Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет

ГЛАВА 4: МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ

— Михаил Борисыч! Тут такое! Мозгов полстакана натекло! — орала телефонная трубка.

Было раннее утро 26 июня 1998 года. У Михаила Ходорковского 26 июня день рождения. В 1998 году ему исполнялось 35 лет.

— О, я хорошо помню этот день, — говорит мне Инна Ходорковская за столиком «Book-кафе». Она отхлебывает чай и морщится, от того ли, что чай слишком горячий, или от того, что воспоминания слишком неприятны. — Мы с Настей (со старшей дочерью Настей, мальчишек-близнецов тогда еще не было) встали пораньше утром, готовились вручить подарок, как только папа выйдет из комнаты.

— Какой был подарок? — спрашиваю.

Инна не помнит. Она говорит, что мужу всегда трудно было подарить подарок на день рождения, потому что ему не нравились никакие вещи. Он был равнодушен к вещам. Интересовался только электронными придумками всякими, которые можно присобачить к компьютеру, но Инна тогда не разбиралась в электронных придумках и разбираться стала только сейчас, когда муж в тюрьме, и надо занимать чем-нибудь головоломным голову, чтоб не сойти с ума.

Михаил Ходорковский, похоже, действительно всегда был равнодушен к вещам. Во всяком случае, юкосовские сотрудники рассказывают, что несколько раз руководители среднего звена пытались ввести дресскод для служащих, обязав каждого приходить на работу в пиджаке и галстуке, но всякий раз попытки эти так и оставались благими намерениями, поскольку каков поп, таков и приход, а глава компании Михаил Ходорковский расхаживал по коридорам ЮКОСа в джинсах и свитере, и говорил, что пиджак и галстук для нефтяника непрактичны, поскольку не попрешься же в пиджаке и галстуке на буровую.

Про равнодушие Ходорковского к вещам рассказывают еще такую байку, что, дескать, уже в двухтысячные годы надо было Ходорковскому пойти на прием к английской королеве Елизавете, и для этого надо было надеть фрак. Похоже было немножко на маскарад.

— Без фрака никак нельзя? — спрашивал Ходорковский подвернувшегося под руку специалиста по этикету.

— Никак нельзя, Михаил Борисович.

Смирившись с дворцовым этикетом, Ходорковский фрак купил, пошел на прием во фраке, а вернувшись в гостиницу, с облегчением снял фрак и запихал в корзину для мусора, мотивируя свое поведение тем, что все равно никогда в жизни больше не понадобится такая неудобная вещь. И уехал в Москву. А через неделю любовно извлеченный гостиничной прислугой из мусорной корзины, вычищенный и отутюженный фрак доставлен был из Лондона Михаилу Ходорковскому домой ценной бандеролью. В следующую свою поездку в Лондон Ходорковский нарочно уже взял фрак с собою, остановился в том же отеле и нарочно опять запихал фрак в мусорную корзину. А горничная опять фрак из мусорной корзины достала, потому что хорошая же и дорогая вещь, и опять фрак, вычищенный и отутюженный, вернулся бандеролью по месту прописки незадачливого своего хозяина, не понимающего, что фраки, уезжая, следует класть в чемодан, а не в корзину для бумаг. Не знаю уж, как сложилась дальнейшая судьба этого злополучного фрака.

— Даже к автомобилям он равнодушен? — спрашиваю я Инну с недоверием, поскольку знаю всего одного на Земле человека, равнодушного к автомобилям, и этот человек я.

— Абсолютно равнодушен, — Инна пожимает плечами. — Я неравнодушна, а он каждые выходные даже через силу заставлял себя садиться за руль, чтоб не разучиться водить. Потому что надо уметь водить. Не знаю, зачем ему это надо.

— А как же друзья мне рассказывали, будто Ходорковский гонял на желтой «Ламборгини» по Николиной Горе, цепляя днищем колдобины?

— Глупости, не было у нас никогда никакой «Ламборгини». «Жигули» были, ужасная машина, на ней однажды отказали тормоза и мы вылетели в сугроб, хорошо, что там был сугроб. Потом еще у нас «Вольво» была, а потом были БМВ, и последняя БМВ бронированная — это совсем кошмар, потому что тяжеленная, и они однажды ехали на ней, опаздывали на пресс-конференцию какую-то, а шел дождь, и машина провалилась в яму, заполненную водой. Двери заклинило, машину затопило по самые стекла, они промокли там по пояс, пока вылезали, но на пресс-конференцию все же успели, а машину потом трактором вытаскивали. И ведь не продашь никому.

Инна улыбается уголками губ и замолкает. Это, видимо, слишком будничные и слишком счастливые для жены узника воспоминания: — Он только записные книжки любит и авторучки. Вот это он любит.

И, предположим, 26 июня 1998 года рано утром Инна и Настя заворачивали в красивую оберточную бумагу и перевязывали красивыми ленточками прекрасную записную книжку и прекрасную авторучку, благо записных книжек и авторучек человеку можно дарить сколько угодно. Михаил Ходорковский тем временем и не думал выходить к жене и дочери принимать поздравления и подарки, а расхаживал по своему кабинету, прижимая к уху телефонную трубку. Трубка орала: — Михаил Борисыч! Тут такое! — звонил вице-президент ЮКОСа Леонид Симановский.

— Леонид Яковлевич, ты подожди, ты не кричи, ты объясни, что случилось.

— Тут такое!

Леонид Симановский звонил сказать, что в Нефтеюганске убит несколькими выстрелами из автоматического пистолета мэр города Владимир Петухов. Девяностотысячный город вышел на улицы, люди требуют расследования, но, не дожидаясь расследования, заранее были уверены, что Петухова убил ЮКОС, и блокируют офис ЮКОСа, и требуют лишить лицензии местную телекомпанию «Интелком», которую Ходорковский даже еще не купил к тому времени, а только собирался купить. В городе форменный бунт.

Ходорковский оделся и вышел из комнаты. Коротко сказал что-то невразумительное жене и дочке, сел в машину и уехал, не приняв поздравлений с днем рождения. Инна и Настя так и остались стоять с подарками, у одной в руках была, предположим, записная книжка, у другой — авторучка.

Инна говорит: — Я не поняла, что случилось. Поняла только, что произошло какое-то несчастье с каким-то человеком. Потому что если у Миши были проблемы с компанией, он никогда не показывал нам, что у него проблемы. Дома Мишины проблемы заметны были, только если что-нибудь случалось с людьми.

Сейчас, когда Ходорковский уже осужден, и Лебедев осужден, и начальник отдела внутренней безопасности, заместитель начальника службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин осужден за убийства, а эмигрировавшему в Израиль партнеру Ходорковского Леониду Невзлину вменяется в вину, что Невзлин, дескать, заказчик убийств, заместитель генерального прокурора Колесников делает страшное лицо и предъявляет Пичугину и Невзлину новое обвинение — и в убийстве нефтеюганского мэра Петухова тоже. И выражает надежду, что теперь-то уж Израиль Невзлина выдаст, но Израиль не выдает, и даже Соединенные Штаты Америки дают Невзлину визу, и когда Невзлин приезжает в Америку, тамошние власти не арестовывают его и не выдают России, и от этого замгенпрокурора Колесников делает еще более страшное лицо, и кричит почти: «Преступник! Убийца!», забывая, что назвать человека преступником может только суд.

Логика замгенпрокурора понятна: Владимир Петухов стал мэром Нефтеюганска при поддержке ЮКОСа, и поначалу отношения мэра с градообразующей компанией ЮКОС складывались вроде неплохо, но в мае 1998-го мэр стал вдруг утверждать, что ЮКОС не доплачивает налогов в городской бюджет. А 15 июня мэр Нефтеюганска Петухов объявил даже голодовку, требуя отменить результаты аукциона по продаже нефтяной компании ЮКОС Банку МЕНАТЕП, отстранить от занимаемых должностей руководителей налоговых инспекций города и округа, возбудить уголовные дела по факту неуплаты налогов нефтяной компанией ЮКОС — одним словом, поссорился с ЮКОСом мэр Петухов. А 22 июня после беседы с главой Ханты-мансийского автономного округа Филипенко мэр голодовку прекратил. А 26 июня был убит по пути на работу выстрелами из автоматического оружия.

Заместителю генерального прокурора Колесникову очевидно, что мэр Нефтеюганска Петухов мешал компании ЮКОС уклоняться от уплаты налогов и за это был убит Алексеем Пичугиным по приказу Леонида Невзлина, как были убиты и другие люди, в гибели которых — доказано уже судом — виноваты Пичугин и Невзлин. Ясно же, как белый день, все заместителю генерального прокурора Колесникову.

Но нам неясно. А можно нам услышать другую версию? Версию защиты можно нам услышать? Нельзя?

Почему? Почему-то процесс по делу Пичугина был закрытым, не знаю уж, какие такие государственные тайны могут всплыть, если расследуешь дело об убийстве.

Вероятно, процесс, на котором Пичугина и Невзлина будут обвинять в убийстве нефтеюганского мэра Петухова, тоже будет закрытым, и мы опять не узнаем никакой другой версии, отличной от версии обвинения.

А другая версия есть.

Возможно ведь, что мэр Нефтеюганска Петухов налоги от ЮКОСа в городской бюджет получал, но полученные деньги не выплачивал врачам и учителям в качестве зарплаты, а заказывал на них дружественным строительным компаниям разные в Нефтеюганске строительства, обещая и дальше финансировать стройки эти из городского бюджета.

Мы можем так предположить потому, что 28 мая 1998 года компания ЮКОС выделила 25 миллионов рублей, чтоб заплатить в Нефтеюганске зарплату бюджетникам. Деньги эти, правда, не перевели на счета городской администрации, а привезли из Москвы самолетом и непосредственно распределили по бюджетным предприятиям, чтоб те выплачивали сотрудникам зарплату. Третьего июня в Нефтеюганск прилетел президент нефтяной компании ЮКОС Михаил Ходорковский и сказал: — У администрации города было достаточно денег, чтобы полностью и в срок выдать зарплату бюджетной сфере. Общая сумма задолженности по зарплате составляла 18 миллионов рублей, а за пять месяцев компания перечислила в городской бюджет более 120 миллионов рублей. У администрации города смещены приоритеты, она задерживает зарплату, но финансирует подготовку к зиме, авиакомпанию, асфальтобетонный завод — объекты необходимые, но не идущие ни в какое сравнение с текущей зарплатой, да еще накануне отпусков. Поэтому мы настаиваем на перечислении денег в бюджетные организации минуя администрацию города.

Тогда в Нефтеюганске, как и прежде в случае с заводом «Апатит», как и потом много раз, Ходорковский, похоже, был уверен, что если государственные чиновники неэффективно расходуют уплаченные ЮКОСом налоги, то можно налоги платить не через государство, а распределять самому между предприятиями бюджетной сферы. Иными словами, Ходорковский игнорировал бюджетную и региональную политику, подменял государство собой на том основании, что государство коррумпировано, а он, Ходорковский, эффективнее государства.

Раздав деньги бюджетникам, компания ЮКОС обратилась в Генеральную прокуратуру с просьбой проверить, как используются в Нефтеюганске мэром Петуховым бюджетные средства, но это только потом, уже после того, как Ходорковский прилетел на самолете из Москвы и на несколько часов фактически сместил мэра города и занял его место.

Можем ли мы предположить, что мэр Нефтеюганска Петухов наобещал дружественным строительным компаниям финансировать из бюджета строительство асфальтобетонного завода, например, и компании начали уже строить. Но тут в бюджете закончились деньги, поскольку Ходорковский перестал их в этот самый бюджет переводить, а принялся самолично выплачивать зарплаты учителям и врачам, зачитывая выплаченные им напрямую зарплаты в счет непереведенных налогов? Можем ли мы предположить, что дружественные строительные компании настойчиво требовали у мэра денег, которые тот обещал, но денег в бюджете не было, поскольку Ходорковский напрямую роздал их бюджетникам? Можем ли мы предположить, что мэру так нужны были эти деньги, что решился даже мэр на голодовку? И можем ли мы предположить, что дружественные мэру строительные компании боялись инициированной ЮКОСом прокурорской проверки? И кто же тогда убил мэра Нефтеюганска Петухова?

Есть и еще одна версия. Марина Филипповна Ходорковская, прогуливаясь со мною по территории лицея-интерната «Коралово», говорит: — Я так боялась всегда, когда Миша ездил в Нефтеюганск. Он ведь выдавливал оттуда чеченских бандитов. А это ведь страшно — выдавливать чеченских бандитов.

Давайте только без национализма. Давайте скажем так: когда Ходорковский получил ЮКОС, добрая половина нефти добываемой в Нефтеюганске, попадала-таки в руки бандитов, какой бы те ни были национальности, и продавалась нелегально. Сейчас уже, когда началась в прессе пиаровская кампания против Ходорковского, журналист Марк Дейч опубликовал статью-расследование, где убедительно показывал, как юганская нефть присваивалась неким Хожахмедом Нухаевым по кличке Хожа. И в фильме НТВ «Теракт с предоплатой» рассказывается, как украденная эта нефть шла на финансирование чеченского сопротивления. И журналист Марк Дейч в фильме «Теракт с предоплатой» только один раз оговаривается, как бы походя, что преступная схема действовала, когда ЮКОС не был еще частной компанией…

Подождите! Перевожу! Журналист Марк Дейч, расследовавший, как юганская нефть нелегально продавалась через Хожахмеда Нухаева, и как вырученные деньги шли на финансирование терроризма, утверждает в фильме «Теракт с предоплатой», что преступная схема действовала, когда компания ЮКОС еще не была частной. Понимаете? То есть, когда компания ЮКОС не принадлежала еще Михаилу Ходорковскому. То есть до 1995 года. То есть Ходорковский эту преступную схему, наоборот, остановил, выдавив бандитов из своего бизнеса. Выражайтесь внятно, Марк Дейч.

Теперь можем ли мы предположить, что мэр Нефтеюганска Петухов, видя, как Ходорковский выдавливает бандитов из бизнеса, решил заодно выдавить их и из города? Можем. Потому что мэр Петухов закрыл в Нефтеюганске старый рынок, который, говорят, «крышевала» бандитская группировка из Чечни. А новый нефтеюганский рынок принадлежал жене мэра Петухова.

Так кто убил мэра?

Возможно, приведенные нами версии про дружественные строительные компании и про неких бандитов проверены были заместителем генерального прокурора Колесниковым. Возможно, были у замгенпрокурора серьезные причины версии эти отвергнуть, но мы не знаем этих причин. Возможно, есть у прокуратуры серьезные основания думать, будто Петухов погиб не потому, что Ходорковский направил денежные потоки в обход мэра, а что заказал-таки Петухова Невзлин и убил-таки Пичугин, и Ходорковский все знал, и согласился, несмотря на то, что убийство это породило на его предприятиях бунт, но мы не знаем оснований, на которых прокуратура таким образом думает. Мы, по сути, ничего не знаем. Процесс-то закрытый.

Когда Михаил Ходорковский стал владельцем компании ЮКОС, это поначалу не значило вовсе, что компания ему действительно принадлежит, подчиняется ему или хотя бы приносит ему деньги. Компания была убыточной, себестоимость добываемой ЮКОСом нефти была 12–14 долларов за баррель, а ведь надо еще прокачать эту нефть, надо еще заплатить с нее налоги, пусть даже и оптимизированные. Выходило, что при тогдашней цене на нефть (8 долларов за баррель), компания работала себе в убыток. Выгоднее ей было совсем не добывать никакой нефти, но нельзя, потому что потеряет тогда работу весь город Нефтеюганск и весь город Стрежевой и половина города Томска и половина города Самары — и будет война, бунт и война. Зарплату компания ЮКОС не выплачивала рабочим полгода, просроченная кредиторская задолженность накопилась в 3 миллиарда долларов. ЮКОС работал только в девяти регионах страны, добывая 40 миллионов тонн нефти в год, и добыча нефти снижалась.

Десять лет спустя, когда Ходорковскому огласили девятилетний его приговор, в программе «К барьеру» на телеканале НТВ Борис Немцов попытался за Ходорковского вступиться, дескать, не надо сажать в тюрьму талантливого менеджера, выстроившего лучшую в России нефтяную компанию. А оппонент Немцова телеведущий Михаил Леонтьев возражал: — Какой талантливый менеджер? Какой такой талант нужен, чтобы поставить над нефтяной скважиной качалку? Качать нефть и получать деньги! Какой талант?

Качалка и все!

Борис Немцов тогда не нашел ответа. А мы найдем.

Позвольте-позвольте. К 2003 году себестоимость барреля нефти, добываемой в компании ЮКОС, доведена была до 1,57 долларов, то есть сокращена в восемь раз.

Кто этого добился, если не Михаил Ходорковский?

Зарплату рабочим платили регулярно: 7 тысяч рублей в месяц в европейской части России и 30 тысяч рублей — в Сибири. Компания работала в пятидесяти российских регионах, то есть раскинулась за десять лет впятеро. Компания добывала 86 миллионов тонн нефти в год, то есть выросла вдвое и росла еще. Компания платила налогов 5,3 миллиарда долларов в год и была вторым после «Газпрома» налогоплательщиком страны. Мало? Тогда приплюсуйте еще, что компания строила в северных городах жилье, спортивные залы и школы, а Михаил Ходорковский лично давал денег, чтобы оборудовать школы библиотеками и компьютерами, подключенными к интернету. Это ну никаким образом не называется «просто поставить качалку над скважиной». Это, вообще-то, называется талантливый менеджер, отстроивший лучшую в стране нефтяную компанию. Ну и повезло, конечно: цены на нефть поползли вверх, правда, вверх они поползли сколько-нибудь значительно в 2000 году, когда компания и без того уже вышла из кризиса.

Первым делом, памятуя про того парижского ресторатора на «Роллс-Ройсе», который время от времени работал в своих ресторанах официантом, чтоб понимать бизнес, Михаил Ходорковский решил тоже поработать в своей нефтяной компании всем — от простого рабочего вверх по служебной лестнице.

К новому своему хозяину нефтяники поначалу относились презрительно и звали его московским банкиром. Но когда вокруг сибирские болота и мороз минус сорок, а на буровой жарко, и бур раскален докрасна, и брызжет в лицо черный кипяток, и мастер обкладывает матюгами за нерасторопность генерального своего директора, работающего в данный момент у него подмастерьем — согласитесь, возникает между мужчинами какая-то доверительность.

Вернувшись с буровой, Ходорковский, во-первых, велел одеть рабочих в хорошую спецодежду и обуть в хорошую спецобувь. А московский менеджер, которому поручено было заниматься спецодеждой для рабочих, воспринял это задание как повод украсть, поскольку сам бог ведь велел украсть немного на больших поставках одежды, в которых не учтешь же каждую шапку, каждые рукавицы и каждую пуговицу.

И был уволен. И другой менеджер, занимавшийся спецодеждой, тоже был уволен. И третий только сообразил, что воровать не надо, а надо одеть рабочих.

Во-вторых, поговорив с буровиками, Ходорковский понял, что те не заинтересованы добурить до нефти, а заинтересованы просто бурить как можно больше.

Таковы были пережитки советской плановой экономики: буровикам платили за пройденные метры, а не за добытые баррели. В результате скважин было набурено много, а нефти в этих скважинах было мало. Недостаточно ведь просто поставить над скважиной качалку, надо обеспечить еще в скважине хороший дебет нефти, чтоб было что качать.

Михаил Ходорковский нанял тогда американских специалистов Джо Мака (Joe Mach) и Дона Уолкотта (Don Wolcott). Григорий Явлинский говорит теперь, что компанию отстроил не столько Ходорковский, сколько Мак и Уолкотт. Ходорковский и сам пишет мне из тюрьмы: «Я должен честно признать — это команда (отстроила компанию. — В. П.): наши, американцы, французы, канадцы — они пришли, поверив мне, но сделали они».

Первым делом Мак и Уолкотт стали закрывать лишние скважины и закрыли половину скважин. Потому что каждая качалка денег ведь стоит, но не каждая качалка деньги приносит. Существуют современные хитрые технологии горизонтального бурения, но и с ними надо знать, где бурить, и для этого составляют компьютерные модели месторождений, и следят постоянно за каждой скважиной, и следят, как ведет себя под скважинами подземное озеро нефти, и двигают это озеро под землей, закачивая в скважины воду, и надо ведь знать, где закачивать. Нефтедобыча — это сложное и высокотехнологичное производство, которому годами учат людей лучшие университеты мира.

И надо быть толковым менеджером, чтобы смирить спесь и позвать работать в компанию людей компетентнее себя. Они ведь, как правило, непослушные, эти компетентные люди. И они, как правило, не пользуются публичной популярностью и не являются записными дипломатами.

Закрытие убыточных скважин нефтяниками воспринималось в штыки, потому что означало для них потерю рабочих мест. Многие юкосовские инженеры реформы Уолкотта и Мака называли «макизмом» и открыто или тайно саботировали. Одного из лучших своих инженеров Ходорковский тогда вызвал на совещание в Москву и прилюдно доказал, что дебет нефти у этого инженера в скважинах упал не от того, что применены были продвигаемые Джо Маком технологии, а от того, что применены были неправильно. И уволил. Нарочно публично уволил, чтоб другие боялись.

Это была показательная расправа, подобная той, которую через десять лет учинит над Ходорковским прокуратура, чтоб боялись другие богачи. Такая же расправа, правда, уволенного инженера не заключали под стражу. Ходорковский был жесток. Его боялись до обмороков. Особенно боялись, когда Ходорковский понижал голос и переходил почти на шепот— это означало высшую степень ярости.

Раз в неделю Ходорковский устраивал дружеские обеды для своих топ-менеджеров. Предполагалось, что за этими обедами в непринужденной обстановке руководители компании обменяются впечатлениями о проделанной работе. Но обеды эти в компании называли «язвенными», и никто из руководителей юкосовских подразделений не помнит, какие подавали за этими обедами кушанья. Все ждали разноса, и разнос непременно случался.

— А вот скажи мне… — Ходорковский называл одного из своих топ-менеджеров в райкомовском стиле на ты и по имени отчеству. — Что это там за проблема возникла у тебя позавчера?

С этими словами Ходорковский извлекал из папочки заранее заготовленные документы, схемы и графики, которые любил и называл презентациями. А упомянутый руководитель подразделения потуплял голову и думал: «Ну все! Пропал!» Разумеется, ни один из руководителей подразделений понятия не имел, какие там возникли позавчера проблемы на одном из мелких объектов его обширного хозяйства, а Ходорковский, казалось, знал все, и за всем в компании следил, как недреманное око. Это была иллюзия на самом деле. Просто к каждому «язвенному» обеду помощники нарочно выискивали для Ходорковского какой-нибудь неприятный казус, случившийся за тысячи верст и даже разрешенный уже соответствующим местным клерком, но каждую неделю каждый руководитель подразделения в ЮКОСе знал, что на «язвенном» обеде шеф может уесть и его, а потому старался предусмотреть каждую мелочь. Ну и зарабатывали, с другой стороны, неплохо.

Постепенно добываемая ЮКОСом нефть перестала уходить бандитам. На перерабатывающих заводах ЮКОСа постепенно вытеснены были давальческие схемы. Это было непросто.

Дело в том, что технологически нефтеперерабатывающий завод остановить нельзя, это опасно и, если остановишь, то трудно потом запустить снова. И вот в условиях падения нефтедобычи к концу каждого месяца, когда директора нефтеперерабатывающих заводов впадали уже потихоньку в истерику, понимая, что работы у их предприятий осталось на три дня, приходили к директорам давальцы, свободные нефтеторговцы, и предлагали переработать нефть. Где давальцы брали нефть, не обсуждалось: может быть, честно покупали на свободном рынке, может быть, брали у бандитов, облепивших в середине девяностых всю российскую нефтянку своими фирмами-посредниками, может быть, и сами были бандитами и сами имели посреднические фирмы.

Для директора завода давальческая нефть была спасением, потому что можно не останавливать завод. Для рабочих она тоже была спасением, потому что выдадут зарплату. И для местных властей давальческая нефть тоже была спасением, потому что рабочие не выйдут митинговать и требовать хлеба. Давальцев считали спасителями. К тому же директорам заводов давальцы платили наличными — миллион долларов, например, в чемоданчике за не совсем законную сделку. И рабочим платили наличными. И местную власть тоже, предположим, не забывали.

Правда, спасение дорого стоило. Особенно для владельцев компании ЮКОС: получалось, что на нефтеперерабатывающих заводах ЮКОСа перерабатывают в убыток ЮКОСу бог знает какую нефть, может быть, даже и украденную у ЮКОСа. За переработку нефти давальцы платили обычно ниже себестоимости. А из нефтепродуктов, на которые завод раскладывал давальческую нефть, давальцы брали назад только востребованный на рынке керосин и бензин. Мазут, битум, газойль и что там еще получается из нефти оставляли заводу, записывая в счет платы за переработку нефти. Хранить мазут и битум было дорого, продать практически невозможно, поскольку в округе не требовалось никому столько мазута, а возить мазут на большие расстояния убыточно. Поэтому заводы списывали мазут и выбрасывали, отравляя землю, или закачивая в нефтяную трубу и снижая качество транспортируемой нефти. И то, и другое — незаконно.

Теперь, когда против Ходорковского всеми телеканалами страны ведется пиар-кампания, дело выглядит так, будто ЮКОС исправно платил налоги, пока был государственным, а когда приобретен был Михаилом Ходорковским, перестал платить, используя посреднические фирмы и налоговые льготы. Это неправда.

В конце девяностых годов налоги нельзя было заплатить сполна, не обанкротив компанию, хоть частную, хоть государственную, неважно. Налоги, если платить их сполна, составляли больше ста процентов оборота.

Поэтому и существовали посреднические фирмы, покупавшие у нефтяных компаний нефть по трансферным, то есть заниженным ценам. В одном Нефтеюганске посреднических фирм, скупавших нефть, было двадцать, и половина из них принадлежала Отари Квантришвили, главе Солнцевской мафиозной группировки, который в 1994 году был убит в Москве на выходе из Краснопресненских бань. Причем киллер не просто бросил винтовку на месте преступления, но прежде чем бросить, разбил у винтовки приклад в знак уважения к только что убитому им великому разбойнику. Эти посреднические фирмы зарегистрированы были в оффшорных зонах, от налогов были освобождены, или еще региональные власти имели тогда право освобождать компанию от уплаты налогов, если компания за это вложит в регион денег на что-нибудь социально значимое.

Нефтяная компания добывала, предположим, нефти на 100 долларов, должна была продать нефть за 100 долларов и 100 долларов заплатить налогов, немедленно разорившись и, уж во всяком случае, ничего не имея на развитие. Вместо этого нефтяная компания продавала свою нефть за 80 долларов посреднической фирме, платила 80 долларов налогов, а посредническая фирма зарегистрирована была в оффшоре, налогов не платила, и продавала за 100 долларов нефть, купленную за 80. Уведенные таким образом от налогов 20 долларов нефтяная компания и посредническая фирма делили. Так, грубо говоря, выглядели схемы оптимизации налогов. Схемами этими пользовались все компании без исключения, и многие пользуются до сих пор, иначе бы остановился бизнес. И поскольку речь идет не о сотнях долларов, а о миллиардах долларов, то уведенные от налогов 20 % как раз и образуют огромные барыши нефтяной отрасли.

Задача Михаила Ходорковского состояла не в том вовсе, чтобы придумать и запустить эти схемы оптимизации, но в том, чтобы уведенные (законно уведенные) от налогов деньги, не разворовываемы были посредниками, владельцами оффшорных фирм, а оставались внутри компании и шли на ее развитие. Грубо говоря, Михаилу Ходорковскому надо было вытеснить из Нефтеюганска тех перекупщиков нефти, которые убили Отари Квантришвили, и заменить их своими перекупщиками, которые вкладывали бы деньги в развитие компании.

Говорят, году в 98-м Ходорковский ездил даже на совещание в Министерство по налогам и сборам и показывал тогдашнему главе налоговой службы Букаеву, как именно и сколько именно денег уводит от налогов.

И так потом рассказывал об этом совещании: — Мы ему (Букаеву) показали, что деньги не по карманам тырим, а вкладываем в модернизацию нефтеперерабатывающих заводов, что модернизация заводов это три-пять лет и миллионы долларов, но модернизировать заводы все равно надо, потому что по качеству бензина мы отстаем от Европы лет на двадцать.

В этой истории опять проявилась уверенность Михаила Ходорковского в том, что он заведомо эффективнее государства и потому должен государство собой подменить.

Но прокуратура считает иначе. Прокуратура, а теперь уже и суд, считают, что, отстраивая ЮКОС, Михаил Ходорковский не подчинял себе ради развития компании существовавшие уже схемы ухода от налогов, а изобретал эти схемы самостоятельно. И всякий, кто мешал Ходорковскому, бывал убит, как мэр Нефтеюганска Петухов, или на жизнь его покушались, как покушались на жизнь главы компании «Ист петролеум» Евгения Рыбина, нефтяного перекупщика, от услуг которого Ходорковский отказался, и который вчинил Ходорковскому за расторжение контракта иск на 100 миллионов долларов.

Доказано уже в суде и разжевано по всем телеканалам, что Евгений Рыбин и его компания «Ист петролеум» представляла для ЮКОСа, как сам господин Рыбин говорит, стомиллионные проблемы. И тогда партнер Ходорковского Леонид Невзлин велел, дескать, заместителю главы службы безопасности ЮКОСа Алексею Пичугину Евгения Рыбина убить, а еще велел убить сотрудника ЮКОСа Колесова и бывшую сотрудницу Костину — они как-то там тоже очень мешали.

Доказано судом, что Алексей Пичугин нанял, чтоб убить этих троих, кума своего Сергея Горина, а тот нанял серийного убийцу Коровникова, а тот напал на Колесова, но не насмерть, взорвал дверь квартиры Костиной, когда Костиной не было дома, и взорвал автомобиль Рыбина, когда Рыбина в автомобиле не было.

Один охранник Рыбина погиб, другой был тяжело ранен, лишился обеих ног.

Доказано судом, что поскольку все три покушения не удались, Пичугин отказался платить куму своему Горину, но Горин настаивал на оплате, хотел даже встретиться лично с Михаилом Ходорковским, но не получилось, и встретился тогда Горин с отцом Ходорковского Борисом Моисеевичем и разговаривал о чем-то полтора часа.

Доказано судом, что за такую настырность Алексей Пичугин убил кума своего Сергея Горина и жену его Ольгу. Правда, тел не нашли, а нашли только капли крови и мозга на полу, и капли эти по всем телеканалам показывал сын Ольги Гориной, мальчик, которого журналисты не постеснялись попросить провести экскурсию по дому, где убита была его мать. Правда, мальчик не видел, как убивали мать, а слышал только крики и выстрелы.

Все это доказано судом, но мы не знаем, как доказано. Процесс был закрытый. И вот я теперь сижу в гостиной офисного домика в лицее-интернате «Коралово» и спрашиваю Бориса Моисеевича Ходорковского: — Борис Моисеевич, о чем вы говорили с убийцей Гориным, которого потом убил Пичугин?

— Ты что! — у старика дрожат руки. — Это грязная ложь, все что говорят по телевизору. Никакой убийца ко мне не приходил. Ни о чем я с ним не разговаривал.

Вот ты сам подумай. Тут у меня дети. И вдруг приходит убийца поговорить. И говорит, что он убийца. Что бы ты сделал на моем месте? Ты что? Тут же дети! Я бы сразу вызвал Пичугина без разговоров, а Пичугин скрутил бы его и сдал бы в прокуратуру.

Суд предполагает, что Борис Моисеевич лжет, выгораживая сына, что был все-таки разговор у Бориса Моисеевича с убийцей Гориным. Суд основывается на свидетельстве серийного убийцы Коровникова, который утверждает, будто привозил Горина в «Коралово» и ждал полтора часа в машине. Вот и выходит, что суд верит серийному убийце и не верит гордому старику, который всю жизнь работал честно инженером на заводе, а теперь воспитывает беспризорных детей.

А я сижу и думаю: как это так получилось, что Алексею Пичугину, бывшему офицеру ФСБ, велено было убить троих человек: Рыбина, Колесова и Костину, а он, Пичугин, вместо того чтоб нанять профессионального снайпера, нанял своего кума? И как это так получилось, что в результате операции Рыбин, Колесов и Костина живы, а погиб только кум Пичугина?

И почему Рыбин, владелец компании «Ист петролеум», от посреднических услуг которой отказался Ходорковский, отстраивая ЮКОС, отпустил охрану в самый день покушения? Рыбин за отказ от сотрудничества вменил Ходорковскому стомиллионный иск, боялся расправы, нанял охрану, но в самый день покушения заехал к племяннице, охрану отпустил, то есть остался без охраны, и охрана взорвалась — что за совпадения такие?

Я сижу и думаю, почему Колесов говорит, что напали на него вовсе не в связи с ЮКОСом, а в связи с тем, что он продал каким-то людям гараж, зная, что гараж предназначен администрацией города под снос? И почему Ольга Костина, специалист по связям с общественностью, и Светлана Врагова, театральный деятель, выступив с обвинением Пичугина, Невзлина и Ходорковского в эфире всех телеканалов, получили вдруг возможность создать государственную правозащитную организацию «Сопротивление» на деньги крупных предпринимателей и не по заказу ли Кремля? И муж Ольги Костиной Константин 25 мая 2005 года (случайно совпало с оглашением приговора Ходорковскому) почему стал заместителем председателя Центрального исполнительного комитета партии «Единая Россия» и распоряжается теперь пиаровскими бюджетами партии? Почему?

Нет ответа. Процесс-то закрытый. На самом же деле Ходорковскому не было никакой надобности убивать ни мэра Нефтеюганска Петухова, ни бизнесмена Рыбина. Достаточно было просто отказать этим людям в деньгах, и у них сразу появлялись десятки смертельных врагов помимо Ходорковского. На самом деле, можно даже предположить, что если бы Ходорковский и другие крупные предприниматели отказали в деньгах президенту и правящей партии, у тех тоже мгновенно появились бы миллионы смертельных врагов. Просто Ходорковский со своей манией эффективности оказался сильнее городской власти в Нефтеюганске. А федеральная власть оказалась сильнее Ходорковского, как бы он там ни был по-своему эффективен.