Михаил Булгаков в Художественном театре

От автора

Я жадно вглядываюсь в этого человека.

Он выше среднего роста, светловолос, даже с золотистым оттенком. Причесан гладко, но волосы все время разваливаются, так что приходится их поправлять. Ходит довольно странно, какой-то вихляющей походкой, выставив правое плечо вперед. Черты лица неправильные, ноздри глубоко вырезаны. Когда говорит, морщит лоб. Но голубые глаза его примечательны...

Дальше почти ничего не надо изменять. Вглядываясь в лицо французского комедианта, Булгаков вглядывался и в себя. Словесные краски мольеровского портрета двойные, контуры лица и контуры судьбы совпадают и как бы просвечивают сквозь друг друга.

Художники, познавая натуру, пишут автопортреты. Писатели с этой же целью всматриваются в лица других писателей. Книги могут называться «Жизнь господина де Мольера» или «Смерть Вазир-Мухтара», но это книги и о себе.

В портрете Мольера напророчена даже собственная роковая болезнь.

В портрете Мольера предсказана собственная литературная судьба.

В беседе с акушеркой, начинающей книгу о создателе «Тартюфа», сочинитель 1933 года объясняет повитухе 1622 года, какого младенца она принимает. «Слова ребенка переведут на английский, на итальянский, на испанский, на голландский. На датский, польский, турецкий, русский...»

Акушерка поражена. «Возможно ли это, сударь!»

Биограф Мольера, перечисляя языки, на которых зазвучат пьесы его героя, оборвет перечень точкой, чтобы взять новое дыхание. Для того чтобы перечислить языки, ставшие сегодня в мире родными для самого биографа, передышки надо было бы делать не один раз.

Б. Пастернак однажды обмолвился, что гениальность — единственное, что освобождает пишущего от судьбы прижизненной в пользу посмертной. В нашем случае следовало бы добавить, что и посмертная литературная судьба для Булгакова сложилась не менее конфликтной и насыщенной, чем судьба прижизненная. Вот уже несколько десятилетий, возрастая в геометрической прогрессии, создается мировая «булгаковиана». Писателя не только много издают и переводят. О нем пишут пьесы и поэмы, книги и статьи. Создают фильмы. Нескончаемой рекой текут воспоминания. Реальная биография постепенно превращается в легенду.

Новейшая отечественная «булгаковиана» имеет уже свою историю, в которой немало чисто булгаковских неожиданностей и поворотов. Ну разве не интересно, например, что первая книга об авторе «Мастера и Маргариты» была издана у нас в городе Орджоникидзе и называлась «Михаил Булгаков на берегах Терека»?

Терек, конечно, сыграл свою роль в булгаковском творчестве, и ни в коем случае не будем этого отрицать. Но почему же эта книга Д. Гиреева стала первой?!

Нет сомнения в том, что будет написана книга «Булгаков в Киеве» и «Булгаков в Москве» и много других книг. Уже появилась обширная монография Л. Яновской «Творческий путь Булгакова». Еще раньше была опубликована принципиальной важности работа М. Чудаковой «Архив М. А. Булгакова. Материалы для творческой биографии». В многочисленных журналах, сборниках, альманахах и газетах последних двух десятилетий разбросаны сотни статей о разных сторонах булгаковского искусства, и среди них — работы П. Маркова и К. Симонова, В. Каверина и В. Лакшина, К. Рудницкого и В. Виленкина, Д. Лихачева и Е. Поляковой, М. Строевой и Б. Егорова, А. Нинова и И. Бэлзы, И. Виноградова и Я. Лурье, Н. Зоркой и В. Гудковой. Защищен добрый десяток диссертаций, обследованы столичные и периферийные архивы. Дело поставлено на историко-литературную почву, вне которой ни понять, ни осмыслить наследие Булгакова невозможно.

Важнейшая часть наследия — театральный Булгаков. Как ни странно, именно в этой области, в которой Булгаков был прежде всего открыт своим современникам, сделано сравнительно мало. В стремлении восполнить существующий пробел написана книга, которую открыл читатель. Она называется «Михаил Булгаков в Художественном театре». Этим самым автор подчеркивает, что он тоже берет не целое, а только часть булгаковского мира. И, может быть, кто-то скажет, что это не главная часть, что лучше было бы написать книгу о драматургии или театре Булгакова целиком. Но автор избрал именно эту точку обзора, именно эту линию булгаковской судьбы. Избрал потому, что отсюда искусство Булгакова просматривается насквозь и настежь. Избрал потому, что роман с Художественным театром был романом булгаковской жизни, его счастьем, мукой, источником вдохновения и гибели. В стенах театра в Камергерском переулке в октябре 1926 года родилась пьеса «Дни Турбиных», премьера которой переломила судьбу молодого писателя, дала ему настоящее понятие о том, какой резонатор получает слово, когда театр имеет мужество говорить не только с залом, но со своей страной, со своим народом. Мимо этих стен в проезде Художественного театра в марте 1940 года его повезли на Ново-Девичье, и люди театра вышли на улицу, чтобы проститься с создателем «Турбиных».

Павел Марков ввел понятие «автор театра». Он разумел под этим драматурга, который не просто пишет и поставляет в театр очередную пьесу, но и строит свой театр, отвечает за его судьбу, становится одним из его создателей и сотворцов. Считая Чехова и Горького первыми в ряду таких авторов, сразу же вслед за ними Марков называл М. Булгакова.

Автор театра — не почетное звание, а труднейшая писательская работа, если хотите — миссия. «Наивно думать, — пишет П. Марков, — что положение автора театра предсказывает, так сказать, тихую, обоюдно гармоническую, безмятежную жизнь. Чехов давно исторически и справедливо признан автором МХАТ, а жизнь его в театре проходила трепетно, бурно: Чехов многого не принимал в спектаклях Художественного театра, и Художественный театр огорчался, они порою взаимно обижались друг на друга, но стремились проникнуть в существо творчества каждого. Шла настоящая, живая, творческая жизнь. Такая же настоящая, живая жизнь была и у Булгакова в Художественном театре»[1].

Именно об этом и хотелось написать книгу. О том, как рождается автор театра, как театр становится для него жизнью, в какой тугой узел эта живая жизнь закручивается. Сам Булгаков в «Записках покойника» сумел подняться над обидами и непониманием и увидеть свои отношения с Художественным театром с той широтой и свободой, когда «театральный роман» становится зеркалом историческим. Пусть его книга послужит для нас примером.

P. S. Все вышесказанное было предпослано первому изданию книги. Второе издание выходит спустя два с небольшим года. В иных случаях такой срок кажется несущественным, в нашем — он оказывается поистине «дистанцией огромного размера». 1987 и 1988 годы оказались переломными для судьбы булгаковского наследия в нашей стране. Опубликованы важнейшие произведения писателя, таившиеся в архивных недрах, — от «Собачьего сердца» и «Багрового острова» до «Адама и Евы» и письма «Правительству СССР». Вышла в свет большая часть эпистолярного наследия автора «Мастера и Маргариты». Опубликовано «Жизнеописание Булгакова», выполненное М. Чудаковой. Трижды прошли в Ленинграде международные Булгаковские чтения и на их основе выпущены научные сборники. Объявлено наконец первое отечественное Собрание сочинений Булгакова и четырехтомник его театрального наследия. Вот уж действительно — одни писатели умирают при жизни, другие начинают жить после смерти!

М. Булгаков, готовясь к жизнеописанию Мольера, подчеркнул в статье Е. Аничкова, а потом использовал в своей книге то место, где рассказывается о реакции Людовика на смерть автора «Тартюфа». Обеспокоенный возможными неудобствами похорон комедианта, король отдал распоряжение архиепископу Парижа: «Избежать и торжества и скандала». «Торжество и скандал» сопровождали литературную и театральную судьбу Булгакова при жизни. В жанре «торжества и скандала» проходит возвращение Булгакова в современную культуру. Долгожданный публикационный взрыв сопровождается невиданным всплеском околонаучных и окололитературных страстей. Булгакова раздирают на части, осваивают и присваивают. Несть числа душеприказчикам.

Новую литературную и общественную ситуацию приходилось учитывать только в том смысле, что она открыла возможность сделать более отчетливыми и аргументированными основные идеи, заявленные в первом издании книги. Открытый наконец архив писателя в Библиотеке имени В. И. Ленина позволил обнаружить документы, заново освещающие последний этап творческих взаимоотношений Булгакова и Художественного театра. В этом плане хотелось бы обратить внимание читателей на главу седьмую, которая называется «Уход». Она посвящена пьесе «Батум», а также судьбе Художественного театра во второй половине 30-х годов. Новая глава позволила, как мне кажется, яснее и точнее обосновать сюжет книги, в которой два неразрывных героя: драматург Булгаков и Московский художественный театр. Сравнительное жизнеописание высвечивает основания и причины многих и многих крупнейших проблем нашей театральной культуры, завязанных именно тогда, в 30-е годы. Как сказано в «Климе Самгине», сто лет коров доили — вот вам сливки.

Автор выражает сердечную благодарность всем тем, кто откликнулся на первое издание книги «Михаил Булгаков в Художественном театре», своими советами и замечаниями помог в доработке книги, в исправлении замеченных ошибок и неточностей.

Второе издание книги автор посвящает своим друзьям — актерам, режиссерам и драматургам Художественного театра, которые во многих отношениях были живой и поразительной «моделью» для понимания того, что происходило в стенах этого театра полвека назад.