Михаил Иванович Глинка

В ряду великих композиторов, составляющих славу и гордость русской музыки, немеркнущим светом сияет имя Михаила Ивановича Глинки. Он первым глубоко и разносторонне выразил в музыке душу русского народа. Красота и художественная правда его сочинений находила и находит взволнованный отклик и в сердцах современников Глинки, и в наших сердцах. Его музыка — неотъемлемая часть духовного богатства нашего народа, бесценный вклад великого композитора в сокровищницу мировой музыкальной культуры.

Музыка Глинки представлялась русскому музыкальному ученому и критику В. Ф. Одоевскому «новой стихией в искусстве», высокохудожественной и самобытной. Высокое значение творчества Глинки в том, что, по метким словам Одоевского, он открыл собственно «период русской музыки», четко разграничив ее развитие на этапы: доглинкинский и послеглинкинский.

Как подлинно передовой художник Глинка претворил в своем творчестве лучшие традиции русского, а также западноевропейского музыкального прошлого. Новую страницу в историю русской музыки Глинка вписал, внимательно прислушиваясь к дыханию «сегодняшнего дня». Он «...не останавливался в своих исканиях, пока не находил самостоятельного решения творческих задач, необходимого для русской оперы, русского симфонизма» (Т. Н. Ливанова). К этим словам можно добавить: русского романса, русской камерной музыки.

Таким образом, с именем великого композитора справедливо связано создание русской музыкальной классики, национальной классической музыкальной школы, основанной на тех же принципах, которые обусловили высокую художественность музыки Глинки, сделав его творчество важнейшей составной частью русской культуры первой половины XIX века.

Живой и сочувственный интерес передовой русской мысли того времени к народу, к его жизни, художественному творчеству обусловил и эстетические и общественные взгляды Глинки; на этой основе возник его индивидуальный почерк, его высокое мастерство. Свои идеи он сформулировал в замечательных словах: «Музыку создает народ, а мы, художники, только ее аранжируем». Иными словами, как писал видный русский музыкальный критик А. Н. Серов, «...музыка так же, как и всякий другой человеческий язык, должна быть неразлучна с народом, с почвою этого народа, с его историческим развитием...» А искусство Глинки возникло именно на основе развития и своеобразного претворения разнообразных явлений многовековой русской музыкальной культуры, как профессиональной, так и народной.

В творческом стиле Глинки слились воедино прежде всего самобытно освоенные элементы крестьянской народной музыки — вокальной (сольнопесенной и хоровой) и инструментальной: ее ладовые особенности, характерные черты мелодического склада, голосоведения, гармонии, формообразования, колорита.

Художественное проникновение в характер народной музыки, интуитивное умение уловить ее национальные особенности принадлежат к числу замечательнейших свойств гения Глинки. Он был способен выразить «истинный народный дух», писал замечательный русский критик В. В. Стасов, «благодаря способности спускаться в его глубины правды и красоты... рисовать истинные... его черты». Сказанное прежде всего касается родного Глинке русского народного песнетворчества, животворными соками которого проникнута его музыка. Но полностью слова Стасова относятся и к претворению Глинкой национальной культуры и других, западноевропейских, стран — Италии, Испании, Польши, а также музыки Востока.

Отразились в стиле Глинки и многие явления русской музыки XVIII — начала XIX века. Как справедливо пишет об этом один из советских исследователей жизни и творчества Глинки О. Е. Левашева, «к искусству Глинки ведут и русский монументальный хоровой стиль a cappella, и ранняя русская опера, и бытовая песня-романс, и народно-песенная традиция в жанрах инструментальной музыки XVIII века. Разумеется, все эти элементы у Глинки переплавились в новое качество более совершенного классического стиля. Ему первому удалось придать русской профессиональной музыке широкий размах, силу идейного содержания и совершенство художественных форм».

В некоторой мере на формировании мелодики Глинки сказалась также пленительная красота и изящество гибкой итальянской кантилены, услышанной им в годы его первого путешествия за границу. Но прежде всего мелодика композитора коренным образом связана именно с русским национальным мелосом, с принципами многообразной музыкальной речи русского народа. Она близка к ним настолько, что неоднократно созданное Глинкой воспринималось (особенно современниками) как музыка подлинно народная.

Свой необычайно «певучий» стиль, ставший родоначальником музыкального языка последующих поколений русских композиторов, Глинка выработал усердным трудом, в полном соответствии с высокими требованиями профессионального композиторского мастерства, строгими законами гармонии и контрапункта. Над оттачиванием его технической стороны великий музыкант настойчиво работал до последних дней жизни в поисках пути к разумному сочетанию «чувства и формы» — гармоничного слияния основной идеи и ее воплощения.

Воспитанный с юных лет на музыке Гайдна, Моцарта и особенно Бетховена, позднее высоко ценивший «Хорошо темперированный клавир» И. С. Баха, оратории Генделя, оперы Глюка, Глинка изучал их сочинения критически, главным образом задерживая свое внимание на местах, интересовавших его как художника. Однако при всей ясной классичности музыки Глинки ее внутреннее содержание, круг оживляющих ее чувств принадлежат уже к новой исторической эпохе, поре расцвета романтизма.

Творчество Глинки прошло путь от «классического» романтизма к реализму — гармоничному, психологически верному изображению мира правдивых человеческих чувств и переживаний, поэтически облагороженному отображению красоты жизненной действительности. Ее образами вдохновлен и симфонизм Глинки, тесно связанный с русской народной музыкой. На конфликтном развитии или контрастирующем сопоставлении ведущего тематического материала основана музыкальная драматургия его опер, всегда подчиненная основной идее произведения. По верному наблюдению О. Е. Левашевой, Глинка «сообщил русской музыке широкий размах, направил ее по пути симфонизированных форм. Этой широты музыкального развития, стройности и зрелости музыкальной композиции не хватало еще русской музыке раннего XIX века».

Важным для формирования взглядов композитора на задачи оперного искусства оказалось его пребывание в Италии в начале 1830-х годов. Встретившись там с итальянской артистической интеллигенцией, которую кроме вопросов художественных прежде всего волновали настроения освободительной борьбы с австрийским деспотизмом, Глинка соприкоснулся с новым искусством Италии — зеркалом ее передовой мысли. Поэтому важное значение для молодого композитора имело его знакомство с современной итальянской оперой. Разнообразие ее тематики, то героической, то окрашенной романтическим мелодраматизмом, то жизненно-реалистической, ее мелодическое богатство, в котором слышались отголоски итальянских народных песен и танцевальных ритмов, произвели на Глинку неизгладимое впечатление.

Судя по письму Глинки к одному из своих друзей, именно в те годы под воздействием всех перечисленных факторов у него возникла мысль сочинить для России национальную оперу на правдивый, близкий русскому сердцу сюжет. Долгое время он обдумывал свое намерение. Плодом его творческих размышлений стал «Иван Сусанин» — первая русская классическая опера. Композитора увлекла предложенная ему поэтом В. А. Жуковским легендарная история героического подвига костромского крестьянина, пожертвовавшего жизнью во имя спасения Родины. На этой основе он создал грандиозную оперу-эпопею, где трагическая судьба Ивана Сусанина воплотила в себе идею величия преданной любви к родной земле. Своей первой оперой Глинка заложил основу для развития русской народно-исторической музыкальной драмы.

Принципы оперной драматургии Глинки послужили прочной основой для всего дальнейшего развития русской исторической оперы в творчестве Мусоргского, Бородина, Чайковского, Римского-Корсакова, Аренского вплоть до Прокофьева.

Свою вторую, на этот раз «волшебную», оперу «Руслан и Людмила», произведение не менее монументальное, чем «Иван Сусанин», Глинка написал на сюжет фантастической поэмы — народной сказки А. С. Пушкина. При всем сюжетном и музыкальном различии оба сочинения объединяют и общие черты, прежде всего высокоэтическая идея любви к Родине, оптимистическая вера в конечную победу добра над злом, света над тьмой. Рельефно вылеплены в ней музыкально былинные фигуры богатыря Руслана, киевского легендарного правителя Светозара, труса Фарлафа, лирические женские образы Людмилы и Гориславы. Широкой кистью написанные эпические картины древнерусской жизни в гармоничном равновесии чередуются с колоритными восточными сценами, южная чарующая прелесть и воинственные, мужественные интонации которых нашли свой отзвук в сочинениях композиторов новой русской музыкальной школы — «Могучей кучки».

Создав классические образцы русской оперы, Глинка в соответствии с выработанными им творческими позициями дал русскому искусству также и классические оркестровые сочинения, во многом определившие дальнейшее развитие симфонизма в России. «Русская симфоническая школа — вся в „Камаринской“», — писал П. И. Чайковский. Построенная на замечательном варьировании контрастно «сближенных» (как сказал сам Глинка) двух русских народных песнях — протяжно-задумчивой свадебной и задорной плясовой, оркестрованная с блестящим остроумием в духе народной инструментальной музыки, она стала родоначальницей скерцозного (шутливого) жанра в русской симфонической музыке.

Национальная бытовая народная песня и танец легли в основу обеих испанских увертюр — блестящего каприччио «Арагонская хота» и «Ночи в Мадриде» — поэтической картины южной ночи.

Иные цели преследовал композитор при сочинении «Вальса-фантазии», самого раннего по времени возникновения симфонического произведения Глинки. Родственны лирике Пушкина романтичность и элегическое изящество сочинения; от него протянулась линия к вальсам Чайковского и далее — к пушкинским вальсам и «вальсу Наташи» в «Войне и мире» Прокофьева.

Новые принципы симфонического развития музыкального материала, понимание инструментовки как элемента, неотрывного от процесса сочинения самой музыки произведения, постижение «красоты оркестра» (как заметил сам композитор в «Заметках об инструментовке») — выразительных возможностей различных оркестровых групп и отдельных инструментов, мастерское владение техникой оркестрового письма, логическая ясность голосоведения, умение достичь той прозрачности звучания, которая характерна для «оркестра Глинки», — все это позволяет считать Глинку первым великим русским симфонистом и поставить его имя в первом ряду мировых творцов симфонической музыки.

Замечательные сочинения Глинки для фортепиано и камерно-инструментального ансамбля занимают в его музыкальном наследии место тоже очень значительное. От фильдовского певучего изящества раннеромантического пианизма Глинки (Вариаций, ноктюрна «Разлука», мазурок и т.д.) лежит прямой путь к фортепианному творчеству Балакирева, Чайковского, Лядова и других русских композиторов; а его камерно-инструментальные произведения, в первую очередь «Патетическое трио» и блестящий «Большой секстет», стали предшественниками ансамблевой музыки Чайковского, Аренского, Рахманинова и многих других авторов.

Разнообразное по жанрам вокальное творчество Глинки — бесценный вклад его в область русской романсово-песенной лирики. Первым из русских композиторов он достиг высокого слияния музыки и текста в единое поэтическое целое. Охватывающее широкий круг человеческих переживаний, облаченное в гармонически стройную форму, оно созвучно лирическим стихотворениям Пушкина, и не случайно лучшие из романсов Глинки сочинены были именно на стихи великого русского поэта.

В русском искусстве XIX века гений Глинки возвышается рядом с гением Пушкина. Они были современниками и принадлежали к одному и тому же поколению, давшему так много замечательных имен русскому искусству, русской литературе и русской мысли, к числу юношей, которым были близки идеи Великой французской революции, к тем, кто духовно сформировался в героические годы борьбы с нашествием Наполеона и последовавшее за ним десятилетие, когда их протест против тисков самодержавно-крепостнического правления в России вылился в мощное движение, которое привело к восстанию декабристов.

При всем различии их натур, воспитания, образования, жизненных путей Пушкин и Глинка, вольнолюбивые дети своего времени, дышали его воздухом, каждый по-своему отзываясь на волновавшие их вопросы.

«Во многих отношениях Глинка, — писал В. В. Стасов, — имеет в русской музыке такое же значение, как Пушкин в русской поэзии. Оба великие таланты, оба родоначальники нового русского художественного творчества — оба глубоко национальные, черпавшие свои великие силы прямо из коренных элементов своего народа, оба создали новый русский язык — один в поэзии, другой в музыке».

Близок к Пушкину и глинкинский идеал искусства как вдохновения, отлившегося в стройную форму, как разумное соответствие между чувством и его выражением. Свет Разума разлит в их творчестве, оптимистическом в своей основе.

Творческая многосторонность Глинки поистине поразительна. Великий композитор, он был и выдающимся пианистом, камерным певцом, вокальным педагогом и, наконец, писателем (кроме «Записок» он активно вмешивался в создание либретто своих опер и оставил обширную, далеко не полностью сохранившуюся эпистолярию). В каждую из этих областей художественной деятельности он внес свой ценный вклад.

Удивительно также разнообразие его интересов и познаний помимо музыки, литературы и живописи. Глинку привлекали география, зоология и ботаника. В годы учения в Благородном пансионе любимыми его предметами были также иностранные языки. К концу жизни Глинка кроме русского языка владел французским, немецким, итальянским, испанским и польским языками, изучал еще английский, латынь и персидский.

Если вся сумма разнородных занятий оказалась все же посильной для болезненной натуры Глинки, то объяснить это можно лишь его моральным здоровьем. Оно осветило его творчество в трудную «эпоху „Руслана“», помогло выдержать всю тяжесть выпавших тогда на его долю жизненных испытаний. И в последующие годы кроме нескольких музыкальных сочинений он написал также свои замечательные «Записки». На физическом облике Глинки несчастья и недомогания сказались лишь в последнее время его жизни, не сломив, однако, его душевных сил и творческих устремлений.

Как писал крупнейший советский музыкальный ученый Б. В. Асафьев, «незадачливо сложилась личная жизнь величайшего, проникновеннейшего мастера русской музыки. Но тем нагляднее выступает вперед, как борьба, как подвиг среди окружающего равнодушия и презрения, его истинная жизнь — его творчество».

Именно о величии творчества Глинки говорил Серов в своем некрологическом очерке, посвященном его памяти: «...если композитор и по мелодической изобретательности, всегда свежей и оригинальной, и по глубочайшему постижению тайн гармонии, контрапункта и оркестровки с первого же большого произведения стал наряду с первоклассными творцами музыки, — если художник нисколько не из подражания, условленного огромной начитанностью, а скорее бессознательно, одною силою врожденной „высшей“ музыкальности,— успел иногда весьма близко подойти к формам и некоторым приемам гиганта музыки — Бетховена, — такому художнику, без сомнения, суждена слава уже никак не в одном только его отечестве, а в целом музыкальном мире...

Чем выше гениальность артиста, тем дольше надо ждать, чтоб его верно и вполне оценили; но придет время, когда истинная художественная критика сознает, как значительна деятельность этого русского художника, сознает, насколько он обогатил современное искусство своими гениальными завоеваниями в области музыкальной мысли...»

Великая значимость творчества Глинки для русской и мировой музыки не ускользнула от лучшей части современников композитора. «О верьте мне! На русской музыкальной почве вырос роскошный цветок — он ваша радость, ваша слава. Пусть черви силятся вползти на его стебель и запятнать его,— черви спадут на землю, а цветок останется. Берегите его: он цветок нежный и цветет — лишь один раз в столетье». С этими взволнованными словами обратился к современникам Глинки в 1843 году В. Ф. Одоевский по поводу оперы «Руслан и Людмила». Еще громче прозвучали вскоре голоса А. Н. Серова и В. В. Стасова, рассматривавших Глинку «не как ушедшего в прошлое художника, а как великое знамя русской музыкальной творческой традиции» (Т. Н. Ливанова). Их музыкально-критическая деятельность при всем различии индивидуальностей заложила фундамент для дальнейшего музыкально-аналитического изучения и пропаганды наследия Глинки, создания его биографии и живого человеческого облика на основе воспоминаний об их личном знакомстве с великим композитором.

Много ценного в глинковедение внесли позднее работы Г. А. Лароша, его наблюдения над особенностями мелодики Глинки (в которой «основные свойства русской народной песни» композитор «слил... с элементами новейшей жизни») и его гармонией, вытекающей из свойств народно-песенного голосоведения.

Высоко ценил творчество Глинки и знаменитый французский композитор и музыкальный критик Г. Берлиоз.

Влияние музыки Глинки и его эстетических принципов на судьбы русской музыки неоценимо. Вдохновенный новатор, он смело и по-своему наметил самостоятельные пути ее развития на многие десятилетия вперед.

Его «музыкальными потомками» стали в разной мере выдающиеся русские композиторы второй половины XIX и XX веков. Под воздействием художественных принципов «позднего» Глинки сложилось реалистическое творчество Даргомыжского. Идеи, унаследованные от Глинки, Балакирев претворил в своем творчестве и передал сгруппировавшимся вокруг него композиторам «Могучей кучки». Родственны Глинке проникновенная народность сочинений Мусоргского, эпическое величие музыки Бородина, посвятившего памяти Глинки свою оперу «Князь Игорь». «Слава Глинке, указавшему путь истины!» — сказал М. П. Мусоргский. Его слова справедливы и для творчества Рахманинова, а затем — Прокофьева. «Глинка... создал совершенно новую... школу... к сфере которой и принадлежу и есмь порождение Глинки», — писал П. И. Чайковский. «Я глинкианец», — называл себя Н. А. Римский-Корсаков.

Все сказанное с полным основанием можно отнести и к советским композиторам, воспитанным на высокой этике глинкинских идей и музыкальных образов, продолжившим и по-новому развившим и осмыслившим монументально-эпическую и психологически-лирическую ветви его творчества, гуманистически устремленного к созданию прекрасного во имя духовного блага человечества, полного жизнетворной ясности, благородного чувства меры и глубокой искренности.

Корнями уходящая в русскую почву, напоенная ее живительными соками, музыка Глинки дорога советскому народу и им любима. И в нашей стране, и во всем мире имя его окружено заслуженным почетом. Великому сыну России на многие столетия подобает ЧЕСТЬ В ЗЕМЛЕ РОДНОЙ!

А. Розанов