Миллион в кармане

Глава 39

Труднее всего было найти тару. Не отходя от исторических штампов, Влад решил использовать что-то вроде прогнившего деревянного ящика. Но найти такой ящик, который при наличии бурной фантазии можно было бы принять за средневековый ларец, оказалось делом весьма непростым.

К вечеру они доехали до туристского поселка Яремча, от которого до Лазещины оставалось совсем ничего, и, на малом ходу проезжая мимо дворов, свалок, заброшенных хозяйственных построек, выискивали подходящий ящик.

– Это все не то, – говорила Анна, вытряхивая из фанерной коробки угольные крошки и рассматривая ее со всех сторон. – Такие штуки выпускают на соседней картонной фабрике, и любой лох сразу поймет, что его надувают.

– Может быть, завернуть все в тряпку? – вслух думал Влад.

– Тряпка не может пролежать в земле пять веков, – возразила Анна, кидая коробку на кучу угля. – Нужен маленький сундучок из дорогих сортов дерева, обитый золотыми или серебряными уголками, с инкрустированным бриллиантами замочком, украшенной дорогими камнями ручкой. Причем все должно быть тусклым от сырости и времени, а деревянная основа – трухлявой.

Влад в сердцах откинул в сторону оцинкованное ведро без днища и отряхнул куртку от черной пыли.

– В общем, с этого маленького сундучка и надо было начинать, а не с монет, – сказал он расстроенным голосом.

– Послушай, а что мы с тобой голову ломаем? – сказала Анна, растягивая слова. – Глиняный кувшин! Ты же мне сам говорил, что черепица хранится практически вечно!

В ближайшей деревне они купили десяток яиц, молока, творога и замечательный кувшин с широким горлышком, который как две капли воды был похож на склеенные экспонаты, выставленные в судакском краеведческом музее. Хозяин, с которым Анна, во избежание припадка национализма, изъяснялась на английском, усиленном мимикой и жестами, был очень удивлен тем обстоятельством, что покупатели просили кувшин похуже и постарее.

Когда начали сгущаться сумерки, они приехали в поселок Ясыня, зажатый со всех сторон мохнатыми горами, застроенный деревянными приютами и гостиницами с высокими, остроугольными крышами, покрытыми красной черепицей, похожей на рыбью чешую, где вечерний прохладный воздух был напоен пряным запахом печного дыма, скота, прелого сена и шашлыков.

Машину они оставили на стоянке, а сами поселились в трейлере, которые в качестве жилых домиков использовались на туристской базе «Эдельвейс». Это было милое и живописное местечко, где ни на минуту не утихала музыка, истошные крики отдыхающих, грубо акцентированный мат гуцулов, смешанный со звоном бьющихся о речную гальку пустых бутылок.

Свет в трейлере не вовремя отключили, и Анне пришлось готовить ужин при свече. Пока она резала кубиками и поджаривала на походной газовой горелке великолепные белые грибы, купленные у железнодорожной станции, Влад, расположившись на полу, «красил» монеты соляной кислотой, смазывая их кисточкой с обеих сторон. На глазах монеты темнели, превращаясь из латунных подделок в древние, потускневшие от времени «подлинники». Высохшие монеты он аккуратно опускал в кувшин.

– Посмотри! – сказал он Анне, протягивая ей потяжелевший «клад».

Анна взяла кувшин двумя руками, просунула внутрь руку, зачерпнула горсть монет, рассмотрела их в слабом свете горящего фитиля.

– Похоже, – сказала она. – Если бы я откопала такую штуку на своей даче, то стопроцентно была бы уверена, что это настоящий клад. И все же мы должны привезти их на место в сумерках.

Они наскоро поужинали и легли спать. Влад расположился на нижней полке у тамбура, а Анна – в центральном отсеке. Двери между ними не было, и Влад, ворочаясь, попытался вовлечь Анну в разговор о парадоксах истории, но Анна, повернувшись к стене, на вопросы не отвечала. Тогда он встал, подошел к ее полке, присел рядом и коснулся ее плеча губами.

Анна, словно ждала этого, сразу же повернулась лицом к Владу, взяла его руку, крепко сжала и попросила:

– Будь другом, иди спать.

И в эту ночь, как и во все предыдущие, Влад остался другом.

Они встали рано, когда горы еще были покрыты паутиной сырого тумана, а пастухи только-только начали выгонять из овчарен стада, и еще не на всех домах закурились печные трубы, и еще не все туристы «Эдельвейса» утихли в своих трейлерах и упали в постели.

Из-за плохой видимости семь километров они ехали четверть часа, благо что шоссе в это время было пустынным, и лишь раз проезжую часть пересекло стадо полусонных коров, которые, приглушенно позвякивая колокольчиками, медленно растворялись в тумане.

Влад съехал с шоссе на мокрую от росы полянку, прижал машину к зарослям молодого боярышника, чтобы она не слишком бросалась в глаза со стороны дороги, и выложил из багажника на траву два небольших рюкзачка с притороченной к одному из них саперной лопаткой с коротким черенком.

Слева от полянки шумела мелкая, глинистого цвета река. Она волокла за собой гальку, щепки и ветки. Во многих местах из воды обнажались гладкие спины больших булыжников. В разные стороны от них расходились упругие струи, и казалось, что камни медленно плывут против течения.

– Глазу не за что зацепиться. А нужен какой-нибудь хорошо заметный ориентир, – сказала Анна.

Влад не ответил и молча пошел по лугу вверх. С началом леса подъем стал круче, вдобавок дорогу постоянно преграждали поваленные ели, поросшие цепкими ветками дикой малины и ежевики, труднопреодолимые, как противотанковые ежи. Под сенью вековых елей стало еще более сыро. Влад и Анна невольно перешли на шепот. Треснувшая под подошвой ветка тотчас отозвалась эхом. Где-то далеко изображала часы кукушка. Кроны тихо шумели, и сверху сыпались капли вперемешку с хвойными иглами.

Стена леса неожиданно расступилась перед ними, и путь преградила глубокая промоина, которую весной пробили потоки талого снега. Анна и Влад молча переглянулись и скинули рюкзаки на траву. Влад оживился. Он не спешил открыто ликовать, но обрывистый берег высохшего русла очень был похож на то, что они с Анной искали.

– Брось-ка мне лопату! – попросил он, снял с затылка кожаную ленту, стягивающую волосы, тряхнул головой, повязал ленту на лоб и стал похож на индейца, какими их показывали в югославских фильмах.

Ветер, волнами проходящий по верхушкам елей, срывал с них дождевые капли. Они веером секли крепкий торс Влада. От утренней сырости стало зябко, но Влад не стал надевать куртку. Ему нравилось позировать перед Анной, и, украдкой поглядывая на нее, он не совсем естественными, но красивыми, как в балете, движениями вгонял лопатку в сыпучий склон, выкапывая горизонтальную нору.

Вскоре ему пришлось встать на колени, а потом с головой влезть в нору. Копать становилось все труднее, места для маневра оставалось все меньше.

– Хватит! – сказал Влад сам себе, вылезая из норы и отряхивая джинсы. – Метра два будет, не меньше.

Он в нерешительности крутил кувшин в руках, раздумывая, как его разместить в земле – стоя или лежа. Широкая и толстая пробка из обыкновенной речной глины успела высохнуть и слегка растрескалась, что придавало ей потрепанный веками вид.

– На бочок, – посоветовала Анна и стала мерить шагами расстояние до ближайшей ели.

Влад затолкал в нору кувшин, перекрестил его и стал закапывать хранилище. Выползая из норы, он обрушил широкие пласты песка вперемешку с камнями, потом разгладил свои следы на склоне и выбрался наверх. Дело было сделано. Теперь кувшин был скрыт под толстым слоем нетронутой земли и крепким сплетением корней, и тот, кто станет откапывать его с поляны, вгонит лопату в спрессованный веками грунт.

Они спустились вниз по тропе, которая вывела их к старым, заброшенным овчарням, без крыш, с прогнившим полом и неприятным застоявшимся запахом внутри. Оттуда они без труда добрались до шоссе, где и расстались.