Село Новоспасское. Акварель работы А. Щекалина
Дальний край русской земли. Смоленщина. Холмистые просторы полей и лугов. Вековые леса, что на юге переходят в Брянские. В ста верстах от древних башен губернского города Смоленска, у истоков полноводной Десны — село Новоспасское, поместье секунд-майора Николая Алексеевича Глинки.
Здесь, на утренней заре, 20 мая 1804 года, в лучшую пору цветения весны, у сына его, капитана Ивана Николаевича и невестки Евгении Андреевны, родился второй сын, Михаил. «По рассказу матери, после первого крика новорожденного, под самым окном ее спальни, в густом дереве, раздался громкий голос соловья с его восхитительными трелями», — писала впоследствии о рождении брата Людмила Ивановна Шестакова.
Для родителей, еще горевавших о потере первенца Алексея, рождение сына было радостью и утешением. Тем «ужаснее», по словам той же Людмилы Ивановны, оказалось их положение, когда вскоре им пришлось против воли «предоставить» младенца на попечение бабушки Феклы Александровны. Как вспоминал впоследствии Глинка, она унесла его на свою жарко натопленную (несмотря на летнее время) половину, обрядила в беличью шубку и закармливала сладкими крендельками. Властная старуха, «не совсем хорошо» обращавшаяся с крепостной прислугой, баловала своего внука «до невероятной степени».
Вредные последствия шести лет, прожитых им почти без воздуха, имели отрицательное влияние на всю остальную жизнь Глинки, сделав его «мимозой» — «недотрогой» с неустойчивым здоровьем. Старания матери приучить тогда сына к свежему воздуху не имели большого успеха. И прелесть общения с русской природой он постиг лишь со временем.
Иван Николаевич Глинка (1777—1834), отец композитора. Портрет работы И. Вернера. Пастель
Евгения Андреевна Глинка (1784—1851), мать композитора. Портрет работы И. Вернера. Пастель
Фекла Александровна Глинка (ум. 1810), бабушка М. И. Глинки. Миниатюра работы неизвестного художника
Ограниченными были и впечатления мальчика в его тепличном заточении. Тем глубже запечатлелись в нем с первых лет жизни русские песни и сказки, которыми забавляли его няни Татьяна Карповна, Авдотья Ивановна и особенно Ирина Федоровна Мешкова, если он бывал «скучен» или нездоров. Так поэзия русской песни и сказки, а также исконной обрядности народной жизни с детства овеяли жизнь Глинки. И до последних дней русская песня была его любимейшей музыкой.
К радости близких мальчик рано выучился читать, любил рисовать и «ловко» подражал трезвону колоколов: ударяя по гулким медным тазам, он долго прислушивался к медленно замиравшим звукам и впоследствии полагал, что то было первое выражение его «музыкальной способности». Из всех этих впечатлений, запавших в раннем детстве в душу будущего великого композитора, и сплелась глубоко народная основа его творчества.
В 1810 году скончалась бабушка, управление имением полностью перешло в руки Ивана Николаевича Глинки. Но к затеянным им хозяйственным преобразованиям он успел едва лишь приступить. Грянули грозные события Отечественной войны 1812 года.
Огненный отблеск тех лет навсегда запечатлелся в юной душе будущего музыканта. Неизгладимая память о величии и героизме русского народа стала основой, на которой впоследствии выросла и сформировалась личность Глинки — художника и гражданина. Неудержимо стремясь к Москве, в пушечном грохоте и полыхании пожаров, неприятель вторгся в смоленскую землю. «Капитан Глинка, обремененный многочисленным семейством, удалился в другие губернии»,— писал позднее один из его современников (И. Н. Глинка с женой и детьми поселился на время в Орле). Не избежало нападения французских мародеров и Новоспасское: усадебный дом был ими разграблен несмотря на мужественное сопротивление крестьян.
Томительные дни жизни в Орле, где горожане жадно ловили скудные слухи и сведения от полков, бесстрашно стремившихся на «театр военных действий» — под Москву, продлились недолго.
«Иван-царевич и серый волк». Лубочная картинка
Церковь в Новоспасском. Акварель работы неизвестного художника
Сражение при Бородине 26 августа 1812 года. Картина П. Хесса
Пруд в Новоспасском. Акварель работы неизвестного художника
Через несколько месяцев остатки недавно столь грозной армии Наполеона, раздавленной мудрой стратегией М. И. Кутузова, оказались отброшенными далеко за пределы России. Весной 1813 года семейство И. Н. Глинки возвратилось на Смоленщину, еще полную свежими отголосками славного военного прошлого.
Перед главой семьи стояли трудные задачи. На европейском Западе еще долго гремели пушечные залпы, лилась кровь в страшной «битве народов» под Лейпцигом, союзные войска вступили в Париж, а в разоренной войной русской земле начиналась мирная жизнь. Надо было заново устраивать хозяйство. Надо было думать о воспитании детей (число их к 1825 году достигло тринадцати).
Прежде всего Иван Николаевич заново выстроил в Новоспасском усадебный дом. По описанию Л. И. Шестаковой, все потолки там были расписаны и стены в парадных комнатах обиты бархатными обоями. «Мебель... в каждой комнате из особого дерева. Великолепные зеркала, паркеты, люстры, лампы», а также — два фортепиано. «Прямо от балкона шел покатый большой луг к реке... Огромный сад был весь усеян цветами; фонтаны, каскады, островки... с разными причудливыми мостиками...» Семья зажила «по старинному обычаю, в полном довольстве».
Панорама Новоспасского. Макет работы М. Хаенко
К детям приставили француженку Розу Ивановну. Нанятый Иваном Николаевичем архитектор (имя его осталось неизвестным) давал мальчику Глинке уроки рисования.
«Приятного нрава» старичок — дальний родственник, заметив интерес ребенка к его рассказам «о далеких краях, о диких людях, о климатах и произведениях тропических стран», подарил ему многотомное издание «Истории о странствиях вообще...» А. Ф. Прево д'Экзиля (изданное И. И. Новиковым в 1782—1787 гг.). Маленький Глинка «со страстью» его изучал, делал извлечения, и, как он писал в «Записках», это стало первой основой его «страсти к географии и путешествиям». Мальчик тихого и кроткого нрава, он детским играм предпочитал чтение, а «музыкальное чувство» долгое время находилось в нем в состоянии еще «неразвитом».
По словам Глинки, оно пробудилось, и немного внезапно, по его «10-му или 11-му году» (то есть в 1814 или 1815 году). В тот день крепостные музыканты дяди его Афанасия Андреевича из села Шмакова, оставшиеся в Новоспасском после одного из семейных праздников, сыграли квартет шведского композитора Бернгарда Крузеля с кларнетом. Его музыка произвела на мальчика «непостижимое, новое и восхитительное впечатление». Погруженным в «неизъяснимое, томительно-сладкое состояние» он оставался и на другой день, а на замечание учителя о том, что на уроке он думает только о музыке, ответил: «Что ж делать? Музыка — душа моя».
Дом в Новоспасском. Рисунок Е. Врангель
Афанасий Андреевич Глинка (1772—1827), дядя Глинки
Прево д’Экзиль. «История о странствиях вообще...». Титульный лист
Мазурка, слышанная М. И. Глинкой в детстве. Автограф композитора
Евгения Андреевна Глинка с сыном Михаилом и дочерью Пелагеей. Миниатюра на табакерке работы неизвестного художника
Развитию музыкальных способностей Глинки способствовало самое домашнее его воспитание. Чтению нот он научился, занимаясь игрой на фортепиано (со «строгой» гувернанткой В. Ф. Кламмер) и на скрипке (с одним из дядиных музыкантов). Но «источником самых живых восторгов», как сообщал Глинка в «Записках», оставался для него всегда симфонический оркестр. Там же он говорил, что «грустно-нежные» звуки русских песен (игранных деревянными духовыми инструментами чаще всего во время ужина), «может быть... были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную русскую музыку».
Осенью 1817 года до Новоспасского дошли сведения о том, что Министерство народного просвещения с одобрения «высшего начальства» приняло решение открыть при петербургском Педагогическом институте (через два года преобразованном в университет) Благородный пансион для юношей. Полученное в его стенах «общее образование» должно было открыть «питомцам» «доступ к ученым занятиям», а главное — подготовить их к государственной службе. Все зрело обдумав, Иван Николаевич Глинка вскоре принял решение. И в середине января 1817 года «матушка» (Евгения Андреевна) в «удобном возке» санным путем отправилась в Петербург вместе с 13-летним сыном Михаилом и старшей дочерью Пелагеей. Всю дорогу Глинка уверял сестру, что они, как Колумб, «едут открывать новые земли и воображал себя Васко да Гамой». И он не ошибался. В его жизни начинался новый важный период. Кончилось детство, начиналась юность.
Петербург. Невский проспект
Петербург. Вид на Неву и Адмиралтейство. Литографированная акварель А. Мартынова
Вид «северной столицы», ее «огромных, стройных домов», площадей и «одетой в гранит» Невы произвел на юного Глинку «волшебное действие». Приехавший вслед за тем «батюшка», «разузнавши все, приступил к делу», и 2 февраля 1817 года мальчик был зачислен в список пансионских воспитанников.
Здание Благородного пансиона на Фонтанке. Фотография
Многие из принятых тогда вместе с ним детей, «пансионских» товарищей Глинки, стали потом его друзьями на всю жизнь.
Курс обучения был рассчитан на четыре года. Три из них протекли для юноши в двухэтажном доме на берегу Фонтанки у впадения ее в залив, возле глазной больницы доктора Гайюи. Невдалеке возвышались гранитные павильоны Калинкинского моста, за которым тянулась тихая и беднейшая часть Петербурга — Коломна. По желанию отца Глинку, а с ним и еще трех воспитанников поместили отдельно от прочих, в мезонине дома. (В «принадлежавшем» к нему чердаке мальчик вскоре поселил любимых своих голубей и кроликов, которые там «превосходно водились».)
Евгений Абрамович Баратынский (1800—1844), поэт. Гравюра Е. Скотникова
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852), поэт. Гравюра с портрета О. Кипренского
Иван Иванович Козлов (1779—1840), поэт. Литография А. Мюнстера с рисунка Лебедева
«Особенным гувернером» при этих детях назначен был «добрый и благородный» (по словам соученика Глинки по пансиону, будущего историка Н. А. Маркевича) товарищ А. С. Пушкина по лицею В. К. Кюхельбекер. В пансионе он преподавал русскую словесность. Человек высоких нравственных и патриотических идеалов и будущий декабрист, он учил воспитанников «чувствовать и мыслить», старался развить в них любовь к отечественной истории и литературе, прежде всего к русским народным сказкам, былинам, песням.
В бурные годы, когда складывалось гражданское сознание Глинки, слова Кюхельбекера, несомненно, глубоко запали в его юную душу. Быть может, именно эти уроки пробудили в будущем великом музыканте любовь к поэзии, к стихам В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, И. И. Козлова.
Воспоминания о И. Я. Колмакове. Титульный лист. Автограф
Николай Александрович Мельгунов (1804—1867), писатель и музыкальный критик. Рисунок Э. Дмитриева-Мамонова
Антон Антонович Дельвиг (1798— 1831), поэт. Портрет работы В. Лангера
Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837), поэт. Гравюра Н. Уткина с портрета О. Кипренского
Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797—1846), поэт, декабрист. Гравюра И. Матюшина
Из неоднородного состава прочих преподавателей своими передовыми взглядами выделялись также К. И. Арсеньев, А. П. Куницын, Э. В. Раупах — «люди с познаниями», по отзыву Глинки. А в числе пансионских «оригиналов» он назвал в «Записках» «доброго подъинспектора» И. Я. Колмакова — «утешение воспитанников», — чьи «забавные выходки» немало их веселили. Ему композитор впоследствии посвятил и специальные воспоминания.
В пансионском мезонине одно время жили также племянники Кюхельбекера — Борис и Дмитрий Глинки. Но юноша сдружился не со своими родственниками, а с Николаем Мельгуновым (впоследствии писателем и музыкальным критиком) и Сергеем Соболевским (позднее известным библиофилом). Воспитывался там и Левушка Пушкин, младший брат Александра Сергеевича.
Благодаря Кюхельбекеру и навещавшим его друзьям до воспитанников докатывались отголоски живой современной общественной жизни и политические новости. Недаром двое из них, М. Н. Глебов и С. М. Палицын, приняли участие в восстании 14 декабря 1825 года.
Михаил Николаевич Глебов (1804—1851), декабрист. Рисунок Н. Бестужева
Лев Сергеевич Пушкин (1804—1852), брат А. С. Пушкина. Рисунок А. Орловского
Сергей Александрович Соболевский (1803—1870), литератор. Рисунок (часть группы) К. Брюллова
Рояль М. И. Глинки работы И. Тишнера
Тогда же Глинке впервые довелось встретиться с А. С. Пушкиным. Навещая в пансионе своего брата, он неизменно поднимался в «бельведер» (мезонин) к своему «спутнику лицейских лет» Кюхельбекеру. Приходили туда и поэты А. А. Дельвиг и Е. А. Баратынский. Там они обменивались мнениями и спорили. При их беседах Глинка несомненно мог иногда присутствовать.
В те удушливые годы торжества в Европе «Священного союза» внутри аракчеевской России, в свою очередь, тоже обострилась борьба самодержавно-крепостнического строя с «духом вольности». Но одновременно росло в ней и движение народного протеста, зарождались тайные союзы будущих декабристов. Исподволь бурлила общественная мысль. Стараясь подавить ее, реакция принимала крутые и жестокие меры. Они коснулись и до тех пор благополучной жизни Благородного пансиона.
За чтение стихов, посвященных сосланному Пушкину, оттуда уволили Кюхельбекера. Протест воспитанников Министерство просвещения расценило едва ли не как форменный бунт. «Либерально», то есть прогрессивно, мысливших профессоров от преподавания отстранили. В пансионе воцарился скучный дух казенного благополучия. Но занятия продолжались.
Слушая «курс наук», Глинка с особенной охотой занимался иностранными языками (в том числе латынью и персидским), географией и зоологией. Математические занятия интересовали его (так же, как в свое время и Пушкина) много меньше.
Джон Фильд (1782—1837), ирландский пианист, композитор и педагог. Гравюра Г. Янова
Карл Майер (1799—1862). пианист и композитор. Литография с портрета неизвестного художника
В мезонине «нашлось место» и для фортепиано, вскоре замененного хорошим роялем Тишнера (впоследствии перевезенным в Новоспасское, а ныне хранящимся в Музее музыкальных инструментов в Ленинграде). Занятия музыкой Глинка возобновил сразу же по приезде в Петербург. Три урока фортепианной игры он взял у знаменитого пианиста Джона Фильда и получил «лестное одобрение» за выученный и удачно исполненный его второй дивертисмент. Но Фильд вскоре уехал в Москву; последовали занятия с В. Оманом, К. Т. Цейнером и, наконец, Карлом Майером. По мнению Глинки, он более других содействовал развитию его «музыкального таланта», и под его руководством Глинка стал незаурядным пианистом (впоследствии они сделались хорошими друзьями). Занимался Глинка и игрой на скрипке.
Екатерина Семеновна Семенова (1786—1849) в роли Клитемнестры в трагедии Ж. Расина «Ифигения в Авлиде». Гравюра И. Ческого
Большой каменный театр в Петербурге (1817—1835). Рисунок В. Садовникова (1830-е годы)
Вариации на тему В. А. Моцарта. Автограф
Карл Федорович Гемпель. Рисунок работы неизвестного художника
Как вспоминал Глинка, во все годы учения в Петербурге «родители, родственники и знакомые» постоянно возили его в театр. Балеты и оперы приводили тогда юношу «в неописанный восторг». Он слышал П. Злова и В. Самойлова. Несомненно, бывал он и в драматическом театре, где знаменитая Екатерина Семенова играла в трагедиях В. А. Озерова. Не пропускал он случая бывать в концертах и слушать известный в Петербурге крепостной симфонический оркестр П. И. Юшкова. В семье дяди Ивана Андреевича Глинка играл в четыре руки сочинения (чаще всего увертюры к операм) Моцарта, Мелюля, Керубини и Россини вместе со своей двоюродной сестрой Софьей Ивановной, «миловидной и любившей также музыку и чтение». Во время летних каникул в Новоспасском он музицировал с «хорошим музыкантом» К. Ф. Гемпелем, мужем гувернантки его сестер, слушал «шмаковский» оркестр дяди Афанасия Андреевича (который к тому времени очень «усовершенствовался») и даже играл в нем иногда на скрипке.
В последние месяцы своей пансионской жизни, весной 1822 года, Глинка (как он упоминает об этом в «Записках») сочинил «для одной красивой дамы», обладавшей «прелестным» серебристым сопрано и хорошо игравшей на арфе, вариации на тему из оперы «Швейцарское семейство» И. Вейгля, а вскоре затем вариации на тему Моцарта и вальс для фортепиано. То были его первые опыты в композиции.
3 июля 1822 года, как сообщалось в журнале «Сын отечества», в третий день «публичных испытаний воспитанникам Благородного пансиона... Санкт-петербургского университета» «был игран на фортепиано концерт Гуммеля воспитанником Михайлом Глинкою...» (Этот концерт Глинка играл, по-видимому, настолько хорошо, что дядя Афанасий Андреевич даже побывал с ним у самого Гуммеля, который «благосклонно выслушал» первое соло).
Из пансиона Глинка вышел «вторым по списку», то есть одним из первых учеников. Однако с поступлением на государственную службу он долгое время медлил. Не имея определенного пристрастия к какой-либо из ее отраслей, он все же (без особого усердия) в течение некоторого времени изучал немецкий язык, необходимый для поступления в Иностранную коллегию. Но главным образом свое время Глинка отдавал игре на фортепиано и сочинению музыки.
Страница из журнала «Сын отечества» № XXVIII за 1822 год
В результате усиленных занятий хрупкое здоровье молодого музыканта пошатнулось. Весной 1823 года для его поправления Ивану Николаевичу Глинке стало «угодно» отправить старшего сына на Кавказ (минеральные воды врачи считали полезными для его «золотушного расположения», как сам он указывал в «Записках»). Однако это трудное по тем временам путешествие оказалось для Глинки не столь целительным, сколь обогатило его восприимчивую натуру множеством ярких и разнообразных впечатлений.
Белые мазанки, яблони и вишни в цвету, теплые весенние дни и звездные ночи на «живописной Украине», сменившие «сырую и свежую погоду» в Новоспасском (откуда он выехал вместе со своим бывшим дядькой Ильей и поваром Афанасием), приводили Глинку в восторг. Ближе к югу потянулись поросшие «ароматической травой» степи и, наконец, в ясной дали показалось сияние снежных вершин Кавказа.
«Вид теперешнего Пятигорска в то время был совершенно дикий; домов было мало, церквей, садов вовсе не было; но так же, как и теперь, тянулся величественно хребет Кавказских гор, покрытых снегом, так же по равнине извивался ленточкой Подкумок, и орлы во множестве ширяли по ясному небу, — вспоминал Глинка.— Я с товарищами поселился в скромном домике. Житье было приятное: товарищ привез запас книг, кухня была в порядке... Вскоре мы приступили к лечению...»
Ян Непомук Гуммель (1778—1837), австрийский композитор и пианист. Портрет работы неизвестного художника
Вариации Глинки на тему, сочиненную им самим. Одно из первых сочинений композитора. Автограф
Пятигорск. Литография с рисунка неизвестного художника
Пляски черкешенок. Рисунок М. Лермонтова
В душе Глинки неизгладимыми остались и грандиозная красота горных пейзажей, лесные чащи, опутанные диким виноградом, и красочные картины народной жизни — первое прикосновение к подлинному Востоку. «...Я видел пляску черкешенок, игры и скачки черкесов...» — писал он далее в «Записках». Память о них стала, быть может, источником лучших восточных вдохновений Глинки в III и IV действиях «Руслана и Людмилы».
Но ни сернокислые ванны, ни лечение нарзаном в Кисловодске не принесли пользы его здоровью. В конце августа 1824 года Глинка отправился в обратный путь на Север.
Йозеф Гайдн (1732—1809), австрийский композитор. Гравюра с портрета неизвестного художника
Луиджи Керубини (1760—1842), итальянский композитор
«Множество новых впечатлений возбудили мое воображение», — писал Глинка в «Записках», и по возвращении с Кавказа он действительно усердно принялся за музыкальные занятия. Управляя оркестром дяди, в репертуаре которого кроме множества увертюр были симфонии Гайдна, Моцарта, Бетховена, Мегюля, а также Маурера, он подмечал особенности оркестровых приемов у композиторов-классиков, практически изучая, таким образом, инструментовку. В деревне вслушивался он и в русские народные песни — протяжные и игровые, многие из которых, надо думать, были знакомы ему с детства. О творческих поисках Глинки в это время говорят сочиненные им тогда Анданте кантабиле (Адажио) и два варианта Рондо для оркестра, а также Септет для деревянных духовых и струнных инструментов.
Людвиг ван Бетховен (1770—1827), немецкий композитор
Этьен Никола Мегюль (1763—1817), французский композитор
Вольфганг Амадей Моцарт (1756—1791), австрийский композитор. Портрет работы Л. Фогеля
Andante cantabile (из Andante е Rondo) для оркестра. Автограф
Людвиг Вильгельм Маурер (1789—1878), композитор, скрипач, дирижер. Рисунок неизвестного художника
Михаил Иванович Глинка. Портрет работы М. Теребенева
Вернувшись весной 1824 года в Петербург, молодой композитор с новым рвением взялся и за игру на скрипке и фортепиано. Но Карл Майер, прослушав его, сказал: «Вы слишком талантливы для того, чтоб я давал вам уроки, приходите ко мне каждый день как друг, и мы будем заниматься музыкой». Тем не менее он продолжал задавать Глинке «различные пьесы» и учил его композиции.
«Определиться в должность» Глинка все еще не спешил. Однако 7 мая 1824 года он наконец занял место помощника секретаря в канцелярии Главного управления путей сообщения. При всей неприязни Глинки к казенной службе она давала ему некоторую материальную самостоятельность и все же оставляла достаточно свободного времени для музыки.
Акварельный портрет, написанный с него в том же году М. И. Теребеневым, по-видимому, верно передает своеобразие юного лица Глинки, по воспоминаниям современников, то «некрасивого», то «увлекательного», с карими внимательными глазами, способными «сверкать искрами» в минуты вдохновения. На правой стороне головы заметен и злополучный вихор, немало заботивший его в молодые годы.
В последние месяцы 1824 года Глинка сочинил романс «Моя арфа» (музыка которого связана, по-видимому, с замыслом оперы «Матильда Рокби» по Вальтеру Скотту). Глинка считал его «неудачной попыткой» и прозвал «допотопным», так как написал его до 7 ноября 1824 года, дня страшного наводнения в Петербурге, гениально изображенного Пушкиным в поэме «Медный всадник». (К счастью для Глинки, вода, дойдя лишь до порога его квартиры, начала убывать.) Свой первый «удачный» романс Глинка написал только зимой следующего, 1825 года. Действительно, романс «Не искушай» — одно из его лучших, проникновенных по музыке сочинений.
Здание б. Главного управления путей сообщения в Петербурге. Вид со стороны Садовой ул. Современное состояние
Романс «Не искушай...» на стихи Е. А. Баратынского. Автограф
Соната для альта. Отрывок из первой части. Автограф
В том же году, трудясь «с большим напряжением», он написал первый струнный квартет (дошедший до нашего времени не полностью) и работал над сонатой для альта и фортепиано, не завершив ее. Впрочем, он полагал, что в этих сочинениях «мало толку», считая их своего рода учебными работами.
Много времени молодой Глинка уделял и «музыкальным упражнениям» в домах своих знакомых — Сиверсов, Бахтуриных, Горголи, Демидовых. В этих вечерах он принимал участие как певец (взяв несколько уроков пения у педагога Белоли) и как композитор.
Для вечеров у княгини Е. А. Хованской он сочинил французскую кадриль, и это было его первым дебютом «перед публикой». Но «музыка заиграла, пары задвигались, начались разговоры», и музыка осталась незамеченной. Тем не менее, вспоминал П. А. Степанов, сам Глинка остался доволен, а друзья его им гордились.
Трагический день 14 декабря 1825 года врезался в память Глинки на всю остальную жизнь. Время, проведенное возле В. К. Кюхельбекера, под живым воздействием его идей и политических взглядов, не могло не запечатлеться в душе и не сказаться на взглядах его юного ученика. Утром в тот страшный день Глинка был на Дворцовой площади, потом на Сенатской. Он видел полки восставших солдат и во главе их много «очень знакомых» людей. Он слышал пушечные выстрелы, направленные против «мятежников», но разбившие прежде всего лучшие помыслы и надежды целого поколения русских людей и поставившие его лицом к лицу с чудовищем царского самодержавия.
На Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Картина К. Кольмана
В поле зрения следственной комиссии по делу декабристов попал и Глинка. К счастью, ему легко удалось отвести от себя подозрение в укрывательстве успевшего бежать из Петербурга В. К. Кюхельбекера. В конце декабря 1825 года потрясенный событиями Глинка на полгода уехал в Смоленск и Новоспасское под предлогом свадьбы своей сестры Пелагеи Ивановны (выходившей замуж за Я. М. Соболевского).
Но и за пределами столицы дышалось тоже нелегко. Многие семьи трепетали за судьбу друзей и родственников, заключенных в казематы Петропавловской крепости. В Варшаве был задержан В. К. Кюхельбекер. Арестовали А. С. Грибоедова.
Но время шло. Мимолетное увлечение «миловидной» Елизаветой Ушаковой (Мицкой) и любительские представления в доме генеральши Апухтиной несколько рассеяли невеселое настроение композитора. А «романическим устройством» натуры Глинки объясняется его тогдашнее стремление мечтать в сумерках за фортепиано и пристрастие к элегическим стихам Жуковского, трогавшим композитора до слез. Отзвуком такого состояния его духа родились тогда печальные романсы на слова этого поэта «Светит месяц на кладбище» и «Бедный певец».
Петр Андреевич Вяземский (1792—1878), поэт. Акварель работы И. Дица
Вариации для фортепиано на тему итальянской песни «Benedetta sia la madre». Автограф
В мае 1826 года Глинка возвратился в Петербург. На Кронверкском бастионе Петропавловской крепости воздвигали огромную виселицу. Вскоре пять лучших сынов России тех лет были повешены там на туманном рассвете, окруженные безмолвием сотен солдатских штыков. Их товарищи, их единомышленники, лишенные чинов и званий, закованными в кандалы были сосланы в Нерчинские рудники или заточены в крепости.
В том, 1826 году Глинка выпустил в свет только одни вариации для фортепиано на тему итальянской песни «Benedetta sia la madre», свое первое изданное сочинение, и работал еще над двумя циклами вариаций: на тему из оперы «Фаниска» Керубини и русской песни «Среди долины ровныя», отмеченными уже глинкинским стремлением насытить мелодическим началом виртуозно-технические моменты. Осенью 1826 года он уехал в Москву к пансионским друзьям — Н. А. Мельгунову и, главное, С. А. Соболевскому.
Романс «Светит месяц...» на стихи В. А. Жуковского. Автограф
Романс «Бедный певец» на стихи В. А. Жуковского. Автограф
Дом Веневитиновых в Кривоколенном переулке в Москве, где 10 сентября 1826 года А. С. Пушкин читал свою трагедию «Борис Годунов». Современное состояние
У С. А. Соболевского, П. А. Вяземского, Веневитиновых Пушкин, возвратившийся из ссылки, читал свою недавно законченную трагедию «Борис Годунов». И, как предполагал В. В. Стасов, «...может быть, эти энтузиастные дни и часы, проведенные в восторгах целой толпы московских интеллигентных людей, и Глинка с ними вместе, перед „Борисом Годуновым“, были первою и таинственною причиною зарождения мысли о „Жизни за царя“?!? Заметьте даже, как эпохи близки... Да, может быть, Пушкин был отцом и „Жизни за царя“, как был отцом „Мертвых душ“ и „Ревизора“».
М. И. Глинка. Ария «Mi sento il cor trafiggere». Автограф
Михаил Лукьянович Яковлев (1798—1868), музыкант-любитель, лицейский товарищ А. С. Пушкина. Портрет работы А. Агина
Годы, последовавшие за возвращением Глинки в Петербург, были наполнены прилежными «занятиями». В 1828 году он оставил службу (к неудовольствию отца, огорченного тем, что из сына вышел «скоморох») и посвятил себя одной музыке. Не принимаясь за крупное произведение, Глинка работал тогда главным образом над формами камерно-вокальными — романсами и «русскими песнями», канцонеттами, ариями и квартетами на итальянские тексты.
М. Л. Яковлев, лицейский товарищ А. С. Пушкина («композитор известных романсов», отозвался о нем Глинка в «Записках»; к одному из них — «Когда, душа, просилась ты» — он позднее «подобрал второй голос»), познакомил Глинку с А. А. Дельвигом. Поэт передал ему слова песни «Ах ты, ночь ли, ноченька», а вскоре за тем Глинка сочинил на его же стихи русскую песню «Дедушка, девицы раз мне говорили...», которую Яковлев «весьма ловко пел». Домашнее музицирование у друзей знакомило его с музыкой классических и современных авторов.
М. И. Глинка. Русская песня «Дедушка, девицы раз мне говорили...»
Петербург. Гулянье на островах. Рисунок и литография А. Брюллова
Бывший дом В. П. Кочубея на Фонтанке (д. 16). Современное состояние
Концерты в гостиных, где «пробовались» новые сочинения молодого композитора, сменялись серенадами на Черной речке. По описанию Глинки, певцы-любители на палубе «украшенного фонарями» катера, медленно плывшего вдоль ее берегов мимо нарядных дач, исполняли отрывки из опер Буальдьё и других авторов под аккомпанемент композитора на «маленьком фортепиане»; после каждой из пьес раздавались «стройные, величественные звуки» «хора» трубачей с бортов следовавшего за ним второго судна.
В доме гр. В. П. Кочубея Глинка принял участие в интродукции из «Дон-Жуана» Моцарта, выступив в партии Донны Анны. Как вспоминал кн. Н. С. Голицын, «в белом пудермантеле, в женском парике», при его небольшом росте Глинка представлял собой «довольно забавную фигуру, но пел он, голосом контральто, очень хорошо».
Михаил Иванович Глинка. Портрет работы неизвестного художника
В 1826 году Глинка познакомился с Анной Петровной Керн. Через два года в доме известной польской пианистки Марии Шимановской встретился с Адамом Мицкевичем, часто виделся в то время с А. С. Пушкиным. Весной 1828 года «около целого дня» Глинка провел с А. С. Грибоедовым. Писатель сообщил ему тогда мелодию грузинской народной песни, на основе которой композитор написал позднее один из лучших своих романсов «Не пой, красавица, при мне» (на стихи А. С. Пушкина). «Он был очень хорошим музыкантом», — отозвался Глинка о Грибоедове в «Записках».
Анна Петровна Керн (1800—1879). Портрет работы А. Арефьева-Богаева
Адам Мицкевич (1798—1855), польский поэт. Гравированный рисунок Крутеля
Мария Шимановская (1789—1831), польская пианистка и композитор. Гравированный рисунок И. Олешкевича
Александр Сергеевич Грибоедов (1795—1829), русский писатель и поэт
Романс «Не пой, красавица, при мне» («Грузинская песня») на стихи А. С. Пушкина. Автограф
«Лирический альбом на 1829 год»
В следующем году стараниями Глинки и Н. И. Павлищева, зятя А. С. Пушкина, «явился в свет» «Лирический альбом на 1829 год». В нем среди малозамечательных пьес друга Глинки Е. П. Штерича, Мих. Ю. Виельгорского, Н. Норова и других появилось два романса молодого композитора и в числе их «Память сердца» — одно из привлекательнейших по теплой искренности мелодики его сочинений тех лет.
Последние белые ночи этого 1829 года вместе с А. П. Керн, четой Дельвигов и литератором Орестом Сомовым Глинка провел «у осеребренного» луной водопада Иматра в Финляндии. На обратном пути, в Петербурге, Глинке запомнилась песня, которую пел один из ямщиков. Он просил спеть ее несколько раз, записал и «употребил» для баллады Финна в «Руслане и Людмиле».
Водопад Иматра. Гравюра с рисунка неизвестного художника
Финская песня, записанная М. И. Глинкой. Переложение для фортепиано в две руки
Но вскоре за тем Глинку «посетила болезнь»: возросли жестокие нервные боли, успокоить которые были не в силах пилюли «доктора, итальянца родом». Мать увезла сына в деревню, но это ничем ему не помогло. Возможность «избавиться от страданий и усовершенствоваться в музыке» Глинка видел лишь в заграничном путешествии. Решительно воспротивившийся сначала, И. Н. Глинка, видя «крайне расстроенное здоровье» сына, по совету знакомого врача вскоре дал свое согласие. Поездка композитора в Германию и Италию «была решена», все формальности не без хлопот «устроились»; уладить их постепенно удалось И. Н. Глинке. Он поручился также за молодого тенора из Придворной капеллы Н. К. Иванова, которого композитор повез с собой за границу для довершения его музыкального образования. 25 апреля 1830 года, по дурной весенней погоде, они выехали из Новоспасского в дальний путь — на Смоленск, Брест, Варшаву. Русскую границу путешественники пересекли в середине мая.
Николай Кузьмич Иванов (1810—1880), оперный певец. Рисунок неизвестного художника