Мифы, предания, сказки хантов и манси

105. Священное сказание о возникновении земли

Живут старуха и старик тундрового холма[280]. У них есть белоснежный ворон. По двум сторонам дома сплошная вода, земли совсем нет. Старик не выходит на улицу, не знает, какова местность около дома[281]. Пока они так живут, однажды с неба слышится какой-то шум. Старик выглядывает из окна: сверху, с неба, летит железная гагара, ныряет в воду, чтобы найти землю. Ходила-ходила, вынырнула — никакой земли не нашла. Вдохнула-вдохнула, опять нырнула в воду. Ходила-ходила, вынырнула — опять пусто, нету земли. Немножко вдохнула, третий раз нырнула, а когда вынырнула, так вдохнула, что горло лопнуло[282], но в клюве у нее была крошечка земли. Взлетела и удалилась в сторону неба.

Старуха и старик легли спать. На следующий день, когда они встали, с неба снова слышится какой-то шум. Старик смотрит в окно: с неба вниз летит гагара[283]. Ныряет в воду. Ходила-ходила, когда вынырнула, ничего у нее нет, пусто. Немножко вдохнула-вдохнула, снова нырнула в воду. Снова ходила-ходила, когда нырнула, тоже ничего нет. Немножко вдохнула, третий раз нырнула, когда вынырнула, так вдохнула, что макушка лопнула[284]. В ее клюве — большой кусок земли. Клюв обтерла об угол тундрового холма, потом улетела в сторону неба.

Старуха и старик легли спать. На следующий день, когда они встали, земля была шириной с подошву. На второй день, когда они встали, земля уже была насколько хватало глаз — настолько она увеличилась. На третий день старуха и старик смотрят в окно: воды совсем нет, все стало землей. Старик говорит белоснежному ворону:

— Иди-ка посмотри, какой величины стала земля.

Ворон улетел, полчаса летал — земля такой величины стала. Старуха и старик легли спать. Снова встали, снова посылают ворона, чтобы посмотреть величину земли. Ворон с дороги вернулся только к полудню — такой величины земля стала. На третий день, когда они встали, снова говорят ворону:

— Иди-ка посмотри, какой величины земля стала.

Его все нет и нет, так и завечерело. Время спать ложиться, тут он, почерневший, прилетел. Старик говорит ворону:

— Ты что-то наделал в дороге.

Говорит ворон:

— Что я мог наделать? Один человек умер, я поел немного, из-за этого, что ли, я почернел?

— Если ты ел человека, то убирайся отсюда. Настанет на свете век человека, настанет на свете время человека, и не сможешь ты добывать лесного зверя, не сможешь добывать речную рыбу, на том кровавом месте, где человек добыл лесного зверя, ты и утоляй голод. А в другие дни ложись голодным.

Ворон улетел в лес, до сих пор там живет. Теперь старуха выходит из дома. Когда заходит, говорит старику:

— Старик, за домом вырос куст.

Старик говорит:

— С теми корнями, что есть, с теми ветвями, что есть, заноси его.

Женщина выкопала дерево, занесла. И старик узнает его: это кедр[285]. Говорит старухе:

— Выноси и посади туда же.

А старик-то сам не выходит из дома. Легли они спать с женой. Когда он встал, жены нет. Ушла она куда-то, что ли? Старик не выходит, так и живет дальше. Живе так четыре-пять недель, заскучал. Хотя ему нельзя выходить, в этот день он вышел искать жену. Подошел к двери, жена на улице, слышно, говорит:

— Не выходи, мой сынок уже дорос до охоты на белок. Я через неделю зайду, а ты не выходи[286].

Неделю она прожила, потом зашли мать с сыном. Сын уже бегает. Песенный человек, сказочный человек разве долго растет? Старуха и старик дальше живут-поживают. Их сын дорос до охоты на лесного зверя. Из сердцевины ствола, обструганного на стружки, делают ему лук, из сердцевины ствола, обструганного на стружки, делают ему стрелу. Начал он охотиться в речном краю, в лесном краю.

Говорит старик:

— Какое имя мы дадим нашему сыну?

Старуха говорит:

— Если бы у нас была дочь, я бы дала ей имя, а мальчику пусть отец дает имя.

Говорит старик:

— Какое имя я дам? Его имя пусть будет Тарыг-пещ-нималя-сов[287].

Тарыг-пещ-нималя-сов идет в лес. Наполняет многие амбары горного края, наполняет многие амбары лесного края; соболь, лось просто сами падают. Пока он так ходил, захотел воды попить. В одном месте нашел свободную ото льда речку, прилег, чтобы попить, оттуда смотрит бородатый человек. Отпрянул в страхе. "Здесь, наверно, какая-нибудь чертова река, — думает, — в ней черт, здесь нельзя пить"[288]. Пошел, прорубил лед на озере, снова прилег попить. Снова оттуда смотрит бородатый старик. Снова думает: "Это какое-нибудь чертово озеро". Потом ушел на Обь. Oн дошел до середины Оби, прилег, снова бородатый человек смотрит на него. Он ощупывает себя — это его же борода отражается. Попил обской коды, потом пошел домой. Зашел, присел на скамейку, как без рта, как без языка: о чем бы мать его ни спрашивала, он ничего не говорит. Говорит мать:

— Раз не говоришь, то как попадешь когда-нибудь в беду, то вниз тебе не уйти, вверх тебе не уйти.

Говорит отец:

— Ты сел, как без рта, как без языка, неужели ты плохо думаешь о нас?

Только теперь заговорил сын:

— За время, пока моя борода так выросла, неужели ты не знал про женский край, где женщины ходят?

Отец говорит:

— Я же не выхожу. Где находится женский край, где ходят женщины, я не знаю. Ты человек, объезжающий земли, ты человек, объезжающий реки, женский край, где ходят женщины, ты сам ищи.

Тарыг-пещ-нималя-сов обернул голову, глаза и лег спать. На следующий день встал, его отец говорит:

— Иди к развалившейся конюшне, там покопай. Если чего-нибудь добьешься, то добьешься, а если не добьешься, то как хочешь.

Сын вышел, подошел к углу развалившейся конюшни. Конский навоз начал копать, там показался конец вожжей. Он захватил конец вожжей и выдернул — такой конь там стоял, как будто сдыхать собирается, просто качается туда-сюда. Щелкнул ногтем между глаз — стал таким конем, что если выдыхает, то из одной ноздри искры клубятся, из другой ноздри дым клубится. Стал трехлетним конем.

Он прыгнул на спину своего коня, тот взлетел, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Так на спине коня достиг Тарыг-пещ-нималя-сов Оби. Вот он идет по обскому яру, на вершине яра три осины стоят. Один лист кажется золотым и так крутится, что глазами не уследить. Тарыг-пещ-нималя-сов думает: "Каковы мои руки? А ну-ка, я выстрелю туда". Выстрелил стрелой из сердцевины ствола, обструганного на стружки, прострелил середину листа.

После того как выстрелил, на него навалился сон[289]. Oн заснул, ему снится, что где-то ругается женщина: "Ну вот, дети такие фокусы делают: обходят землю, обходят реку и стреляют в шубу для укрывания".

Когда он проснулся на спине коня, оказывается, он спит в дверях какого-то дома. Спускается с коня, заходит в дом, там женщина говорит:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, только сейчас пришел? Долго же ты спал. Торум спустил тебе жену, Парапарсех[290] ее украл.

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Его дело, пусть крадет. Разве я был женат до сих пор? Без жены жить тоже хорошо.

Тетя накормила, напоила его, и он поехал дальше. Тетя подарила ему обоюдоострый нож, железную ястребиную шкуру, железную заячью шкуру подарила ему, железную мышиную шкуру и маленькую щучью шкуру подарила ему.

— Племянник, — говорит она, — теперь пойдешь, а когда придешь, то эти мои вещи отдай назад, они нужны мне. Если попадешь в какую-нибудь беду, в какую-нибудь нужду, меня слишком громко не зови, тихонько вспоминай[291]. Вот пойдешь, посмотри вниз: там стоят семь войлочных домов, овцы-свиньи кругом кишат, как черви. Спустишься к войлочным домам, из войлочных домов появятся одноглазые люди, у них один глаз вытекший, а другой здоровый. Ты спроси у них: "Чьих овец-свиней вы пасете"? Они скажут: "Пасем овец-свиней Парапарсеха". Ты скажи: "Так не говорите. Говорите так: "Мы пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова". Сзади идет огненный царь. Если вы скажете, что пасете овец Парапарсеха, то огонь сожжет вас. А если скажете, что пасете овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова, то по-хорошему обойдется". Потом вылечи их глаза, дунь на них, пусть у них будет два глаза. Потом пойдешь дальше, снова придешь к семи войлочным домам, коровы кругом кишат, как черви. Опять спустишься вниз, доедешь, покажутся однорукие люди. Спроси у них: "Чьих коров вы пасете?" Они скажут: "Пасем коров Парапарсеха". Ты скажи: "Вы не говорите так. Говорите так: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова". Если вы не скажете так, сзади идет огненный царь, сожжет вас". Потом дунь на их руки, пусть все вылечатся. Потом опять пойдешь дальше. В одном месте снова будет семь войлочных домов. Кругом везде одни кони. Потом спустишься, приедешь, из войлочных домов выползут одноногие люди. Ты спросишь у них: "Чьих коней вы пасете?" Они скажут: "Коней Парапарсеха пасем". Ты скажи: "Вы так не говорите. Скажите: "Мы пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова". Иначе сзади идет огненный царь, сожжет вас. И вас не будет, и коней не будет, всех сожжет". Если они по-хорошему отнесутся к тебе, то дунь на их ноги, вылечи их. А теперь иди.

Тарыг-пещ-нималя-сов сел на спину своего коня, взял свой семигранный кнут, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. В одном месте он смотрит вниз: семь войлочных домов стоят, овцы-свиньи кишат, как черви. Конь спустился на землю.

Люди появились из домов, все они одноглазые. Спрашивает их:

— Чьих овец-свиней вы пасете?

— Пасем овец-свиней Парапарсеха.

— Нет, так не говорите. Говорите так: "Пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова". Если скажете: "Пасем овец-свиней Парапарсеха", сзади идет огненный царь, всех вас сожжет.

Они склонили головы, легли к его ногам — как же мы не скажем: "Мы пасем овец-свиней Тарыг-пещ-нималя-сова"! Он дунул на них, все они стали зрячими.

Сел на коня, снова смешался с идущими облаками, бегущими облаками. Пока он шел, в одном месте смотрит вниз: семь войлочных домов стоят. Милые коровы кишат, как черви. Конь спустился вниз, приземлился. Жители вышли из дома, все они однорукие.

Спрашивает их:

— Чьих коров вы пасете?

— Пасем коров Парапарсеха.

— Так не говорите. Скажите: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова". Сзади идет огненный царь, огонь сожжет вас.

Дунул на них, их руки стали здоровыми. Они ложатся к его ногам — мы стали рукастыми, как же мы не скажем: "Пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова".

С этим он сел на спину коня, снова взлетел. В одном месте смотрит вниз: там кони кишат, как черви, семь войлочных домов стоят. Его конь снова спустился, из домов выползают одноногие люди. Спрашивает их:

— Чьих коней пасете?

— Пасем коней Парапарсеха.

— Не говорите так. Скажите: "Пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова". Если вы скажете так, то по-хорошему обойдется.

— Как мы не скажем, — говорят.

Тарыг-пещ-нималя-сов дунул на их ноги — все они стали с обеими ногами. Его конь двинулся вперед, снова смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Пока он так шел, однажды смотрит вперед: на спине семикрылого железного коня стоит город. Его конь спустился к дверям города. Он спрыгнул с коня, привязал его, зашел. Красавица-девица, богатырша-девица, спущенная ему Торумом, живет в доме. Говорит девица:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов! Долго же ты спал! Как же я могла бы быть твоей женой? Теперь я жена Парапарсеха.

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Что мне теперь делать с тобой? И кроме тебя найдется хорошая женщина.

Девица застеснялась. Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Слушай-ка, принеси мне чего-нибудь поесть, я голодный.

— Пусть принесет та хорошая, та красивая.

— Ну а у Парапарсеха какая волшебная сила есть?

Говорит женщина:

— Пусть скажет та мудрая, у меня-то мудрости нет.

— Ну скажи, скажи скорей.

Потом женщина принесла ему еду.

— Ну, — говорит он, — расскажи, какая у него волшебная сила.

— Какая у него волшебная сила? Никакой у него волшебной силы нет. Вот скоро, — говорит она, — он прилетит в виде ворона и сядет на семивершинную лиственницу, все края всех городов он оглядит. Если он заметит тебя, с криком улетит в лес.

Он поел, вышел. Женщина спрятала его коня. Он пошел к комлю лиственницы, зарылся в землю, только один глаз остался наружу, чтобы смотреть вверх.

Пока он так лежал, послышался крик ворона со стороны верхнего Урала. Смотрит: летит ворон-старик, его лопатки трутся о небо, так высоко он летит. Летел-летел, сел на вершину семивершинной лиственницы. Все края городов до одного осматривает. Потом с криком улетел вдаль. Он заметил Тарыг-пещ-нималя-сова. Тот выскочил, влез в железную ястребиную шкуру и погнался за вороном. Гоняет-гоняет его, уже почти догнал, но как-то потерял из виду. Смотрит вниз: в виде зайца тот скачет. Он влез в железную заячью шкуру и снова погнался за ним. Начал догонять, снова потерял из виду. Смотрит назад: там нора мышки виднеется. Он влез в железную мышиную шкуру и по той же дороге гонится за ним. Снова начал догонять, а тот скользнул в море в виде маленькой железной щуки. Он тоже влез в железную щучью шкуру и шлепнулся вслед тому человеку. Начал его догонять, и человек в виде щуки выбрался сквозь морской лед. Он наконец-то поймал его на суше, изрубил в пух и прах, сжег на огне. Летящую вверх искру прибивает вниз, летящую вниз искру прибивает вверх. После того как он прибил Парапарсеха, тот улетел в виде ронжи. Он выстрелил в него своей пробивающей кольчугу стрелой, и вот только половинки ронжи лежат. Снова сжег, из огня тот поскакал в виде железного зайца. Он выстрелил своей пробивающей кольчугу стрелой, и вот только два куска от него лежат. Снова поджег и смотрел, пока жар не погас. Никто не сбежал. Укравший жену человек так и был убит.

Пока он гонялся, немного летел на крыльях и в какой-то край попал — не знает. Немного он шел в виде зайца, немного — в виде мыши, немного — в виде маленькой щуки и в какой край попал — совсем не знает. Ему казалось, что теперь он погибнет, ходит с плачем. Однажды кто-то за спиной говорит:

— Друг, что ты делаешь? Перестань, мне уже скучно стало.

Глянул туда, а там стоит его конь.

— Садись, — говорит, — мне на спину.

Сел на спину коня. Тот двинулся в путь, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Пока он так ехал, слышит какой-то шум впереди. Его конь остановился. Говорит Тарыг-пещ-нималя-сову:

— Знаешь, что за шум там впереди?

— Откуда я знаю, что за шум.

— Это священный огненный потоп. Одна часть большого огня горит в одном краю неба, другая часть горит в другом конце неба, все небо и земля целиком сгорят[292]. Как нам пройти через огонь?

Говорит Тарыг-пещ-нималя-сов:

— А я откуда знаю?

Говорит конь:

— Залезь в мою ноздрю, там возьми тридцать аршин белого батиста, тридцать аршин ситца.

Он влез в ноздрю коня; оказывается, внутри ноздри лавка. Он взял тридцать аршин белого батиста, взял тридцать аршин ситца, вышел из лавки, обмотал руки-ноги коня, самого себя тоже обмотал. Чувствует, что конь дальше двинулся. Долго летел, коротко летел, конь остановился.

— Вылезай, — говорит.

Намотанный ситец хлопьями слезал. Пока они перешли огонь, он сгорел. Он едет дальше на коне. Впереди снова какой-то шум слышится.

Говорит конь:

— Что за шум, знаешь?

— Откуда я знаю?

— Смотри-ка вперед, что там творится.

Смотрит вперед: тридцать осин сходятся и расходятся. Все на свете они хватают, никто не может пройти. Говорит конь:

— Ты не думай туда, не думай сюда[293].

Двинулись дальше. Тарыг-пещ-нималя-сов думает: "Чем они страшны, зги осины?" Подъехал к осинам, осины сомкнулись, задели Тарыг-пещ-нималя-сова. Он упал со спины коня. Куда конь попал — не знает, и сам куда попал — не знает. Когда очнулся, оказывается, зацепился подбородком за ветку, качается туда-сюда. Вниз ему не уйти, вверх ему не уйти.

— Эй-а, — говорит, — мать раньше так и говорила: "Как попадешь в беду, тебе вниз не уйти и вверх не уйти". А теперь, смотри-ка, мне вниз не уйти и вверх не уйти. Моя тетя говорила прежде: "Если попадешь в какую-нибудь беду, в какую-нибудь нужду, то призови меня". А теперь где же она? Тут я и погибну.

В это мгновение что-то загремело, он смотрит: на трех крылатых конях едет его тетя.

— Что с тобой, племянник? Почему меня так срочно позвал? Я сидела, пила чай, и все чайные чашки разбились в прах. В какую беду, в какую нужду ты попал?

— Тетя моя, это место моей гибели. Вниз не уйти, вверх не уйти. Мой конь унесен в какой-то край.

Тетя захватила тридцать осин, сломала их пополам, говорит:

— Когда настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, то какой человек сможет пройти через вас?

Оглянулся Тарыг-пещ-нималя-сов — тети нигде нет, а сам он упал на землю и там стоит. Коня нет, и ничего нет.

— Золотой мой боже, — говорит, — куда делся мой конь? Я тут и погибну

В это мгновение за спиной говорит конь:

— Перестань, мне уже скучно стало, сядь на мою спину.

Он сел радостно на спину коня.

— Возьми свой семигранный кнут, — говорит его конь, — ударь меня.

Он взял семигранный кнут, один раз ударил коня, и тот поднялся, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Пока он едет, впереди снова какой-то шум слышится.

— Что за шум впереди, знаешь?

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Откуда мне знать?

— Если не знаешь, то знай: это храпит старик, лежащий поперек семи облезших чирков[294]. Конец нашей жизни, никак мы не сможем пройти, тут мы будем убиты. Твоя тетя прежде не давала тебе чего-нибудь?

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Что она дала мне?

Говорит конь:

— Не давала она тебе обоюдоострый нож?

"Правда, — думает он, — она давала мне обоюдоострый нож".

Говорит конь:

— Иди, влезь в мышиную шкурку, отрежь ему крылья носа и мочки ушей; если так назначено, чтобы твоя песня продолжалась, твоя сказка продолжалась, то сможешь, если не назначено, то убьют тебя.

Тарыг-пещ-нималя-сов влез в мышиную шкуру, пошел в виде мыши к старику, лежащему поперек семи облезших чирков. Его конь остался там. Как старик выпустит воздух — его уносит назад, как вдохнет воздух — его чуть не втягивает в ноздри. Он старается удержаться, еле-еле удается. Вынул обоюдоострый нож, отрезал крылья носа и мочки ушей старика, положил их в карман. Его конь говорит:

— Иди скорей, садись.

Он побежал к коню, сел ему на спину, конь двинулся вверх. Когда старик, лежащий поперек семи облезших чирков, бросился в погоню за ним, конь поднялся. Тог не догнал. Говорит старик, лежащий поперек семи облезших чирков:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, в будущем, пока не умрет последний мужчина, ты будешь жить богом, а со мной покончено.

Тарыг-пещ-нималя-сов отвечает ему:

— Когда настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, какой человек справится с тобой? Из-за этого я и убил.

Конь двинулся дальше, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Летел-летел конь Тарыг-пещ-нималя-сова, однажды приостановился, говорит:

— Наденешь на мой нос сверток бересты, наденешь на мои руки-ноги свертки бересты, а моим хвостом обмотай саблю.

Надел он на нос и руки-ноги свертки бересты, хвостом обмотал саблю. Его конь говорит:

— Теперь садись на мою спину.

Он сел на спину коня, конь поднялся, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Ехали они, ехали. Однажды конь спустился на землю. На месте приземления стоит дом с амбаром. Говорит конь:

— Слезай, иди захвати дочь старухи Кирт-нёлп-эквы[295], мать как раз заснула.

Когда он пошел, говорит конь:

— Не ходи, иди сюда. Вдруг ты подумаешь лишнее, а старуха проснется, и конец нашей жизни будет. Лучше сначала зайди в мою ноздрю, там кабак, в том кабаке выпей три чарки.

Тарыг-пещ-нималя-сов заходит в ноздрю коня, оказывается, в ноздре кабак. Выпил три чарки, вышел. Говорит конь:

— Теперь иди, захвати дочь старухи Кирт-нёлп-эквы.

Зашел в дом, вытащил оттуда дочь. Говорит конь:

— Садись скорей, она уже идет на нас.

Едва он дошел до коня, появилась на улице старуха Кирт-нёлп-эква. Говорит конь:

— Бросай женщину, а то уже догоняет.

Он бросил женщину, быстренько сел на спину коня, двинулись вперед. Старуха Кирт-нёлп-эква схватилась за нос коня, конь махнул головой — берестяной сверток слетел. Она двинулась к передним ногам коня, схватилась за них — берестяные свертки слетели. Потом двинулась к задним ногам коня, конь как подскочил вверх, берестяные свертки тоже слетели. Потом она двинулась к хвосту коня, все пальцы ее рук порезались о саблю. Она начала их догонять — тут схватится за них, там схватится за них. Говорит конь:

— Что у тебя в руке?[296] Нас вот-вот схватят.

Говорит Тарыг-пещ-нималя-сов:

— Ничего у меня в руке нет.

Кирт-нёлп-эква тут хватает их, там хватает их. Говорит конь:

— Ты чего ждешь-то? Разве не знаешь, что у тебя в руке?

Он глянул на руку: семигранный кнут у него в руке. Как ударил коня, тот смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Старуха Кирт-нёлп-эква говорит:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, ну и украл дочь, теперь бог взял тебя, ты спасен.

Поехали дальше. Однажды они приехали в город Парапарсеха. Конь спустился к воротам города, как раз его жена появилась на улице. Они взялись за руки, жена ввела его в дом. Дома она говорит:

— Эй-а, песенный человек, сказочный человек, много мук ты перенес.

Поставила стол с пивной едой, с медовушной едой, начали есть. Однажды говорит его жена:

— Выходи-ка, твой конь зовет тебя на улицу.

Вышел, конь поднял ногу.

— Иди, — говорит, — какой-то сучок уколол ногу.

Он подходит. Оказывается, дочь старухи Кирт-нёлп-эквы прилипла там. Они вернулись с дочерью старухи Кирт-нёлп-эквы. Он сел между двумя женщинами, обнимались, целовались. Поели, он говорит своим женам:

— Я сейчас лягу спать. Если до моего пробуждения вы не увезете меня к матери-отцу, старухе-старику тундрового холма, то вашей жизни конец, вашу шею разрублю я, как волос. Этот город со всем народом-добром, с овцами-коровами, конями — все увезите на мою землю.

Он обернул голову, глаза. Раз во время сна слышит: какая-то старуха ругается:

— Ну что за привычки у молодых?! Теперь жена пусть ходит по делу, а муж пусть лежит? Вот как мучает моих милых детей. Недавно я ему давала обоюдоострый нож, давала железную ястребиную шкуру, давала железную заячью шкуру, давала железную мышиную шкуру, давала маленькую щучью шкуру, и вот провозит их мимо.

Он продолжает лежать, не встает. Вот как-то жена его будит:

— Вставай, мы приехали.

Он встает. Оказывается, он приехал к матери-отцу. Не знал, как родители двинулись к нему, не знал, как он двинулся к родителям. Обнимались, целовались. Вырос такой город — стоит, разрезая бегущие облака, стоит, разрезая идущие облака. Возник серебряный дом, возник золотой дом. Дальше живут-поживают.

Долго жил, коротко жил в доме тундрового холма. Однажды Тарыг-пещ-нималя-сов говорит своим женам:

— Я снова поищу женский край, где женщины ходят, снова поищу мужской край, где мужчины ходит.

Говорит его мать:

— Эй-а, когда настанет на свете человеческий век, человеческое время, весеннюю белку, осеннюю белку с такой же ловкостью будешь искать.

Обнялись, поцеловались, он вышел, сел на спину коня, поехал. Долго ехал, коротко ехал, однажды его конь спустился в середину моря. Оказывается, через воду ведет серебряная дверь, золотая дверь. Коня оставил там, сам зашел. Пришел вниз, там город водяного царя, серебряный город, золотой город. Возле дома стоит маленький дом[297], туда и зашел. В маленьком доме сидит женщина с водяными косами и с водяной красой. Вот и говорит дочь водяного царя:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, Торум, наверно, мне тебя назначил.

Обняла, поцеловала его. Пивной едой, медовушной едой накормила. Говорит женщина:

— Иди к моим братьям, зайди в большой дом. Если там выдержишь, то выдержишь, если не выдержишь, то как хочешь.

Он встал, пошел. Зашел — семь мужчин играют в карты. Взглянули на него, он чуть не упал, с трудом выдержал.

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, — говорят они, — что тебя принесло сюда, что тебя привело сюда?

— Живому человеку чего ходить в одно и то же место?

— Если хочешь быть нашим зятем, нашим свойственником, то садись за стол.

Он сел за стол, продолжали играть в карты-шахматы. Он — мастер, лучше тех семи умеет, он мастер. Однажды говорит он семи мужчинам:

— Я человек, имеющий свою землю, человек, имеющий свою реку, заскучал по своей земле-реке, пойду-ка.

Он пошел, невесту приготовили. Говорит дочь водяного царя:

— Какое приданое тебе надо? Корову-лошадь тебе надо или речную рыбу тебе надо?

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Конечно, речную рыбу надо. Когда настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, что будут люди есть?

Жена говорит:

— Ты иди вперед. Когда ты придешь, тогда я сама приеду.

Тарыг-пещ-нималя-сов поднялся к своему коню через дверь.

Оказывается, его конь так заморился, что его мясо кончилось, его кости кончились. Тарыг-пещ-нималя-сов подул на него — каким конем раньше он был, каким животным раньше он был, а теперь и того лучше стал. Из одной ноздри искры летят, из другой ноздри дым летит.

— Садись, — говорит, — на мою спину.

Он сел на коня и тронулся в путь, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Пока он так ехал, в одном месте спустился. На том месте, куда спустился, — лестница, ее верхушка ведет в небо. Своего коня привязал к прутику, выросшему нынче летом, привязал к травинке, выросшей нынче летом. Сам взобрался по лестнице. Пришел он на небо. Месяц-старик ездит на собачьей нарте. Тарыг-пещ-нималя-сов, как ни гоняется, как ни гоняется за ним, не догонит. Крутятся, крутятся, снова в снова едут по тем местам, где уже ехали. Тарыг-пещ-ннмаля-сов стал ждать в одном месте. Месяц-старик проезжает.

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, — говорит, — ты здесь. Как ты попал сюда?

— Живому человеку чего ходить в одно и то же место?

На том месте, где они встретились, стоит дом. Месяц-старик говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов, заходи, я потом приеду.

Говорит сидящей в доме дочери:

— Не мучай чужого человека.

С этим месяц-старик поехал, а он зашел. Женщина сидит за загородкой с пологом, он присел. Долго сидел, коротко сидел, начал он мерзнуть. Холод одолевает и одолевает его. Заходит месяц-старик, заругался на дочь:

— Что за привычка у молодых?!

Сразу никакого холода не стало. Месяц-старик принял его в зятья, принял его в свойственники. Повел к загородке с пологом, он ночь ночевал там, встал на следующий день и пошел один.

Долго шел, коротко шел, однажды пришел к солнцу-старухе. Как ни гоняется, как ни гоняется за ней — не догонит. Солнце-старуха едет на трех конях. Тогда он стал дожидаться в одном месте, солнце-старуха подъехала туда. Оказывается, там стоит дом. Солнце-старуха говорит:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов, что тебя принесло сюда, что тебя привело сюда?

— Живому человеку чего ходить в одно и то же место?

— Заходи, я потом заеду.

Говорит дочери:

— Чужого человека не мучай.

Он зашел, полог висит перед загородкой. Долго, коротко сидел он там, полог зашевелился. Жара одолевает и одолевает его, он потом изошел. Солнце-старуха заходит, заругалась на дочь:

— Что за привычка у молодых?!

Никакой жары не стало. Покормили его пивной едой, медовушной едой. Поел, говорит старухе-солнцу:

— Ну-ка, я понесу солнце.

Солнце-старуха говорит:

— Правильно ли будешь нести его?

— Разве я плохо его несу? Так же хорошо понесу я.

Солнце-старуха говорит:

— Как хочешь, если хорошо несешь, то неси.

Тарыг-пещ-нималя-сов взял солнце, понес. Смотрит вниз: на нижней земле милый народ, все до одного одноглазые, криворотые. В одном месте дерутся двое мужчин, дерутся до крови. Тарыг-пещ-нималя-сов думает: "Если бы я был там, в драке этих сукиных сынов я бы разобрался". Как только он подумал так, те свалились, умерли. Едет дальше. В одном месте снова смотрит вниз: две женщины теребят, ругают друг друга. Он думает: "Если бы я был там, ну, сучки, я бы с ними разобрался". Они свалились к черту, умерли. Поехал дальше. Долго или коротко ехал, однажды приехал к старухе-солнцу. Старуха-солнце спросила:

— Хорошо съездил?

— Ну, съездил.

— Ничего плохого не делал?

— Не делал.

Старуха-солнце говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов, если бы ты носил солнце, не осталось бы стоящего человека, всех бы убил. Зачем ты убил этих четырех человек?

Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Дерутся-ругаются, я просто подумал, а они свалились.

Старуха-солнце говорит:

— Когда настанет на свете человеческий век, человеческое время, таким образом всех людей убьешь.

Зашли они к дочери. Старуха-солнце приняла Тарыг-пещ-нималя-сова в зятья, приняла в свойственники. Зять говорит:

— Эти живущие на нижней земле люди почему все одноглазые, криворотые?

Старуха-солнце говорит:

— Такие же здоровые, двуглазые люди они, такие же здоровые, пряморотые люди они, только если они против тебя смотрят, их глаза не могут вытерпеть.

Тарыг-пещ-нималя-сов поехал. Старуха-солнце говорит:

— Когда поедешь обратно, мою дочь, луну-дочь, найдешь ли у лестницы, то найдешь, не найдешь — твое дело.

Жену оставил там, а сам спустился по лестнице, пришел вниз. Конь заморился от голода — и костей нет, и мяса нет. Подул на него — каким конем раньше он был, а теперь еще лучше стал. Из одной ноздри клубятся искры, из другой ноздри клубится дым. Сел на спину коня, снова тронулся в путь, смешался с идущими облаками, с бегущими облаками. Долго ехал, коротко ехал, однажды приехал к скале с дырой. На том месте, где небо свисает, скала с дырой обтянута семикратным железным перевесом. Он залез в железную ястребиную шкуру. Старик, караулящий перевес, говорит:

— Эй-а, Тарыг-пещ-нималя-сов. По всей земле ты хитрил и хитрил, но если даже и переберешься через мой железный перевес, то попадешь в мою железную рыболовную сеть,

Тарыг-пещ-нималя-сов смотрит: у перевеса только одна ячейка из слабого железа, а все остальные сделаны из крепкого железа. Он бросился туда, еле проник через ячейку из слабого железа, его крылья отрезало. И упал в воду. Говорит старик:

— У меня есть и железные рыболовные сети. Ты пробрался через железный перевес, а все равно я тебя поймаю железной рыболовной сетью.

Он смотрит на железные рыболовные сети — в них только одна ячейка из слабого железа, другие все сделаны из крепкого железа. Когда он упал в волу, то поплыл дальше в виде железной маленькой щуки. Ходил-ходил — как бросится в ячейку из слабого железа! Но ему не пробраться, тут и попался. Старик говорит:

— Я его добью.

Жена говорит:

— Я его добью.

Жена держит маленькую щуку, ее муж начинает добивать железной колотушкой. Старик говорит:

— Держи покрепче!

Как ударил железной колотушкой, маленькая щука выскользнула, и он руку жене переломил. Жена ругается:

— Только что говорила: "Я добью". Теперь ты держи, я буду добивать.

Старик держит ее, жена здоровой рукой добивает. Маленькая щука выпрыгнула, рука старика переломилась пополам. Выпрыгнув, маленькая щука ушла, пробралась через сеть.

Тарыг-пещ-нималя-сов полетел в южный край в виде маленького гуся. Прилетел к дому Южной старухи-старика. Снял с себя гусиную кожу, зашел. Старуха и старик сидят. Говорят:

— В другом конце света о тебе слышно, Тарыг-пещ-нималя-сов, что тебя принесло сюда, что тебя привело сюда?

— Живому человеку чего ходить в одно и то же место?

Южная старуха вышла, поймала двух живых чирков, занесла их, убила, поставила варить. Тарыг-пещ-нималя-сов съел их. Женщина вынесла их косточки, рассеяла в озере с живой водой. Они полетели чирками, крякая.

Говорят южная старуха и старик:

— Тарыг-пещ-нималя-сов, выходи-ка. Если что-нибудь получится, то получится, а если не получится — твое дело.

Тарыг-пещ-нималя-сов вышел, смотрит: возле дома маленький домик. Зашел туда. Внутри маленького дома, оказывается, сидит женщина с открытой головой, ее косы распущены, еще только их заплетает. Ее колени покрыты шелком, кромка шелка колышется. Тарыг-пещ-нималя-сов говорит:

— Далекую землю я прошел, я думал, какую-нибудь порядочную женщину найду, про которую слышно было, что семь чернядей заплетены, семь морянок заплетены; и вот нахожу: — никакой черняди нет, никаких морянок нет, на коленях нагульный ребенок шевелится[298].

Женщина отдернула шелк: семь чернядей, семь морянок вылетели, его глаза и уши царапают туда, царапают сюда. Он говорит женщине:

— Хватит, забери их. Мои глаза-уши зацарапали вконец.

Сели рядом, обнялись, поцеловались. Девица говорит мужу:

— Иди к моей матери-отцу. Пусть тебе дадут одну золотую гусиную шкуру и одну золотую лебединую шкуру.

Тарыг-пещ-нималя-сов пошел к старухе-старику, говорит:

— Дайте мне одну золотую гусиную шкуру, одну золотую лебединую шкуру.

Те сидят, повесив головы. Старик поднял голову, дал зятю одну золотую гусиную шкуру, одну золотую лебединую шкуру. Сам влез в золотую гусиную шкуру, его жена влезла в золотую лебединую шкуру. Говорят Южные старуха и старик:

— Наша дочь, наш зять! Настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, этих гусей-уток мы приготовили в приданое нашей дочери. Пока останется на свете один мужчина, одна женщина, пусть их едят, пусть никогда они не кончаются.

Обнялись, поцеловались и полетели. Гуси-утки присоединились сзади к ним. Через скалу с дырой вылетели на этот свет. Тарыг-пещ-нималя-сов тут и нашел своего коня, тот совсем уж заморился — костей нет и мяса нет. Он подул на него — каким конем раньше был, а теперь еще лучше стал.

Тарыг-пещ-нималя-сов в виде гуся сел на спину коня, а его жена летит на крыльях. Приехали к лестнице, там дочь солнца-старухи и луна-дочь тронулись в дорогу со своим конным обозом, коровьим обозом. Долго ехали, коротко ехали, открылась дверь города водяного царя в середине моря, дочь водяного царя появилась оттуда. Поехали дальше. За ними речные рыбы, гуси-утки плывут-летят, как текучая вода, просто кишат. Долго ехали, коротко ехали, приехали в его город. Кинулись к матери-отцу, обнимались-целовались. Вырос такой город, что стоит, разрезая бегущие облака, стоит, разрезая идущие облака. Возник дом, истекающий текучим золотом, возник город, истекающий текучим золотом. Нет ни одного гвоздя, на котором бы соболья шкурка не висела, нет ни одного гвоздя, на котором бы звериная шкурка не висела[299]. Поставили стол с пивной едой, с медовушной едой, ели-пили. Пока они едят-пьют, его мать говорит:

— Когда-то настанет на свете человеческий век, настанет человеческое время, во всех краях с богатыршами, где живут многие женщины с нищенскими халатами, где живут многие мужчины с нищенскими халатами, во всех краях с богатырями[300] будут приносить тебе в жертву рогатого оленя, будут приносить тебе в жертву копытного оленя[301].

Теперь он обернул глаза, голову, лег спать с шестью женами. Проснулся на следующий день, вытянул руку — притронулся рукой к теплому месту, вытянул ногу — притронулся ногой к теплому месту[302], Его мать-отец подошли к нему, мать говорит:

— Ты, сынок, останешься теперь на нижнем свете[303], а мы пошли на верхнее небо. Когда-то настанет на свете человеческий век, настанет на свете человеческое время, быть тебе на нижнем свете надзирателем света. Пусть твой отец живет в верхнем свете богом Торумом, а я буду жить Калгасью.

Разошлись в три стороны. До сих пор живут в изобилии и богатстве.

106. Сказание о сотворении земли

Живут старуха со стариком. Повсюду вода. Их дом в воде находится, Долго жили, коротко жили. Слышно, кто-то летит. Старик выглянул на улицу. Смотрит: сверху летит железная гагара. Вниз спустилась. Поправила свои крылья и перья, прошедшие далекую землю. Нырнула в воду. Долго ныряла, коротко ныряла, вынырнула. Под шеей кровь показалась, шея у нее лопнула. В клюве держит маленький кусочек земли. Принесла кусочек земли, прилепила его между бревнами. Поднялась и полетела туда же вверх.

Старуха со стариком живут. Жили, жили. В один из дней слышно, кто-то летит. Старик выглянул на улицу. Летит другая железная гагара. Спустилась на воду. Поправила свои крылья и перья, прошедшие далекую землю. Нырнула в воду. Долго ныряла, коротко ныряла, вынырнула — ничего у нее нет. Немного посидела и снова нырнула. Вынырнула — ничего у нее нет. Третий раз пырнула. Накрошили в котел мороженой рыбы, накрошили в котел талой рыбы. Когда котел с мороженой рыбой, с талой рыбой вскипел, гагара вынырнула. На голове у нее кровь видна. В клюве держит маленький кусочек земли. Плотно его прикусила. Принесла на задворки дома, сунула между бревнами. Поднялась вверх и улетела.

Старуха со стариком остались. Старик жил три дня, спал. Выглянул на улицу, смотрит: у порога появился маленький кусочек земли. Старик прожил три дня. Открыл дверь, смотрит: земля уже немного выросла. Захлопнул дверь. Прожил еще три дня. Открыл дверь, вышел на улицу. Ходит. Весь дом оброс землей. Вошел в дом, три дня жил и снова на улицу вышел. Смотрит: воды нет, кругом земля. Вошел в дом. Три дня жил, спал.

У старика есть белый ворон.

— Слушай, облети землю. Посмотри, какой величины стала земля.

Белый ворон полетел. Летал три дня. Возвратился:

— Величина земли такова: за три дня ее облетел.

Старик жил три дня, на третий день говорит:

— Ступай, еще раз посмотри, какой величины стала земля.

Полетел. Вернулся через пять дней:

— Земля стала такой величины: осматривал ее пять дней.

Ворон три дня жил дома. Утром встали.

— Ступай посмотри, какой величины стала земля.

Полетел. Долго летал, коротко летал. На седьмой день вернулся. Оказывается, земля стала такой величины: осматривал ее семь дней. Ворон сделался черным. Старик говорит:

— Почему ты стал черным?

— Я долго летал, сильно проголодался.

— Нет, ты сделал что-то плохое.

— Нет, сильно захотелось есть, потому и почернел.

— Нет, ты сделал что-то плохое.

— Правда, сделал плохое. Человек умер. Я съел четыре кусочка его тела. Потому и почернел.

— Ступай куда глаза глядит, больше ты мне не нужен. Если бы не свел человеческого мяса, ты сам добывал бы рыбу, добывал бы лесного зверя. Теперь не будешь добывать рыбу, не будешь добывать лесного зверя. Там, где человек убьет оленя или лося и обдерет их, в том месте останется кровь. Мясо человек себе возьмет, ты же пей кровь.

Ворон улетел.

Старуха со стариком остались одни. В один из дней старик вышел на улицу. Ходит. Оказывается, на задворках выросло дерево. Как было оно с корнями и ветками, вырвал его и принес домой. У старика есть маленький ножик. Ножиком стругает дерево. Говорит старухе:

— Какое это дерево?

— Пусть оно называется кедром.

Старик ножом порезал себе руку. Потекла кровь, течь не перестает.

Старуха говорит:

— Протяни сюда руку.

Старуха приложила рот к его руке и высосала кровь. Старуха говорит:

— Ступай отнеси дерево назад, поставь его на то же место, где оно было раньше.

Старик вернулся домой. Легли спать. На следующий день старик рано проснулся. На улице все еще ночь. Темно. Старухи нет. Выскочил из дома. Темно. Ищет, ищет старуху, не может найти. Пошел искать в лес. Заблудился.

— Хватит, пойду домой, утром поищу.

На обратном пути около своего дома увидел маленький берестяной домик. В берестяном домике горит огонь. Заглянул туда, видит: сидит старуха, мальчика родила, в люльку его укладывает.

Старуха говорит:

— Ступай домой! Не твое дело!

Старик ушел к себе в дом. Прожили семь дней. Старуха вошла в дом. Прибралась. Устроили трапезу[304]. Старик говорит:

— Наречем нашего сына именем.

Старуха говорит:

— Каким же именем мы его наречем?

Старик говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов.

Живут. Долго жили, коротко жили. И вот их сын стал охотиться в урманной стороне, в лесной стороне. Наполняет много амбаров красным зверем, черным зверем. Однажды, когда он ходил, ему сильно захотелось пить. Спустился к озеру. Озеро замерзло. Взял топор, прорубил прорубь. Лег к проруби, чтобы напиться. Из воды выглянул бородатый мужчина. Испугался. Вскочил. Говорит:

— В этом озере живет черт. Приду к реке, к Сосьве. Там напьюсь. Там на течении черта нет.

Пришел на Сосьву. Прорубил прорубь. Наклонился, чтобы напиться воды. Из воды на него взглянул бородатый мужчина.

— Хватит. Пойду на Обь. Здесь живет черт.

Пришел на Обь. Прорубил прорубь. Лег. Нагнулся, чтобы напиться. Из воды выглянул бородатый мужчина. Вскочил:

— Посмотрю еще раз, что там такое? Что там за черт живет? Хорошенько рассмотрю его.

Смотрит внимательно и видит свою одежду и свое лицо. Досыта напился. Говорит:

— Будет, пойду домой. Вот каким я уже вырос, а они даже жены мне не нашли. Борода у меня по грудь.

И пошел обратно к своему дому, к своим родителям.

Снял с себя ремень, обвешенный черным зверем, красным зверем. Закутался с головой и лег. Ни с кем не разговаривает. Утром встал. Умылся. Снарядился. Мать поставила перед ним пищу в блюде, пищу в чумане:

— Ешь, сынок.

Стал есть. Поел, с едой покончил. Мать говорит:

— Сынок, вчера ты ходил по дороге, которая ввергла тебя в гнев и злобу.

— Как же мне не гневаться?! Борода у меня по грудь выросла, а вы не узнали еще, где находится женским край, исхоженный женщинами; не узнали еще, где находится мужской край, исхоженный мужчинами. Вот почему я рассердился!

Мать говорит:

— Сынок, ведь ты ходишь в урманную сторону, в лесную сторону. Если где и встретишь человека, то встретишь ты. Разве нам, лежащим в доме, отыскать человека?!

Сын думает: "Разве им, лежа в доме, узнать, где живет человек?"

Вышел на улицу. Похаживает. Ходил, ходил, назад идет. Ничего не нашел. Приблизился к дому. Смотрит: стоит там то ли конюшня, то ли хлев, два угла в землю провалились. Вошел туда, вниз смотрит. Видит навоз, оставшийся от лошадей и коров. Лошадей и коров нет. Лошадиный навоз, коровий навоз пинает ногой. Показался люк в подполье. Люк открыл. Вниз смотрит. Видит там то ли лошадь, то ли корову. Спустился в подпол. Ухватил что-то волосатое. Вытащил наверх. На улицу вывел. На пойманном животном лошадиный навоз, коровий навоз. Повел на Обь к проруби. Моет, моет и вот видит: стоит перед ним конь с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками; стоит конь с изображением месяца, с изображением солнца. Повел его на берег к порогу своего дома. Там поставил. Вошел в дом к матери. Мать дала ему узду с серебряными кольцами, с серебряными кистями. Привязал коня к верхней зарубке семисуставного железного столба[305]. Вошел в дом. Мать порылась в углу дома с углами. Вынула короб с семью перегородками[306]. Открыла крышку короба. Вынула кольчугу:

— Сынок, надень ее.

Надел. С трудом переставляет ноги, как две жерди рыболовного запора, устроенного на быстром течении Оби. Сунул руки в рукава: впору его костям, впору его телу. Мать порылась в углу дома с углами. Вынула короб с семью перегородками. Открыла крышку короба. Вынула семнеуставную саблю:

— Сынок, возьми ее.

Взял в руку. Впору его костям, впору его телу. Мать порылась в углу дома с углами. Вынула короб с семью перегородками. Открыла крышку короба. Вынула трехгранную плеть, дала ее сыну:

— Сынок, вот твоя сила для путешествий по земле, для путешествий по воде.

Порылась в углу дома с углами. Вынула короб с семью перегородками. Открыла крышку короба. Вынула разрисованное седло, какого не видели мужчины, какого не видели женщины. Вышел на улицу. Пошел к коню. Оседлал коня. Сел в седло в образе золотой утки, в образе золотого гуся. Пустился в путь.

Мчит его конь туда, куда клонится его голова, куда гнется его шея. Несет его конь среди бегущих облаков, среди идущих облаков. Когда он так мчался, видит: приехал на озерный берег с земным простором. Смотрит вверх. Осина стоит. Ветвей на ней нет, ствол голый. Лишь на самой вершине один лист. Взял в руки лук и стрелу:

— Собью с осины лист. Попаду или нет?

Натянул лук, пустил стрелу. Стрела полетела, попала в середину листа, пробила его насквозь.

— Оказывается, хорошие у меня руки! Если попадется мне зверь, не уйти ему от меня! Убью его.

Тронулся дальше в путь. Когда ехал, уснул. Однажды слышит, кто-то бранится:

— Вот тоже человек!.. Вырастил такие сильные руки, вырастил такие сильные ноги и дает им полную волю. Зачем ты пробил стрелой кусок моей постели, предназначенной для сна?!

Дальше едет. Немного проехал. Стоит один дом, один амбар. Конь остановился. Он привязал коня к верхней зарубке семисуставного железного столба. На улице никого нет.

— Зайду в дом. В этом доме, может быть, кто-нибудь живет.

Вошел в дом. Сидит старая женщина. Голова у нее седая, как шерсть заячьего меха.

— Эх, внучек, долго же ты пролежал, долго же ты проспал! Внучек, Нум-Торум, батюшка твой, спустил тебе с неба жену. На третий день твою жену унес Парапарсех.

Он отвечает:

— Его воля, пусть уносит.

Старуха накормила его пищей из чумана, пищей из блюда. Старуха дала ему шкурку маленькой щуки, дала ему шкурку мамонта, дала ему шкурку ястреба, дала ему шкурку весеннего зайца, дала ему ножницы.

— Ну вот, внучек, теперь поезжай. Долго будешь ездить, коротко будешь ездить, на обратном пути возврати данные тебе вещи. В горе попадешь, в беду попадешь — вспомни меня.

Вышел на улицу и поехал. Долго ехал, коротко ехал. Стоит войлочный чум. Лошади пасутся. Люди живут.

— Чьих коней пасете?

— Мы пасем коней Парапарсеха.

— Нет, не говорите так. Вслед за мной едет Огненный царь, он спалит вас огнем. Не говорите так. Лучше скажите: "Мы пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова".

Они с ним целуются, обнимаются. Если не было у них одежды, он снабдил их одеждой. Если не было у них пищи, он снабдил их пищей.

Долго ехал, коротко ехал. Стоит войлочный чум. Коровы пасутся. Люди живут. Спрашивает их:

— Чьих коров пасете?

— Мы пасем коров Парапарсеха.

— Нет, не говорите так. Сзади едет Огненный царь, он вас огнем спалит. Говорить следует так: "Мы пасем коров Тарыг-пещ-нималя-сова".

Они с ним целуются, обнимаются. Если не было у них пищи, он снабдил их пищей. Если не было у них одежды, он снабдил их одеждой. Поехал дальше.

Долго ехал, коротко ехал. Стоит войлочный чум. Овцы пасутся. Люди живут.

— Чьих овец пасете?

— Мы пасем овец Парапарсеха.

— Нет, не говорите так. Сзади едет Огненный царь, он вас огнем спалит. Так скажите: "Мы пасем коней Тарыг-пещ-нималя-сова".

Они с ним целуются, обнимаются. Если не было у них одежды, снабдил их одеждой. Если не было у них пищи, снабдил их пищей. Дальше поехал.

Долго ехал, коротко ехал. За морем показался город. Подъехал. Смотрит. Стоит один дом. Дом величиной с город, величиной с деревню. Конь остановился у подножия семисуставного железного столба. Он привязал конскую узду к верхней зарубке семисуставного железного столба. Пошел к двери дома. Подошел. Стал открывать дверь. Дверь назад тянут. Он к себе тянет, а кто-то тянет к себе. Открыл дверь. Вошел в дом. На пороге стоит женщина.

— Эй-эй! Тарыг-пещ-нималя-сов, долго же ты спал! Не взять тебе меня, не сможешь.

— Приехал я не за тобой, хорошей женщиной, красивой женщиной.

Дверь захлопнулась, и он остался. Вошел внутрь дома. Ищет, ищет женщину, найти не может. Устал, сел и говорит:

— Ее воля, хватит. Ведь человек не всегда говорит одно и то же.

И вот в последней комнате послышались шаги женщины. Подошла к нему. Расцеловались, обнялись. Приготовили стол с пьяной едой, с медовой едой. Стали есть, пить.

За едой, за питьем он спрашивает:

— Какими чарами обладает Парапарсех?

Она отвечает:

— Не похоже на то, чтобы он смог тебя убить.

Поели, попили, с едой покончили. Женщина говорит:

— Выйдешь на улицу. За домом стоит большая лиственница. Ступай к подножию этой лиственницы. Спрячься под мох, а сам из-под моха наблюдай. О коне не думай. Я его спрячу.

Вышел из дома, подошел к подножию лиственницы, забрался в мох, смотрит. И вот видит: над Южным Уралом повисло на небе облако величиной с сырковый глаз. Долго смотрел, коротко смотрел. Облако ближе придвинулось. Оказывается, летит сюда крылатый Пупых, которому поклоняются и которому приносят жертвы люди здешних мест. Спустился на вершину лиственницы. Сел на вершину большой лиственницы, рожденной землей, рожденной небом. Оправляет крылья, прошедшие далекую землю; оправляет перья, прошедшие далекую воду. Немного посидел и полетел.

— Эй-эй! Тарыг-пещ-нималя-сов, когда ты приехал? Убьет он меня.

Немного полетал, покружился и опять сел на вершину лиственницы, рожденной землей, рожденной небом. Женщина говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов давно убит. Ни костей, ни мяса от него не осталось, все сгнило.

Он немного посидел, вспорхнул и полетел.

— Эй-эй! Тарыг-пещ-нималя-сов, когда это он приехал? Убьет меня. Лучше улечу.

Немного полетал. Вернулся. Сел на ту же высокую лиственницу, рожденную небом, рожденную землей. Женщина говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов давно убит. Ни костей, ни мяса от него не осталось, все сгнило.

Немного посидел, вспорхнул, полетел.

Тарыг-пещ-нималя-сов выскочил из укрытия, залез в шкурку железного ястреба и полетел. Догоняет его, чтобы убить. Немного спустя смотрит: нет его нигде, куда-то исчез. Оказывается, нырнул в море в образе железной гагары. Тогда он залез в шкурку маленькой щуки и начал его преследовать. Гонит, гонит. Но вот потерял его из виду. Оказывается, выскочил на берег и превратился в зайца. Тогда он тоже залез в заячью шкурку и начал его преследовать. Гонит, гонит. Но вот потерял его из виду. Оказывается, летит в образе золотой утки-чирка. Теперь нет у него больше способа, чтоб настичь его. Взял он лук и стрелу. Пустил стрелу и попал в самую середину золотой утки-чирка, пронзил ее насквозь. Рассыпалась утка на мелкие кусочки, упала на землю. Подошел, взял в руки. Посмотрел. Положил на землю. Принес дров. Разжег костер. Положил утку на огонь. Огонь разгорелся. Смотрит: никто из огня не вылетает. Но вот видит: не затухает один маленький уголек. Уголек раскололся, и выпорхнула из него золотая утка-чирок. Взял лук. Пустил стрелу.

Попал. Надвое рассекла стрела золотую утку. Взял ее, положил в тот же костер. Принес дров. Разжег огонь. Огонь разгорелся. Смотрит: никто из огня не вылетает. Огонь потух. Тлеет только один уголек. Уголек раскололся, и выпорхнула из него золотая утка-чирок. Взял лук. Пустил стрелу. Попал в золотую утку, и утка распалась на две части. Взял утку, положил в костер. Принес дров. Разжег огонь. Золотая утка-чирок загорелась. Сгорела вся дотла. Исчезла. Никто из костра не вылетел. Огонь погас. Мешает угли в костре семисуставной саблей. Ничего не нашел. Пусто. Вот когда он ее уничтожил. Сумел убить. Говорит:

— Сюда я на крыльях летел, по воде плыл, пешком шел. Как я пойду назад? Не суметь мне вернуться домой.

Конь говорит:

— Иди сюда. Я здесь. Поедем!

Оказывается, конь каким-то образом к нему сам пришел. Подбежал к коню. Сел на спину коня в образе золотой утки, золотого гуся.

Летит среди бегущих облаков, среди идущих облаков. В одном месте конь остановился. Конь говорит:

— Впереди что за земля?

Он отвечает:

— Я не знаю, какая это земля.

— Впереди горит огонь. Мы влетим в пламя и сгорим. Залезай ко мне в ноздрю. Там торгует тридцать лавок. Купи три аршипа белого полотна. Потом залезай в другую ноздрю. Там торгует тридцать кабаков. Выпей три чарки вина.

Сделал так, как учил конь. Конь говорит:

— Оберни себя тремя аршинами белого полотна. Ложись ко мне на спину. Ни о чем не думай.

Конь помчался дальше. Он лежит у него на спине, ни о чем не думает. Долго ехал, коротко ехал. Конь остановился:

— Ну как, жив?

— Жив!

Слез с коня. Полотно на нем все обгорело. Конь говорит:

— Огонь Торума остался позади.

Дальше едут. Долго едут, коротко едут. Конь остановился. Конь говорит:

— Впереди что за земля?

— Я не знаю, какая это земля.

— Впереди это Куль. Он лег поперек нашей дороги. Подъедем к нему, и он нас съест. Ступай сходи к нему, с ним надо что-нибудь сделать.

Слез с коня. Пошагал. Куль как вдохнет в себя, его близко к нему подносит; как выдохнет из себя, его обратно относит. Конь говорит:

— У тебя есть что-то в кармане.

— Подумаю, что у меня там есть. Ничего нет.

Но вот вспомнил:

— Есть у меня в кармане шкурка мамонта.

Конь говорит:

— Залезь в шкурку мамонта и заберись под мох. Так и иди к Кулю. У тебя в кармане есть ножницы. Выгляни из-под моха и отрежь у Куля нос и оба уха.

Залез под мох. Подобрался к Кулю. Выглянул. Взял ножннцы. Отрезал у Куля нос и оба уха. Пришел к коню. Сел на коня. Поехал. Смотрит назад. Куль вскочил. Кричит:

— Эй-эй! Тарыг-псщ-нималя-сов, внучек, не уезжай! Я все тебе расскажу. Внучек! Устрой ты мне соболиное гнездо, звериное гнездо. В нем я сгнию. Это смерть моя. Отрезал ты мне нос, отрезал ты мне уши. Это моя гибель!

Поехал.

Долго ехал, коротко ехал. Конь остановился. Конь говорит:

— Вот и конец нашего пути.

— Почему?

— Посмотри вперед. Сюда идут тридцать осин, выросшие из одного корня! Идут в обхват. Схватят на пути человека, сплетутся ветвями и задушат его. Человек погибает. Ты залезай ко мне в ноздрю. Там есть тридцать кабаков. Выпей три чарки вина. Ложись ко мне на спину и ни о чем не думай.

Он так и сделал. Конь тронулся в путь. Подъехали к тридцати осинам. Он думает: "Задавят нас". И конь упал. То ли на небо улетел, то ли под землю провалился — того не ведает. Думает: "Пропал я". Вспомнил: "Ведь мне старуха говорила: попадешь в какую беду, попадешь в какую нужду — подумай обо мне". И вот видит: едет кибитка, запряженная пятеркой лошадей. Подъехала. Дверцы распахнулись. Бабушка протянула руку. Схватила тридцать осин за вершины и сломала их. Бабушка говорит:

— Наступит древняя эпоха человеческой жизни, наступит вечная эпоха человеческой жизни, при вас невозможно размножение человеческого рода. Я вас сломала, и человек будет расти.

Дверь кибитки захлопнулась. Кибитка скрылась. Он говорит:

— Почему я не спросил у бабушки, не видала ли она где-нибудь моего коня?

Конь говорит:

— Послушай, едем, довольно!

Подбежал к коню. Сел к нему на спину. Поехали. Долго ехали, коротко ехали. Конь остановился:

— Вон там впереди что за земля, знаешь?

— Я не знаю.

— Там живет Кирт-нёлп-эква. Мы едем туда. Кирт-нёлп-эква лежит на нашем пути. Она спит. Дочь ее находится дома. Кирт-нёлп-эква лежит около порога. Стережет. Вдруг кто-нибудь приедет. Ты иди. Войди в дом. Девушку вытащи на улицу.

Пошел. Думает: "Когда буду входит в дом, меня убьют". Конь говорит:

— Иди ко мне. Снаряди меня. Мои передние ноги оберни берестой. Мой нос оберни берестой. Мои задние ноги оберни берестой. К хвосту прикрепи семисуставную саблю. Залезь ко мне в ноздрю. Там есть тридцать кабаков. Выпей три чарки вина и выходи вон.

Он так и сделал. Конь говорит:

— Теперь иди, заходи в дом.

Вошел в дом. В доме сидит дочь Кирт-иёлп-эквы. Одна коса у нее заплетена, другую она еще заплетает. Схватил ее за косы, на улицу тащит. Вытащил на улицу. Кирт-нёлп-эква вскочила. Кричит:

— Внучек, не увози мою дочь!

Он девушку бросил, вскочил на коня и поехал. Конь говорит:

— Она нас сейчас убьет.

Кирт-нёлп-эква схватила коня за нос — бересту с носа сорвала. Схватила коня за передние и задние ноги — бересту с ног сорвала. Схватила коня за хвост — перерезала саблей обе руки. Поехали дальше. Конь говорит:

— Послушай, нет ли у тебя чего-нибудь в кармане?

— Что у меня может быть?

Кирт-нёлп-эква кричит:

— Внучек, ты меня убил! Сгнию я здесь в соболином гнезде, в зверином гнезде!

Конь снова говорит:

— У тебя что-то есть в кармане.

— Что у меня может быть?

— Нет, у тебя что-то есть!

И тут вспомнил:

— Есть у меня в кармане плеть.

Махнул плетью три раза. Конь взвился выше бегущих облаков, выше идущих облаков.

Долго ехал, коротко ехал. Конь остановился. Приехал к дому Парапарсеха. Конь стал к подножию семисуставного железного столба. Привязал коня к верхней зарубке семисуставного столба. Вошел в дом. Навстречу ему вышла жена. Целуются, обнимаются.

— Как съездил?

— Хорошо съездил! С

ели к столу с пивной едой, с медовой едой. За едой, за питьем ее муж смотрит на улицу. Видит: у коня одна нога согнута.

— Эх, землю объездил, воду объездил, нога у коня сломалась.

Говорит жене:

— Выйди на улицу, посмотри, что случилось.

Жена вышла на улицу, смотрит: к копыту коня прилипла дочь Кирт-нёлп-эквы. Оторвала она дочь Кирт-нёлп-эквы от конского копыта, и две героини, две богатырши поцеловались, обнялись. Вошли в дом. Все вместе пируют за столом с пивной едой, с медовой едой. Поели, попили. Муж говорит:

— Я сейчас лягу спать. Пока я сплю, вы отправляйтесь в мой город. Сколько есть богатств в городе Парапарсеха, все увозите с собой.

Лег спать и больше с ними не разговаривает.

Женщины собрались в путь. Какое богатство было, все взяли с собой, ничего не оставили. Долго ехали, коротко ехали, и вот он сквозь сон слышит, как бранится бабушка:

— Если человеку нужно куда-нибудь ехать, то едет мужчина. Разве можно отправлять в путь женщин?! Женщинам это не под силу! Как ты мучаешь моих детей!

Он крепко спит.

Женщины приехали в его божий город, в его царский город. Он проснулся. Вышел на улицу. По всему городу, по всей деревне прохаживается, осматривает. Сколько было богатств в городе Парапарсеха, все доставлено.

Вошел в дом:

— Вот и хорошо. Все богатства сюда привезли. Заживем на славу.

Говорит:

— Пошлите человека. Пусть соберет народ.

Собрали народ со всего города, со всей деревни. Устроили свадьбу. Пировали мясную неделю, костную неделю... У него есть кузнец. Пошел к кузнецу. Говорит:

— Скуй мне железного коня, чтоб у коня было семь железных крыльев.

Кузнец сковал коня с семью крыльями. Он сел на семикрылого коня и полетел. Лететь нельзя, конь набок клонится. Привел коня домой. Говорит кузнецу:

— Сделай иначе. Сделай коня восьмикрылым.

Кузнец приделал коню восьмое крыло. Он сел на коня и полетел. Совсем хорошо летит. Летит прямо. Вошел в дом. Говорит женам и родителям:

— Сейчас я поеду осматривать один край земли.

Вышел на улицу. Восьмикрылого коня сунул в карман. Сам сел на коня с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками. Едет.

Долго ехал, коротко ехал. Конь остановился. Приехал к подножию серебряной лестницы. Коня с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками пнул ногой. Конь превратился в обожженный, обугленный пень. Вынул из кармана восьмикрылого железного коня. Едет на коне вверх, подымается по серебряной лестнице. Приехал к светлому месту. Восьмикрылого железного коня положил в карман. Взад-вперед ходит. И вот видит: старик запрягает в маленькую нарту собаку и едет к нему. Подъезжает и говорит:

— Тарыг-пещ-нималя-сов, внучек! Носящим ли зверем ты принесен, летающим ли зверем ты доставлен? Все же приехал сюда!

— Растущий человек разве ездит по одним и тем же местам, разве плавает по одним и тем же водам?!

Смотрит: в маленькую нарту посажено Солнце. Сидит Солнце в нарте, а собака возит его.

— Погоди, внучек! Поедем ко мне в дом.

Немного проехали, видит: стоит один дом, стоит один амбар. Старик открыл двери, крикнул:

— Люди, не обижайте моего дитяти! Кормите, поите его!

Старик уехал, а он тут остался.

Вошел в дом. Никого нет. Сел на скамью. Думает: "Вон он что сказал — не обижайте его. Кто меня может обидеть? Здесь нет никого". Видит: в заднем углу дома лежит кусок шелка. Шелк зашевелился. Стало невыносимо жарко.

— Умру!

Шелк зашевелился опять. Стало прохладнее.

— Теперь хорошо!

Шелк пошевелился в третий раз. Из-под шелка вышла девушка, на пол опустилась и пошла на улицу. В дом вошла. Внесла оленьего быка грудь, похожую на лист борщевика. Повесила котел. Разрезала мясо. Положила в котел. Котел кипит. Котел вскипел. Мясо вычерпала в блюдо. На один край блюда положила женский нож, на другой край блюда положила мужской нож[307].

— Если думаешь обо мне, ешь!

Сели и стали вместе есть. Поели, с едой покончили и легли вместе спать. Ночью старик приехал домой. Поел-попил. Говорит:

— Я ведь тогда сказал: люди, не обижайте моего дитяти. А теперь где дочь, там и сын. Разве слушают они родительских слов?!

Старик лег спать. Утром встали. Поели, попили. Говорит:

— Сегодня я поеду. Я повезу Солнце.

— Поезжай, — говорит старик, — только не обижай народ!

Запряг собаку, посадил в нарту Солнце и поехал. Ездил, ездил, в одном месте посмотрел вниз. Видит: люди дерутся, ругаются, отнимают Друг у друга рыболовные угодья, охотничьи угодья. Думает: "Спустился б я вниз, всех бы побил". Сколько людей дралось, сколько людей ругалось — все умерли. Поехал дальше. Приехал к дому. Стемнело. Поел, попил. Лег к жене спать. Утром встал. Старик говорит:

— Как съездил?

— Так себе съездил.

Старик вышел на улицу. Запряг собаку. Погрузил Солнце и поехал. Приехал к одному месту, вниз посмотрел: оказывается, люди умерли. Поехал дальше. Стемнело. Собаку отпустил. Вошел в дом. Поел, попил. Лег. Утром встал. Поели, попили. Старик говорит:

— Сынок, что ты сделал с людьми одного края земли? Они все умерли.

Он говорит:

— Смотрю вниз. Вижу: дерутся, ругаются, отнимают друг у друга рыболовные угодья, охотничьи угодья. Думаю: спущусь вниз и всех побью.

Старик говорит:

— Если бы я так думал, не было бы на свете людей. Народ что делает, так и должно быть: он сам себе хозяин. Не мое дело. Ступай и сегодня же воскреси народ!

Запряг собаку, погрузил Солнце и поехал. Приехал к одному месту, посмотрел вниз: люди мертвы. "Его воля... как придет вам на ум, так и живите. Вы сами хозяева. Не мое дело". И люди сразу ожили. Поехал дальше. Стемнело. Собаку отпустил. Вошел в дом. Поел, попил. Лег спать. Утром встал. Поели, попили. Старик вышел на улицу. Взял топор. Рубил мясную неделю, костную неделю. Вошел в дом:

— Ну, дети мои, поезжайте. Приготовил я для вас олений обоз, звериный обоз. Теперь поезжайте.

Дочь с зятем встали, оделись, снарядились. Поцеловались, обнялись. Вышли на улицу. Оказывается, снаряжен такой олений обоз, такой звериный обоз, что конца ему не видно. Все олени белые. Посадил жену на спину восьмикрылого железного коня. Спустился вниз на землю. Говорит жене:

— Ты оставайся здесь. Я поеду дальше.

Сел на своего коня с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками. Восьмикрылого железного коня положил в карман. Поехал. Долго ехал, коротко ехал. Приехал к медной лестнице. Коня с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками пнул ногой. Он превратился в обгорелый, обугленный пень. Вынул из кармана восьмикрылого железного коня. Сел на него. Подымается на нем вверх по лестнице. Приехал к светлому месту. Восьмикрылого коня положил в карман. Взад-вперед ходит. И вот видит: едет старик с собачьей нартой. В нарту посажен Месяц. Сидит Месяц в нарте, а собака возит его. Подъезжает старик к нему и говорит:

— Внучек! Носящим ли зверем ты принесен, летающим ли зверем ты доставлен?

— Растущий человек разве ездит по одним и тем же местам, разве плавает по одним и тем же водам?!

— Внучек, поедем ко мне в дом.

Немного проехали, видит: стоит один дом, стоит один амбар. Старик открыл двери и говорит:

— Люди, не обижайте ребенка! Заходи в дом.

Старик уехал, а он остался тут.

Вошел в дом. В доме никого нет. Сел на скамью. Осматривается. Видит: лежит кусок красного сукна. Сукно зашевелилось. Мороз его пробирает.

— Вот здесь я умру. Зачем это я сюда зашел?

Кусок красного сукна снова пошевелился. Стало теплее.

— Теперь хорошо.

Третий раз сукно пошевелилось. Из-под сукна поднялась девушка. Спустилась на пол. Вышла на улицу. Вошла в дом. Внесла грудь зверя, похожую на лист борщевика. Повесила котел. Разожгла огонь. Мясо разрезала на куски. Положила в котел. Котел кипит. Котел поспел. Сняла котел. Мясо выложила в блюдо. На один край блюда положила женский нож, на другой край блюда положила мужской нож.

— Если думаешь обо мне, ешь. Если не думаешь, твое дело.

Сел. Поели, попили. Легли в полог. Долго спали, коротко спали. Встали. Оказывается, старик уже приехал. Говорит старику:

— Сегодня я поеду.

— Поезжай.

Запряг собаку. Посадил Месяц. Поехал. В одном месте приблизился к краю неба, посмотрел вниз. Видит: люди дерутся, ругаются, отнимают друг у друга рыболовные угодья, охотничьи угодья. Думает: "Спустился б я вниз, всех бы побил!" Сколько людей дралось, сколько людей ругалось — все умерли. Поехал дальше. Приехал к дому. Стемнело. Поел, попил. Лег к жене спать. Утром встал. Старик говорит:

— Как съездил?

— Так себе съездил.

Старик вышел на улицу. Запряг собаку. Погрузил Месяц и поехал. Приехал к краю неба, вниз посмотрел: оказывается, люди умерли. Поехал дальше. Стемнело. Собаку отпустил. Вошел в дом. Поел, попил. Лег. Утром встал. Говорит:

— Сынок, что ты сделал с народом того края земли? Все люди умерли.

Он говорит:

— Смотрю вниз. Вижу: дерутся, бранятся, отбирают друг у друга рыболовные угодья, охотничьи угодья. Думаю: спущусь вниз и всех побью.

Старик говорит:

— Если бы я так думал, не было бы на свете людей. Народ что делает, так и должно быть; он сам себе хозяин. Не мое дело. Ступай и сегодня же воскреси народ!

Запряг собаку, погрузил Месяц и поехал. Приехал на край неба, посмотрел вниз: люди мертвы. "Его воля... как придет вам на ум, так и живите. Вы сами хозяева. Не мое дело". И люди сразу ожили. Поехал дальше. Стемнело. Собаку отпустил. Вошел в дом. Поел, попил. Лег спать. Утром встал. Поели, попили. Старик вышел на улицу. Взял топор. Рубил мясную неделю, костную неделю. Вошел в дом:

— Ну, дети, поезжайте. Приготовил я вам олений обоз, звериный обоз. Теперь поезжайте.

Дочь с зятем встали, оделись, снарядились. Поцеловались, обнялись. Вышли на улицу. Оказывается, снаряжен такой олений обоз, такой звериный обоз, конца-краю не видно. Все олени белые. Посадил жену на спину восьмикрылого железного коня. Спустился на землю. Приехали к дочери Солнца. Дальше втроем поехали. Долго ехали, коротко ехали. Говорит своим женам:

— Вы доезжайте в мой город, я поеду в другую сторону. Осмотрю еще один край земли. Посмотрю, какова земля.

Поехал дальше. Женщины отстали.

Долго ехал, коротко ехал. Видит: впереди него небо и земля вместе сошлись. Подъехал туда. Дыра. Огромная дыра. В нее вделан железный перевес, сверху натянут. У перевеса старик сидит. Уток ждет, гусей ждет. Восьмикрылого железного коня положил в карман. Из кармана вынул шкурку железного ястреба. Забрался в шкурку. Полетел. Полетел к железному перевесу. Ударился о перевес. Старик перевес опустил. Перевес упал. Перевес разорвался. Старик вскочил, бежит, чтоб его схватить. Он быстро залез в шкурку маленькой щуки и пырнул в озеро. Немного поплавал. Вышел на берег. Взад-вперед ходит, смотрит. Видит: стоит один дом, стоит один амбар. Пошел туда. Вошел в дом. В доме сидят старуха со стариком.

— Эй-эй, Тарыг-пещ-нималя-сов, внучек! Носящим ли зверем ты принесен, подыхающим ли зверем доставлен ты?

— Растущий человек разве ездит по одним и тем же местам, разве плавает по одним и тем же водам?!

— Садись, внучек!

Старуха говорит:

— Выйди на улицу. Принеси что-нибудь поесть.

Возвратился старик. В обеих руках у него живые утки, живые гуси. Внес их в дом. Старуха повесила котел. Ощипала перья с живых уток, с живых гусей. Накрошила в котел утиного мяса, гусиного мяса. Разожгла огонь. Котел кипит. Поспел. Сняла котел. Мясо выложила в два блюда.

— Внучек, иди за полог.

Одно блюдо дала ему. Стали есть.

— Внучек, хорошенько ешь, будь аккуратен, не ломай кости[308].

Поели, с едой покончили. Кости из двух блюд сложила в одно блюдо, вынесла на улицу. За домом озеро с живой водой. Кости высыпала в это озеро. И из воды вылетели живые утки, живые гуси. Вошла в дом. Он лег спать с их дочерью. Утром встали. Поели, попили. Девушка заплетает косы. Колени у нее покрыты шелком. И вот он видит: шелк на коленях шевелится. Девушка говорит:

— Эй-эй, далекая земля недоступна для зверя, далекая земля недоступна для оленя.

Он думает: "С какой стати я шел сюда ради такой несмышленой девчонки!" Тогда девушка свернула в руках шелк. Оттуда выскочили семь чернедей, семь селезней, кричат. Девушка говорит:

— Ступай спустись на пол, поймай девицу с молодцем.

И охватил его великий стыд Торума, великий стыд Пупыха[309]. Долго жил, коротко жил. Однажды старик вышел на улицу. Взял топор. И вот рубит, вот рубит. Девушка говорит:

— Что делает твой тесть? Знаешь?!

— Я не знаю, что он делает.

— Он готовит для нас олений обоз, звериный обоз, на котором мы должны с тобой ехать.

Девушка говорит:

— Выйди на улицу и скажи тестю: "Что делаешь?" Он ответит: "Готовлю я вам олений обоз, звериный обоз, на котором вы поедете". Ты скажи: "У тебя есть две заветные шкурки. Дай мне их, а не то не смогу я вести олений обоз, звериный обоз. Сюда я шел пешком, летел на крыльях, плыл под водой".

Старик стоит с опущенной головой. Немного подумал и сказал:

— Я имел всего одну дочь, в ней все мое богатство! Я отдам тебе заветные шкурки.

Вместе с зятем вошел в дом. Порылся в одном углу дома, вынул шкурку гуся. Порылся в другом углу дома, вынул шкурку лебедя. Его зять залез в гусиную шкуру, его дочь залезла в лебединую шкурку. Вышли на улицу и полетели.

Долго летели, коротко летели. Прилетел он с женой в обитаемую им героическую землю, в обитаемую им богатырскую землю. Вместе с ними прилетели утки, прилетели гуси. Множество повсюду живущих мужчин в нищенских шубах, в нищенских нярах добывают гусей, добывают уток. Едят, пьют. Говорят:

— Прилетели черные гуси, прилетели славные утки. Наш богатырь уток привел, гусей привел.

Дочь Месяца, дочь Солнца — его жены — тоже прибыли в его героическое гнездо, в его богатырское гнездо. Всего у него стало пять жен. Сразу сделал свадьбу. Людей собрал. Собрал множество людей со всего города, со всей деревни. Люди пришли. Поставили столы с пьяной едой, с медовой едой. Люди едят, пьют. Пируют мясную неделю, пируют костную неделю. Он говорит женам:

— Я опять поеду. Посмотрю еще один край земли. Съезжу туда.

Оделся, снарядился, вышел на улицу. Сел на спину коня с пестрыми бедрами, с пестрыми лопатками и поехал.

Долго ехал, коротко ехал. Приехал к морю. На середине моря стоит стол. Сел туда на стол. На столе лежит книга. Читает ее, рассматривает. Смотрит под стол. В воде видит утку. Забрался в шкурку маленькой щуки, нырнул в море. Плавали, плавали, встретили маленькую щуку, подружились. Вместе плывут. Приплыли к берегу. Он выскочил на берег. Сбросил с себя щучью шкурку. Вдаль смотрит. Видит: стоит один дом, один амбар. Пошел туда. Вошел в дом. В доме сидят старуха со стариком.

— Эй-эй, внучек, носящим ли зверем ты принесен, подымающим ли зверем ты доставлен?

— Растущий человек разве ездит по одним и тем же местам, разве плавает по одним и тем же водам?

Старуха говорит старику:

— Внучек приехал. Неси угощение.

Старик вышел на улицу. Долго ходил, коротко ходил, вошел в дом. Принес осетра, принес нельму. Осетра накрошили в котел, нельму сырой съели. Котел поспел. Вынули осетрину из котла и тоже съели.

— Внучек, ложись спать.

Вошел в полог. Там сидит девушка. Вместе легли. Утром он думает: "Пожалуй, нужно домой возвращаться". Старик говорит:

— Поезжай, я тебя не держу.

Старик взял топор. Вышел на улицу. И вот рубит, вот рубит. Дома девушка говорит:

— Что делает твой тесть? Знаешь?

— Я не знаю, что он делает.

— Он готовит нам олений обоз, звериный обоз, с которым мы должны поехать. Ты скажи ему: "Сюда я шел пешком, летел на крыльях, плыл по воде. Не смогу вести олений обоз, звериный обоз. У тебя есть две заветные шкурки, отдай их мне".

Старик стоит с опущенной головой. Немного подумал, сказал:

— Имею я одну дочь. Больше бы имел, тогда не отдал бы.

Старик вошел в дом. Порылся в одном углу дома, достал осетровую шкурку. Порылся в другом углу дома, достал шкурку нельмы. В шкурку нельмы забралась его дочь, в осетровую шкурку забрался его зять. Вышли и нырнули в море.

Плывут. Приплыла к его городу. Вышли на берег. Его многочисленные мужчины в нищенских шубах, его многочисленные женщины в нищенских шубах рыбу добывают, рыбу едят и говорят:

— Наш богатырь привел рыбу. Мы рыбу ловим, рыбу едим!

Он пошел к себе в дом. В дом вошли с женой. Сняли с себя шкурку осетра и шкурку нельмы, положили в ящик. Созвал людей, устроил свадьбу. Пировали мясную неделю, пировали костную неделю. Говорит:

— Моя работа окончена. Лягу спать. — И лег спать.

Долго спал, коротко спал. Слышно, бабушка бранится:

— Ах ты такой-сякой! Что так долго спишь? Тебя звал к себе твой батюшка Торум, твой отец Торум. Сегодня он раздает богатырские имена. Быстро отправляйся на небо!

Встал, умылся, поел, попил. Вынул из кармана шкурку щуки, шкурку мамонта, шкурку железного ястреба, шкурку зайца и ножницы:

— Возьми, бабушка. Они мне стали лишними.

Отправился на небо к Торуму. Пришел к Торуму. Вошел к нему в дом. Подошел к Торуму:

— Здравствуй, Торум!

— Здравствуй, сынок!

— Дай мне богатырское имя.

— Дам. Ты первым пришел. Тебе и дам.

Пошел на улицу. Навстречу ему идет один человек. Шапка у него вкривь надета. Пришедший человек не знает, что шапка у него на голове криво сидит. Вошел в дом. Подошел к Торуму:

— Дай мне богатырское имя.

— Богатырское имя я уже отдал, другого у меня нет. Нет, не перестает, все просит:

— Никто раньше меня не приходил. Я первым пришел.

— Нет, я уже отдал богатырское имя!

А тот не перестает, все просит.

Втроем вышли на улицу. Привели крылатого коня, которым владел Торум. Их связали за волосы и положили на крылатого коня. Коня хлестнули плетью. Торум говорит:

— Кто из вас завизжит, тому не будет богатырского имени.

Возил, носил их конь, назойливый мужчина не выдержал в завизжал от боли. Торум говорит:

— Я же говорил, что нет у меня больше для тебя богатырского имени.

Вошли в дом. Торум говорит назойливому мужчине:

— Владей одной частью моего имени. Ты будешь Полум-Торумом[310]!

Вдвоем вышли на улицу. Сошли впил на землю. И стал он теперь богатырем. Зажил с шестью женами.

Когда он так жил, наступила древняя эпоха человеческой жизни, вечная эпоха человеческой жизни.

Он живет на Казыме. Людей много. Но вот однажды заболели люди, и все умерли. Лишь в одной деревушке не умерли люди, остались живыми у них одна дочь и один сын. Живут они в доме. Деревенские люди все уехали на Обь. Брат говорит:

— Ляжем спать.

Легли. Утром встали. Пошли настораживать слопцы. Пришли в лес. Брат говорит сестре:

— Ты оставайся здесь, собирай ягоды. Я сам насторожу слопцы.

Пошел. Настораживает слопцы. Девушка собирает ягоды. И вот подъезжает кибитка, запряженная пятеркой лошадей. Дверцы кибитки открылись.

— Девочка, что делаешь?

— Ягоды собираю.

— Подойди ко мне.

Подошла. Богатырь протянул руку. В руке у него три кедровых ореха.

— Девочка, съешь орехи!

Дверцы кибитки закрылись, и богатырь уехал. Пришел брат. Спрашивает:

— Набрала ягод?

— Немного набрала, на еду.

— Пойдем домой.

Пошли. Пришли домой. Поели, попили. Легли спать. Брат утром проснулся. Сестры нет. "Куда это она ушла?!" Вышел на улицу. Темно. Ищет, ищет, найти ее не может. Идет назад к дому. У порога дома стоит маленький берестяной домик. Смотрит: в домике сидит сестра, в руках у нее ребенок. Брат вбежал к себе в дом. Плачет, горюет:

— Приедут люди, скажут: родную сестру за жену держит. Пойду в лес, повешусь!

Пошел в лес. Долго ходил, но не смог найти для себя дерево, на котором мог бы повеситься. Пошел домой. Немного пожил. Опять вспомнил про то дело. И снова плачет, горюет:

— Будет, пойду в лес, повешусь!

Пошел в лес. Ходил, ходил, но не нашел дерево, на котором Мог бы повеситься. Вернулся домой. Сестра уже дома. Устроили трапезу. Поели. Легли спать. Утром встали. На улице ласт собака.

— Эх, люди приехали!

Выбежал на улицу. Людей нет. Собака вверх лает, на поленницу. Смотрит: соболь сидит. Вбежал в дом. Взял стрелу, взял лук. Пустил стрелу — соболь упал. Принес его в дом. Оказывается, соболь собакой искусан. Содрал с него шкурку и отдал сестре:

— Высуши, выделай, сшей легкую шубку, одень в нее сына.

Опять легли спать. Утром встали. Поели, попили. На улице лает собака. Выбежал на улицу. Собака лает на поленницу. Смотрит: соболь сидит. Вошел в дом. Взял стрелу, взял лук. Пустил стрелу — соболь упал. Оказывается, он собакой искусан. Принес в дом. Ободрал. Шкурку высушил, выделал и повесил ее перед изображением богатыря. Устроили трапезу. Кланяются в землю, молятся:

— Дай, богатырь, нам силы и здоровья!

Однажды слышат: кто-то едет. Послышался звон колокольчиков, звон бубенцов. К дому подъехала кибитка, запряженная пятеркой коней. Кибитка остановилась под окном. Открылись дверцы. Из кибитки выглянул мужчина:

— Девочка и мальчик, живы?

— Живы.

— Что у вас есть?

— Ничего нет.

— Нет, у вас что-то есть.

— Нет, ничего нет.

— Нет, вы что-то имеете.

Девочка говорит:

— У меня есть сын!

— Принеси его ко мне. Я посмотрю, каков он.

Вынесла. Взял в руки. Смотрит. Люльку с ребенком поставил на спину:

— Что еще имеете?

— Ничего у нас нет.

— Нет, вы что-то имеете!

— Нет, нет у нас ничего.

— Нет, у вас что-то есть!

— Правда, есть у нас соболиная шкурка. Мы повесили ее перед изображением богатыря.

— Принеси сюда, я посмотрю, какова она.

Принес. Отдал богатырю. Тот рассматривает ее. Тоже за спину положил. Другую шкурку взял в руку и отдал мальчику:

— Положи ее в ящик. Эту шкурку держи перед изображением богатыря.

Дверцы кибитки захлопнулись, и уехал. Ребенка увез с собой.

Пришли деревенские люди. Поздоровались, поцеловались. Поели, попили, погостили. И теперь в счастье и в довольстве живут.

107. Создание мира

Светлый муж-отец[311] создал этот мир, эту Сибирь. Деревьев не было, сухой земли не было, везде была вода, везде был туман. Сын Светлого мужа-отца, обходя в тумане, в воде мир после раздела[312], говорит:

— Не мог ли бы я создать тундровый холм такой величины, чтобы он смог меня выдержать?

Тогда выплюнул он свои сопли в саже из глубины глотки — возник тундровый холм. Теперь он проводит время на этом своем тундровом холме, пищу варя, ночи проводя. Пока он так жил, приходит кто-то, раскачивается стоя, погружается и всплывает. Когда подошел, то оказался несомый ветром черт. Подошел к нему, здесь рвет, там хватает. У него копье из твердого дерева, он толкает его отсюда, толкает его оттуда. Светлый мальчик потерял терпение, вынул из кармана двух гагар и говорит:

— Две мои дочери с игольчатыми клювами, — говорит он, — сделайте что-нибудь с ним!

Гагары начали раздирать черта, да и убили его. Светлый мальчик говорит про себя:

— Если бы мои отец не рассердился на меня, — говорит он, — я бы на свой страх и риск дал бы земле подняться, — говорит он.

Ему и страшно, и не страшно.

— Две мои дочери с игольчатыми клювами, — говорит он, — нырните обе на спор, — говорит он, — кто из вас двоих вынесет живую землю, — говорит он, — кто из вас двоих вызовет живой мир, кто из вас двоих вызовет мертвый мир.

Тогда они нырнули. Они странствовали, странствовали, семь лет прошло. До семи лет не хватило семь месяцев, тут всплыла гагара и вскрикнула:

— Я проснулась в мертвом мире, — сказала она.

И вот по истечении семи лет поднялась на поверхность другая гагара, и там, где она отряхнула свои крылья, появилась куча земли, где она отряхнулась, тут возникла каменистая земля. Светлый мальчик пошел к своему отцу, спросил и сказал:

— Твоя птица вызвала мертвый мир.

Светлый отец сказал тогда:

— Мертвый мир я изначально предписал, — говорит он. — Если его не предписать, где тогда поместятся подрастающие девочки и подрастающие мальчики? — говорит он. — Между растущими деревьями им не хватит места, между выросшей травой им не хватит места, — говорит он. — Друг с другом, между собой они не найдут еды, не найдут питья, — говорит он. — Друг с другом, между собой они не найдут еды, они тут же начнут друг друга резать, начнут друг друга есть.

Светлый мальчик выплюнул сопли в саже из глубины своей глотки, начали они высыхать и затвердевать, из них появилась волосатый червь, волосатая змея[313]. Этот волосатый червь, эта волосатая змея раскачивается; если дует ветер с ночной стороны и попадает ветер на нее, раскачивается, если дует ветер с дневной стороны и попадет ветер на нее. Пока она так лежит, качаясь от ветра, на нее падают капли дождя, на нее падают капли воды. От дождевой воды, от талой воды растет она. Она выросла величиной с женщину, величиной с мужчину, стала человеком[314]. Он начал жить, живет. Однажды, когда он бродил, охотясь, встретилась ему женщина Ерш.

— Это ты, из чего-то возникший дорогой мальчик, дорогой муж? — говорит она. — Ты изготовил старую веревку?

Маленький человек спрашивает ее в ответ:

— Что за старая веревка? — говорит он.

— Я, — говорит она, — так называемая двузадая, ползущая вперед женщина, я здесь, — говорит она. — Из чего, — говорит она, — ты возник? — говорит она.

Маленький человек спрашивает в ответ:

— Из чего, — говорит он, — ты возникла? — говорит он.

— Я, — говорит она, — возникла после возникновения неба, после возникновения земли, ко времени возникновения черной земли[315], — говорит она. — Черная земля раскололась на две части, и поднявшаяся из трещины этой черной земли — это я, — говорит она. — Я возникла из черной земли, — говорит она, — ты возник, — говорит она, — из Светлого мужа-отца, — говорит она. — Ты — сопли Светлого мужа-отца, — говорит она.

Маленький человек задумался.

— О какой старой веревке, — говорит он, — ты ведешь речь? — говорит он.

Женщина Ерш говорит:

— О такой веревке, как эта, — говорит она и опрокидывается на спину.

Она рванула Маленького человека на себя и обняла его. Она тянет и тянет Маленького человека вниз.

— Старая веревка — это так, — говорит она.

Женщина Ерш трет Маленького человека о свой зад, у Маленького человека ничего не чешется. Мужской член и яички Маленького человека под мышкой. Она вырвала мужской член и яички Маленького человека из-под мышки, кинула их меж ног Маленького человека. Они поженились.

Когда они так живут, женщина Ерш имеет тонкую оболочку, а мужчина — кожаную оболочку, користую оболочку. Мужчина в этой своей оболочке не наклоняется. Женщина Ерш говорит:

— Мой сын княгини, — говорит она, — в этой своей оболочке ты не наклоняешься, — говорит она. — Что это за оболочка, — говорит она, — користая оболочка или берестяная оболочка? — говорит она. — Иди, — говорит она, — и где твои охотничьи угодья, твои лесные угодья, там есть трехлистное ягодное дерево величиной с пуговицу, на этом трехлистном ягодном дереве есть три ягоды.

Тогда пошел человек, пришел в лес.

— О каких трех ягодах ведет она речь? — говорит он. — Нужно их поискать.

Пока он бродит, охотясь, все высматривает. Смотрел, смотрел, нашел трехлистное ягодное дерево. И вот на этом трехлистном ягодном дереве нашел три ягоды. Две ягоды он съел, одну ягоду несет домой. Пришел домой, зовет свою жену.

— Моя дочь княгини, — говорит он, — ягоды, о которых ты говорила, здесь, — говорит он.

После того как он в лесу съел две ягоды, его твердая оболочка начала отделяться. Дома он съел свою последнюю ягоду, теперь твердая оболочка сошла, и осталась тонкая оболочка. Долго жили, коротко жили, затем произвели они целый род девочек и род мальчиков.

108. Как достали солнце и месяц, как на земле появились птицы и звери

На тундровом бугре живут старуха со стариком. Долго жили, коротко жили, однажды старуха вышла в сенцы. Вышла в сенцы, видит: там лежит только что родившийся ребенок. В люльке лежит, плачет.

— Старик, внесу-ка я ребенка в дом?

Старик выскочил из дома, они взяли ребенка, внесли в дом. Старуха стала его растить. Качая мальчика в люльке, песни ему поет. Однажды мальчик сказал:

— Мама, укажи мне место, где бы я мог бороться.

— Такого места нет, — отвечает отец.

— Мама, ты, наверное, знаешь, укажи мне.

— Есть такое место, — говорит мать. — Сказывают, живет дочь Нум-Торума[316]. Если у тебя появилось такое сильное желание бороться, иди к ней. Место твоей борьбы там! Нум-Торум завет оставил: никому против нее не устоять; если кто-нибудь задумает ее ударить, в землю уйдет, семь морей, семь земель насквозь пройдет.

Мальчик собрался в путь. Мать дала ему обломок миски:

— Если твои руки, твои ноги попадут в беду, этот обломок миски разломи пополам.

Поцеловала она его, и мальчик пошел. Мать с заплаканным лицом осталась дома.

Долго шел, коротко шел, и вот на своей дороге нашел семисуставный посох. Воткнул посох в дорогу, взял его и дальше идет. Однажды слышит сверху человеческий голос:

— Внучек!

— Что?

— Куда идешь?

— Землю посмотреть, силу свою попытать.

— Силы не пытай, я тебе работу дам.

— Какую работу?

— Птиц, зверей делать.

— Как я смогу делать зверей? Совсем темно, нет ни солнца, ни месяца. Где я возьму солнце и месяц?

— Они у Хуль-отыра.

— Э...

Мальчик сорвал три травинки, скрутил их и дунул. Из его рук выскочил когтистый зверек, запрыгал вокруг мальчика, завещал:

— Сын великой женщины, богатырский сын, что прикажешь делать?

— Копай землю на семь сажен вглубь.

Когтистый зверек начал рыть землю. Так роет, что комья земли, как вороны, взлетают кверху. Наконец прорыл ход в нижний мир. Мальчик глянул туда, видит: как светло! И солнце и месяц светят; видно, как люди ходят. Сквозь отверстие наверх стали подниматься комары. Один комар ноет песенку:

Комаров так много налетело, что вся земля ими наполнилась. Мальчик спустился в нижний мир, вошел в дом к Хуль-отыру.

— Ты зачем сюда пришел? — спрашивает Хуль-отыр.

— Хочу что-то спросить.

— Что же ты хочешь спросить?

— А зачем у тебя так много комаров? Вон сколько их на землю налетело, взгляни-ка.

Хуль-отыр стал глядеть, а в это время мальчик открыл свою табакерку, взял щепотку табаку и дунул в глаза Хуль-отыру. Оба глаза ему табаком запорошил, тот совсем смотреть не может.

Хуль-отыр и солнце и месяц держал у себя в доме. Мальчик потянулся, схватил месяц и солнце и бросился бежать из дома. Хуль-отыр за ним погнался. Мальчик обернулся гусем и полетел дальше. Хуль-отыр обернулся в железную чайку. Мальчик с криком летит к Нум-Торуму:

— Отец, отец, вот он меня догонит!

Нум-Торум выбежал из дома, кричит вниз:

— Месяц и солнце бросай вверх!

Мальчик бросил их, там они и повисли.

Нум-Торум побежал навстречу, схватил свой блестящий меч. Хуль-отыр увидел меч, с плачем повернул назад. Говорит:

— Ты будешь жить в светлом месте, а я в темноте остался! Души людей ко мне будут попадать и тоже в темноте жить будут.

— Ну, тогда я тебе полсолнца дам.

— Какой свет от половины солнца!

— А не хочешь, так и живи совсем без солнца.

Нум-Торум с сыном вернулся домой. Сели за стол. Попили, поели. Мальчик встал из-за стола, попрощался с отцом, обернулся гусем и полетел. Летел, летел, на землю спустился. На земле снова в человека преобразился и пошел. Долго шел, коротко шел, в одном месте поднял два камушка. Хорошенько потер их один о другой — появилась собака с пушистым хвостом, побежала вслед за мальчиком. Но дороге он сорвал с березы три листочка, свернул их в трубочку, дунул — и появился маленький зверек, лесная мышь. Вместе идут дальше. Мальчик отломил от ели щепочку, обстругал ее наподобие зверька — прыгнул пушистый соболь, за ними пошел. Так, идя по дороге, делает все новых зверей. Куда клонится его голова, туда и идет. Куда мальчик пойдет, туда и звери бегут. Долго так брел, коротко так брел, смотрит вперед: на берегу моря виден огонь; искры от огня вверх подымаются. Туда и направился. Пришел. Смотрит: женщина лежит, спит. При дыхании у нее из ноздрей искры вылетают.

Он хотел женщину посохом ударить — в тот же миг она скрылась. Под землю провалилась, только голова мелькнула. Он разломил обломок миски, который дала ему мать, и у него появилась кольчуга. Надел кольчугу, кинулся за женщиной. Гонится. Долго гнался, коротко гнался, вперед смотрит: видно, женщина бежит вдали.

Когда мальчик стал ее догонять, она обернулась и остановилась. Добежал до нее, схватились бороться. Долго боролись, коротко боролись, наконец оба упали наземь. Женщина обессилела, и мальчик обессилел. Силы у них равные.

— Довольно, кончим бороться, — говорит женщина. — Ты меня убить не можешь, и я с тобой справиться не могу.

Отпустили друг друга, попрощались и разошлись в разные стороны. Мальчик идет дальше. Долго шел, коротко шел, добрался до отверстия, по которому под землю спускался. Наверх вылез, своим зверям говорит:

— Ты, собака, ищи, ищи человека. А ты, мышь, ступай, может, где найдешь кучу сухой травы. Там себе сделаешь гнездо. А ты в лес беги, — говорит он лисице. — Если мышь к твоему дому придет — убивай. Будешь ты убийцей мышей.

Звери разбежались, мальчик пошел дальше. Долго шел, коротко шел. однажды смотрит вперед: по всей земле огонь полыхает. Пришел туда: оказывается, не земля это — море огненное. Как через море перебраться? Положил поперек моря семисуставный посох, и он как раз через все море лег. Помахал слюной, и появился мост такой ширины, чтобы человеку пройти. Побежал через огненное море. Посох забрал и дальше шагает. Однажды слышит сверху голос отца:

— Не встречал ли где своих братьев?

— Нет, — говорит, — не встречал.

— Поднимайся сюда.

Мальчик попытался обернуться гусем, но не получается. Начал плакать. Отец говорит ему:

— Чего плачешь?

— Не могу принять своего облика.

Отец дунул на него сверху, и взвился вверх златошейный гусь. Мальчик в образе златошейного гуся полетел к своему отцу Нум-Торуму, влетел в окно, опустился на середину пола, и тут обернулся человеком.

Все сыновья Нум-Торума собрались. За стол сели, есть стали. Поели, попили, распрощались.

Мальчик полетел в свой край. И теперь там живет. Его имя — Маленький Богатырь Желтая Трясогузка. Богатырь, имеющий облик желтой трясогузки — это он[317].

109. Как луна на землю приходила

Давным-давно жила-была старая женщина. Занималась она домашним хозяйством, готовила пищу. Однажды вечером старая хозяйка затопила чувал и стала готовить ужин. Жила она с внуком и внучкой в деревянном доме. Ребятишки вышли ночью на улицу и стали смеяться над луной, стали рожицы корчить луне, показывать на нее пальцем. И луна тут очень рассердилась на ребятишек-проказников, стала спускаться на землю. Тут баловники со страху забежали домой.

Бабушка взглянула на них, вышла из дома. Посмотрела на небо и видит: на небе нет луны. Смотрит: почерневшая луна спускается на землю. Старая женщина зашла домой, вытряхнула из рукодельного мешка свое рукоделие, затолкала в него внучат, зашила мешок и запрятала его подальше. Затем старая хозяйка поставила на стол берестяную чашку с солью и хлеб. Недолго ждала она, и вот рассерженная, почерневшая луна подошла к двери ее дома. Луна с шумом и грохотом влезла в дверь и спросила старую женщину:

— Где теперь те ребятишки-баловники, что смеялись надо мной и строили мне рожицы?

Соль, услышав голос луны, сказала:

— Малые дети посмеялись над тобой, луна, а ты сразу и рассердилась, спустилась на землю. Меня вот человек в котел для пищи бросает, а я и не сержусь.

Затем заговорил хлеб на столе:

— Ты, сердитая луна, и так съела безвинных детей[318], теперь снова на землю спустилась. Человек меня на горячей воде замешивает, печет в горячей печке. Вытащив из печки, режет меня на кусочки, я и то не сержусь. А ты, луна, на детей рассердилась.

Тут луна с шумом и грохотом вышла из дома и поднялась на небо, на свое место. А старушка вышла на улицу, посмотрела вверх: луна снова светит в ночном небе. Зашла она в дом, распорола рукодельный мешок, выпустила своих внучат. Они и теперь живут.

110. Охота на шестиногого лося

Жил человек с женой, был у них маленький сын, в колыбели еще лежал. Однажды женщина пошла за водой и видит: менкв гонит шестиногого лося. Приходит домой, муж ее спрашивает:

— Что сказать имеешь?

— Ничего нет, видела, как менкв шестиногого лося гнал.

Мось-хум[319] услышал это, выскочил из колыбели и побежал.

Погнался за лосем. Долго, коротко гонялся за лосем, догнал и отрубил ему две задних ноги. Остались две передних да две средних. Дорога, по которой бежал Мось-хум, видна и теперь: это Млечный Путь. Также виден и лось — Большая Медведица. Раньше, когда лось имел шесть ног, его люди не могли догнать.

111. Про Северный ветер

Луи-вот-ойка — Северный ветер. Старик в низовой стороне за морем жил. День и ночь не переставая дул. Оттого на земле очень холодно было. Люди от Северного ветра страдали. И зиму, и лето все дул и дул. Каждый день люди от холода умирали. Однажды один человек сказал:

— Пойду в низовую землю на Северного ветра. Буду с ним биться.

Собрался и пошел. Долго, коротко шел, до низовой земли добрался, к Северному ветру пришел, биться его зовет. Северный ветер лук и стрелы схватил, из дома выбежал.

Долго бились, долго друг в друга стрелы пускали. Под конец человек изловчился, лук натянул, стрелу пустил. Стрела Северному ветру половину нижней челюсти разбила.

С этой норы ветер дуть перестал. Стало тепло. Такая жара настала, что люди от нее болеть стали. И зиму и лето все тепло. Каждый день люди от жары умирали.

Много, мало времени прошло, снова ветер подувать начал. Челюсть у него заживать стала.

Челюсть у него хоть и зажила, прежней силы все же не осталось. Вполовину прежней силы все же не осталось. Вполовину прежней силы лишь дует. Людям с той поры хорошо жить стало.

112. Опоясывание земли

Йоли-Торум-сянь на землю спустилась, Крылатая Калм[320] на землю спустилась. На земле стали жить.

Однажды Йоли-Торум-сянь говорит Крылатой Калм:

— Поднимись к своему отцу, Нум-Торуму. Так ему скажи: "Кожистая земля наша все качается, на месте не стоит. Когда появятся на земле люди, как они будут на ногах держаться? Нум-Торум, отец мой, укрепи нашу землю!" Может быть, каким-нибудь поясом он ее опояшет.

Крылатая Каям поднялась к Нум-Торуму. Вошла в его дом. Нум-Торум за столом сидит, правой щекой о посох опирается. Спрашивает дочь:

— Крылатая Калм, какое слово ты принесла, с какого речью ко мне пришла?

Крылатая Калм отвечает:

— Нум-Торум, отец мой, наша земля, как ни велика уже стала, а все еще движется, на месте не стоит. Когда появится человек, не устоять ему на ногах. Ты укрепи нашу землю, опояшь ее каким-нибудь поясом.

Нум-Торум голову опустил. Пока он так сидел, котел с рыбой вскипел. Потом голову поднял и сказал дочери:

— Я сделаю, как ты сказала, землю опояшу.

Крылатая Калм вышла из дома Нум-Торума, спустилась обратно на землю. Йоли-Торум-сянь спрашивает ее:

— С чем пришла, какую весть принесла?

Крылатая Калм отвечает ей:

— Нум-Торум, отец мой, обещал укрепить землю; сказал, что опояшет ее.

После этого Нум-Торум спустил на землю свой пояс. Его пояс был украшен тяжелыми пуговицами. Земля глубоко осела в воду и стала неподвижной. На том месте, где лег пояс, теперь Уральский хребет. Это самая середина земли.

113. Как создали человека (вариант А)

Прошло некоторое время, и опять Йоли-Торум-сянь посылает Крылатую Калм:

— Пойди к Нум-Торуму, скажи ему: земля теперь крепко стоит; надо создать человека, чтоб он на ней жил.

Крылатая Калм отправилась к своему отцу. Долго, коротко летела, про то никто не ведает. Однажды прилетела она к Нум-Торуму и говорит:

— Землю ты укрепил. Теперь нужно сделать человека.

Нум-Торум голову поднял, на дочь посмотрел:

— Я человека сделаю и на землю спущу, а вы его там оживите.

Крылатая Калм улетела. После этого Нум-Торум позвал Топал-ойку, приказал ему сделать человека.

Топал-ойка вырубил из лиственницы семь человеческих фигур. За это время Хуль-отыр вылепил из глины семь человеческих фигур. Говорит Топал-ойке:

— Давай, братец, поменяемся, а?

— Нет, не буду меняться, — отвечает Топал-ойка, — твои люди глиняные, худые.

— Ну, поменяемся, — уговаривает Хуль-отыр.

— Не хочу отдавать своих людей. Вон сколько я с ними бился!

— И я над своими поработал, — говорит Хуль-отыр. — А ты души для них откуда возьмешь? Нум-Торум тебе душ не давал.

Сидит Топал-ойка, голову почесывает.

— Верно, — говорит, — душ-то у меня нет. Ну а ты моих деревянных людей сделаешь живыми?

— А то как же! Я их оживлю. А из глиняных людей пусть будут менквы.

Топал-ойка деревянных людей отдал Хуль-отыру, себе глиняных взял. Хуль-отыр деревянные фигуры отнес к Нум-Торуму. Нум-Торум поставил их спинами к себе, дунул на них: куда девались? Топал-ойка руки расставил, да ни одного не поймал.

Топал-ойка почесал у себя в затылке. Взял глиняных людей, посмотрел на них, Что же? Глина, и только.

Нум-Торум ему говорит:

— Глиняных людей отнеси к нашей сестре Калтась-экве. Корс-Торум души для них отдал ей. Пусть она их и оживит.

Топал-ойка отправился к Калтась-экве. Пришел, говорит ей:

— Сестра, этих людей сможешь оживить?

— Оживлю, — отвечает Калтась-эква, — только ты отсюда уходи.

Топал-ойка ушел. С тех пор, когда дети на свет появляются, мужчинам при этом быть нельзя.

Глиняные люди стали живыми. Только век их недолог: куда годятся их глиняные руки, глиняные ноги? В воду упадет человек — тонет, жарко станет — из него пот выступает. Люди, сделанные из лиственницы, были бы крепче и в воде не тонули бы.

Когда люди на земле появились, Крылатая Калм снова полетела к Нум-Торуму. Сказала ему так:

— Ну вот, люди на вашей земле появились. Теперь скажи, чем они будут кормиться, чем прикроют от холода свои тела?

Нум-Торум голову опустил, долго думал. Потом так ответил:

— Крылатая Калм, лети обратно на землю. В тайге, в лесной чаще будет много сохатого зверя; на болота, в тундру я пущу оленей. Там они будут жить, пищу для себя искать, а люди пусть ходят туда на промысел.

Крылатая Калм спустилась на землю. Йоли-Торум-сянь спрашивает ее:

— Какую весть ты принесла от своего отца?

— Нум-Торум так сказал: в тайгу, в лесную чащу, на болота и в тундру я пущу оленей и сохатых зверей: туда будут ходить люди добывать себе пищу.

114. Как создали человека (вариант Б)

Пришел черт к богу. Бог его вытолкнул. Опять расхаживает бог и думает: "Я его зря вытолкнул". Черт опять приходит к нему наверх:

— Что ты задумал, дорогой бог, я это знаю.

Дорогой бог снова расхаживает и думает. Поворачивается к черту. Дорогой бог говорит:

— Как это ты знаешь мои мысли? Если ты их действительно знаешь, то говори!

— Когда утром встаешь, ты думаешь, когда ночью спишь, ты думаешь; ты хочешь создать человека, но нет черной земли.

Дорогой бог говорит:

— Если ты действительно умный, если ты действительно знающий, то иди принеси наверх пригоршню черной земли.

Черт думает: "Пойду и принесу черной земли". Черт пошел и принес богу черной земли. Бог взял ее, разделил на две части, в обеих руках сжал черную землю. Затем он взял свою бумагу, нарисовал мужчину, нарисовал женщину. Из одной руки выпустил черную землю — появился мужчина, из другой руки выпустил черную землю — появилась женщина.

Черт сидит и думает: "Он сделал человека. Как бы мне сделать?" Черт ушел от бога, разозлился на него. Он спустился и украл черную землю. Сжал и бросил ее — появилась ящерица. Она мчится на созданную богом черную землю. Затем черт взял свою бумагу, нарисовал женщину, нарисовал мужчину. Сжимает опять черную землю; что делал бог, то же делает и он. Разделил ее на две части, выпустил из одной руки — появился жук, выпустил из другой руки — появилась жаба.

Тут напал на черта кашель, и он думает: "Пойду к богу наверх". Пошел к богу и думает: "Как же мне попасть к обоим людям?" Пошел туда к людям, собака хотела его укусить. Тогда черт сделал холод, собака начала мерзнуть. Собака просит:

— Я же мерзну, сделай тепло.

Черт говорит:

— Подпусти к себе. Я натяну на тебя шкуру.

Собака подпустила его. Черт натянул на нее шкуру. Затем взял людей, оплевал их всех соплями, затем убежал.

Бог спустился, чтобы измерить черную землю. Бог поднялся. Смотрит на людей: они оплеваны, в соплях. Дорогой бог рассердился. Он вывернул им наружную кожу внутрь, он вывернул им внутреннюю шкуру наружу. Дорогой бог говорит:

— Ну, кашляйте теперь и плюйте теперь! Этими вашими соплями плюйтесь и кашляйте весь свой век.

Собаке он сказал:

— Будь теперь с этой натянутой чертом шкурой!

115. Первые смертные

Крылатый Пастэр и ногастый Пастэр начали чахнуть. Они обращаются к своим женам.

— Послушайте, — говорят они, — когда придут люди, скажите людям, пусть они сделают нам гроб из липового дерева и поставят на землю.

Они умерли. Пришли люди. Люди спрашивают женщин:

— Какой гроб они приказали сделать?

Они говорят:

— Липовый гроб.

— Куда они приказали его поставить?

— В землю, на глубину трех аршин, приказали они похоронить их.

Они и закопали их в землю. Мертвые лежат. Наконец, прошло семь лет. Когда они хотели открыть свои гробы, то увидели, что они похоронены в земле. На ногастого Пастэра обрушилась земля, и он задохнулся. Крылатый Пастэр сказал:

— Наши жены похоронили нас совсем, на тысячу дней.

Затем он трижды крикнул, и люди обнаружили его; и хотя они искали, искали, но, когда добрались до середины могилы, крылатый Пастэр наворожил:

— Пусть позднее рожденная девушка, позднее рожденный юноша так же покоятся, как я упокоился на тысячу дней[321].

116. Медвежья песня о спуске с неба

117. Медвежья песня о сыне женщины Мось

118. Медвежья песня о трех всадниках

119. Медвежья песня о Городском Богатыре

120. Медвежья песня о старике Филине

121. Медвежья песня о храброй старухе

122. Медвежья песня о старухе Ропаске

123. Сказка о маленькой Мось-нэ

Маленькая Мось-нэ с братом вместе жили. В углу глухого леса, дремучего леса, кроме них, никого народу не было. Долго жили, коротко жили, однажды, так живя, брат сестре говорит:

— Как мы дальше вместе жить станем?

Верхний дух так сказал: "Сестре с братом жить нельзя. Женщина мужчину пусть ищет, мужчина женщину пусть ищет".

Сестра говорит:

— Ну нет, мы как жили, так и дальше жить станем.

Брат опять говорит:

— Верхний дух так не говорил: "Сестре с братом вместе жить". Если мы сойдемся, то, когда люди жить будут, так братья с сестрами жить станут. Местные люди тогда перемешаются. Брата имеющая женщина к брату пойдет, сестру имеющий мужчина сестру возьмет.

Брат рассердился, слов сестры слушать не стал. Рассердившись, встал, оделся, в другое место пошел. В углу глухого леса, дремучего леса такое хорошее место нашел. Из рожденных небом, рожденных землей больших деревьев дом построил.

После того как долго прожил, коротко прожил, думать стал: "Почему я один живу? Вместо товарища по жизни сделаю-ка женщину из дерева". Из дерева женщину сделал. Хорошей одеждой одел, платком покрыл, на пары посадил. Наружу выйдет, в дом войдет, смотрит: совсем женщина сидит. Жить веселее стало.

После его ухода маленькая Мось-нэ, сестра его, одиноко в месте без женщин, без мужчин живя, думает: "Пойду я брата своего искать. Каково-то он живет, что делает — посмотрю". Маленькая Мось-нэ оделась, платком покрылась, из дома вышла, вперед побрела. Далекий мир далеко проходит, близкий мир близко проходит. В одном месте чей-то дом однажды показался. Ближе подошла, смотрит: похоже, что брат ее живет. К окну приблизилась, через окно внутрь смотрит: брата ее дома нет. К двери подошла, в дом шагнула — дом пустой. На пары взглянула: женщина сидит. Окликает ее — не отвечает. Поближе подошла, рассматривать стала: брат ее из дерева женщину сделал. В хорошую одежду одета, платком покрыта. Совсем как женщина сидит.

Маленькая Мось-нэ деревянную женщину схватила, на пол сбросила. Маленькая Мось-нэ с деревянной женщины одежды сняла, сама надела. Маленькая Мось-нэ топор взяла, деревянную женщину на кусочки с песчинку, с соринку изрубила. Щепочки от деревянной женщины под кучу с мусором засунуты были. Маленькая Мось-нэ в дом вошла, на место, где сидела деревянная женщина, села.

Пока сидела, снаружи слышится: брат ее пришел. Маленький Мось-хум в дом вошел, в доме-то так тепло. Маленький Мось-хум на свою деревянную женщину смотрит: им самим сделанная деревянная женщина шьет. Маленький Мось-хум обрадовался, к деревянной своей женщине обниматься бросился. Обнимались-целовались и дальше жить стали.

После долгого или короткого их житья сына заимели. А за все время их совместной жизни женщина мужу своего лица не показывала.

124. Маленькая Мось-нэ — дочь медведицы

Маленькая Мось-нэ живет со своим братом. Долго жили, коротко жили. Мось-хум в горной стороне много чамей наполняет, в лесной стороне много чамей наполняет. Так живя, однажды сказал:

— Край с женщинами, край с мужчинами искать мне надо.

Отправился. Долго шел, коротко шел, встретил селение Городского Богатыря. Городской Богатырь сразу трех дочерей имеет. Младшую дочь высватал. Приготовились, свадебный пир справляют. Справили. День жили, два дня жили, Мось-хум говорит:

— Я со своей землей человек, со своей водой человек. Домой идти мне надо.

Городской Богатырь-старик говорит:

— Идти тебе хоть когда можно было.

Собрались, домой отправились. Домой пришли, в свою землю. Дальше жить стали, дальше спать стали. Мось-хум по лесам, по водам ходит. Сестра его тем временем думает, говорит:

— Я в прошлом худо сделала, теперь как живу!

Однажды невестке говорит:

— Сходим куда-нибудь?

Невестка особого желания хоть и не имела, оделись, собрались и отправились. Долго ходили, коротко ходили, к реке пришли. Золовка говорит:

— Скатимся?

Невестка говорит:

— Ты вперед скатись.

Золовка говорит:

— Ты вперед скатись.

Невестка покатилась. Донизу доехала, упала. Золовка вслед за ней покатилась и женщине середину спины лыжами насквозь проколола. Золовка невестку убила. "Теперь что делать буду?" — думает. Одежды ее расстегнула, сияла. Невестки одежду надела. Невестку взяла, в реку спустила. Свои одежды положила, затем кровь в одежду завернула. Домой пошла. Домой вернулась, в полог своей невестки села. Молит:

— Дорогу мою, по которой туда ходила, пусть совсем заметет!

Верхний Дух-отец ветер сделал, снег пустил. Ничего больше не видно. Нет дороги.

Брат домой пришел. Она лицо прячет. Живут дальше. Долго жили, коротко жили, так живя, ребенка они заимели. Человек, песню несущий, сказку несущий, вырос. Достиг возраста, когда по улице бегают. С детьми Городского Богатыря играет. Однажды он ссорится. Отец подслушивает, что дети говорят:

— Мось-нэ со своим братом ребенка имели.

Теперь Мось-хум думает: "Сестра моя, дома она, поди?" Домой пошел, в дом вошел. Думает, спрашивает:

— Сестра моя куда пошла?

— Я не знаю, куда ее умело!

— Однако, — говорит, — сестра моя ты, поди, и есть. Я слышал, как Городского Богатыря дети говорят.

Жена его сразу села. Онемев, безо рта, без языка сразу села. Мось-хум думает: "Худо. Человеческая древняя пора, вечная пора начнется, мне худо. Тогда всякая женщина скажет, всякий мужчина скажет: Мось-хум со своей сестрой жил, а мне и того стыднее станет".

Встал, топор взял, нож взял, точило взял. Точить сел. Достаточно наточил, закончил. Поднялся, сестру-жену свою за волосы схватил, на улицу вытащил. На площади селения положил, взял нож, взял топор и, сколько силы хватило, намелко ее изрубил, изрезал. Мальчика поймал, на улицу вытащил, тоже убил, намелко изрубил.

— Этот ребенок, он вырос бы. Вырос бы, так говорить стал бы: отцом назвал бы, матерью назвал бы. Человеческая древняя пора, вечная пора откроется, а он так говорил бы. Мне тогда стыд.

Домой пошел, оделся-покрылся и отправился, куда только ум его пал.

Теперь дело к его сестре перешло.

Погода-весна настала. Листья выросли, трава выросла. Кустарник вырос. Из ее крови порых вырос. Лето наступило. Медведица гуляет. Горную ягоду ищет, лесную ягоду ищет. В поисках на место селения, на место селения Мось-хума забрела. Порых заметила, съела. В горы пошла, в лес пошла. Так живя, детей родила. Один ребенок ее образа — медведь, один ребенок — человеческая девочка. Так живут, ягоду собирают. Один ребенок — когтистый[349], один ребенок — человек. Человека медвежонок обижает. Мать говорит:

— Человеческую сестру свою не обижай.

Пока так жили, лето кончилось. Погода осенью стала. Земля замерзла, снег падает. Медведица думает: дом делать надо. Земля замерзает. Место для устройства дома поискала, нашла. Дом делает, закончила. Травы натаскала, мху натаскала, гнездо сделала. Верхний Дух теплый день сделал, наружу вышла, в березняк отправилась. Березу когтем царапнула, бересты содрала. Домой принесла, человеческой дочери своей протянула.

— Человеческая доченька, — говорит, — эту бересту слюнями помажь и какой-нибудь рисунок начерти[350]. Для собачьей ноги, звериной ноги малоснежную осень Верхний Дух-отец открыл[351]. Там подальше Городской Богатырь-старик живет. Трех сыновей имеет. В лес придут. Тогда Городского Богатыря-старика собаки дверь нашей берлоги укажут. Ты, человеческая доченька, когда с нами двоими что-то делать будут — жердь срубят, внутрь засунут[352], ты эту бересту возьми, на конец жерди наколи. В то время Городской Богатырь-старик с тремя сыновьями будет. Он жердь наружу вытянет. На конце жерди бересту заметят. Городской Богатырь-старик скажет: "Человеческая девушка там есть. Один — ее ребенок, одна — человеческая девушка". Доченька, я что говорю, чему учу — не забудь, помни. Своему медвежьему ребенку говорит:

— Ты в прошлом человеческую сестру свою зачем мучил? За это дело мы теперь Верхним Духом-отцом нашим отрешены. Ясно — дневной жизни нам больше нет.

Городской Богатырь-старик с тремя сыновьями идет. Пришел. Дверь берлоги загородили. Тех убивать стали. Человеческая девушка в своей отдельно сделанной пещерке находится. Мать ей говорит:

— Ну вот, доченька, поберегись, чтобы тебе чем-нибудь не повредили. С нами что-то сделано будет. Нас наружу вытащат, приготовят. На нашу нарту не садись: наша кровь на тебя попадет.

Убиты были, вытащены были. Городской Богатырь-старик троим сыновьям говорит:

— Наверно, еще есть.

Жердь срубили, внутрь сунули. Тогда бересту с рисунками девушка на нее насадила. Жердь наружу вытащили. Бересту с рисунками увидели. Городского Богатыря-старика трое сыновей говорят:

— Это еще что за чудо?

Старик говорит:

— Человеческая девушка там есть, вот береста с рисунками.

Затем сыну еще говорит:

— Ты, сынок, шейный платок свой развяжи.

Платок развязал, шест внутрь сунул, молвил:

— Мне богом назначенный человек, хватайся.

Она ухватилась. Ухватилась, наружу ее вытащили. Голова в руки как показались, платок на ее голову опустился[353]. Вся целиком как появилась, Городской Богатырь-старик говорит:

— Лишние чулки, лишнюю одежду снимите.

Сыновья разделись, женщину одели. Она в сторону отошла. Пока мать ее обдирали, брата ее обдирали, она спиной стояла. Мать, брата в люльки положили, закончили, на нарту погрузили. Человеческая девушка говорит:

— Я на нарту моей матери не сяду.

Городской Богатырь-старик сыну говорит:

— Мы три человека нарту потащим, ты жену свою неси.

Домой отправились. Пришли. Медведей в дом занесли. Медведицу с ребенком ее на стол положили. Человеческую девушку в пологе устроили. В переднее место села. Городской Богатырь-старик с детьми теперь играют[354]. Городской Богатырь-старик мясо матери человеческой девушки сварил. Народ ест, ей тоже дали. В прошлом мать ей говорила: "До нас (т. е. до мяса) не касайся. Что тебе дадут, в сторону откладывай". Теперь мясо и отложила. Вторую ночь играют, еще котел делают, ей мяса дают. Она опять в сторону откладывает. В третью ночь играют, котел делают. Ей дают, опять в сторону откладывает. В четвертую ночь играют. Котел делают, ей дают, опять в сторону откладывает. Жена Городского Богатыря-старика невестке говорит:

— Человеческая девонька, почему не играешь?

— Как я играть стану? Моя мать убита, сердце мое горит.

Звериные четыре ночи кончились. В прошлом медведица-мать говорила: "Доченька, — говорит, — мои четыре ночи кончатся, спать ляжешь, сон не придет. Пониже подушку положишь, на высоту одного бревна книзу уйдет. Полночь настанет, из дома выйди". Теперь она в полночь наружу вышла, думает: "Теперь мать мою где увижу?" В это время на крыше дома двоих слышно. Ребенка голос слышен: "Мне здесь больно". Матери ее голос слышен: "Мне это место больно. Человеческая дочь наша до чего-то касалась". Она в дом зашла. В первую ночь данные вещи[355] за пазуху положила. Наружу вышла, на крышу бросила. Мать ее говорит:

— Человеческая дочь наша ничего не трогала.

Домой вернулась, легла. День прожила. Ночь наступила, пришла пора спать ложиться. Повыше подушку положит — низкой становится, пониже подушку устроит — на высоту трех бревен подушка поднимается. Полночь настала, наружу вышла. Около дома — начало дороги, по которой снег для вытапливания воды возят. Туда пошла. Матери ее с ребенком голос слышно. Ребенок говорит: "Здесь мне больно". Мать ее говорит: "Мне тоже здесь больно".

— Человеческая дочь наша, — мать молвила, — чего-то, наверно, касалась, вещей наших.

Она домой зашла. Во вторую ночь данные вещи взяла. Наружу вышла. Мать говорит:

— Бросай. Собаки ли съедят, или еще кто съест, дела нет. Бросай.

Бросила.

— Ну вот, доченька, завтра в ночь иди к началу дрововозной дороги. К началу дрововозной дороги пойди, свекровь свою с собою позови.

Отправилась. Домой пришла, легла. Теперь сон пришел. Ночь проспала, день прожила. Свечерело, спать ложиться пора пришла. Свекрови своей говорит:

— Свекровь, в эту ночь к началу дрововозной дороги пойдем. Ты там посмотришь, кое-что там попятным станет.

Сказала, легла. Повыше подушку положит — книзу убегает, пониже подушку устроит — на высоту трех бревен поднимается. Свекровь уже заснула. Полночь настала, поднялась, сказала:

— Свекровь, вставай, идти время пришло.

В третью ночь данные ей вещи взяла. Оделись, на улицу вышли. Вдоль по дрововозной дороге побрели. К основанию дрововозной дороги пришли, встали. Вскоре послышалось: с матерью ребенок говорит: "У меня это болит". Мать говорит: "У меня тоже здесь болит. Человеческий ребенок наш, наверно, вещей наших касался". Свекровь тут говорит:

— Доченька, в эту ночь загрызут нас.

Невестка отвечает:

— Нет, это моя мать, если не знала, это брат мой. Вы прошлый день играли, думаете кончилась медведица, готова. Вот, теперь ее душа.

— Ну, доченька, принесла что-то, бросай. Хоть собаки съедят, хоть кто съест, дела нет, бросай.

Бросила.

Мать промолвила:

— Вот, доченька, сейчас третья ночь, — говорит, — завтра четвертая ночь. В полночь со свекровью на улицу выйдете. На небе сколько звезд есть, сосчитайте. Лишние две звезды если там появятся, то это мы двое засветимся. Наших вещей ты не касалась, правильно жила. Ну, теперь, доченька, здоровой будь на веки вечные. Нашему свиданию вот и конец. Наши души на небо кверху пошли.

Попрощались, домой отправились. Домой пришли, легли. День прожили. Свечерело, спать ложиться пора пришла. Свекрови говорит:

— Ты пожилой человек, ты, поди, ум имеешь. На небе сколько звезд есть, ты знаешь. Моего ума мало. Сейчас ляжем, в полночь на улицу выйдем. Верхний дух сегодня хорошую ночь, чистую ночь сделает.

Легли. Повыше подушку положит — на высоту одного бревна книзу уйдет, пониже подушку устроит — на высоту трех бревен кверху поднимается. В полночь пробудилась.

— Свекровь, — говорит, — проснись, на улицу выйдем. Поднялись, хорошие платки, хорошие ягушки надели, вышли.

Верхний дух хорошую ночь сделал.

— Ну, свекровь, посмотри наверх. Нижняя земля сколь велика, верхний мир такой же величины. Наверху светлые звезды сосчитай.

Принялась считать, сосчитала. Сколько-то сотен звезд сосчитала, две звезды лишние. Второй раз сосчитала — опять две звезды лишние. В третий раз сосчитала — опять две звезды лишние. Одна маленькая, одна большая.

— Это, свекровь, вчера у начала дрововозной дороги кого ты видела, теперь их души там засветились, на небе.

Пошли, домой вернулись.

— Ну, свекровь, — говорит, — санкыльтап свой возьми, играй теперь.

Хороший платок, хорошую одежду надела.

— Ну вот, свекор мой, свекровь моя, вчера вы говорили: пляши! А я по матери как плясать буду? Мою мать вы все-таки убили или умерла теперь, мне жаль. Теперь я знаю, где облик ее души теперь засветился. Теперь я знаю. Играйте, я плясать буду.

125. Мось-нэ и ее дочь

В одном месте, в одном поселке одиноко живет Мось-нэ — добрая женщина. Долго, коротко так жила. Однажды легла на кровать, смотрит: возле нее девочка лежит. Встанет ли, ляжет ли Мось-нэ, а девочка все равно возле нее лежит. Мось-нэ плачет:

— Куда я ее отнесу? Как мне жить с ней?

Думала, думала и надумала. Сделала люльку. На палец девочки кольцо надела. А сама про себя снова думает: "Люди придут, стыдно мне будет. Что-то надо сделать. Отнесу-ка я ее в люльке на лед. Пусть ее вместе со льдом унесет".

Мось-нэ унесла люльку с девочкой на лед, поставила. Тут же люльку льдом зацепило и понесло. Девочка в люльке сидит, смотрит на Мось-нэ и смеется, смеется. Сердце женщины заныло, заболело от этого смеха. Жалко ей стало девочку. Но теперь уж больше не видать, навсегда унесло льдом. Так и осталась одинокой Мось-нэ.

Долго горевала, коротко горевала и плакала Мось-нэ по девочке, расхаживая по деревне. За это время улицы деревни заросли травой, заросли листьями. Но вот однажды в деревне появилась медведица. Она все листья в деревне съела, всю траву в деревне съела. Снова в лес отправилась. В лесу вырыла для себя дом-берлогу. Живет одиноко в своем жилище. Не было у нее ни своих, ни чужих детей. Долго, коротко так жила. Вдруг у медведицы появились дети — сразу трое: двое — маленькие медвежата и один — человеческий ребенок. Детеныши больше спят. Немного поиграют, пососут свои лапы и снова спят. Так живут тихо и спокойно. Однажды медведица говорит своим медвежатам:

— Слышите, собака лает? Это Усынг-отыр-ойка идет. Это наша смерть идет!

Действительно, так и случилось. Медведица скончалась, и ее медвежата скончались. Живым остался человеческий ребенок. Усынг-отыр-ойка нашел человеческого ребенка, повез его к себе. Но поехал не в свой поселок, а в поселок, где живет его сын. Причалил он к берегу деревни, лодку на берег вытащил, человеческого ребенка в дом принес. Поздоровались. Вскоре они стали плясать. Долго пляшут. Пять дней плясали[356], Усынг-отыр-ойка все еще домой не едет. У сына живет. Однажды в этот поселок приехал какой-то человек. Пришел к Усынг-отыр-ойке, увидел девочку. Обращаясь к пей, сказал:

— Дочка, ты домой поезжай!

Девочка ему отвечает:

— Не поеду!

Принес он ей маленькую чашечку. Кусочек мяса в нее положил — пусть девочка поест. Девочка поднялась и села, но есть не стала. Сердце ее болит по медвежатам и по медведице. Вышла девочка на улицу, прислушалась. В лесу слышно, как говорят медвежата:

— Мы радуемся, мы поправились, ожили[357].

Слышится разговор и их матери-медведицы.

Девочка еще две ночи не спала. Болит ее сердце по матери. Снова вышла на улицу, слушает. Однако больше ничего не слышится. Тут она взглянула вверх и увидела медвежат наверху в образе звезд. И теперь стоят эти звезды.

Долго, коротко так жили. Однажды сын Усынг-отыр-ойки вошел в дом девочки. Вошел и зовет к себе. Но девочка не идет к нему. Сын Усынг-отыр-ойки смотрел, смотрел на девочку, на пальце ее заметил кольцо. Но кольцу он узнал ее: это девочка, унесенная в люльке вместе со льдом. Юноша взял девочку. Они поехали в поселок, где одиноко живет ее мать. Приехали, стали вместе с матерью жить. И теперь там живут, и теперь радуются, счастливы.

126. Спор между Пор-нэ и Мось-нэ

Пор-нэ говорит как-то:

— Совсем маленькая земля стала, а людей много живет. Дальше так жить будут — совсем плохо станет. Тайги мало будет, воды мало будет. Что есть-то люди будут? Надо сделать так, чтобы людей меньше на земле стало.

А Мось-нэ ей говорит:

— Как так сделать? Пусть все живут. Если совсем ничего не станет, я так сделаю, что реки маслом течь будут. Будет что поесть.

Пор-нэ разозлилась:

— Ха-ха-ха! Как так — масло вместо воды? А где рыбы будут жить? Как пароходы по рекам плавать будут? Совсем глупая Мось-нэ, Пусть люди умирают, тогда на всех воды хватит.

Вот так раньше было. Пор-нэ правильно сказала. Пор-нэ хоть и злая, но умная, а Мось-нэ глупая, хоть и добрая.

127. Как Мось-нэ и Пор-нэ искали себе мужей

Живут две женщины в поселке: одна Пор-нэ, другая Мось-нэ. Долго, коротко жили. Однажды одна пришла к другой и говорит:

— Пойдем поищем себе мужей!

Пошли. Пришли на берег реки. Здесь живет Вшивый-Плешивый. Переехали на другую сторону реки. Пришли к маленькому домику, вошли в него. В доме старуха сидит. Она говорит:

— Внучка, поищи у меня в голове.

Мось-нэ стала искать у нее в голове в рассказывает:

— Уши у него очень большие, ноздри тоже очень большие. Глаза у него очень большие, голова вся вшивая. Моя голова тоже такая же. Руки у него очень большие, ноги у него очень большие.

— Хватит, внучка, наверно, уже кончились.

Женщины дальше пошли. Нашли старенький домишко. В нем старуха живет, говорит:

— За то, что искала в голове, возьми этот старый ящик.

Мось-нэ взяла ящик и ушла. Снова пришла на место, где живет Вшивый-Плешивый. Тут она поставила ящик, разожгла огонь, смотрит: в ящике сидит землей взращенный богатырь, землей взращенный огненный богатырь! Мось-нэ пришла домой. Ящик в дом принесла. Богатырь утром поднялся, стрелу и лук сделал. Тут в их дом вошла Пор-нэ и говорит:

— Лась, лась! Мужским духом пахнет!

Мось-нэ ей отвечает:

— Одна я живу. Где я возьму мужа?

На второй день муж Мось-нэ промышлять сходил. Пришел домой, стружки принес и огонь разложил. Снова в их доме появилась Пop-нэ, сказала:

— Мужским духом пахнет!

Мось-нэ отвечает:

— Откуда я возьму мужа? Без мужа живу.

На третий день муж Мось-нэ снова сходил в лес за стружкой, принес ее домой. Мось-нэ ему говорит:

— Больше не разжигай костер. Пусть так будет.

Появилась Пор-нэ. Мось-нэ на этот раз ей говорит:

— Я себе мужа нашла. Ты тоже сходи, мужа найдешь. На берегу реки дом стоит. Там у бабушки есть сын. Его в мужья возьмешь.

Пор-нэ пошла к той старушке. Пришла к ней, в дом вошла. Пор-нэ поискала в голове старушки и обозвала ее "вшивоголовой". Вскоре Пор-нэ собралась идти домой. Старушка отдала ей новый ящик за то, что поискала в голове. Пор-нэ взяла ящик и принесла домой. Смотрит: в ящике звере сидит. Этот зверь поднялся и убил Пор-нэ за оскорбление старушки.

128. Дети Мось-нэ

Живут две женщины — Мось-нэ и Пор-нэ. У Мось-нэ есть дети, и Пор-нэ имеет мальчика и девочку. Однажды Пор-нэ позвала Мось-нэ сходить за травой на стельки в меховую обувь. Нарвали они травы для стелек, пошли обратно. Пор-нэ говорит:

— Покатаемся!

— Как будем кататься? Ребята дома остались!

И все же они покатались с горы. Пор-нэ села на траву а покатилась с горы. Она убила Мось-нэ: железными лыжами прокатилась по спине Мось-нэ.

Дети Мось-нэ смотрят: матери нет, только кишки в траве видны. Они побежали к сестре матери. А Пор-нэ им говорит:

— Хась, хась, я съем вас!

Дети Мось-нэ плачут, куда-то дальше побежали. Пор-нэ говорит другой Пор-нэ:

— Ты ребят не отпускай. Я скоро приду.

Эта Пор-нэ убила детей Мось-нэ. Мясо их сварила. Полог натянула, сама, как мышка, бегает. Тут вернулась домой Пор-нэ, смотрит: дети Мось-нэ убиты. Она ругается:

— Зачем ты убила их? Я же сказала, что вернусь и сама их убью.

Но дети Мось-нэ остались живы. Они спрятались за полог. Пор-нэ убила детей своей подружки.

Долго, коротко жили, Пор-нэ отправилась к детям Мось-нэ. Пришла туда, а детей нет. Они куда-то убежали. Перед уходом один из них гребенку за пазуху положил, а другой — брусок и спички. Идут, идут. Однажды смотрят: кто-то идет. Он им говорит:

— Ну, погодите, я вот приду!

Тут один из ребят Мось-нэ бросил гребенку и говорит:

— Пусть повсюду вырастет лес, чтобы Пор-нэ не смогла пройти!

Дети назад оглянулись: кусочка пустого нет, повсюду лес образовался. Они дальше пошли. Пор-нэ не отстает, догоняет их. Лицо ее в крови. Тут один из детей Мось-нэ бросил брусок и говорит:

— Пусть образуется каменная гора, чтобы Пор-нэ не смогла пройти!

Каменная гора образовалась. Дети пошли дальше. Шли, шли, снова оглянулись и видят: Пор-нэ нагоняет их. Дети бросили спички на ее пути и сказали:

— Пусть образуется большой огонь! Пусть все возьмется огнем, чтобы Пор-нэ не смогла пройти!

Дети назад оглянулись — всюду огонь. Дети Мось-нэ идут ночь, идут день, устали очень. Решили отдохнуть. Сели на кровать, а кровать провалилась. Из нее вышли три Пор-нэ. Ребята очень испугались, думают: "Ну, теперь-то нас убьют". Одна из трех Пор-нэ подружилась с детьми Мось-нэ. Дальше шагают вместе. Тут мальчик палец шилом уколол. Он скончался. Мальчика похоронили. Пор-нэ с девочкой Мось-нэ вместе идут, идут. Пор-нэ пить захотела. Только начала пить воду, девочка в воду ее окунула. Пор-нэ спрашивает:

— За что меня в воду погрузила? Тут меня и убьешь! Отпусти, уже дышать нечем! Я тебе отдам соболиную сахи.

Девочка отпустила ее. Пор-нэ отдала девочке соболиную сахи. Отдала, а потом размышляет: "Зачем я отдала ей соболиную сахи? Можно было отдать ей мешок". Они вместе зашагали дальше. Им встретились две парты. В одну нарту запряжены три черных быка-оленя, в другую — три белых быка-оленя. Пор-нэ села на парту с белыми оленями, а девочка Мось-нэ — на парту с черными оленями. И понеслись. Они приехали в город Усынг-отыр-ойки. Здесь Пор-нэ села на нарту Усынг-отыр-ойки, а девочка села на нарту Топтоп-ойки. Поехали они в поселок и стали там жить.

Мось-нэ говорит однажды:

— У меня брат умер. Схожу его помянуть.

Девушка пошла, и Пор-нэ с ней пошла. Туда пришли, в дом вошли, слышат разговор одной женщины. Девушка смотрит: ее умерший брат с женой целуются, обнимаются. Тут сестра ему говорит:

— Братик, если ты пойдешь белок промышлять, то не ходи этой дорогой!

Брат подошел к сестренке, поцеловались. Собрались они ехать домой. Им дали обоз оленей. На улице очень много оленей было.

Пор-нэ говорит:

— Я еще не готова ехать. Меня подождите!

Но дети Мось-нэ не стали ее ждать. Тут Пор-нэ кричит:

— Солнце возьму, в воду его окуну!

Пор-нэ взяла солнце, и сразу всюду темно стало, ничего не видно. Дочь Мось-нэ поняла: ее брат куда-то ушел. Из-за темноты она снова его потеряла. Бредет девушка и плачет. Заяц встретился. Заяц спрашивает:

— Почему плачешь? Не плачь! Солнце снова появится.

Откуда ни возьмись, дедушка появился и говорит:

— Солнце надо отпустить!

Пор-нэ отпустила солнце, и сразу всюду светло стало. И сейчас так живут, и сейчас так здравствуют.

129. Мось-нэ и менкв

Одиноко живет Мось-нэ. Она не имеет ни отца, ни матери. Однажды пошла собирать дрова. Села в лодку, поехала. Набрала дров, стала возвращаться обратно. Лодка ей показалась очень тяжелой. Она обернулась назад: на корме лодки сидит менкв. Мось-нэ испугалась, думает про себя: "Теперь меня съест". Менкв-ойка имеет семь голов.

Он говорит ей:

— Не бойся, я тебя не съем!

Мось-нэ начала жалобно говорить:

— Я живу без отца, без матери!

— Я мансийской женщине плохого не стану желать.

Менкв-ойка сидел, сидел в лодке, потом исчез. Женщина смотрит: его в лодке уже нет. Лодка легкой стала. Мось-нэ едет дальше, смотрит: кладбище виднеется. Она к берегу пристала, увидела могилу, в которой только что захоронен человек. В могиле лежал мужчина. Его уши были полностью замазаны. Мось-нэ взяла нож, ножом прокопала и очистила его уши. Мужчина ожил, поднялся. Его кровь сильно течет, повсюду кровь. Он говорит Мось-нэ:

— Скоро сюда придет моя бывшая жена. Она будет плясать.

Правда, пришла его жена, стала плясать. Весь народ на нее смотрит. Оказывается, эта женщина не простая, она — Пор-нэ. Пор-нэ с мужем имели детей. Муж ей говорит:

— Надо детей накормить.

Пор-нэ стала плакать. В это время появился Усынг-отыр-ойка. Он что-то шепнул на ухо Пор-нэ. Она опять замазала уши своего мужа. Муж снова умер. Сама Пор-нэ пошла к своему народу. Усынг-отыр-ойка взял их детей, повел и по дороге постоянно пугает каким-то чудовищем: вот идет! вот идет! Один из сыновей Пор-нэ спрашивает:

— Зачем ты пугаешь пас?

Усынг-отыр-ойка отвечает:

— Вот идет! Вот идет! Идет страшилище!

Мось-нэ снова оживила умершего мужчину. Он встал, пришел к отцу и попросил у него лошадь. Сын привел сюда Пор-нэ. Одну ее ногу привязали к белой лошади, вторую ногу привязали к черной лошади. Пор-нэ разорвали на две половины. На одной ее части лес вырос, на другой — река образовалась. Муж Пор-нэ стал мужем Мось-нэ. Дети Пор-нэ стали жить у Мось-нэ.

Долго так жили, коротко так жили. Однажды Мось-нэ собралась ехать в лес за гнилушками для люльки. Села на парту и поехала. Набрала гнилушек и стала возвращаться домой. Нарта такой тяжелой оказалась. Она назад обернулась: на нарте менкв сидит. Менкв-ойка думает про себя: "Пусть подует ветер! Пусть я унесу Мось-нэ и убью ее". Сразу ветер разгулялся. Менкв унес Мось-нэ на верхнее небо. Нарта так и осталась внизу. Менкв-ойка увел к себе Мось-нэ. Они два дня плясали. Мось-нэ живет у Нум-Торума. Как она ни стремилась домой вернуться, менкв ее не отпускает. Внизу был поселок. Но Менкв-ойка не разрешает Мось-нэ туда смотреть. А ей очень хотелось посмотреть на этот поселок. Однажды она все-таки посмотрела вниз: там виден поселок, земля видна.

Мось-нэ смотрит и говорит:

— Мой муж с ребятами по поселку ходит и плачет, меня ищет.

Менкв-ойка ей отвечает:

— В какой-нибудь день я тебя отпущу.

И вот отпустил Менкв-ойка Мось-нэ домой. Пришла она в свой родной край. Вошла в свой дом. Дети ее уже большие стали. Муж спрашивает:

— Где ты так долго ходила? Как мы тебя ни искали, не нашли.

Мось-нэ обо всем происшедшем с ней рассказала мужу. Они и теперь живут.

130. Мось-нэ, Пор-нэ и их дети

В одном месте, в одном поселке живут две женщины. Одна — добрая женщина, другая — злая и вредная женщина. Мось-нэ из мансийского рода — очень умная и хитрая женщина, Пор-нэ глупее. Пор-нэ ходит к Мось-нэ сказки сказывать и сказки слушать. Мось-нэ имеет человеческого ребенка, Пор-нэ имеет Мальчика в Образе Пестрого Щенка.

Долго жили, коротко жили. Однажды Пор-нэ сделала зло. Она затолкала мальчика Мось-нэ в бочку, закрыла крышкой и в воду опустила. Мось-нэ плачет и горюет по своему сыну. Так и осталась жить одиноко, без сына.

Долго жили, коротко жили. Вдруг Мось-нэ видит: откуда ни возьмись, у реки землянка появилась. В ней кто-то живет. Мось-нэ заметила, что сын Пор-нэ — Мальчик в Образе Пестрого Щенка — туда часто ходить стал, еду кому-то носит. Мальчик в Образе Пестрого Щенка не стал жить со своей матерью, ушел к Мось-нэ. Однажды Мось-нэ спрашивает Мальчика в Образе Пестрого Щенка:

— Ты каждый день ходишь, куда ты ходишь?

— Я к воде хожу. Там старушка со стариком живут. У них есть сын. Он мой друг. Туда и хожу.

Прошло несколько дней. Мось-нэ напекла хорошего и вкусного хлеба, говорит Мальчику в Образе Пестрого Щенка:

— Отнеси этот хлеб твоему другу, пусть он поест.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка взял хлеб и пошел к реке. Пришел к землянке, нашел друга, накормил его хорошим хлебом. И совсем было поймал его, сына Мось-нэ, но тот вырвался и убежал от него. Назавтра Мальчик в Образе Пестрого Щенка и Мось-нэ пошли к землянке вместе. Они принесли с собой хорошей еды. Сын Мось-нэ вышел из землянки, стал играть с Мальчиком в Образе Пестрого Щенка. Поиграли, поиграли, сын Мось-нэ и говорит:

— Я домой пойду, в землянку. Там отец и мать меня ждут.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка просит его:

— Еще немного поиграем!

Стали они играть. Мось-нэ в это время схватила своего сына за руку и больше от себя не отпускала. Мальчик плачет, просится в землянку. Но Мось-нэ увела его с собой. Вместе живут, втроем. Построили хороший дом. Сын Мось-нэ промышляет, хорошо добывает пушнину. Что ему надо, то и приносит. Много вещей наносил.

Долго жили, коротко жили. Однажды сын Мось-нэ собрался ехать торговать на другую сторону реки. Мальчик в Образе Пестрого Щенка просит взять его с собой. Вместе поехали. Приехали на другую сторону. Там живет Усынг-отыр-ойка. Он спрашивает:

— Что за город на той стороне образовался?

Сын Мось-нэ говорит:

— Там живут Мось-нэ и Мальчик в Образе Пестрого Щенка. Они город построили!

Жена Усынг-отыр-ойки пнула собаку — Мальчика в Образе Пестрого Щенка — и выгнала ее на улицу. Сын Мось-нэ (торговый человек) ей сказал:

— Это моя собака, на улицу ее не выгоняй!

Усынг-отыр-ойка снова интересуется:

— Что за город на той стороне?! Такой красивый город стал! Там все есть! Все, что имеют, на месте продают. И совсем новые вещи!

— Тот город — город Мальчика в Образе Пестрого Щенка

Юноши из поездки домой возвратились. Что видели и что слышали, про все рассказали Мось-нэ. Тут Мось-нэ говорит сыну Пор-нэ:

— Ты сходи на ту сторону. Там растет береза с золотыми листьями. Принеси ее домой.

Пошел туда Мальчик в Образе Пестрого Щенка. Пришел к березе, выкопал ее и домой вернулся. Березу посадил около своего дома. Еще богаче жить стал. Какие бы дорогие вещи ни были, все покупает.

Долго жили, коротко жили. Юноши снова отправились на ту сторону реки. Мальчик в Образе Пестрого Щенка рассказал всем, как он разбогател, посадив возле дома березу. Усынг-отыр-ойка говорит:

— Я поеду на ту сторону, сам посмотрю, как они там живут.

Однако жена не отпускает его. Усынг-отыр-ойка послушал ее и не поехал. Мальчик в Образе Пестрого Щенка еще съездил в другую страну, в другое место. Очень много купил лошадей. Еще богаче стал! Усынг-отыр-ойка стал собираться, чтобы съездить на ту сторону. Сам поехал на этот раз. Приехал туда и говорит:

— Как меня ни держала жена, но я все-таки приехал.

Долго ли, коротко ли он здесь находился. Они с Мось-нэ стали жить как муж и жена. Здесь и сын Мось-нэ живет. И Мальчик в Образе Пестрого Щенка вместе с ними стал жить. Они привязали Пор-нэ к двум лошадям и разорвали ее пополам.

Мальчик в Образе Пестрого Щенка сиял с себя собачью шкуру и таким красавцем мужчиной оказался! Он специально в собачьей шкуре ходил.

И теперь они все вместе живут, и теперь они радуются.

131. Мось-нэ и филин

Давным-давно жил в лесу филин. Все окрестные леса знал он. Много лесов и рек облетел филин, но нигде не видел человеческого жилья. И вот однажды отправился он в соседний лес. Прилетел филин и глазам своим не верит: стоит в лесу одинокая избушка. Крыша едва виднеется из-под снега. Дымок вьется из чувала.

Подлетел филин к избушке, сел на крышу и через дымовое отверстие чувала в избу заглядывает. Заглядывает и спрашивает:

— Есть ли кто-нибудь живой?

А в этой избушке жила молодая женщина Мось-нэ. Молодая Мось-нэ и спрашивает его:

— Филин, ты разве в двери не можешь войти? Через отверстие чувала со мной разговариваешь.

— Нет, не буду я заходить в избу, — отговаривается филин.

А в избушке, где жила молодая Мось-нэ, было всего одно оконце. И вот филин сел возле окна и стал приговаривать:

— Молодая Мось-нэ, спой для меня песню. Каков я, филин.

— Я живу одна в глухом, дремучем лесу и никаких песен не знаю, — ответила Мось-нэ.

— Нет, молодая Мось-нэ, спой для меня песню, — просил филин, — я вот тут у окна сижу.

Молодая Мось-нэ подумала, подумала и сказала:

— Какую-нибудь песню спою. И начала петь:

— У филина глаза пестрые... У филина нос крючком...

Филин послушал ее песню и засмеялся:

— Такая песня мне не нужна. Я рассержусь и буду снег зазывать, чтобы избушку твою снегом занесло[358].

И Мось-нэ снова запела:

— У филина мохнатые голени... У филина пестрые уши...

И эта песня не по душе пришлась филину. Молодая Мось-нэ запела в третий раз:

— Филина я в добрые мужья возьму. Будем в согласии жить-поживать да добра наживать...

И молодая Мось-нэ согласилась стать женой филина. И вот повез лесной филин молодую Мось-нэ в свое жилище. Посадил молодую Мось-нэ на нарту, и отправились они в путь. Едут они, филин поет:

— Я нашел молодую и одинокую Мось-нэ. В согласии с ней мы будем жить-поживать да добра наживать.

Пока они ехали, филин пел о своей жизни, о своих трех сестрах. Но молодая Мось-нэ не все поняла из его песни. Долго ехали, коротко ехали, подъехали к жилищу филина. Зашли в жилище, а на столе у филина дорогая еда стояла. Лесной филин и молодая Мось-нэ отведали дорогой еды. Филин посоветовался с Мось-нэ и сказал ей:

— Я пойду в лес птиц и зверей промышлять, запасы мои кончаются.

И филин отправился в лес промышлять зверей и птицу. А молодая Мось-нэ осталась одна. Долго, коротко наша одна молодая Мось-нэ, но вот она загрустила и задумалась. Увидела на полу березовую чурку и подумала: "Что-нибудь смастерю из нее". Взяла березовую чурку, провела по ней черту ножом — и чурка вдруг застонала. Взяла другую, провела ножом — и та застонала. Мось-нэ бросила нож, села на нары, закуталась с головы до ног и легла спать. Лежит и слышит стон: "Ой, ой, мою руку поранили, ой, ой, мою ногу поранили". Эти березовые чурки, оказывается, были людьми. И они еще пуще застонали. Молодая Мось-нэ очень напугалась, бросила жилище филина и убежала в свою избушку.

132. Семь Пор-нэ и филин

Жили-поживали семь Пор-нэ. Недалеко от них жил филин. Однажды он спит и видит сон, что он повстречался с Пор-нэ. Встал и задумался: "Правда это или неправда?" Отправился филин в те места, которые видел во сне. Пришел на то место, что видел во сне. И правда, стоит дом. Раньше он никогда не видел этого дома.

— Сколько я лесов и болот обошел, сколько пролетел, но этого дома не видел, — говорит.

Долго, коротко думал он. Затем филин отворил двери дома, а сам очень уж боится зайти. Зашел он в дом, а на нарах сидели семь Пор-нэ. Он поздоровался, но ни одна из Пор-нэ не ответила ему. Второй раз поздоровался филин, но они все так же молчали. Когда он в третий раз поздоровался, только тогда Пор-нэ ответили ему. Лесной филин говорит:

— Красиво сидите вы, семь Пор-нэ. А я пришел к вам невесту сватать.

Пор-нэ ему ответили:

— Мы, семь Пор-нэ, и без женихов хорошо живем. Никто из нас замуж не желает идти.

— Если вы так встречаете, я выйду и стану снег зазывать, — рассердился филин.

— Ты хоть сколько снег зазывай, мы, семь сестер, быстро отгребем его, — ответили Пор-нэ.

Вышли они из дома и отгребли весь снег. Еще раз филин спрашивает их, но они молчат и едва сказали:

— Нет, мы не хотим замуж.

Во второй раз вышел лесной филин и стал зазывать снег. Так сильно повалил снег, что кругом не видно ничего. И валит и валит снег. Вышли из дома Пор-нэ и начали отгребать снег. Отгребли весь свой двор. Вошел филин в дом и проговорил:

— Как вы думаете, Пор-нэ, мириться нам или нет?

Но злые Пор-нэ продолжали молчать. Вышел филин и в третий раз начал зазывать снег. Все семь Пор-нэ вышли, но, сколько ни отгребали снег, он все шел и шел. Завалило снегом дом. Так и не смогли они отгрести снег от своего дома. И вот Пор-нэ сказали:

— Будь что будет. Перестань зазывать снег.

— В невесты я возьму младшую Пор-нэ, — протрубил им филин.

Подумал и шепнул:

— Подуй сильный ветер северный, снеси с дворов и с крыш домов снег.

Подул сильный ветер, снега как будто и не бывало. Взял филин в жены молодую Пор-нэ, повез ее в свое жилище. И стали жить-поживать филин и младшая Пор-нэ.

133. Как Эква-пырись на свет появился

Верхний Дух со своей женой и старшей сестрой живет. Однажды сестра ушла куда-то. Верхний Дух с женой одни остались. Жена говорит:

— Старик!

— Что?

— Я, кабы на твоем месте была, в таком доме жить не стала бы.

— Дом плох, что ли?

— Тебе в таком доме жить стыдно. Всех птиц, всех зверей убить надо и из костей дом построить.

— Нельзя так делать, — Верхний Дух отвечает.

— Как нельзя?! Можно!

— Всех птиц, всех зверей если убью, что люди есть станут?

— Тебе в таком доме жить стыдно. Тебе другой дом нужен.

— Ну ладно, — согласился Верхний Дух. — Хочешь, так сделаю, поубиваю их.

Рыб собирать щуку послал. Птиц, зверей собирать длинноногого куличка послал.

Рыбы все собрались. Верхний Дух смотрит, все ли здесь. Прилетели птицы, прибежали звери. Верхний Дух опять смотрит, все ли здесь. Видит, совы нет. Говорит длинноногому куличку:

— Сову видел?

— Нет, не видел, — куличок отвечает.

— Иди, сходи скорей, поищи ее.

Куличок искать отправился. Ходил, ходил, наконец видит: на высоком кедре сова сидит.

— Сова, звали тебя.

— Кто звал?

— Верхний Дух.

— Зачем?

— Всех рыб, птиц, зверей собирает. Всех поубивать хочет, из костей дом построит.

— Ты иди, — сова отвечает, — а я приду потом!

Куличок пошел. К Верхнему Духу вернулся.

— Сову нашел?

— Нашел.

— Идет?

— Придет, сказала.

Ждали, ждали, нет совы.

— Куличок, иди, беги скорей. Что ее долго нет? Что она там делает?

Длинноногий куличок отправился. Пришел. Сова на кедре сидит.

— Сова, что ты здесь делаешь? Иди скорей, звали тебя.

— Ты иди, иди, иди, я за тобою буду.

Куличок к Верхнему Духу вернулся, тот его спрашивает:

— Идет, а?

— Сказала: "Сейчас буду".

— Что делает?

— Сидит.

Ждали, ждали, нет совы.

— Куличок, сбегай скорей, живо пусть идет.

Куличок отправился. К сове пришел, та все на том же месте сидит.

— Сова, звали тебя, иди же скорей. Я, к тебе бегая, обессилел совсем.

— Ты иди, скажи Верхнему Духу, окно пусть настежь раскроет.

Вернулся куличок.

— Ну как, идет?

— Идет. Она так сказала: "Окно пусть настежь раскроет".

Верхний Дух окно раскрыл, поджидает. Сова прилетела, на подоконник уселась. Спиной внутрь повернулась, лицом наружу.

— Сова, что ты делала? — Верхний Дух спрашивает. — Куличок за тобой три раза ходил.

Сова не отвечает.

— Я всех птиц, рыб, зверей убить хочу, — Верхний Дух продолжает, — из их костей дом построить. Ты что скажешь?

Сова ни звука. Молча сидит, на улицу смотрит.

— Сова, ты как думаешь, можно всех убить?

Сова молчит.

В третий раз Верхний Дух спрашивает:

— Ну, что ты думаешь?

— Ничего не думаю.

— А что ты не отвечаешь?

— Я вот о чем думаю: засохших деревьев на земле больше или растущих больше?

— Растущих больше, — Верхний Дух говорит, — сухих меньше.

— Хэ! Сухих больше.

— Как так больше? Я думаю, сухих мало.

— Нет. У которого дерева сердцевина сухая, то дерево я живым не считаю. Только то не сухое, у которого сердцевина здоровая.

— Ну, тогда верно. Сухих деревьев больше.

— А, Верхний Дух, как, по-твоему, живых людей больше или мертвых?

— Конечно, мертвых меньше. Живых очень много!

— Не-ет, я думаю, мертвых больше.

— Почему же больше? Когда умереть успели?

— А вот почему. В котором человеке болезнь есть, работать он не может, того я мертвым считаю[359].

— Верно, правда твоя. Здоровых людей мало, больных много.

— А вот еще, как думаешь: женщин больше или мужчин больше?

— Мужчин больше, — Верхний Дух решил.

— Нет, — сова сказала, — женщин больше.

— Хэ! Почему так?

— А потому что, если мужчина своим умом не живет, а женщину слушает, то он и сам женщина. Так и получается, что женщин больше. Ты вот мужчиной был, а теперь я тебя женщиной считаю.

— Почему меня женщиной считаешь?

— Женщина сказала: "Рыб, птиц, зверей всех поубивай, а из костей дом построй", а ты и слушаешь. Ты не своим, а женским умом живешь, оттого я тебя женщиной и считаю. Ты — женщина.

— Нет, нет, я женщиной не буду. Рыбы, птицы, звери, расходитесь все. Не буду я вас убивать.

Птицы разлетелись, звери разбежались, рыбы уплыли. Верхний Дух говорит:

— Сова, ты меня так больше не называй!

— Ты женщины слов послушал, рыб, зверей убить хотел, а теперь и сам вроде женщины стал! — сова сказала и улетела.

Сова улетела, а Верхний Дух со зла жену схватил и бить ее начал. Немного поодаль от дома в нижний мир дыра была. Верхний Дух жену туда сволок и вниз сбросил. Один жить остался.

Однажды сестра его вернулась:

— Жена твоя где?

Не отвечает.

Сестра искать принялась. Искала, искала, наконец след нашла, где Верхний Дух жену тащил. К отверстию подошла. Поняла, что невестка отсюда сброшена. Лестницу сделала, на землю спустилась. Видит, большая гора стоит.

Думает: "Невестка моя, наверно, здесь".

Стала вход искать. Искала, искала, найти не может. Кольцо с пальца тогда сняла, в гору бросила. Каменная дверь, железная дверь отворилась. Внутрь зашла. Невестка ее действительно здесь живет. Мальчика родила. Вместе жить стали.

Верхний Дух, один оставшись, загрустил.

— Довольно уж, — говорит, — пойду поищу, куда мои ушли.

На землю спустился, гору увидел. В горе, слышно, разговаривают. Думает: "Однако, здесь живут".

Стал вход искать, никак не может найти. Сколько раз гору обошел, ничего не нашел. Внутри горы разговаривают. Жена говорит:

— Пущу его, пожалуй.

— Не пускай, — золовка говорит, — прошлый раз драться уж очень горазд был.

Верхний Дух наконец вовсе измучился, плакать стал. Просить начал:

— Впустите! Больше так делать не буду.

— Я открою, — сын говорит, — впущу его.

Каменную дверь, железную дверь открыли, впустили Верхнего Духа к себе.

Долго, коротко жили, и вот сестра Верхнему Духу говорит:

— Возвращайся наверх. Мы с племянником к светлой Оби, к рыбной Оби отправимся.

Распрощались и отправились. Жена Верхнего Духа в горе жить осталась. Теперь люди, когда ее поминают, называют Сакв-талях-нёр-эква — Верховий Реки Ляпин Горная Женщина.

Тетка с племянником на Обь пришли[360], там жить стали. Сказочному человеку, песенному человеку долго ли вырасти? Мальчик подрос, тетка ему калдан связала. Говорит:

— Ты, племянничек, пойти в лес, лодку вытеши.

Мальчик собрался, пошел. Кедр выбрал, срубил. Вершину отсек, ствол пополам расколол, выдолбил, в шести местах распорки вставил. Лодка готова. Другой кедр срубил, расколол, обтесал, весло вытесал. Челнок на воду спихнул, от берега оттолкнулся, на колени стал и гребет. От носа загребает, у кормы выгребает. От лодки волны в обе стороны разбегаются, в берег бьют. Мимо мыса проедет — мыс яром становится, мимо яра проедет — на яру мыс вырастает.

Тетка его дома сидит. Вдруг слышит: то ли гром гремит, то ли ветер бушует. Из дома вышла. Видит: это племянничек ее плывет, с такой силой загребает, что от весла ветер поднимается, за кормой волны ходят.

— Э, племянничек, как ты гребешь? Смотри, так и воды зачерпнуть недолго.

— Уж как умею, так и гребу.

Тетка ему калдан дала.

— А куда мне ехать?

— Тут вот, пониже, мыс есть, народ все против того мыса калданит. Туда и поезжай. На место как приедешь, деда поджидай. Он тебя калданить выучит.

Эква-пырись на мыс приехал. Видит, старик в маленьком челночке гребет. У челночка борта красной охрой выкрашены.

— Внучек, куда отправился? — старик спрашивает.

— Калданить приехал.

— Ну, давай покалданим.

Сетки опустили, потихоньку вниз плывут. Вдруг дед сетку поднял, с силой к берегу грести стал.

— Внучек, иди скорей, бери, осетрище большой попался.

Эква-пырись осетра взял, в лодку положил. Осетр через всю лодку лежит. Распрощался с дедом мальчик и домой поехал. Дома к берегу причалил, лодку на берег выдернул. Кричит:

— Тетушка, тетушка, ко мне в лодку глазастый черт забрался, съесть меня хочет!

Тетка к реке кинулась, к лодке подбежала:

— Э, племянничек, ведь это осетр.

— А я думал — черт. Чуть со страху не умер.

— Чего же ты, племянничек, боишься? Это дядька твой нам жертвенного осетра подарил.

Осетра на берег выволокли, сварили, жертву принесли. Тетка говорит:

— Ты знаешь ли, кто этот старик был?

— Откуда же мне знать?

— Это мой брат, Топал-ойка, был.

134. Как Эква-пырись встретился с птицей Товлынг-карс

Бабка Эква-пырисю соболиную одежду и рукавицы сшила, шапку сделала. Эква-пырись оделся, шапку до глаз надвинул:

— Бабушка, найди меня.

Бабка смотрит: нет внучка. Ищет, ищет, найти не может. Эква-пырись шапку вверх сдвинул, тут и стоит. Как шапку надвинет, так с глаз скрывается.

— Ну вот, бабушка, — говорит Эква-пырись. — Я иду. Жену искать, людей посмотреть пойду.

Распрощался со своей бабкой и пошел.

Однажды идет, видит: маленький домик стоит. Зашел он туда. Смотрит: старик лежит. Голова в передний угол упирается, ноги у двери торчат. На подбородке у него клубок ниток лежит.

Эква-пырись шапку на глаза надвинул:

— Дедушка, здравствуй!

Старик подскочил, сел. Озирается — никого нет. Говорит:

— Чудится мне что-то. Урас голову путает. А то, может, смерть пришла[361].

Эква-пырись шапку назад сдвинул:

— Дедушка, здравствуй! Ты что, людей узнавать перестал?

— Эге, — старик говорит, — Эква-пырись, внучек, это ты тут колдуешь?

— А как же, дедушка, понятно я, а то кто же!

Старик подивился, всякой хмельной и сладкой едой стол уставил. Ели, пили, старик говорит:

— Я что-то тебе дать хочу. Этот клубок ниток тебе дам. Если в какую беду попадешь, меня вспомни.

— Ну вот, дедушка, теперь я пойду. Доброго сна тебе.

Эква-пырись старику спасибо сказал, попрощался и дальше пошел. Близко шел, далеко шел, однажды глаза опустил, домик увидел. В домик зашел, смотрит: старик лежит, спит. Голова в передний угол упирается, ноги в двери высунулись. Эква-пырись шапку на глаза надвинул:

— Дедушка, здравствуй! Что до этой поры спишь?

Старик подскочил, уселся. Всю избушку осмотрел — никого нет. Снова улегся.

— Это, — говорит, — смертушка моя приходила.

Эква-пырись шапку на затылок сдвинул:

— Эй, дедушка! Ты что, человека не видишь, что ли?

— Э, — дед говорит, — Эква-пырись, внучек, это ты меня морочишь?

— А как же! Конечно, я, кому больше!

Встал старик, сладкую и хмельную еду на стол поставил. Есть, пить стали. Поели, попили, дед говорит:

— У меня здесь горностая шкура есть, я тебе ее дам. Если в беду попадешь — в шкуру залезай.

Эква-пырись шкурку взял, старику спасибо сказал и дальше пошел. Долго шел, коротко шел, однажды, глаза опустив, землянку увидел. Зашел туда, видит: старик лежит. Макушкой передний угол подпирает, ноги в двери уперлись. Спит старик. Эква-пырись шапку на глаза надвинул:

— Дедушка! Ты что столько спишь? Здравствуй!

Старик поднялся, вокруг посмотрел, никого не увидел. Лег "обратно и думает: "Видно, смерть моя пришла". Эква-пырись шапку назад сдвинул:

— Э, дедушка, ты, видно, людей узнавать перестал.

— Эква-пырись, внучек, это ты тут шутишь?

— А кто же больше? Конечно, я!

Старик поднялся, разной еды приготовил. Есть, пить стали. Поели, попили, дед говорит:

— Внучек, ты куда идешь?

— Куда иду? Землю осматриваю, жену себе ищу.

— У меня здесь что-то есть, — старик говорит. — Вот носатой мыши шкурка. Я ее дам тебе. Если в какую беду попадешь — в эту шкурку залезай.

Старик Эква-пырисю шкурку отдал. Эква-пырись спасибо сказал, со стариком попрощался и дальше пошел. Долго шел, коротко шел, однажды вниз посмотрел, землянку увидел. Зашел туда, видит: старик лежит. Головой в передний угол уперся, ноги в двери высунулись. Эква-пырись шапку на глаза надвинул, крикнул:

— Здравствуй, дедушка! Что так долго спишь?

Старик поднялся, весь домик осмотрел. Никого не видать. Обратно лег. "Видно, смертушка пришла, — думает, — что-то мне чудиться стало".

Эква-пырись шапку назад сдвинул:

— Здравствуй, дедушка. Ты что, человека не видишь, что ли?

— Эге, Эква-пырись, внучек, это ты меня морочишь?

— Конечно, я! Кому же больше?

Старик поднялся, разной еды приготовил, есть, пить стали. Поели, попили. Старик говорит:

— Ну, внучек, что же тебе подарить? Есть у меня топоришко старый, возьми его себе. Его именем назовись. Теперь имя твое пусть будет Унтвос-лайим-ими-хиты[362]. В беду если попадешь, в несчастье окажешься или колдовать станешь, этот топорик держи.

Эква-пырись топорик взял, в карман сунул, спасибо старичку сказал и дальше пошел.

Далеко шел, коротко шел, однажды к городку пришел. Одна сторона городка развалена, дома погнили, наземь попадали. В городок вошел, народ говорит:

— Неведомый человек, Унтвос-лайим-ими-хиты, пришел.

В том городке вождь по имени Усынг-отыр-ойка был. Унтвос-лайим-ими-хиты поздоровался с вождем, гостить у него остался.

У Усынг-отыра дочь была. Унтвос-лайим-ими-хиты к ней свататься начал.

Отец говорит:

— Вот ты ко мне в город пришел, так смотри: раньше город большой был, а теперь и половины не осталось. От нас тут близко горячее море есть, посреди этого моря две птицы живут. Они мой город разрушили. Если ты богатырь настоящий, этих птиц убей, тогда я тебе свою дочь отдам. Калыма с тебя никакого не возьму.

Унтвос-лайим-ими-хиты говорит:

— А тем птицам как же имя будет?

— Имя им — Товлынг-карс.

— Ну что же, пойду и убью. Пошел.

Однажды пришел к морю с горячей водой. К берегу спустился. Вдаль смотрит, посреди моря высокая лиственница виднеется. А на вершине той лиственницы — гнездо. Через море переправился, до подножия лиственницы той добрался. Смотрит: на стволе ни сучочка, ни задоринки. Как наверх влезешь? Вынул из кармана горностаевую шкурку, влез в нее, горностаем на лиственницу взбираться стал. Долго, коротко взбирался, обессилел. Вынул из кармана шкурку носатой мыши. Влез в нее и снова взбираться стал. Наконец рукой до края гнезда достиг. Вынул из кармана волшебный топорик; одной рукой за край гнезда схватился, в другой топорик сжимает, в гнездо вскочить собрался. В тот момент появилась внезапно Не Имеющая Сердца и Печени Железная Лягушка. Из-под гнезда вылезла и убить его намеревается. Унтвос-лайим-ими-хиты топориком размахнулся, ударил. Между глаз лягушке попало. Лягушка закричала, сорвалась и вниз полетела. Наземь упала, только ухнуло. Насмерть расшиблась.

Унтвос-лайим-ими-хиты в гнездо влез.

В гнезде два птенца Товлынг-карс сидят. Говорит им:

— Вы что же не взлетаете?

— Как же мы взлететь могли? На дне гнезда жила Не Имеющая Сердца и Печени Железная Лягушка. Только мы взлететь соберемся, она нам крылья грызть начинает. Мы поэтому и не взлетали. Мы вот только что лететь думали. Лягушка нас не пускала. Если бы ты не пришел, она опять нам крылья грызла бы. А теперь гляди, как мы летать будем.

— А ну, верно, посмотрю, как вы летаете. А если не полетите, я вас обеих своим волшебным топориком зарублю.

— Нет, мы взлетим, ты смотри только.

Взлетели. Долго летали. Лиственница из глаз у них исчезать стала, вот докуда летали. Вернулись, в гнездо спустились, говорят:

— Ты, Унтвос-лайим-ими-хиты, спрячься скорее; отец наш летит.

И верно. Смотрит: летит Товлынг-карс, в когтях человека в белой парке несет. Когтями в волосы вцепился. Прилетел, человека в гнездо бросил. Птенцы говорят:

— Мы человека есть больше не будем. Мы его из гнезда выбросим.

Схватили человека в белой парке и бросили его вниз. Унтвос-лайим-ими-хиты думает: "Песнь моя вдаль пусть летит, слово мое вдаль пусть несется! Этот человек в белой парке, на землю упав, пусть не расшибется. Глаза его куда глядят, туда пусть пойдет".

В то время птенцы Товлынг-карс говорят:

— Мать наша возвращается.

Товлынг-карс прилетела, женщину в белой ягушке, за волосы держа, принесла. В гнездо бросила. Птенцы говорят:

— Мы людей больше есть не станем.

Эту женщину из гнезда выбросили.

Унтвос-лайим-ими-хиты думает: "Песня моя вдаль пусть летит, слово мое вдаль пусть несется, эта женщина в белой ягушке, на землю упав, пусть не разобьется. Глаза ее куда глядят, туда пусть пойдет".

— Мы людей больше есть не будем, — опять птенцы говорят. — Если бы к нам такой человек не пришел, что с нами было бы? Он Не Имеющую Сердца и Печени Железную Лягушку убил, нас обоих спас. Как мы можем теперь людей есть?

— Где же ваш человек? — Товлынг-карс спрашивает.

— А мы уж его тут спрятали.

— Покажите.

— Нет, не покажем, вы его, пожалуй, съедите.

— Нет, зачем мы такого богатыря есть станем? Покажите его, мы с ним как-нибудь поладим.

Птенцы Унтвос-лайим-ими-хиты отцу с матерью показали. Те его обняли и поцеловали. После этого птенцы с матерью взлетели и из гнезда вылетели.

— Вы в нашу землю обратно летите, — Товлынг-карс-старик им сказал, — а я с Унтвос-лайим-ими-хиты здесь останусь. Он если в беду попадет, я ему помогу.

Птенцы с матерью улетели. Старик Товлынг-карс говорит:

— Унтвос-лайим-ими-хиты, внучек, садись мне на спину.

Тот уселся. Товлынг-карс взлетел, к Усынг-отыра городку его понес. К городку подлетели. Товлынг-карс на землю опустился, говорит:

— Ты иди, скажи: я его убил.

Унтвос-лайим-ими-хиты пришел в город, его спрашивать стали. Отвечает он:

— Я убил.

Усынг-отыр дочь отдать согласился.

— Я дочь отдам, — говорит, — только ты для пира еду достань. На том конце земли, — говорит, — золотой окунь есть. Этого окуня если привезешь, девушка твоя будет.

— Ладно, я схожу.

Эква-пырись к Товлынг-карсу пошел.

— Ну как, внучек? — тот спрашивает.

— А вот, говорят, на том конце земли золотой окунь живет. Его достать велено.

— Ну что же, внучек, садись ко мне на спину, полетим туда.

Поднялся Товлынг-карс, полетели они. Летят, бегущих облаков касаются. К ледяному морю прилетели, опустились. Лед продолбили, вниз смотрят. Разные рыбы плавают. Видят, сорожка-рыба плавает.

— Поймаем ее, — говорят.

Поймали. На лед вытащили. Сорожка на льду лежит мерзнет. Плакать стала.

— Сделайте добро, отпустите меня. Я очень мерзну. Я знаю, где золотой окунь живет, его обмануть сумею и к вам приведу.

Опустили тогда сорожку в воду. Немного погодя она золотого окуня привела. Вместе с ним около проруби плавает. Товлынг-карс изловчился, золотого окуня когтями схватил, на лед выволок. Говорит:

— Ну, Унтвос-лайим-ими-хиты, теперь окуня мне на спину положи и сам садись.

Эква-пырись окуня Товлынг-карсу на спину взвалил, сам уселся, полетели. Близ города на землю опустились. Товлынг-карс спрятался, Эква-пырисю говорит:

— В город придешь, скажешь: "Очень устал я, тащить больше не могу. Запрягите лошадей!" Спросят: "Сколько лошадей надо?" — "Трех лошадей запрягите".

Как Товлынг-карс сказал, так и случилось. Трех лошадей запрягли, еле-еле они золотого окуня довезли. Усынг-отыр говорит:

— На тем конце земли, говорят, живет птица по имени Сат-нематур-шишки. Если ее достанешь, девушка твоя будет.

— Ладно, достану, — Эква-пырись отвечает.

Пошел он к Товлынг-карсу, рассказал ему все.

— Ну что же, — тот говорит, — садись ко мне на спину, полетим.

Полетели. Долго ли, коротко ли летели, однажды к тому месту, где Сат-нематур-шишки живет, прилетели. Товлынг-карс говорит:

— Ты здесь останься, а я ее поймаю.

Пошел он в лес, Сат-нематур-шишки поймал. Обратно полетели. У городка на землю спустились. Товлынг-карс говорит:

— Ты иди, а я здесь спрячусь. Придешь, так скажешь: "Я очень устал, дотащить птицу не могу. Запрягите лошадей!" Спросят тебя, сколько лошадей надо, скажешь: "Трех лошадей запрягите".

Как Товлынг-карс говорил, так все и вышло. На трех лошадях еле-еле птицу довезли. Усынг-отыр говорит:

— Ну ладно, теперь дочь отдам.

Наутро Унтвос-лайим-ими-хиты думает: "Ну-ка, схожу я к старику Товлынг-карсу".

Пошел к нему, Товлынг-карс говорит:

— Вот что, внучек, достань ты мне три моих маховых пера. Они у мамонта находятся. Если эти перья у меня будут, я таким сильным стану, как повернусь — земля задрожит. Ты пойди, внучек, к мамонту. От его рогов три отростка[363] у меня находятся. В старое время мы с ним воевали, он у меня три маховых пера выдернул, а у меня от его рогов отростки остались. Так ты мне, внучек, принеси перья, а мамонту в обмен отростки отдай.

Эква-пырись отростки взял и отправился. Долго ли, коротко ли шел, дошел до горячего моря. Старик-мамонт на берегу сидит. Эква-пырись ему отростки отдал. Мамонт их взял, на место приставил, они и приросли.

Говорит:

— Еще три отростка женщины Пор у меня захватили. А у меня семь их пальцев есть. Ты, внучек, им пальцы отнеси, а отростки возьми.

Отправился Эква-пырись. Близко ли, далеко ли шел, наконец к тому месту пришел, где женщины Пор жили. Отдал им пальцы, три отростка от рогов мамонта у них спросил. Они ему отростки дали. Эква-пырись обратно к мамонту пошел. Отростки ему отдал. Мамонт их на место приставил, они сразу и приросли.

— Ну вот, внучек, — мамонт говорит, — теперь я таким сильным стал, что, если пошевелюсь, вся земля затрясется.

Мамонт три маховых пера отдал. Эква-пырись перья взял, с мамонтом простился, назад пошел.

Недалеко отошел, видит: дом стоит. К дому приблизился, женщину увидел. В доме одежда красивая висит. Унтвос-лайим-ими-хиты эту одежду себе взять задумал.

Старуха говорит:

— Унтвос-лайим-ими-хиты, ты эту одежду взять не думай.

— А я возьму.

— Если возьмешь, я тебя убью.

— Нет, тебе меня не убить. Я мимо тебя пройду, ты меня не увидишь.

Шапку по самые глаза надвинул, в домик зашел, одежду взял и убежал. Долго шел, коротко шел, слышит — погоня за ним.

— Ты иди, иди, я тебя все равно догоню! — старуха кричит. — Знай, ты меня хоть и убьешь, моя тень тебя задушит!

Вскоре догнала. Схватила, биться стали. Долго бились, наконец Унтвос-лайим-ими-хиты изловчился, топориком старуху ударил и убил. Дальше пошел. Долго шел, коротко шел, в одном месте опять погоню заслышал: старухина тень его догоняет. Теперь Унтвос-лайим-ими-хиты с тенью сладить не смог. Одежду отняла, а самого в камень превратила. Лежит Унтвос-лайим-ими-хиты и думает: "Эй, вот если бы теперь мой дед сюда пришел!"

Только подумать успел, кто-то концом посоха по камню стукнул. Камень раскололся. Эква-пырись из камня вышел. Видит: дед перед ним стоит, тот самый, что клубок ему подарил. Вместе дальше отправились. Долго ли, коротко ли шли, наконец до Товлынг-карса добрались. Эква-пырись ему перья отдал. Товлынг-карс перья в крыло вставил, они туда и вросли.

Товлынг-карс с Эква-пырисем попрощался, поднялся и улетел. Эква-пырись с дедом в городок отправились. В городке уже к свадебному пиру все готово. Семь дней, семь ночей угощались. Пировать кончили, Унтвос-лайим-ими-хиты с женой из дома вышел, из кармана мешочек вынул, жену в него положил и снова в карман засунул. Потом к бабке своей домой пошел. Пришел домой, бабка его увидала, обрадовалась. Стали обниматься, целоваться. Потом Унтвос-лайим-ими-хиты мешочек из кармана вынул, жену свою из него извлек. И зажили они все вместе.

135. Как Эква-пырись в страну Мортим-ма летал

На неизвестно откуда появившейся тундровой кочке сестра с братом одни в доме живут. Эква-пырись с сестрой живут. Матери не имеют и отца не имеют. Так и живут. Братец вырос, ходить начал. Однажды собрался, на лошадь сел и поехал. Едучи, думает: "Я уехал, а сестра моя там, поди, мучается". В тот же миг сестра голос свой подала. Она позади него на лошади сидела. А он и не знал, с ним сестра или нет.

Ехали, ехали, однажды остановились. Сестра говорит:

— Здесь впереди дом есть. В доме три человека живут. Туда приедем, лошадь снаружи привяжешь. С теми тремя людьми есть сядешь, не думай: "Сестра моя есть хочет". Если так подумаешь, они узнают. Не думай так.

Поехали. Приехали в поселок. Эква-пырись в дом вошел. Чай вскипятили, есть-пить сели. Когда чай пили, про себя подумал: "Я ем, а сестра там, поди, есть хочет". Три человека говорят:

— Если сестру имеешь, почему в дом не зовешь?

Позвали ее, вместе чай пьют. Попили. Три человека говорят:

— Сестру свою нам отдай!

— Я разве хозяин, — отвечает, — сестра сама сказать может.

— Живи у нас! — сестре говорят.

Эква-пырись сестру спрашивает:

— Будешь жить здесь?

— Меня отдал, как я жить не стану? — сестра отвечает.

Эква-пырись распрощался, уехал. Долго ли ехал или близко ехал, однажды на берег реки выехал. На солнечную сторону, такой хороший бережок. Лошадь в обгорелый пень превратил. На пригреве лег и уснул[364].

Весна настала. Утки лететь стали. Гуси, лебеди летят. Однажды проснулся, видит: гусыня летит. Одиночная гусыня летит. Эква-пырись гусем обернулся. Куда одиночная гусыня улетела, туда погнался. Догнал, вместе жить стали. К морю улетели. На море жили, три гусенка у них появилось. Вырастили их. Осень настала, в Птичью страну лететь собрались. Когда к тому месту подлетели, где он прошлую зиму спал, Эква-пырись на землю опустился. Опустился и спрятался. Гусыня вперед улетела, дети его вперед улетели. Сколько-то времени прошло, искать его назад вернулись. Сколько ни кричали, сколько ни искали, найти не могли. Улетели.

Эква-пырись остался, на том месте живет. Зиму там прожил. Весна настала, утки летят. Три гуся опять прилетели, его ищут. Сколько ни искали, найти не могут. К морю улетели. Эква-пырись все на бережку своем лежит, спит. Осень наступила, гуси в Птичью страну потянулись. К тому месту, где Эква-пырись спрятался, подлетели, снова искать стали. Не нашли. Дальше полетели. В Птичью страну летящая гусыня думает: "Такой человек, как ты, зачем этакую мысль сотворил?" В тот миг, когда гусыня так подумала, выскочил Эква-пырись и за гусями погнался. Вместе с гусями в Птичью страну полетел. В Птичью страну, в страну Мортим-ма, прилетели, там живут.

В Птичьей стране старуха со стариком живут. Перелетные птицы у старухи через колени проходят. Когда проходят, перья у них красивыми становятся. Эква-пырись с другими птицами через колени Мортим-эквы пошел. Через колени пропущен не был. Человека в нем узнали. Мортим-эква через колени свои его не пустила. Дочь ее, в гусином облике к морю летавшая, узнала его. Вместе они в гусином облике на морской берег летали и в Мортим-ма пришли.

Старухой Мортим, Старухой Птичьей страны узнанный, Эква-пырись на дочери ее женился. Эква-пырись Старухи Птичьей страны зятем стал. В стране Мортим-ма живут. Весна настала. Гусям на север лететь пора пришла. Перелетные птицы из Птичьей страны к морю потянулись. Эква-пырись с женой своей тоже туда летят.

Долго ли, коротко ли летели, до солнцем пригретого бережка добрались, на землю опустились. Эква-пырись обгорелый пень снова лошадью сделал. На солнцем пригретом бережке она семь лет, семь зим пробыла. Дочь Старухи Птичьей страны и Эква-пырись людьми сделались, на лошадь сели, поехали. Поехали туда, где сестра их осталась.

К сестре приехали, поздоровались, целовались, обнимались. Семь дней гостили. Отгостили и в поселок на неизвестно откуда появившейся тундровой кочке отправились. Сестру свою не оставили, с собой взяли. Все вместе домой приехали, в дом вошли. В своем поселке все вместе жить стали.

136. Как Эква-пырись у Водяного дочь сватал

Эква-пырись с бабкой живут. Однажды зимой бабка по воду пошла. К реке спустилась, берестяным ведром воды зачерпнула. Вдруг вода в проруби закипела. Как в котле ключом кипит, расплескивается. Бабка удивилась.

Говорит:

— Сколько живу, такого не видывала, чтобы в проруби вода кипела. Это что же такое будет?

Стоит, смотрит. Вдруг из проруби окунь выскочил, раза два трепыхнулся и человеком стал. Красивый такой, настоящий богатырь. Топорик вынул, чулки отвернул, от каждой голени по кусочку кости отколол. Из одного куска древко стрелы сделал, из другого — наконечник вытесал. Вместе связал, стрелу сделал. Неподалеку, на берегу, большой камень лежал. Богатырь стрелку на лук положил, лук натянул, пустил стрелу. Стрела камень насквозь пронзила[365].

Бабке говорит:

— Женщина, когда домой придешь, Эква-пырисю так скажи: "В колдовстве и волшебстве если со мною сравняется[366], то пусть по моим следам идет в тот край, где жену найти сможет. Если же в колдовстве и волшебстве со мной не сравняется, то пусть не ходит".

Бабка ведерки взяла и домой пошла. Пришла домой, ведерки на пол поставила, вода в них, как в котле, кипит, на пол расплескивается.

Эква-пырись говорит:

— Бабушка, ты по воду ходила, что-то видела? Какое слово мне принесла?

— Внучек, какое же я тебе слово принесу, по воду ходя, что увидишь?

Вода в ведерках того пуще кипит. На пол плещется.

— Хоть и говоришь ты, ничего не видела, никакого слова мне не принесла, однако что-то есть! — Эква-пырись говорит.

— Есть для тебя слово, внучек, — бабка говорит. — Из проруби в виде окуня человек вышел. От обеих своих голеней по кусочку отколол, из одного кусочка древко стрелы сделал, из другого кусочка наконечник вытесал. Эту стрелу в камень пустил, она камень насквозь пронзила. Потом мне так сказал: "Если у Эква-пырися в волшебстве и колдовстве со много сравняться сил хватит, по моим следам себе жену искать пусть идет. Силы если не хватит, пусть не ходит".

Эква-пырись со своего места вскочил, схватил лук и стрелы, лыжи надел и к реке побежал, на берег спустился. Чулки отвернул, взял топор, от обеих голеней по кусочку кости отрубил. Из одного кусочка стрелу вытесал, из другого — наконечник сделал. Вместе связал, наложил стрелу на тетиву, натянул лук, выстрелил. Стрела камень насквозь пронзила. Потом в прорубь шагнул, в воду опустился, идет.

Долго, коротко шел, в одном месте видит: человеческая рука валяется. В руке посох зажат. Эква-пырись руку себе оторвал, бросил. С одной рукой дальше пошел. В одном месте держащую лук руку нашел. Здесь и свою вторую оставил. Дальше идет: нога, от туловища оторванная, так вместе с лыжей и лежит. Эква-пырись одну свою ногу оторвал и вместе с лыжей тут же рядом бросил. На одной ноге дальше идет. Дальше идет, видит: еще нога с лыжей лежит. Эква-пырись вторую свою ногу оторвал, бросил. Так и идет. С одним туловищем дальше идет. Дальше видит: туловище без головы лежит. Эква-пырись туловище свое оставил, одна голова вперед покатилась.

Долго, коротко катилась голова, к туловищу подкатилась. Подкатилась и соединилась с туловищем. Еще прошел, руку свою нашел. Руку к туловищу приставил — сразу приросла. Дальше ногу нашел. И ногу к туловищу приставил. Потом вторую руку, вторую ногу отыскал, к туловищу приставил, снова человеком стал. В одном месте из проруби на землю вылез, дальше по следу идет. Долго ли, коротко ли шел, видит: слопец насторожен. Медведь, пополам разорванный, на приманку положен. Дальше идет. Так идя, к четырехсаженному дому Водяного пришел. На маленьких кустарничках сына Водяного лук и стрелы повешены. Эква-пырись лук и стрелы снял, на травинки повесил. Лыжи снял, поставил, за дверь взялся. Дверь открыл, заглянул внутрь. Вдруг вода хлынула. Но всему дому волны так и ходят. На полу люди сежами промышляют, калданами калданят, неводят, запоры устроили — запорами промышляют, тайменей и нельм добывают.

Эква-пырись кое-как в дом вошел, уселся. В переднем углу старик со старухой сидят. У старухи волосы седые, а на голове гнездо орлиное. Старик тоже седой, на голове беркут гнездо свил. В стороне еще мужчина и женщина сидят. Мужчина спит, женщина шьет, соболей и зверей разных вышивает. Женщина нож схватила, мужчину в бок ткнула. Тот вскочил, говорит ей:

— Гость пришел. Ты что меня долго не будила? С каких нор голодный сидит. Эй, нярки мои, чулки мои, идите сюда! На ноги надевайтесь.

Нярки, чулки появились, на ноги мужчине наделись.

— Лыжи мои, идите сюда! Лук и стрелы мои, ко мне бегите!

Все появилось. Человек лыжи надел, лук и стрелы взял, в лес отправился. Недолго походил и вернулся. Трехлетнего лося на себе притащил. Лося ободрали, котел сварили. Мясо в чашку положили, перед гостем поставили. На один конец чашки женский нож положили, на другой конец мужской нож положили. Из чашки пар валит. Сын Водяного Эква-пырисю говорит:

— Ну, чего же ты ждешь? Почему есть не начинаешь? К чашке твоей, к чуману твоему товарища, если надо, выйди на улицу, позови. Товарища по еде сам ищи.

Эква-пырись из дома вышел. Смотрел, смотрел — никого не видать. Никакого товарища для еды найти себе не может. Повернулся назад, на порог ступил, только хотел в дверь шагнуть, как кто-то его за волосы схватил. Кверху тянет. Глянул он к верху: женщина его держит. Такая красивая! По одной косе соболя бегают, по другой косе птички порхают. За руки взялись, вместе в дом вошли, из одной чашки, из одного чумана есть стали. Поели, попили. Эква-пырись с ними жить остался.

Несколько дней прошло. Эква-пырись сыну Водяного говорит:

— Послушай, я по своей земле, по своему дому соскучился. Бабка моя, сестра моя из ума у меня не выходят. Идти хочу. Сестру, если отдашь за меня, с собой возьму. Что же я тебе за нее дать могу?

— Зять! Сестру хоть сейчас бери, мне от тебя разве что надо? Ее у себя удерживать не стану.

Девушку снарядили. Эква-пырись с женой домой пошел. Домой пришли, вместе зажили. Семь лет, семь зим прошло.

Усынг-отыр-ойка двух сыновей имеет. Однажды они к Эква-пырисю пришли:

— Эква-пырись, ты как жену нашел?

— Как я нашел, вам так не суметь.

— Пойдем вместе?

— Вы не сможете, я не пойду. Живите дома. Как я вас в такое место поведу?

Усынг-отыра сыновья все просят, не отстают:

— Ну, сделай добро, не бойся, не подведем тебя. Может, сумеем!

— Нет, друзья, я не пойду. С такой силой, как у вас, человек не выдержит. Вы сами в беду попадете и меня потянете. А мне стыдно будет.

— Ну, сделай милость такую, отведи! У нас силы хватит!

Долго просили, наконец согласился Эква-пырись.

— Ладно, — говорит, — как хотите. Выдержать надеетесь, так отведу, смотрите только, чтобы мне из-за вас в беду не попасть, не осрамиться.

Оделся Эква-пырись, из дома вышли. К реке спустились. Эква-пырись чулки отвернул, взял топор, от голеней по кусочку кости отколол, стрелу сделал, в камень пустил. Стрела камень насквозь пронзила. После этого Усынг-отыра сын тоже топор взял, по ноге стукнул и заорал:

— А-на-на! Ноге больно!

— Я вам говорил ведь, что не сможете. Я с вами дальше не пойду. Силы вашей хватит — идите сами.

— Ну, сделай милость, пойдем дальше как-нибудь.

Эква-пырись сам из ноги у них по кусочку кости достал, стрелы сделал. Сыновья Усынг-отыра луки натянули, пустили стрелы. В камень попали. На три части разлетелись, наконечники в камне застряли.

— Хватит с вас, — Эква-пырись говорит, — кончим это, все равно ничего не выйдет.

— Ну как не выйдет! Мы теперь как следует делать будем.

— Ну, пойдем, коли так.

Эква-пырись сыновей Усынг-отыра к найденному им дому привел. Когда в дом вошли, женщина спящего мужчину ножом ударила.

— Послушай, смотри, человека убила! — один из сыновей кричит.

— Сделай милость, замолчи. Из-за тебя в беду попадем!

Человек поднялся, говорит женщине:

— Что же сразу меня не разбудила? Гости пришли, сколько времени голодные сидят. Эй, нярки мои, чулки мои, на ноги надевайтесь! Лыжи мои, идите сюда! Лук мой, стрелы мои, скорее ко мне!

Нярки, чулки на ноги наделись, лыжи, лук, стрелы появились. Усынг-отыра сын удивляется, Эква-пырисю говорит:

— Гляди-ка, сами идут!

Водяного сын в лес пошел. Недолго ходил, трехгодовалого лося на спине принес. Котел сварили, мяса в чашку наложили. На один конец женский нож положен, на другой — мужской нож.

Усынг-отыра сыновьям говорят:

— Усынг-отыра два сына, по еде товарища сами ищите.

Те из дома вышли. Кричат:

— Нам обоим товарищ нужен!

Хоть и кричали, никого не нашли. Домой повернули. Только на порог ступили, с крыши дома кто-то их за волосы схватил. Наверх тянет. Кверху глянули, видят — безобразной старухой за волосы схвачены. Вместе в дом вошли, за стол сели.

Два или три дня прошло. Эква-пырись говорит:

— Ну, свояки, вы здесь живите или уходите, ваше дело, а я домой пойду.

— Мы тоже с тобой пойдем.

Тесть снарядил их, все вместе домой пошли. Сыновья Усынг-отыра с безобразной старухой, женой своей, к Эква-пырисю гостить зашли. Долго ли, коротко ли погостили и домой собрались.

Семь зим, семь лет прошло. Сын Водяного к Эква-пырисю в гости пришел. Два или три дня погостил. Зятю говорит:

— Ну, как думаешь, не сходить ли нам к своякам твоим, Усынг-отыра сыновьям? Посмотрим, как они там с моей сестрой живут, добро их поглядим.

— Ну что же, смеха ради сходим.

Собрались, пошли. Долго ли, коротко ли шли, наконец добрались. В дом вошли.

Старуха, Усынг-отыра сыновей жена, сидит, шьет. Усынг-отыра сыновья рядом лежат.

Старуха гостей увидала, нож схватила, мужей в бок ударила. Те вскочили, заорали:

— А-на-на! Чего ты ножом колешься?

Гостей увидели. Говорят жене:

— Что же ты нас раньше не разбудила? Издалека пришли, есть хотят.

Мяса сварили, в чашку наложили, перед гостями поставили. Поели, попили. Сын Водяного говорит:

— Ну, пора домой.

Попрощались и к Эква-пырисю вернулись. Дня через два Водяного сын говорит:

— Пойду я. А ты потом еще к своякам сходи, посмотри, как после нашего ухода живут.

После ухода шурина Эква-пырись к своякам собрался. Пришел туда, смотрит: весь городок сгорел, головешки одни торчат. Постоял, посмотрел и назад пошел. Два дня спустя к сыну Водяного отправился. Тот спрашивает:

— Ну, ходил к своякам? Как живут?

— Ходил. Весь городок сгорел, одни головешки торчат.

— Ну вот, вперед наука. За колдовской силой пусть не гонятся.

Два или три дня Эква-пырись у шурина погостил, потом распрощался и домой пошел.

137. Как Эква-пырись Усынг-отыра морочил

Эква-пырись с бабкой и младшим братом живет. Однажды лето все промышлял, очень много пищи на зиму наготовил. Зима подошла. Эква-пырись бабке говорит:

— Мы запасы наши когда кончим? Не съесть нам самим всего. Пойди-ка товарища нам поищи.

Бабка из дома вышла, покликала. Ночь наступила, и менкв пришел. Пришел, в дверь залез, дверные косяки с мест своротил. Эква-пырись говорит:

— Ты что такой нескладный, зачем мне дом ломаешь?

— Не бранись, внучек, — менкв отвечает, — я сделаю.

Менкв назад повернулся, кулачком по косякам ударил, на место их поставил.

— Ну, внучек, я к тебе поесть пришел. У меня у самого еды совсем нет, наготовить времени не было, все лето бегал, кричал, песни пел.

— Ладно, — Эква-пырись говорит, — есть хочешь, пойдем.

Из дома вышли, к амбарчику подошли. Менкв в амбар залез, есть принялся. До тех пор ел, пока в амбаре ничего не осталось. Наружу вылез, говорит:

— Ну, внучек, еще есть еда?

Эква-пырись его к чамье привел. Менкв в чамью залез, все, что там было, съел.

Вылез и спрашивает:

— Ну, внучек, еще есть?

— Ничего больше нет, ты все поел.

— Больше коли нет ничего, я твоего брата съем.

— Ну, — Эква-пырись говорит, — что ты ненасытный такой! Подожди, я летом промышлять буду, осенью приходи, чего сейчас не хватило, тогда доешь. До осени только потерпи.

— Ну что ж, подождать можно.

Менкв ушел, Эква-пырись один остался.

Лето наступило, Эква-пырись промышлять пошел. Все лето промышлял, ничего почти не добыл. Связку юколы да четверть туеска рыбьего жира принес. Только всего и добыл.

Однажды Эква-пырись бабке говорит:

— Думается мне, умру я скоро.

И верно, вскоре умер. Похоронили его, связку юколы и четверть туеска рыбьего жира с ним положили. Зима наступила. Менкв пришел. Пришел, бабке говорит:

— Ну, бабушка, Эква-пырись мне еды приготовил?

— Э, внучек, какая там еда! Летом промышлять ходил, ничего не добыл, да и сам помер. Еду готовя, и помер. Что и было еды, то вместе с ним положили.

— Ну, коли еды нет, я брата его съем, — сказал и брата Эквы-пырися проглотил.

Проглотил и ушел.

После ухода менква Эква-пырись из похоронного места[367] вылез, домой идет. В одной руке туесок с рыбьим жиром несет, под мышкой связку юколы держит. Пришел домой, нарту делать начал. На другой день нарта готова была. Две правежные палки вырезал, на нарту сел и поехал. Палками только подправляет, нарта сама бежит.

День едет, другой едет, по земле предков, по земле богатырей несется. На третий день нарта обо что-то ударилась. Эква-пырись смотрит: два столба стоят. Кверху глянул: менкв стоит, о его ноги нарта стукнулась. Менкв Эква-пырися увидел, говорит ему:

— Бабка твоя сказала, что умер ты. А ты ездишь?!

— Ну так что ж, — Эква-пырись отвечает, — хоть и умер? Человек разве совсем умирает? Все равно опять оживает. Вот я и ожил. А ты лучше скажи, братца моего зачем сожрал? Я тебя теперь убью.

— Не убивай меня, — менкв просит, — отпусти. Черного зверя, красного зверя сколько спросишь, отдам тебе.

— Человечья голова дорого стоит[368].

— Ну, сколько стоит, столько и дам. Отпусти только, сделай милость.

— Ладно, отпущу! Теперь за выкупом к тебе поедем.

Пошли к менкву. Эква-пырись полную нарту черным и красным зверем нагрузил. Домой потащил. Домой пришел, деревянных колышков натесал, по стенам наколотил, всю пушнину на колышки поразвешивал, пустого местечка на стенах не осталось. Потом в амбар сходил, мяса принес, в котел положил и варить повесил. Мясо сварилось. Эква-пырись собаку до отвала накормил, на спину ей пайву привязал. В пайву двух соболей и горностаев положил, еды всякой тоже положил. Собаку в лес отвел, там к траве привязал, сам домой вернулся.

Тем временем два сына Усынг-отыра к Эква-пырисю в гости пришли. Пришли, постояли немного перед входом[369], а затем в дом вошли. В передний угол — на место для гостей — сели. Эква-пырись всяческой сладкой и хмельной еды принес, гостей кормить стал. Гости едят, пьют, меж собою разговаривают.

— Смотри-ка, — один другому говорит, — вот промышляет! Сколько зверя понавешано!

— Эква-пырись, какой ты охотник! Сколько зверя добыл!

— Я-то что, это у меня дружок есть, все он напромышлял. Сегодня из лесу прийти должен, а вот все нет что-то.

В это время в сенях зашумело. Эква-пырись поднялся, дверь открыл, собака с пайвой на спине вбежала.

— Вот он, охотничек мой, вернулся, — сказал Эква-пырись. Развязал пайву, соболей и горностая вынул:

— Мало принес. Раньше больше нашивал.

Усынг-отыра сыновья меж собою говорят:

— Послушай, смотри-ка, собака промышляет. Вот нам бы ее. Давай спросим, может, продаст? Сколько за нее захочет?

— Эква-пырись, продай собаку!

— Нет, не продам. Как без нее останусь?

Сколько ни просили — не соглашается. Эква-пырися бабка тоже просить за них стала:

— Ну, внучек, собака тебе к рукам прилипла, что ли? Продай уж. Видишь, люди как милости просят!

— Хорошо, отдам. Бабка за вас просит, ради пес отдам.

— Сколько за собаку хочешь?

— Трех лучших хапторок давайте.

Сыновья Усынг-отыра хапторок отдали, собаку взяли, домой пошли. Домой придя, пайву взяли, разной еды туда наложили, на спину собаке привязали. Собаку к лесу отвели.

— Пр-р... пошла, соболиный лес там!

Собака, оглядываясь, в лес побежала, а братья домой пошли. Только в дом зашли, слышат: на улице собаки грызутся. Выбежали, смотрят: со всего поселка собаки собрались, пайву в клочья рвут. Еду всю пожрали.

Другую пайву взяли, всяческой едой наполнили, собаке на спину привязали. Собаку подальше в лес отвели.

— Пр-р... пошла, Эква-пырися собачка, соболиный лес вон там!

Собака, оглядываясь, в лес побежала, а братья домой вернулись. Только в дом вошли, слышат: собаки грызутся. Выбежали, смотрят: собаки все запасы поели и пайву в клочья разорвали.

— Эква-пырись нас обманул! — сыновья Усынг-отыра кричат. — Пойдем убьем его!

— Не ходите, — отец их говорит. — Эква-пырись хитрец и колдун. Вы его убить не сможете.

— Нет, пойдем убьем его!

Эква-пырись уже знает, что его убить задумали. Из чамьи жирного мяса принес, в котел положил, варить повесил. Два полена отрубил, перед домом положил. Мясо сварилось, котел ключом кипит. Взял его Эква-пырись, из дома вынес, на поленья поставил. Котел и без огня все кипит.

Сыновья Усынг-отыра пришли, за деревьями разговор их слышен:

— Здесь убьем или в дом зайдем?

Когда к двери подошли, видят: котел кипит. В дом вошли. Эква-пырись бабке своей говорит:

— Бабушка, поди-ка посмотри, котел, наверное, поспел. Гости пришли.

Бабка сходила, котел принесла, мясо в чашку положила. Эква-пырись с гостями есть сел.

Братья между собой потихоньку говорят:

— Послушай, вот котел-то! Сам собой, без огня варит! Нам бы такой котел! Давай спросим, может, он продаст!

— Эква-пырись, продай котел!

— Нет, не продам. Бабка стара, дрова ей рубить тяжело. Котел продам, как она будет?

— Ну, продай же!

Бабка Эква-пырисю тоже говорить стала:

— Продай им котел, внучек. Что он тебе, к рукам прилип, что ли?

Эква-пырись согласился:

— Ну ладно, продам. Трех лучших хапторок если дадите, отдам котел.

— Отдадим, только продай.

Хапторок привезли, котел домой забрали. Домой пришли, в котел жирного мяса навалили, воды налили, на два полена у дверей поставили. Сами в дом ушли. Только вошли, слышат: собаки грызутся. Выскочили, видят: со всего поселка собаки собрались, мясо из котла все повытаскивали и съели.

Разозлились братья, кричат:

— Эква-пырись нас опять обманул! Пойдем убьем его!

Отец им говорит:

— Не ходите, Эква-пырись такой хитрец, вам с ним все равно не сладить. Он колдун, вы его убить не сможете.

— Нет, мы пойдем убьем его!

Эква-пырись знает, что его убить собираются. Хапторку убил, горло ее взял, кровью наполнил, бабке на шею привязал. Сыновья Усынг-отыра пришли, ругаться стали:

— Ты что нас обманываешь? Собаку продал — собака не промышляет, котел продал — котел не варит.

— Э, — Эква-пырись говорит, — сами вы плохи. Собачка у меня кабы осталась, сколько, поди, еще добыла бы! Это все бабка моя! Она продать уговорила, из-за нее и продал.

Эква-пырись вскочил, схватил чукрей, оленье горло на бабкиной шее пополам перерезал. Бабка навзничь упала, кровью облилась.

Братья испугались.

— Смотри-ка, — говорят, — бабку убил! Эква-пырись чукрей в бревно перед чувалом воткнул:

— Живого железа чукрейчик мои! Кого убил, оживи!

И ожила бабка. Поднялась, села, кровью плюнула.

— Послушай, — один брат другому говорит, — смотри-ка, какой ножичек! Вот бы нам такой в руки попал. Жены наши очень сварливы, а этим ножом мы их припугнули бы. Давай спросим, может, продаст?

— Эква-пырись, чукрей продай нам!

— Нет, не продам! Мы с бабкой только этим чукреем и держимся. Бабка стара, слаба стала, кровь пущу, ей легче делается.

— Продай, внучек, — бабка говорит. — Видишь, люди как милости просят!

За хорошую цену Эква-пырись нож отдал. Братья нож взяли, домой пошли.

Домой пришли, жены бранятся, смеются над ними:

— Куда вам с Эква-пырисем тягаться! Где уж вам его хитрость постичь!

Братья рассердились, ножом Эква-пырися обеих жен убили. Те упали, кровью облились. Братья нож в бревно втыкают, наговаривают:

— Живого железа чукрейчик! Кого убили — оживи.

Сколько ни наговаривали, все напрасно было. Не ожили жены.

Жен в лес отнесли, там оставили.

— Эква-пырись опять нас обманул. Пойдем убьем его!

Пришли к Эква-пырисю. Бабка одна сидит. Эква-пырися дома нет. В юрте один угол платком завешан.

— Бабушка, — братья спрашивают, — там кто у тебя?

— Внучка моя там.

— А Эква-пырись где?

— Где ему быть? Лесовать ушел.

По дороге у одного из братьев нярок распоролся, у другого рукавица разорвалась.

— Бабушка, — говорят, — внучка твоя нам это вот не зашьет ли?

— Давайте сюда, сделает.

Нярок и рукавицу взяла, в полог бросила. Совсем мало времени прошло — нярок и рукавица обратно летят.

Смотрят братья: то ли иглой зашито, то ли клеем склеено. Шва не видно, и от иглы следа нет!

Братья оделись, с бабкой попрощались и ушли. Немного отошли, остановились:

— Послушай, у нас теперь жен нет. Вот бы нам эту девушку посватать!

Вернулись, бабке говорят:

— Бабушка, девушку за нас отдай.

— Внучка дома нет, без него не отдам. Он придет, ругаться будет.

Долго просили, наконец бабка согласилась. Сыновья Усынг-отыра домой сходили, калым принесли, девушку взяли.

— Домой придете, — бабка говорит, — девочка, пока не привыкнет, пусть дня два-три одна поживет.

Братья так и сделали. Жену домой привели, в отдельной юрточке поселили. На другой день дочери Усынг-отыра к ней пришли, купаться ее зовут. Отправились. К реке спустились, дочери Усынг-отыра живо разделись, в воду попрыгали, а вновь привезенная женщина на берегу сидит, в воду не идет.

— Ты что же не купаешься? — спрашивают ее.

— Вы все разом нырните, тогда и я в воду залезу.

Девушки нырнули, она рубашку сняла и в воду бросилась.

Нырнула, маленькой щучкой обернулась и поплыла. Щучка к другому берегу отплыла, на берег выбралась и Эква-пырисем обернулась. Вскочил он, в лес бросился и домой побежал.

Девушки из воды вынырнули, смотрят: женщины нет, одна рубашка на берегу лежит. Искать начали. Искали, искали — нет нигде. Не иначе как утонула. Оделись, с плачем домой бегут.

— Невестка наша сказала: "Нырните все разом", мы и нырнули. Из воды поднялись — ее нет нигде, только рубашка на берегу лежит. Утонула, бедная!

Усынг-отыр с сыновьями искать начал. Невод взяли. Неводили, неводили, не нашли нигде. Видать, унесло куда течением.

Осень настала, лед застыл, Эква-пырись нарточку свою взял, к Усынг-отыру в гости пошел. Долго шел, коротко шел, наконец поселок показался. Собаки залаяли. Дети говорят:

— Эква-пырись пришел.

Усынг-отыр по поселку расхаживает. Эква-пырись к нему подошел:

— Здравствуй, сватушко, сестра моя дома ли, нет?

— Милый сватушко, какой там дома! Еще летом купаться пошла, да так и не вернулась.

— Что ты болтаешь? Скажи, где она!

— Потерялась она. Мы искали, найти не могли. Откуда же теперь возьму ее?

Эква-пырись рассердился, кричит:

— Ты меня обманываешь! Куда сестру дел?

Усынг-отыр Эква-пырися уговаривать стал:

— Ну, уж ты не сердись! Я за тебя свою дочь отдам. Хочешь и другую бери, только не сердись.

Эква-пырись согласился, обеих дочерей взял. А девушки его узнали. Меж собою говорят:

— Никакой тогда девушки не было, это он сам был, нас всех дурачил.

Услыхал Эква-пырись, что девушки его узнали, думает: "Ну, пусть только за дровами в лес пойдут".

Девушки вскоре нарту взяли, в лес по дрова пошли. Эква-пырись их в лесу нагнал, убил и на деревья повесил: "Зачем меня признали?"

Люди обеих девушек нашли. Говорят:

— Что такое, кто девушек убил?

Стали шамана искать, чтобы убийцу угадал. Усынг-отыр спрашивает:

— Где бы шамана найти?

— Мухоморы Едящего Человека сын недалеко живет, — Эква-пырись отвечает.

— Сходи, пожалуйста, приведи его.

Эква-пырись сходил, шамана привел. Большой котел с мухоморами на огонь повесили. Шаман ворожить стал, мухоморы ест, в бубен бьет, ворожит. О проделках Эква-пырися вот-вот узнает!

"Доберется он до дела! — Эква-пырись думает. — Что бы такое сделать?"

Потихоньку меж людьми пробрался, из дома вышел. В сенях берестяной короб с юколой стоит. Короб схватил, юколу на землю бросил. Со всего поселка собаки сбежались. Рыбу рвут, лают, грызутся. Эква-пырись дверь приоткрыл, крикнул:

— Чего тут ворожите? Враги пришли!

Люди на улицу бросились. Эква-пырись тем временем в дом заскочил, шамана схватил и в кипящий котел сунул. Потом на улицу выскочил, опять кричит:

— Что вы все из-за собачьей грызни убежали? У вас там человек в котел попал!

Люди вбежали, шамана из котла тащить принялись, а он уж мертвый. Что делать?

Усынг-отыр Эква-пырися просить начал:

— Эква-пырись, сватушко, отвези его к отцу. Мы сами везти боимся. Чего только спросишь, все тебе дам — только отвези!

Эква-пырись шамана на карточку положил, сам впрягся в повез. Долго шел, коротко шел, двух охотников встретил. Они под деревом стоят, соболя стреляют.

— Не стреляйте в эту сторону, — Эква-пырись кричит, — я пьяного везу, в него попадете!

Те не слушают, стреляют. Стрела кверху взвилась, вниз упала, около нарты в землю вонзилась. Эква-пырись стрелу схватил, мертвому шаману в лоб воткнул. Потом закричал;

— Только что говорил вам: не стреляйте сюда! Вот ваша стрела в моего человека попала. Теперь везите его сами!

— Мы не можем! Сделай доброе дело, отвези! Сколько за осень соболей добыли, все тебе отдадим — отвези только!

— Ладно, если так, то отвезу. Не обманите только!

— Как мы тебя обмануть можем? Если обмануть захотим, куда от тебя скроемся?

Эква-пырись дальше потащился. К Мухоморы Едящему старику пришел.

К двери подошел, крикнул:

— Дедушка, бабушка, открывайте!

Дверь открыли. Эква-пырись покойника вместе с нартой в дом втолкнул. Сам закричал:

— Мухоморы Едящий старик! Убивают тебя! Черт к тебе пришел, задавить тебя хочет! Руби его, руби!

Старик испугался, топор схватил, сына в двух местах перерубил.

— Что ты, дурной, делаешь?! — Эква-пырись опять кричит. — Сына своего убил! Я только что тебе сказал: пьяный он.

Старик покойнику в лицо взглянул. И верно — сын. Разозлился, на Эква-пырися кинулся. Эква-пырись, от него убегая, гагарой обернулся и взлетел. Мухоморы Едящий старик ястребом вдогонку пустился. Вот-вот нагонит, вот схватит. Эква-пырись к реке подлетел, сказал:

— Песня моя, вперед лети, слово мое, вдаль несись! Тонкой иглой сквозь лед пусть пройду!

Вниз бросился, тонкой иглой речной лед пронзил. В воду попал, щукой обернулся, дальше поплыл. Так плывя, другую щуку встретил.

— Куда плывешь? — ее спрашивает.

— В низовье вода замерзла, в верховья, к живой воде[370], пробираюсь.

— Поплывем вместе.

Тем временем Мухоморы Едящий старик речку запором перегородил. В запор морду поставил. Эква-пырись с щукой к запору подплыли, туда-сюда сунулись: пролезть некуда. Говорит Эква-пырись щуке:

— Полезай в морду, а я за тобой следом.

А про себя думает: "Старик морду вытащит, а я в тот миг проскользну".

Щука в морду хоть и вошла, старик ее не вытаскивает. Знает, что не Эква-пырись это. Запор снизу все поднимается. Вода у запора задыхаться стала. Эква-пырись выдержать больше не смог, в морду зашел. Только успел зайти, Мухоморы Едящий старик морду из воды выхватил. Обеих щук на лед вытряхнул, старуху свою кликнул. Та щука уже застыла, Эква-пырись на льду бьется. Мухоморы Едящий старик дубину схватил, старухе Эква-пырися-щуку держать велел:

— Держи крепче, сейчас я его дубиной прихлопну.

Старуха щуку рукой схватила, держит. Старик размахнулся. В тот миг как ударил, Эква-пырись из руки выскользнул. Старухе руку дубиной перешибло.

— Теперь ты держи, — старуха кричит, — а я ударю!

Схватил старик щуку, держит. Старуха дубину взяла, замахнулась, изо всей силы ударила. Эква-пырись из руки вывернулся, старику дубиной руку перешибло.

— Навались на него, — старик кричит, — придави к земле, а я стукну!

Старуха на щуку навалилась, старик все силы собрал, замахнулся, ударил. Эква-пырись опять вывернулся, старухе удар по голове пришелся. Тут ей и конец был.

Эква-пырись тогда снова человеческий образ принял, дубину схватил, Мухоморы Едящего старика убил, домой пошел. Долго шел, коротко шел, до двух охотников добрался. Там соболя ужо приготовлены были и на нарту сложены. Соболей забрал и дальше отправился. К Усынг-отыру пришел, тот ему черного и красного зверя полную нарту дал. Эква-пырись день ли, два тут погостил и домой ушел, две нарты добра за собой потащил.

138. Как Эква-пырись на охоту ходил

Жили Эква-пырись и его бабушка. Однажды внучек на улице играл, собака его в сторонке лаять принялась. Мальчик туда побежал, посмотреть, на кого собака лает. Видит: собака под деревом прыгает, вверх лает. На дерево посмотрел: там черный зверек сидит. К бабке вернулся, говорит:

— Бабушка, бабушка, дай мне что-нибудь, чем бы я убивать мог.

Дала ему бабка рукавицы из осетровой кожи[371]:

— Как к черному зверю подойдешь, так рукавицы одну о другую потри, он сразу и упадет.

Мальчик рукавицы взял, из дома выскочил. Туда прибежал, рукавицы из осетровой кожи одна о другую потер — черный зверек так и покатился вниз. Подобрал, домой пошел.

— Бабушка, бабушка, что это за черный зверек? — спрашивает.

— А это, внучек, соболь. Таких соболей еще твой отец в предки добывали.

Живут. Вечер настал, спать легли. На другой день бабка соболиную шкуру выделала. В мешок, что без дела не развязывают, из которого вещи зря не выкладывают[372], ее положила. Внучека первую добычу, счастье его охотничье на самое дно мешка вместе с пупыхами положила.

— Молодого охотника первую добычу вот мы и положили в мешок, что без дела не развязывают, из которого вещи зря не выкладывают. Пусть охотник счастливым будет! А шкурку эту смотри никому не отдавай!

На другой день Эква-пырись опять на улице играл, снова собака его в сторонке залаяла.

— Бабушка, бабушка, где мои рукавицы из осетровой шкуры?

Бросила ему их бабка:

— Лови их, миленький!

Из дома выскочил, бросился к тому месту, где собака лает. Прибежал: собака на дерево лает. На дереве черный зверь сидит. Рукавицы из осетровой кожи одну о другую потер — тот с дерева вниз покатился. Подхватил его мальчик, потащил домой. Приволок, бабку спрашивает:

— Бабушка, бабушка, что это?

— Внучек, это росомаха. Еще твой отец, твои предки таких росомах добывали.

Выделала бабка шкурку, приготовила и тоже в мешок положила.

— Первую молодым охотником добытую росомаху положили мы в мешок, что без дела не развязывают, из которого вещи зря не выкладывают. Пусть охотник счастливым будет!

На другой день, когда мальчик играл, собака опять залаяла. Туда бросился, глянул, потом к бабке побежал:

— Бабушка, бабушка, светлый зверек какой-то сидит! Давай сюда мои рукавицы.

Подхватил рукавицы, что ему бабка бросила, и обратно побежал. Прибежал туда, рукавицы одну о другую потер — зверек так и покатился. Взял его и к бабке отнес.

— Бабушка, бабушка, это что за зверь?

— Это белка, внучек. Таких белок твой отец и твои предки еще добывали.

Выделала бабка шкурку беличью, приготовила и на дно мешка положила.

— Молодым охотником первую убитую белку положили мы в мешок, что без дела не развязывают, из которого вещи зря не выкладывают. Пусть охотник счастливым будет! А ты смотри эту белку никому не давай!

Вечер настал, спать легли. Утром встали, внучек говорит:

— Это в поселок столько зверя приходит. А пошел бы я в лес, вот там много добыл бы.

— Э-э, внучек, куда тебе в лес идти: ноги твои еще слабы, руки немощны.

— Нет, — говорит, — я пойду.

Заладил "пойду", что поделаешь?! Сделала бабка ему берестяной кузовок, снарядила его и говорит:

— По большой тропе не ходи. Отец твой по той тропе ходил, так и погиб. Но маленькой, по правой дорожке отправляйся, а по большой не ходи.

Эква-пырись кузовок на плечи поднял, из дома вышел. Немного отошел, верно: дорога натрое разделилась. Две маленькие тропки в разные стороны пошли, а большая тропа меж ними прямо легла. На развилке парта стоит, к дереву прислонена. Постромки, лямки тут же повешены. Нарту на землю опустил, кузовок свой на нее положил:

— Что это нарта здесь зря стоит? Возьму ее.

Собаку запряг, кузов к нарте завязками прикрутил, сам впрягся и вместе с собакой нарту потащил. Не долго думая, по большой тропе отправился. Немного они отошли, попалась им по дороге речка. Такая, что по ней и на лодке проехать можно, и веслом погрести можно. Эква-пырись остановился, думает: "В верховьях речки уже, наверно, какие-нибудь звери-животные водятся. Места там сырые да болотистые, по берегам и зверь держаться должен. Да, наверно, и кедровники есть. Пойду туда".

Вверх по речке повернул и пошел. Три плеса только прошли[373], скалы к берегу подступили. Мыс скалистый только обогнули, в это время трехголовый менкв с криком да с хохотом со скалистого берега на реку скатился.

— А-ха-ха, внучек, как ты вырос! На промысел ходить стал! Меня товарищем, может, возьмешь?

— Да что я знаю? — Эква-пырись отвечает. — Ты вон старик, лес-то уж, конечно, сам знаешь. Ты меня товарищем, может, возьмешь?

— Нет, из поселка пришедший человек, эта тропа — твоя тропа[374]. Ты хозяин.

— Да ну пойдем, пойдем, — Эква-пырись говорит, — раз ты такую большую охоту, такое желание возымел. Пойдем.

Отправились.

— Внучек, — менкв говорит, — садись-ка ты на парту, да и собачку свою тоже сажай. Нарта твоя, поди, не сломается!

— Нарта моя, дедушка, выдержит, — Эква-пырись сказал.

Взобрался на нарту. Едут дальше. Три плеса прошли, скалистый мыс к реке вышел. Мыс огибать стали, пятиголовый менкв с криком да с хохотом с мыса на реку скатился.

— А-ха-ха, внучек, вот как ты подрос, на промысел уже вышел! Ты трехголового деда в товарищи взял, меня тоже прими.

— Давай присоединяйся, что плохого?

Теперь два менква нарту тянуть стали.

— Дедушка, ты кузов свой на парту положи, — Эква-пырись говорит.

— Карточка твоя не выдержит, сломается.

— Нарта моя не сломается, клади.

Положил пятиголовый менкв свой кузов на нарту и пошли они дальше. Три плеса прошли, со скалистого мыса, что к реке вышел, семиголовый менкв скатился. Кричит:

— Эге, внучек, человек-то, видно, подрастает да поспевает! Вон ты уже какой стал! Лесовать начал! По дороге, по какой отец твой ходил, предки твои ходили, теперь и ты направился? Дедов своих товарищами взял, может, и меня примешь?

— Что же спрашиваешь? Уж если кто лес знает, так это ты!

— Э-э, нет, внучек. Эта тропа — твоя тропа. Ты хозяин, у тебя и спрашиваю.

— Ну пойдем, пойдем! Кузов свой ты на нарточку положи.

— Внучек, а не сломается она?

— Нет, моя нарта не сломается, выдержит.

Семиголовый менкв кузов на нарту положил, лямку взял, теперь все трое потащили. Так потащили, что снег вокруг нарты завиваться стал, точно в грозу облака клубятся. Но лесу треск пошел, точно в грозу гром гремит. В ушах лишь посвистывает. Долго шли, коротко шли, добрались до болот в вершине речки. Там, где болота видны стали, на берегу лесная избушка стоит.

— Это чей дом, внучек?

— А я откуда знаю, — тот отвечает.

— Это отца твоего первый лесной дом[375].

Дальше идут. В начале болота на берегу опять лесная избушка стоит.

— А это чей дом, внучек?

— Откуда ж мне знать?

— Это предков твоих средний лесной дом.

Опять дальше идут. Долго идут, коротко идут, за краем болота, на сопке, дом стоит. Стены из целых лиственниц, из целых елей сложены.

— Чей дом, внучек?

— Э-э, дедушка, откуда ж мне знать?

— Это, внучек, предков твоих дальний лесной дом. Отсюда они, бывало, назад поворачивали. Здесь их лесной тропы начало. А теперь, внучек, наруби-ка дров!

Эква-пырись взял свой тупой топоришко, поднялся, стал дрова рубить. Рубить взялся — лиственницы да ели так и валятся. Нарубил, кончил. У трехголового менква треухий медный котел, у пятиголового менква пятиухий медный котел, у семиголового менква семиухий медный котел.

— Ну, внучек, — говорят, — наготовь воды.

Эква-пырись воду готовить на улицу выскочил. Котлы снегом набил, в дом втащил, посреди дома над очагом повесил. Снег растаял. Трехголовый менкв треухий котел выпил:

— Ага, внучек, с талой водицы и язык мой отмяк, глотка отошла.

Пятиголовый менкв пятиухий котел выпил:

— Ага, внучек, с талой водицы и язык у меня отмяк, глотка отошла. Полегче стало.

Семиголовый менкв семиухий котел весь выпил:

— Вот так, внучек, с талой водицы и язык у меня отмяк, глотка отошла. Теперь полегче стало, а то пересохло совсем.

Трехголовый котомку свою развязал, есть принялся. Семиголовый старик-менкв внучку вяленой рыбы и жиру отдельно положил:

— Внучек, поди, боится с нами есть. Где ему с нами тягаться! Нас, лесных духов, чертей, поди, опасается. Лесной дух ест — одним краем рта куски хватает, другим краем кости выплевывает.

Поели, спать легли. Семиголовый менкв говорит:

— Внучек наш ко мне за пазуху пускай ложится. У меня ягушка в семь слоев, не замерзнет.

Эква-пырись к нему за пазуху залез и уснул. Настало утро.

— Внучек, вставай, эй, вставай! Что так долго спишь? С лесными духами спать, видно, не боишься.

Живо вскочил:

— Что, что, дедушка?

— Ты свою собачку привяжи к тому дереву, на которое я свой лук и стрелы вешал.

— Зачем это я ее туда привязывать буду? Что ты говоришь, дедушка?

Менкв не отвечает. Так больше ни слова не сказал и ушел.

— Ах ты, без отца, без матери! Да был бы ты здесь, я б все три твои головы натрое своим топориком изрубил! Говори! Коли лень было, зачем начинал?

Дрова рубить принялся. Тупым своим топориком рубит — только ели да лиственницы падают. Около полудня собака вдруг к тому дереву подбежала, на которое менкв свой лук да стрелы вешал, и лаять начала. Эква-пырись вверх глянул: на дереве черный-пречерный соболь сидит. В дом сбегал, взял свои рукавицы из осетровой кожи. Одну о другую потер — соболь наземь свалился. Шкурку содрал и в нярок под стельку спрятал.

— Старики лесуют, а я-то дома сижу. Мне могут ничего и не выделить. Что тогда бабке понесу?

Вечереть стало, трехголовый менкв пришел. Пришел, треухий котел за краешек схватил и разом выпил:

— Ага, внучек, теперь ладно. Горло немного смочил.

Вслед за тем и пятиголовый старик явился. Как прибежал, свой пятиухий котел за краешек схватил и одним духом проглотил, только пустой котел остался.

— Вот спасибо тебе, внучек. Воды выпил, горло смочил, теперь и язык шевелиться начал.

Только сказал, и старший, семиголовый менкв из лесу вышел. Как и первые, сразу котел свой семиухий подхватил, всю воду выпил. Выпил, говорит:

— Эге, внучек воды приготовил; как попил, так и горло отошло маленько. А то пересохло совсем.

Попили, распоясались. Как распоясались, так из-за пазухи у них соболя да белки посыпались. По стольку добыли, что звери до колен ворохами падали. Ободрали, мясо в котел свалили, на огонь повесили. Сварилось, есть стали. Семиголовый менкв мальчику опять отдельно положил:

— С лесными духами-чертями где ему в еде тягаться! Лесной дух ест — одним краем рта куски хватает, другим краем кости выплевывает.

Мяса наелись, насытились.

— Внучек, — старший менкв говорит, — ты сегодня опять в мою семирядную ягушку залезай, там не замерзнешь.

Эква-пырись за пазуху к менкву залез, уснул. Утро настало, проснулся.

— Что ты, внучек, до этакой поры спишь! Видно, нас, лесных чертей, не боишься!

— Чего мне бояться?

— Ты свою собачку, — говорит пятиголовый менкв, — подвяжи ужо к тому дереву, на которое я свой лук да стрелы вешал.

— А зачем я ее туда привязывать буду? Что ты говоришь, дедушка?

Менкв ни слова больше не сказал, ушел.

— Ах ты неладный! Был бы ты здесь, я бы своим топориком все твои пять голов поотрубал. Коли говорить тебе лень, зачем начинаешь?

Дрова рубить принялся. Около полудня собака лаять стала. Лает на то дерево, на которое менкв свои лук и стрелы вешал. Эква-пырись к тому дереву подбежал, вверх смотрит. Черный-пречерный соболь сидит. Домой сбегал, рукавицы принес, потер одну о другую — соболь с дерева наземь скатился. Шкурку содрал и в нярок под стельку засунул.

— Старики-то лесуют, а я все дома сижу. Они мне, поди, ничего и не выделят. К бабке с чем приду? Хоть этого соболя принесу — и то ладно будет.

Соболя спрятал, котлы снегом набил, на огонь повесил. Вечереть стало, трехголовый менкв прибежал. Прибежал, котел схватил, воду всю выпил:

— Ну вот, внучек, я и горло смочил. Спасибо тебе, воды наготовил.

Только успел это сказать, как второй менкв появился. И тоже, как лыжи сбросил, так к воде. К темноте и старший, семиголовый менкв пришел. Выпил свой котел воды, говорит:

— Спасибо, внучек, что воды приготовил, а то горло все запеклось. Ну, — товарищам говорит, — распояшемся.

Пояса как распустили, так из-за пазух соболя да белки посыпались. По стольку набили, что звери до колен ворохами падали. Семиголовый менкв свою котомку развязал, говорит:

— Ну, завтра домой пойдем. Третий день лесуем. Если четыре дня лесовать будем, в лесу и зверя не останется. Белка кончится, соболь кончится. Нам четыре дня лесовать запрещено.

— Внучек наш, — трехголовый менкв говорит, — к бабке своей придет, что принесет? С дедами своими в долю вошел, а что домой понесет? Еще денек полесуем.

— А есть тогда что будем? — семиголовый менкв сказал. — Котомки наши уже пусты. Из моей котомки завтра съедим, да и внучку уже, поди, домой хочется. Нет, пойдем назад. Если лишнего лесовать станешь, то люди что есть станут? Сколько дней лесовать указано, столько и лесуй.

Шкурки поснимали, мясо в котел свалили, на огонь повесили. Пока мясо варилось, добычу на четыре части делить стали.

— Куда же внучек наш свою долю уложит? — говорят. — Ведь вон сколько шкурок!

— А у меня кузовок есть.

Разделили, укладывать начали. Котомки полнехоньки наложили. Эква-пырись свои шкурки в кузов сложил, уминать стал, полкузова они места только и заняли. Тем временем котел готов был. Мясо выложили, есть стали. Поевши, укладываться начали.

— Внучек, ты опять ко мне за пазуху ложись, не замерзнешь.

Улеглись. Эква-пырись к менкву за пазуху залез. Уснули. Утро настало, поднялись, котлы на огонь повесили.

— Ну, внучек, что у тебя в котомке есть, доставай, поедим.

Достал. На четырех человек четыре кусочка вяленой рыбы да четыре комочка рыбьего жиру. Только всего и запасу.

— Четыре куска юколы да четыре комочка жиру, — младшие менквы говорят, — на человека по куску. Между зубов проскользнет, пожалуй, и не заметишь.

— А ты ешь, знай, — семиголовый менкв говорит, — у Эква-пырися еда никогда не кончится!

Есть принялись. Ели, ели, до отвала наелись, животы у всех полны. А есть кончили, все четыре куска юколы да четыре комочка рыбьего жиру обратно в котомку положили.

Котомки на нарту положили, внучка с собакой туда же посадили и в обратный путь отправились. К краю бора подошли, на болото вышли. Болото пересекли, дошли до речки, до той речки, по которой и на лодке проедешь, и веслом прогребешься. На лед спустились и в ту сторону, куда у речки течение идет, быстрина ее бежит, туда и сами пошли.

Долго шли, коротко шли, добрались до дороги семиголового менква. Стали они тут прощаться. Обнялись, поцеловались. Менкв, расставаясь, говорит:

— Вот, внучек, ты нас в товарищи принял, мы зверя всякого хорошо добыли. А не принял бы, как бы лесовать стали?

Старший менкв своей дорогой ушел, а остальные дальше вдоль речки направились. Менквы нарточку волокут, так что снег вокруг завивается, точно в грозу облака клубятся. Но лесу треск разносится, точно в грозу гром гремит. В ушах только ветер посвистывает.

Долго шли, коротко шли, добрались до дороги среднего менква. Остановились, прощаться стали. Обнялись, поцеловались. На прощание пятиголовый менкв говорит:

— Вот, внучек, ты меня в товарищи принял, и я зверя всякого добыл. Если бы не принял, что бы я делать стал? В пустопорожнем месте много не добудешь!

Пятиголовый менкв на свою дорогу свернул, а Эква-пырись с трехголовым дедом своим дальше направились. Немного спустя пришли к его дороге. Распрощались, обнялись, поцеловались.

— Вот, внучек, ты нас в товарищи принял, и хорошо. Вон сколько зверя разного добыли. Если бы не принял, что делать стали бы? На пустопорожнем месте много не налесуешь. Домой придешь, если бабка твоя состарилась, так ты ее молоденькой сделай.

— А как сделаю?

— А уж как знаешь, так и сделаешь.

Расстались. Менкв по своей дороге пошел, а Эква-пырись дальше вдоль речки потащился.

Долго, коротко волочил он нарточку свою, наконец до дому добрался. Видит: трех углов у дома уже нет, завалились. Угол с чувалом еще стоит. Над трубой дымок чуть-чуть поднимается. Искорка одна вылетела. Эква-пырись в дом вошел. Входя, обледенелым концом посоха в очаг ткнул, огонь погасил.

— Ах ты, без отца, без матери, бродяга, лесной ворон! Погасил огонь, при котором внучек мой на свет появился! День и ночь не угасал он, берегла я его, а теперь вот тебе!

Эква-пырись бабку свою за голову схватил, наружу вытащил, ногой ей поддал так, что в сторону она покатилась. В тот миг, как на землю упала, так молоденькой и сделалась. Красивой-раскрасивой девушкой, дочерью богатырской стала.

Тут они обнялись, поцеловались.

— Тебя поджидая, — бабка говорит, — день да ночь плакавши, как старуха я было стала. Огонь твой от угасания берегла, день и ночь его караулила.

Зажили они с того добра, что Эква-пырись с собой принес. И теперь живут, и счастливы. Конец.

139. Эква-пырись и женщина с кузовом

Эква-пырись с бабушкой живет. Эква-пырись говорит:

— Бабушка, сделай мне стрелу и лук.

Бабушка сделала ему стрелу из дерева, оставшегося от изготовления стружек. Эква-пырись на улицу вышел. Стрелу пускает. Пустил стрелу в пихтовый лесок. Пошел туда. Пришел. Сколько ни ищет стрелу, не находит. Вдруг появилась женщина с железным кузовом[376].

Идет, говорит:

— Что делаешь?

— Ничего не делаю. Стрела у меня пропала.

Положила она Эква-пырися в железный кузов. Несет его. Эква-пырись тонким, как мышиный хвост, ножичком ковыряет стенки кузова. И вот сделал он дыру величиной с ушко иголки. После этого наружу вышел. Назад бежит. Стрелу нашел. Домой пошел. Бабушка говорит:

— Куда ходил?

— Никуда не ходил, на улице играл.

Опять на улицу пошел. Играет. Играя, пустил стрелу в пихтовый лесок. Стрела пропала. Сколько ни ищет ее, не находит. Вдруг подошла женщина с железным кузовом:

— Что делаешь?

— Ничего не делаю. Стрела у меня пропала.

Женщина спустила Эква-пырися в железный кузов. Несет его. Эква-пырись тонким, как мышиный хвост, ножичком ковыряет стенки кузова. Ковырял-ковырял, сделал дыру величиной с ушко иголки. После этого наружу вышел. Назад бежит. Домой пришел. Бабушка говорит:

— Куда ходил?

— Никуда не ходил. На улице играл.

Дома немного побыл, опять на улицу пошел. Играет. Играя, стрелу пуская, потерял стрелу. Ищет ее. Хоть и искал стрелу, не нашел. Вдруг подходит женщина с медным кузовом. Говорит:

— Что делаешь?

— Ничего не делаю. Стрела у меня пропала.

— Подожди же, теперь ты, наверное, больше не освободишься.

Положила она Эква-пырися в медный кузов и несет его. Эква-пырись, хоть и ковыряет стенки кузова тонким, как мышиный хвост, ножичком, никак не просверлит дыру. Тонкий, как мышиный хвост, ножичек сломался. "Ну уж, — думает, — что тут, убьют меня". Женщина явилась к дому. Кричит:

— Ребята, откройте дверь! Теперь озорник попался. Больше он уже не убежит.

Сняла кузов:

— Ну-ка, посмотрим, жив или нет?

Открыла крышку у медного кузова. Смотрит. Говорит двум дочкам:

— Подождите. Я сбегаю бересты надрать.

Пошла. После того как она ушла, Эква-пырись тихонько говорит:

— Ребята, выпустите меня. Я вам сделаю ковшик, точь-в-точь как ваши черепа.

Девочки про себя думают: "Правда, пусть сделает". Кузов развязали, Эква-пырися выпустили. Потом Эква-пырись говорит:

— Сбегайте на улицу. Принесите мне дерево для изготовления ковша. Я не знаю, какое дерево будет пригодно.

Девочки пошли на улицу. Принесли одно дерево. Эква-пырись сюда рубанет, туда рубанет. Говорит:

— Девочки, какой величины ковшик я буду делать? Так не выйдет. Вы лягте сюда. Сделаю я его величиной с ваши головы.

Девочки легли туда. Эква-пырись головы у них отрубил. Думает: "Их мать скоро придет". Наложил в чуман горячей золы. Взял с собой горячий лом. Вышел на улицу. На большую лиственницу забрался. Вскоре пришла старуха. Увидела убитых детей и говорит:

— Эква-пырись, проклятый, убил моих детей!

Вышла на улицу. С вершины лиственницы Эква-пырись кричит:

— Бабушка, я здесь!

— Эге, озорника там видно!

Старуха забежала в дом, взяла большой топор, величиной с лопатку оленя. Рубит. Долго рубила, коротко рубила, подходит к ней лис. Говорит:

— Тетушка, что делаешь?

— Ничего не делаю. Эква-пырись, озорник, убил моих детей.

Лис говорит:

— Э, какая это обида! Вот я на него уж так зол. Тетушка, глаза у тебя утомились. Сосни маленько. Я в это время порублю немного.

Старуха легла спать. После того как она уснула, лис нашел то ли камень, то ли железо. Рубит топором железо. До обуха затупил топор, говорит:

— Тетушка, вставай. Лиственница тебя раздавит.

Старуха как вскочит! Лис прочь убежал.

— У, озорник. обманул меня! Топор до обуха затупил.

Вбежала в дом. Принесла другой топор. Снова начала рубить.

Рубит и рубит. Долго рубила, коротко рубила, вдруг явился зайчишка. Говорит:

— Тетушка, что делаешь?

— Эква-пырись, озорник, убил моих детей.

Зайчишка говорит:

— Какое это у тебя дело! Вот у меня до него большое дело. Тетушка, я немного порублю, ты маленько сосни.

Старуха легла спать. После того как она уснула, зайчишка то ли камень, то ли железо топором рубит. Говорит:

— Тетушка, вставай! Лиственница раздавит тебя. Вставай!

Старуха как вскочит! Зайчишка убежал.

— Мой топор совсем затуплен.

Вбежала в дом, взяла другой топор. Рубит и рубит. Долго рубила, коротко рубила, вдруг старик-росомаха явился. Идет. Говорит:

— Что делаешь?

— Ничего не делаю. Эква-пырись, озорник, убил моих детей.

— Какое это у тебя дело! У меня до него поважнее дело есть. Ложись спать.

Старуха легла спать. Уснула. После того как она уснула, старик-росомаха то ли камень, то ли железо топором рубит. Затупил до обуха. Говорит:

— Тетушка, вставай, лиственница тебя раздавит.

Старуха как вскочит! Старик-росомаха убежал.

Вошла в дом, взяла другой топор, вышла на улицу. Рубит. Эква-пырись говорит:

— Бабушка, зачем зря мучаешься? Ляг на спину, раскрой рот, я к тебе в рот прыгну.

Старуха легла на спину, рот раскрыла. Эква-пырись понемножку спускается, золу разбрасывает. Старуха говорит:

— Па, па, па! Внучек, что ты бросаешь?

— Ничего не бросаю.

Эква-пырись спускается, спускается. Опять золу рассыпает. Старуха говорит:

— Па, па, па! Что делаешь?

— Ничего не делаю.

Эква-пырись говорит:

— Бабушка, раскрой рот. Я прыгаю.

Старуха раскрыла рот. Эква-пырись горячий лом вниз опустил. Лом старухе в рот воткнулся. Эква-пырись вниз спускается. Взял топор и зарубил старуху.

Тут же пошел домой. Когда он пришел домой, бабушка его в углу дома кое-как у уголка согревается. Бабушка говорит:

— Если мой внучек зимой придет — с обледенелым концом посоха; если летом придет — с мокрым концом весла.

Эква-пырись посадил свою бабушку на носок ноги, бросил. Когда она упала — стала молодой женщиной. Идет и углы платка за собой тащит.

И живут они теперь счастливо и благополучно.

140. Как Эква-пырись перехитрил великана

В давние времена жила-поживала старуха. Было у ней три сына. Сыновья были охотниками, ходили на охоту. Много лесов, болот и рек обошли они вместе с женами и заблудились. На руках у бабушки остался маленький мальчик. Его прозвали Эква-пырисем. Жила бабушка очень бедно. Иногда поила внука теплой водой, оставшейся после мытья посуды. Хотя и жили бедно, а мальчик рос не по дням, а по часам. Вот стал он играть и бегать по улице.

Однажды бабушка очищала ножом кору осины. Внук попросил ее сделать ему из сердцевины осины лук и стрелы. Мальчик сказал:

— Если добуду одну маленькую птичку, то денек опять будем сыты.

Старуха поучала его:

— Внучек, стреляй из лука и промышляй только во дворе, а за избушку нашу не ходи.

Мальчик натянул лук, выстрелил во двор, но стрела улетела за избушку. Он потерял стрелу, зашел домой и заплакал. Бабушка заново сделала ему из осины лук и стрелы. Эква-пырись вышел на улицу, прицелился. Хотел, чтобы стрела улетела в реку. Но стрела снова улетела за избушку. Так случалось три раза. Три раза мальчик терял стрелу. А бабушка заново делала для внука лук и стрелы из сердцевины осины.

И вот Эква-пырись натянул лук и пошел искать свою стрелу. Разыскивая стрелу, уходил все дальше и дальше. Долго шел, дошел до высохшей канавки. В поисках стрелы наткнулся на жертвенное место. Видит Эква-пырись: когда-то здесь было погублено много зверей. Кости их собраны в кучу. Рассматривает Эква-пырись жертвенное место и вдруг слышит чей-то крик. Он испугался и убежал домой. Бабушке не рассказал, где был. Очень устал, сел на нары и заснул. На следующее утро собрался и отправился на то же место. Пришел туда же. Играя на жертвенном месте, он услышал чей-то свист. Испугался и снова убежал домой. А бабушка поучает его:

— Внучек, не ходи подолгу в лесу. Мать с отцом подолгу ходили, да заблудились оба.

В третий раз отправился Эква-пырись на жертвенное место. Пришел туда, играет, звериные косточки рассматривает, ни о чем не думает. Вдруг к нему подкатывается великан Сюкбей[377]. Великан стал звать мальчика к себе. Некуда было деваться Эква-пырисю, отправился он за великаном. Великан Сюкбей был одет в шубу из сукна. Из-под шубы спускалась железная цепь. Отправились великан с мальчиком в путь. Идут, идут, и Эква-пырись подумал: "Хоть бы упало это чудовище..." Только так подумал, как великан повалился на землю. В это время мальчик схватил конец цепи и держит его в руках. Эква-пырись сердито сказал великану:

— Что ты оглядываешься, великан? Идти надо!

Встал великан Сюкбей, и они пошли дальше. Долго шли, коротко шли. Пришли к лиственнице. Лиственница вся высохла, земля под ней омертвела. Там, где раньше цепь крутилась, кора вся иссохла. Смелый Эква-пырись поставил великана к лиственнице. Великан Сюкбей от злости высунул язык и закричал:

— Когда тебя увидел, сразу бы мог проглотить. Теперь бы ты в животе моем был.

Мальчик привязал великана цепью к лиственнице. Эква-пырись отправился в обратный путь. Возвратился домой и радостно сказал бабушке:

— Бабушка, я расправился с чудовищем, которое погубило моего отца и мою мать.

Бабушка сначала не поверила, а потом обрадовалась. Эква-пырись со своей бабушкой зажил счастливо и богато. И по сей день живут.

141. Эква-пырись и купец

В божьем городе, в царском городе живет купец. Бедняки приходят к нему молить и просить хлеба. Он их бьет, пинает ногами, ругает и выгоняет вон. Собираются к нему бедняки ночью, собираются днем. Он посылает бедняков на другую сторону Ледовитого моря прессовать уголь. С народом обходится он очень плохо.

Эква-пырись говорит своей бабушке:

— Я схожу в город.

Бабушка говорит:

— Зачем пойдешь?

— Затем пойду, что купец бедный народ очень плохо держит. Что-то надо с купцом сделать.

Эква-пырись пошел в город. В город пришел. Зашел в дом главного купца.

— Эква-пырись, по какому делу?

— Я хожу в поисках места для найма.

— Какую плату просишь?

— Ты сколько дашь, мне столько и ладно.

— Эй, ступай. На той стороне Ледовитого моря очень хорошее место для работы есть.

Эква-пырись вышел на улицу. Пошел. Пришел на ту сторону Ледовитого моря. Люди работают. Главный человек говорит:

— Эква-пырись, ты тоже пришел работать?

— Да, человеку без хлеба тоже жить плохо.

— Что ты умеешь делать, Эква-пырись?

— Какую работу дашь, ту и буду делать.

Эква-пырись ночей семь работает. Расспрашивает рабочий народ:

— Давно вы здесь работаете?

— Работать мы начали с малолетства, все время работаем, обессилели и состарились.

Эква-пырись говорит народу:

— Скоро свободными мы будем.

Эква-пырись взял бумагу, написал своему хозяину. Написал письмо так: "Твои люди нехорошо работают. Ты сам приходи сюда". Письмо пришло к хозяину.

Хозяин читает его:

— Мои люди работают плохо. Надо мне самому сходить.

Пошел. Пришел к рабочему народу. Расспрашивает своего помощника:

— Как работают твои люди?

— Мои люди работают очень хорошо.

— Ты мне в письме писал: "Твои люди работают очень плохо".

Эква-пырись крикнул народу:

— Идем домой, хозяин звал нас в гости.

Эква-пырись прихватил с собой молоток. Люди бегут назад. Очутились по эту сторону моста. (Мостом служила большая рыба.) Эква-пырись ударил рыбу молотком. Как только задел рыбу, она тотчас ушла. Купец остался там, на той стороне моря. Эква-пырись крикнул купцу:

— Настанет древнее время жизни человеческой: ни к какому купцу, ни к какому царю пусть не ходит народ работать по спине рыбы. Купец пусть сам делает мост.

Купец остался на той стороне моря. Эква-пырись пришел в лавку купца. Стал разговаривать с главным приказчиком:

— Наш хозяин сказал так: "Ты, бедный народ, работал очень хорошо. Что сегодня в моей лавке есть — все берите, сколько можете поднять".

Люди взяли товар и пошли домой. Купец пришел. Говорит приказчику:

— Куда девал товары?

— Ты сам сказал народу отдать, потому я и отдал.

— Кто так сказал?

— Эква-пырись сказал.

Купец собрал вместе главных судей, главных попов, стал говорить:

— Пойдемте к Эква-пырисю, убьем его.

Главные попы говорят:

— Пойдем убьем. Убив, хорошенько его отпоем, пусть после него не будет такого человека.

Все главные попы, и главные начальники, и главные купцы пошли к Эква-пырисю убивать его. Приходят к Эква-пырисю. Послали солдата:

— Позови Эква-пырися.

Пришел солдат к Эква-пырисю:

— Эква-пырись, попы да купцы тебя звали.

Эква-пырись вышел на улицу. Пришло так много народа!

Эква-пырись их спрашивает:

— Зачем пришли?

Они говорят:

— Мы пришли тебя убить.

Эква-пырись говорит:

— Сегодня меня убить нельзя. Потому нельзя, что сегодня облачный день. Если сегодня убьете меня — был я один вор, после меня опять будет много воров. Завтра будет ясный день. Тогда меня можете убить.

Старший поп говорит:

— Верно, пойдем домой. Завтра придем.

Попы, купцы, начальники пошли домой. Эква-пырись вошел в дом:

— Бабушка, меня начальники чуть не убили.

— Сынок, почему не сказал мне?

Бабушка стала копать в переднем углу дома. Вынула стрелы, луки, сабли, кольчугу. В дом вошел солдат:

— Скорее, тебя попы звали.

— Скажи: я с бабушкой целуюсь.

Солдат вышел.

— Эква-пырись так сказал: "Погодите, я с бабушкой целуюсь".

Старший поп говорит:

— Эква-пырись знает, что пришла ему смерть.

Эква-пырись оделся, снарядился. Взял саблю, взял пику, взял стрелу и лук. Вышел на улицу, крикнул:

— Вы пришли?

— Пришли.

— Я взял одну лавку, полную товара. Если теперь не привезете ко мне две лавки, полные товара, всех вас убью, ни одного человека не отпущу.

Они испугались. Все попы стали умолять. Эква-пырись говорит:

— Если не привезете завтра до вечера ко мне две лавки, полные товара, всех вас перебью.

Все купцы, попы начали говорить:

— Мы привезем тебе.

Привезли Эква-пырисю две лавки, полные товара. Бедный народ идет к Эква-пырисю ночью, идет днем. Эква-пырись раздает днем и ночью бедному народу две лавки, полные товара.

Эква-пырись говорит бабушке:

— Я схожу в город.

— Сынок, надолго не ходи.

Вышел на улицу. Куда была его голова, куда была его шея — туда и пошел. Долго шел, коротко шел. Явился к царскому городу, к божьему городу. Зашел в божий дом, в царский дом. Царь говорит:

— Эква-пырись, земля-то — далекая земля, а о тебе слыхали. Носящим ли зверем принесен ты, поднимающим ли зверем поднят ты?

— Растущий человек когда приходит в одно и то же место?

Царь говорит:

— Что нужное ходишь ищешь?

— Я хожу и ищу место для найма.

— А что умеешь делать?

— Что делать? А все умею.

— Эква-пырись, умеешь воду носить?

— Не умею.

— Лошадей умеешь поить?

— Не умею.

— Эква-пырись, умеешь лошадей и коров караулить?

— Не умею.

— Эква-пырись, ты только что говорил — умею. Что же умеешь делать? Вино умеешь пить?

— Умею.

— Хозяином умеешь быть?

— Умею.

— Эква-пырись, хозяином по охране лошадей будешь?

— Буду.

Эква-пырись стал хозяином по охране лошадей. Лошади все разжирели. Царская дочь приходит к своему отцу:

— Батюшка, какого хорошего хранителя лошадей ты нанял. Все наши лошади разжирели.

Царь пошел в конюшню, смотрит: верно, оказывается, разжирели лошади. Царь пришел к Эква-пырисю: Эква-пырись спит. Царь смотрит на Эква-пырися. У Эква-пырися такая одежда, что лучше царской. Царь потихоньку вышел. Пришел домой. Стал думать: "Какого человека позову сегодня в гости?" Царь говорит своей старшей дочери:

— Ты сходи позови сюда Эква-пырися.

Царская дочь пошла. Пришла к Эква-пырисю:

— Эква-пырись, батюшка мой тебя зовет.

— Иду.

Пошел к царю. Эква-пырись с царем поздоровался. Царь говорит:

— Садись. Чай будешь пить?

Эква-пырись сел. Разговаривают.

— Одежда у меня плохая, как же я буду у тебя пить чай?

Царь говорит:

— Эква-пырись, не бойся, не бойся.

Приготовили стол с пьяной едой, с медовой едой. Во время еды и питья царь его расспрашивает:

— Эква-пырись, где ты еще работал в прежнее время?

— Да, работал.

— У кого?

— У главного купца работал.

— Как называется место, где ты работал?

— Я работал на берегу Ледовитого моря.

Царь стал думать.

— Как тебя звать, Эква-пырись?

— Я не имею имени, хорошего имени: мое имя — Хитрый Ванька.

Эква-пырись выпил вина столько, что опьянел.

— Бог мой, батюшка, царь мой батюшка! Я имею одно слово: можно или нет походить?

— Можно, — говорит.

Эква-пырись встал. Руки за спину заложил. Ходит.

— В какую землю Эква-пырись придет, в той земле деревья растут и вода прибывает.

Царь стал думать: "Этих слов я не могу понять". Эква-пырись сел. Царь стал говорить:

— Эква-пырись, какие ты слова говорил, я не понял их.

Эква-пырись говорит:

— Такое это дело, этому делу только детям учиться.

Царь опять не понял. Эква-пырись говорит царю:

— Я пойду проведаю моих лошадей. Бог мой батюшка, царь мой батюшка! Поел я до отвала, попил я до отвала.

Эква-пырись пошел. Пришел к лошадям. Проведал лошадей. Пошел, лег спать.

Царь стал думать: "Эква-пырись очень опьянел, надо его проведать". Послал старшую дочь:

— Проведай Эква-пырися.

Царская дочь пошла, пришла к Эква-пырисю. Эква-пырись спит: такой красивый! Человек лежит на этой користой земле — такой человек, какого она никогда не видела. Царская дочь тихонько вышла. Пришла домой. Говорит своему отцу:

— Эква-пырись хорошо спит.

Долго жил царь, коротко жил. Царскую дочь пришли сватать из другой царской земли. Царская дочь повесила кольцо на высоту тридцати печатных сажен. Царская дочь стала говорить:

— Кто достанет мое кольцо, за того человека я пойду.

Собрались купеческие сыновья. Как ни доставали, никто достать не мог. Пришел Эква-пырись. Стал говорить:

— Пустяковое дело. Это можно достать большим пальцем и мизинцем.

Царские сыновья, купеческие сыновья стали смеяться. Эква-пырись подпрыгнул. Достал кольцо. Ничего не сказал и пошел домой. Царь посмотрел из окна. Кольцо его дочери Эква-пырись достал. Царские сыновья, купеческие сыновья смеются:

— Эква-пырись, сопли у него наружу, не следует ему сидеть за царским столом.

Царь собрал свой народ.

— Эква-пырися, — говорит, — позовите. Надо свадьбу пировать.

Эква-пырися позвали. Одежды у него плохие. Посадили его рядом с царской дочерью. Начальники смотрят: "За какого человека царская дочь пошла!" Купеческие сыновья стали смеяться:

— Какой муж у царской дочери!

Эква-пырись говорит царю:

— Бог мой батюшка, царь мой батюшка! Можно или нет походить?

— Можно, зять-герой, зять-богатырь.

Начальники думают: "Вот какого нашел ты зятя-героя, зятя-богатыря". Эква-пырись встал. Взад-вперед ходит.

— Бог мой батюшка, царь мой батюшка! В какую землю Эква-пырись придет, в той земле деревья растут, и земля растет, и вода прибывает.

Царские начальники все стали думать: "Вот какого умного зятя нашел".

Эква-пырись спрашивает:

— Царь мой батюшка, царь мой отец, можно или нет — я схожу надеть мои одежды?

— Можно.

Эква-пырись пошел. Купеческие сыновья говорят:

— Посмотрим, какие у Эква-пырися одежды.

Эква-пырись пришел. Подошел к царской дочери. Царская дочь встала.

— Бог мой батюшка, царь мой батюшка! Вот мне богом назначенный супруг.

Они целуются, обнимаются. Рядом сели. Царские начальники стали говорить:

— Вот зятя так зятя нашел наш царь! И нам по мысли пришелся.

Купеческие сыновья, царские сыновья смотрят: Эква-пырись то ли прирожденный герой, то ли прирожденный богатырь. Царская дочь говорит своему отцу:

— Настало время венчаться.

Царская дочь оделась, снарядилась. Обвенчались. После венчания пьяную еду, медовую еду ночь пили, день пили. Со свадьбой покончили. Начальники говорят:

— Зять наш герой, зять наш богатырь! Ели мы до отвала, пили мы до отвала.

Долго жил, коротко жил Эква-пырись. Говорит царю:

— Напала на меня дума о земле моей. Напала на меня дума о воде моей.

Царь говорит:

— Зять-герой, зять-богатырь, я тебя не держу. Раз думаешь, так и поезжай.

Эква-пырись сидит со своей женой. Царская дочь своему мужу говорит:

— Так ты дорог моему сердцу! Когда ты был в конюшие, я приходила, смотрела на тебя. С того времени ты дорог мне стал.

Эква-пырись с царской дочерью целуются, обнимаются. Когда они так сидели, вошел царь.

— Зять-герой, зять-богатырь! Я приготовил одну баржу, полную денег, одну баржу, полную дорогого сукна, дорогого шелка. Приготовил пароход со всеми людьми.

— Бог мой батюшка, царь мой батюшка. Шел я в одном месте пешком, в одном месте ехал на лодке. Как же мы сумеем на пароходе уехать?

Царь говорит:

— Не бойся. Я назначил таких людей — они найдут твою землю. Ты на пароход сядешь и не выходи с парохода до приезда домой.

Царская дочь оделась, снарядилась. Говорит своему отцу:

— Вот мне богом назначенный супруг.

Целуются, обнимаются царь со своей дочерью. Эква-пырись с царской дочерью сели в нарты — семь лошадей в упряжке. Приехали к пароходу. Пристань вся устлана красными сукнами. Эква-пырись с царской дочерью идут, взявшись за руки. Вошли на пароход.

Эква-пырись ночь проводит, день проводит. Пароход пришел в город, где живет Эква-пырись. Начальник парохода сделал пристань. Туда собрались люди. Смотрят: вся пристань выстлана красным сукном. Люди говорят:

— Какой это важный царь приехал?

Все сняли шапки. Эква-пырись показался с парохода. Идут с царской дочерью, взявшись под руку. Люди стали кричать:

— Наш бог, наш царь приехал!

Эква-пырись пришел домой. Сделал богатую свадьбу, чтобы всей деревне наесться, всему городу наесться. Когда ели-пили, их царь говорит:

— Эква-пырись, в песнях прославленный человек, в сказках прославленный человек, ты садись царем, я буду помощником.

Царь встал, народу говорит:

— Эква-пырись пусть сядет царем, я буду помощником.

Люди кричат:

— Эква-пырись сел на земле хорошим царем.

В обитаемой Эква-пырисем героической земле, богатырской земле сел человек, прославляемый в песнях, сел человек, прославляемый в сказках. И теперь счастливо и благополучно живет.

142. Как Эква-пырись Русского Богатыря победил

Тетка Эква-пырисю сетки связала:

— Племянничек, съезди, поставь сетки.

— А в какую сторону поехать бы мне?

— Кверху по Оби поднимись немного. Там в стороне от берета озеро есть. Поставь на то озеро.

Эква-пырись сетки в лодку сложил, сел и поехал. До озера добрался, сетки расставил. Сам про себя думает: "Поднимусь-ка еще немного дальше по Оби, места посмотрю". Долго ехал, коротко ехал, видит — мыс. Против мыса народу много собралось. Калданят. Эква-пырись туда подъехал и свой калдан в воду пустил.

Иные из людей говорят:

— Эква-пырись, ты зачем сюда приехал? Если наш хозяин тебя увидит, убьет. Он беда какой худой!

Иные говорят:

— Да пусть калданит, чего к нему привязались?

Эква-пырись рыбы наловил, домой вернулся. Тетка говорит:

— Ты что так долго ездил?

— Я по Оби далеко был. Народу там сколько. Калданить весело.

— Мало что весело? Не езди туда. Еще беда какая случится.

Эква-пырись наутро встал, опять на то же место отправился.

Весь день калданил, больше всех добыл. Иные, это видя, завидовать стали.

— Мы, — говорят, — хозяину скажем, что ты здесь рыбу ловишь, тогда тебе худо будет. Наш хозяин беда какой злой!

— Какой же он, ваш хозяин?

— А вот какой: когда ему волосы чесать начинают, один волос только плохо положат, он тому человеку голову отрубает!

— Э, какое дело! — Эква-пырись говорит. — Так вы ему скажите: Эква-пырись волосы чесать очень хорошо может. Завтра, скажите, приду. А как вашего хозяина зовут?

— Наш хозяин — Русский Богатырь.

Эква-пырись домой вернулся, тетке говорит:

— Я завтра на Русского Богатыря пойду.

— Не ходи, племянничек, убьет он тебя.

— Не убьет. Дай мне твой нож.

У тетки большой русский нож был. Этот нож она Эква-пырисю отдала. Эква-пырись нож взял, точить его начал. День, два точит, наконец кончил. Веточку на лезвие положит — веточка поводам перерезается. Травинку на лезвие положит — травинка перерезается. Так остро выточил!

Утром вместе с теткой поехал. На место приехали, он тетку на другом берегу оставил.

— Ты здесь будь, — говорит. — Когда увидишь, что на яру народ собирается, тогда веслом об лодку стучи сильнее.

Сам через Обь переправился, в городок пошел. В самый большой дом зашел. Видит: три человека сидят, все на одно лицо. Спрашивает:

— Русский Богатырь где?

— А зачем тебе?

— Я ему волосы чесать пришел.

— Русский Богатырь — я, — один отвечает. — Ну, пришел, давай чеши.

Эква-пырись волосы расчесывать начал.

Волос к волосу кладет, не дернет ни разу. У богатыря на голове железный шлем надет. Эква-пырись говорит:

— Ты шлем кверху сдвинул бы, а то чесать невозможно.

Долго, коротко причесывал его Эква-пырись, только слышит: тетка на том берегу об лодку стучать стала.

— Стой, подожди! — Русский Богатырь крикнул. — Никак, враги идут!

— Верно, что-то слышно, — товарищи его сказали. — Послушай-ка хорошенько.

Русский Богатырь прислушался:

— Слышно, шумит там что-то.

Товарищи посмотреть на улицу выбежали, Эква-пырись с богатырем один остался. Волосы чесать продолжает.

— Снял бы ты шлем совсем, — богатырю говорит, — чесать невозможно. Что ты среди своих боишься?

Русский Богатырь шлем снял. В этот момент Эква-пырись долго точенный нож свой выхватил, богатыря по горлу хватил. Голова напрочь отлетела. Безголовое тело за ноги схватил, из дома выскочил, товарищей Русского Богатыря побивать стал. Половину городка развалил, половину всего народа перебил. Другие кто куда поразбежались.

Так Эква-пырись Русского Богатыря победил и людей его прочь прогнал.

143. Сказка о Миленьком

Однажды было такое дело: нигде не было суда. Появились такие начальники: ездит, приедет в поселок, войдет в дом, сядет и говорит:

— Здравствуйте! Десять белок!

Вешают ему на ногу десять белок. Кто не имеет десяти белок, пусть не здоровается. Бедный народ думает: "Есть ли где какой-нибудь царь? Сходить как-нибудь туда".

И никто не знает, есть где-нибудь царь или нет. Очень тяжело было жить мансийскому народу. Один человек думает: "Сходить бы мне куда-нибудь". Собрал народ. Оделся покойником и лег. Говорит своей жене:

— Ты сиди до утра. Когда появится утренняя заря, держи меня за конец большого пальца ноги. Когда начнет шевелиться, скорее меня буди.

Кончил речь свою и уснул. Когда спал, то видел, как нужно пойти, и что царю отнести, и о чем будет царь расспрашивать — все видел. Ходить придется семь лет, семь зим.

Люди сидят всю ночь. При появлении утренней зари он пробудился при звуках сангквалтапа. Конец большого пальца ноги пошевелился, разбудили его. Начал рассказывать, что видел во сне. Потом начал собираться в путь и пошел. Пришел в Березов, нанялся к купцу в работники. Работая там, добыл черно-бурую лисицу. Когда шел из дома, то захватил с собой черного соболя. Прожил зиму и лето, пошел дальше.

Долго шел, коротко шел. Пришел в царский город. Встретил одного человека. Оказывается, царский помощник. Тот говорит:

— Ты живи у меня, далеко не ходи, потеряешься.

Стал жить у царского помощника. Соскучился. Вышел. На улице народу так много ходит — конца не видно, в лесу столько комаров нет. Стоит там и не знает, куда ушел. Встретил одного купца. Купец говорит:

— Пойдем ко мне в гости.

Пошли. Пришли в дом купца. Открыл купец одну дверь:

— Давай заходи туда. — И толкнул вперед.

Куда-то покатился и упал. Темнота, ничего не видно. Смотрит — какие-то кости. Ощупывает их — человеческие кости. На улицу смотрит — виден маленький просвет. Взял кость от человеческого бедра и стал стену ковырять. Ковырял, ковырял — голова его стала проходить в просвет. Снял свои одежды, положил их наружу и высунул голову на улицу. Бился, бился, все тело его саднит. Очутился на улице. Назад в дыру смотрит: купец идет с огнем. Поискал его — нет, куда-то ушел.

Надел свои одежды. Очень устал и очень перепугался. Там, на улице, в стороне, нашел кучу бревен. Туда спрятался. Подъезжают сани с тремя запряженными лошадьми. Подъехали к дому, остановились. Вышел главный начальник, и он поднялся.

— Эй, куда ходил?

— Я никуда не ходил. Выл в этом доме. Меня сюда запирали. Начальник взял и записал дом на бумагу. И поехали домой.

Начальник говорит:

— Мне было дано тебя искать только три часа. Если бы я тебя не нашел, мою голову срубили бы.

Говорит:

— Завтра поедем к царю.

Он дал главному начальнику одного соболя.

— Пойдем к царю.

Пришли к царскому дому, начальник говорит ему:

— Войдем, ты не бойся. Куда я пойду, и ты туда ступай.

Вошли. Смотрит: пол, как золото. Смотрит: спутник его словно в воду погрузился. Он не хочет идти. Черно-бурую лисицу повесил на шею. Пошел к царю. Одной рукой отдал ему черно-бурую лисицу, другой рукой с царем здоровается. Царь говорит:

— Садись, Миленький.

И стал говорить:

— Вот, Миленький, среди многой различной еды какая еда самая полезная?

Миленький говорит:

— Вода да соль самые полезные.

Царь опять говорит:

— Какая одежда самая теплая?

Миленький говорит:

— Из одежды трава самая теплая.

Царь говорит:

— Сколько стало тому, как яры снегом покрылись?

Он говорит:

— Стало шесть-семь лет.

И говорит царь:

— Сколько стало лет, как реки-ручьи течь стали?

Он говорит:

— Стало шесть-семь лет, как потекли реки-ручьи.

Царь опять говорит:

— Умеешь щипать утиное перо, гусиное перо?

Он говорит:

— Если было бы такое дело, сумел бы.

Царь говорит:

— Если умеешь, оставайся здесь.

Царь пошел в другую комнату. Два царских помощника говорят:

— Миленький, скажи, что царю сказал.

Миленький взял в руки свою шапку и говорит:

— Наложите мне полную шапку золотых денег, я скажу.

Наложили ему полную шапку золотых денег.

— Теперь, Миленький, скажи, какие же слова?

— Вот что я вам скажу: если умеешь обманывать, это и значит — щипать гусиное перо, утиное перо.

После этого главный начальник говорит:

— Давай выйдем.

Вышли, смотрят. Схватившего его вчера купца привели сюда. Вместе с ним много его родственников, всех привели сюда. Все они ели человеческое мясо. Они очень много обманывали бедноту, и они очень много убивали. Главный начальник говорит:

— Вот, — говорит, — если бы я тебя не нашел, они и тебя убили бы.

Их взяли и всех посадили в тюрьму. После этого Миленький собрал всех бедняков и нищих. Наменял мелочи: три копейки, пять копеек. Наложил мелочи полнехонько в мешок. Раздал все деньги беднякам. Говорит царю:

— Я хочу, пожалуй, домой идти.

Царь говорит:

— Ладно, ступай.

Дали ему двух солдат. Царь говорит:

— Домой придешь, станешь жить князем, хозяином на своей собственной земле.

И дал княжеские одежды. Оделся Миленький и собрался идти. Вперед тогда шел, — может быть, лет около десяти. Теперь пошел — быстро домой пришел, все равно что в час. Никуда не ходил, и никакая власть о нем не знает.

Настало лето. Однажды снизу пришла лодка. Приехал главный начальник. Вынесли его прямо на берег в суконной люльке. Вошли в дом. Ищут хорошую рыбу. Сварили рыбу, ели, пили, собрались идти. Миленький говорит:

— Я вам помогу поднимать.

Они говорят:

— В воду уронишь.

— Нет, не уроню.

Поднял его, понес. Дошел до середины сходен — до берега столько же и до лодки столько же. С середины сходен бросил его и воду. С этим и пошел на берег. Вошел в дом. Надел княжескую одежду, два солдата тоже поднялись. Казаки отворили дверь, чтобы войти. Смотрят в дом: князь сидит. Испугались. Дверь захлопнули и убежали. Он вышел на улицу, они едут. Начальник на корму сел, казаки гребями гребут. С этим и уехали.

144. Женщина-богатырь

В Няксимволе семь братьев живут, восьмая сестра. У сестры косы медными птичками украшены. Однажды старший брат баловаться начал, взял лук, пустил стрелу, одну птичку сбил. Девушка вначале ничего не заметила, да другие два брата над ней смеяться стали. Тогда она рассердилась, лук вырвала, натянула его так, что он пополам переломился. Тогда четвертый брат свой лук схватил, стрелу пустил, сразу семь птичек сбил.

— Ну что ж, — сестра сказала, — ешьте их, если голодны так. Но потом в лес пойдете, чтобы вам ни одного зверя, ни одной птицы не добыть!

Вскоре тяжелое время настало. Братья в лес пошли, ничего не добыли. Сколько ни лесовали, ни одного косача найти не могли. Ни зверя, ни птицы в лесу не стало. Исхудали братья, из сил выбились. Истощились запасы в чамьях, настал голод.

Однажды сестра у младшего брата панцирь попросила. Надела его, лук и стрелы взяла и пошла в лес. К верховому Уралу сходила, по низовому Уралу прошла[378], ничего не нашла. На самый конец хребта вышла. Однажды смотрит, видит: вдали семь оленей пасется. А еще видит: с другой стороны к этим же оленям семь ненцев подкрадываются.

— Нy, вам этих оленей убить, пожалуй, не выйдет, — девушка про себя сказала, — скорее я убью!

Стрелу пустила, всех семерых оленей одной стрелой положила. Подошла туда, шкуры обдирать принялась. Пока обдирала, ненцы подошли. Подошли и говорят:

— Ты зачем наших оленей убил?

— Если они ваши были, почему сами вовремя не убивали?

Слово за слово, ненцы разозлились, ругаться начали. Девушка долго слушать не стала, схватила лук, размахнулась им, ударила и зараз шестерых ненцев прикончила. Седьмой бороться с ней схватился. Долго боролись, наконец девушка упала. Ненец нож вынимает, прирезать ее хочет.

— Если бы я мужчина была, — девушка тут сказала, — ты меня повалить не смог бы.

При этих словах ненец на нее взглянул, видит: конец женской косы из-под шапки выбился.

— А ты и верно женщина! — крикнул он. — Ну, я тебя убивать не буду, отпущу. А хочешь — иди за меня замуж.

— Ладно, согласна.

Девушка уговорилась с ненцем, что он за ней летом придет. Прощаться стали, девушка спросила:

— А тебя, ненец, как звать?

— Я, — отвечает, — Аут-отыр[379]. Мой чум на низовом Урале, у Щучьей реки, стоит.

Аут-отыр уехал. Девушка, одна оставшись, убитых ненцев на куски изрезала, их мясо с мясом четырех оленей перемешала.

Недалеко от того места ненцы, старик со старухой, чумом стояли. Девушка к ним сходила, мясо отвезти велела.

— Эти десять туш отдельно положите, — сказала, — с теми тремя тушами не смешайте, в одну кучу не свалите!

Ненцы мясо в Няксимволь повезли. В Няксимволь приехали, девушка трех оленей тем трем братьям отдала, что над ней не смеялись.

— Вот вам, берите, — сказала. — А к тем братьям, если вас мясо есть к себе звать будут, не ходите.

— Ладно, если говоришь, так не пойдем.

Другим четырем братьям с человеческим мясом мешанную оленину отдала.

— Нате, ешьте. Я, если бы мужчиной была, еще не столько добыла бы.

Братья ничего не заметили. Знай себе, варят да едят. Почти все кончили, когда разобрали, каким мясом их сестра накормила! Со стыда в Няксимволе и жить не остались, в разные стороны разбрелись. Сестра с тремя братьями осталась. Вскоре и еще одни брат на новое место жить ушел.

Долго жили, коротко жили, однажды весна настала. Лед по реке плывет. Верхнеобский Богатырь с товарищем через Вор-я-реку на Тайт-реку в Няксимволь — пришли. Девушка для них лучшего мяса сварила. Гости поели, попили и спать легли. Утром встали. Богатырь товарища на улицу вызвал:

— Послушан, приглянулась мне эта девушка, я посвататься хочу. Зайди спроси!

Товарищ в дом вошел, спрашивает братьев:

— Мы свататься пришли, что скажете?

— Что же ты нас спрашиваешь? Мы разве ей хозяева? Захочет — пойдет. Ее спроси.

Сестра согласилась. Сговорились, что на следующую весну за ней приедут. Сговорились, распрощались, богатырь с товарищем домой ушли.

Вскоре после того приехал Аут-отыр за своей невестой. Девушка жениха встретила и, как пообещала, собралась и с ним на низовой Урал отправилась. После их ухода Верхнеобский Богатырь за невестой пришел. Пришел, а невесты-то нет.

— Куда ушла? — спрашивает.

— С Аут-отыром уехала.

— Как так — уехала? Наверное, вы сами ее отдали!

— Нет, мы ее не отдавали, сама ушла.

Верхнеобский Богатырь не поверил, бить их начал. Но спине стукнет — ничком падают, в грудь ударит — на спину валятся. Избил и уехал.

Женщина с Аут-отыром два лета, две зимы жила. Дочь у нее родилась. А под конец жена с мужем плохо жить стали. Жена все ворчит, все бранится. До самой ночи, пока девочку спать не уложит, все лишь ругается.

— Что ты без дела все бранишься? — Аут-отыр спрашивает.

— Три года стало, как я за тебя, богатого человека, вышла, а хоть бы одно поленце на оленях привезла, все на себе дрова таскаю!

— А кто ж тебе не дает на оленях возить! По своему желанию на ручной нарточке возишь. Вон, гляди, какое стадо ходит. Каких только надо, скажи, я поймаю!

— Ну, на таких я разве поеду?

— Каких же надо?

— Тех твоих трех быков, что ты в железной упряжке держишь, в железную нарту запрягаешь. Тех поймай!

— Куда ж тебе с теми справиться?

— Ты справляешься, а я, что ли, не справлюсь?

— Куда ехать-то хочешь?

— Гнилушек в люльку набрать надо.

Аут-отыр поднялся, тридцатисаженный железный аркан взял, быков ловить вышел. Пошел, в железную нарту запряг, жене говорит:

— Работницу с собой возьми, она ребенка покараулит.

— Возьму.

На нарту сели.

— Ребенка не покалечь, — Аут-отыр сказал.

Жена не ответила, вожжу взяла, быков хореем ударила. Быки сорвались, помчались. Нарта по кочкам лишь прыгает. Женщина хореем по вожже ударила. Передовой головой замотал, тише побежал. Вскоре нарта с глаз скрылась. Аут-отыр стоит, думает: "Когда, бывало, я на этих оленях ездил, где проеду — гористые места долинами становились, долины холмами покрывались".

Женщина, на нарте сидя, назад обернулась, видит: чум скрылся. Оленей остановила, вожжу к нарте привязала. Потом работницу за волосы схватила, потрясла, та в клубок ниток превратилась. Клубок в карман сунула. Затем девочку потрясла, в клубок превратила и тоже в карман положила. Хорей в руки взяла, оленей ударила, крикнула:

— Эй, вы, дохлые звери, матерям лишь вашим дорогие! Если вы быстро теперь не побежите, как, бывало, у Аут-отыра бегали, когда землю на куски разбивали, если теперь так не побежите, кожу я с вас сдеру!

Вожжу дернула, на нарту вскочила и понеслась. От мужа убегает.

Аут-отыр дома сидит. День кончился, ночь настала, жены все нет. Понял тогда, что убежала она от него. Вышел из чума, железной гагарой обернулся и вдогонку за пей пустился.

Так убегая, женщина день и ночь едет. Однажды оглянулась, видит: муж ее, Аут-отыр, в образе железной гагары за ней гонится. Приближаться стал, женщина девочку из кармана вытащила, в сторону бросила.

— Оставайся здесь на вечные времена! — крикнула. Девочка на землю упала, в камень превратилась. Теперь на том месте высокая гора стоит.

Тем временем Аут-отыр жену настигает. Та вожжу бросила, с нарты соскочила, соболем обернулась. Дальше бежит. Гагара все ближе да ближе нагоняет. В тот миг, когда вплотную подлетела, соболь меж камней скрылся. Аут-отыр камни разбрасывать начал, землю рыть стал. Три года рыл. Урал насквозь прошел. В одном месте гнездо соболиное нашел. Еще теплое. Видать, соболь только что убежал. Дальше ищет, дальше роет, все напрасно. Так ни с чем и вернулся домой.

В то же время женщина в Няксимволь пришла. Братья говорят:

— Зачем вернулась?

— А вам до того дело какое? Вернулась, и все. Вы мне хозяева, что ли?

— Из-за тебя Верхнеобский Богатырь нас чуть до смерти не забил! Едва спаслись.

— Много не разговаривайте, ни к чему это, — сестра отвечает.

Братья замолчали. Что еще делать? Живут. Однажды сестра говорит:

— Ну, весна пришла. На низ поедем.

— А что нам там искать?

— Нет, поедем. Вам промышлять уж лень стало?!

Делать нечего. Братья лодку готовить стали. Собрались и поехали. На Оби, в Лор-уса, на промысел остановились.

Аут-отыр как-то услыхал: жена его с братьями промышлять приехали. Людей собрал и войной на них пошел. Однажды ночью, перед рассветом, Аут-отыр на стойбище напал. Братья кольчуги надели, луки, стрелы схватили, из шалаша выбежали. Выбежали, смотрят: народу собралось — конца не видно. Деревьев меньше, людей больше! Биться начали. День бьются, другой бьются. Братья — вдвоем, Аут-отыр — с воинами своими. С тех нор как сражаться начали, четыре дня, четыре ночи прошло. Аут-отыр думает: "Отдохнуть бы немного: столько времени без сна бьемся!"

Братья в то время говорят:

— Аут-отыр, зять, передохнуть бы немного?

— Я тоже об этом думаю.

Приостановились, братья к себе в шалаш вернулись. Сестра младшая брату говорит:

— Снимай скорей кольчугу.

Тот снял. Женщина ее на себя надела.

— Лук, стрелы давай!

— Куда ты собираешься?! — старший брат кричит. — Мы вдвоем устоять не можем, где ж тебе справиться!

— Бессильные вы! — сестра ответила, лук, стрелы схватила, на улицу выскочила.

Воины Аут-отыра только присесть успели, слышат: "Вставайте, живо! Биться будем!"

— Ха! Мы и не отдохнули вовсе!

— А мы так хорошо выспались.

— Товарищ твой где?

— Мой товарищ сбежал!

— Тэ-э[380]! Ну, так начнем.

Снова биться начали. Женщина стрелу как пустит, люди одна за другим валятся. Каждая стрела широкую дорогу оставляет. Но каждой ложбине кровь ручьями стенает.

Долго бились, коротко бились, женщина всех перебила. Аут-отыр с двумя товарищами убежал. Воины все полегли, только эти трое спаслись. Женщина их преследовать пустилась. В одном месте видит: двое в одну сторону побежали, третий — в другую. За двумя погналась. Настигать стала. Аут-отыр на бегу обернулся — догоняет.

— Беги скорей! — товарищу крикнул.

В это время стрела просвистела, товарища насквозь пронзила. Тот на землю покатился. Аут-отыр дальше один бежит. Оглядывается, видит: настигает его богатырь. Один раз, оглянувшись, заметил: у того из-под шлема серьга виднеется. Тут только понял, что жена за ним гонится! Остановился.

— Отцом и матерью съеденная, дохлая тварь, я думал — и верно это брат твой, а это ты, собака! На тебя и стрелу жалко тратить, кулаком убью!

— Да и я в тебя стрелять не стану и так пришибу!

Бороться схватились. Аут-отыр скоро свалился.

— Ащ[381], — жена говорит, — мужчиной если б была, пожалуй, не справилась бы с тобой!

Нож вынула, прирезать его собирается.

— Сделай милость, отпусти меня, не убивай, милая женщина, отпусти!

— И верно, что тебя, собаку, убивать?!

За ворот его схватила, потрясла и прочь кинула.

— Ну, иди! Больше мне на глаза не попадайся! Я на тебя зла не буду иметь, и ты на меня не сердись.

— Спасибо, — Аут-отыр отвечает, — что хоть живым отпустила. Товарищей моих всех перебила, один я остался. Ну, и то ладно!

На этом и разошлись. Женщина домой вернулась. Видит: братья ее сидят, плачут.

— Вы чего это плачете? — спрашивает их.

— Мы думали: уж убили тебя.

— Ну, не такому человеку меня убивать!

Братья успокоились, опять за промысел взялись. Живут, рыбу добывают. Однажды утром видят: у берега, где лодки привязаны, два чирка плавают. У чирят головы сшиблены, на воде тут же стрела качается. Вверх смотрят братья и вниз смотрят — ничего не видно. В шалаш вернулись, говорят:

— Откуда это стрела прилетела? У обоих чирков головы отбиты.

Сестра ведра взяла, по воду отправилась. К реке подошла, сквозь бахрому платка[382] вверх по реке взглянула. Видит: сверху лодка плывет, два человека уток промышляют — Верхнеобский Богатырь со своим товарищем. Женщина воды зачерпнула и обратно пошла. Дома братья все толкуют, откуда стрела взялась.

— Ты ничего не видела? — сестру спрашивают.

— Верхнеобский приятель ваш с товарищем уток промышляет.

— Тэ! А мы, сколько ни смотрели, никого не видели.

К реке пошли, вверх смотрят. Сколько ни глядели, никакой лодки не увидели. Вернулись, говорят:

— Никакой лодки нет.

— С такими-то глазами, как у вас, разве что увидишь!

На берег вышла сестра, сквозь бахрому платка посмотрела. Лодка как тут плывет, видно, как веслами люди загребают, разговор слышен. Верхнеобский Богатырь говорит:

— Что это за поселок незнакомый виднеется? Живет ли кто там? Смотри-ка, у лодок люди ходят.

В это время оба брата тоже на берег вышли. К сестре подошли. Вдали, чуть видно, весла на солнце поблескивают.

— Ну, из такой дали чирков убили! — братья удивились. Немного погодя лодка подъехала. Люди чирков своих взяли.

— Послушай, выйдем на берег, посмотрим, что за люди живут.

— Ну что же, зайдем.

К берегу причалили, из лодки вышли. Видит Верхнеобский Богатырь — это его родственники нареченные. И невеста тут же стоит.

— Давай в сторону отойдем, — богатырь товарищу шепнул.

Отошли. Богатырь говорит:

— Зайди к ним, спроси, отдадут сестру или нет?

Товарищ в шалаш зашел, спрашивает:

— Люди, сестру отдадите или нет?

— Милый дружок, а мы-то тут при чем? Вот как в прошлый раз виделись, договорились, а она с другим человеком уехала. Из-за нее тогда чуть живы остались. И теперь вдруг пообещаем, а она опять куда-нибудь скроется. Твой товарищ тогда, пожалуй, нас и вовсе убьет. Сам, если столкуется, пусть берет. Разве мы ее держим? Если захочет — пойдет с ним, мы перечить не станем.

Сват к товарищу вернулся.

— Ну, что говорят? — тот спрашивает.

— Да, говорят, пусть идет, если хочет. Думается мне, что не хотят отдавать.

— Ну ладно, поедем! Пусть остаются.

В лодку сели, поехали. В одном месте видят: на берегу женщина сидит. На голове у нее платок шелковый с бахромой.

— Кто это сидит? — товарищ Богатырю говорит.

— Правь на другую сторону, — Богатырь отвечает.

Тот лодку повернул, спрашивает:

— А ты не видал, кто это был?

— Нет.

— Невеста твоя долго сватанная.

— Тэ! А я и не узнал ее.

— Возьмем ее в лодку? — товарищ спрашивает.

— Довольно, кэй[383]. Пусть остается, не надо.

— Меня возьмите! — женщина кричит.

Не стали ее слушать, уехали. Так и осталась. Долго ехали, коротко ехали, опять ту же женщину на берегу увидали.

— Посмотри, снова сидит! — товарищ Богатырю говорит. — Возьмем ее, такая настойчивая женщина!

— Не надо, довольно о ней, правь на ту сторону.

Едут дальше. Немного проехали — опять сидит!

— Давай возьмем ее, — товарищ упрашивает. — Уж очень настойчивая.

— Хватит, поворачивай к тому берегу, надоела она!

Женщина осталась.

— Ну, подождите, — говорит.

Платок с головы сдернула, над водой потрясла. Вода вся загорелась. Обь во всю ширину огнем запылала.

— Эй, греби скорей! — товарищ кричит. — Огонь сзади, спалит нас.

— Не бойся, — Верхнеобский Богатырь ответил.

Веслом по воде туда-сюда поводил, огонь погас. Женщина, увидев это, крикнула:

— Ну, подождите! Когда я в ваш поселок приду, там от домов щепки одной не останется, котел сварить не на чем будет!

Верхнеобский Богатырь обернулся, посмотрел, ничего не сказал. Спиной к ней повернулся, дальше гребет. Домой приехали, живут там. Однажды с низовой стороны черная туча поднялась. Люди в городке говорят:

— Худая туча идет. Нижний плес потемнел совсем.

Ветер налетел, дома валить стал. Туча еще ближе подошла, из тучи вооруженный богатырь на землю соскочил. Люди в городке за оружие похватались, навстречу ему выбежали. Биться начали. Кого ударит богатырь, тот на две половинки распадается, кого заденет — кровью зальется. Товарищ Верхнеобского Богатыря с ним схватился. Долго боролся, наконец повалил.

— Тащите ремни! — кричат. Принесли ремни, руки-ноги богатырю связали, всего ремнями обвили. Люди товарищу Ворхнеобского Богатыря говорят:

— Спасибо тебе, от беды нас избавил.

В то время лежащий потянулся, напрягся — все ремни враз лопнули. На ноги вскочил, снова на людей набросился.

— Беги к вождю скорей. — народ товарищу Верхнеобского Богатыря кричит, — буди его! Пусть идет. Этот всех нас перебьет!

Тот побежал. Верхнеобского Богатыря будить стал:

— Вставай скорей!

— Чего ты набросился, зачем будишь?

— Неизвестный богатырь народ наш убивает, иди скорей!

— Иди прочь, спать хочется. Свяжи его, пусть лежит! Справиться с ним не можешь, что ли?

Товарищ Верхнеобского Богатыря из юрты вышел, к месту битвы побежал. Видит: пуще прежнего дерутся. Народу побито — счету нет. Кто в крови лежит, кто плачет, кто обессилел вовсе.

— Идет вождь?

— Да нет, спит!

Сам с пришельцем схватился. Долго боролся, все-таки повалил на землю. Опять веревками, ремнями лосиными сыромятными скрутил:

— Ну, теперь эти ремни пускай порвет!

Народ товарища Верхнеобского Богатыря окружил, за спасение благодарит:

— Вот спасибо! Эти ремни теперь не порвет!

Связанный лежит, дышит тяжело. Вдруг потянулся, напрягся — ремни все враз лопнули. На ноги вскочил, на людей набросился.

— Беги к вождю скорей! — народ товарищу Верхнеобского Богатыря закричал. — Пусть идет. Перебьет этот нас всех! От городка уж половина только осталась!

Тот побежал, Богатыря будит:

— Вставай скорей! От городка лишь половина осталась.

— Да нет, спать хочу. Свяжи его, пусть лежит.

— Ремни не держат. Связать нечем. Скоро всех людей перебьет.

— Ну, вон ремешок, свяжи им.

— Эй, послушай, такой ремешок где ж сдержит? Да и как свяжешь — короткий!

— Руки и ноги лишь свяжите.

Товарищ Верхнеобского Богатыря ремень взял, из юрты выскочил. На место прибежал, пуще прежнего дерутся. Сам с пришельцем схватился. Долго боролся, наконец на землю повалил. Вязать стали. Ремень короткий, руки в одном месте да ноги в одном месте связать лишь хватило.

Народ плачет:

— Такой ремешок его где удержит! Вскочит, всех прикончит!

Связанный лежит. Тяжело дышит. Потом потянулся, напрягся, вырываться стал. Ремень натянулся, как струпа звенит. Руки ремнем до костей прорезало — не рвется, держит. Наконец ослабел, рвать перестал, заплакал. В то время шлем с головы свалился, люди смотрят — женщина!

Все поразились, меж собой говорят:

— Вот так женщина-богатырь!

Женщина плакать стала. Руки, ноги ремнем изрезало. Верхнеобского Богатыря товарищ к нему пошел. Говорит:

— Однако, женщиной оказался!

— А ты сразу и не разобрал?

— Нет, я сначала не узнал. Это та, которая за нами тогда гналась!

— Ага. Я потому и не вставал, знал, что это она пришла.

Ну, женщина все лежит. Плачет-разливается. С тех пор как связали, семь дней прошло. Слушать надоело.

— Довольно, — Верхнеобский Богатырь товарищу говорит, — пойди отпусти ее. Если захочет, пусть ко мне идет. Женой возьму.

Тот пошел, развязал. У женщины руки, ноги ремнем изрезаны. Отпустил. Говорит ей:

— Вождь сказал: "Если хочет, пусть ко мне идет".

Женщина согласилась, пошла. К мужу пришла. Тот лежит, как лежал. Говорит ей:

— Городок весь развалила? Выйди на улицу, может, от домов хоть немного щепок осталось — огонь разжечь.

Женщина не отвечает.

— В прошлый раз ты грозилась: "В городок твой приду, от домов щепок не останется, огонь развести нечем будет". Где же теперь сила-то твоя вся?

Женщина в ответ ни слова не говорит.

— Я нарочно из юрты не выходил. Мой ремешок порвать не смогла, вот твоя и сила!

Женщина с Верхнеобским Богатырем жить осталась. Девочка у нее родилась. Долго жили, коротко жили, стали часто между собой браниться. Муж что скажет — жене не по праву приходится, жена что скажет — мужу не по душе. Все у них худо выходит.

Однажды богатырь калдан взял, к реке пошел. Вверх по Оби отъехал, сетку в воду пустил, сплавляться стал. К поселку когда приблизился, сетка за что-то зацепилась, лодка воды зачерпнула и перевернулась. Люди увидели это, плакать стали. Невод опустили, неводили, неводили, не выловили. Товарищу Богатыря говорят:

— Пойди скажи жене его, что муж ее утонул.

Тот пошел, женщине говорить стал:

— С плохой вестью к тебе пришел. Муж твой калданить поехал и утонул. Мы невод пустили, да не нашли, видно, водой унесло.

— Какой черт его возьмет! — женщина отвечает.

— А ты, видать, и рада? — сказал и из дома вышел. К народу вернулся. Народ плачет, кричит:

— Где мы теперь такого вождя себе найдем?

Сколько ни неводили, сколько ни искали, вождя не нашли. Устали, бросили искать. Тогда женщина из дома вышла. Ведра взяла, идет по воду. Сквозь бахрому платка в воду посмотрела. Видит она: муж ее у Виткась-старухи и старика в гостях сидит, чай с ними пьет.

— Вы чего тут стараетесь, — она людям говорит, — чего радуетесь?

— Это мы-то радуемся?! Ты не знаешь, что ли? Откуда мы теперь такого вождя возьмем?

— Вождь ваш куда делся?

— Он из лодки вывалился, утонул.

— А что же он здесь у Виткась-старухи и старика сидит, чай с ними распивает?

Богатырь услыхал, понял, что жена его нашла. Рассердился. А женщина тихонечко домой пошла.

Из воды золотая белка вынырнула, на берегу меж людьми попрыгивает. Люди белку ловить стали, белка от них побежала. Позади, за домом, высокая лиственница росла. Белка к этой лиственнице бросилась. Люди белку ловят, она из рук выскальзывает. На лиственницу взбежала. Собрались люди, стали толковать. Один человек говорит: "Застрелим ее", другой говорит: "Так поймать надо, такую белку разве можно бить?" Решили за женой вождя послать.

— Пойди, — одному говорят, — позови ее, она-то уж наверно поймает.

Товарищ Верхнеобского Богатыря за женщиной побежал:

— Иди скорей!

— Зачем?

— Там такая хорошая золотая белочка прыгает, ты-то уж наверное ее изловишь!

— Ну, и сами изловите!

Богатырь повернулся и ушел. А белка то вниз спустится, то опять наверх бежит. Когда спустится, все ловить ее бросаются. В то время женщина из дома вышла:

— Вы чего здесь делаете?

— Милая женщина, иди скорее, поймай ее! Такая хорошая белочка здесь.

— Где вы белку увидели? — женщина говорит. — Это семь дней меня мучивший вождь ваш. Это он вас всех морочит.

Повернулась и домой пошла. Верхнеобский Богатырь, на лиственнице сидя, услыхал это. Рассердился, человеком обернулся и вниз спрыгнул. Люди замолчали, на месте замерли.

Богатырь домой побежал. Дома жена сидит, девочку грудью кормит. Богатырь ворвался, меч схватил, на женщину замахнулся. Та над мечом сорокой взвилась и в окно вылетела. Богатырь из дома выскочил, на коня вскочил, за ней погнался. Женщина соболем обернулась, дальше бежит. То линем обернется, то лисицей, то соболя вид примет. Богатырь, за ней гонясь, однажды старика увидел. Старик у огня сидит, весь грязью покрыт. Спрашивает:

— Внучек, куда бежишь?

— Кто с тобой, грязной собакой, разговаривать станет? Грязью-то весь зарос! Не стану я с тобой говорить.

Дальше побежал. Бежал-бежал, ночь наступила, он в темноте бежит. Внезапно свет увидел. Слышит, старик говорит:

— Выбрался? Всю ночь ты у меня в рукаве бегал, шерсть всю догола содрал.

— А ты кто таков? — Богатырь спрашивает.

— Я вчера тебя спрашивал, а ты со мной и говорить не захотел. Куда ты бежишь?

— За женой гонюсь.

— Не гонись.

— А почему?

— Верхний Дух вам вместе жить не велит.

— Отчею не велит?

— Брату с сестрой жить нельзя[384].

— Нет, я ее все равно поймаю.

— Хочешь — беги, но только слушай: она тут недалеко, у Верхнего Духа железные лук и стрелы попросила. До того места дойдешь, если увидишь, что лук и стрелы взяты, не ходи дальше.

— Тэ! Зря только она железные стрелы погубит.

Дальше пошел. Однажды заячий след увидел, по следу идет. День идет, другой идет, вдруг слышит голос:

— Послушай, остановись! Тут впереди увал есть, я на нем железный лук со стрелами оставил. Если там еще они, то дальше гонись, а если взяты, то не ходи, домой возвращайся!

Верхнеобский Богатырь дальше пошел. На увал поднялся, видит: из-под снега железные лук и стрелы торчат.

— Ну, бери их, — голос снова слышится, — смотри не потеряй только!

— Я не потеряю!

Дальше отправился. Далеко шел, близко шел, в одном месте видит: на железных цепях Семиугольный Город повис. Жена его в этом городке живет. В городке людей много. На самом краю юрточка стоит, у окна старик сидит, локтем на подоконник оперся. Богатырь думает: "Это, верно, вождь их сидит". Стрелу на лук положил, стреле говорит:

— Я тебя пущу, ты этот Семиугольный на Цепях Повисший Город весь разнеси. Если не сделаешь, так всю тебя расщеплю.

Лук натянул, стрелу пустил. Спущенная тетива, как гром, загремела. Слышит Богатырь, старик говорит:

— Эх, внучек, тетива его что-то худа стала! Опять он напортил, опять худо сделал.

Стрела вверх поднялась и зарубкой вниз опускаться стала. Тихонечко падает. "Это черт так устраивает, — Богатырь думает, — что стрела моя так летит". Стрела потихоньку опустилась, к старику подлетела, к локтю прилипла и повисла. Старик локоть почесал, говорит:

— Откуда комары взялись?

Почесываясь, взглянул, стрелу увидел. Схватил ее, назад направил, сказал:

— Эй, послушай, я вчера тебе говорил: не ходи дальше. Зачем назад не вернулся? Теперь если стрелу зарубкой вперед меж глаз тебе пущу, тут тебе и конец будет. Лучше добром возьми стрелу назад.

Стрелу бросил.

— Теперь яму вырой, сам в яму ляг.

Богатырь яму выкопал, лег в нее.

— Глаза закрой, — старик велит.

"Ну, этого-то я делать не стану, — Богатырь про себя думает, — глаза закрыть!"

Старик поднялся, из юрты вышел. Орлом обернулся, через палисад перелетел и вверх подниматься стал. Вокруг города семь раз облетел. В то время над городом тремя белыми быками запряженная нарта появилась. Богатырь смотрит: в парте Топал-ойка[385] сидит. Орел на нарту опустился, человеком снова сделался, белую парку надел. Из нарты меч вытащил. "Что этот дед делать хочет?" — Богатырь думает. Старик меч поднял — только свист разнесся. У Верхнеобского Богатыря в глазах потемнело, в голове помутилось. Долго ли без памяти лежал, не помнил. Очнувшись, кверху глянул: городка как и не бывало, на том месте, куда город упал, озеро появилось.

Богатырь на ноги встал, озеро кругом обошел. На снегу след жены увидел, снова по следу побежал. До Казыма дошел, вверх по реке гонится. К верховью подходить когда стал, вдали жену увидел. Пуще прежнего бежать пустился. Нагонять когда стал, стрелу пустил. В том месте, куда стрела упала, скала поднялась. Богатырь на лук оперся, вперед прыгнул. На землю опустился, видит: перед ним жена стоит.

Говорит женщина:

— Семикрылый, семирукий, Верхнего края Богатырь, Верхний Дух, отец наш, нам вместе жить не велел. А воевать если начнем, ни ты со мной, ни я с тобой справиться все равно не сможем.

— Отныне ты здесь жить будешь, — Верхнеобский Богатырь сказал, — а народ твой в глухариных шкурах будет!

— Спасибо, что теплую кожу нам дал. А твой народ в холода, как вехи придорожные, пусть мерзнет!

На этом и разошлись. Верхнеобский Богатырь в свой поселок отправился. После его ухода женщина в Няксимволь отправилась. Еще когда она в Семиугольном, на Семи Цепях Повисшем Городе была, тогда дочь свою с братом в Няксимволь отправила. Теперь в Няксимволь пришла, старший брат ей навстречу вышел.

— Девочку твою, — говорит, — менкв украл, в воду бросил. Ниже поселка я ее из воды выловил, на дерево положил[386].

Женщина заплакала, сказала:

— Ну что ж сделаешь. Пусть там и остается. А теперь, милый братец, прощай. Пойду я в верховья Казыма. Там мое место будет.

В верховьях Казыма поселилась. Однажды Аут-отыр на нее напал. Слова не сдержал, войной пришел. Биться стали. Долго бились, все воины Аут-отыра полегли, он один остался. Бороться схватились. Вскоре Женщина Аут-отыра на землю повалила. Говорит:

— Сказала я тебе — не являйся ко мне, а ты пришел. Теперь без метки не отпущу.

Нож взяла, один глаз Аут-отыру выколола.

— А сейчас поклянемся.

Дерево срубили, на семь граней затесали, человеческой кровью помазали. Поклялись.

— Теперь, — женщина сказала, — после нашей клятвы если ко мне явиться, живым не отпущу. Пока знаком только пометила, одноглазым сделала, в следующий раз — живым уйти не думай!

— Больше не приду, — Аут-отыр ответил. — Спасибо, что хоть таким отпустила.

Попрощались, разошлись. Теперь каждый в своем месте живет. Женщина в верховьях Казыма жить осталась. "Верховий Казыма-реки Великая Женщина" — зовут ее. Казымского народа предок она.

145. Два сына Сибирской Женщины Резаное Железо

В одном углу семидесяти семи миров появилась каменная гряда — Уральская гряда. Родился сын, рожденный Сибирской Женщиной Резаное Железо[387]. (Вскоре у нее родился второй сын[388].) От отца ли произошли — не знают, от матери ли произошли — не ведают; нет у них отца, нет у них матери.

Вышли на улицу. Крикнули семикратным криком своему отцу-батюшке. Ворожат. Разбросали глазных птичек, осмотрелись[389]: в далеком мире, в далекой земле живет Трехсаженный Лесной Идол. У него есть дочь, у девушки с косами заплетена коса, у девушки с волосами заплетены волосы. Два сына, рожденные Сибирской Женщиной Резаное Железо, идут свататься.

Пошли. Пошли охотиться на гусей и уток. Отправились к обской воде, легли спать, переночевали. Старшему брату не спится, он ворожит, видит: к ним подкрадывается вражеское войско. Выскочил из своего полога. Взял в руки лук и стрелу, ждет. Враги спрятались. Снова забрался в полог, лег. Лег и уснул. Его как будто кто толкнул. С помощью ворожбы видит: опять подкрадываются. Выскочил из полога и видит: подкрадываются. Взял лук и стрелу. Подкрадываются, приближаются. Он сел, чтобы их дождаться. Враги идут, идут. Он натянул свой лук и выстрелил. Когда выстрелил, на черен стрелы нанизал десять тысяч мужчин. Будит своего младшего брата, брат спит. Говорит: "Брат, пойдем, а то нас убьют".

Когда они пошли, встретили стаю уток, стаю гусей. Младшего брата пропустил вперед. "Иди первый", — старший говорит. Брат выстрелил и едва добыл двадцать или тридцать штук. Старший говорит: "Много ли добыл?" Сам выстрелил. Одной стрелой убил тридцать или сорок тысяч штук. Это была им пища на дорогу.

Ехали, ехали. Вышли на берег поесть, попить. Видят: висит привязанный полог. Они подумали, что здесь есть люди. Людей нет. Спрашивают маленьких детишек:

— Ваша тетка[390] находится далеко или близко?

Дети говорят:

— Наша тетка находится далеко, не увидеть вам ее ни в ясную, ни в облачную погоду.

За такие слова они детей убили. Не поели и дальше поехали. Ехали, ехали, вышли на берег: живет старая женщина. Старая женщина говорит:

— Два сына, рожденные Сибирской Женщиной, ехать-то вы поезжайте, да на себя надейтесь! Маленький Старик Купец Куропачий Хлеб, Горловой Хлеб так сказал: надеетесь на себя — поезжайте, не надеетесь на себя — не ездите!

Старуху они разрубили веслом на две части. Потом быстро сели в лодку, чтобы ехать дальше, не попили, не поели.

Ехали, охали и вот увидели город. Подъехали к нему: висит он, подобно носу облака. Приблизились к нему. Нет ни одной щели, чтобы проникнуть в город. Обратились они с призывом к своему отцу, свет-батюшке, чтобы он дал им жару. Добрый бог дал жару. Всех людей, живущих в городе, опалило.

Стали жители носить воду, чтобы умыться. Ворота города открыли, вымыли, выкупали в воде старух и стариков. Потом вывели дочь Лесного Идола высотой в три сажени, шириной в три сажени, служанки и слуги стали ее купать. Привели к воде, в воду посадили двое мужчин бросили ее в лодку и увезли. Когда ее увозили, служанки и слуги спрятались.

Жена Лесного Идола высотой в три сажени, шириной в три сажени начала искать свою дочь, а дочь ее увезли. Сильно ее ищут! Искали, искали, не нашли. Стала ругать служанок и слуг:

— Куда вы ее девали?

— Мы, — говорят, — не видели, не знаем, — говорят.

А она и говорит:

— На земле, в куче сора живущий мохнатый червь — он ее и увез. Нужно, — говорит, — ее искать. Надо идти по следу, где настигнем, там и отобьем ее и привезем обратно.

Собрала народ со всей деревни, и они отправились догонять. Мужчины, похитившие девушку, поджидают их. Ждали, ждали, дальше поехали, переночевали, в дно реки вбили жердь, погрузили ее в воду и стали ждать едущих сзади людей. Когда то подъехали, наткнулись на жердь и застряли. Старший брат обернулся рыбиной и караулит их под водой. Подъехали сзади едущие мужчины и тоже застряли. Богатырь их к себе не подпускает. Вынырнул он из воды в образе рыбины и пустил из лука стрелу. Поднял свой костяной лук, сделанный из рогов семи быков-оленей, и выстрелил: нанизал на черен стрелы двадцать тысяч мужчин. Второй раз выстрелил. Стрелял, стрелял, и врагов осталось совсем мало. Он говорит им:

— Возвращайтесь обратно. Я богатырь, назначенный богом, — говорит, — я могучий герой. Не надейтесь, у меня ничего не отнимите. Лю6ого богатыря приведите, ничего со мной не сделаете, ему меня не одолеть. Если даже когда-нибудь и придете, никогда вам не превзойти меня своей силой.

— Уйти-то мы уйдем, а ты все-таки жди! — говорят. — Спустя семь лет мы снова придем.

И вот два брата-богатыря отправились домой. Отправились домой, домой прибыли. Легли спать. Долго спали. Прошла неделя. Однажды послышались вражеские голоса, враги приближаются. Жена будит старшего богатыря, он не просыпается. Ткнула его в бок тонким ножиком, проснулся. Проснулся, вышел на улицу. Осматривается, ворожит: где-то идут. Он пошел домой, поел, попил. И опять вышел на улицу, на деревенскую площадь. Забрался на городской столб[391], взял свой костяной лук, сделанный из рогов семи быков-оленей, поднял его, начал стрелять. Стрелял, стрелял, целый месяц стрелял. Сколько тысяч перестрелял, не знает. Однажды его жена заметила, что тетива лука у него ослабла, не звенит.

Пошла будить младшего зятя, а он все еще спит, спит с тех пор, как прибыл домой. Как ни будит своего младшего зятя, он не просыпается. Она ткнула младшего зятя тонким ножом, которым колола своего мужа, тот и проснулся. Проснулся. Она говорит младшему зятю:

— Вставай, твоего старшего брата убили!

Младший зять вышел на улицу, осматривается. Старшего брата нигде нет. "Что делать?!" Пошел к себе в дом. Поел, попил, с едой и питьем покончил, пошел искать старшего брата.

Шел, шел, долго шел. И вот наконец показались враги прямо перед его глазами: идут полным ходом. Он к ним приблизился. Его старшего брата бросили на землю, брат совсем обессилел. Он старшего брата отправил домой, а сам бросился вперед и стал их догонять. Догонял, догонял и прошел мимо них.

Старик Купец Куропачий Хлеб, Горловой Хлеб повернул назад, и снова схватили старшего брата, которого полонили раньше. Младший обогнал их, возвратился назад, догнал. Когда он их догнал, видит: его брата собираются убить. Он пошел туда.

Как ни пытается враг зарубить его брата мечом, поднимает меч, но не попадает. Как ни рубил, ни разу в него не попал. Как ни барахтаются, ни возятся, никто из них не может взять верх.

— Что будем делать? — говорит.

Опять схватились, возились, возились, и сила у них кончилась.

— Давай помиримся! — говорит.

Помирились. Разошлись в разные стороны. Попрощались.

— Теперь, — говорит, — что мы будем друг с другом ссориться?!

Тут и младший богатырь помирился со Стариком Купцом Куропачьим Хлебом, Горловым Хлебом. И разошлись в разные стороны.

Старший брат пошел домой, домой пришел рано. Болеет. От старшего героя родилась дочь, от младшего героя родился сын. Они выросли, повзрослели, оба стали в величину женщины, в величину мужчины. Долго жили, коротко жили, кто знает. И вот приходит Маленький Старик Купец Куропачий Хлеб, Горловой Хлеб к старшему богатырю, чтоб украсть его дочь. Старший богатырь разгадал его замысел с помощью ворожбы.

— Что делать? — говорит.

Спрашивает жену:

— Жена, — говорит, — как же мы отдадим нашу единственную дочь?

Жена отвечает:

— Не спи, старик, ночью или днем нас могут убить.

Старик поставил на крышу дома мужчину, дал ему в руки лук и стрелу, чтобы пугать людей, которые придут сватать.

Маленький Старик Купец Куропачий Хлеб, Горловой Хлеб ведет свое войско. Приблизился к деревне, поспешил туда. Говорит:

— Как нам выкрасть девушку?

Старший богатырь свою дочь спрятал. Ночью подошли к деревне и стали разрушать снаружи клиньями и молотами ограду города. Старший богатырь проснулся. Стал кричать голосом доброго идола, голосом злого идола. Один мужчина просит с той стороны города:

— Пустите меня в город!

Старший герой спрашивает его:

— Ты человек какой земли?

— Я, — говорит, — человек теплой земли.

— Ты, — говорит, — по какому делу сюда пришел?

— Я, — говорит, — принес тебе только три слова, поэтому пусти меня в город!

— Ты, — говорит, — вовсе не человек теплой земли. Ты пришел украсть молодую девушку, обладающую иглой величиной с кольцо, величиной с серьгу. Ты вовсе не человек теплой земли, ты сын ненецкого богатыря, пожирающего мясо вшей. Я, — говорит, — не отдам тебе мою дочь. Верховный бог, свет-батюшка, когда пребывает на небе, пускает слюни, бросает стружки, и из них появляются люди[392]. Я лучше им отдам свою дочь. Свою дочь я не отдам тебе, я еще и у тебя возьму.

Люди, приехавшие сватать, поехали обратно. Поехали обратно — богатыря с ними не было, вернулись домой, жалуются:

— Украли дочь Лесного Идола высотой в три сажени, шириной в три сажени, украли нашу тетушку, поэтому мы должны отомстить и похитить нашу тетю. Пойдемте воевать, — говорят.

Пошли, тронулись в путь. Шли, шли.

— Как нам войти в деревню?

Приблизились к деревне, заночевали. Люди в деревне спали. Пришедшие стали подкапываться под деревню. Дед сына, рожденного Сибирской Женщиной Резаное Железо, находясь в городе, ночью не спит; лежит на вшивой постели, на блошистой постели, никак не может уснуть. Заметил: сотрясается черная земля. Женщина кипятит воду. Вскипятила воду. И вдруг враги появились из одного отверстия. Стала она их обливать кипятком. Гибнут враги, совсем мало их осталось.

Младший богатырь вышел на улицу. Долго ходил, коротко ходил. Когда он обозревал землю и воду, сзади послышался визг и крик. Младший богатырь вернулся в свой дом, спрашивает жену:

— Что случилось?

Отвечает:

— Так и так, дорогой сын богатыря, сын богатырши. Ты куда ходил? Твоего старшего брата похитили. Три человека увели его через дверь, где проходил ты.

Говорит жене:

— Почему ты его отпустила? Надо идти вслед за ним, — говорит.

Свою броню облил ледяной водой, холодной водой. Шагает взад-вперед по дому. Когда он так шагал, пол под ним прогибается, как тонкое дерево, как слабое дерево. С потолка песок сыплется. Потом вышел на улицу, бредет, шагает по темной земле, проваливаясь до середины голени. Жена говорит:

— Сын богатырши, сын богатыря! Почему ты так долго собираешься? Твоего старшего брата убьют там, куда везут его, — говорит.

Муж с женой попрощался.

— В пути, — говорит, — или жив останусь, или погибну, — говорит.

Тронулся и пошел. Когда он шел, ступал по каменистой земле, как будто по земле Урала, проваливаясь до середины голени. На каменистой земле, на земле Урала выросло громадное дерево, достигающее неба, достигающее земли. Идет, цепляется за деревья, трется между громадными стволами: звенит хвоя хвойных деревьев, звенит кора користых деревьев. Долго шел, коротко шел — догнал своего старшего брата. Старший брат чуть жив.

Старик Купец Куропачий Хлеб, Горловой Хлеб побежал и скрылся. Он погнался за ним, стал его преследовать, старшего брата отправил домой:

— Иди домой!

— Брат, — говорит, — нет у меня силы идти домой.

Они вместе погнались за беглецом. Гнались, гнались, дорога сделала крутой поворот. Он мимо них и проскочил. Оказавшись впереди, встретил старшего брата и убил его. Подоспел младший брат. Смотрит: старшего брата убили. Догнал (убийцу), и они начали драться. Бились, бились, семь лет бились. Сын, рожденный Сибирской Женщиной Резаное Железо, отпустил мужчину, который убил его старшего брата, и сам пошел назад.

Сын, рожденный Сибирской Женщиной Резаное Железо, пошел домой. Кричит своему отцу, свет-батюшке. Говорит:

— Назначь мне место для жительства!

Его отец, свет-батюшка спустил ему слово-весть.

— Иди, — говорит, — к обской воде, ищи себе сам угодное тебе место на мысу богатырш, на мысу богатырей! — говорит.

Он и пошел. Шел, шел. В том месте, где он шел, семь Обей слились вместе. И сел он там в устье слившихся семи Обей[393]. Создал он на том месте полную деревню, полный город. И сел он в свою полную деревню, в свой полный город. Пускает нельму, пускает осетров, кормит бедствующих дочерей, кормит бедствующих сыновей. Поселился он там, как живущий под водой обладатель пушного богатства, как живущий под водой обладатель рыбного богатства.

— Разреши плавать в семидесяти семи странах, в семидесяти водах большеголовым головастым нельмам, разреши плавать головастым нельмам с маленькими головами, дай наесться, дай напиться твоим бедным дочерям, твоим бедным сыновьям! — крикнул он своему отцу-батюшке.

Его отец спустил ему семь подушек, семь перин. И лежит богатырь на мужском ложе на семи подушках, на семи перинах. Он выпускает диких зверей с длинными хвостами, выпускает диких зверей с короткими хвостами. И когда он так лежит, сколько есть людей в семидесяти семи землях, всех их кормит, всех их питает. Для своего отца он приготовил семь бочонков пива, семь бочонков браги. Своему отцу-батюшке устроил священную трапезу, помолился.

146. Трехсаженный Лесной Идол

В деревне ли, в городе ли жили-поживали два брата-богатыря. В конце деревни, в конце города жили старик со старухой. Однажды ночью Младший Богатырь вышел на улицу и вошел в их дом. Старик и говорит Младшему Богатырю:

— Богатырь, в далеком месте, в далекой стороне говорят о дочери Небесного Крайнего Пятидесятого Богатыря. Ее имя — Серебряная Смородина — Золотая Смородина, важная богатырша. Тобою качались три конца веревок ее коробочной колыбельки, тобою качались три конца ее свивальной колыбельки[394]. Ее похитил и взял к себе Трехсаженный Лесной Идол. Он живет на берегу Оби.

Возвратился Младший Богатырь к своему старшему брату и говорит:

— У Небесного Пятидесятого Богатыря говорят об одной девушке. Имя ее — Серебряная Смородина — Золотая Смородина, важная богатырша. Она похищена Трехсаженным Лесным Идолом. Город Трехсаженного Лесного Идола растянулся по Оби на семь плесов. Верхний конец его городских бревен касается верхнего неба, нижний конец городских бревен опирается на нижнее небо[395]. У Трехсаженного Лесного Идола живет столько народу, сколько шерсти на северном олене, сколько шерсти на собаке. Я качал три конца веревок ее коробочной колыбельки, я качал три конца веревок ее свивальной колыбельки. Не пойдешь ли ты, старший брат, со мной сватом?

— Ох, брат, — отвечает ему Старший Богатырь, — я не пойду.

Тогда Младший Богатырь просит Старшего:

— Ты, старший брат, превратись в точильный камень. Если встретится человек, плывущий вниз по реке, и если у него затуплен нож, то пусть он на тебе этот нож наточит. Если вверх идущий человек будет с затупленным мечом, то пусть он на тебе и этот меч наточит.

Младший Богатырь собрался один и отправился в город Трехсаженного Лесного Идола. Долго идет, коротко идет. Как-то остановился и говорит себе:

— Я, так шагая, куда приду?

И превратился в медведя. Бежал, бежал, опять остановился и думает: "Я, так шлепая, куда попаду?" И сразу превратился в змею. Змеей полз, полз, снова остановился:

— Шелестя по сухой траве, я куда попаду?

После этих слов превратился в ворона и взлетел. Летел, летел, наконец прилетел к городу Трехсаженного Лесного Идола.

— Как я заберусь в этот город, достающий верхнее небо?

Превратился в горностая, начал подниматься по стене города. Поднимался, поднимался, когда когти его износились, повернул обратно. Внизу нашел дыру, изнутри ход прорыл и через него вышел наверх.

Придя в город Трехсаженного Лесного Идола, Младший Богатырь попросил отца Нум-Торума напустить жару на семь недель. Когда наступила жара, жена Трехсаженного Лесного Идола — Серебряная Смородина — Золотая Смородина, важная богатырша, вышла на берег Оби купаться. С собой она взяла семь женщин. Разделась, вошла в воду. В это время Младший Богатырь горностаем влез в ее одежду.

Выкупавшись, она взяла одежду, говорит золовке:

— В мою одежду какой-то зверь залез!

Золовка взяла одежду и начала ее трясти.

— Никакого зверя нет, — отвечает ей золовка.

Горностай в ее одежде не мог больше терпеть. Он выскочил, превратился в медведя, схватил Серебряную Смородину — Золотую Смородину, важную богатыршу, зажал ее зубами, побежал с ней в лес и унес ее к себе.

Тем временем Трехсаженный Лесной Идол спал. Проснулся и смотрит: его жены нигде нет. Поднялся и спрашивает:

— Кто знает, куда пошла моя жена?

— Пока ты спал, — отвечает ему ворона. — сделалась семинедельная жара. Твоя жена пошла на Обь купаться. Там водяной ее поймал.

Трехсаженный Лесной Идол надел панцирь, меч, прыгнул в воду. На воде круги образовались. Стал драться с водяным. Рубит, рубит. Прошла неделя. От водяного остались одни куски.

— Нет в животе водяного двух кос моей жены, семисаженных кос, — вздохнул Трехсаженный Лесной Идол и поднялся наверх. Снова спрашивает ворону:

— Куда унесли мою жену?

Ворона ему отвечает:

— Твоя жена унесена семью стариками-лешими.

Трехсаженный Лесной Идол надевает панцирь, меч и идет в лес сражаться с лешими. Неделя прошла. Кусочки мяса стариков-леших в город падают.

— Нет в животе стариков-леших двух кос, семисаженных кос моей жены, — говорит он.

Над ним воробей летает. Трехсаженный Лесной Идол спрашивает его:

— Дорогой, милый воробей! Не видел ли ты мою жену?

— Я тебе так не скажу, — воробей ему отвечает. — Если я это знаю, то не скажу, и если не знаю, то тоже не скажу. Ты когда пойдешь на охоту, лося добудешь. Но если я захочу съесть каплю крови, то ты своим луком, стрелой и хитростью будешь со мной драться.

Трехсаженный Лесной Идол идет дальше. Долго идет, коротко идет — не знает. Однажды над ним ворона летит. Трехсаженный Лесной Идол говорит вороне:

— Дорогая ворона, не знаешь ли ты, где моя жена?

— Если я и знаю, не скажу, если и не знаю, не скажу.

Он дальше идет. Сорока летит. Трехсаженный Лесной Идол спрашивает:

— Дорогая, милая сороченька! Ты не знаешь ли, где моя жена?

— Знаю, знаю, Трехсаженный Лесной Идол, — отвечает ему сорока.

Обрадовался Трехсаженный Лесной Идол и говорит:

— Я тебе поставлю семиушковое ведро[396] с рыбьим жиром.

Ставит семиушковое ведро с рыбьим жиром. К ведру прилетела сорока и стала клевать.

— Скажи, сорока, где моя жена?

— У Нижнекондинского Младшего Богатыря[397]. Там твоя жена.

Трехсаженный Лесной Идол ловит сороку за хвост, бросает на землю и убивает, а сам возвращается в свой город.

Стал Трехсаженный Лесной Идол готовиться к сражению с Младшим Богатырем. Когда он готовился воевать, месяц был вверху над облаками. Когда собралось войско, месяц спрятался. С войском он пошел воевать против Младшего Богатыря.

Серебряная Смородина — Золотая Смородина, важная богатырша, выйдя на улицу, увидела приближающееся войско, вернулась в дом и говорит Младшему Богатырю:

— Какое-то войско к нам приближается, какие-то гости идут. Как будто вершина срубленного дерева сюда движется.

Младший Богатырь оделся, надел панцирь, взял меч и вышел на улицу. Враги приближаются. Трехсаженный Лесной Идол впереди войска идет, по бедрам себя постегивает, говорит:

— Мой Младший Богатырь! Много ли, мало ли выстоит твой дом, сделанный из теса?

Младший Богатырь лук натянул и пустил первую стрелу. Трехсаженный Лесной Идол поднялся на высоту трех выкриков, потом свалился и ушел в землю на глубину одного локтя. Затем вскочил, побежал обратно.

Младший Богатырь лук натянул и пустил вторую страну. Трехсаженный Лесной Идол поднялся вверх на высоту одного выкрика, потом ушел в землю на глубину одного локтя. Снова поднялся, начал бегать и снова драться.

Младший Богатырь опять лук натянул и пустил третью стрелу. Трехсаженного Лесного Идола на этот раз унесло в чистое место. Младший Богатырь теперь начал драться с войском Трехсаженного Лесного Идола. Прошло три дня. Младший Богатырь посылает Серебряную Смородину — Золотую Смородину, важную богатыршу, к старшему брату. Пришла она к Старшему Богатырю и спрашивает его:

— Не пойдешь ли ты помогать своему младшему брату? У твоего брата мягкое мясо с пальца уже сорвано[398].

Старший Богатырь лежит и так говорит:

— Если у моего брата нож иступится, пусть он сам придет и на моих боках нож наточит.

Жена младшего брата обратно вернулась и говорит Младшему Богатырю:

— Твой брат не идет помогать. Он так говорит: "Если твой нож иступился, то ты на его боках наточи".

Младший брат дальше продолжает сражаться. Проходит три дня. Младший Богатырь второй раз посылает свою жену к Старшему Богатырю. Старший брат-богатырь так говорит:

— Если меч моего младшего брата иступился, пусть об меня наточит, и брат быстрым сделается.

Жена Младшего Богатыря вернулась и передает мужу:

— Твой старший брат так говорит: "Наточи твой меч об него, и ты быстрым сделаешься".

Младший брат опять начал драться. Три дня прошло. Он снова отправляет свою жену к старшему брату. Жена в третий раз пошла к Старшему Богатырю. В правой руке она несла чашку с мясом двухгодовалого жеребенка, а в левой — свежую кровь рыбы. Она вошла в дом. Старший брат соскочил с кровати.

— Обратно иди, — говорит, — я готов!

Одевшись сам, Старший Богатырь оседлал лошадь и поехал собирать войско. Долго ехал, коротко ехал, вошел в черную землю. Под черной землей шел, шел, отверстие нашел. Через это отверстие вышел наверх, на землю. С ним семь мужчин-родственников туда пришли. Семь мужчин-родственников пошли к своим матерям. Потом семь мужчин-родственников пошли к своим отцам. Собравшись все вместе, пошли к Нум-Торуму. Старший Богатырь его спрашивает:

— Дорогой господин! Не подаришь ли мне золотой кнут? Дорогой господин, отец мой! Не подаришь ли мне золотой топор? Муж-отец, живущий в семи странах! Не подаришь ли мне мешок живой воды?

Нум-Торум подарил ему золотой кнут, подарил ему золотой топор, подарил ему мешок живой воды. Старший брат пошел обратно. С ним вернулись семь мужчин-родственников, семь матерей этих мужчин и семь отцов этих мужчин. Все они пошли помогать Младшему Богатырю.

Теперь уже Старший Богатырь стал преследовать войско Трехсаженного Лесного Идола. Вскоре он видит: все, семь мужчин-родственников убиты. Матери семи мужчин и отцы семи мужчин тоже убиты. Войска Трехсаженного Лесного Идола вытащили один глаз Младшего Богатыря, отрезали одно ухо, ноги его затолкали в мешок, сшитый из лошадиных шкур, и понесли с собой в свой город. Старший Богатырь тогда обгоняет войско и бежит в город Трехсаженного Лесного Идола. В этом городе жили живые существа[399]. Старший Богатырь вошел в дом живых божеств, убил их, а сам сел на их место.

Вскоре и войско Трехсаженного Лесного Идола вернулось в этот город. Чтобы накормить живых существ, они через окно забросили мешок, сшитый из лошадиных шкур, вместе с Младшим Богатырем.

— Мы, — говорят они, — принесли живой глаз, принесли живое ухо, живую ногу и живую руку.

Старший Богатырь развязал мешок, смотрит: его младший брат в этом мешке лежит. Он вытащил брата из мешка и стал мазать его живой водой. Младший брат-богатырь ожил. На следующий день старший брат стал драться с войском Трехсаженного Лесного Идола. Вот он борется, борется, люди расступаются, деревья расходятся. Долго боролся, коротко боролся, однажды накалывается на что-то острое. Он ударяет золотым топориком, золотой топорик ломается. Старший Богатырь спрашивает:

— Кто ты такой?

— Я — князь, живущий в нижнем мире[400], — тот ему отвечает.

Борьба продолжается. Наконец князь, живущий в нижнем мире, ушел сквозь землю. На третий день Старший Богатырь снова борется с войском Трехсаженного Лесного Идола. Вот он борется, борется, люди перед ним расступаются, деревья расходятся. Долго боролся, коротко боролся, однажды накалывается на что-то очень острое. Старший Богатырь ударяет золотым кнутом — золотой кнут ломается. Старший Богатырь спрашивает:

— Ты какой-нибудь царь-старик?

— Я Обской Царь-Старик![401]

Снова борьба продолжается. Долго дрались, коротко дрались, Обской Царь-Старик в воду упал. Только круги по воде разошлись. Старший брат снова с войском Трехсаженного Лесного Идола борется. Вот он борется, борется, назад смотрит: народ за ним смыкается, деревья за ним смыкаются. Он вперед посмотрел и видит: к нему бежит его младший брат-богатырь. За ним гонятся двое мужчин — Трехсаженный Лесной Идол и Острый Богатырь Середины Города. Но вот они заметили Старшего Богатыря, от дороги отскочили, в разных направлениях разбежались. Старший брат-богатырь и младший брат-богатырь вместе сходятся. Старший брат-богатырь говорит младшему:

— Ты иди, преследуй Трехсаженного Лесного Идола. Я буду преследовать Острого Богатыря Середины Города.

Начали они преследовать своих врагов. Старший брат преследует Острого Богатыря Середины Города. Гонит, гонит. Догоняет, где настиг, на том месте убивает. Потом возвращается назад, туда, где младший брат-богатырь дерется с Трехсаженным Лесным Идолом. В это время Трехсаженный Лесной Идол опрокидывает на землю младшего брата и садится на его грудь. Из кармана он вытаскивает живое железо и хочет проколоть им горло брата-богатыря. Тогда младший брат-богатырь говорит ему:

— Ты так плохо хочешь меня убить? Я — посланный богом через три дня после моего рождения!

Трехсаженный Лесной Идол поднимает вверх голову, а младший брат-богатырь в это время ему нож в горло втыкает. Трехсаженный Лесной Идол падает на землю. Младший брат-богатырь садится на него. Так был убит Трехсаженный Лесной Идол.

Тут вновь встретились богатыри-братья: младший брат-богатырь и старший брат-богатырь. Они повернули обратно. Пришли к семи убитым мужчинам-родственникам, оживили их живой водой. Потом пошли к матерям семи мужчин, их оживили; пришли к отцам семи мужчин и их оживили. Все они пошли дальше. Долго шли, коротко шли, наконец пришли домой.

147. Богатырь Невеличка

В одном селе ли, в одном поселке ли живет Богатырь Невеличка, его имя — Патум-пирва-люлит-ойка[402]. Есть у него внук, маленький внук. Сам его воспитывает. Это бедный мужчина. Кормит он своего внука костями сухой рыбы и тем, что сам найдет. Так и воспитывает. Внучек едва-едва шагает, мал еще. Однажды внучек говорит своему деду:

— Сделай мне стрелу, хочу поиграть.

Богатырь Невеличка сделал ему стрелу из сердцевины дерева, сделал ему лук из сердцевины дерева. Внучек пускает стрелу туда-сюда внутри дома. Но на другой день он уже вышел на улицу. Богатырь Невеличка не отпускает его далеко от дома, не разрешает уходить и говорит внучку:

— Внучек, далеко не ходи!

Однако внучек, пуская стрелу, далеко от дома ушел. Смотрит: взрослые люди на улице в кольцо играют[403]. Они заметили его, кричат, зовут его к себе:

— Богатыря Невелички внучек, ты такой большой стал! Иди играть с нами!

Тут один из играющих положил кольцо себе на ногу, бросил его внуку Богатыря Невелички. Внук Богатыря Невелички в это время размышляет: "Кольцо сюда летит, прилетит — я его рукой поймаю". Кольцо к нему прилетело. Внук Богатыря Невелички поймал кольцо. А оно в руке сверкает и сияет, блестит! Теперь внук положил кольцо себе на ногу и говорит:

— Я это кольцо обратно брошу. Пусть оно ударится, пусть оно разобьется! Мне богатства не надо. Мне бог мой, отец мой, велел песню нести в народ, сказку нести в народ.

Внучек пнул своей ногой это кольцо, и оно, сверкая, летит. Ударилось кольцо и разбилось. Тут играющие люди ему говорят:

— Какая хитрость! Такая сильная рука, такая сильная нога! Почему не ищешь своего отца, имея такую силу? Отец твой убит по ту сторону Урала войском семи богатырей. За деревней, на вершине большой лиственницы, ветер развевает кожу с волосами, снятую с головы твоего отца.

Рассердился внучек, побрел за деревню. Подошел к большой лиственнице, смотрит вверх на ее макушку: правда, висит уже совсем выветрившаяся кожа с головы. Еще больше рассердился внук, домой пошел к деду. Пришел домой. В доме схватил саблю деда и ею зарубил деда. Однако смотрит — дед в дверях прыгает, ничего его не задело. Внук подбежал к дверям и снова изрубил деда. Но с дедом опять ничего не случилось. Он в дверях живой прыгает. Дедушка тогда и говорит внуку:

— Внучек, ты зачем так балуешься, так плохо играешь?

— А зачем ты увел куда-то моего отца и мою мать? Я теперь сиротой живу.

— А ты говори: "Мой отец и моя мать умерли. Отец мой убит войском, пришедшим из-за Урала".

— Ты почему об этом молчал?

Дед отвечает ему:

— Руки твои еще немощны, ноги твои еще бессильны. Поэтому тебе ничего не сказал.

Дедушка взял в переднем углу дома большой кузов. В нем были сабля, лук и кольчуга. Все это дед отдал внуку и сказал:

— Надевай!

Оделся внучек, еле-еле свои ноги передвигает — такой он еще маленький. Наступило утро. Внучек взял с собой оруженосца. Пошли они вдвоем. Идут, разговаривают:

— Уток убивать будем.

Сели они в лодку и поехали вдоль маленькой речки. Плывут, смотрят: на кромке плеса кулик сидит. Внук говорит оруженосцу:

— Пускай стрелу! Попадешь или не попадешь?

Оруженосец пустил стрелу и раздробил голову кулика.

— Э, — внучек говорит, — если встретится нам какая-нибудь добыча, если и волк встретится — убивай!

На другой плес поехали. Туда приехали. На нем другой кулик ходит. Оруженосец опять пустил стрелу в кулика и голову кулика раздробил.

— Что попадет нам, все равно не останется, мы убьем!

Дальше поплыли. Долго, коротко плыли по речке, однажды к берегу пристали. Внук говорит оруженосцу:

— Ты здесь посиди. А я на берег схожу. Здесь есть утиное озеро, я уток покараулю.

Поднялся внучек на берег. Смотрит: в озере три женщины купаются. Ему пришла мысль: которая понравится и сердцу моему мила будет, ту женщину саблей прижму. Выбрал он женщину. Саблей ее прижал. Женщина говорит ему:

— Может быть, ты, мохнатая шкура, из-за Урала пришел?

Он не отпускает ее и ничего ей не говорит. Женщина его снова спрашивает:

— Наверно, это ты, выращенный завернутым в пазухе шубы, а?

Отпустил он женщину. Она говорит ему:

— Бычья нога, звериная нога, по ту сторону Урала на ветру раздувается мохнатая шкура[404].

Внучек теперь стал ее мужем. Он сказал:

— Мы убили всех мужчин, живших по ту сторону Урала.

Тут женщина что-то начала мазать, мыть, вместе что-то собирает. Вместе женщин ведет, вместе их моет. Эту воду вылила на внука. Внучек к лодке пошел, пришел на берег. Оруженосец стал ругаться на него:

— Ты к женщине ходил! За Уралом все равно нас убьют.

Сели они в лодку и поплыли домой. Осень наступила. Речка льдом покрылась. Однажды из-за Урала войско пришло. Внук в то время в доме сидел. Бабушка у него в голове искала. Оруженосец на улице, в начале города, с пришедшим войском сражается. Дрался, дрался, домой прибежал, говорит внуку:

— Скорее иди, войско вот-вот в город войдет.

Внучек не идет. На другой бок голову положил, бабушка продолжает искать в его голове. Оруженосец один дрался, дрался, снова домой к внучку побежал. Прибежал домой, просит внука:

— Иди скорее! Вот они уже в город заходят!

Внук все равно не идет. Оруженосец опять один с войском сражается. В третий раз домой прибежал, слезно просит внучка:

— Иди, иди! Я совершенно обессилел. Если не придешь, я сбегу.

Трижды приходил оруженосец звать внука. И вот слышно, как он прочь убегает. Только тогда внук взял стрелу, взял лук, надел кольчугу, к реке пошел. Идет — не простой, оказывается, Богатырь Невеличка! Прибежал туда, где сражаются. Но пришедший из-за Урала человек сломал его саблю. Дед поднял внучка и говорит ему:

— Уходи! Кто тебе велел приходить? Тебе надо дома сидеть.

Дед взял стрелу, лук и убил всех людей. Лишь несколько человек скрылось. Три дня сидел внучек дома, потом говорит:

— Надо идти догонять скрывшихся врагов.

Пошел их догонять. Долго бежал, долго шел, догнал убежавших. Убил несколько человек. Но две женщины и трое мужчин еще дальше убежали. Двое из них появились и вошли в каменный дом. А один еще дальше ушел. Когда внучек догнал его, тот превратился в камень, и убить его стало невозможно.

Пошел внучек за помощью к менкву. Но пути увидел прорубь и подошел к пей. Саблю в прорубь опустил — вода совсем кровью стала. Сам в дом пришел. В доме слышится разговор старухи:

— Доченька, сходи за водой. Немного погодя брат твой придет и нас без воды застанет.

Девушка сидит, не идет за водой. Старуха снова ей говорит:

— Почему ты не идешь? Вот-вот сын придет. Как же нас без воды застанет!

Девушка не идет. В третий раз старуха дочери сказала:

— Почему ты не идешь? Брат придет. Если нас без воды застанет, тогда хорошего от него не жди.

Послушалась девушка, взяла ведро и пошла к реке. Ненадолго уходила, вернулась в дом и ведра без воды на пол поставила, говорит:

— Воды нет, в проруби кровь.

Старуха слышит: кто-то посторонний в доме есть. Она говорит:

— Откуда-то пришедший герой, откуда-то пришедший богатырь! Вычисти прорубь, зять-герой, зять-богатырь!

Сходил внучек к реке, саблю в прорубь опустил, и в проруби ничего не стало, совсем чистая вода. Вернулся с берега, опять в дом вошел и спрятался. Тут в дом вошел мужчина и говорит:

— В доме другим, чужим духом пахнет!

Старуха отвечает:

— Что тут было! Мы чуть было без воды не остались. Не сердись, это зять в нашем доме.

Еще один мужчина в дом вошел, говорит:

— В доме другим духом пахнет, в доме чужим духом пахнет. Кто пришел?

Мать ответила:

— Тихо, не сердись. Это зять-герой, зять-богатырь пришел к нам.

Третий мужчина в дом вошел, говорит:

— В доме незнакомым духом пахнет, кто-то чужой пришел?

— Не сердись! Так или иначе, это зять-герой, зять-богатырь. Показаться надо, зять!

Вышел из укрытия внук Богатыря Невелички. Поздоровались, поцеловались, обнялись. Сварили большой котел спинного мяса, медового мяса. Едят, пьют. Семь дней так продолжалось. Однажды внучек говорит:

— Мне сегодня домой идти захотелось.

Пупыхи ему отвечают:

— Разве мы тебя держим?

Жена говорит:

— Иди. Только возвращайся сюда на седьмой день.

— Пусть он придет до насадки на лыжи свежей шкуры выдры. Если не придет, будет убит.

Пошел внучек. Шел, шел. К его боку прилипла красная белка. Внучек бросил в нее стрелу, а белка прицепилась к другому его боку. Стрела ее не задела. Весь день метал, метал стрелы — в белку не попадает. Возле него жена вдруг засмеялась, говорит:

— Со мной ты балуешься. Потому тебя мучаю, что ты меня в прорубь саблей погружал. Ты меня мучил, теперь я тебя мучаю. Теперь больше ничего из добычи не найдешь. Домой иди, готовь дом. На седьмой день я приду.

Отправился внучек в свои места. Пришел домой, дом себе поставил. Между тем исполнилось семь дней. Жена его сюда пришла. Жена столько вещей и оленей привезла — словно лес! Со всеми людьми они сжились, стали жить вместе в согласии. И теперь живут с женой и процветают.

148. Сказание о походе Богатыря Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашнего Друга

Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг, его средний брат — Дух Ходившей-Летавшей Мысли, их младший брат — Повесивший Первого Соболя[405]. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг долго жил, коротко жил. Ночью лег спать. Не идет к нему непробудный сон. Встает. Выходит на улицу. Идет на задворки дома с задворками. Стоит. Долго стоял, коротко стоял. Ниоткуда не видно приближения войска со стрелами, ниоткуда не видно приближения войска с луками. Когда он так стоял, на задворки дома с задворками опустился ворон. Ворон говорит:

— Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг! Зачем стережешь на улице темную ночь Пупыха, темную ночь Торума?

Богатырь отвечает:

— Не засну я темной ночью Пупыха, темной ночью Торума.

Ворон говорит:

— Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг, о, если б ты не сердился на меня! Я принес тебе весть.

Богатырь отвечает:

— Зачем я буду сердиться из-за того, что ты принес мне весть? Мне весть нужна.

Ворон говорит:

— В земле-то, далекой земле, в воде-то, далекой воде живут семь богатырей по имени Волта Лежащее Носатые. Их младшая сестра — женщина с косами восходящего солнца, женщина с волосами заходящего солнца.

Ворон говорит:

— Именитый богатырь, славный богатырь! Вот женщина, достойная тебя. Съездил бы ты туда. Эту весть я принес тебе.

Ворон улетел. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг входит в дом, ложится спать. Долго спал, коротко спал. Вскочил. Будит оруженосца:

— Оруженосец, вставай!

Встал. Спрашивает:

— Какое дело?

Богатырь говорит:

— Собери народ со всего геройского города, со всего богатырского города. Я сообщу важную весть.

Оруженосец ушел. Долго ходил, коротко ходил. Народ собрался на улице. Пришел богатырь Дух Ходившей-Летавшей Мысли. Говорит:

— Люди, почему вы стоите на улице? Заходите в дом.

Дух Ходившей-Летавшей Мысли концом меча распахивает дверь. По дому похаживает. Когда он так похаживал, острием меча от половиц откалывал куски дерева, из которых можно сделать поварешку, куски дерева, из которых можно сделать плошку. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Дух Ходившей-Летавшей Мысли, мой младший брат! С какою гнев лелеющей гневною мыслью ты ходишь?

Ничего не ответил ему младший брат и молча сел. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Ночью никак не мог я заснуть. Вышел на улицу. Пошел на задворки дома с задворками. Стою. Когда я стоял, на задворки дома с задворками спустился ворон. Ворон говорит: "Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг! Что ты ищешь ночью на улице?" Я отвечаю: "Не идет ко мне ночью непробудный сон". Воров говорит: "Я принес тебе весть. Можно ли мне молвить?" — "Почему нельзя, говори!" Ворон говорит: "В земле-то, далекой земле, в воде-то. далекой воде живут семь богатырей по имени Волта Лежащие Косатые. Их младшая сестра — женщина с косами восходящего солнца, женщина с волосами заходящего солнца. Вот женщина, которая достойна тебя, именитый богатырь, славный богатырь!" Ради этой вести я и собрал вас.

Дух Ходившей-Летавшей Мысли говорит:

— Земля-то, далекая земля, вода-то, далекая вода! Почему нельзя?! Съездим. Во главе войска пойду я!

И еще говорит:

— Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг, мой старший брат! Одну военную лодку ты снаряди. Одну военную лодку я снаряжу.

Люди вышли на улицу, разошлись по домам. Ночь жили, день жили. Стемнело. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг ложится спать. Долго спал, коротко спал. Оруженосец будит его. Просыпается. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Одевается. Оделся, снарядился. Идет к реке. Уже приготовлены две военные лодки. Воины расселись. Он тоже садится. На реку вышли четыре спаренные лодки. На берегу народ собрался. Одна женщина говорит:

— Эй, богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг! Если привезешь младшую сестру семи богатырей Волта Лежащих Косатых, одну свою руку отдашь мне.

— Ты, пропащая девка, если выйду на берег, не собрать тебе лоскутьев твоей шубы лоскутной!

Долго едут, коротко едут. Пристают к речному мысу, удобному для нарт, подчаливают к речному мысу, удобному для лодок. Расправляют свои руки, прошедшие далекую землю, расправляют свои ноги, прошедшие далекую воду. Вышли на берег. Долго идут, коротко идут. Отдыхают. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Послышался стук едущих лодок, послышался стук гребущих весел. Показался богатырь Русский Плясун. Подъехал. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Русский Плясун, друг, куда едешь?

— Я к тебе еду. Ведь ты отправился искать женскую страну, исхоженную женщинами, отправился искать мужскую страну, исхоженную мужчинами. Будем друзьями!

Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Будем друзьями!

Вместе едут. Долго ехали, коротко ехали. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Подчалим к речному мысу, удобному для нарт, удобному для лодок.

Подчалили. Вышли на берег. Расправили свои руки, прошедшие далекую землю, расправили свои ноги, прошедшие далекую воду. Идут. Долго идут, коротко идут. Отдыхают. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Послышался стук едущих лодок, послышался стук гребущих весел. Показался богатырь Кремлевый Грохочущий Лук. Подъехал. Говорит:

— Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг! Куда едешь, друг?

— Куда еду? Еду искать женскую страну, исхоженную женщинами, еду искать мужскую страну, исхоженную мужчинами. Кремлевый Грохочущий Лук! А ты куда едешь?

Кремлевый Грохочущий Лук говорит:

— К тебе еду. Будем друзьями!

Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг говорит:

— Будем друзьями!

Поехали. Долго ехали, коротко ехали. Длинную землю проезжали, короткую землю проезжали. Явились к городу семи богатырей Волта Лежащих Носатых. Под самым городом к берегу причалили. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда.

К приходу военных лодок стены города семи богатырей Волта Лежащих Косатых обросли мохом. За такие стены рукой не уцепишься, в такие стены ногой не упрешься. Дух Ходившей-Летавшей Мысли встает. Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг встает. Русский Плясун встает. Кремлевый Грохочущий Лук встает. Дух Ходившей-Летавшей Мысли говорит:

— Невозможно подняться в этот богатырский город, в этот геройский город. За эти стены рукой не уцепишься, в эти стены ногой не упрешься. Если суждено нам быть прославляемыми в песнях, если суждено нам быть прославляемыми в сказках, мы поднимемся на верх этого богатырского города, этого геройского города!

Дух Ходившей-Летавшей Мысли пошел. Вслед за ним двинулись три богатыря. Навстречу им семь богатырей Волга Лежащие Косатые в одну ногу взбираются на грань городских стен. Со всех сторон сбрасывают вниз множество бревен. Дух Ходившей-Летавшей Мысли отбивает их концом меча. Бревна с поселка, бревна с города летят на середину лодочной реки, летят на середину весельной реки. Все бревна кончились. Семь богатырей Волта Лежащие Косатые выпустили множество стрел, оперенных перьями куропатки. Дух Ходившей-Летавшей Мысли вниз мечом ударит — вниз отбивает, вверх мечом ударит — вверх отбивает. Кончилось множество стрел, оперенных перьями куропатки.

Дух Ходившей-Летавшей Мысли взбирается наверх. Богатыри Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг, Русский Плясун и Кремлевый Грохочущий Лук идут в центр геройского города, богатырского города. Направляются в пригород города с пригородом. В пригороде города лежит большой камень. Дух Ходившей-Летавшей Мысли, в песнях прославляемый человек, в сказках прославляемый человек, концом своего богатырского меча сворачивает тот камень. Камень был настолько тяжел, что семь человек не могли его с места стронуть. Он один своротил. Поднимает камень концом меча и бросает через голову. Упал камень на середину лодочной реки, на середину весельной реки. Семь богатырей Волта Лежащие Косатые видят: упал камень на середину реки. Говорит их старший брат:

— Мы больше воевать не можем. Прекратите бой. Дух Ходившей-Летавшей Мысли бросил камень, лежавший в пригороде нашего города с пригородом. Он очень сильный!

Его младшие братья говорят:

— Если ты прекратишь бой, мы тоже не будем сражаться.

Семь богатырей Волта Лежащие Косатые входят в дом. Дух Ходившей-Летавшей Мысли входит в дом, за ним входят и остальные три богатыря. Вошли. Поздоровались. Сели. Кормят их пищей из чумана, кормят их пищей из блюда. Четыре богатыря вышли на улицу. Идут на реку к своим людям. Приходят. Ночь спали. Прожили день. Посылают сватом богатыря Русского Плясуна. Русский Плясун приходит в дом богатырей Волта Лежащих Косатых. Говорит:

— Пришел я вам досаждать, пришел я вас донимать.

Семь богатырей Волта Лежащие Косатые сидят с опущенными головами. Долго сидели, коротко сидели. Говорят;

— Если дадите черного, красного зверя...

Русский Плясун отвечает:

— Дадим.

Семь богатырей Волта Лежащие Косатые говорят:

— Если Дух Ходившей-Летавшей Мысли отдаст свои одежды, мы отдадим свою сестру. Нам нужна его кольчуга.

Русский Плясун идет обратно к реке. Пришел. Дух Ходившей-Летавшей Мысли говорит:

— Какую весть принес, какую новость принес?

Русский Плясун говорит:

— Просят черного зверя, просят красного зверя.

— Черного зверя, красного зверя дадим.

Русский Плясун стоит с опущенной головой. Дух Ходившей-Летавшей Мысли спрашивает:

— Чем ты опечален? Что ты узнал еще? Говори!

Русский Плясун отвечает:

— Дух Ходившей-Летавшей Мысли, просят твою кольчугу.

Дух Ходившей-Летавшей Мысли посидел немного и сказал:

— Что ж, ради мужчины, который сватает женщину, отдам. Снимает с себя кольчугу. Опоясывается поясом из рогожи.

Пятьдесят оруженосцев поднимают кольчугу, несут в город. Все идут в дом семи богатырей Волта Лежащих Косатых. Устраивают свадебный пир, чтобы всему поселку наесться, чтобы всему городу наесться. Пируют семь дней, пируют семь ночей. Их люди возвращаются на реку. Дух Ходившей-Летавшей Мысли остается. Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг остается. Дух Ходившей-Летавшей Мысли сказал:

— Где младшая сестра семи богатырей Волта Лежащих Косатых? Пойдем туда.

Пошли. Долго шли, коротко шли. Входят в один дом. В сенях дерутся два человека. Дух Ходившей-Летавшей Мысли подошел к ним, схватил их и говорит:

— Не деритесь! Где младшая сестра семи богатырей Волта Лежащих Косатых?

— Если отпустишь нас, скажем.

Отпустил. Заходит в дом. У порога висит полог из шкурок молодого осетра. В переднем углу висит полог с изображением крылатых зверей, ногастых зверей. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг садится в задней части полога. В котел накрошили мяса священной рукастой-ногастой серебряной птицы. Мясо священной рукастой-ногастой серебряной птицы сварилось. На один конец блюда положили женский нож, на другой конец блюда положили мужской нож. Поставили блюдо в полог из шкурок молодого осетра. Девушка говорит:

— Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг, ешь!

Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг сел. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Дух Ходившей-Летавшей Мысли говорит снохе:

— Когда поведут тебя на реку, твой старший брат — богатырь Волта Лежащий Косатый должен снять с себя кольчугу и отдать тебе. Если он не отдаст, ты скажи ему: "Земля-то, далекая земля, вода-то, далекая вода! Как же я поеду голая?"

Дух Ходившей-Летавшей Мысли идет на реку к своему народу. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг остается у своей жены. Утром жена будит его. Встает. Умывается. Поел пищи из чумана, поел пищи из блюда. Выходит на улицу. Люди уже на берегу собрались. Пошел туда. Пришел к своему народу. Оттуда отправились в дом семи богатырей Волта Лежащих Косатых. Угощают их пищей из чумана, угощают их пищей из блюда. Прощаются. Идут к реке. Приданое младшей сестры семи богатырей Волта Лежащих Косатых переносят в лодки. Ведут младшую сестру семи богатырей Волта Лежащих Косатых. Младшая сестра семи богатырей поднялась на берег, остановилась и сказала:

— Земля-то, далекая земля, вода-то, далекая вода! Я голая не поеду. Если старший брат возвратит кольчугу, тогда поеду.

Ее старший брат снял с себя кольчугу. Пятьдесят оруженосцев подняли кольчугу и отнесли на реку. Младшую сестру семи богатырей Волта Лежащих Косатых отвели вниз. Рядом с ней сел Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг. Четыре военные лодки вышли на речной простор. Долго ехали, коротко ехали. Подчалили к берегу. Расправляют свои руки, расправляют свои ноги. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Садятся в лодки. Богатырь Кремлевый Грохочущий Лук остается здесь: он сам человек с землей, он сам человек с водой[406].

Долго едут, коротко едут. Подчаливают к берегу. Выходят из лодок. Расправляют свои руки, прошедшие далекую землю, расправляют свои ноги, прошедшие далекую воду. Едят пищу из чумана, едят пищу из блюда. Садятся в лодки. Богатырь Русский Плясун остается здесь: он сам человек с землей, он сам человек с водой.

Долго ехали, коротко ехали. Годов семь ездили, лет семь ездили. Богатырь Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашний Друг с женой и с людьми подъезжает к своему геройскому городу, к своему богатырскому городу. Приехал в свой геройский город, в свой богатырский город. Идет на берег в свой геройский дом, в свой богатырский дом. Младшая сестра семи богатырей Волта Лежащих Косатых следует за ним.

Со всего геройского города, со всего богатырского города отовсюду бегут женщины, отовсюду бегут мужчины. Бегут смотреть молодую жену именитого богатыря, славного богатыря. Весь народ на берег собрался. Люди из двух военных лодок выгружают на берег приданое невесты. В дом богатыри Соболиного Волоса, Звериного Волоса Домашнего Друга собирается народ. Устраивают свадьбу, чтобы всему поселку наесться, чтобы всему городу наесться. Пьют медовое вино, пьют пьяные вина. Пируют семь дней, пируют семь ночей. В своем геройском городе, в своем богатырском городе и теперь благоденствуют, и теперь счастливы.

149. Атуман и Содовара

Жил Атуман[407] со своим товарищем Соловара. Однажды Атуман к отцу подошел, руки ему на колени положил, говорит:

— Отец, такого богатыря, как я, знаешь еще?

— Нет, — отец отвечает, — не знаю.

Подошел к матери, ей руки на колени положил:

— А ты, мать, знаешь еще такого богатыря, как я?

— Нет, — говорит, — не знаю.

Пошел тогда к жене. Спрашивает:

— Может, ты, жена, про такого богатыря, как я, слыхала?

— Слыхала, — жена отвечает. — За семью морями, за семью землями у одной матери тридцать богатырей. Живут те тридцать богатырей в одном городе.

Как то слово Атуману в уши пало, так стал он собираться идти, тех богатырей проведать.

— Пойду, — говорит, — посмотрю, каковы богатыри.

— Ну что ж, пойди, — жена отвечает, — сходи. Придешь к ним, будут они тебя угощать, мухоморов подадут. Три короба мухоморов принесут, ты их съешь, а под конец увидишь на одной ножке семь мухоморов — их не ешь смотри. Если те семь мухоморов на одной ножке съешь, то больше мы с тобой не увидимся.

Распрощался Атуман со своей женой, с матерью да с отцом и отправился. Долго шел, коротко шел, но однажды все же добрался. Верно: для гостя еды приготовили, угощать стали. Мухоморов подали. Три короба съел, до последнего мухомора дошел. Думает: "Эти семь мухоморов на одной ножке я есть не буду, а один кусочек попробую". Один кусочек съел, а дальше и чувствовать перестал. То ли жив, то ли нет, не знает.

Проснулся он в темном месте. Солнца нет, и месяца нет. Совсем темно. Сколько времени спал, не знает и, куда попал, тоже не знает. А дело-то так было: пока он спал, тридцать богатырей его под землю опустили, да там и оставили. Теперь, как проснулся, стал выход искать. Бродит в темноте как попало, дороги найти не может. Так бродя, две палочки нашел. Взял он эти две палочки, соединил, из волоса струну сделал, натянул и заиграл. Какие только песни есть, все играет. Как птицы поют, как звери да рыбы живут, так и играет.

У тридцати богатырей сестра была. В отдельном доме с двумя девушками жила. Одна из девушек раз за водой пошла. Спустилась она к реке — смотрит: сколько рыб, сколько птиц, зверей разных собралось, точно комаров. Рыбы столько скопилось, что воды зачерпнуть невозможно. Собрались все и слушают, а из воды звуки какие-то доносятся. Девушка ведра немного в сторону отнесла, поставила, думает: "Дай послушаю". Спустилась к воде, прислушалась, и верно: такая музыка хорошая из воды слышится! То-то рыбы, птицы и звери собрались: слушать приятно.

Постояла, постояла. "Ну, — думает, — довольно, пойду". Пришла домой, ее спрашивают:

— Где была столько времени, куда ходила?

— Никуда долго не ходила, до берега только.

— Как же не долго?! С того времени, как ты ушла, три дня прошло!

— Нет, — отвечает, — быть не может, чтобы я столько времени ходила.

— Верно, три дня минуло, как ты по воду ушла! Ты что там увидела, что три дня пробыла?

— Что увидела? Рыбы, птиц, зверей разных там столько собралось, точно комаров! Из-за рыб воды зачерпнуть нельзя. В воде такая приятная музыка слышится, что слушаешь и оторваться нельзя. Ну, я немного там и послушала.

— Ну, пойдем, — сестра богатырей говорит, — я тоже послушаю.

Стали собираться. Как одеваться начали, так под полом музыка послышалась. Прямо под самым домом играет кто-то. Сестра богатырей вынула тут медную булавку и ею по столу чиркнула. И сразу появились два богатыря с медными лопатами и медными топорами.

— Что тебе нужно? — спрашивают.

— Под пол дорогу прокопайте!

— Это, — говорят, — мы сделать не можем.

Тогда сестра богатырей железную булавку вынула и ею по столу чиркнула. Появились тут два богатыря с железными топорами и железными лопатами.

— Что тебе нужно?

— Прокопайте вы под пол дорогу.

— Это мы можем, — ответили богатыри и копать принялись.

Как прокопали, так из-под земли музыка совсем ясно послышалась. Обе девушки под землю спустились и Атумана там нашли. Вывели его наверх, за стол усадили, угощать принялись. Три короба мухоморов поставили. Атуман те три короба съел и семь мухоморов на одной ножке тоже съел. Больше прежней силу тут в себе почувствовал. Пошел он на тридцать богатырей и всех их перебил, ни одного не оставил. И дома их сломал. Потом вернулся к дому девушки, сложил его вместе с людьми в кисет, завязал и в карман сунул. Сунул в карман и домой направился.

Долго шел, коротко шел, семь земель прошел, семь морей пересек и вот к дому приближаться стал. Когда совсем близко к поселку был, нагнал мальчика с нарточкой. Подошел к нему, видит — у него на нарточке три бочонка: один ведерный, один двухведерный да один на четверть.

— Ты что это везешь? — спрашивает.

— Вино везу.

— А какое оно?

— Пьянеют люди, когда пьют его, — мальчик отвечает.

— А ну-ка, дай попробую, чем оно пахнет?

Четвертной бочонок взял, пробку вынул, ко рту поднес. Пока пробовал, весь бочонок кончил.

— А ты куда его везешь?

— Да видишь ли, жил здесь раньше Атуман. И ушел он однажды равных себе по силе богатырей искать. С тех пор как ушел, тридцать лет прошло. Теперь Соловара за его жену просватался. Вот для пира вино и везу.

— Ну, пойдем вместе, — Атуман говорит.

Потащили они нарточку вдвоем и скоро в поселок пришли. Когда в дом входили, Атуман тоже в мальчика превратился. Вошел в дом и в сторонке встал. Думает — не признают. Только жена его говорит:

— А, Атуман, ты вернулся! Так зачем шутишь? Думаешь, не признаем?

Обрадовался Атуман, что жена его признала, из дома выскочил. Там из кармана кисет вынул, развязал, дом из него вытащил и рядом со своим домом поставил.

Сестру богатырей он второй женой взял, а другую девушку Соловаре в жены отдал. Устроили они тут пир. И теперь живут, и счастливы.

150. Богатырь Хурынг

Живет богатырь Хурынг. Когда он жил в своей земле, однажды сказал своему народу:

— Съезжу я добыть лишний топор, лишний котел. Съезжу я на беловодную кормилицу Сыгву.

Уселся в лодку и поехал со своими воинами. Приехал он на беловодную кормилицу Сыгву.

В это время возле запора два человека рыбу ловили. Наловили рыбы и стали собираться в обратный путь. Слышат: приближается чья-то лодка. Старший брат говорит младшему брату:

— Слышишь, лодка едет?

Младший брат говорит:

— Что это за лодка? Пусть поближе подъедет.

Показалась лодка. Приблизилась к ним. Узнали лодку богатыря Хурынга. Пустились бежать. Выскочили на берег. Помчались по дороге к поселку. Но тут вспомнили, что свои рукавицы оставили в лодке. Один из них повернул обратно к берегу. Видят: в лодке богатыря Хурынга сидят двое юношей, их племянники, незаметно для него за прибрежные кусты цепляются, ход лодки удерживают. Не успел богатырь Хурынг подчалить к мосткам, как он подбежал к своей лодке, схватил рукавицы и крикнул:

— Я за рукавицами возвращался! В другой раз, когда я приеду к тебе, сумей-ка и ты сделать то же самое!

Богатырь Хурынг повернул лодку и двинулся дальше.

В ту пору в поселке Шомы народ был встревожен приближением богатыря Хурынга с войском, и по ночам охраняли поселок. Две девушки сварили уток, мясо съели, а кости собакам высыпали. Собаки начали грызться, поднялся страшный шум, и в это время лодку богатыря Хурынга поднесло к самому поселку. В поселке и в городе люди спокойно спали. Воины богатыря Хурынга вышли на берег и перебили всех спящих людей. В живых остались только богатыри Щёин-старуха со стариком, их не смогли найти. Богатырь Хурынг забрал с собой богатства, накопленные для пупыха, накопленные для Хуля, захватил с собой двух девушек. Отчалил богатырь Хурынг от берега свою лодку, и тронулись в путь. Поплыли в обитаемую ими землю.

В поселке, на который напал богатырь Хурынг, живыми остались два человека — богатыри Щёин-старуха со стариком. Кончилось лето. Льдом покрылись реки. Наступила зима. Прожили зиму. И зима кончилась. Настала следующая весна. Прошел лед. Стали на лодке ездить. Наступило лето. Богатыри Щёин-старуха со стариком собирают войско. Собрали воинов. В начальники подыскали одного человека, по имени Посалтит-хум[408]. Спарили две лодки, воины погрузились в них и поехали.

Едут в верховья Сосьвы, едут искать богатыря Хурынга. Кончилась Сосьва. Подъехали к горам. Высадились на сухом месте. Лодки потащили волоком. Добрались до реки Хурынг-я. Спарили свои лодки. Сели. Поехали по реке Хурынг-я. Приехали к земле богатыря Хурынга. Подчалили к берегу. Богатыря Хурынга на берегу реки не оказалось. Две собаки его дом охраняют. Налили в уши собакам расплавленного свинца. Поднялись на берег. В доме живут две одинокие женщины. Спрашивают их:

— Где живет ваш муж?

Оказывается, богатырь Хурынг живет на болоте в войлочном чуме.

— Какими чарами обладает ваш муж?

— Какими чарами он обладает? Сердце и печенку в лесу хранит. Это и есть его чары. Если не успеет он дойти до сердца и печенки, убьете его. Если успеет дойти, убить вы его не сможете.

Говорят женщины приехавшим воинам:

— С тех пор как он приехал к себе домой, не снимает с себя кольчугу.

Женщины отправились к богатырю Хурынгу. Говорят ему:

— Сними с себя кольчугу. Богатыри Щёин-старуха со стариком не нападут на тебя. Сними кольчугу. Без кольчуги нам будет удобнее с тобой спать.

Богатырь Хурынг снял с себя кольчугу. Легли спать. Когда богатырь Хурынг уснул, женщины взяли кольчугу и плотно зашили ее прочными нитками, у стрел расщепили древки, на луке надрезы сделали.

Пришли воины богатырей Щёин. Богатырь Хурынг в пологе спит, крепко спит, ничего не слышит. Воины приблизились к войлочному чуму. Двое с мечами в руках вплотную подкрались к нему. Хотят они его, спящего в пологе, изрубить мечами. Другие воины приготовились преследовать. Начали они рубить мечами полог, в котором спал богатырь Хурынг. Рубили, рубили — и все по пустому месту. Нет никого в пологе. Пустой полог. И тут заметили, что богатырь Хурынг бежит вдоль озера. Два воина погнались за ним. Оба они быстро бегали. Вот уже и настигают его. Тут богатырь Хурынг в воду нырнул, под воду ушел, под водой плывет и путь свой хорошо знает, знает, где выбраться из воды на берег. Преследовавшие его воины направились к концу дороги. Смотрят: богатырь Хурынг выскочил на сухой берег и прямо перед ними пробежал. Гонят его два воина. Есть у них луки, есть у них стрелы. Вот уже и настигают его. Богатырь Хурынг снова в воду нырнул. Потом из воды выскочил и дальше побежал. Тогда пустили стрелу в богатыря Хурынга. Стрелой перебили ему поджилки. Присел. Больше бежать не может. Подошли к нему. Он умоляет их:

— Сделайте такую великую милость, отпустите меня!

— Нет нам до тебя дела. Если вон тот человек отпустит, пусть отпускает.

Подошел богатырь Щёин. Богатырь Хурынг сидит на упавшем дереве. Богатырь Хурынг умоляет богатыря Щёина: "Отпустите меня!" Богатырь Щёин не отпускает его. У богатыря Хурынга зуб на зуб не попадает. Богатырь Щёин выхватил меч. Грудь у богатыря Хурынга пополам разрубил, сердце и печенку сырыми съел. Память об убитых детях не дает ему покоя.

Оказывается, у богатыря Хурынга столько богатств: и луки, и стрелы, и мечи, и красный зверь, и черный зверь. Все погрузили в две лодки. Туда же посадили и девушек. Плывут по реке Хурынг-я, Подъезжают к другому поселку, слышат.

— Богатырь Хурынг! — кличет его народ через трубочку борщевика.

Дряхлые старики говорят:

— Дети, зачем вы зря время проводите?! Ведь говорили мы вам: "Стрелы и луки держите наготове!" Теперь начинаете вы его призывать через трубочку борщевика. Пропали, пропали наши головы, наши, наши...

И заплакали.

Воины богатыря Щёина сметают в реку девичий прах, сметают в реку молодецкий прах. Приезжают в другой поселок и там все в прах разносят.

Приехали они к кормилице-Оби, к рыбной Оби. Вниз по Оби поплыли. Добрались до устья своей речки. Вверх по речке поплыли. Приехали в город, обитаемый богатырем Щёин. Поделили между собой черного зверя, красного зверя. Разъехались по своим местам. И теперь благоденствуют, и теперь счастливы.

151. Богатырь Двух Горных Хребтов

Богатырь Двух Горных Хребтов погрузился на дно озера Туман. На середине этого озера росло восемьдесят больших деревьев. Наносил туда земли, наносил туда илу. Построил там деревню. Чтобы построить дом, он нанял тридцать силачей с каменной грудью. Работники пришли, начали рубить деревья; один рубит в середине бора, другие — в середине урмана. Им было приказано срубленные деревья перетаскивать на берег, к самому краю воды. Вершины больших деревьев — толщиной в шесть четвертей, в семь четвертей. Деревья, которые потоньше, они перетаскивают к воде, толстые деревья не трогают, оставляют на месте. Работника говорят друг другу:

— Ну вот, разве хватит у нас силы справиться с такими толстыми, могучими деревьями? Пойдемте домой, скажем ему, чтобы он нас накормил и напоил. Там скажем: "Силой, приобретенной от выпитого, хмельной силой мы волоком перетащим бревна на берег".

Говорят:

— Когда мы будем есть и пить, сумеем его убить, тогда-то он наверняка в наших руках окажется.

Старший богатырь возражает:

— Он могучий богатырь. Разве найдется сила одолеть его?

Другой отвечает:

— Какая в нем неодолимая сила?! Теперь у нас есть могучий богатырь, наш Сармын.

Спрашивают Сармына:

— Сармын, ты в состоянии убить его?

Сармын отвечает:

— Почему не убить? Попробуем бить топорами по гробу. Посмотрим, у кого из нас топор глубже всех врежется.

Начали рубить. У одного лезвие топора углубляется на два-три пальца. У более сильного человека лезвие топора врезается в дерево до самого обуха. У Сармына обух топора скрывается в стволе дерева.

— Сармын, убьешь ты его или нет, но от твоей руки он погибнет.

Потом они отправились домой, говорят Богатырю Двух Горных Хребтов:

— Приготовь угощение! Толстые бревна вымотали все наши силы.

Им приготовили угощение. Едят, пьют, справляют домашнюю трапезу. Они принесли семь жертв небесному богу Нум-Торуму. Устроили игры. Одни играет на бандуре, другой наигрывает на журавле[409]. Богатырь Двух Горных Хребтов опустил на плечи свой головной убор. Сармын это заметил: "Не сидит небось со снятым головным убором". И тут Сармын спрятался, тайком поднял свой топор и стал подкрадываться. Подкрадывался, подкрадывался. Разве заметит его Богатырь Двух Горных Хребтов?! Он разговаривает со своим народом, смеются, детишки играют. Сармын поднял топор и ударил. Когда он его ударил, череп Богатыря Двух Горных Хребтов повис на шейном хряще. Как только его голова качнулась вперед, Богатырь Двух Горных Хребтов стал скакать на четвереньках. Когда топор коснулся его шеи, Богатырь Двух Горных Хребтов заревел, и где-то на конце света что-то зашумело. В это время кондинская вода стала стоячей, как в курье. Три дня и три ночи стояла она. Когда на третью ночь стемнело, Конда снова потекла. Но истечении трех дней и трех ночей стали тыкать Богатыря Двух Горных Хребтов под мышки ножами, мечами; только слышно, как пихают кончики ножей, кончики мечей. Ушли богатыри обратно в свою страну, где они живут, где они ночуют. Так и погиб Богатырь Двух Горных Хребтов.

152. Война на Тавде

На Тавде разразилась война. Тридцать мужчин испугались войны, сбежали[410]. Тридцать мужчин прихватили с собой семь женщин. Приехали сюда, есть нечего. Они отправились в Елушкино, к устью Тана. Тут они начали отбирать у людей пищу. Тем и живут. Стали готовить луки и стрелы. Спускаются к озеру Туман охотиться на линных уток. Так, питаясь добытой дичью, и живут.

Когда они так жили, однажды в этом месте[411] срубили деревню. Один охотится, другой дома строит. Начали обрабатывать землю. И зажили здесь. Но ничего не могут добыть.

— Сделаем мы божка-пупыха!

— Из чего мы его сделаем?

— Мы сделаем его из русской женщины, сделаем его в образе русской женщины, похожей на русскую куклу, похожей на мансийскую куклу, сделаем женщину с огненными, пламенными руками, нашу бабушку[412].

Вот и сделали бошка-пупыха.

— Сделаем теперь божка-мужчину, злого сына богатыря-соболя, гневного сына лесного богатыря, доброго сына нашего батюшки, мужчину пяти лесных котлов, мужчину шести лесных котлов[413].

И живут в этом месте. У них родился один мужчина, родился могучий мужчина. Они отправились в лесную деревню и соорудили рыболовный запор. Ходят к запору — то один, то другой. Вот так и ходят к нему все тридцать мужчин по очереди. Среди тридцати мужчин есть один человек: где найдет медведей, там их убивает. Недостает только одного медведя до полной сотни. Пошла его мать, повела с собой женщин на сторону лесного мыса собирать ягоды. На поляне лесного мыса собирают ягоды; и тут к женщинам выскочил медведь. Испугались женщины или не испугались, не в том дело. Мать мужчины, убивающего медведей, стоит и говорит:

— Смотри, смотри, смотри, медведь, почему ты все бесполезно бродишь? Если увидит тебя мой сын, от моего сына тебе не уйти. Он убьет и съест.

Стыдно стало медведю, и он пошел прочь. Хоть и долго переживал медведь, хоть и долго мучился, все-таки говорит:

— Пойду искать ее сына.

В верхних юртах есть гора Кегмыс. Он и направился к середине той горы, галопом помчался в гору. Не добрался до середины горы, вниз свалился. Второй раз разбежался, достиг середины горы и чуть выше, снова упал на землю. Стоит под горой и, жалуясь на свою судьбу, кричит своему отцу Нум-Торуму — Верхнему Небу[414].

153. Предание о поселке Леуши

В поселке Лох-Ваны два лесных богатыря жили. Долго так жили, однако дома жить наскучило, на войну идти решили. Собрались и пошли.

До поселка Вахт доехали, на поселок напали, биться стали. Много бились, мало бились, под конец всех перебили. Побитые воины на месте полегли, оставшиеся в живых разбежались, женщин оставили. Два богатыря из Лох-Ваны тех женщин с собой забрали и дальше поехали.

Долго ехали, коротко ехали, добрались однажды до речки Оум-я, на поселок напали, биться начали. Наконец побитые воины на месте полегли, оставшиеся в живых разбежались. Два лесных богатыря из поселка добро разное забрали, дальше отправились. Поплыли они по речке Оум-я, а тем временем оставшиеся в живых в дно речки острых кольев понабили. Берестяные лодки богатырей из Лох-Ваны на колья напоролись, береста порвалась, лодки водой наполнились, на дно пошли. Речка на том месте, на их счастье, неглубокая была. Люди сами на берег вышли и лодки затащили. Вытащили лодки на берег, починили их, на воду спустили и дальше отправились.

Долго ли ехали? Кто их видел! Коротко ли ехали? Кто их видел! Однажды подъехали к поселку Леуши. Когда они подъезжали, Леушинский богатырь дома лежал, спал. Две жены его рядом с ним сидели. На нем хоть и была надета кольчуга, да застежки распущены. Богатыри из Лох-Ваны напали, биться стали, в Леушинского богатыря стрелу пустили. Кольчуга у того расстегнута была, стрела в рукав вошла, в сердце ему вонзилась. Леушннские люди увидели, что богатырь их убит, испугались, сердца их сжались. Биться они не смогли, и все тут на месте полегли. Два лесных богатыря из Лох-Ваны со своими людьми всех леушинских перебили, женщин с собой забрали и домой уехали.

Так Леуши пустые, без людей остались.

Однажды с Огневой стороны, с Черновской стороны[415] тридцать человек пришли. Огневого рода, Черновского рода тридцать сыновей на реку к Леушам вышли. За дорогу изголодались, без пищи остались. В Леуши вышли, еды себе добыть не могут. Стали они тут кротов да мышей ловить. Большой котел полный набили. Воды палили, на огонь повесили, варить стали. Котел закипел, и в эту пору тридцать лосей из лесу к реке вышли. Тридцать человек с мест повскакали, копья да луки похватали, лосей убивать стали. Всех лосей перебили. Вылили они тогда котел с кротами, а мясо лосиное варить повесили. Мясо поспело, вынули его, поели. Как насытились, так стали дома рубить, поселок ставить. Срубили дома и зажили на том месте.

С Огневой стороны, с Черновской стороны тридцать человек пришли, и от них, от домов их Леуши и поныне стоят.

154. Образование островов

Менкв-ойка идет вдоль реки Сосьвы. Так расхаживая, он увидел Ялп-ус-ойку. Ялп-ус-ойка говорит:

— Я его боюсь. Если от него убегу, то больше бояться не стану.

Менкв расхаживает вдоль реки. Ялп-ус-ойка пришел к сосне, потом пошел за реку и смотрит на реку. Видит: Менкв-ойка идет, впереди оказался. А Менкв-ойка про себя думает: "Меня не видел". Ялп-ус-ойка дальше идет, смотрит: Менкв-ойка серединой реки идет. Ялп-ус-ойка думает: "Не взял меня. Он еще маленький. Теперь я от него убегу. Стрелу свою и лук свой повешу. Больше я не боюсь. Мужчина, которого боятся, остался позади". Менкв-ойка говорит:

— Здесь впереди живет мокрая лягушка, квохчет. Я ее затопчу между кочками.

Названый муж лягушки — это Тайт-котль-ойка[416]. Он раньше узнал, что Менкв-ойка идет его убить. Он сидит лицом к реке и делает стрелу. Тайт-котль-ойка говорит сыну:

— Сыночек, завтра вечером придет Менкв-ойка, чтобы убить нас.

Стрелы изготовлены. Отец сыну говорит:

— Сыночек, я схожу на ту сторону Сосьвы, на голову себе поставлю сосновую шишку. Если действительно Сосьва сердитая, то ты пусти стрелу в сосновую шишку.

Отец ушел на другую сторону реки Сосьвы. Сосновую шишку себе на голову поставил, назад смотрит: сын стрелу грызет. Отец думает: "Что же случилось?" Он назад через реку переправился, спрашивает сына:

— Сыночек, ты почему не пустил стрелу?

Сын ему отвечает:

— Стрела крыльев (т. е. оперения) не имеет.

Отец снова уехал на ту сторону реки. Взял сосновую шишку, поставил ее себе на голову. Сын пустил стрелу, попал в сосновую шишку, стоящую на голове отца. Отец обратно переправился через реку, подошел к сыну и говорит ему:

— Сынок, послезавтра придет Менкв. Он идет серединой реки. Под горлом есть кусок человеческого мяса[417], ты стрелу туда пусти.

Вдвоем живут. Наступил другой день. Вечером сын сидит на берегу и смотрит вниз по реке: правда, Менкв-ойка серединой реки идет. Юноша взял в руки стрелы, подпускает его поближе. Менкв уже близко. Юноша пустил стрелу. Стрела ударилась в человеческое мясо. Менкв-ойка упал, вниз свалился, закричал:

— Охыр, Охыр!

Тут голос его надломился и заглох. Ножны, кисет, конец пояса, кусок большого сапога, кусок маленького сапога — все унесло вниз по течению. Теперь там река[418], и острова имеют названия: Ножны-остров, Кисет-остров, Конец Пояса — устье реки, Большой Сапог-остров, Маленький Сапог-остров. Унесло и бедро Менква. Из него образовался длинный плес вблизи поселка Алтатумб. До того как Менкву закричать, южнее деревни ехали люди в большой лодке. Когда он закричал, лодка зачерпнула воды и затонула вместе с людьми. На этом месте образовался остров. Его назвали остров Погружения Лодки.

155. Скала Сброшенной Лосиной Головы

В старые времена был городок. С каким бы оружием ни пришел враг, в городок тот войти не может. Городок на вершине скалы стоял. Снаружи железным частоколом[419] огорожен был. С какой бы стороны враг с луками и стрелами ни пришел — внутрь не попадает.

Однажды пришли враги с луками и стрелами. Пришли враги, внутрь городка попасть не могут. Под скалой внизу живут, выжидают, когда ворота городские откроют. Сколько ни ждали, ворота не открывают. Так выжидая, голодать стали. Обессилели, а назад все же не уходят. Наконец так изголодались, что сверху из городка еды просить стали. Люди в городке голову лосенка годовалого взяли, грязью всякой обмазали и вниз швырнули. Враги эту голову все же съели. С тех нор ту скалу так и называют: Скала Сброшенной Лосиной Головы. Однажды враги на скалу вверх полезли. Тогда жившие в городке несколько бревен веревкой обвязали, на краю скалы положили. Когда враги на эту скалу полезли, защитники веревки обрубили, бревна вниз покатились и всех нападавших передавили. Эта скала находится в верховьях Сосьвы, повыше того места, где сливаются ее большой и малый истоки.

156. Сали-урнэ-ойка

Давным-давно, никто из старых манси не помнит — когда, жили-были муж и жена. Жили они очень богато, не знали и не ведали никакой нужды. Было у них несметное количество оленей. Оленей богатой семьи пасли бедные пастухи-манси. День и ночь они смотрели за оленями у подножия Уральских гор.

У богатых оленеводов был единственный сын, они его очень любили и баловали. Одежду он носил из дорогих оленьих шкур, к столу ему подавали дорогие кушанья. Но юноша был ленивым и беззаботным. День проходит, два проходит, а он ни в лес на охоту не сходит, ни в чум дров не занесет. Ни до чего ему дела нет. Лежит на оленьих шкурах и поглядывает в небо через дымовое отверстие чума. Полежит, полежит, выйдет из чума, посчитает звезды на небе и снова ложится на шкуры. Так он и проводил дни. Отец с матерью смотрели, смотрели на любимого сына и однажды сказали ему:

— Сынок, чем так лежать, съездил бы ты проведать наших оленей. Посмотрел бы, как их пасут бедняки-манси.

И вот ленивый юноша задумался. Вышел из чума, посмотрел на небо, посчитал звезды и подумал: "Однако, придется ехать и проведать наших оленей..." Зашел в чум и сказал отцу с матерью:

— Съезжу-ка я проведать наши оленьи стада. Только вы к моему приезду сшейте новую малицу из лучших оленьих шкур.

Запряг ленивый юноша трех оленей в нарту и отправила? в путь. Едет, посматривает на горы и думает про себя: "Вот теперь я посмотрю на наши оленьи стада. Узнаю у пастухов, сколько у нас оленей". Долго ехал, коротко ехал, стал приближаться к подножию Урала. Подъехал к подножию гор и видит оленьи стада его на месте. Бедные пастухи-манси по-доброму пасут оленей.

Дальше ленивый юноша не поехал. Понравились ему эти места, остановился здесь. И вот он вдруг стал бодрым в работящим, лень свою отбросил. Стал у подножия горы чум строить. Посреди чума очаг наладил, оленьи шкуры на пол постелил. И стал он в этом чуме жить. Долго жил у подножия этой горы, состарился. С тех пор оленеводы-манси и называют эту гору Сали-урнэ-ойка — Оленей Оберегающий Богатырь.

157. На каменном утесе

Жили-поживали старик со старухой. Они ставят чум на вершине высокого утеса. Ставят олений чум, ненецкий чум. Поставили, подумали: "Попробуй теперь, войди!"

Долго жили, коротко жили. Однажды ночью слышат: кто-то к ним приближается. Это едет оленья нарта. К чуму на каменном утесе ненецкое войско пришло. Дерутся, борются. Ненецкое войско вниз скатилось, с утеса вниз все упали.

Старик со старухой утром встали, смотрят: они все с каменного утеса упали в снег, все умерли. Старик со старухой сняли чум и перекочевали в другое место. И до сих пор живут на другом месте.

158. Сказание о народе Пастэр

Люди Пастэр пошли из селения Пастэр в лес. Звериный след нашли, гнаться принялись. Один был Шагом Менква Обладающий Человек[420], другой человек был Крылатый Пастэр. Еще три человека — обыкновенные люди. Шагом Менква Обладающий Человек впереди идет. Крылатый Пастэр звериный след посохом колет:

— Богом созданный священный зверь, богом созданный отмеченный зверь, из этого места, из которого идешь, Нижний Урал покажи, женщин-родоначальниц неведомую землю покажи, богатырей неведомую землю покажи[421].

Шагом Менква Обладающий Человек впереди шел, затем Крылатый Пастэр на его лыжи сзади наступать начал. Потом Крылатый Пастэр вперед шагнул. Северного ветра, южного ветра буран поднялся[422], когда Крылатый Пастэр бежать принялся.

Долго шел, коротко шел, в одном месте однажды зверь показался. Зверя свалил. До нижнего конца Урала не дошел, как зверя свалил. Освежевал, сердце да печень взял, затем обратно побрел по той же дороге, по которой пришел. Долго брел, коротко брел, Человека Обладающего Шагом Менква встретил. После того вместе пошли. Пошли, людей своих повстречали. Там и заночевали, сердце да печень ели. Утром встали, затем вниз к Оби подались. К реке пришли, таять начало. Весна настала. В том месте дальше жить стали, дальше спать стали. Там и основались, теперь там живут. Того места имя — Полуй.

159. Сын Полум-Торума

Сын Полум-Торума внезапно пропал[423]. Охранявший его человек поблизости искал — духа его нет. Духа его вблизи очага нет. Тогда духа своего искать задумал. Затем отправился духа своего искать. Собаку у бедра привязал, собака его ведет. Собака куда идет, туда и он идет. Все шел, все шел. Ночь настанет — спит. Встанет и опять идет. Собака в это место привела его. Название этого места — Сури. Духа своего здесь и нашел. Место, где был найден дух, — Петькин мыс. Лесной мыс таким именем прозывают. Когда духа своего нашел, в этом месте селение сделал. Мансийский человек[424] ворожит. У духа своего, ворожа, спрашивает:

— Ты как, это место родным сделать думаешь?

Дух его в этом месте и основался. Человек здесь зажил, с духом своим. Тут и стали жить. Пока один мужчина, одна женщина останутся[425] дух-предок с человеком здесь зажили.

От мансийского человека род пошел, имя его — Ольсин. Здесь жили, затем половина народа нашего в новый поселок властями устроена была. Новое селение сделали, духа-предка туда перенесли. Род наш три имени имеет: одно — Ольсин, одно — Торо-сев, одно — Сюмин[426]. В Ильпи-пауль теперь два рода живут.. Уже после основания селения в Ильпи-пауль ляпинский человек[427] пришел, Ярлин имя его. Они Крылатого Старика почитают. Крылатый Старик — Чайка-Старик[428].

В лесном селении[429] Петликовы живут. Они — до нашего рода пришедший народ. Они — народ из селения Хангласам, сосьвинский народ — Народ Лягушки. Их дух-предок — дочь Великой Женщины из селения Хангласам[430].

160. Серебряное блюдо

По ту сторону Салехарда ненцы живут. В рыбопромышленных местах без оленей живут. Однажды летом неводят, неводят, ничего совершенно не добывают. А добывают хоть, так немного, лишь на еду добывают. Однажды летом, когда так жили, невод забросили. К берегу подвернули. Тянули, тянули, больше не могут. "Почему он, — думают, — тяжелый?" С лодки смотреть стали — невод полон рыбы. Тогда говорят:

— Маленьким неводом рыбу на берег выберем.

Рыбу понемногу на берег вытащили. На берег, на сухое место, собирают. Всякая, всякая рыба там есть. Потихоньку потихоньку туда, на берег, стащили. Пятьсот пудов добыли. Говорят:

— Ну, делить будем?

— Чего делить?! Сколько можешь, столько и бери.

Среди большого количества рыбы смотрят — тарелка. Немного глиной облеплена. Водой немного обмыли, смотрят — серебряная тарелка. Тогда говорят:

— Кому надо, пусть возьмет.

Один человек говорит: "Мне не надо", другой человек говорит: "Мне не надо". Тогда один человек говорит:

— Я возьму. Возьму, в свой дом отнесу.

Домой сходил, кусок материи принес. Аршинным куском материи с угла на угол тарелку завязал, домой отнес, в переднем углу к шесту привязал. После этого на третий день сам заболел. Три дня жил, потом на третий день как заболел — умер. При смерти он детям и жене сказал:

— Если я умру, эту тарелку в другой дом пусть отнесут.

Верно, в тот день, когда сказал, как свечерело, так и умер.

Он умер, серебряную тарелку взяли и в другой чум отнесли. Туда внесли, также к шесту дома привязали. В день похорон того человека в другом доме, куда внесли тарелку, человек заболел. Как заболел, на третий день и умер. Этот человек умер, тарелку взяли и в третий дом отнесли. В третий дом внесли, также в передний угол к шесту дома привязали. В передний угол привязали, в том доме живущий человек тоже заболел. И так же, как заболел, на третий день умер.

После этого еще по четырем домам тарелку носили. Четыре человека еще умерли. Таким образом, в семь домов заносили, семь человек умерло. Тогда говорят:

— Как дальше иметь ее будем? Иметь, видать, нельзя? В семи домах семь человек умерло.

Тогда один ненец поворожил, говорит:

— Домой, в помещение, вносить совершенно нельзя. Но заднюю сторону седьмого дома маленькая береза есть. На ту маленькую березу, туда привяжите. Там пусть будет.

Тогда вороживший ненец еще сказал:

— Народ весь пусть соберется, хорошенько ворожить надо. Кому хранить ее, тогда понятно станет. Кому хранить можно.

Тогда народ собрался. Шамана выбирать стали. Очень много в бубен бьющих[431] ненцев было. Между собой хоть и выбирали, ради этого случая в бубен никто не бьет, не соглашается, даже весьма обладающие бубнами[432]. Тогда узнали: девушка есть, та девушка — самый первый шаман. Тогда люди говорят:

— Ты в бубен бей.

— Буду бить, мне можно.

Из одной нарты бубен принесли. В дом с огнем занесли. Огонь развели, бубен согрели[433]. Бубен согрелся, говорят:

— Теперь девушка пусть идет. Пусть бубен возьмет.

Позвали, вошла в дом, где бубен согревали. Бубен ей дали. В руки взяла. Взяла, немного погрела. Своими руками заново бубен у огня немного погрела. Тогда поколачивать стала, поет. Петь стала, говорит:

— Эта серебряная тарелка очень дорогая. Очень много духов на ней есть. Топал-ойка там есть, затем Топал-ойки сын там есть. Топал-ойка на лошади сидит, сын тоже на лошади сидит. На самой середине — водяной царь, старик. С одной стороны от него Мир-сусне-хум тоже на лошади сидит, а сбоку от него Мир-сусне-хума сын на лошади сидит. Водяной царь, старик, посередине тарелки из воды поднялся. Плечи и руки из воды только виднеются. Кисти рук только видны. Пятый человек тоже есть — Сяхыл-Торум-ойка[434], тоже на лошади сидит. Это духа грома, им затеянное дело. Сыновья его убиты, В поисках сыновей он войско созывает.

Дух грома на юге живет. Там надумал рыбу ловить прийти. Ради озерной пищи, обской пищи сюда пришел. На Обь сюда пришел, посмотрел: во всю толщу воды — рыба. Множество всяких рыб там есть. Дна не видно, во всю толщу воды рыба. То место нашел, там и поселился. Был очень теплый день с кучевыми облаками. Гром тогда загремел, лодка на воду упала. В лодке два человека стоят — духа грома сыновья. Когда он загремел, водяной царь услышал.

— Что это тяжелое такое упало?

Взглянул, увидел, двух человек с лодкой увидел. Смотрит: ну-ка, что делать будут? Калданную сеть спустили, вниз по воде плывут. Сами в лодке стоят. Однажды слышат: рыба в сеть пошла. Подняли ее, рыбу, в лодку сложили. Тогда водяной царь своим сыновьям говорит:

— Пойдите поймайте их, вместе с лодкой поймайте.

Два человека пошли. Пришли туда, лодку поймали, перевернули. Обоих человек поймали в то время. Дух грома сверху вниз в то время смотрит: обоих его сыновей два человека поймали и лодку опрокинули. Сколько ни гремел, сколько ни гремел, как возьмет? Взять их не мог. Вниз смотрит — город. Обоих сыновей вниз, в город, отнесли. Руки у них связаны, ноги связаны. Железными цепями связали, на железную перекладину, чтобы убить, повесили. Смотрит: сыновей убили, на железную перекладину повесили. Тогда он испугался.

— Что я сделаю? Его сила!

Отправился к старику Топал. Он тут поблизости живет, знает ведь он, что делать. Туда пришел, в дом зашел. Топал-ойка дома сидит. Стал спрашивать духа грома:

— Это ты как сюда пришел? Ты никогда здесь не хаживал, сюда не заходил!

— Самые лучшие рыбные места здесь есть, ради промысла рыбы пришел.

— Добыл рыбы?

— Нет. Обоих сыновей только что спустил рыбу промышлять.

— Ловят, а?

— Чего ловят! Два человека на них напали, схватили, лодку перевернули, самих поймали, в подводный город унесли, там убили.

— Вот как! А ты спрашивался? Водяной царь, старик, там живет. Со своим городом там находится.

— Да я и не знал. Как спрашивать буду? Я тебя звать пришел. Если б ты пошел, зову тебя.

Топал-ойка, голову немного опустив, посидел, затем говорит:

— Пойду, почему не пойти, если зовешь меня.

Сыну своему тогда сказал:

— Военных коней наших поймай. Уздечками взнуздай, оседлай.

Взнуздал, оседлал, к отцу пришел:

— Кони наши готовы.

На улицу вышли, на коней сели, поехали. Как тронулись, Топал-ойка говорит:

— К Мир-сусне-хуму завернем, а оттуда уже прямо поедем. Отправились, туда приехали.

— Мы, — Топал-ойка говорит, — на конях посидим, а ты в дом войди. Мир-сусне-хума позови.

Дух грома в дом вошел.

— Да вон что! — Мир-сусне-хум говорит. — Ты как сюда пришел?

— Я, — говорит, — ради рыбного промысла пришел.

— Добыл?

— Чего добыл?! Оба мои сына убиты! Я тебя с собой зову, может, пойдешь?

— Если зовешь, почему не пойду, пойду.

Сыну сказал:

— Сходи на улицу, военных коней наших поймай.

Сын вышел, обоих поймал, взнуздал, оседлал. В дом когда вошел, отец уже оделся. Говорит отцу:

— Коней наших взнуздал, оседлал.

Наружу вышли, на коней сели. Пять конных человек вместе едут. Однажды водяной царь дома был. Дом его вдруг шевелиться начал. Дом его туда-сюда просто колышется. Из дома выглянул: оказывается, враги идут. Пять конных человек. Их поступь настолько тяжела, что город его чуть не рушится. Тогда на поверхность воды поднялся. Молить начал. Когда из дома выходил, водяной царь семи сыновьям, семи богатырям сказал:

— Вы духу неба говорите. Семь труб наверх выставьте. До какого дня дожили! Водяного царя город наш сегодня весь разнесут. Враги идут! Я их молить стану, вы духа неба молите.

Сам наружу высунулся, над водой показался. Врагов умоляет. Руки навстречу протянул. Рот раскрыл. Так-то испугался!

Они тогда смилостивились. Дух неба воевать тоже не допустил. Тогда перестали. Смилостивились, хотя и отправились ради того, чтобы водяного царя убить. Топал-ойка говорит:

— Водяной царь уже что сделал, то сделал. Зато теперь ты, — духу грома говорит, — порожняком не уходи. Сколько только сможешь, добудь рыбы. Сколько добудешь, в свою землю неси.

Четыре конных человека тогда домой поехали. Назавтра дух грома рыбу промышлять стал. Сколько в голову придет, столько и ловит. Сыновья у него убиты, за них ему рыба назначена была. Водяной царь-старик говорит:

— Теперь каждое лето сюда приходи.

— Больше они не бранятся, так живут.

Девушка пошаманила и еще говорит:

— Когда это блюдо по семи домам носили, семь человек умерло. Зачем в помещение вносили? На ту березку, туда, привязать вам надо было.

Ненецкая девушка еще пошаманила, говорит:

— Этот день здесь пробудет, на березе. Завтра двух человек выберите, в подводы ехать снарядите. Завтра эту тарелку в шкуру годовалого оленя заверните, пусть везут. В Верхне-Нильдинских юртах человек с бревенчатым домом, говорят, живет. Туда на лодке пусть везут. Туда привезут, тот человек возьмет. Место хранения там.

Ненецкая девушка так ворожила, теперь место хранения нашла. Шаманом оно найдено.

Тогда подводами блюдо повезли. Ни в одном селении не сказали: "Я не поеду". В какое селение ни приедут, другие два человека дальше везут. К человеку с бревенчатым домом привезли. Вместе с белой шкурой передали. Теперь в Верхне-Нильдинских юртах хранят.

161. Сонный человек

Два человека в лес пошли. В лес пришли, из веток балаган сделали, промышлять начали. Один человек все время спит. Настолько сон его крепок, что даже когда другой человек еду варит, то не слышит. Другой человек сердиться стал:

— Тебе во время промысла поменьше спать надо!

Сонный человек раздумывать начал: "Что делать? А может, душа моя в слопец попадает?"

Однажды днем вместе на охоту ушли. Сонный человек раньше вернулся. Торопясь, в изголовье своем слопец насторожил. После этого поели и спать легли. Другой человек ничего не знал. Сонный человек рано проснулся, пищу готовит, товарищ его все еще спит. Котел поспел, решил слопец посмотреть. Пестрая тетеря попалась. Тогда он тетерю свою в огне сжег. Товарищ его поднялся, есть стали.

— Ты как так рано встал? — один человек спрашивает.

— Я, — говорит, — слопец в изголовье насторожил, тетеря попала.

Тогда товарищ его говорит:

— Какая из себя, давай посмотрим!

— Я, — сонный человек говорит, — в огне ее сжег, огнем съедена.

— В огне жечь нельзя было, — товарищ его говорит. — Эту тетерю тебе съесть надо было. Тогда душа твоя к тебе пришла бы. Теперь ты скоро умрешь.

— Почему же я умру без болезни? — говорит.

Жить стали. Теперь сонный человек больше непокидаем[435]. Домой пошли, бессильным стал. Более непокидаем. Когда домой пришли, отец его говорит:

— Весна если бы была, душу твою спасли бы, теперь же душа не появится. Весна если бы была, тетеревиное яйцо поискали бы, тетеревиное яйцо сырым выпил бы, тогда душа твоя восстановлена была бы.

— Ты как это дело знаешь? — сын говорит.

— А так знаю, — говорит, — тетеревиное яйцо когда съел бы, тогда внутри тебя тетеревенок вырос бы, тогда душой сделался бы.

Те слова чуть вырвались, сын его умер. Он это дело ради пробы сделал, ему поменьше спать хотелось.

162. Встреча с душами умерших

Один человек ходил осматривать слопцы. Когда шел домой, уже свечерело. Душа младенца ему попалась навстречу. Вперед ползет, люльку за собой волочит. У человека с собой лопата. Лопатой ее в сторону откинул, сам дальше пошел. Поодаль отошел, слышит, умерший ребенок говорит:

— Милая матушка с молочной грудью там осталась. Люльку зачем она со мной положила? Где у меня силы, чтобы ее нести!

Человек дальше идет. Три женщины, друг за друга схватившись, бредут, плачут:

— Дела, которые мы делали, до середины не дошли. Дорога, по которой мы шли, до середины не пройдена.

Человек слушает, в стороне от дороги встал. Потом опять пошел. Две старые женщины приближаются. С песней приближаются.

163. На кладбище

Один человек куда-то ездил. По дороге назад затемнял. Вспомнил, что в стороне от дороги есть селение.

— Дай-ка я в это селение заеду.

Заехал. В один дом зашел, народ в бубен бьет, шаманит. Народу полон дом, и все с закрытыми лицами[437]. Он вошел, говорит:

— Здравствуйте.

Люди не отвечают. Один человек в бубен бьет. Еще раз говорит:

— Здравствуйте.

Нет, не отвечают. Бьющий в бубен человек говорит:

— Огонь кто-то заставляет свистеть[438]. Нас едящий дух пришел.

Этот человек к выходу повернулся. Теперь в бубен бьющий человек говорит:

— Я сейчас моего меньшого духа позову.

Приезжий вышел, поехал. Дорога мягкая, снежная. К большой дороге приблизился. В это время обернулся — облезлая парка[439] за ним гонится. Нагнавшее существо в облезлой парке за задок нарты уцепилось. Человек на большую дорогу попал, хореем назад ткнул. Тогда существо отвалилось, на месте осталось. В селение приехал, в дом вошел:

— Здравствуйте.

Люди говорят:

— Здравствуй.

Спрашивает:

— На моховище дорога где?

Оленей отпустил, говорит:

— Селение, оказывается, здесь находится, а я только что в одно место попадал.

— Куда ты попадал?

— Там, в стороне, небольшое селение есть.

— Никакого там селения нет.

— Что же там такое есть?

— Кладбище там.

— Я туда заехал — в бубен бьют. В дом вошел. Говорю: "Здравствуйте". Они говорят: "Что-то заставляет огонь пищать, я меньшого духа позову". Тогда я наружу выскочил. После существо в облезлой парке меня настигло. Когда на большую дорогу попал, хореем его ткнул.

Люди говорят:

— Ты на кладбище к покойникам заезжал.

164. Заблудившаяся женщина

Жили старик со старухой. У них было три сына. Отец их умер. Остались сыновья жить с матерью. Жили они плохо, бедно. Мать говорит однажды:

— Пойду-ка я, старая, ягоды собирать.

Ушла она в лес за ягодами и заблудилась. Вот уже неделя прошла, а ее все нет. Народ собрался. Стали ее искать, из ружей стреляют. Сыновья ее плачут. Пиво сварили, уже поминки по ней сделали.

Вдруг залаяли собаки. Один мужчина вышел на улицу и слушает. Собаки на что-то лают. Видит мужчина: в чистом поле стоит старуха. Тут он закричал сыновьям:

— Эй, мужички, идите на улицу! Ваша мать идет и в руках: мясо песет!

Все выскочили на улицу, свистят, кричат, бегают, радуются. Один из сыновей за мать ухватился, плачет. Мать ему говорит:

— Сынок, не плачь!

В дом вошли, сын спрашивает ее:

— Где ты была, мама?

— Заблудилась я, сынок. Есть хочу.

Мать села есть и рассказывает:

— Вот, сынок, села я на кочку. Смотрю в лес. Что-то черное виднеется, ко мне приближается. Я боюсь. Ко мне подошел медведь, сел, лапу положил мне на колени и показывает. Я посмотрела и вижу: в лапе заноза сидит. Вытащила я ее. Медведь поднял лапу, погладил мое плечо и говорит: "Ты посиди здесь". Сам ушел в лес. А я сижу. Вдруг вижу: медведь обратно идет и несет мясо. Положил это мясо мне на колени и говорит: "Вставай, иди домой". Лапой показал и говорит; "Этой дорогой иди. Мясо домой неси". Пошла я, оглянулась назад и вижу: медведь машет лапой. Я ему головой кивнула. Недолго шла и вскоре домой пришла.

165. Предок-спаситель

Один человек в Ялп-ус поехал. По пути заехал к матери своей жены. Она больна. Когда он поехал дальше, мать жены говорит:

— Назад поедешь, буду ли больна, буду ли здорова, заезжай.

На обратном пути заехал. В дом вошел — гроб стоит. Сходил к лодке, принес еды. Бутылку вина взял, в дом вошел.

— Мать моей жены, когда жива была, хорошей пищей меня кормила, хорошим вином поила. Поставлю бутылку вина.

Поставил. Гроб открыт. Мертвая женщина поверх пологом прикрыта. Мать жены поднялась, села, полог сорвала.

— А, зятек пришел?

Зять вином ее поит. Пьет, наконец захмелела, пошатываться стала. Теперь человек думает: "Эта меня этой ночью убьет. Там еще дом есть, к тестю моему пойду". Вскочил, побежал в дом своего тестя. Пришел к нему. В дом вошел, в передний угол глянул: тесть его тонким сукном затянут[440].

— Вот беда какая. Эта ночь — моя последняя ночь, Ну, подожди, хоть огонь здесь разведу.

Развел огонь. Огонь разгорелся, человек присел. Мать жены его, слышно, по улице идет, гонится за ним. В дом вот-вот войдет. В это время тесть его в переднем углу с шумом поднялся. Тот человек в это время совсем сознание потерял. Свет из глаз ушел, затем упал. Что потом было, не знает.

Наутро очнулся: как на лавке сидел, так ничком тогда и повалился. В передний угол смотрит — никакого тестя его нет. Из дома вышел, мать жены его лежит, по самые бедра надвое разорвана, по самые лопатки надвое разорвана.

Он думал, тесть его в переднем углу лежит, а это Старик Священного Городка, предок его, был там. Это он его жизнь удержал.

166. Человек с реки Казым

Жил на Казыме человек со своею женой. Родился у них сын. Когда сын родился, Отыру[441] семь пестрых оленей убили, семь белых оленей убили. Отыр мальчика счастьем и удачей трех человеческих жизней наградил. Когда мальчик вырос, отец ему с Оби, из Священного Городка[442], жену высватал. Поженились они, привез он жену к себе домой. Много жили, мало жили, однажды решили к родителям жены в гости съездить. Собрались и поехали. Когда в городок приехали, там народ праздник играть собирается. Сородичи жены все в общественном доме сидят. Зять туда же пошел. В дом вошел, сел. Вот поднялись семь человек, вышли из дома для пляски приготовиться. Люди зятю говорят:

— Ты в какой-нибудь другой дом пойди. Когда плясать начнут, тебе здесь быть нельзя.

— Да я, — говорит, — лучше здесь останусь. Неужели на меня угощения или мяса жертвенного не хватит?![443]

— И то верно, — старик один говорит, — пусть сидит.

Когда семь человек из дома вышли, казымский человек тоже вскоре выйти задумал. Вышел, смотрит: у семи загородок, что вокруг дома, все семь ворот заперты. В это время семь человек с криком и свистом через все семь загородок одним махом внутрь ограды прыгнули. Казымец, торопясь, назад в дом пошел. Вошел, немного там побыл, и вскоре те семь человек появились. Пришли, плясать начали. Один человек играет, семеро пляшут. Семеро пляшущих шесть кругов сделали. На седьмом круге задний из пляшущих зятя с собой подхватил, и все из дома вышли. Вскоре назад вернулись. Бывшие в доме говорят:

— Зятя куда увели?

— Да мы его с собой и не брали, здесь где-нибудь сидит. Стали искать — нет нигде.

— Ведь ты же его с собою утащил, — седьмому из плясавших говорят.

— Нет, — отвечает, — не уводил я его.

В другие дома пошли, ищут везде. Нет нигде зятя.

Ну а теперь снова о нем речь пойдет.

Несут его куда-то вверх, только в ушах свистит. Долго несли, коротко ли несли, однажды примчались к горе, поросшей высокими лиственницами[444]. В тот лиственничный лес вошли, стоит дом. Стены из лиственниц сложены. В степе по две лиственницы да по три лиственницы в длину положено. Такой большой дом. В дом вошли. У одной стены семь медведей в ряд усажены. Перед медведями старик сидит. Говорит старик:

— Зятя принесли? Он пляску смотреть хотел. Теперь пусть смотрит. Расшевелите-ка зятя нашего.

Семь менквов для пляски оделись[445]. Плясать начали. Плясать начали, зятя на руки подхватили. Пляшут, а человека, кверху на руки поднявши, держат да подкидывают. Семь кругов проплясали. Зятя в сторону бросили. Чувствует человек: все его тело ноет, все болит. Подумал тут: "Казыма Великая Мать! Днем и ночью жертвы тебе приносить буду, только спасла бы жизнь мою из рук этих лесных духов-чертей!"

В это время старик говорит:

— Эй, внучек, я ведь слышу все твои просьбы, хоть на верхнем небе, хоть на земле нашей священной! Старик вершины Сорахта[446] — это я. Старик, охраняющий дорогу на Верхний мир, — это я! Твоя крохотная ничтожная бабка, твой крохотный ничтожный дедка со мной ничего не поделают.

— Эй, дети, зятя нашего расшевелите маленько!

Менквы опять поднялись для пляски одеться. Одежды свои взяли. В это время старик говорит:

— Ну-ка, дети, повремените немного. Нашего зятя бабка, которую он звал, сейчас прийти должна. Пусть придет. Она придет, тогда уж попляшете.

Тут смотрят: приехала женщина на упряжке из трех белых быков, в белой ягушке, белым платком шелковым покрытая. Приехала Казыма Великая Мать.

— Вот, дедушка, моего мальчика ты сюда привел. Когда он на свет появился, когда человеком стал, отец его семь белых оленей да семь пестрых оленей перед Отыром поставил. Отыр наградил его жизнью трех человек, богатством трех человек.

— Э-э, доченька, а хоть бы и наградил! Этот человек пляски смотреть хотел. Перед началом первой пляски тести его из дома хоть и посылали, хоть и говорили ему: "Тебе здесь быть нельзя", он не ушел. Тогда я его сюда привел, пусть большую пляску теперь посмотрит!

Старик для гостьи стол приготовил, угощает ее:

— Садись, дочка, поешь, попей!

За едой, за питьем женщина опять говорит:

— Ну, дедушка, мальчика моего отпусти!

— Нет, доченька, не пущу. Он пляски смотреть хотел, так пусть смотрит!

Есть кончили, опять просит:

— Отпустил бы ты его, дедушка!

— Нет, не отпущу.

— Ну, раз не отпускаешь, что поделаю!

Женщина хорей и вожжу в руки взяла, уехала. После ее отъезда старик говорит:

— Ну, дети, теперь зятя нашего порасшевелите немного. Менквы оделись, плясать начали, человека опять подхватили.

Наверх поднявши, на руках держат да подкидывают. У одного из рук вырвется, другому в когти попадает. Семь кругов проплясали, остановились. Остановились, человека опять в сторону швырнули. Чувствует он: больше прежнего у него тело и кости болят. Свету не видит — так все болит. Еще если раз с ним спляшут, тут и смерть. Погибнет он! Стал поминать Тэк-отыра[447]:

— Тэк-отыр, когда-то я с вечера до утра жертвы тебе приносил! Теперь вот погибаю в руках лесных духов.

Перед семью медведями сидящий старик тут говорит:

— Эй, внучек, деда своего призываешь будто? На Верхнем мире и на земле нашей священной я один. Говорю тебе: "Дед твой приедет и с тем же и уедет. Не отпущу я тебя".

— Эй, дети, поиграйте-ка с зятем!

Менквы плясать поднялись, одеваться начали.

— Обождите маленько, дети, теперь вот этот неладный дед его едет. Обождите.

И верно: на упряжке из трех пестрых быков в пестрой парке человек приехал[448]. Остановился, вожжу привязал, говорит:

— Эй, дедушка, моего мальчика ты зачем сюда затащил?

— Он пляски смотреть хотел, оттого сюда и притащили его. Теперь пусть смотрит.

— Отпусти.

— Нет, не отпущу. Пляски смотреть хотел, теперь пусть смотрит. Ну, иди, — старик продолжает, — стол готов, поедим, попьем.

Есть-пить сели. За едой приехавший опять говорит:

— Эх, дедушка, отпустил бы ты этого мальчика!

— Нет, не отпущу. Пляски да игры смотреть хотел, теперь пусть смотрит.

Поели, попили, кончили. Гость оделся, выходить собрался.

— Отпусти, дедушка, мальчика, — снова просит.

— Нет, не отпущу.

Человек вышел, хорей и вожжу в руки взял, уехал,

После отъезда человека старик говорит:

— Ну, дети, с зятем нашим опять попляшите!

Менквы снова поднялись, опять пляшут. Зятя подхватили, на руках подняли. Один его из рук выпустит, другому в когти попадет. Этот его выпустит, другой подхватит. Семь кругов проплясали, остановились. Человека в сторону бросили. Ну вот чувствует он, если еще раз его подхватят, умрет непременно. Вокруг него что есть, едва узнает. Все тело и кости болят. Если опять его возьмут, тут ему и смерть! Думает тогда: "Отыр меня жизнью трех людей наградил, счастьем и богатством трех людей наградил. Теперь вот в руках у этих лесных духов моя смерть приходит. Глаза мои уж не смотрят, уши мои уже не слышат. В руках у этих лесных духов погибаю".

— Ага, — старик говорит, — Отыра призываешь будто? В Верхнем мире и на земле нашей один я! Что же, призывай — с чем придет, с тем и уйдет.

— Эй, дети, сыграйте еще с зятем!

Менквы поднялись, одеваться стали. Как вышли, старик и говорит:

— Обождите, дети. Никак, этот неладный идет, кого зять призывал?! Подождите немного. Он уйдет, тогда уж.

Вскоре ветви у лиственниц качаться начали, иные лиственницы пополам сломались. Менквы снаружи четыре медных котла незаконченных поставили, чтобы лошади не на землю встать[449]. Наконец всадник показался. Черный зверь, красный зверь — пушнина всякая на шее у лошади понавешана, качается. Лошадь как встряхнется, шкурки дорогие сыплются. Приехавший говорит:

— Я этого человека жизнью трех человек, богатством трех человек наградил. Зачем его сюда притащили? Отнесите его домой по добру. Если не отнесете, во второй раз приеду, на этом вашем холме лиственничном все лиственницы вершинами вниз, корнями вверх поверну! И семи твоих медведей не будет, и лиственниц не будет. Я слышу, ты тут говоришь: "На Верхнем мире и на земле один я, дорогу в Верхний мир охраняющий старик — я, Вершины Сорахта старик — я". Если этого человека не отнесешь, я во второй раз приду, маленьким станешь!

— Внучек, отнесу, отнесу! Ты жизнью трех человек, богатством трех человек его наградил, я теперь жизнью четырех человек, богатством четырех человек награжу! Ну, иди, внучек, я стол приготовил.

— Нет, дед, я туда не пойду.

Тогда стол на спину лошади поставили. Дед с внуком поели, попили. Внук уехал. После его отъезда старик менквам говорит:

— Откуда принесли, в то место и отнесите. Понесли его.

Несший менкв говорит:

— Когда тебя искали вчера, к Отыру обратились, семь жертвенных животных для него убить обещались. Сейчас эти обещеные жертвы убивать будут. Когда мы туда придем, шаман в бубен бить будет. В бубен бить будет и так скажет: "После того как мы эти жертвы убьем, если что получится, пусть получится, на глаза человеческие если что появится, пусть появится!" В тот миг мы и придем. Ты тогда за березу покрепче ухватись[450].

Пришли. Человек за березу крепко-накрепко ухватился. Когда принесший его назад поворачиваться стал, с собой чуть не уволок. Только потому и остался, что держался хорошо. В это время шаман говорит:

— После того как жертвы мы наши убьем, если что получится, пусть получится, на глаза человеческие что появится, пусть появится!

В бубен бить перестал, говорит:

— Жертвы убейте!

Ударили, убили. Только убили жертвы, смотрят: позади идолов человек стоит. В этот миг на глаза появился, видимым стал. Начали его тут расспрашивать, куда ходил да где был. То, что от него слыхали, теперь люди и рассказывают.

167. Сбор ясака

Люди одного мансийского поселка, одной мансийской деревни пляшут в старом игральном доме[451].

Наступило время платы ясака, а они все пляшут. Семь дней плясали. Денег для выплаты ясака не имеют[452].

В поселек нарты за ясаком приехали. Стали собирать пушнину. Купец говорит:

— Почему зверя не промышляли?

— Мы запор на реке делали. Поэтому и не промышляли зверя. В лес сходить не успели.

— В каждом поселке все жители выплатили ясак, только вы не уплатили. Кто-то из вас все равно попадет под суд.

— Мы никогда дома не оставались, только в этом году. К новому году мы весь ясак выплатим. До той поры будем промышлять зверя и полностью сможем рассчитаться.

— В течение года я только один раз сюда приезжаю, — отвечает купец жителям поселка.

Люди ему говорят:

— Если ты не приедешь, то мы сами деньги и пушнину как-нибудь тебе пришлем.

Уехали сборщики ясака, уехал и суд. После их отъезда весь народ деревни вместе собрался. Созвали собрание. Вместе решали, как в дальнейшем проводить пляски. Пляски организовать два раза в году: осенью и в первый день мая месяца. Потом подумали, подумали и говорят:

— Играть и плясать один раз в году. Осенью плясать тогда, когда будет плохой промысел зверя.

Но между собой продолжают рассуждать:

— Может быть, один год совсем не плясать, второй год плясать и играть, на третий год опять не плясать?

Тут находился и шаман. Он говорит народу:

— Нет, так нельзя! Если мы так будем делать, то всем дальше не жить! Все умрем!

Народ ему отвечает:

— Если умрем, то мы — взрослые. Дети разве умрут? Они же ничего не знают про это. Ну, довольно, хватит. Пусть останутся живыми дети, а мы, взрослые, пусть умрем. В эту ночь все хорошенько подумаем, а завтра снова соберемся.

Наступило утро. Весь народ поселка, весь народ деревни заболел. Люди стали умирать. Оставшиеся в живых рыли глубокие ямы и клали туда всех умерших. На второй день, как начали люди болеть, в живых остались только два взрослых человека и двое детей. Оставшиеся в живых муж и жена думают: "Как жить? Что делать будем? Мы умрем, пусть наши дети останутся живыми". Жена говорит:

— Давай будем плясать и играть!

Муж сказал:

— Ты бей в железный ковш, как в музыкальный инструмент, а я буду плясать.

Жена говорит:

— Я же говорила, что не надо кончать плясать. Теперь посмотри, сколько людей погибло!

Пляшет муж, жена отдыхает. Жена плясать начнет, муж садится отдыхать. Плясали-плясали, кончили плясать.

Долго жили, коротко жили. Жена просит мужа перекочевать на другое место, в другой поселок. Переехали. На другом месте они построили деревню. Вместе с детьми живут. Но однажды двое их детей ушли ягоды собирать да заблудились. Так и совсем потерялись. Мать с отцом искали, искали своих детей, так и не нашли. Муж говорит жене:

— Ты стремилась переехать на другое место! Теперь дети потерялись.

Жена отвечает:

— Не могут они совсем потеряться. В какое-то время мы услышим их голоса. Они где-то есть.

Муж говорит:

— Откуда же ты их услышишь? Их Ворут съел, теперь они погибли.

Так оно и получилось. Их детей поймал Ворут, привязал детей проволокой. Губы детей проткнуты иголкой, чтобы губы и носы перед смертью детей стали жирными.

Ворут каждый день приходит к детям, приносит им калачи и булки. Ребята все это поедают. Долго так было, коротко так было. Однажды ребята покачались на качелях и говорят Воруту:

— Нас проволокой вместе свяжи, мы не убежим. А ты покачайся на качелях.

Ворут стал качаться на качелях. Дети в это время убежали домой, к отцу и матери. Прибежали домой. Во дворе собака залаяла. Девочка упала и умерла. Мальчик внес ее в дом. Он рассказал отцу и матери, где они были и как жили там,

Тут мальчик стал смотреть на огонь и тоже умер. Умерших девочку и мальчика отец с матерью унесли в лес. Плачут родители. Утром они снова в лес пошли. Но не нашли там умерших детей. Их взял Ворут.

Муж говорит жене:

— Ты стремилась в новый поселек. Если бы мы жили в старом поселке, не потеряли бы детей.

Он стал ругаться:

— Ворута где-нибудь найду и убью!

Жена говорит:

— Где ты его найдешь? Зачем выдумываешь?

Однажды муж ушел к реке на запор. Рыбы много добыл, большого налима добыл. Рыбу положил на нарту и нарту сам тащит. Тащит парту еле-еле, тяжело. Она как будто за гору зацепилась. Тащит нарту и думает: "Почему моя нарта такая тяжелая?"

Оглянулся назад: в нарте Ворут сидит и в лапах огромную рыбину держит. Стал мужчина с Ворутом драться, вырвал с его головы пучек волос и за голенище унтов положил. А Ворута он отпустил на свободу. Сам взял большую рыбицу и пошел домой. К жене свое пришел, стал рассказывать:

— Ты говорила, как я расправлюсь с Ворутом! Сегодня я его нашел, как следует "накормил"!

Его жена говорит:

— Не ври! Если что-то хочешь сказать, то правду говори!

Муж говорит:

— Я не вру, правда, я нашел его. Вот его волосы!

Он подает волосы Ворута жене, а они стали как лишайник. Долго жили, коротко жили. Другие дети у них появились. Вырастили их. Появились невестка и зять. Дети их говорят:

— Мы не будем здесь жить. Лодкой никуда нельзя проехать, воды нет.

Они снова перекочевали в старый поселок. И теперь там живут.

168. В охотничьей избушке

В одном селе, в одном поселке живут двое мужчин. Они пошли в лес, в сторону реки Сосьвы. Но пришли сначала к реке Хура, где живет их двоюродный брат. Вошли в его дом, говорят брату:

— Мы вместе в лес пойдем!

Двоюродный брат говорит:

— Вы сегодня идите. Я еще не готов. Вы идите на другую сторону большого болота. Там есть ветхий домишко. Но в нем вы не ночуйте, идите на противоположную сторону. В этом домишке нельзя ночевать — в нем бывает привидение.

Мужчины вдвоем в лес ушли. Пришли к большому болоту, о котором говорил двоюродный брат. Действительно, там домишко стоит. Постояли, подумали. Один из них говорит:

— Послушай, давай мы переночуем здесь.

Второй мужчина отвечает:

— Только что двоюродный брат нам сказал, чтобы мы не оставались на ночлег в этом ветхом доме, в нем привидение бывает.

Первый настаивает на своем, говорит:

— Как сюда придет пугающее чудовище?

И все-таки они здесь остались ночевать. Оленей отпустили, сами уснули. Утром встали, болтушку из муки[453] сварили, поели и пошли промышлять белок. Ходили, ходили, вернулись, семь-восемь белок добыли. Между собой говорят:

— Наш двоюродный брат так и не пришел.

Они снова в домике ночевали. Встали, болтушку сварили, наелись, собрались и пошли белок промышлять. Ходили, ходили, назад в дом вернулись. Один из них раньше в дом вернулся. В домишко вошел, видит: на костре котел висит, заправленный пережаренной мукой. Вскоре вернулся в избушку второй охотник. Первый, кто раньше домой пришел, спрашивает его:

— Слушай, ты в дом не приходил?

Тот ему отвечает:

— Не приходил.

— Наш котел кто-то невареной мукой заполнил.

— Наверное, наш двоюродный брат приходил. Он ради смеха заправил наш котел сырой, невареной мукой.

Переговорили они так между собой. Успокоились. Двоюродный брат не пришел. Они нарубили дров. У одного из них сломалось топорище. Он домой топор отнес. Сварили еду, поужинали и легли спать. Один просит второго:

— Слушай, расскажи сказку!

Другой к своему боку топор положил. Начал рассказывать сказку про шамана. Рассказывал, рассказывал, вдруг брат ему говорит:

— Тихо! Перестань говорить!

— Что-нибудь слышится?

Прислушались вместе: кто-то приближается, какое-то движение слышится.

— Это наш двоюродный брат, наверное, идет.

Лежат, слушают. Один из них говорит:

— Послушай, лежи спокойно, кто-то к нам идет. Ты лежи тихо, не шевелись. Огонь в очаге еще есть[454].

Тут быстро двери открылись, в дом входит Ворут. Глаза его как крышки ящика. Один из мужчин схватил топор. Ворут им говорит:

— Эх, как я хотел бы убить вас обоих, но боюсь одного мансийского переводчика[455]. Вот бы его убить сначала.

Ворут подходит ближе к ним, говорит:

— Как я их убью? Я лягу на них.

Совсем близко к ним подходит. Один из мужчин, лежащий у стенки, в руках топор держит. Ворут приготовился лечь на них. В это время мужчина ударил Ворута топором по голове. Ворут свалился на пол. Мужчина смеется:

— Ха, ха, ха! Теперь я тебя, проклятый, накормлю!

Тут другой мужчина поднялся, схватил топор и давай бить Ворута топором. Ворут на улицу убежал. Двое мужчин переночевали. Утром встали, наелись, один из них говорит:

— Послушай-ка! Давай выследим его. За ним кровавая тропа есть.

Стали они следить. Из дома след на улицу ушел. На снегу заметна маленькая черта крови. Преследуют его дальше. Впереди видят сплетенные вершины маленьких елей. Туда пошли. Пришли, там ничего не оказалось. Прислушались — стон слышится. Один из них говорит:

— Это он. Давай закопаем Ворута в землю.

— Ну его, пусть живет.

Они продолжают прислушиваться. Снизу разговор слышится:

— Я тебя вчера так не отпускал, просил не ходить туда. Там могли тебя убить. Теперь ты больным стал.

Мужчина говорит:

— Слушай, давай закопаем Ворута в землю.

— Ну его, не будем закапывать. Там их много, они нас убьют.

Мужчины-охотники пошли к избушке, поймали своих оленей

И поехали к реке. Приехали они к двоюродному брату, рассказывают:

— Мы тебя очень ждали! Ты так и не приехал.

— Я заболел.

— Мы жили в старом доме. Нам что-то почудилось, и мы очень напугались.

— Я же вам говорил, чтобы вы там не оставались. В том домишке бывают привидения.

Они ему ответили:

— Мы думаем, что не будет привидения. Мы его очень хорошо "накормили"!

169. Мис-нэ

Старик с устья Сижмы пошел ловить рыбу и поймал очень много. Гребет домой, смотрит: впереди в водовороте дочь водяного царя, женщина волосы расчесывает. Женщина окунулась, положила гребень, он плывет сверху по воде. Старик, гребя, взял гребень и положил позади себя в лодку. Проехал немного, а когда оглянулся, то там сидела женщина. Он погреб домой. Женщина на берег вышла и вошла в дом. Его жена, бывшая дома, принесла рыбу.

Долго, коротко жили, Мис-нэ родила сыночка. Старика не было дома, он куда-то ушел. Мис-нэ поставила котел на огонь. Человеческая женщина спрятала поварешку. Как ни ищет Мис-нэ, не находит поварешку. Она снимает котел голыми руками. Потом говорит женщине:

— Если ты не сумела жить в этом доме, богатом черным зверем, красным зверем[456], то оставайся бедной! Если бы мой сыночек начал говорить, тогда только и я бы начала говорить[457].

После этого она ушла со своим сыночком. Старик пришел домой, Мис-нэ нет. У него не стало силы что-нибудь добывать.

170. Мис-нэ и охотники

Живут трое мужчин. На заре они идут на реку, по которой ездил их отец, радостные от тормовки. Отплывают. Долго ехали, коротко ехали, один мужчина говорит:

— Зарядите винтовки. На следующем повороте реки много зверей-юров ползает.

Зарядили винтовки. Приплыли к следующему повороту реки — никаких зверей-юров нет. Человек говорит:

— Зарядите винтовки. На следующем повороте ходит медведь.

Приехали к следующему повороту — никакого медведя нет.

Тот же мужчина говорит:

— Зарядите винтовки. Приедем к следующему повороту — ходит лось.

Приплыли к следующему повороту — никакого лося нет. Говорит человек:

— Зарядите винтовки. На следующем повороте дикий олень ходит.

Приплыли к следующему повороту — никакого оленя нет.

— Мужики, — говорит, — подъедем к следующему повороту, подъедем к яру, где наш отец убивал оленя.

Они подъехали к яру. Пристали, вышли на берег. Смотрят: валяются рога оленей, убитых их отцом. Затем сели в лодки.

Долго ехали, коротко ехали, стоит Мис-нэ. Мис-нэ говорит:

— Посадите меня.

Стали они ее сажать. Она идет к берегу, одна нога лосиная. Говорят:

— Ну ее, пусть остается.

Ну, так и оставили. Долго ехали, коротко ехали, стоит Мис-нэ. Тоже говорит:

— Посадите меня.

Они двинулись к берегу. Начали сажать, она идет, одна нога оленья.

Ну, оставили ее. Долго ехали, коротко ехали, стоит Мис-нэ. Говорит:

— Посадите меня.

Начали они сажать, одна нога лошадиная. Поехали дальше. Мис-нэ говорит:

— Если вы не захотели поесть, то поезжайте.

Говорит:

— Если зажиточный, богатый дом вам не нужен был, то доезжайте.

Они говорят:

— Что нам делать с зажиточным домом? У нас у самих есть зажиточный дом, богатый дом.

Мис-нэ говорит:

— От вашего зажиточного дома, богатого дома только пустые стены остались.

— У нас много полных, безразмерных амбаров.

Мис-нэ говорит:

— Пустые стены остались.

Говорят:

— У нас оленье стадо в сотню быков.

Мис-нэ говорит:

— Лес из сухих деревьев только, — говорит.

Долго ехали, коротко ехали, приехали домой — только пустые стены стоят. У амбаров тоже пустые степы стоят. Идут к оленьему стаду в сотню быков — они превратились в лес из сухих деревьев. Умерли от голоду.

171. Глупый зять

У одного старика есть зять. Зять очень глупый. Однажды старик послал его в лес:

— Пойдешь — придешь к большому озеру. Сюда не оглядывайся, туда не оглядывайся.

Зять пошел. Пришел к тому озеру, остановился. Расхаживает, осматривается. Оглянулся в сторону озерного берега — огонь горит. Около костра с голыми руками и голыми ногами два менква сидят. Обдирают они черного зверя, обдирают они красного зверя. Обдирая, один из них сказал:

— Чего мы боимся?

Другой говорит:

— Чего мы боимся? Разве есть на этой земле кто-нибудь больше нас?

Первый говорит:

— Когда я хожу в лесу, что-то больно сильно березы скрипят.

— Не говори, сердце у меня лопнет. Ну-ка, еще скажи.

— Что-то больно сильно березы скрипят.

— Не говори, сердце у меня лопнет.

Глупый зять срубил березу. Отодрал от бересты пленку. Сделал берестяной нос. Подкрадывается к углу менквов. Подошел туда. Неожиданно сунул его промеж них, крикнул:

— Большой нос берестяной маски. У-гу-гу-у-у!

Менквы в разные стороны убежали. Он взял шкурки. Побежал по дороге вслед за ними. Оказывается, менквы отошли немного и грохнулись. Шкурки домой снес. И теперь живет счастливо и благополучно.

172. Сказка про умного старика

Один старик говорит своей старухе:

— Насуши мне сухарей, завтра я в лес пойду.

Настал следующий день. Старик поел, попил, в путь готовится. Тронулся. Пошел. Пришел в лес, в лесную избушку. Собрал дрова. Поставил чай. Думает: "Убьют меня этой ночью менквы".

Нагрел клещи и рукоятку молотка. Вот слышит — дверь распахнули. Вошел менкв, косяки от дверей с собой в дом втащил. Назад повернулся — туда же их забил. Потом сел. Манси говорит:

— Дедушка, кедровые орехи ешь?

— Ем.

Дал менкву маленьких камней. Менкв говорит:

— Твои орехи очень жесткие!

Манси говорит:

— Я такие же ем.

Менкв говорит:

— Давай загадки загадывать.

Манси говорит:

— Загадаем.

Менкв говорит:

— За вывороченным стволом дерева серебряная клюшка показывается.

Старик разгадал:

— Нос глухаря.

Теперь манси говорит:

— Я загадаю: знак от руки человека, шедшего из той земли, здесь остался.

Менкв не разгадал. Старик потихонечку молоток и клеща взял. Клещами зажал нос менква. Молотком бьет его. Отпустил. Менкв на улицу пошел, кричит:

— Молтэли[458] обжег меня!

Потом к нему один менкв бежит:

— Кто тебя обжег, что тебя обожгло?!

Менкв говорит:

— Молтэли обжег меня.

Менкв так и не догадался. Так и умер. Наступило утро. Манси собрал свою одежду, чтоб домой идти. Думает: "Убьют меня". Домой идет. Пришел. И теперь со старухой живут счастливо и благополучно.

173. Менкв в болоте

Живет один старик. Живет и думает: "Схожу-ка я в лес".

Пошел. Куда повернет голову — туда и идет. Шел, шел и вышел к болоту. Оказывается, в болоте менкв провалился. Старик хоть и повернул обратно, менкв его заметил:

— Внучек, внучек! Сбегай к бабушке. Ее дом там, среди больших лиственниц.

Старик пошел. Пришел туда, через дверь слушает. Слышно — ребенок плачет. Жена менква говорит:

— Не плачь, сынок. Скоро придет твой отец и принесет тебе поесть.

Постояв на улице, старик сразу в дом вбежал. Поспешно молвил:

— Дед провалился!

Старуха сходила в передний угол. Принесла рукав от шелковой шубы, принесла рукав от суконной шубы.

— Покачай моего ребенка.

Старуха пошла.

Когда старик качал ребенка, мальчик пытался из люльки выбраться, чтоб съесть его. Старик на улицу убежал. Смотрит: старуха вырывает целые лиственницы с корнями и бросает их в сторону мужа. Менкв говорит:

— Дома ли твой внук? Что мы ему дадим?

Пришедший мужчина думает: "Наверно, убьют меня". Убежал. Домой пришел. Сделал себе шубу из подаренного ему шелкового рукава, сделал себе суконный гусь из подаренного сукна.

И теперь живет счастливо и благополучно.

174. Заблудившийся охотник

Жил в давние времена охотник-манси. Жил он один. Ходил на охоту. Однажды ушел он на охоту в дальний урман. Охотясь на лесных зверей и птиц, он заблудился. Идет по лесу и слышит чей-то крик. Этот крик похож на человеческий. И охотник отправился на то место, где кричал человек. Мужчина-охотник увидел, как в болоте тонет человек. Тонущий подозвал мансийского охотника ближе и говорит ему:

— Сынок, подойди сюда. Но очень близко не подходи, иначе и ты завязнешь.

После этих слов тонущий человек сказал ему:

— Сынок, у меня есть к тебе просьба: там, в густом лесу, стоит изба, в этой избе живет моя жена. Скажи ей: "На перепутье семи болот отец утонул".

И отправился мансийский охотник разыскивать ту избу. Долго, коротко шел охотник. Вот он увидел избу. Подошел к ней, в дверях стал прислушиваться. А в это время женщина качала и убаюкивала ребенка.

— Сынок, сынок, не плачь. Отец нам привезет жирного мяса.

Мансийский охотник зашел в избу, и женщина перестала качать ребенка. Ребенка она все еще в люльке содержала, а он уже был подростком. Он язык вошедшему мужчине показывает — так есть хочет. И тогда охотник сказал такую весть:

— На перепутье семи дорог отец утонул.

Женщина успокоила своего сына. Потом она отрезала рукав от шелкового платья и отдала доброму человеку за то, что он принес весть. Вышли они из дома и отправились туда, где тонул человек. Подошли к болоту. Женщина стала с корнем вырывать деревца и кидать их в болото. Подала один конец дерева и вытащила своего мужа из болота. И муж спросил ее:

— Чем ты, жена, отблагодарила доброго человека?

Жена ответила:

— Я ему отдала рукав от шелкового платья.

И от этих слов у него заболело сердце.

— Почему ты не отдала все платье?!

Муж с женой отблагодарили доброго человека и отправились к себе домой. А мужчина-охотник отправился дальше. Долго, коротко шел, снова заблудился. Никак не может найти дорогу домой. Так неизвестно куда идет по лесу. Видит — вечереет, и луна уже высоко в небе взошла. Слышит он, что кто-то кричит:

— Вверху повис! Помогите!

Мансийский охотник смотрит: крикнувший сидит на верхушке сосны. И тогда охотник вырвал сосну из земли и взвалил себе на плечо. Мужчина прислушивается, а тот покрикивает:

— Кур, кур, кур!

Поставил он сосну на землю, и неведомый черт спрыгнул ему на спину. Наш охотник упал в обморок. У этого неведомого черта был берестяной кузов, который зацепился за сук сосны. Кузов был огромный: он был сшит из трех огромных берестяных полотен. Мужчина-охотник очнулся. Взял кузов, взвалил на плечи и отправился искать свою деревню. Долго шел и пришел в свою деревню. Вывалил все из кузова и увидел столько шкурок белки, лисицы, соболя, сколько не видел за всю жизнь. Он раздал все богатство охотникам деревни. И сам стал жить богато. И теперь живет.

175. Человек с Ляпина и человек с Сосьвы

Человек с Ляпина да человек с Сосьвы пошли однажды в лес. Пошли и заблудились. В лесу встретились.

— Послушай, — один говорит, — ты дорогу к себе домой знаешь?

— Нет, не знаю. А ты?

— И я не знаю.

Пошли дальше вместо. Идут, белок промышляют. Мочь настала, спать легли. На другой день дальше идут. Другая ночь прошла. На третий день вышли они на край болота. Видят, дом стоит. Из дома дочь менква вышла, по воду пошла. Домой вернулась, отец ее спрашивает:

— По воду ходила, что видела?

— Ничего я не видела, — дочь отвечает.

Второй раз за водой пошла. Тем временем люди поближе подошли. Увидела она их. Когда домой вернулась, отец опять спрашивает:

— Что видела?

— Ничего не видела.

И в третий раз по воду вышла. Люди тем временем к самому дому подошли. Дочь менква назад вернулась, отец снова спрашивает:

— Что видела?

— Ничего не видела.

— Не скрывай, что-то видела?

— Два человека пришли.

— Позови их.

Позвала девушка, они не идут. Отец второй раз ее посылает:

— Позови, пусть войдут.

Тогда вошли. Посадили их за стол, накормили. После того сосьвинского человека взяли в мужья младшей дочери, а ляпинского — средней дочери. А еще раньше, до их прихода, к менквам человек с Казыма попал. Тот человек теперь мужем старшей дочери стал. Встретились, казымец говорит:

— Идите ко мне, вместе спать будем. Скажите менквам: "Мы с казымцем спать будем".

Пошли они к менквам, говорят:

— Мы у казымского человека спать будем.

— Спите, — менквы отвечают.

Ночью казымец товарищей своих учит:

— Завтра войдите, скажите: "Мы по дрова пойдем".

Наутро люди к менквам пришли, говорят:

— Мы по дрова пойдем.

— Ну, идите, — менквы отвечают.

Пошли. Казымец три топора с собой взял и брус точильный взял. Пришли на место, спать легли. Наутро казымец ляпинскому говорит:

— Ты здесь останься, а мы дрова рубить будем.

Сосьвинский с казымским дрова пошли рубить, а ляпинский сидит, топор точит. До самого их прихода все точил. На другой день сосьвинский человек остался топор точить. Пока товарищи его дрова рубили, он все топор точил. Точил, точил, выточил. Товарищи вернулись, казымец топор посмотрел, говорит:

— Этого мало, теперь я еще денек поточу. Вы завтра по дрова идите, а я точить стану.

Наутро товарищи дрова рубить ушли, а казымец топор точить сел. Травинку на лезвие положит — травинка надвое распадается, веточку на лезвие положит — веточка надвое распадается, так выточил!

На другой день домой собрались. Домой пришли, казымец говорит:

— Завтра наши менквы жертву приносить поедут. Нас с собой повезут. На жертвенное место поедем, в тот же день до него не доберемся: далеко очень. На ночлег остановимся. Менквы уговаривать будут, чтобы с ними ложиться. Не соглашайтесь, мы вместе ляжем.

Как казымец товарищам сказал, так и было. Утром встали, приходят семь менквов. Пришли менквы, велят оленей ловить. Пошли к стаду. Менквы казымцу говорят:

— Белого за шею поймай!

Аркан бросил, белого оленя за шею поймал.

— Пестрого быка за правый рог поймай, — менкв указывает.

Метнул, за правый рог поймал.

— Черного быка за голову поймай, петля дальше ушей чтобы не проскочила!

Метнул, за голову поймал.

— Белого за переднюю ногу поймай!

Аркан метнул, на переднюю ногу петлю накинул.

Семь белых оленей поймали, да семь черных оленей поймали, да семь пестрых оленей поймали. Тогда нарты запрягли, поехали. Долго ехали, коротко ехали, до жертвенного места не добрались. На ночлег остановились. Развели огонь.

— Люди, ложитесь с нами, — менквы говорят.

— Нет, — те отвечают, — мы вместе с казымцем ляжем.

Легли. На менквов смотрят. Те все не засыпают. Лежали, лежали, наконец заснули. Тогда люди свои три топора взяли.

— Я троим менквам головы отрублю, — казымец говорит, — вы мне тогда другой топор дайте. Еще двоим отрублю — третий топор дайте.

Так и сделали. Менквов перебили и бежать бросились. Ночь бегут и день бегут. Вечер настал, на ночлег остановились. Дрова для костра рубить стали, слышат: позади тоже кто-то рубит — то дочь менквов за ними гонится. Переночевали. Утром казымец сосьвинскому говорит:

— Твоя жена за нами гонится! Ты в нее стрелу пусти, чтобы в середину груди попала.

После того поднялись, дальше пошли. Вскоре показалась дочь менква, сосьвинского человека жена. Тот остановился, стрелу пустил. Стрела в середину груди ей попала. Дочь менква упала. Бегут дальше. Вечер настал, на ночлег готовиться стали, дрова рубят. Слышат: позади их тоже рубит кто-то. Это средняя дочь, жена ляпинского человека, за ними гонится, убить их хочет. Казымец ливанскому говорит:

— Твоя жена пришла. Как встанем утром, она покажется. Ты в нее стрелу пусти, чтобы в середину лба попала. Не попадешь — нам всем смерть!

Ночь провели, утром поднялись, дальше пошли. Вскоре дочь менква появилась. Кричит:

— Вы, с сердцами из гнилушек[459]! Всех наших перебили, убейте и меня!

Ляпинский остановился, стрелу пустил, В тот миг, как он стрелу пустил, дочь менква тоже выстрелила. Едва нагнуться успел, все же от стрелы увернулся. Дочери менква стрела в середину лба вонзилась. Дочь менква упала, а они дальше бегут. Целый день шли. Вечер настал, на ночлег готовиться стали. Когда дрова нарубили, слышат: позади их кто-то тоже дрова рубит.

— Моя жена пришла, — казымец говорит. — Ну, теперь нам смерть. Что делать будем?

Когда спать ложиться стали, казымец опять говорит:

— Духов просите, чтобы вам завтра ее убить удалось.

Ночь провели, утром рано встали, дальше идут, вскоре жена казымца показалась, кричит:

— Эй, вы, с сердцами из гнилушек! Всех людей наших перебили, меня теперь тоже убейте!

Казымец остановился, стрелу пустил. В тот миг, как он стрелу пустил, жена его тоже выстрелила. Едва увернуться успел. Стрела его чуть-чуть не зацепила, спину даже задела легонько. Дочери менква стрела в правый бок впилась. Дочь менква упала. Трое людей тогда дальше пошли. Долго шли, коротко шли, до дома менквов добрались. Все добро менквов забрали, всех оленей забрали. Пошли домой. В прошлый раз как дорогу искали, найти не могли, а теперь сразу нашли. Долго шли, коротко шли, до дому наконец добрались. Как пришли, так все добро, всех оленей разделили и по своим местам разошлись.

Теперь они живут, и счастливы.

176. Сражение менквов

Живут старуха и старик. Настал один день. Старик говорит своей старухе:

— Приготовь мне хлеба, чтоб в лес сходить.

Старуха напекла хлеба. Наступил второй день. Старик в лес пошел. Пришел в лесную избушку. Настала ночь, лег спать. Утром встал. Поел-попил и пошел. Шел, шел — вблизи какой-то треск послышался. Поближе туда подошел. Дерутся двухголовый и трехголовый менквы. Пошел туда. Говорит:

— Вы что делите?

— Мы делим золотую шаль, сыздавна нашему батюшке принадлежавшую.

Потом трехголовый менкв убил двухголового менква. Менкв говорит манси:

— Не выдавай меня: там есть менкв еще больше меня. Сделай милость, не выдавай меня! Если не выдашь, там у убитого менква есть маленький мешок, сорви его!

Манси сорвал мешок, за пазуху положил. Трехголовый менкв вскочил, уходит — пар от него поднимается.

Манси по дороге вслед за менквом идет. Слышно чье-то дыхание. Оглянулся назад: оказывается, пятиголовый менкв идет. Менкв говорит:

— Убежавшего вора не видел?

Манси говорит:

— Нет, совершенно не видел.

— Нет, ты видел. Лучше скажи. Если не скажешь, саблей изрублю тебя.

Манси говорит:

— Вот сейчас пошел.

Пятиголовый менкв побежал вслед за трехголовым менквом. Манси отошел немного, послышался треск. Поспешно идет туда. Подошел. Оказывается, менквы уже схватились. Деревья ломают. Манси подошел туда поближе:

— Вы что делите?

Менквы говорят:

— Мы делим золотой мешок, сыздавна нашему батюшке принадлежавший.

Потом пятиголовый менкв убил трехголового. Пятиголовый менкв говорит:

— Не выдавай меня. Если не выдашь, я тебе золотой мешок дам.

Манси сорвал золотой мешок с подбородка убитого менква. Пятиголовый менкв побежал. От менква пар поднимается.

Манси идет сбоку дороги вслед за менквом. Менкв скрылся. Манси немного побыл, прислушался: слышно чье-то дыхание. Оглянулся назад: семиголовый менкв идет. Теперь менкв говорит:

— Убежавшего вора не видел?

— Нет, совершенно не видел.

— Нет, ты его видел. Если не скажешь, здесь же саблей зарублю тебя.

Манси сказал:

— Только что вот здесь пошел.

Семиголовый менкв побежал вслед за пятиголовым менквом. Менкв скрылся. Манси подошел немного — появился какой-то треск. Поспешно идет туда. Пришел, Смотрит: два менква дерутся. Семиголовый менкв убил пятиголового менква. Манси туда пошел. Говорит:

— Вы что делили?

Менкв говорит:

— Мы делили шкатулку, сыздавна нашему батюшке принадлежавшую. Шкатулку он куда-то спрятал, я все же найду ее.

Менкв говорит манси:

— Ты тут побудь, я домой сбегаю, младшего братишку спрошу. Шкатулку куда-то унесли, может быть, он знает.

Потом менкв домой побежал. Манси шкатулку увидел, взял и убежал. Немного отошел. Прислушивается: сзади слышно чье-то дыханию. Оглянулся назад: семиголовый менкв идет. Семиголовый менкв говорит:

— Я тебя саблей зарублю! Зачем шкатулку украл?

Манси назад обернулся: менкв к нему идет. Менкв ближе подошел. Манси менква саблей зарубил. Менкв упал. Манси назад пошел. Пришел в лесную избушку, одежду собрал. Домой пошел. Пришел. На полученное от менквов золото живут со старухой и пьют-едят.

И теперь живут счастливо и благополучно.

177. Йипыг-ойка

В одном поселке, в одном месте живут муж и жена. Муж в лес ушел, жена дома осталась. В отверстии чувала что-то показалось, ветер что-то потрепывает. Это Йипыг-ойка. Женщина впустила Йипыг-ойку и стала с ним любоваться-миловаться, играть. Вернулся муж с охоты. В дом вошел и говорит:

— Самыльти-пальти![460] В доме чувствуется посторонний человек!

Жена ему отвечает:

— Какой же посторонний? Я повесила в чувале котел. Я надеваю наряд, в котором готовлю еду.

Муж опять ушел в лес. Йипыг-ойка тут как тут — снова появился в устье чувала. Женщина впустила его в дом. Они стали миловаться, играть. Мужа-то дома нет! Вернулся муж и говорит:

— Самыльти-пальти. В доме есть признаки постороннего человека!

— Что за самыльти-пальти? Это я повесила на вешала свое выстиранное платье.

В третий раз муж ушел в лес. Йипыг-ойка снова через отверстие чувала в дом влетел. Опять стал с женщиной веселиться, играть и миловаться. Долго, коротко так жили, однажды Йипыг-ойка уходить собрался. Он оторвал от своей рубашки рукав и отдал его женщине. Сам сказал:

— Если у тебя не будет сына, то сшей из рукава себе платье. Если же будет сын, то сшей ему рубашку.

Из этого рукава женщина все сшила и даже одеяло сделала. Муж домой пришел. Долго, коротко пахли они с женой. Однажды жена родила девочку. Ну а девочка, в песнях воспетая, в сказках прославленная, долго ли растет?! Выросла. Сосватал ее сын Усынг-отыр-ойки и увез к себе в жены.

Долго, коротко жили муж с женой. Жена родила мужу второго ребенка — мальчика. Муж ругает жену:

— Это Йипыг-ойкой принесенный мальчик! Ты ему деньги отдала!

Вышел на улицу мальчик, стоит и плачет. Стоял, стоял и вдруг заметил: пола сахи зашевелилась. Смотрит мальчик вниз — светловолосая женщина. Она говорит мальчику:

— Внучек, почему ты плачешь? Иди, внучек, от дома в лес, по дороге, по тропе. Не спеша иди. Там стоит сосна с гнездом, а в нем находятся деньги.

Пришел туда мальчик. Снова стоит и плачет. Тут показался из гнезда отец Йипыг-ойки, спрашивает мальчика:

— Внучек, почему ты плачешь?

— Почему я плачу? Мой отец на меня очень ругается, так говорит: "Пусть Йипыг-ойка отдаст мне большой ящик с золотыми деньгами, унесенный им".

Отец Йипыг-ойки взял ящик и спустил его вниз к мальчику. Мальчик взял ящик, принес домой и отдал своему отцу. Дальше продолжают жить. Долго жили, коротко жили, снова отец стал ругать мальчика. Говорит ему:

— Скажи отцу Йипыг-ойки, чтобы отдал мне свой наряд, в котором облетает землю.

Вышел на улицу мальчик, плачет. Медленно побрел он по лесной дорожке и пришел к сосне с дуплом. Плачет. Из дупла выглянул отец Йипыг-ойки. Он спрашивает мальчика:

— Внучек, почему ты плачешь?

— Мой отец очень ругается, так говорит: "Пусть отец Йипыг-ойки отдаст мне свой наряд, в котором он облетает землю".

— Зачем я отдам ему наряд Йипыг-ойки, в котором я сам облетаю землю? Ты залезай на сосну в дупло.

Мальчик залез на сосну. Отец Йипыг-ойки говорит ему:

— Семь дней здесь лежи, совершенно не поднимайся!

Мальчик говорит:

— Мать и отца мне очень жаль.

— Никуда они не денутся.

Ушел отец Йипыг-ойки, что-то внизу делает. Мальчик головой чуть пошевелит: что-то шумит и шумит. Исполнилось семь дней, как мальчик лежит в дупле. Отец Йипыг-ойки пришел. Мальчик встал на ноги и видит: весь поселок водой унесен, все огнем сожжено, осталось только три пня. Отец Йипыг-ойки девочку с собой принес. Девочку невестой назвал, а мальчика — ее мужем. Сам себя назвал Мир-сусне-хумом. И теперь они живут, и теперь здравствуют.

178. Маленькая Женщина Брусничный Глаз

Жила-была маленькая женщина по имени Брусничный Глаз. Однажды к ней пришел мужчина, в дом вошел. Маленькая Женщина Брусничный Глаз разожгла огонь, налила в котел воды и говорит мужчине:

— Повесь на огонь большой котел в семь вершков.

Мужчина пошел, чтобы повесить котел на огонь. Смотрит — а котел-то величиной с голову белки. Маленькая Женщина Брусничный Глаз вышла на улицу, чтобы принести домой мясо и сварить его. Говорит мужчине:

— Ты — человек песни, ты — человек сказки, принеси домой бычью ногу.

Мужчина смотрит: это всего-навсего беличья нога. Он думает: "Такая маленькая беличья нога! Что я буду есть?" Маленькая Женщина Брусничный Глаз сварила котел мяса. Мужчина ел, ел и не смог съесть. Так много было мяса! Он досыта наелся. И теперь он живет.

179. Сильный Юван

Жил-был старик. У него было три сына. Младшего звали Юваном. Юван был дурачком, избалованным мальчиком. Ущипнет он своих сверстников, и они с криком от него разбегаются. Так они и поживали. Отец однажды говорит им:

— Сыновья, давайте-ка построим новый дом.

И отправились сыновья в лес рубить деревья и готовить бревна для дома. Пришли они в лес. Старшие братья стали пилой спиливать деревья. Юван не спиливает, деревья с корнями из земли вырывает. Бросает их — только корни деревьев трещат. Старшие братья говорят:

— Ты не рви деревья с корнями, а лучше спиленные нами на берег стаскивай. Мы сами будем валить лес.

Старшие братья не успевают дерево от сучьев очистить, как Юван наскоро хватает его и тащит на берег. Поработав, трое братьев бревна оставили и отправились домой. Когда они вернулись, отец спрашивает их:

— Сынки, как вы деревья рубили?

Старшие сыновья отвечают:

— Мы-то рубили, пилили деревья, но Юван их с корнями на берег таскал.

Тогда отец сказал им:

— Пусть будут деревья с корнями, и корни пригодятся нам.

Отец начал спрашивать Ювана:

— Сынок, ты почему такой сильный?

Юван ответил:

— Дерево — это еще что! А если бы у земли было место, за которое держаться, я бы землю перевернул.

Затем Юван отправился в город. Говорит сам себе:

— Пойду искать человека, который сильнее меня.

Долго шел, коротко шел, навстречу ему старый всадник. Всадник приблизился, он был на белом коне[461]. Спустился с коня на землю и поздоровался. Юван так крепко пожал ему руку, что он едва выпрямил пальцы. Старик стал говорить с ним. Долго говорил, коротко говорил, о своем житье-бытье рассказывал. Поговорили они, и настало время всаднику дальше путь держать. Сел он на своего коня и сказал:

— Сынок, у меня с собой железный посох, я его на земле забыл. Ты подай его мне.

Юван взялся за посох, хотел его поднять, но никак не может. Тогда старик и говорит ему:

— Ты же землю хотел перевернуть, а теперь один посох поднять не можешь. Земля-то — она такая тяжелая! Больше не хвались своей силой.

Старик нагнулся, поднял свой посох и заткнул его за пояс. Затем он оглянулся и сказал:

— Вернешься к братьям — топором работай, больше не хвались своей силой.

Юван отправился в обратный путь. Пришел к братьям и отцу, а они дом строили. И Юван стал топором работать. Теперь он работает как настоящий мастер, строит дом. Такой прекрасный дом они выстроили, что облако над ним раздваивается. Вот и сказке конец.

180. Окаменевшие братья

В одном поселке, в одном доме живут три брата. Один из них стал куда-то собираться. Стрелы и лук он дома оставил. Братьям говорит:

— Вы следите за стрелами. Если я в какой-то стороне умру, то стрела и лук в том направлении наклонятся.

Ушел брат. Пришел он к реке, говорит:

— На той стороне реки избушка стоит. Если в ней есть кто-нибудь, то перевезите меня!

Неизвестный человек привел к нему лодку, говорит:

— Не садись на нос лодки. Тут пупых должен сидеть. На другое место садись. Что ты так скрючился?

На другую сторону реки переехали, в дом вошли. Женщина схватила котел, повесила его над огнем. Сама зовет собаку:

— Акарянг сясян[462], пурр-пурр! Возьми, загрызи!

Акарянг сясян появилась, загрызла первого брата. Он стал камнем. Оставшиеся дома братья смотрят на стрелы брата — они наклонились. Средний брат пошел искать своего брата. Стрелы свои и лук тоже оставил дома. Пришел он к той же реке, где был его брат, и кричит:

— Лодку на эту сторону пригони, меня на ту сторону реки перевези!

Привел сюда лодку мужчина, говорит среднему брату:

— Не садись на нос, на место идола. На другое место садись. Что ты так съежился?

Речку переехали, вышли на берег, в дом вошли. Женщина схватила котел и повесила его на костер. А сама зовет:

— Акарянг сясян, пурр-пурр! Возьми, загрызи!

Акарянг сясян появилась, загрызла второго брата. Он тоже стал камнем.

Бедно жили эти три брата. Третий брат ищет в доме что-нибудь надеть на себя, чтобы пойти на поиски своих двух братьев. Снарядился в путь и пошел. Шел, шел и пришел к той же самой реке. Кричит:

— Перевезите меня на ту сторону реки!

За рекой из избушки вышел один мужчина — Горный человек, Лесной человек[463]. Третий брат угрожает ему:

— Горный человек, Лесной человек, я приеду на ту сторону, дам тебе хорошенько!

Мужчина с той стороны отвечает ему:

— Ленивый человек, слабый человек, я тебе дам!

Пришел мужчина к лодке. Опрокинутую лодку перевернул — она величиной в три острова. Лодку на воду столкнул, грести стал. Лодка верткая, туда-сюда качается. Тут третий брат говорит ему:

— Я перееду на ту сторону, тогда покажу тебе верткую лодку!

Мужчина пригнал лодку и говорит третьему брату:

— Не садись на нос, на место идола!

Третий брат прыгнул в лодку, ударил мужчину по уху. А тот все еще рвется к веслам. Тогда третий брат еще раз его ударил. Мужчина замолк, больше не рвется к веслам.

Речку переехали. Лодку затащили на берег, опрокинули ее и стали расхаживать по берегу. Мужчина кричит:

— Ой, меня толкнул ленивый человек, слабый человек! Мой нос в землю врезался!

Третий брат раскрыл двери дома и говорит:

— Горный человек, Лесной человек меня толкнул!

Упал он на середину пола, на полу кровь показалась. Женщина схватила котел с семью ушками, на костер повесила и кричит:

— Акарянг сясян, пурр-пурр! Возьми, загрызи!

Женщина взяла топор, отрубила свой нос. В доме все разрубила. Акарянг сясян на огонь опустила. И сама себя в своем котле на огонь опустила. Мясо кипело, кипело, его на улицу выплеснуло.

Тем временем третий брат расхаживает по улице, смотрит — камни лежат. Это его два брата. Он кончик пальца отрезал, кровь капнула. Братья ожили, кровью плюют.

Все трое они ушли домой. И теперь живут, и теперь здравствуют.

181. Младший брат-гусь

В одном поселке, в одном краю жили-были три брата. Однажды старший брат говорит своим братьям:

— Я в охотничью избушку схожу, где поставлены слопцы.

Ушел старший брат в лес. Братья его ждали, ждали, но он так и не вернулся домой. Тем временем старший брат пришел к избушке, добыл боровую птицу, разделал ее и мясо опустил в котел. Как только мясо в котле упрело, откуда-то появилась Кирт-нёлп-эква. Она говорит:

— Боже мой! Взгляни, внучек, все звезды алеют, как закат!

Старший брат поднял голову вверх, а Кирт-нёлп-эква в это время острием ножа проткнула ему горло, убила его и съела.

Долго живут, коротко живут дома два брата. Как-то средний брат говорит младшему:

— Наш брат так и не пришел домой. Он, наверное, много бороной дичи добыл. Не может один принести. Я тоже туда пойду.

Собрался, снарядился и ушел. Шел, шел и пришел к охотничьей избушке. Потом убил боровую птицу, приготовил мясо, опустил его в котел. Когда мясо сварилось, тут снова появилась Кирт-нёлп-эква и сказала среднему брату:

— Боже! Взгляни, внучек, как алеют все звезды!

Средний брат взглянул вверх, а Кирт-нёлп-эква в это время проткнула ему горло острием ножа, убила его и съела. Дома остался один младший брат. Он размышляет:

— Братья мои куда-то ушли. Не возвращаются они домой. Пойду-ка и я туда.

Младший брат тоже пошел к избушке. Пришел туда, вошел в избушку — братьев его в ней нет. Как и его братья, младший брат добыл боровую птицу и поставил варить мясо. Мясо сварилось. Тут же появилась Кирт-нёлп-эква. На сей раз она села есть потроха птицы и говорит:

— Боже! Взгляни, внучек, как горят все звезды!

Но младший брат не взглянул на звезды. Схватил он Кирт-нёлп-экву и посадил ее на огонь — ее как не бывало, огнем куда-то унесло.

Тут младший брат говорит, пригорюнившись:

— Зачем я сжег старуху? Она могла бы быть мне товарищем. Одному-то жить тоскливо.

Он разжег сильный огонь, лег на костер и сгорел.

В другой стране, в другом городе жил-был один царь. У него было три дочери. Долго, коротко царь жил, однажды он на тридцати кораблях поехал торговать. Далеко ехали, близко ехали, во время плавания царь кричит своим служилым на кораблях:

— Такой красивый мыс у реки! Пристанем тут.

Корабли причалили к берегу. Царь вышел на берег, расхаживает. Он обнаружил кострище, а в нем человеческие кости нашел. Ходил, ходил царь по берегу, никого не нашел и говорит своему народу:

— Сделайте деревянный ящик.

Сделали деревянный ящик, принесли его к кострищу. Человеческие кости собрали, завернули их тонким сукном, тонким шелком и положили в деревянный ящик. Ящик принесли на корабль, на котором плыл царь. Царь поставил ящик под своим окном. Корабли отчалили, дальше поплыли.

Стемнело. Народ заснул. Лежащие в ящике кости человеком стали. Этот человек поднялся в образе гуся. Летел, летел он и через окно влетел в комнату дочери царя. Говорит ей:

— Тебе было поручено сшить шапку. Она, наверное, готова?

— Готова, — отвечает девушка.

— Кольцами обменяемся, — мужчина-гусь ей говорит. — Дай твое кольцо.

— Человек, с которым я поменяюсь кольцами, далеко живет. Как я с тобой буду меняться?

Мужчина-гусь взял шапку и полетел. Он прилетел на корабль царя, шапку повесил под окном царя, а сам лег в деревянный ящик.

Наступило утро следующего дня. Царь спрашивает свой народ:

— Кто ходил за шапкой?

Отвечают разом все:

— Я ходил, я ходил...

Царские корабли поплыли дальше. Далеко ли плыли, близко ли плыли, снова остановились на ночлег. Царь просит своих служилых:

— В эту ночь кто-нибудь из вас пусть сходит в священный дом. Там мне была заказана шапка, ее надо принести сюда.

Все заснули. Вот слышится какое-то движение, какой-то шорох. Это вновь поднялся в образе гуся молодой мужчина, лежащий в деревянном ящике. Полетел. Летел, летел и прилетел к дочери царя, вошел к ней и говорит:

— Твой отец велел сходить в священный дом и узнать, не готова ли его шапка.

— Шапка готова. Здесь она, — говорит девушка.

— Кольцами обменяемся!

— Человек, с которым я поменяюсь кольцами, далеко живет.

Мужчина-гусь схватил шапку, взлетел и к царю полетел. Прилетел к царю. Шапку повесил над окном царя, а сам лег в деревянный ящик.

Утром царь спрашивает народ:

— Кто ходил за шапкой?

Все отвечают:

— Я ходил, я ходил...

Корабли дальше поплыли. Долго, коротко плыли, царь говорит своему народу:

— Кто в эту ночь пойдет в священный дом? Там мне заказаны сапоги, они, вероятно, готовы? Их взять надо.

Ждал, ждал царь, кто пожелает пойти. Однако все молчат. Стемнело. Лежащий в ящике мужчина опять взлетел в образе гуся. Летел, летел и влетел к дочери царя через окно. Говорит ей:

— Не готовы ли сапоги царя?

— Готовы.

Мужчина-гусь снова стал просить дочь царя обменяться с ним кольцами. Но дочь царя не согласилась. Мужчина-гусь взял сапоги, прилетел на корабль и повесил их над окном царя. Утром царь спрашивает свой народ:

— Кто ходил за сапогами?

— Я ходил, я ходил... — все отвечают.

Долго, коротко плавал царь по различным странам. Наконец собрался он домой возвращаться. В свой город приплыл. Смотрит царь из окна корабля на берег, не идут ли его дочери к реке. Видит: старшая дочь спускается к реке, идет к отцу. Подошла к нему, обняла отца, поцеловала. Отец ей говорит:

— По земле ездил, водой плавал, но не нашел для тебя ни платья, ни платка! Привез только один ящик. Нужен он тебе?

Старшая дочь отвечает:

— Что привез, то и хорошо!

Они с отцом открыли деревянный ящик, а в нем человеческие кости. Старшая дочь рассердилась:

— Что я буду делать с костями?

Рассердилась, ушла на берег. Отец остался на корабле. Снова он смотрит на берег. Видит: идет к реке его средняя дочь, одетая в платье из тонкого шелка. Подошла к отцу, обнялись и поцеловались. Отец ей говорит:

— Ничего я не привез для тебя. Но есть у меня один ящик. Нужен он тебе?

— Что привез, мне то и пригодится.

Вместе пошли открывать деревянный ящик. Раскрыл царь ящик, а в нем кости. И эта дочь рассердилась на отца:

— Что я буду делать с мертвыми человеческими костями?

Обиделась средняя дочь и ушла на берег. Остался царь на корабле в ожидании прихода младшей дочери. Видит: идет к реке его меньшая дочь, разодетая в тонкие шелка. Пришла дочь, поздоровалась, поцеловалась с отцом. Он и говорит ей:

— Не привез я для тебя хорошего платья, а привез один ящик. Если нужен он тебе, бери!

— Что привез, то и возьму!

Раскрыл отец деревянный ящик, а младшая дочь согласилась унести этот ящик на берег.

— Как ты понесешь на берег такой тяжелый ящик?

Но младшая дочь и не слушает отца. Сама унесла ящик на берег и поставила его у себя в комнате.

Младшая дочь вечером ли ляжет спать, встанет ли утром — в комнате даже в самое темное время светло, как солнце сияет. Вышла она на улицу: там ударится, тут ударится — на улице еще темно. Она думает про себя: какой хороший мужчина! В комнате так светло, будто солнце в доме!

Младшая дочь поцеловала лежащего в ящике, он стал мужчиной. Они вместе стали жить. Долго ли, коротко ли они так жили. Однажды царь пошел к своей средней дочери и говорит ей:

— Иди зови людей, свадьбу будем играть!

Муж средней дочери царя говорит своей жене:

— Не ходи!

Она все-таки пошла. Пришла к старшей сестре и зовет ее:

— Зять на свадьбу приглашает. Иди, иди, Если мы не пойдем, он нам горло перерубит.

Старшая дочь царя оделась и пошла в дом отца. Вошла в дом отца — и бегает и бегает! Вдруг оказалась в печке. Куда-то исчезла и младшая дочь царя. Ее муж злым, сердитым стал: весь народ, живший в городе, убил.

Долго так было, коротко так было. В одном месте появилась младшая дочь царя, смотрит: никого нет, только она одна. И пошла она в путь. Далеко идет, близко идет, смотрит: старуха сидит. Старуха спрашивает ее:

— Младшая дочь царя, как ты сюда пришла? Каким летающим зверем ты сюда принесена?

— Много несущих людей разве одинаково приходят? Я хоть и скажу тебе, но ты же не знаешь.

Дочь царя дальше идти собралась. Старуха дала ей в дорогу один клубок ниток, одно кольцо и один медный шарик. Старуха наказывает ей:

— Отпусти клубок ниток и медный шар. Куда они покатятся, туда и ты иди.

Катится клубок ниток, катится, катится, а за ним царская дочка идет. Долго шла, коротко шла, пришла к дому. Подняла клубок ниток и медный шар. Нашла двери железного дома, вошла в дом. В дом вошла — туда ткнет, сюда ткнет. Бабушка, живущая в этом доме, говорит:

— Тише, тише! Меня не проткни! Ты что-нибудь мне подаришь?

Дочь царя отдала бабушке клубок ниток, а сама отправилась в обратный путь. Но пути она увидела четырехэтажный дом. Вошла в дом, смотрит: на столе медовая еда, обильная еда стоит. Но ей не до еды. Спряталась она под столом, слушает, притаившись. Слышит: приближается гусь. Он влетел в дом, снял с себя шкуру маленького гуся, повесил ее на гвоздь, стал человеком и сел есть.

В это время младшая дочь царя тихонько подкралась к нему за спиной и закрыла руками его глаза. Мужчина просит:

— Сделай хорошее дело, отпусти меня! Глаза мои вот-вот лопнут!

Дочь царя его не отпускает. Мужчина продолжает просить:

— Наверное, южным ветром принесенная женщина, отпусти меня!

Дочь царя не отнимает своп руки с глаз мужчины. Он говорит:

— Наверное, младшая дочь царя, жена моя! Отпусти руки!

Жена отпустила свои руки с глаз мужа. Муж поднялся из-за стола и давай ее бить. Бил, бил, бросил ее и говорит:

— Шить не умеешь! Больше ты не будешь моей женой!

Дочь царя с тех пор стала собирать мусор и воду носить.

Так и теперь живет.

182. Волшебная палка

Жили-были мать с сыном. Однажды в их доме еды не оказалось. Сын пошел в лес ставить петли. Вернулся домой, выспался, встал и снова пошел в лес. В петлю попал глухарь. Он говорит юноше человеческим голосом:

— Отпусти меня!

Юноша отвечает:

— Если я тебя отпущу, то что я буду есть?

— Отпусти, я дам тебе еду.

Отпустил юноша глухаря, сам домой пошел. Пришел домой, матери рассказал. Мать ругается:

— Одного глухаря добыл и того отпустил! Чем питаться будем?

На другое утро сын ее встал, надел на спину большой кузов и пошел. Шел, шел. Однажды пришел к семиэтажному дому. В этом доме жил старик. Он и был глухарем. Спрашивает юношу:

— За едой ко мне пришел?

Наложил он полный кузов еды, а сверху положил золотой круг. Отправился юноша домой к матери. Пришел. Кузов с золотым кругом повесил на верху дома. Утром встали, смотрят — золотого круга нет, кузова нет и еды нет. Все выкрали. Это Городской Богатырь-Старик украл.

Снова пошел к старику юноша, рассказал ему о пропаже. Старик-глухарь спрашивает:

— Ко мне за едой пришел?

Старик наполнил едой кузов, сверху положил золотой круг. Юноша отправился к матери. Вернулся домой. Кузов с едой на улице повесил, а золотой круг — в передней комнате.

Городской Богатырь-Старик подменил золотой круг на серебряный. Снова обманут юноша. Снова пошел к старику-глухарю за едой. Тот дал ему хлеба и медный круг. Юноша отправился к своей матери. Пришел домой. Кузов повесил в доме. Разбогатели. Живут с матерью.

Вышел как-то юноша на улицу и видит: Городской Богатырь-Старик удивляется его богатству, как он снова разбогател. Тут юноша стал проворно туда-сюда бегать, приглашает Городского Богатыря-Старика поесть:

— Городской Богатырь-Старик, есть садись!

Тот отвечает:

— Не хочу. Вот если отдашь мне висящий в горнице медный круг, тогда есть сяду. Иначе не сяду.

Юноша отдал медный круг, сам вышел на улицу. Там никакой еды не осталось. В четвертый раз пошел юноша к старику-глухарю в семиэтажный дом. Пришел он в дом, ударил старика, схватил и унес с собой лежавшую тут волшебную палку и пошел к Городскому Богатырю-Старику драться. Пришел туда, говорит:

— Выходи на улицу!

Городской Богатырь-Старик вышел на улицу. Стали они драться. Юноша волшебной палкой бил-бил Городского Богатыря-Старика и убил его совсем.

183. Охсар-ойка и Король-ойка

В одном месте, в одной деревне жили двое мужчин. Одного звали Охсар-ойка, другого — Король-ойка[464]. Живут они в доме высотой в три бревна. Хорошо живут, во здравии. Охсар-ойка говорит однажды:

— Сегодня мы сходим к царю и попросим у него весы для взвешивания золотых денег.

Король-ойка говорит:

— Послушай! Откуда у нас деньги, чтобы просить весы для взвешивания денег? Царь наши шеи перерубит.

Не послушал его Охсар-ойка. Пошел к царю. Пришел, открыл двери царского дома, до середины дошел, на пол лег. Потом он трижды сходил к лесу и снова пошел к царю. Царь за столом сидит. Царь руку вверх приподнял, говорит:

— Охсар-ойка, что за нужда у тебя?

— Маленькие весы я прошу у тебя — деньги взвесить.

— Вон там висят, возьми.

Охсар-ойка взял весы, домой понес. Но дороге к дому он нашел одну золотую монету. Весы монетой тер, тер, они стали как золотые деньги. Охсар-ойка весы обратно царю отнес. Весы, как золотые деньги, на доску повесил. Сам вышел на улицу. В это время весы упали. Царь спросил:

— Что упало?

— Что упало, то твое счастье.

Царь рассматривает свои весы, размышляет:

— Я на этих весах золотые деньги взвешивал, они такими не были. Теперь весы как золотые деньги стали. Сколько же денег у него?

На другой день Охсар-ойка снова стал собираться к царю, чтобы попросить весы для взвешивания серебряных денег. Король-ойка сказал:

— У нас нет денег, что будем взвешивать?

Охсар-ойка не слушает его. Пошел к царю. Вошел в дом царя, лег на пол, на самую середину иола лег. Царь руку вверх приподнял, спрашивает:

— Охсар-ойка, какая тебя нужда ко мне привела?

Охсар-ойка говорит:

— Мне нужны весы для взвешивания серебряных денег.

Царь говорит:

— Вон они висят, возьми!

Охсар-ойка схватил весы, вышел на улицу, понес их домой. Но пути к дому он нашел одну серебряную монету. Ею весы трет, трет. Весы стали как серебряные деньги. Охсар-ойка весы обратно к царю отнес и повесил их наверху на гвоздь. Сам домой пошел. Тут весы упали. Царь сказал:

— Что там упало?

— Что упало, то твое счастье.

Царь рассматривает весы, размышляет:

— Я серебряные деньги навешивал, весы такими не были. Теперь они как серебро. Сколько же у него денег?!

Охсар-ойка вернулся в свой дом высотой в три бревна. В доме живет. Но прошло три или четыре дня, он говорит:

— Схожу-ка я еще к царю за весами для взвешивания медных денег.

Король-ойка ему говорит:

— Где у нас с тобой такие деньги?

Охсар-ойка не слушает его. Снова в дорогу отправился. К царю пришел, на середину пола лег. Тут царь свою руку приподнял, спрашивает его:

— Охсар-ойка, что за нужда у тебя?

Охсар-ойка ему отвечает:

— Я прошу у тебя весы для взвешивания медных денег.

Царь говорит:

— Вон там они висят, возьми!

Охсар-ойка весы взял, домой направился. На обратном пути он нашел одну медную монету. Ею весы трет, трет. Весы совсем как медные деньги стали. Охсар-ойка весы отнес в дом царя. Повесил их на место, где они всегда висят, сказал:

— Спасибо! Ты весы мне давал, теперь у меня деньги есть!

Охсар-ойка домой вернулся, говорит своему другу:

— Король-ойка, сегодня мы вместе с тобой к царю сходим свататься.

Король-ойка говорит:

— У меня одежды нет. Что я надену на себя, как пойду свататься? Мою шею царь все равно перерубит.

Они хорошенько умылись, оделись в лучшую одежду и вместе пошли. Пришли к царскому дому, настежь раскрыли двери дома царя, вошли в него и легли на пол. Затем встали, дошли до середины пола и снова легли.

— Охсар-ойка, — царь говорит, — какая нужда, какая забота у тебя?

— Есть у меня нужда, есть и забота. Мы пришли к тебе сватать твою дочь.

Царь сидит опустив голову. Потом голову поднял и говорит:

— Дочь моя далеко. Так что я ничего не могу сделать. Но если ты дашь мне тридцать полных саней золотых, серебряных и медных денег, то я свою дочь за тебя отдам.

Охсар-ойка говорит:

— Э, такое дело! Разве это много денег? Скажи своему народу, чтобы через эту реку, по которой ездят на лодках с веслами, к утру мост был бы готов. Нам дай мешок, чтобы в него положить груз с тридцати саней.

Царь дал им такой мешок. Они пошли. Пришли к своему дому высотой в три бревна. Король-ойка сказал:

— Разве мы можем наполнить деньгами такой мешок? Где возьмем деньги? Царь отрубит наши головы!

Они вышли из дома. Охсар-ойка идет верхом по берегу, а Король-ойка — низом. Они нашли маленький камень, в мешок его положили. Мешок зашили и принесли домой.

К утру мост через реку уже был готов. Король-ойка и Охсар-ойка пришли туда тайком, до середины моста дошли. Тут они подпилили нижние столбы моста, чтобы мост обвалился, когда по нему пойдут лошади с грузом.

Лошади пришли в обед. Охсар-ойка мешок с маленьким камнем погрузил на тридцать саней. Все тридцать саней поехали по мосту одновременно. Доехали до середины реки Оби — и мост обвалился. Все тридцать лошадей, тридцать саней в воду свалились, утонули. Король-ойка и Охсар-ойка к царю пошли. Пришли, спрашивают царя:

— Почему твои люди даже один мост не могли хорошо построить? Тридцать лошадей с санями, полными золотых, серебряных и медных денег, и тридцать человек с ними утонули. Кого сейчас винить? Ты виноват! Теперь ты отдашь нам свою дочь. Тридцать саней золотых, серебряных и медных денег в твои руки шли, ты не смог их получить. Теперь нас не суди!

Ничего другого делать царю не оставалось. Царь стал созывать всех, живущих в этих местах. Свадьбу делать стал. Три или четыре дня пили и ели. Но однажды Охсар-ойка царю сказал:

— Нам ехать пора.

Дочь царя в путь собралась. У мужчин был неводник. Пришли на берег. Сам Охсар-ойка сел на корме, чтобы лодкой управлять, жена — на середину лодки, а Король-ойка — в гребях. Поплыли. Долго плыли, коротко плыли. Вот уже их дом позади оставаться стал. Король-ойка говорит:

— Наш дом сзади остается!

Охсар-ойка ему отвечает:

— Молчи! Если ты ничего не знаешь, так сиди спокойно!

Дом их остался позади. Они все едут, едут вдоль Оби. Смотрят: лошади пасутся. К берегу пристали. Охсар-ойка на берег поднялся, спрашивает:

— Чьих лошадей пасешь?

— Это лошади Ялпын-ойки и Ялпын-эквы[465].

— Так не говори. Иначе царь завтра все огнем спалит. Говори, что это лошади Охсар-ойки и Король-ойки.

Спустился Охсар-ойка к реке. Дальше поплыли, смотрят: овцы пасутся. К берегу пристали. Охсар-ойка идет на берег, спрашивает пастуха:

— Чьих овец пасешь?

— Ялпын-ойки и Ялпын-эквы овцы.

— Так не говори, иначе завтра царь огнем все сожжет. Говори, что это овцы Охсар-ойки и Король-ойки.

Спустился к реке Охсар-ойка, и дальше поплыли. Немного отъехали, смотрят: дойные коровы пасутся. Пристали к берегу. Охсар-ойка говорит:

— Вы посидите тут. Я на берег схожу. Поднялся он в гору, спрашивает:

— Чьи коровы?

— Это Ялпын-ойки и Ялпын-эквы коровы.

— Так не говори. Говори, что это коровы Охсар-ойки и Король-ойки.

Охсар-ойка спустился к реке. Они дальше поплыли.

Долго плыли, коротко плыли. Однажды показался красивый город. Они подъехали туда, смотрят: стоит огромный дом, величиной с город, величиной с деревню. К берегу пристали. Охсар-ойка говорит:

— Вы здесь посидите, я поднимусь на берег.

Поднялся он в гору, вошел в дом. А в доме из людей никого нет. Только в большой денежной чашке на столе сидят, скорчившись, Ялпын-ойка и Ялпын-эква. Охсар-ойка говорит им:

— Дедушка, бабушка, сидите?

— Да, сидим.

— Такой огненный царь едет, что все на пути огнем сжигает! Мы скрылись от него, вот тут и едем.

Ялпын-ойка и Ялпын-эква говорят:

— Мы не можем скрыться. У нас нет силы.

Охсар-ойка взял их вместе с денежной чашкой, унес в лес и большой палкой проткнул их сердца. Сам пошел к реке, к своим. Говорит:

— Идите! Двери дома настежь открыты!

Его жена и Король-ойка поднялись на берег. Все в дом вошли. Красиво и богато оделись в новые пальто, сапоги. Наелись. Легли спать. Стол с едой не убран, так и стоит.

На другой день корабль показался. Охсар-ойка смотрит: это царь со своим народом в гости едет. Охсар-ойка был одет в тонкие сукна, в тонкие шелка. Корабль к берегу причалил. Царь поднялся на берег, думает: "Какой богатый мужчина! Поэтому он и просил весы. Какой счастливый зять!"

Едят гости, а еда не кончается. Гостят, пьют. Охсар-ойка во время угощения говорит гостям:

— Здесь, в нашем поселке, есть очень плохой зверь. Он постоянно кричит, даже спать нельзя. У нас пороха нет. Если ты дашь нам пороха, мы застрелим его.

Царь отвечает:

— Порох у меня есть, дам.

Закончилось угощение. Царь уплыл домой. Охсар-ойка и Король-ойка съездили к царю, порох привезли. Приехали домой. Пошли к тому месту, где лежат проткнутые палкой Ялпын-ойка и Ялпын-эква. Они вырыли под ними яму, положили туда пороха и подожгли. Порох взорвался, все вместе взорвалось, и вот Ялпын-ойки нет, Ялпын-эквы нет.

Охсар-ойка и Король-ойка вернулись домой. Их дом, коровы, овцы, лошади — все остались живы, И теперь они живут, и теперь здравствуют.

184. Ендырский и Низямский

Жили-были двое мужчин — Ендырский и Низямский. Они были манси и давно дружили. Если один из них собирается идти в одну сторону, то второй обязательно пойдет в другую сторону. Однажды Ендырский пришел к Низямскому в гости. Он говорит своему другу:

— Пойдем вместе в лес!

Пришли они в лес. Ендырский спрашивает Низямского:

— Ты что-нибудь знаешь о своей жене?

Его друг Низямский отвечает:

— Ничего не знаю.

— Твоя жена неверна тебе, не любит тебя. Она живет с другим мужчиной.

— Я ничего не замечаю за нею.

— Ты этой ночью иди домой, к жене.

Низямский ночью домой пришел. В доме его жена с другим мужчиной за столом сидят. Жена вскочила, своего мужа кнутом ударила. Муж ее превратился в собаку. Ендырский из лесу возвращается, его друг Низямский навстречу собакой бежит.

Долго наши, коротко жили, однажды с верховьев реки купец приехал. Он остановился у Ендырского мужчины. Купец смотрит — какая хорошая собака! Снег выпадет, она на снегу спит, без конуры. Если в сенях лежит, то никого близко к ним не подпускает. Купец назвал собаку Ванькой, взял ее с собой. Ехали, они ехали, в Тобольск приехали. Чем сам хозяин питается, тем и собаку кормит.

В городе Свердловске у купца был знакомый губернатор. Однажды губернатор приехал к купцу. Сидят, разговаривают. Купец говорит:

— У меня такая собака есть! Куда ни пошлю, туда она и бежит, что ни попрошу, то и песет. До тех пор лает, пока еду не дам!

Губернатор просит купца:

— Продай собаку!

— Не продам. Собака мне очень нужна. Ты ее так подержи четыре года, а потом мне обратно ее отдай.

Губернатор собрался везти собаку в Свердловск. Он смотрит: собака действительно очень умная. Все делает, все караулит, даже воду сама черпает. Правда, очень умная собака! Губернатор приехал в Свердловск с собакой. Живут.

Как-то к нему из Москвы приехал император. Губернатор с императором были очень близкими знакомыми, стали разговаривать.

Губернатор хвастается:

— У меня есть очень умная собака! Все делает и все караулит, никого близко не подпускает!

Царь просит губернатора:

— Сделай хорошее дело, отдай мне собаку! У меня было два сына и оба с малых лет куда-то исчезли. Моя жена скоро родит дитя. Собака хорошо его будет охранять.

— Царь, я эту собаку на четыре года взял у тобольского купца.

Царь говорит:

— Хорошо. Я подержу ее два года, потом верну тебе.

Император стал домой собираться. И собака с ним собирается. Собака поехала с царем. Приехали в Москву. Царь говорит своей жене:

— Я хорошую собаку привез. Зовут ее Ваня. Ты месяца через два родишь маленького. Собака очень хорошо его будет охранять.

Царица родила сына. Куда она мальчика понесет, туда и собака бежит. Царь с женой стали укладываться спать. Царица говорит царю:

— Собака пусть на свободе будет.

Царь возразил ей, говорит:

— Собаку надо привязать. Ночью она будет мешать спать.

Собаку привязали за веревку. Сами уснули. В полночь их сына ворон выкрал. Собака залаяла, с веревки рвется. Веревка лопнула, и собака на улицу выбежала. Но ворон с ребенком уже поверху летит. Собака понизу бежит, прыгает. Ворон устал, спустился отдохнуть. Собака его поймала, сколько-то времени потрепала, покусала и отпустила. Ворон снова стал подниматься. А собака отобрала ребенка и понесла его в Москву к царю. Пришла собака к царскому дому. Царица бросилась к ней, чтобы взять сына. Однако собака не отдает ей ребенка. Царь впустил собаку с ребенком в дом и сам взял сына. За это он наградил собаку золотой медалью, золотым крестом и золотой цепочкой. Царь отправил собаку обратно губернатору в Свердловск и наказал сопровождающему ее:

— У кого я брал собаку, тому ее и отдай!

Собака вернулась к губернатору. Тот отослал ее купцу. Купец накормил ее и отправил туда, где она жила, — в Низямы.

Собака вернулась на родину — в поселок Низямы. Жена хочет отнять у нее царскую награду, драться с ней собирается. Собака в дом вошла. Там сидел один мужчина. Жена схватила кнут и ударила им собаку. Собака в ворону превратилась, полетела вверх по реке.

Долго летела, коротко летела ворона, прилетела однажды в один город. Там стоят две лошади, черная и вороная, накормленные хлебом. Вскоре вышли на улицу двое мужчин, совершенно одинаковые. Они посмотрели, посмотрели на ворону и ушли в дом. Немного погодя из этого дома вышел дед. Он говорит:

— Э, друг, теперь ты попался!

Дед поймал ворону и стал бить. Принес ее в дом, взял кнут и ударил кнутом ворону. Ворона человеком стала. Дед спрашивает:

— Дорогой друг, ты ходил за царским сыном?

Мужчина отвечает:

— Я ходил.

— Царь тебя отпустил, я тебя тоже отпущу. Отсюда ты иди домой.

Дед отдал ему кнут и наказывает:

— Ты домой придешь, в дом войди и сразу же кнутом всех ударяй! Что скажешь, то и будет сделано.

Низямский мужчина собрался идти домой. Пошел. Шел, шел, на родину пришел. В дом вошел, сразу свою жену и мужчину кнутом ударил. Они оба лошадьми стали. Надел на них узду, хомут, запряг и начал ездить на них. Ночью их не кормит, привязывает. Днем лошадей снова запрягает, ездит на них. Семь дней так ездил Низямский мужчина. Лошади и сани не смогли уже возить. Так они и пропали, на костре сгорели.

185. Про орла

Крот и воробей собирали ягоды. Разделили ягоды поровну. Но одна ягодка лишней осталась. Они ее никак не разделят. Драться стали. Тут орел над ними летит и говорит:

— Крот на земле найдет ягодку, а воробей не найдет.

Приземлился орел. Крот к нему пошел. Подошел и крылья орла перегрызает. Орел взлетел и упал на землю. Он ходил, ходил в бору, слопец нашел. У слопца сидит какой-то старик. Старик натянул в сторону орла лук и стрелу, а орел стал величиной с иголку. Орел подошел к старику, просит его:

— Милый человек, добрый человек, накорми меня!

Пожалел старик орла, принес его домой. Жена сердится, не хочет в доме орла держать. Стали они кормить орла: вечером он лошадь съедает, утром корову съедает. Жена кормила, кормила орла и говорит своему мужу:

— Милый муж, добрый муж, выпусти орла на свободу!

Муж выпустил орла. Орел полетал, полетал, обратно вернулся, просит старика:

— Меня еще неделю покорми!

Прокормили орла еще неделю. Жена снова ругаться стала, говорит:

— Выпусти его на волю!

Муж вынес орла на улицу, отпустил. Тут орел говорит ему:

— Садись на мои крылья!

Сел мужчина на его крылья. Они полетели. Летали, летали, однажды орел сбросил мужчину со своего крыла. Сам сел на землю. Мужчина просит орла:

— Отпусти меня, орел, не мучай!

Орел отвечает ему:

— Еще два раза сброшу.

Снова сел мужчина на крылья орла. Полетели. Летели, летели, высоко поднялись. Орел спрашивает мужчину:

— Земля видна?

— Видна.

Орел сбросил мужчину с высоты, затем снова подхватил его на лету около земли. Снова полетели. Полетели за черное облако, за лохматое облако. Орел спрашивает:

— Впереди что-нибудь видно?

— Видны один дом и один амбар.

Прилетели они туда. Собака залаяла. Сестра орла вышла на улицу, целоваться с братом стала, спрашивает его:

— Где ты был? Уже целый год прошел.

Она внесла орла в дом, накормила, напоила. Орел просит сестру:

— Отдай мне твою шкатулку, окрашенную черной краской, которая лежит под подушкой!

Сестра расплакалась и говорит брату:

— Не отдам! Пусть хоть отец и мать придут — и им не отдам!

Орел говорит мужчине:

— Пойдем на улицу.

Вышли они на улицу. Мужчина сел на крылья орла и полетел дальше. Летели, летели, орел говорит:

— Посмотри назад, что-нибудь видно?

Мужчина взглянул назад и говорит:

— Красная лиса скачет!

— Это я дом своей сестры огнем зажег.

Дальше полетели. Летели, летели, орел говорит мужчине:

— Посмотри вперед, что-нибудь видно?

Мужчина посмотрел и говорит:

— Видны один дом и один амбар.

Прилетели туда. Вторая сестра на улицу вышла, целоваться стала с братом. Она внесла его в дом, накормила, напоила. Тут брат ей говорит:

— Отдай мне под подушкой лежащую твою шкатулку, окрашенную черной краской.

Сестра расплакалась, говорит брату:

— Не отдам! Хоть мать, отец пусть придут — не отдам и им!

Орел говорит мужчине:

— Пойдем на улицу.

Вышли на улицу. Орел говорит:

— Садись на мои крылья.

Сел мужчина ему на крылья, взлетели и дальше полетели. Залетели в черное облако, в мохнатое облако. Орел спрашивает мужчину:

— Позади что-нибудь видно?

Мужчина посмотрел назад и говорит:

— Красная лиса прыгает.

— Это я перед вылетом огнем зажег дом моей сестры!

Дальше полетели. Летели, летели, орел говорит:

— Посмотри вперед, что-нибудь видно? Видно или нет?

Мужчина отвечает:

— Один дом и один амбар видно.

Орел говорит:

— Моя самая младшая сестра из моих старших сестер тут и живет.

Туда прилетели. Собаки залаяли. Сестра на улицу вышла, с братом целуется. Домой его привела, накормила, напоила. Наевшись, брат просит сестру:

— Отдай мне твою шкатулку, лежащую под подушкой, окрашенную черной краской.

Сестра заплакала: жалко ей шкатулку. Говорит брату:

— Отдам!

Отдала она брату шкатулку и ключ отдала. Говорит ему:

— Не открывай шкатулку в пути!

Эту шкатулку орел отдал мужчине. Тот взвалил ее на свое плечо и пошел. Шел по проложенной здесь черной дороге, шел по кротовой тропе. Пришел он на берег озера, думает: "Открою-ка я шкатулку. Почему сестра орла не велела ее открывать?" Открыл шкатулку и упал без сознания. А когда очнулся, то услышал, как в ступе тихонько соль толкут, деревянным вальком тихонько белье колотят. Леший ударил мужчину по спине, говорит ему:

— Если ты хочешь что-то сказать, то говори быстро. Что тебе незнакомое есть, то и отдай мне!

Мужчина сидит и думает: "Что мне не знакомо? Жену свою знаю. Дом свой знаю". Тут леший опять ему говорит:

— Что тебе незнакомое есть, мне отдай!

Мужчина отвечает:

— Возьми.

Леший таким проворным стал, начал быстро все собирать. Все вместе собрал, положил в шкатулку, закрыл ее на ключ и отдал мужчине. Говорит:

— Иди домой.

Мужчина пошел домой. Пришел, вошел в дом. Сын его стоит ростом с него. Он поздоровался с сыном, а сын ему и говорит:

— Меня леший к себе звал. Я туда пойду.

Жена заплакала, запричитала:

— Одного сына вырастила, и того ты лешему отдал!

Сын их собрался и ушел.

186. Семь лебедей

Жили-были брат с сестрой. Жили они без отца и без матери. Брат сколько-то побыл дома и отправился промышлять. Сходил, но ничего не добыл. Сестра ругаться стала:

— Так мы с голоду умрем!

Брат говорит сестре:

— Кузов домой принеси, вещи собери, промышлять пойду.

Брат ушел промышлять. Долго шел, коротко шел, увидел дом, увидел амбар. Подошел к дому, подошел к амбару, ходит взад-вперед. Он вошел в амбар. Там много-много еды было. Какая еда! Какая одежда! Тут и вино. Взял он камень, лежавший на полу в середине амбара, сам за дверь спрятался. Стоит, слушает. Послышался разговор. Это пять богатырей идут. Юноша стоит за дверью, ждёт. Тут в амбар вошел первый богатырь. Юноша ударил его камнем по голове. Таким же образом еще троих убил. Один богатырь скрылся.

Юноша взял свой кузов, наполнил его едой и пошел домой. К сестре домой пришел, говорит ей:

— Приготовь еду. Завтра снова пойду промышлять.

Сестра приготовила еду. Утром брат встал и пошел промышлять. После его ухода в дом вошел один богатырь. Он спрашивает девушку:

— Куда ушел твой брат?

Девушка отвечает:

— Он ушел промышлять.

— Когда вернется домой?

— Скоро не придет, только вечером придет.

— Меня накорми! Ты не бойся, я тебя не убью, — говорит ей богатырь.

Девушка накормила, напоила его. Тогда богатырь говорит ей:

— Мы поженимся с тобой.

Девушка отвечает:

— Брат вернется, он нас обоих убьет.

Но богатырь снова ее спрашивает:

— А скоро твой брат вернется?

— Пожалуй, скоро придет.

— Ты меня укрой где-нибудь.

Девушка спрятала его в подполье. Тем временем брат вернулся домой и просит сестру:

— Подай еду на стол, я есть хочу.

Сестра сидит и говорит ему:

— Если ты живой человек, то надо тебе жениться. До каких пор я для тебя еду буду готовить?

Брат сидит и размышляет:

— Кого же взять в жены?

Тут ему сестра советует:

— Сначала возьми с собой кринку. Но дороге увидишь урман, там тебе встретится волк. Ты волка подои, его молоко выпей, и сила твоя увеличится. Свинью по дороге встретишь, ее подои и молоко выпей — в два раза сила твоя увеличится. Медведя встретишь, подои, молоко выпей. Сила твоя в четыре раза увеличится.

Брат ее надел сапоги, взял с собой кринку и отправился в путь. Пришел в далекое место, глухое место. Там на него набросился волк. Но юноша его до смерти запинал, полную кринку молока надоил, выпил — сила его прибавилась. Пошел дальше. Свинья навстречу кинулась. Юноша и ее запинал, полную кринку молока надоил, выпил — сила его увеличилась в два раза. Дальше идет. На него медведь набросился. И его насмерть запинал, надоил кринку молока; выпил — сила его вчетверо увеличилась. Вдруг появились собаки. Юноша взял собак, привел их домой и привязал на цепь в сенях дома. Сестру спрашивает:

— Теперь куда мне идти за женой?

Сестра ему отвечает:

— Иди в змеиный царский город. Там живут семь лебедей. Одна лебедь расхаживает в золотом оперении. Ее в жены возьми.

Брат собрался на поиски лебедей. Говорит сестре:

— Я пошел!

Брат ушел. Долго шел, коротко шел. Однажды перед ним открылась поляна. Был полдень. Уже темнеть стало. Юноша смотрит вперед: берестяной пень стоит. Пошел он туда, посохом пень ударил, и тот развалился. Из него появилась старушонка:

— Милый внучек, зачем так ударяешь? Мой дом, мою деревню совсем разломал!

— Как ты в таком доме живешь?

— Мне бог велел жить в этом доме. Заходи, внучек!

Вошел юноша в дом, но ничего не видит: темно. Старушка подошла к столу, пальцем до него дотронулась, и всевозможная еда, питье на столе появились. Юноша сел есть. Наелся. Старушка ему постель постелила. Юноша лег, а она его спрашивает:

— Куда ты идешь?

Он отвечает:

— Я жениться иду. Ты, бабушка, не знаешь ли что-нибудь? Научи меня.

Старушка отвечает:

— Завтра расскажу.

Утром встали, старушка и творит:

— Я дам тебе платок, клубок ниток, чашку с серебряным дном и кольцо. Этим платком ты глаза завяжи. В чашку садись, а ноги наружу опусти. Клубок ниток отпусти, пусть он катится. Кольцо на указательный палец надень. Куда клубок ниток покатится — и ты туда. Долго, коротко так покатишься, время от времени своими ногами землю щупай. Когда окажешься на чистом месте, глаза развяжи.

Юноша отправился в путь. Долго, коротко так двигался, ногами изредка землю щупает. Прибыл на чистое место, развязал глаза. Оказывается, прикатился в чашке к морскому берегу. Старенькая лодка лежит на берегу. Юноша залез под лодку, слушает: около него лебеди летят, семь лебедей. Приземлились лебеди, сняли крылья и начали купаться. Долго, коротко они купались. Юноша выполз из-под лодки, украл одно лебединое крыло и снова спрятался.

Лебеди вышли из воды. Шесть лебедей оделись, взлетели и скрылись. Одна лебедь тут осталась. Походила немного и спрашивает:

— Кто взял мое лебединое крыло?

Юноша лежит и молчит. Лебедь снова спрашивает:

— Если ты — женщина, то сестрой тебя назову. Если ты мужчина, то отцом назову. Отдай мое лебединое крыло!

Юноша молчит. Лебедь продолжает:

— Если ты молодой юноша, мужем тебя назову!

Юноша вышел из укрытия, отдал лебединое крыло. Тогда лебедь-девушка говорит:

— Теперь поженимся. Я полечу домой. А ты как туда доберешься? Как только мои отец и мать заметят нас, они сразу нас съедят!

Юноша ей отвечает:

— Как-нибудь доберусь.

Девушка-лебедь советует:

— Иди, придерживаясь дороги. Будут люди навстречу идти, будут петь и плясать, с тобой здороваться. Ты не здоровайся с ними. Увидишь первый дом — это дом моей сестры, второй дом — это дом моего отца, а третий дом — мой дом. К нему иди. Подойди к углу этого дома, палкой постучи, я тебя впущу.

Девушка-лебедь улетела домой. За ней пошел и юноша. Но пути ему люди встречаются, с ним здороваются, а он мимо проходит. Пришел к первому дому, пришел ко второму дому, пришел к третьему дому и палкой постучал. Жена-лебедь открыла окно и через окно впустила его в дом. Они наелись, напились и спать легли.

Однажды к ним пришли служанки. Разбудили их: отец девушки зятя к себе зовет. Они встали, оделись. Пришел туда зять, поздоровался с отцом жены. Тот говорит зятю:

— У меня есть молодой жеребец, его надо обучить. Всем поселком, всем народом с ним не можем справиться.

Зять отвечает:

— Если их силы не хватит, то моей совсем не хватит.

Зять передом повернется — смеется, спиной повернется — плачет. Пошел он домой, пришел к жене. Жена его пол метет. Она спрашивает:

— Ты плачешь?

Он отвечает:

— Я не плачу.

— Твоя слеза в моей ладони, посмотри.

Он смотрит: действительно, на ладони слеза. Жена успокаивает его:

— Не бойся! Сходи к кузнецу, возьми у него смолы, узду, двухпудовый молоток и железный кнут. Как набросится на тебя жеребец, ты выплесни ему в глаза смолу, надень узду и бой молотком и кнутом.

Муж ее сходил к кузнецу. Взял то, что велела жена. Вернулся домой и пошел к отцу жены. Он открыл конюшню, в которой стоит жеребец. Жеребец кинулся на него, хотел фыркнуть. Но муж в глаза коня смолу выплеснул, надел узду, вывел его из конюшни, вскочил на него и поехал. Долго, коротко ездил, обучая, бил коня двухпудовым молотком и железным кнутом. Жеребец выбился из сил, еле до дому дошел. Муж привязал коня к столбу, сам пошел к отцу жены, говорит:

— Лошадь свою на место поставьте, я ее обучил.

Сам пошел домой к жене. Жена ему говорит:

— Этим вечером спрячемся, иначе нас съедят.

Они приготовились скрыться. Жена плюнула в сторону кровати, плюнула в сторону умывальника, плюнула в сторону стола и в сторону двери плюнула. Скрылись. Однако отец и мать их заметили, вдогонку за ними послали работника. Вот-вот работник их догонит! Тут жена ударила мужа и превратила его в дом, а сама стариком стала.

Работник подошел к старику, спрашивает его:

— Не видел ли ты кого-нибудь?

— Никого нет. Я один здесь живу.

Работник повернул обратно. Вернулся домой, его спрашивают:

— Кого-нибудь видел?

— Один старый старик живет в своем доме.

Отец и мать и говорят:

— Так это они и были.

Отец и мать сами туда направились. Взлетели они в облике кур. Зять с женой снова спрятались. Пришли на берег моря. В воду только зашли, как отец с матерью к морю пришли, говорят им:

— Отсюда вам без нас дальше не уйти!

Дочь отвечает:

— И вам отсюда без нас никуда не уйти!

Отец с матерью хотели было прочь уйти, но с места сдвинуться не смогли. Тогда они просят:

— Идите сюда, дочка и наш зять!

Дочь и зять пришли к ним, помирились с ними, поцеловались с отцом и матерью. Родители говорят:

— Вы домой идите. И мы домой пойдем. Живите с богом!

Пришел вместе со своей женой-лебедью брат к сестре. Сестра смотрит: такую жену брат привел! Красавицу! Брат взял топор, отрубил от лиственницы щепку, через голову ее опустил. Сам уснул. Проснулся утром, смотрит — такая большая деревня возникла, такой город тут возник! Летящая сорока без отдыха из конца в конец долететь не может. Такой большой город вырос. Свадьбу сыграли. Пили, ели. Брат с женой спать легли. Тут богатырь из подполья показался, спрашивает девушку:

— Брат твой уснул?

Девушка говорит:

— Уснул.

Богатырь вышел из укрытия и говорит девушке:

— Сходи принеси проволоку.

Девушка принесла проволоку. Богатырь обмотал ее брата с головы до ног этой проволокой. Брат проснулся, говорит сестре:

— Вы мою силу не пробуйте!

Он потянулся. Этот зверь — проволока — врезался ему в тело. Брат скончался. Сестра и богатырь взяли его за ноги, за голову, вынесли на улицу, унесли в лес. Там его тело положили в лабаз и засыпали землей.

Жена брата проснулась — мужа нет. Она плачет. Начала искать мужа. Искала, искала, нигде его нет. Вспомнила, как однажды муж наказывал ей: "В сенях есть три собаки, спусти их с цепи, если я скончаюсь". Она отпустила собак. Собаки тут же побежали в лес. Она за ними. Когда она прибежала в лес, собаки уже лабаз разворотили. Муж мертвый тут и лежит. Собаки начали его лизать. Проволока стала спадать. Муж пошевелился, ожил. Жена плачет. Он говорит:

— Ты плачешь?

Жена отвечает:

— Как мне не плакать?! Тебя убили.

Муж спрашивает:

— Кто убил?

— Твоя сестра.

Они вместе вернулись домой. Муж говорит жене:

— Ты иди в дом, а я сейчас приду.

Сам пошел в амбар, взял оставленный отцом кинжал, наточил его и вошел в дом. Выдернул одну половину, вытащил из подполья богатыря и отрубил ему голову. Отрубил голову и своей сестре. Сами вдвоем стали жить.

Такая моя песня была. Я там была, ела, чай пила.

187. Кольцо царской дочери

Жили-были старик со старухой. Было у них три сына. Вскоре отец и мать умерли. Отец перед смертью попросил сыновей:

— Когда я умру, пусть каждый из вас придет ко мне ночью.

После смерти отца старшие братья стали плохо относиться к своему младшему брату. Даже собака и то спала в лучшем месте, чем младший брат.

Наступила ночь. Этой ночью к отцу должен был идти старший брат. Л он не хочет идти, говорит младшему брату:

— Братишка, ты сходи. Я для тебя что-нибудь хорошее сделаю. Отец что скажет, ты утром придешь и мне расскажешь.

Наступила полночь. Младший брат собрался и пошел. Пришел он на кладбище. Отец поднялся и спрашивает:

— Это ты, старший сын?

— Нет.

— Это ты, средний сын?

— Нет.

— Это ты, младший сын?

— Да, я.

Отец ему говорит:

— На трудный день, на день нужды возьми шерсть белой лошади. Одну шерстинку спичкой зажжешь — белая лошадь появится. Перед тобой будет стоять белая лошадь — из ноздрей костер и огонь видны! Войдешь в одну ноздрю, из другой выйдешь и станешь богатырем, вооруженным саблей и копьем.

Младший сын взял шерсть белой лошади, домой пошел. Пришел домой. Утром встал, старший брат его спрашивает:

— Что сказал отец?

— Пфу! После смерти ты сможешь что-нибудь сказать? Так и он.

Другая ночь наступила. Надо идти среднему сыну. Он тоже не хочет идти к отцу и просит меньшего брата:

— Братишка, ты сходи. А я что-нибудь доброе для тебя сделаю. Отец что скажет, ты утром мне расскажешь.

Наступила полночь. Пошел к отцу младший сын. Пришел он на кладбище. Отец поднялся и спрашивает:

— Старший сын, это ты?

— Нет.

— Средний сын, это ты?

— Нет.

— Младший сын, это ты?

— Да, я.

— На трудный твой день, на день твоей нужды возьми шерсть черной лошади. Одну шерстинку черной лошади спичкой зажжешь — появится черная лошадь. Перед тобой стоит черная лошадь — из ноздрей костер и огонь видны! Ты войдешь в одну ноздрю, а из другой выйдешь и будешь богатырем, вооруженным саблей и копьями!

Младший сын взял шерсть черной лошади и пошел домой. Пришел. Утром средний брат спрашивает его:

— Что отец сказал?

— Если ты умрешь, что ты сможешь сказать? Так и он.

Наступила ночь идти к отцу меньшому сыну. Старшие братья размышляют:

— Эта ночь — его ночь. Пойдет или не пойдет, это его дело.

Меньшой сын пришел на кладбище. Наступила полночь. Отец поднялся и спрашивает:

— Младший сын, ты?

— Я.

— На трудный день, на день нужды, на день тяжелый в твоей жизни я даю тебе шерсть рыжей лошади. Одну шерстинку спичкой зажжешь — рыжая лошадь появится. Перед тобой будет стоять лошадь рыжей масти — из ноздрей костер и огонь видны! Ты в одну ноздрю войдешь, в другую выйдешь и окажешься богатырем, вооруженным саблей и копьями!

Младший сын взял шерсть рыжей лошади, пришел домой. Живут.

Ничего не остается делать братьям. Взяли они с собой младшего брата. Когда царь и дочь царя стали обходить всех с чаркой, младший брат опустил в чарку ее кольцо. Дочь царя думает: "Что я могу сделать? Богом нареченный мне друг этот!"

После этого весь народ куда-то разошелся. Царь не хотел в зятья этого человека. Он размышлял: "Почему собака спала в хорошем месте, а этот человек — в плохом?"

Дочери и зятю царь отдал небольшой жилой дом. Царь не заходил ни к дочери, ни к зятю.

Но тут началась война. Пришло чужое войско и стало воевать с царем. Когда на город царя напало войско, царь посылает для переговоров одного своего человека. Но тот там и остается. Царь посылает второго человека — и тот не возвращается. Посылает третьего — и его нет. Город царя весь окружен. Вот-вот его враги возьмут! Тогда царь приходит к дочери и к зятю, говорит:

— Герой-зять, богатырь-зять, такое плохое дело случилось! Не сможешь ли ты помочь?

— Э, такое дело! Ты иди домой!

Царь пошел домой. Зять вышел на улицу, зажег спичкой одну шерстинку белой лошади — перед ним возникла белая лошадь. Она ему говорит:

— Какая беда, какая нужда? Войди в правую ноздрю, а в левую выйди!

Вошел он в правую ноздрю, а из левой вышел и стал богатырем в полном вооружении. Сел зять на белую лошадь, только один раз кнутом взмахнул и к войску врага примчался! Туда-сюда саблей рубит. Только головы врагов по полю катятся!

Долго, коротко он дрался, но как птица летал! Когда зять вернулся домой, царь ему говорит:

— За всю мою жизнь я не встречал такого человека, чтобы справился с целым войском всей земли! За победу над врагом, богатырь-зять, герой-зять, я отдаю тебе половину царского добра, а в придачу мой дом вместе с его двором.

Дочь царя и его зять стали богатеть. И теперь так живут, теперь радуются, счастливы.

188. Марфа-царевна

Жил-был царь. Ни дочери у него не было, ни сына не было. Но однажды его жена забеременела. Забеременела и дочь родила. Дочери дали имя Марфа-царевна.

Через три дня после рождения дочь пошла на улицу поиграть. Кого из ребят поймает, тот плачет, кого ударит, тот плачет.

Со всего города, со всего поселка народ вместе собрался. Отправили они к царю старого старика. Пошел он к царю. Вошел в дом царя, поклонился, до середины пола дошел, поклонился. До царского колена дошел, снова поклонился. Старый старик вперед идет — плачет, назад идет — плачет, хнычет. Старик говорит царю:

— Со всего города, со всего поселка народ собрался, меня к тебе послали. Дочь свою ты выпустил на улицу с ребятишками поиграть. Кого она поймает, у того ногу ломает, руку ломает. Со всего города, со всего поселка народ меня к тебе послал.

Царь выслушал старика, сидит, думает, потом и говорит старику:

— Ни дочери у меня не было, ни сына у меня не было. Дочь заимел — и ту нельзя выпустить на улицу. Ладно, завтра на цепь ее посажу.

Царь посадил свою дочь на цепь на семь лет. А когда исполнилось семь лет, отпустил дочь. Она вышла на улицу поиграть под окно своего дома. Тут вдруг поднялся ветер. И ветром ее унесло.

Спохватился царь, а дочери нет. В один край он людей посылает, в другой край он людей посылает искать свою дочь. А дочери все нет и нет. Поплакали-поплакали царь со своею женою, да и перестали страдать.

Песня и сказка долга ли?! Жена вновь забеременела. Родила сына. Сыну дали имя Петр-царевич.

Спустя три дня после рождения Петр-царевич играл на улице с ребятами. У кого ногу ломает, у кого руку ломает.

Снова со всего города, со всего поселка народ вместе собрался. Отправили к царю старого старика. Пошел старик к царю. Вошел он в дом царя, поклонился. До середины пола дошел, поклонился. До царского колена дошел, опять поклонился. Старик вперед идет — плачет, обратно идет — хнычет. Затем и говорит царю:

— Народом целого города, народом целого поселка я к тебе послан. Сына ты выпустил на улицу с ребятами играть. А он у кого ногу ломает, у кого руку ломает.

Царь думал-думал, потом говорит:

— Дочь была, где-то потерялась. Сына заимел, но народу всего города, всего поселка он не нужен. Завтра на цепь его посажу!

Назавтра царь встал, посадил своего сына Петра-царевича на цепь на три года. Три года сын просидел на цепи. Исполнилось три года, царь отпустил его.

Вышел Петр-царевич на улицу, пнул камень, лежавший посреди города. Камень улетел на конец другого города. Смотрят на него ребята и удивляются его силе. Они ему говорят:

— Такую силу имеешь, а сестру искать не идешь!

Петр-царевич спрашивает у ребят:

— Какая сестра?

Ребята отвечают:

— Твоя сестра Марфа-царевна. Ветер однажды случился и унес ее.

Петр-царевич пошел домой, говорит матери:

— Я болтушку есть хочу!

Мать отвечает:

— Разве у нас другой еды нет? Ты будешь есть болтушку!

Но сын ее настаивает на своем и говорит матери:

— Я болтушку есть хочу!

Мать поставила котелок на огонь. Когда его дно нагрелось, Петр-царевич зовет мать:

— Мама, иди-ка сюда!

Мать прибежала, котелок пощупала — дно горячее. Сын ладонь матери схватил, ко дну котелка ее прижал.

— Ой, ой, ой, ладонь мою сожжешь!

А Петр-царевич матери говорит:

— Скорее же, скорее говори. Быстрее же, быстрее говори: у меня была сестра?

Мать говорит:

— Отпусти же мою руку!

— Пока не скажешь, не отпущу!

Мать говорит:

— Однажды ветер подул, ее ветром куда-то унесло.

Отпустил сын руку своей матери, сам вышел на улицу. В отцовском табуне он стал выбирать себе лошадь. Рукой надавит на спину лошади — спина ее прогибается. Ногу на спину лошади положит — спина ее прогибается. Один неказистый жеребенок, мохнач, все время трется около него. Петр-царевич ему говорит:

— Уходи, мохнач, не тебе чета лошади — и те не выдерживают моей силы! Как щелкну по тебе, так и убью наповал!

Но жеребенок не отходит от него. Тут Петр-царевич рукой надавил на спину жеребенка — тот твердо стоит. Ногой надавил на жеребенка — тот твердо стоит. Среди всех лошадей выбрал Петр-царевич мохнача. Потом он отправился к кузнецу и попросил сделать для жеребенка узду. Узду сделали. Петр-царевич пришел домой. Что ему понравилось и подошло, то взял и надел на себя. Что ему понравилось для дороги, то взял с собой. Пошел к жеребенку. Узду надел на него — жеребенок четырехлетней лошадью стал. Царевич сел на него — жеребенок пятилетней лошадью стал. Выехал он из города, посмотрел на отцовский город: конец города величиной с орла виден.

Долго, коротко ехал Петр-царевич. Стемнело. Смотрит вперед: пень стоит. Царевич спрыгнул с лошади на землю, пень пнул ногой. Из него выскочила старушонка:

— Что ты делаешь, милый внучек? Мой дом, мою деревню разломаешь! Куда ты едешь?

Петр-царевич говорит ей:

— Сначала напои, накорми, а потом уже спрашивай!

Пришли в дом. Старушка накормила, напоила Петра-царевича и спрашивает:

— Милый внучек, куда едешь?

— Милая бабушка, не знаешь ли ты, где находится моя сестра? Ветер однажды случился и унес ее куда-то.

— Милый внучек, ничего о ней не знаю. Завтра кое-что посмекаю.

Встала старуха утром и пошла к озеру, спрашивает рыб:

— Не знаете ли вы что-нибудь про Марфу-царевну?

Рыбы отвечают:

— Ничего про нее не слышали, нигде ее не видели.

Вернулась старуха домой и говорит Петру-царевичу:

— Ничего не знаю. Поезжай дальше. Там моя сестра живет, может быть, она что-то знает.

Вышел Петр-царевич на улицу, сел на лошадь, дальше поехал. Не знает, долго ли ехал, коротко ли ехал. Смотрит: березовый пень стоит. Спрыгнул с лошади, пень ногой пнул. Из него дряхлая старушонка показалась, говорит:

— Милый внучек, тише! Мой дом, мою деревню разломаешь! Куда, внучек, направился?

— Сперва накорми, напои, а потом спрашивай.

Вошли в дом. Старуха накормила его, напоила и спрашивает:

— Куда едешь, внучек?

— Милая бабушка, не знаешь ли ты, где находится Марфа-царевна? Ветер случился и унес ее куда-то.

Бабушка говорит:

— Завтра посмекаю.

Встала утром старуха и пошла в лес, спрашивает лесных зверей:

— Не знаете ли вы, где находится Марфа-царевна?

Все звери в один голос отвечают:

— Ничего про нее не знаем, нигде о ней ничего не слышали.

Вернулась домой старуха, говорит царевичу:

— Ничего не знаю. Поезжай дальше. Там живет моя старшая сестра. Если кто знает, то только она знает.

Вышел Петр-царевич на улицу, сел на лошадь и поехал дальше. Найдет кротовую тропу — едет по ней, найдет заросшую черную дорогу — едет по ней.

Долго ехал, коротко ехал. Стемнело. Вперед смотрит: пень березовый стоит. Спрыгнул с лошади, пнул пень ногой. Из него старушонка выскочила:

— Тише, милый внучек! Мой дом, мою деревню поломаешь! Куда ты едешь?

Петр-царевич говорит:

— Сначала напои, накорми, а затем и спрашивай.

Пришли в дом. Старуха накормила, напоила, спрашивает:

— Куда, внучек, едешь?

— Милая бабушка, не слышала ли ты о Марфе-царевне? Была у меня сестра. Но ветер случился и унес ее куда-то. Ты разузнай!

Старуха говорит:

— Завтра посмекаю.

Утром старуха встала, пошла в лес. Крылатых зверей, пернатых птиц вместе созвала, спрашивает:

— Не знаете ли вы, где находится Марфа-царевна?

Звери-птицы говорят:

— Ничего не знаем!

Потом старуха спрашивает орла:

— Ты не знаешь ли, где она?

Орел отвечает:

— Знаю. Она у старика-ветра. Там она живет. Я только что оттуда сюда прилетел.

Пришла домой старуха и говорит Петру-царевичу:

— Твоя сестра у старика-ветра живет, на той стороне озера. Но путь туда плохой! Если кто на лошади был, то кости лошади там сгниют! Если кто на лодке плыл, то лодка там сгниет. Дам я тебе клубок ниток. Куда покатится клубок, туда и ты иди. Сколько он будет катиться, столько и ты иди. Однажды клубок ниток вкатится в усадьбу старика-ветра. Ты туда и иди. Когда пойдешь обратно, клубок ниток смотай.

Петр-царевич положил клубок ниток в карман, вышел на улицу, сел на лошадь и поехал. Немного отъехал, отпустил клубок ниток.

Долго, коротко так ехал. Однажды клубок закатился во двор старика-ветра. Петр-царевич соскочил с лошади, клубок положил в карман. Лошадь привязал за золотой столб. Сам вошел в избу. Ходит взад и вперед. Тут его увидела сестра Марфа-царевна и спрашивает:

— Милый брат, как ты сюда попал? Твои кости ведь здесь и сгниют!

Она накормила и напоила брата. В это время лежащий у порога мусор вдруг в переднюю комнату унесло. Брат спрашивает сестру:

— Ты почему здесь жила?

Тут опрокинутая посуда вдруг перевернулась. Сестра брату говорит:

— Скоро старик-ветер в дом войдет!

Их разговор еще не закончился, как вошел в дом старик-ветер. Он говорит Марфе-царевне:

— В доме русским духом пахнет! В доме мансийским духом пахнет!

Жена ему отвечает:

— И манси не приходил, и русский не приходил.

Петр-царевич вышел на улицу, смотрит: сестра со стариком целуются. Старик-ветер подошел к порогу, выплюнул три глотка крови, выплюнул четыре глотка крови. Он говорит Марфе-царевне:

— Истопи-ка железную баню!

Марфа-царевна двенадцать аршин дров истопила, тринадцать аршин дров истопила. Наконец железная баня докрасна накалилась. Пришла в дом Марфа-царевна, говорит:

— Баня готова, идите мыться.

Пошел Петр-царевич со стариком-ветром в баню. Старик-ветер вперед убежал. Вошел в баню, разделся и говорит Петру-царевичу:

— Что долго там возишься?

Петр-царевич ему отвечает:

— Сейчас иду!

Старик-ветер выскочил из бани, втолкнул туда Петра-царевича, переломал ему кости спины и забросил их за печку. Сам вымылся, пошел домой, говорит Марфе-царевне:

— Сходи в баню, брата посмотри!

Марфа-царевна пошла в баню, вошла. Хоть и нашла брата за печкой, но там только кости его лежали. Вернулась она в дом старика-ветра.

Между тем царь с женой ждут и не дождутся возвращения сына Петра-царевича. Его все нет и нет.

Снова царица забеременела. Родила сына, назвали его Иваном-царевичем. Спустя три дня после рождения пошел Иван-царевич на улицу стрелять из лука. Он оказался среди ребят. Кого из них поймает, руку ломает, ногу ломает.

Собрался народ со всего города, со всего поселка. Послали к царю старого старика. Вошел старик к царю, поклонился, до середины пола дошел, поклонился, к коленям царя подошел, снова поклонился. Идет вперед — плачет, идет назад — хнычет. Он говорит царю:

— Со всего города, со всего поселка народ вместе собрался, меня к тебе послали. Сына своего ты на улицу выпустил. Он кого поймает, тому ногу ломает, руку ломает.

Царь сидит и говорит:

— Завтра на цепь его привяжу!

Утром царь встал, привязал сына Ивана-царевича на цепь на десять лет.

Прошло десять лет. Царь отпустил сына. Иван-царевич на улицу вышел, расхаживает. Навстречу ему попалась пожилая женщина, спрашивает:

— Иван-царевич, о чем ты думаешь? Я все знаю.

— Уходи! А то ударю, ты перервешься! Если пну тебя, ты через город перелетишь!

Иван-царевич дальше пошел, а старушка тут осталась стоять. На другом конце города она снова повстречалась царевичу, спрашивает его:

— Иван-царевич, о чем ты думаешь, я все знаю!

Иван-царевич ей отвечает:

— Если что знаешь, то все мне расскажи!

— Ты ищешь лошадь своего отца, которую имел еще дедушка. За домом твоего отца стоят три столба. Ты сходи к кузнецу и попроси его сделать железный молоток, сшить узду. Затем выдерни эти три столба. Из них появится лошадь. Ударь ее железным молотком, надень на лошадь узду, садись на нее и поезжай к берегу озера. Пусть лошадь там досыта напьется. Затем, куда мысль падет, туда и поезжай!

Так и сделал Иван-царевич: сходил к кузнецу, там сшили узду, взял железный молоток, сел на лошадь и уехал к озеру. Лошадь напилась воды. Он отвел ее к дому отца, привязал за столб. Сам надел суму с едой, положил с собой, что необходимо в дороге.

Мать говорит ему:

— Сестру искать иди, брата искать иди!

Вышел на улицу Иван-царевич, сел на лошадь и поехал. Долго ли, коротко ли ехал, не знает. Стемнело. Однажды смотрит: дом стоит. Женщина на улице показалась: на эту сторону ударит, на другую сторону ударит. Она говорит:

— Русский сюда не приезжал, и манси сюда не приезжал.

Подъехал к ней Иван-царевич, она его спрашивает:

— Куда едешь, Иван-царевич?

Иван-царевич отвечает:

— Напои и накорми сперва, а потом уж спрашивай!

Вошли они в дом. Напоила, накормила его женщина, спрашивает:

— Куда едешь, Иван-царевич?

— Сестру искать еду и брата искать еду. Ты не знаешь ли, где они?

— Я ничего не знаю. Поезжай дальше. Там одна женщина живет, она знает.

Встал утром царевич, дальше поехал. Долго ли, коротко ли ехал, не знает. Свечерело. Вперед смотрит: стоит дом. Приехал он туда, с лошади спрыгнул, лошадь привязал. Из дома женщина показалась, спрашивает:

— Куда едешь, Иван-царевич?

— Сначала напои и накорми, потом спрашивай.

Они вошли в дом. Женщина накормила и напоила его, спрашивает:

— Куда едешь, Иван-царевич?

— Сестру искать еду, брата искать еду. Ты не знаешь ни, где они?

— Ничего не знаю. Дальше поезжай. Впереди живет моя сестра, она знает.

Утром царевич встал, дальше поехал. Долго ли, коротко ли едет, не знает. Стемнело. Вперед смотрит: одинокий дом стоит. Подъехал к нему, спрыгнул с лошади. Женщина из дома показалась, спрашивает:

— Куда едешь, Иван-царевич?

— Сначала накорми и напои меня, а потом уж спрашивай.

Вошли они в дом. Женщина накормила и напоила Ивана-царевича, спрашивает его:

— Куда едешь, Иван-царевич?

— Еду сестру искать, еду брата искать. Где они, ты не знаешь ли?

— Милый Иван-царевич! Если кто на лошади был, то лошадь его там гниет. Если на лодке туда плыл, то лодка его там гниет. Завтра дам тебе клубок ниток. Куда он покатится, туда ты и иди.

Утро настало. Встали. Женщина дала царевичу клубок ниток. Царевич поехал. Немного отъехал, отпустил клубок ниток. Куда он катится, туда и Иван-царевич идет.

Долго ли, коротко ли ехал так, не помнит. Как-то раз клубок во двор старика-ветра закатился. Иван-царевич слез с лошади, взял клубок и положил его в карман. Лошадь привязал. Его сестра на улице показалась, говорит брату:

— Милый мой брат, как ты сюда приехал? Тебя здесь убьют и съедят!

Вошли они в дом. Сестра накормила и напоила брата. Он ее спрашивает:

— Почему, сестра, ты здесь жила?

Тут вдруг у порога лежащий мусор ветром в горницу отнесло. Ветром перевернуло опрокинутую посуду. Ворвался в дом старик-ветер. Здороваются, целуются с женой.

Однажды старик-ветер подошел к порогу, три полных рта крови выплюнул, четыре полных рта крови выплюнул. Он говорит Марфе-царевне:

— Железную баню истопи.

Марфа-царевна двенадцать сажен дров истопила, тринадцать сажен дров истопила. Наконец баня готова. Пришла она домой и говорит:

— Баня готова, идите мыться!

Иван-царевич первым собрался, раньше старика-ветра убежал, вошел в баню и говорит старику-ветру:

— Что ты долго возишься?

— Сейчас иду!

Иван-царевич вышел из бани, втолкнул в нее старика-ветра, переломил ему кости спины и в печку кости затолкал. Ударил идущую сверху искру, ударил вниз идущую искру. Сам на улицу выскочил, убежал к берегу озера, лег на землю ничком. Тут над ним летят воронята. Один кричит:

— Я глаз Ивана-царевича съем!

Другой кричит:

— Я глаз Ивана-царевича съем!

Один вороненок сел на землю. Иван-царевич его поймал и разорвал. Ворониха кричит, кричит:

— Моего сына ты разорвал!

Иван-царевич ей говорит:

— Живую воду принеси, оживим.

Быстро слетала ворона, принесла живую воду. Иван-Царевич вороненка помазал живой водой. Тот ожил и взлетел. Иван-царевич быстро побежал в баню, собрал вместе кости брата, помазал их живой водой — кости мясом обросли. Мазал, мазал кости живой водой. Брат ожил, сел.

— Фу, фу, фу, как я долго спал!

Иван-царевич говорит:

— Если бы я здесь не оказался, здесь бы ты и умер.

Пошли они вместе к сестре Марфе-царевне. Наелись, напились. Все трое поехали к отцу и матери.

А когда приехали домой, то увидели: мать и отец очень-очень старые, еле-еле с посохом передвигаются.

Царица с царем приготовили праздничный стол. Собрали народ со всего города, со всего поселка. Неделю ели, неделю пили. Кончили. Я там ела, я там пила. По носу бежало, а в рот не попало.

189. Семь братьев-разбойников

Жили-были брат с сестрой. Брат женился. Брат, куда ни пойдет, обязательно берет с собой сестру. Однажды жена спрашивает:

— Зачем ты сестру всегда с собой берешь? Почему меня не берешь?

После этого разговора муж рассердился, ни жену, ни сестру не стал с собой брать. Как-то раз пошел один. После его ухода жена вытащила из сундука русское шелковое платье и сожгла на костре. Когда муж вернулся, она говорит ему:

— Не взял с собой сестру. А она с досады сожгла мое платье, лежавшее в сундуке.

В другой раз он поехал гулять и никого из них не взял с собой. После его ухода жена вбежала в конюшню и отрезала кобылице голову. Муж домой пришел, жена ему говорит:

— Сестра твоя у кобылицы голову отрубила!

В третий раз муж пошел гулять. Сестру свою с собой не взял и жену свою не взял. После его ухода жена отрезала голову своему сыну. Муж пришел домой, она ему говорит:

— Сестру свою куда хочешь, туда и девай. Она отрезала голову нашему сыну.

Недолго он думал. Надел на спину кузов и вместе с сестрой пошли в лес. Идут: если дождинка падает — сестренка ее считает, если снежинка падает — она ее считает. В темный лес он ее увел. Поплакали-поплакали и разошлись. Сестра сидит: снежинка падает — ее считает, дождинка падает — ее считает. На нос свой траву повесит, а она не держится, конский волос повесит, а он не держится.

Долго ли, коротко ли она так сидела. Однажды, откуда ни возьмись, около девушки появились семь братьев-разбойников. Смотрят на нее — такая девушка сидит! От нее солнце всходит, от нее оно и закатывается.

Один из братьев говорит:

— Я возьму ее в жены!

Другой их брат говорит:

— Я возьму ее в жены!

Тогда старший из братьев-разбойников говорит:

— В жены мы ее не возьмем. В сестры ее возьмем.

Домой привезли девушку и говорят ей:

— Вот наш дом, наши вещи. Живи и управляйся с хозяйством. Что сердцу нравится, то и ешь. Из одежды что нравится, то и надевай!

Семь братьев-разбойников ночь переспали и пошли промышлять. Их сестра в доме одна осталась. Сидит. Дверь то открывается, то закрывается. Девушка и говорит:

— Если хороший кто будешь, то в дом заходи, а если плохой, то иди мимо дома по своей бродяжьей дороге!

Тут в дом ввалилась колдунья, девушке говорит:

— Тетка твоя вместо привета ботинки тебе прислала. Надень, сестра.

Девушка говорит:

— Не надену! Когда я там жила, я не нужна была, а теперь горько стало! Не надену, уходи!

— Сделай хорошее дело, надень ботинки!

Надела девушка один ботинок, надела второй ботинок и замертво упала. Колдунья выскочила, убежала домой.

Семь братьев-разбойников возвратились домой, смотрят: в доме огня нет, в доме света нет. Вбежали они в дом, целуют и милуют сестру, ищут, что случилось. Сняли с нее ботинки, сестра ожила, села и говорит:

— Ох! Тетя меня усыпила. Долго же я спала!

На другой день братья-разбойники, выспавшись, пошли промышлять. Своей сестре они наказали:

— Что бы тетка тебе ни принесла, ты ничего не бери!

Ушли они в лес. Не прошло и полдня, как колдунья опять появилась, говорит:

— Тетка твоя вместо привета платье тебе послала. Надень!

Девушка один рукав надела, стала надевать второй рукав и упала замертво. Колдунья выскочила на улицу, домой ушла. Вечером домой возвратились братья-разбойники, смотрят: в доме света нет, огня нет. В дом вбежали, сестру целуют, милуют. Как только сняли с нее платье, сестра села. Ей братья говорят:

— Ты ничего присланного теткой не бери!

Переночевали они и снова отправились в лес промышлять. Но не прошло и полдня, как стала открываться и закрываться дверь. Снова в доме появилась колдунья, говорит девушке:

— Золотым колечком тетка тебя одарила. Возьми, надень на палец!

Девушка на первый сустав пальца кольцо надела, на второй сустав своего пальца кольцо надела и упала. Колдунья выскочила из дома и к себе убежала. Семь братьев-разбойников вечером домой пришли, видят: в доме света нет, нет и огня в доме. Сестренку они целуют, милуются с ней и не знают, что случилось. Поплакали-поплакали, сделали ей стеклянный гроб, унесли сестру на площадь в городе, там поставили гроб. А сами вечером плачут, днем плачут.

Однажды в одной из царских деревень было веселье. Пили, ели. Жена царя с сыном заблудились в лесу. Долго ходили. Случайно они оказались у гроба девушки. Смотрят: в гробу девушка вот-вот засмеется! Смотрели, смотрели на нее и увидели на пальце кольцо. Говорят:

— Снимем кольцо!

Сняли кольцо, девушка ожила, поднялась. Вошли они в дом братьев-разбойников, затопили печку, наелись, напились. Тут вернулись домой семь братьев-разбойников. Целуются, милуются с сестрой. А сестра им говорит:

— Вы не меня целуйте, а эту женщину целуйте. Они меня оживили.

Братья-разбойники наелись, напились, спрашивают женщину:

— Чем мы тебя отблагодарим?

Мать царевича говорит:

— Отдайте девушку в жены моему сыну.

Тут устроили свадебный пир, и сестру свою братья-разбойники просватали.

190. Трое мужчин

Живут трое мужчин. Однажды старший мужчина говорит:

— Схожу куда-нибудь.

Идет. Шел, шел. В одном месте наткнулся на камень. Хоть и ходит около, входа не находит. В другом месте опять нашел камень. Заметил отверстие. Вошел в него. Шел, шел, пришел к реке. Воронята, сорочата выдалбливают запор. Он мимо них проходит. Пришел к домику, заиндевевшему, мхом обросшему. Входит в дом. Мимо него проскакала на улицу маленькая одноногая ворона. Вошел в дом. В доме — старуха. Говорит:

— Не встречал ли ты моих ребятишек, смотрящих запор?

— Нет, не встречал.

— Не встречал ли мою доченьку с сережками в ушах?

— Нет, не встречал. Мимо меня ворона одноногая проскакала.

Женщина ударила его и убила насмерть.

Средний мужчина думает: "Схожу-ка я тоже куда-нибудь!" Идет. Шел, шел — наткнулся на каменную гору. Ход ищет, не находит. В одном месте увидел в камне щель — туда направляется. Шел, шел — к реке явился. Воронята, сорочата запор выклевывают. Мимо проходит. Пришел к заиндевевшему, мхом обросшему домишке. Входит в дом — на улицу проскакала одноногая ворона. Вошел в дом. Старуха говорит:

— Не встречал ли моих детей, смотрящих запор?

— Нет, не встречал. Воронята, сорочата запор выклевывают.

— Не встречал ли мою доченьку с сережками в ушах?

— Нет, не встречал. В одном месте ворона одноногая проскакала.

Старуха ударила его и насмерть убила. Младший мужчина думает:

— Я тоже куда-нибудь схожу.

Шел, шел — наткнулся на каменную гору. Ищет вход. В одном месте нашел вход. Пошел. Шел, шел — к реке явился: воронята, сорочата запор выдалбливают. Он мимо проходит. Пришел к домишке, заиндевевшему и мхом обросшему. Входит в дом. Мимо него одноногая ворона на улицу проскакала. Вошел в дом. Старуха сказала:

— Встречал моих детей, смотрящих запор?

— Встречал, они уже гимгу заканчивают.

— Не встречал ты мою доченьку с сережками в ушах?

— Встречал. Мимо меня на улицу вышла.

Старуха взяла его в зятья. Потом пришли ее дети, смотревшие запор. И теперь живут все счастливо и благополучно.

191. Ворона и сорока

Давно это было. Однажды настала весна. Ворона с южных краев прилетела. Тут повстречалась ворона с сорокой. Поздоровались они, поцеловались и разговор завели. Вещая ворона стала рассказывать о своем дальнем странствии. А сорока очень внимательно слушала рассказ вороны. Прослушав рассказ мудрой вороны, сорока со вздохом сказала:

— Ворона, ты только и ждешь, когда настанут холода. Улетаешь в теплые края, только хвостом махнешь. Каждый год ты меня здесь оставляешь присматривать за твоими птенцами. Я, бедная сорока, сколько мучений переношу с ними. Никто за это и спасибо мне не скажет, — жалуется сорока.

— Сестрица, откуда мне знать, как вы тут без меня живете — или здравствуете, или бедствуете? — с сожалением отвечала ворона.

— Да я-то живу без нужды, без бедствий, — хвасталась сорока. — Вот детеныши твои после тебя так страдают — ты этого не знаешь.

— Что они так сильно страдают? — спрашивала ворона.

— Детеныши твои чуть с голоду не помирают, покачиваются разные стороны. Вот мне их жаль становится. Вот я от своей пищи отрываю кусочки и отдаю им, — жаловалась сорока и хвасталась. — Я есть я! Я все могу! Если бы не я, твои дети с голоду бы померли.

— Так, сестрица, они ведь до сих пор живы и невредимы, — сказала ворона. — Если бы они вправду голодали, они бы и до весны не дожили, — удивлялась ворона.

— О великий Торум! Сестрица, зачем ты так говоришь? Ведь твои птенцы едва с утра до вечера доживают, — говорила сорока.

Сорока рассердилась на ворону и закричала:

— Ты же сама знаешь: здесь землю снегом покрывает, земля замерзает! Где же здесь твоим птенцам пищу найти? Если бы не я, они бы голодали. Как-то ведь им надо в живых остаться!

И тут ворона возразила:

— Если ты так за ними ухаживаешь, то скажи, почему при нашем возвращении ты на помойных ямах сидишь? Каждую весну ты на помойных ямах сидишь.

Сорока больше ничего не сказала. Так ей стало стыдно, что она молча улетела от вороны. Ворона с тех пор много земель облетает, много рек облетает и возвращается. А сорока больше никого не ругает. Ни о ком не говорит плохо и больше не хвалит себя перед другими. Ворона больше не садится слушать со разговоров. Она много земель облетает, много рек облетает. Ворона с сорокой и теперь живут.

192. Мышонок Земляной Братец

Жил мышонок Земляной Братец со своей бабкой. Однажды говорит мышонок:

— Бабушка, я лодку делать буду.

Бабка его не пускает, говорит ему:

— У тебя, внучек, руки еще слабы.

Хоть и не пускала она, он не послушал, отправился. Вышел из дома, крапивный стебель срезал, вдоль расколол. Концы вместе связал, между половинками в середине палочку воткнул, распорки сделал. Сделал из крапивы лодку, потом еще стебель срезал. Вдоль расколол, весло сделал. Домой пришел, говорит:

— Готова моя лодка!

— Куда поедешь? — бабка спрашивает.

— Тормовать поеду.

— Куда тебе, внучек, — бабка говорит, — руки твои еще слабы, ноги твои еще немощны!

Хоть и не пускала его, отправился. Ехал, ехал, до тормовочной реки добрался. Гребет дальше, видит: олень стоит. Причалил, на берег вышел, говорит:

— Дедушка, что делаешь?

— Внучек, я траву ем.

И дальше ест. Мышонок постоял, молвит:

— Дедушка, поиграем в прятки.

— Внучек, да ведь я не спрячусь, я такой большой! Как дом берестяной, хожу.

— Да нет, — говорит, — дедушка, поиграем!

— Ну что ж, внучек, — олень говорит, — только ты первый прячься.

— Нет, дедушка, ты прячься.

— Ну, как хочешь, — говорит. — Только ты, внучек, не смотри.

Мышонок на землю лег, а олень немного вперед прошел, среди травы улегся. Мышонок Земляной Братец кверху глянул, говорит:

— Дедушка, хвостик твой над травой торчит.

— Вот видишь, внучек, то-то я и говорю: очень уж большой я, не спрячусь.

— А теперь ты прячься, — олень говорит.

Дедушка лег, не смотрит. Мышонок Земляной Братец в стебель травы пролез, по сердцевине вверх поднялся. Сколько ни ищет олень, найти не может. Тот и голос хоть подает — найти не может.

— Довольно, — говорит, — буду траву есть, проголодался.

Ест. Вдруг в животе кто-то молвил:

— Дедушка, меня проглотил!

— Внучек, через рот выходи.

— Нет, слюней очень много.

— Внучек, через ноздри выйди.

— Очень грязно.

— Внучек, ну через уши выйди.

— Нет, очень серы много.

— Внучек, через задний конец выйди.

— Нет, дедушка, очень грязно, не выйду.

Потом молвит:

— Дедушка, я тебе живот разрежу.

— Не режь, внучек!

Хоть и просит: не режь, не режь, мышонок Земляной Братец ножом своим оленю живот прорезал. Потом наружу вылез. Олень упал, мышонок говорит:

— Очень уж большой, я один с него шкуру снять не смогу. Дятла позову, вместе снимем.

Дятла позвал. Дятел пришел, говорит:

— Ну, друг, что тебе надо?

— Иди оленя обдирать!

Дятел подошел, вместе обдирать стали. Оленя ободрали, мясо надвое разделили. Одна доля толстая, другая — тонкая. Большую долю мышонок себе взял, меньшую — дятлу, другу своему, отдал. Потом свою часть в лодку погрузил. Дятел говорит:

— У тебя лодка есть, вот ты и погрузил. А у меня лодки нет, так я детей сюда приведу. Мясо здесь поедим.

Мышонок Земляной Братец в лодку сел, гребет. Гребет и поет:

В одном месте к поселку выехал, ребята на реку бегут, кричат:

— Дедушка, куда ездил?!

— Тормовать ездил.

— Кого убил?!

— Оленя убил.

— Дедушка, иди на берег мясо есть, котел поспел!

— Пах, пах, пах! Я сам полную лодку мяса везу!

Дальше едет. Гребет и поет. Однажды к поселку выехал. На берегу ребята играют. Увидели его, кричат:

— Дедушка, куда ты ездил?!

— Тормовать ездил.

— Дедушка, а кого убил?!

— Оленя убил.

— Иди, дедушка, на берег рыбу есть, котел поспел!

Мышонок спиной повернулся, говорит:

— Пах, пах, пах! Я сам полную лодку оленьего мяса везу!

Дальше отправился. Гребет и поет. Однажды к поселку выехал. Дети на берегу играют. В сторону реки кричат:

— Дедушка, куда ездил?!

— Тормовать ездил.

— Дедушка, а кого убил?!

— Одного оленя убил.

— Дедушка, иди на берег, из икры суп поспел!

К берегу повернулся, говорит:

— Ням-ням-ням. Это отца и предков моих любимая, вкусная еда. Иду, иду!

К берегу причалил. Весло воткнул, лодку привязал. Пошел на берег, икряной суп ест. Ел, ел, кончил, посидел немного, говорит:

— Теперь, дети, пойдемте на берег со мной. Пойдемте на берег, я дам вам мяса.

С детьми на берег идет. В ямку, вырытую собакой, упал. Упал, живот у него и лопнул. Икряной суп наружу потек. Дети кричат:

— Доску несите, корни[466] несите, шило несите! У деда нашего живот лопнул!

Принесли доску, корни, шило. Живот зашивать стали. Зашили ребята ему живот, встал, с детьми на берег пошел. К лодке пришел, оленью лопатку взял, ребятам отдал. Сам в лодку сел, гребет и поет:

Когда он к бабке пришел, у ее дома лишь один угол остался. Три угла завалились. От огня у бабки одна искра только тлеет. Мокрым концом весла оставшуюся искру загасил. Бабка говорит:

— Откуда-то пришедший бродяга, лесной ворон, огонь загасил. Тот огонь, при котором мой внучек на свет появился.

Мышонок тут свою бабку из угла выпихнул, бабка в другой угол покатилась. Из того угла опять выпихнул, опять в другой угол покатилась. Только что родившейся маленькой девочкой стала.

Теперь жить стали. Оленьим мясом питаясь, силы набрались и теперь там живут, и теперь счастливы.

193. Про двух собак

Жили две собаки. Зима наступила, холодно стало. Хозяин им из костей суп сварил. Хоть и поели, да только от супа из костей какая сытость?! Прижались друг к другу, от голода и холода дрожат.

— Послушай, — одна говорит, — вот лето наступит, давай на маленьких щучек ловушку сделаем. На всю зиму еды запасем!

— Ох, друг, верно! Непременно сделаем! Со своим запасом жить будем.

Ну вот настало лето. Хозяева их рыбу ловят. Рыбу полными лодками возят. У каждого очага рыба лежит. Везде еда. Собаки отъелись, разжирели. Спины их, как доски, широкие стали. Однажды в тенек залегли, беседуют:

— Ну, друг, ловушку на маленьких щучек когда будем делать?

— Что ты, друг, какую еще ловушку! Зачем нам? Видишь мы какие жирные. Мы с этим жиром всю зиму проживем. В такую жару кто станет ловушку делать!

Настала зима. Голодно стало. Опять исхудали, от голода и холода дрожат.

— Ну, друг, я говорила, ловушку сделать надо. Теперь как жили бы! Вот лето придет, сделаем, а?

— Верно, друг, в это-то лето уж непременно сделаем! На маленьких щучек лопушку непременно сделаем.

Настало лето. Хозяева их рыбу ловят, полными лодками ее домой возят. Куда ни глянь — везде рыба лежит. Собаки снова отъелись, опять разжирели. Спины их, как доски, широкие стали. Между собою беседуют:

— Послушай, ну как, ловушку сделаем, а? Помнишь, решили сделать?

— Что ты, в такую жару ловушку делать! Да и к чему нам? Мы и так проживем.

Настала зима, холодно стало. Опять похудели, опять дрожат.

194. Лис

Живет лис. Хвост у него тащится в один край озера, голова у него тащится в другой край озера. Бежал-бежал, видит: один старик лодку делает. Сбоку у него стоит маленький мальчик.

— Ты этого мальчика положи под лодку. Он тебе будет показывать, как нужно делать.

Старик положил мальчика под лодку. Живот у него разрубил. Старик говорит:

— Смотри, ты обманул меня!

Лис пошел. Пришел к протоке. Каюк едет. Люди говорят:

— Зверь, землю-воду знающий, садись в каюк.

Сел, спустился вниз. Нашел связку осетровых жабр. Все съел. Выскочил наверх. Люди говорят:

— Какой плес?

— Связка осетровых жабр.

Опять вниз спустился. Нашел связку калачей. Все съел. Наверх выскочил. Люди говорят:

— Какой плес?

— Связка калачей.

Вниз спустился. Нашел полбуханки хлеба. Все съел. Наверх пришел. Люди говорят:

— Какой плес?

— Полбуханки хлеба.

— Вот хитрые плесы!

Пристали к берегу поесть. Оказывается, нет ни хлеба, ни калачей, ни связки осетровых жабр.

Лис убежал в лес. Шел-шел. Видит: один старик дрова рубит. Лис прыгает туда-сюда, превратился в сонливого, паршивого мальчишку. Старик мальчика домой снес. Говорит старухе:

— Я мальчика нашел.

Настала ночь. Легли спать. Мальчик постучал в окно. Говорит:

— Меня зовут ребенка крестить.

— Иди, милый, иди.

Вышел на улицу. Впереди амбар стоит. Вошел туда. Нашел кринку с жиром. Съел жир в горлышке кринки. Пошел домой. Старуха и старик говорят:

— Какое имя?

— Горлышко.

Снова настала ночь, опять постучал мальчик в окно:

— Меня опять зовут ребенка крестить.

— Иди, милый, иди.

Пошел туда же. Съел жира до середины кринки. Потом пошел домой. Старуха и старик говорят:

— Какое имя?

— Серединка.

Настала третья ночь. Снова постучал в окно:

— Меня опять зовут ребенка крестить.

— Иди, милый, иди.

Туда же пришел. Весь жир в кринке съел. Домой пришел. Старуха и старик говорят:

— Какое имя?

— Донышко.

Наступило утро. Старуха приготовляет похлебку. Котел поспел. Пошла в амбар. Оказывается, весь жир в кринке съеден. Говорит паршивому, сопливому мальчишке:

— Наверно, ты съел. Ведь ты говорил: горлышко, серединка, донышко.

— Ляжем с твоим стариком на печку. На ком жир закипит?

Настала ночь. Легли на печку. На сопливом, паршивом мальчишке жир закипел. Он себя обтер трухой, старика жиром патер. Старик утром встал. Оказывается, жир на нем закипел. Паршивый, сопливый мальчишка говорит:

— Старик жир съел.

И живет теперь лис счастливо и благополучно.

195. Лось

Давно это было, никто из старых манси не помнит. Возле самых гор жил-был лосенок. День растет, ночь растет. Превратился в могучего, прекрасного зверя. Любо смотреть на него: могучие ветвистые рога ветви деревьев задевают. Бежит он по лесу, коренья и сучья трещат под его могучими копытами — такой он сильный стал.

Долго ли, коротко ли жил лось, стало ему одиноко и грустно одному. Подумал он: "Пойду-ка я искать себе друга". Долго ли, коротко ли думал, отправился в путь. Много лесов обошел он и вот однажды встретил росомаху. Спросил ее:

— Росомаха, скажи, чем ты питаешься? Какую пищу ты любишь?

Росомаха ему ответила:

— Я ем мясо лесных зверей.

Могучий лось, услышав такое, рассердился и убежал. Долго ли, коротко ли бежал, много лесов пробежал, много рек переплыл. Однажды пришел к берегу большого озера. На берегу этого озера лось повстречался с зайцем. И спросил его:

— Чем ты, заяц, питаешься?

Заяц ответил:

— Я щиплю травку и грызу прутья и кору деревьев.

Тут лось очень обрадовался и взял себе в друзья зайца. Теперь они одной пищей питаются и никогда не ссорятся. Вот и сказке конец.

196. Как собака себе товарища искала

Давно это было, поговаривают старьте манси. Собака в лесу жила одна. Жить одной ей стало скучно, отправилась собака искать себе товарища. Собака искала такого товарища, который никогда никого не боялся. Она думала: "Наверное, волк самый сильный. Он никого не боится". Собака отправилась искать волка. Нашла волка и сказала ему:

— Волк, будем жить вместе.

— Хорошо, я согласен с тобой жить, — сказал волк.

Стали они вместе жить. Однажды собака услышала шелест трав и залаяла.

— Не лай, собака, — говорит ей волк, — придет всемогущий медведь и нас обоих съест.

"Это как же? — думает собака. — Наверное, медведь самый сильный, если волк его боится". И собака отправилась искать медведя. Долго ли, коротко ли искала, нашла медведя и говорит ему:

— Медведь, будем вместе жить.

— И правда, вместе жить веселее, — соглашается медведь.

И стали они поживать вместе. Однажды собака услышала шелест листьев и залаяла. Медведь испугался и говорит:

— Не лай, собака! Человек услышит пас, придет с ружьем и убьет.

"Я теперь понимаю: если медведь боится человека, значит, человек на земле самый сильный", — подумала собака. Бросила собака медведя и отправилась искать человека. Долго ли, коротко ли искала она, нашла человека. Нашла человека и говорит ему:

— Человек, давай вместе жить будем.

Человек согласился, и стали они жить вместе. Однажды ночью собака стала лаять. Человек проснулся и говорит:

— Так, так! Погромче лай, бросайся, пугай!

Тогда собака поверила, что человек — самый сильный на земле. Он ничего не боится. С тех пор и до сегодняшнего дня собака живет с человеком. Собака — хороший друг человека.

197. Акврись[467]

— Акврись, Акврись, мешочек твой где?

— Собакой унесен.

— Собака где?

— В лес убежала.

— Лес где?

— Огонь его сжег.

— Огонь где?

— Дождем погашен.

— А дождь где?

— В землю ушел.

— А следы его где?

— Водяным братцем стерты.

— Водяной братец где?

— Застрелен двумя человечками с луками.

— Два человечка с луками где?

— Под лед провалились.

— Лед где?

— Солнцем растоплен.

— А солнце где?

— За облаком скрылось.

— А облако где?

— Ветром унесено.

— Ветер где?

— Ветер за камень ушел.

198. Заяц

Заяц осоку ел. Ел, ел, да губу себе и порезал. Рассердился и побежал к огню:

— Огонь, огонек, сожги осоку!

— А что тебе осока плохого сделала?

— Когда я ее ел, она мне губу порезала.

— Из-за своей же жадности пострадал!

Бросился заяц к воде:

— Вода, водичка, погаси огонь!

— Огонь тебе что плохого сделал?

— Осоку сжечь не хочет.

— А осока в чем виновата?

— Когда я ее ел, она мне губу порезала.

— За свою же жадность пострадал.

Заяц к Виткась, водяным братцам, бросился. Прибежал, старику со старухой Виткась говорит:

— Виткась, Виткась, воду выпейте!

— Вода тебе что худого сделала?

— Она огонь не гасит.

— А огонь что худого сделал?

— Осоку жечь не хочет.

— А осока в чем виновата?

— Когда я ее ел, она мне губу порезала.

— За свою же жадность наказан!

Заяц к двум мальчикам-ровесникам, у которых были лук и стрелы, к ним побежал. К ним пришел, говорит:

— Виткась, старика и старуху, из своих луков застрелите!

— Виткась, водяные братцы, тебе что плохого сделали?

— Воду выпить не хотят!

— Вода что худого сделала?

— Огонь загасить не хочет!

— Огонь что худого сделал?

— Осоку сжечь не хочет!

— А осока в чем виновата?

— Когда я ее ел, она мне губу порезала.

— Из-за своей жадности пострадал! — сказали мальчики-ровесники с луками и стрелами.

Заяц к лесной крысе, к водяной крысе побежал. Пришел к ней и говорит:

— Крысанька, крыса, у мальчика-ровесника зарубки на стрелах отгрызи!

— Два мальчика-ровесника с луками и стрелами тебе что плохого сделали?

— Старика и старуху Виткась, водяных братцев, убить не хотят!

— Виткась, водяные братцы, тебе что плохого сделали?

— Воду выпить не хотят!

— Вода что худого сделала?

— Огонь загасить не хочет!

— Огонь что худого сделал?

— Осоку сжечь не хочет!

— Осока в чем виновата?

— Когда я ее ел, она мне губу порезала!

Лесная крыса, водяная крыса у мальчиков-ровесников зарубки на стрелах грызть стала. Два мальчика-ровесника в старуху и старика Виткась, водяных братцев, стрелять начали. Старуха и старик Виткась воду пить принялись. Вода огонь заливать бросилась. Огонь осоку жечь стал. Осока загорелась и зайцу лапу обожгла. На том и кончилось.

199. Кошечка

200. Стружка, Зоб и Стелька

Стружка от Стрелы, Зоб Куропатки и Стелька в Русском Башмаке — три товарища. В лес пошли. В лес пришли. Настала ночь. Похлебку готовят. Стружка от Стрелы похлебку размешивает. Размешивая похлебку, высохла, воспламенилась и сгорела. Зоб Куропатки и Стелька в Русском Башмаке от смеха взад-вперед катаются.

— Осталось, — мол, — нам добро, добытое Стружкой от Стрелы.

Когда они так катались, живот у Зоба Куропатки насквозь щепой прокололо. Дух из него вышел. Стелька в Русском Башмаке на живот ляжет — смеется, на спину перевернется — смеется. Когда она так смеялась, ее искрами засыпало. Высохшая Стелька в Русском Башмаке сгорела.

Рыбу и зверя, добытых тремя товарищами, и теперь мыши едят, и теперь счастливы.