Мифы и личностные изменения. Путь к блаженству

Введение[4]

Недавно я выступал в Институте Эсален в Калифорнии. В зале в основном сидели женщины. Их очень интересовало, можно ли найти в классических мифах персонажей, которые олицетворяли бы женщин в роли солдат или руководителей. Эти роли они сами выполняют в современной жизни — а в мифах таких героинь не было. Так возник вопрос о том, может ли миф в принципе быть примером для подражания.

Я бы сказал, что мифы, бытующие в конкретном обществе, действительно могут служить примерами для подражания людям, которые живут в этом обществе в определенную эпоху. Мифологический образ показывает то, как именно энергия Мироздания проявляет себя в определенный момент времени, — а времена меняются, и способы проявления меняются вместе с ними.

Я ответил своим слушательницам, что боги воплощают силы покровителей, которые защищают вас в какой-то определенной сфере деятельности. Поклоняясь божествам, вы получаете от них силу и поддержку, которые помогают вам освоить эту конкретную роль так, как она воплотилась в образе бога или богини. Существуют боги-покровители сельского хозяйства, покровители войны и так далее. В классической традиции нет богини, которая бы покровительствовала бизнес-леди, женщинам, работающим в силовых структурах, в армии и так далее. Афина — покровительница воинов, но сама она — не воин. Артемида, может, и была охотницей, но символизирует преображающую мощь природы, а не конкретную профессию. Чему бы могла научиться у Артемиды женщина из мира бизнеса?

Там, где существует мифологический образ, он наполнялся смыслом в течение долгих десятилетий, столетий или тысячелетий опыта. Нелегко строить свою жизнь, если у тебя подобный пример отсутствует. Я не знаю, как это происходит сейчас, когда нам открылось так много новых возможностей, но по собственному опыту могу судить, что именно пример для подражания направляет человека в жизни, указывая, как именно разрешать проблемы и как использовать свой потенциал.

Миф отличается от истории: мифы — это не вдохновляющие рассказы о выдающихся людях. Миф трансцендентен по отношению к настоящему. Народный герой отличается от персонажа с реальной биографией, даже если его прообраз и существовал в действительности, как Джон Генри[5] или Джордж Вашингтон. Народный герой представляет собой трансформирующий аспект мифа. Когда у вас существует традиция устного мифа, он абсолютно актуален. В сказаниях современных американских индейцев есть и велосипеды, и вашингтонский Капитолийский холм. Все немедленно встраивается в мифологию. В нашем обществе фиксированных текстов и печатного слова именно поэт видит ценность фактов, которые существуют вокруг нас, обожествляет их, и, как и в былые времена, именно поэту предназначено создавать символы, которые связывают повседневное с вечным.

Конечно, когда вы пытаетесь связать себя с трансцендентным, вам совершенно не обязательно созерцать определенный образ. Вы можете следовать по пути дзен и вообще забыть о мифах. Но я-то говорю о пути мифа. А настоящий миф всегда дает вам некое поле, на котором вы можете найти место для себя. Именно в этом состоит смысл мандалы, священного круга, и неважно, кто вы — тибетский монах или пациент психоаналитика-юнгианца. Символы располагаются по кругу, а ваше место — в его центре. Лабиринт, безусловно, является запутанной, лишенной порядка мандалой, внутри которой вы заблудились. Таким представляется окружающий мир людям, у которых нет мифологии. Они пробираются по этому лабиринту с таким трудом, словно до них никто никогда этого не делал.

Недавно я познакомился с работой потрясающего немецкого психиатра — графа Карлфилда Дюркгейма[6] (не путайте с французским социологом Эмилем Дюркгеймом). Он создал обобщенную концепцию здоровья — физического и психологического, — используя представления о мифах Карла Густава Юнга и Эриха Ноймана[7]. Дюркгейм утверждает, что каждый из нас наделен жизненной мудростью и все мы воплощаем мистическую силу: силу жизни, которая создала все вокруг и сотворила нас самих в утробе матери. Мудрость живет внутри нас, и она воплощает энергию этой силы, которая растекается во времени и пространстве. И такая сила, заключенная в каждом из нас, предназначена для какой-то определенной миссии. И вот наш ум размышляет, наши глаза видят, и все это так погружается в мир понятий и преходящих, сиюминутных проблем, что мы зацикливаемся на них и не позволяем потоку энергии свободно изливаться вовне. Тогда-то мы и заболеваем. Энергия оказывается заблокированной, и нас выбрасывает из центра; это представление перекликается с постулатами китайской и индийской медицины. Итак, психологическая проблема, способ не допустить блокирования энергии заключается в том, чтобы стать — и вот она, ключевая фраза, — прозрачным для трансцендентного. Все же так просто.

Именно миф указывает вам путь от феноменального мира к трансцендентному. Персонаж мифа — нечто вроде циркуля, которым вы в школе чертили окружности и дуги: его острая ножка находит опору в мире времени, а грифель скользит в мире вечности. Образ бога может воплощаться в виде человека или животного, но его сущность трансцендентна по отношению к этой форме.

И если вы направляете подвижную, метафорическую часть своего «циркуля» к конкретному референту — к факту, — то получите всего лишь аллегорию, а не миф. Миф указывает не на себя, а на нечто неописуемое; аллегория, в отличие от него, — просто история или образ, преподающий вам конкретный урок. Джойс называл это неподобающим искусством[8]. Одна из точек опоры мифологической фигуры всегда располагается в мире трансцендентного. Именно это имеет в виду Лао-Цзы, когда в первом афоризме «Дао дэ цзин» провозглашает: «Если дао можно дать имя, то это не дао»[9].

Пусть божество, которому вы поклоняетесь, станет прозрачным стеклом для трансцендентного света, и тогда его имя не будет иметь значения.

Более того, когда бог становится вашим образцом для подражания, если вы способны воспринять вдохновение, исходящее от него, ваша собственная жизнь перестает быть гонкой за успехом или достижениями и открывается трансцендентному, позволяя энергии течь сквозь вас.

Безусловно, чтобы достичь того, что лежит за пределами личности, нужно сначала стать личностью: эти два свойства необходимо объединять. Немецкий этнограф Адольф Бастиан рассуждал о том, что в мифе присутствуют два элемента: трансцендентный и локальный. Вы должны воспринять конкретную культурную традицию, чтобы совершить восхождение к трансцендентному уровню и таким образом установить свои отношения с Богом и на личном, и на сверхличном уровне.

В древних обществах такой контакт между местными традициями и сверхъестественным устанавливает шаман. Шаманом становится тот, кто пережил психологический кризис и сумел восстановиться после него. Юношу или девушку на пороге отрочества посещает видение или, возможно, неземная песнь. Это означает, что человек был призван высшими силами. Его лихорадит, у него начинается нервное заболевание, самый настоящий психотический эпизод. Члены семьи такого подростка, знакомые с соответствующими традициями, обязательно призывают шамана, чтобы тот дал молодому человеку наставление и конкретные указания, которые необходимо выполнить, чтобы вновь воссоединиться с реальным миром и спеть свою песнь.

Безусловно, то, что переживает такой индивид при погружении в мир бессознательного, характеризует бессознательное всего общества, к которому он принадлежит. Мир этих людей очень ограничен, и они сталкиваются с очень небольшим количеством психологических проблем. Потому шаман становится и учителем, и защитником мифологической традиции, но он живет в изоляции, его побаиваются; и находиться в таком положении очень опасно.

Бывает так, что в некоторых обществах человек старшего возраста сам хотел бы стать шаманом. Тогда ему предстоит пройти серию мучительных испытаний для того, чтобы обрести ту власть, которую природный шаман получил естественным путем. В северо-восточной Сибири и некоторых районах Северной Америки призыв стать шаманом означает смену пола. Это должно символизировать выход за пределы своего тела, данного с рождения, так что женщины начинают жить мужской жизнью, а мужчины — женской. Такие шаманы-трансвеститы играют значительную роль в мифологии северо-западных американских индейцев — хопи, пуэбло, навахо, апачей, сиу и других.

Валдемар Вогорас и Валдемар Йохельсон первыми обнаружили эту гендерную инверсию у чукотского народа, населяющего Камчатский полуостров в Сибири[10]. Эти два исследователя стали свидетелями самых разных реакций на подобное явление. Некоторые молодые люди, услышав призыв стать «мягким человеком»[11], испытали такое смятение и стыд, что покончили с собой. Если шаман не откликается на зов, то он будет психологически раздавлен и ему придет конец. От него требуется полная психологическая самоотдача.

Недавно я услышал рассказ о жизни одной женщины из шахтерского городка в Западной Вирджинии. Когда она была маленькой девочкой, на прогулке в лесу ей послышалась чудесная музыка. Она не знала, что ей с этим делать, как поступить. Прошли годы, и когда ей исполнилось шестьдесят, она обратилась за помощью к психотерапевту, рассказав, что чувствует, будто вся ее жизнь прошла впустую. Только в состоянии глубокого гипнотического транса она вспомнила о мелодии, которую услышала в детстве[12]. Как вы догадываетесь, это была шаманская песнь.

Вслушиваясь в эту песнь, вглядываясь в эти видения, шаманы сохраняют точку равновесия в центре своего мира. Их умиротворяет пение этих песен и исполнение ритуалов. На самом краю Южной Америки, на Огненной Земле, живут самые неприметные жители континента, племена индейцев Она и Яган. В начале XX века отец Альберто де Агостини, священник и ученый, провел в этом племени какое-то время, и благодаря ему мы знаем кое-что о мифологии этих людей. Он рассказывает о том, что как-то ночью проснулся и услышал, как местный шаман поет, аккомпанируя себе на барабане, в полном одиночестве, всю ночь напролет, черпая в этом силу[13].

Мысль о том, что ты сохраняешь в себе силу, приобщаясь к своему мифу, характеризует способ функционирования мифа как такового. Если это — живая мифология, имеющая непосредственное отношение к жизни современников, то повторение мифов и проживание ритуалов помогают вам остаться в центре вашего мира. Ритуал — это просто способ воплотить в жизнь миф, участвуя в ритуале.

Сегодня в племени Навахо многие страдают неврозами оттого, что они, воины, теперь заперты в резервации и больше не могут вести прежнюю активную жизнь. Ритуалы рисования песком сейчас у них применяются для исцеления — чтобы прожить миф снова и снова, открываясь трансцендентному.

Вот как работает миф.

Мой опыт в этой сфере подсказывает, что лучше всего этому учат в Индии. Когда мне было почти пятьдесят и я уже полжизни изучал мифологию, в конце концов мне пришел в голову вопрос: «Как же теперь собрать все это воедино?» Потом я подумал, что на земле существует место, где миф царит уже на протяжении многих лет, порождая при этом новые идеи, где за многие тысячелетия была собрана целая коллекция комментариев и дискуссий на эту тему. На вас не оказывают давления, вы сами выбираете то, что вам близко, в процессе непосредственного эстетического восприятия.

Итак, я отправился в Индию, и все сразу же встало на свои места[14]. Я обнаружил, что мои собственные соображения на эту тему перекликаются с тем, что я узнал там.

В ведической традиции существует доктрина, которая помогла мне осознать смысл понятия энергии, пронизывающей все мифы. «Упанишада Тайттирия»[15] провозглашает существование пяти покровов Атмана, духовной сущности индивида.

Первый покров — это аннамайя-коса, покров пищи. Это ваше тело, которое состоит из пищи и станет ею после вашей смерти. Черви, стервятники, гиены или пламя поглотят его.

Второй — покров дыхания, пранамайя-коса. Дыхание наполняет пищу кислородом, дыхание наполняет тело жизнью. Вот оно, это тело, — пища на огне.

Затем идет манамайя-коса, — покров разума, сознание, с помощью которого вы понимаете, что вы — это вы.

Между этим и следующим покровом — большой разрыв.

Следующий — это покров мудрости, виджнмайя-коса. Именно сквозь него течет поток трансцендентного. Именно такая мудрость привела вас в материнскую утробу, она переваривает съеденную вами пищу, потому что знает, как это делать. Именно эта мудрость подсказывает вам, как излечиться, если вы поранитесь. Рана кровоточит, но защитное снадобье ее исцеляет, и возникает рубец: так работает покров мудрости.

На лесной прогулке вы замечаете, что кто-то натянул колючую проволоку так, что она соприкасается с корой дерева. Дерево втягивает ее в себя, проращивает ее сквозь собственную кору. И у дерева он тоже есть, этот покров мудрости. Этой природной мудростью обладают и горы, и деревья, и рыбы, и животные. Сила мифа заключается в том, чтобы заставить умственный покров соприкоснуться с покровом мудрости, который возвещает о трансцендентном.

А под покровом мудрости располагается покров блаженства, анандамайя-коса, сущность трансценденции в самой себе и за ее пределами. Жизнь — это воплощение блаженства. Но манамайя-коса, покров разума, не может расстаться со страданиями и радостями покрова пищи, терзается мыслями о том, в чем состоит смысл жизни и стоит ли вообще продолжать. Или, как говорится в «Поминках по Финнегану» у Джойса: «Стоит ли жить эту жизнь?»[16]

Представьте себе лужайку, поросшую травой. Из покрова блаженства проистекает покров мудрости, и потому трава растет. А каждые две недели кто-то приходит с газонокосилкой и подстригает лужайку. Представьте, что было бы, если бы трава воскликнула: «Да что же это такое? Опять? Все, я ухожу!»

Такое свойственно покрову разума. Когда вы задумываетесь о том, что жизнь полна боли, а милосердный Бог почему-то допускает существование мира, в котором все это творится, вы рассуждаете с точки зрения бинарных оппозиций: добра и зла, света и тьмы. Покрову мудрости противоположности неведомы, а покров блаженства содержит все противоположности в себе.

Когда я был в Египте, то посетил жалкое крошечное захоронение Тутанхамона. По сравнению с погребальным залом Сети неподалеку оно скорее напоминало деревенский туалет. Могила Сети походила на небольшой спортивный зал, а Тутанхамон после смерти занял две каморки размером с квартиру-студию. Потому никто и не потрудился ограбить его гробницу — и теперь мы можем увидеть все сокровища, которые там находились.

Давайте подумаем о гробнице Тутанхамона, используя индийские понятия о покровах. Не знаю, хотели этого древнеегипетские скульпторы или нет, но именно их я и увидел. Перед вами три прямоугольных саркофага, один внутри другого, — покров пищи, покров дыхания, покров разума. Это снаружи. Затем вы видите огромный каменный саркофаг, который отделяет два внутренних саркофага от внешних. Что же там находится? Деревянный саркофаг, отделанный золотом и ляпис-лазурью. Он повторяет контуры тела юного царя со знаками власти, которые крест-накрест располагаются на груди. Я сравнил бы его с покровом мудрости, уровнем живой органической формы.

А внутри скрыт покров благодати: саркофаг в форме тела Тутанхамона из нескольких тонн золота. Осознав, как добывалось золото в те годы, вы поймете, сколько жизней и человеческих страданий потребовалось, чтобы получить его — саркофаг, символизирующий покров блаженства.

В самой сердцевине всего этого находился Атман. К сожалению, древние египтяне впали в колоссальное заблуждение, перепутав вечную жизнь с вечным существованием конкретного тела. Отдав доллар при входе в музей, за посещение зала с мумиями необходимо доплатить еще один. И вот вы оказываетесь в комнате, где рядами выставлены деревянные гробы, в каждом из которых покоится фараон. Их имена напоминают названия бабочек в коллекции: Аменхотеп I, II, III...

Мне это напомнило грудничковое отделение в родильном доме, где в палате находятся новорожденные младенцы. У древних египтян всё — и строительство пирамид, и эти великие гробницы — было основано на главном заблуждении, которое заключалось в том, что вечная жизнь — это жизнь аннамайя-коса, жизнь покрова пищи. Ничего подобного. Вечность не связана со временем. Вечность — это трансцендентное измерение того, что происходит сейчас, к которому и отсылает миф.

Благодаря всему вышесказанному, можно понять, что же такое миф. Когда люди говорят: «Ой, этого не могло быть, а вот этого никогда не случалось, никакие мифы нам не нужны» — они просто освобождаются от слов, благодаря которым строится дискурс между манамайя-коса и виджнмайя-коса, между мудростью разума и мудростью органической, телесной.

Эти боги из мифов служат вам примером, становятся моделью для подражания, пока вы понимаете, как и где они соприкасаются с трансцендентным. Разве христианский концепт Imitatio Christi, подражания Христу, означает, что вы должны пойти и сделать так, чтобы вас распяли? Ничего подобного. Это значит, что нужно жить, опираясь на трансцендентное, подобно Богу.

Апостол Павел говорит: «Я живу, но не просто я, это Бог живет во мне»[17]. В этом заключается весь смысл буддийского сознания, которое объединяет Вселенную и тебя самого.

Мифы говорят, что, соприкасаясь с миром определенным образом, вы находитесь под защитой Афины или Артемиды, того или иного бога. Сейчас мы лишены таких ролевых моделей. Мир изменился так быстро, что формы, которые казались нормой в дни моего детства, больше не существуют, и их нечем заменить, и все меняется очень, очень стремительно. Сегодня мир недостаточно стабилен для формирования мифологической традиции.

«Кому на месте не сидится, тот добра не наживет». Миф — это «добро». Так что вам придется создавать его самостоятельно, ad lib[18]. Настоящее представляется мне как свободное падение в будущее, для которого у нас нет никаких ориентиров. Вам просто нужно знать, как именно падать; и этому можно научиться. Вот как обстоят дела с мифами прямо сейчас. Нам всем не на что положиться сейчас.

Но двух проводников все-таки вы можете найти. Первым из них может стать человек, которого вы повстречали в юности и которого вы считаете благородным и достойным. Вы можете брать с него пример. Второй способ найти руководство к действию — это жить в стремлении к блаженству. Тогда благодать станет вашей жизнью. В санскрите есть такое изречение: три аспекта мысли, которые отдаляют от края пропасти на грани трансцендентного, это сат, сит и ананда — бытие, сознание и блаженство[19]. Вы можете сказать, что трансцендентность — это зияющая дыра или нечто целостное, потому что словами ее описать невозможно. Мы можем рассуждать лишь о стороне, которая доступна нашему восприятию. Задача в том, чтобы найти слова, образы, которые будут указывать нам на нечто большее, чем они сами. Но именно эти три концепта максимально приближают вас к этой пустоте: сат, сит, ананда. Бытие, сознание и блаженство.

По мере того как я становился старше, я продолжал размышлять об этих трех вещах. А я не знаю, что такое «бытие». И не знаю, что такое «сознание». Но зато я знаю, что такое «блаженство»: это ощущение, что ты абсолютно «здесь и сейчас», что ты делаешь именно то, что тебе необходимо, для того, чтобы быть самим собой. Если вы сможете поймать это ощущение, то вы очень близко подойдете к трансцендентному переживанию. Может быть, у вас нет денег, но это неважно. Через три недели после того, как я закончил учебу в Германии и в Париже, разразился кризис 1929 года на Уолл-Стрит[20], и я в течение пяти лет не мог найти работу. И, к счастью для меня, пособия по безработице тогда не платили. Я просто сидел в Вудстоке и читал, и думал, в чем мое истинное предназначение. Так я и жил на грани восторга все это время.

Я советую студентам: следуйте по пути своего блаженства. Момент, когда вы испытаете его, непременно наступит. А когда оно уходит? Следуйте за ним: это гораздо надежнее, чем понять, как и где вы будете зарабатывать деньги через год. Годами я наблюдал за молодыми людьми, которые ломали голову над тем, как построить карьеру. Есть только два способа понять это: первый — искать блаженства, второе — попытаться предсказать, где будет выгодно работать к моменту окончания учебы. А все так быстро меняется. В этом году лучше оплачивается работа в сфере компьютерных технологий, в следующем — работа дантиста, и так далее. И неважно, что решит молодой человек, — к тому моменту, как он примет решение и начнет действовать, все уже изменится. Но если он сможет понять, где центр его мира, дающий ему блаженство, то он всегда сумеет именно там и оказаться. Может быть, у вас не будет денег, но зато будет счастье.

Оно поведет вас к этой трансцендентной тайне, поскольку именно оно концентрирует трансцендентную энергию внутри вас. Поэтому, когда блаженство вдруг оставит вас, вместе с ним исчезнет и источник энергии — постарайтесь обрести его вновь. Подобно проводнику-Гермесу, пусть невидимый пес-ищейка вынюхивает ваш невидимый путь. Так оно и происходит. Так каждый находит свой собственный миф.

Вы можете найти подсказки в более ранних традициях. Используйте их как ключи к разгадке. Как сказал один мудрец: «Не нужно носить чужую шляпу». Сейчас многие очаровываются Востоком, надевают тюрбаны и сари, — но они увлеклись фольклором в поисках мудрости. А искать-то нужно именно мудрость, а не одежды, в которые она нарядилась. Минуя ловушки и мифы других культур, вы можете обрести мудрость, которую переплавите в свою собственную. Проблема заключается в том, как превратить эти мифы в свои собственные.

В рамках курса мифологии, который я читал в колледже Сара Лоуренс[21], я знакомил людей со всевозможными системами верований. Некоторым требуется больше усилий, чтобы создать свои мифы, чем другим, но каждый так или иначе был воспитан в контексте какого-то мифа. Я обнаружил, что любую мифологическую традицию можно применить к жизни, если она была в вас заложена. И хорошо хранить приверженность мифу, который был вами усвоен в детстве, потому что он уже внутри нас, хотим мы этого или нет. Вам остается лишь позволить мифу развиваться, а не просто следовать ему буквально. Нужно уметь услышать его песнь.

У меня есть друг, очень примечательная личность, который вначале принадлежал к пресвитерианской церкви, затем заинтересовался индуизмом, а потом стал прислуживать индуистскому монаху в Нью-Йорке около двадцати лет назад. Потом он отправился в Индию и там сам стал индуистским монахом. Однажды он звонит мне и говорит: «Джо, я собираюсь принять католичество»[22].

Да, церковь проявляет интерес к экуменистскому единению. По крайней мере, ее представители так считают. Но если вы сидите за столом с ними, создается впечатление, что это им вовсе не интересно. Они слишком узко видят ситуацию и слишком держатся за свои принципы, опровергая другие системы. Мой друг, который из индуиста превратился в римского католика, написал в американском журнале иезуитов: «Нет, вам не следует так относиться к другим религиям. Если вы хотите донести свои убеждения до индуистов или буддистов, вам необходимо разобраться, о чем они думают, и нельзя относиться к их учениям свысока».

И вот его отправили в Бангкок на встречу представителей католических монашеских орденов. Это была та самая конференция, где Томас Мертон погиб от удара электричеством в каком-то из отелей[23].

Любопытно, что мой друг рассказал мне о том, что у римских католиков и буддистов не было проблем со взаимопониманием. Каждый из них стремился к тому же и знал, что этот духовный опыт невыразим словами. Общение — это всего лишь попытка подвести слушателя к краю пропасти, это — дорожный знак, а не сам по себе объект. Но не связанные с монашеством представители церкви прочитывают содержание этого общения и слишком буквально его понимают, это тормозит их, и вот в этот момент и возникает конфликт.

Мой старый учитель, Генрих Циммер, говаривал так: самое лучшее нельзя высказать словами — это трансцендентные, невыразимые истины. Второе по значимости понимается неверно: мифы — это метафорические попытки указать путь к этому самому лучшему. А третье по значимости связано с историей, наукой, биографией и так далее. Говорить можно лишь о явлениях из этой третьей группы. Но люди воспринимают это так, словно все относится именно к третьей группе; и этот образ более не прозрачен для трансцендентного.

Вот история, которая, как мне кажется, лучше всего описывает, что такое жизнь и что значит иметь достаточно мужества, чтобы ее прожить. Эта легенда восходит к сказаниям о короле Артуре, о Поиске святого Грааля, авторство приписывается неизвестному монаху, жившему в XIII веке.

Однажды Артур восседал в своем праздничном зале с рыцарями Круглого Стола. Артур не позволял никому начать трапезу, пока не произойдет чудо. В те времена чудеса были делом привычным, так что никто не успел очень уж проголодаться.

Они ждали сегодняшнего чуда — оно явилось. Святой Грааль возник перед собранием рыцарей — но не во всей своей красе, а под сенью прекрасного сияющего покрова, — и исчез. Присутствующие были в восхищении, их переполнило благоговение.

Тогда поднялся сэр Гавейн, племянник Артура, и произнес: «Я предлагаю дать обет, что все мы отправимся на поиски этого Грааля, чтобы он предстал перед нами без покрова».

«И решили они, что бесчестьем будет отправиться на поиски всем вместе. Каждый из них должен будет поодиночке войти в Таинственный Лес там, где сам того пожелает, там, где тьма гуще всего и где не будет ни дороги, ни тропинки».

Вы входите в самую темную чащу леса, где нет дорог. Каждая тропа была проложена кем-то другим, а каждый человек — уникален.

Вопрос в том, как найти свой собственный путь к благодати.