же резко сужалась, и в результате так и не сложился

полноценный государственный и военный аппарат управления (и это, между прочим, было причиной большей численности армии Колчака по сравнению с деникинской, при том, что

Деникин занимал более густонаселённые территории — нор-мальный мобилизационный аппарат в его армии так и не был

сформирован). На Востоке у Колчака он сложился, и это признавали сами красные: так, председатель Сибирского ревкома, член Реввоенсовета 5-й армии И.Н. Смирнов доносил В.И. Ленину, что «в Сибири контрреволюция сложилась в правильно

организованное государство (выделено мною. — В. Х.) с большой армией и мощным разветвлённым госаппаратом»2. Всё

это опрокидывает расхожие утверждения о «гнилости» государственного организма белых и о «политической бездарно-сти» Колчака. Не надо проводить ложные параллели между

бессильным Временным правительством Керенского и белогвардейской диктатурой.

С другой стороны, как уже говорилось, основная масса сибирского населения плохо понимала смысл войны, поэтому с

1 Цит. по: Сибирская речь. 1919. 2 августа.

2 Сибирская Вандея: сборник документов / Под ред. В.И. Шишкина.

М., 2000. Т. 1. С. 613.

149

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

наступлением военных неудач начали развиваться дезертирство и партизанское движение в тылу. Кроме того, в армии Деникина был более высокий процент кадрового офицерства, что делало её более боеспособной.

Вне всякого сомнения, формировавшийся на ходу аппарат власти белых был далёк от совершенства. Бюрократиче-ские учреждения, прежде всего центральные, создававшиеся

при А.В. Колчаке под всероссийские нужды, были непомерно

раздутыми, и это отмечали современники и пресса. Лишь осенью 1919 г., в обстановке начавшихся военных поражений, аппарат был сокращён почти на 40% для высвобождения сил на

фронт1. Как писал с горечью в своём дневнике видный кадет

Н.В. Устрялов о «белом» Омске: «На каждом шагу — или бывшие люди царских времён, или падучие знаменитости революционной эпохи… Увы, это не новая Россия, это не будущее.

Это отживший старый мир, и не ему торжествовать победу.

Грустно… Нужно побывать в обеденные часы в зале ресторана

“Россия”, чтобы почувствовать это живо и осязательно»2.

Серьёзную борьбу вела колчаковская власть с коррупцией, ставшей подлинным бичом белого тыла. За взяточничество, хищения и вымогательства были расстреляны ряд интендант-ских чиновников, арестованы начальник Омской уголовной

милиции Суходольский, двое уполномоченных Министерства

продовольствия и снабжения, начальник Томской губернской

тюрьмы, возбуждено следствие в отношении министра продовольствия и снабжения Зефирова и главного начальника военных сообщений генерала Касаткина. Известны и отдельные

случаи борьбы с произволом на местах: так, широкую огласку в

прессе получили предание суду офицера, самовольно расстрелявшего бывшего председателя ревтрибунала в Бийске, расстрел по приговору военного суда поручика карательного от-1 Сибирская речь. 1919. 16 сентября; ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 7.

Л. 13–14; Гинс Г.К. Указ. соч. С. 401.

2 Устрялов Н.В. Былое: революция 1917 года. Воспоминания и днев-никовые записи. М., 2000. С. 235.

150

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

ряда Нелюбина, в пьяном виде расстрелявшего нескольких

крестьян-подводчиков «за медленную езду», и т. д. К сожалению, в большинстве случаев подобные преступления оставались нераскрытыми либо доходили до суда крайне медленно

(в отличие от дел о большевиках и других врагах режима). Кроме того, при относительном — по сравнению с красными —

материальном благополучии белого тыла его моральный дух

оставлял желать много лучшего: сама белогвардейская пресса обличала факты процветавшего в буржуазной и просто

обывательской среде махрового эгоизма, скудных денежных

пожертвований имущих классов в пользу армии на фоне гоме-рических кутежей в тыловых ресторанах, казино и кабаре (некоторые сравнивали даже нравы белого Омска с Римом эпохи

упадка империи). Во многом это было следствием того, что белые вожди, будучи людьми военными, уделяли недостаточно

внимания тылу по сравнению с армией.

Тем не менее очевидцы, которым было что сравнивать, свидетельствовали, что порядка в тылу А.В. Колчака в целом

было больше, чем в тылу А.И. Деникина. При всём уважении к

генералу А.И. Деникину как к выдающемуся полководцу и па-триоту, они отмечали, в частности, что у Колчака лучше организованы хозяйственная жизнь и транспорт, чем у Деникина

(хотя и у Колчака они оставляли желать лучшего)1.

Произвол на местах был общим бичом Гражданской войны у всех воюющих сторон, о фактах злоупотреблений сохранилась масса свидетельств, и это было естественно — власть в

разных регионах страны то и дело менялась, к тому же и советская, и белогвардейская власть находились ещё в стадии становления.

Преувеличивают поклонники советской власти и разме-ры казачьей «атаманщины», якобы полностью независимой

от Колчака. Уже в мае 1919 г. наиболее крупный её представитель — мятежный забайкальский атаман Г.М. Семёнов, по-1 Интервью делегатов «Национального центра» газете «Сибирская

жизнь». 1919. 5 августа.

151

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

началу отказавшийся признавать власть А.В. Колчака, заявил, что был «введён в заблуждение» и признал власть Верховного правителя, а после отмены приказа о его аресте вернопод-данно телеграфировал адмиралу: «Получив сегодня, 27 мая, по телеграфу приказ №176 (снимавший с Семёнова обвинения. — В. Х.), счастлив донести Вашему Высокопревосходительству, что Ваше справедливое решение ликвидирова-ло последние шероховатости общегосударственной работы по

воссозданию великой, единой и неделимой России. Всецело и

безусловно признавая и подчиняясь Российскому правительству, возглавляемому Вами как Верховным Правителем, доношу, что я и вверенные мне войска с прежним пылом горячей

и беззаветной любви к Родине будем продолжать своё беско-рыстное служение ей под руководством и начальствованием

нашего Верховного Главнокомандующего»1. Другие атаманы

с самого начала признали его власть. Другое дело, что в условиях огромной протяжённости территории и только формиро-вавшегося ещё аппарата власти реальный контроль над окраи-нами был затруднён, что позволяло наиболее беззастенчивым

из атаманов (таким, как тот же Семёнов, Анненков, Калмыков) творить произвол.

Не менее распространён и миф о том, будто бы в критические месяцы после падения Омска и крушения фронта «даже

ближайшее окружение бросило Колчака, включая его кон-вой». На самом деле, когда в декабре 1919 г. контролировавшие

большую часть Транссибирской железной дороги чехи (пользуясь этим, пустившие вперёд всех при эвакуации свои эшело-ны и создавшие пробку на магистрали, вынудив русские белые

части отступать пешком в жестокие морозы) отказались под

предлогом «технической невозможности» пропускать дальше

застрявший в пробке эшелон Верховного правителя и предложили ему перейти в один из вагонов при их эшелоне (что

сыграло потом роковую роль в его судьбе), адмирал, предви-дя возможность такого исхода, обдумывал мысль пробиться

1 ГАРФ. Ф. р-176. Оп. 4. Д. 165. Л. 72.

152

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

со своим конвоем, состоявшим из 60 офицеров и 500 солдат, в Монголию. Он вызвал солдат конвоя на откровенный разговор, но при этом сам предоставил им свободу выбора, и только

после этого они покинули его. Офицеры остались, но высказали мнение, что безопаснее уходить поодиночке, а адмиралу

принять предложение чехов. По описанию очевидца этой сцены генерала М.И. Занкевича, на вопрос Колчака: «Что же, вы

бросаете меня?» — старший офицер ответил: «Никак нет, Ваше

Высокопревосходительство, если Вы прикажете, мы пойдём»1.

Но после этого адмирал, поняв, что они не верят в успех, сам

распустил их.

Что же касается командовавшего остатками колчаковской

армии генерала В.О. Каппеля, а после его смерти — генерала

С.Н. Войцеховского, то они всемерно стремились содействовать освобождению адмирала, выданного чехами повстанцам в

Иркутске с санкции французского генерала Жанена. Известно, что Каппель вызвал по телеграфу на дуэль чешского командующего генерала Я. Сырового, а сменивший его Войцеховский, подходя к Иркутску, предъявил большевикам ультиматум об

освобождении Колчака (хотя, справедливости ради, это лишь

ускорило его конец).

Современные апологеты советской власти любят утверждать, якобы Колчак настолько настроил против себя население

Сибири, что его режим пал не в результате военных поражений, а был сокрушён партизанами, то есть «простыми сибир-скими крестьянами». Это абсолютная ложь. До осени 1919 года, пока фронт оставался относительно стабильным, численность

партизанских отрядов в тылу Колчака была крайне незначи-тельной и даже летом, когда начались военные неудачи, ещё

не превышала 20 тыс. чел., а их очаги были немногочисленными и локальными (наиболее крупный — на юге Енисейской губернии под предводительством известного своей жестокостью

1 Занкевич М.И. Обстоятельства, сопровождавшие выдачу адмирала

Колчака революционному правительству в Иркутске // Белое дело.

Берлин, 1927. Т. 2. С. 152.

153

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

П. Щетинкина). И лишь после крушения фронта поздней осенью 1919 года, когда Белая армия была опрокинута и, распада-ясь, неудержимо покатилась назад под ударами подавляюще-го численного и технического превосходства Красной армии, в обстановке агонии белой власти тыловая партизанщина стала стремительно разрастаться и к зиме достигла в Сибири мак-симальной численности порядка 140 тыс. чел.1 (и это даже по

данным советских историков).

Во-вторых, лживо само утверждение, будто бы партизанские отряды состояли из «сытых и зажиточных сибирских крестьян, доведённых до озлобления произволом колчаковской

военщины и её неумением расположить к себе народ». Основ-ную горючую массу населения в Сибири составляли, как уже

говорилось, не действительно зажиточные коренные сибирские крестьяне-«старожилы», а столыпинские переселенцы-

«новосёлы», несмотря на все старания ещё царской власти обеспечить их землёй настроенные в своей массе оппозиционно и в

первую очередь завидовавшие богатству «старожилов», мечтая

поделить их земли. Сюда же следует добавить часть солдатской

массы старого призыва, развращённой вольницей и анархией времён Керенского, составлявшую большинство дезертиров, являвшихся, как правило, наиболее активными участниками тыловых партизанских отрядов, поскольку вынуждены

были скрываться от кары за дезертирство. Наконец, это зна-чительная часть рабочих, прежде всего железнодорожников, испытавших в 1917 году наибольшее воздействие большевистской пропаганды. И напротив, более квалифицированные и

высокооплачиваемые, кадровые уральские рабочие оборонных заводов, пострадавшие от большевистской уравниловки, составили ядро антибольшевистского Ижевско-Вот кинского

восстания, участники которого, продержавшись против большевиков три месяца — с августа по ноябрь 1918 года, затем

влились в состав армии А.В. Колчака. Более того, именно они, 1 Партизанское движение в Западной Сибири (1918–1920). Документы и материалы. Новосибирск, 1959.

154

Глава 5. Вопросы управления и социальная политика

уральские рабочие, составили в колчаковской армии знамени-тые Ижевскую дивизию и Воткинскую бригаду, прославивши-еся исключительной стойкостью в войне с красными, а Ижевская дивизия под командованием генерала В.М. Молчанова

даже была награждена Верховным правителем за выдающиеся подвиги Георгиевским знаменем. Об этом, разумеется, как

старые, так и современные советские пропагандисты предпо-читают стыдливо помалкивать.

Пока армия одерживала победы, авторитет правительства

и лично А.В. Колчака был достаточно высоким. Колчак понимал важность налаживания контактов с широкими массами населения в послереволюционной обстановке, в своих ча-стых поездках на фронт и в прифронтовую полосу встречался

не только с солдатами и представителями интеллигенции, но

и с делегациями рабочих и крестьян. Встречи его с обществен-ностью обставлялись в запоминающейся, торжественной обстановке и широко комментировались в прессе. Вплоть до лета

1919 г. наблюдался общий подъём в войсках и среди имущих

и средних слоёв населения. В период победоносного наступления армии весной 1919 г. резко выросли пожертвования на

нужды фронта. Ленские золотопромышленники постановили

отчислять в пользу армии по тысяче рублей с каждого добыто-го пуда золота. Омские коммерсанты провели самообложение

в пользу армии в размере от 3 до 7% основного капитала; имена уклонившихся вывесили на бирже на позорную «чёрную

доску»1. Были распространены надежды, что к осени армия

достигнет Москвы, в связи с чем премьер П.В. Вологодский

уже был озабочен предстоящими выборами в Национальное

собрание2. Надежды были так велики, что в июне 1919 г. лидер Национального центра М.М. Фёдоров писал из Екатери-нодара в Омск министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву в ответ на просьбу прислать людей: «Людей мы вам не посылаем

1 Сибирская жизнь. 1919. 2 августа.

2 Интервью с П.В. Вологодским // Сибирская жизнь. 1919. 29 апреля.

155

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

пока, потому что рассчитываем, что они скорее приедут к вам, когда произойдёт соединение армий (Колчака и Деникина. —

В. Х.)»1.

Адмирал Колчак верил в победу и в критические осенние

месяцы 1919 года ещё надеялся, что неудачи носят временный

характер. В письме жене в Париж 15 октября 1919 г. он писал:

«Я знаю одно, что я нанёс большевизму и всем тем, кто предал и продал нашу Родину, тяжкие и, вероятно, смертельные

удары. Благословит ли Бог меня довести до конца это дело —

не знаю, но начало конца большевиков положено всё-таки

мною»2.

1 ГАНО (Государственный архив Новосибирской обл.). Ф. д-158.

Оп. 1. Д. 2. Л. 15.

2 Военно-исторический вестник. Париж, 1960. №16. С. 18.

156

Глава 6.

«Белый террор» и вопрос

о реабилитации

Одним из наиболее обсуждаемых по теме Гражданской

вой ны является вопрос о соотношении красного и белого террора. Излюбленной версией советской пропаганды с давних

пор является та, согласно которой красный террор был лишь

«ответом на белый террор», поскольку белые якобы развяза-ли Гражданскую войну. На самом деле, чтобы понять причины вспыхнувшей вскоре в России Гражданской войны, надо

вспомнить все деяния советской власти в тот период. Это без-застенчивая социальная демагогия, лишение собственности имущих классов (вплоть до выселения их из домов), гру-бая правовая дискриминация и преследования их, попрание

элементарных правовых норм «именем революции», террор

по отношению к оппозиции, насилие над культурой и обще-ственными науками, варварские гонения на национальную

религию, ломка всех национально-государственных устоев и

обычаев. Если проводить исторические аналогии, большевики повторяли якобинцев Французской революции в политическом экстремизме и далеко превзошли их в экстремизме социальном, перейдя вскоре от уравнительного передела земли к

полному уничтожению частной собственности.

Это усугубило хаос в экономике и привело к полной раз-рухе. Справедливости ради отметим: позднее коммунисты на-учились по-своему созидать — через сверхцентрализацию и

жёсткий контроль. Но на том этапе они ещё не умели этого, и

большевизм ассоциировался прежде всего с разрушением.

Помимо прочего, революция, развалившая армию, лишила

Россию плодов общей союзнической победы в Первой мировой войне, обесценив одержанные победы, титаническое на-пряжение сил страны и миллионы человеческих жертв, при-157

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

ведя к позорному и унизительному сепаратному Брестскому

миру (хотя его кабальные условия были аннулированы в конце

1918 года, после победы союзников в войне, но воспользоваться плодами общей победы Россия уже не могла).

Надежда устранить большевиков от власти мирным путём

рухнула в январе 1918 года, когда они силой разогнали всенародно избранное Учредительное собрание, в котором не получили большинства. Своим крайним радикализмом и экстре-мизмом в социальном, политическом, духовном отношениях, своей позорной и провокационной международной политикой

большевики вызвали сопротивление самых разных классов и

слоёв населения, за исключением наиболее обездоленных.

Дворянство, утратившее привилегии (а помещики — и лишён-ные своих земель), предпринимательский класс, лишённый собственности, — и те, и другие, подвергавшиеся правовой дискриминации, офицерство, униженное травлей 17-го года, лишённое своих боевых наград и званий и не смирившееся с

развалом родной армии, духовенство, гонимое и преследуемое, интеллигенция, возмущённая уничтожением демократических

свобод и произволом революционной власти, казачество, потерявшее привилегии и теснимое на своих землях «иногород-ними», зажиточные слои крестьянства, у которых под видом

«продразвёрстки» отбирали почти весь урожай за смехотвор-ную грошовую и неадекватную «компенсацию» совершенно

обесценившимися советскими деньгами, наконец, все патриоты, оскорблённые в национальных чувствах унизительным и

кабальным сепаратным миром и разрушением национальных

святынь, — все эти классы и слои общества поднялись на во-оружённую борьбу, поскольку мирная борьба при новом режиме

стала невозможной.

Певцы «красного ренессанса» не устают твердить: «Колчак — военный преступник, а поэтому никакого увековечения

недостоин». Эти заклинания восходят к обвинениям, сформу-лированным в адрес Верховного правителя допрашивавшей

его следственной комиссией. Адмирал обвинялся «в захвате

власти вопреки воле народа и в ведении гражданской войны в

158

Глава 6. «Белый террор» и вопрос о реабилитации

целях восстановления дореволюционного режима… в частности: 1) в упразднении всех политических и социальных завоеваний революции, в особенности по отношению к рабочему

классу и беднейшему крестьянству; 2) в расхищении прямым

и косвенным путями народного достояния; 3) в создании це-лой системы организованных грабежей, вооружённых разбоев

и всякого рода насилий над населением, разгромов и выжига-ний целых сёл и деревень; 4) в организации одиночных и груп-повых убийств политических противников и массового истре-бления населения»1.

Здесь лицемерием дышит каждая строчка. Все эти обвинения — за исключением пропагандистского пассажа о «целях восстановления дореволюционного режима» и пункта об «упразднении социальных завоеваний революции» можно было бы с

полным основанием применить к самим его судьям. Особенно в

отношении террора и уничтожения политических свобод.

Между тем высший судебно-правовой орган России —

Правительствующий Сенат ещё до роспуска Учредительного

собрания, накануне своего разгона большевиками издал 23 ноября 1917 г. определение общего собрания сенаторов, в котором назвал Октябрьский переворот «мятежом против законной

власти», а саму советскую власть — «самочинной организа-цией, возникновение и способы действий которой вызывают справедливое и глубокое осуждение». Намерение большевиков сломать российскую судебно-правовую систему Сенат

квалифицировал как «подрыв основ государственного строя», который «лишает население последней его опоры — законной

охраны его личных и имущественных прав». Называя «пре-ступные действия лиц, именующих себя народными комис-сарами», «насилием над учреждениями и лицами, стоящими

на страже русской государственности», Сенат постановил «не

признавать законной силы» за ними2.

1 Процесс над колчаковскими министрами… С. 40.

2 РГИА (Российский государственный исторический архив). Ф. 341.

Оп. 548. Д. 105. Л. 1–2.

159

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

Итак, высший судебный орган исторической России в последнем (перед его насильственным роспуском) постановлении прямо квалифицировал советскую власть как незаконную

и преступную. Вместе с тем власть А.В. Колчака, тоже возник-шую в результате переворота, Сенат признал законной и возобновил при нём свою деятельность. Можно как угодно рас-суждать о причинах такого противоречия, но факт налицо: российские юристы видели продолжателя и правопреемника исторической российской государственности именно в его

власти, а отнюдь не в советской власти. (Строго говоря, под

власть Колчака внешне была подведена и формальная леги-тимность: власть ему вручил Совет министров, который после ареста Директории признал её распавшейся и постановил

передать власть единоличному Верховному правителю, после

чего 13 голосами из 14 избрал на этот пост адмирала1. Фор-мальный же суд над исполнителями переворота оправдал их

действия угрожающими государственности поступками руководства партии эсеров во главе с В.М. Черновым, призывав-шим ещё до переворота создавать вооружённые отряды партии. Попытки эсеровского руководства оказать сопротивление

перевороту в Екатеринбурге и Уфе были быстро пресечены.) В любом случае формальной легитимности у власти Колчака

было больше, чем у советской власти, «узаконенной» 26 октября 1917 г. II Всероссийским съездом самозваных Советов —

неподзаконных на тот момент общественных организаций, не

имевших на это никаких полномочий.

Но если даже мы перечитаем ещё раз обвинения, официально выдвигавшиеся тогда против адмирала, то увидим, что

это обвинения прежде всего политические — и в первую очередь обвинение в вооружённой борьбе с советской властью, а

не в каких-то «военных преступлениях», какового термина на

тот момент ещё даже не существовало.

Более того, поскольку сам Колчак гражданином РСФСР не

1 Гинс Г.К. Указ. соч. С. 207; Серебренников И.И. Указ. соч. С. 217–

218.

160

Глава 6. «Белый террор» и вопрос о реабилитации

являлся и на её территории не находился ни одной минуты, то он

не может обвиняться в нарушении законов советской власти (к

тому же, как мы выяснили, власти, не считавшейся легитим-ной и не являвшейся таковой).

Что касается «законности» и вообще правового значения приговора Иркутского военно-революционного комитета, расстрелявшего А.В. Колчака 7 февраля 1920 г., здесь вообще всё перевёрнуто наизнанку. Начиная с того, что «приговор»

был предрешён личным указанием В.И. Ленина в секретной

записке заместителю председателя Реввоенсовета республики (Л.Д. Троцкого) Э.М. Склянскому (на Западе её текст был

впервые опубликован составителем издания «Бумаги Троцкого» Д. Мейджером, а впоследствии найден в архиве и сам

оригинал. Тексты оригинала и копии совпадают, отсутствует

лишь дата). Записка гласила: «Шифром. Склянскому. Пошли-те Смирнову (РВС-5) шифровку: Не распространяйте никаких

вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия

нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с

разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Подпись тоже шифром.

Берётесь ли сделать архинадёжно?»1.

Повторялась история с Царской семьёй: большевистский

вождь хотел снять с себя ответственность за казнь без суда перед лицом цивилизованного мира. Было выгоднее изобразить «акт возмездия», так сказать, «инициативой народных

масс». Во исполнение распоряжения вождя член Реввоенсовета 5-й армии И.Н. Смирнов направил Иркутскому ревкому

телеграмму, в которой в частности говорилось: «Ввиду… движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске настоящим приказываю

вам: находящихся в заключении у вас адмирала Колчака, пред-1 РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории). Ф. 2. Оп. 1. Д. 24362. Л. 1; The Trotsky papers. 1917–1922. Vol. II. Р. 30.

161

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

седателя Совета министров Пепеляева… с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении донести»1. Официаль-ное постановление Иркутского ревкома, опубликованное на

следующий день в печати, гласило: «Бывшего Верховного правителя адмирала Колчака и бывшего председателя Совета министров Пепеляева — расстрелять. Лучше казнь двух преступ-ников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв»2.

Непосредственные организаторы расстрела (С. Чудновский, А. Ширямов, И. Бурсак) в дальнейшем публиковали свои воспоминания: в те времена это считалось не только не зазорным, но и почётным.

Таким образом, решение о казни было не судебным, а по-

литическим, предрешённым по согласованию с высшим советским руководством.

Знаменательно, что решение о расстреле Колчака было вынесено вскоре после официального постановления ВЦИК и

Совнаркома об отмене смертной казни от 17 января 1920 года.

А Пепеляева даже не успели ни разу допросить.

Поклонники советской власти рьяно возражают: во-первых, на ленинской телеграмме отсутствует дата, следовательно, она могла быть направлена после расстрела, а не до

него, а решение о казни приняли, в строгом соответствии с

официальной советской версией, иркутские большевики (а

советник ректора МПГУ Е. Спицын, имеющий диплом историка, в своём сравнительно недавнем выступлении по ра-дио «Россия» договорился до того, что «его шлёпнули эсеро-меньшевики», перепутав арест Колчака, произведённый 15

января 1920 г. эсеровско-меньшевистским Политцентром, за-хватившим власть в Иркутске 4 января, с его расстрелом, произведённым 7 февраля уже при власти большевистского Иркутского ревкома, отобравшего власть у Политцентра уже

1 Шишкин В.И. Расстрел адмирала Колчака // Гуманитарные науки

в Сибири (Новосибирск). Серия: Отечественная история. 1998. №2.

С. 80.

2 Известия Иркутского ВРК. 1920. 8 февраля.

162

Глава 6. «Белый террор» и вопрос о реабилитации

23 января). Но тогда зачем, спрашивается, оговорки о необходимости «разъяснить, что местные власти до нашего прихода

поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске»? Тем более что никакой

реальной «угрозы Каппеля» не было: у каппелевцев было значительно меньше войск, чем у советского гарнизона Иркутска, и не было сил взять город. И почему в таком случае постановление было вынесено не непосредственно ревкомом, а после

категоричного приказа члена Реввоенсовета 5-й армии (которому и была адресована ленинская телеграмма, переданная через Склянского)?

Во-вторых, утверждают защитники большевиков, ревком

действовал в пределах своих полномочий, предоставленных

ему по советским законам в чрезвычайных обстоятельствах.

Это действительно так, но зачем тогда рассказывать сказки о

«судебном решении», когда суда не было и даже формальное

следствие не было закончено?

В-третьих, они цепляются за то, что Колчак и его правительство ещё в августе 1919 г. были объявлены советским правительством вне закона (и это действительно так), а значит, постановление об отмене смертной казни на них не распро-странялось. Сама практика объявления «вне закона», заим-ствованная большевиками из арсенала Французской революции, была уже задним числом юридически предусмотрена в

ст. 25 «Руководящих начал по уголовному праву» РСФСР, из-данных 12 декабря 1919 г. (этот сюжет, как и ряд других, касающихся расстрела А.В. Колчака, подробнее рассматривается в

недавно вышедшей книге В.Ж. Цветкова, к которой и отсылаю

всех интересующихся)1. Но тогда зачем вообще проводилось

какое-то формальное следствие, если объявленный вне закона может быть казнён непосредственно после установления

его личности? Словом, они сами запутались в противоречиях.

Характерно, что даже непосредственные руководители

1 Цветков В.Ж. Адмирал Колчак: «преступление и наказание» Верховного правителя России. М., 2018. С. 34.

163

В.Г. Хандорин. Мифы и факты о Верховном правителе России

расстрела (С. Чудновский, И. Бурсак) в своих воспоминаниях

признавали, что адмирал встретил смерть с солдатским мужеством, сохранив достоинство и перед лицом смерти1.

Но главное: ни о каких «военных преступлениях против

мира и человечности», о которых лепечут современные суды, отказывая А.В. Колчаку в формальной реабилитации, речи не

шло. Установленные ранее Гаагской конвенцией 1907 г. законы и обычаи ведения войны (включая обращение с военно-пленными, с мирным населением и т. д.) — кстати, первыми

их нарушила Германия уже в ходе Первой мировой войны —

касались только международных, межгосударственных войн и

ничего не говорили о войнах гражданских: в их отношении никаких норм международного права просто не существовало.

Казни заложников-военнопленных были формально запрещены лишь Женевской конвенцией 1929 г. Термин же «военные

преступления» стал применяться лишь после Нюрнбергского

процесса 1945–1946 гг. над главарями Третьего рейха.

Репрессивное законодательство Колчака — как и всё

остальное законодательство его правительства — опиралось

на аналогичное законодательство дореволюционной России, начиная с «Положения об усиленной и чрезвычайной охране» 1881 г. Практически все чрезвычайные меры против повстанцев и партизан, санкционированные А.В. Колчаком и