Очнулся я в больничной палате и долго лежал без мыслей и желаний, глядя на древнюю ель за окном, раскачивающую тяжелыми лапами. На ней сидел туманный голубь, утробно булькал, топтался по ветке и толкал плечом безразличную ко всему самочку.
Потом пришла высокая и крепкая, как баскетболистка, медсестра и сняла с моей забинтованной от плеча до пальцев руки круглую грелку, холодную, как лед, и молча унесла ее с собой. Я почувствовал себя виноватым, словно сам мог давно догадаться, что не я один нуждаюсь в этой штуковине.
Потом жизнерадостная старушка привезла на тележке сваренную на воде жидкую пшенную кашу, покрытую тонкой подсохшей слизью, поставила тарелку на тумбочку, сунула мне в руку ложку и сказала что-то на непонятном языке. Я на всякий случай ответил: «Спасибо!» Когда старушка ушла, я тронул поверхность каши ложкой. Липкая, как изолента, каша мгновенно приклеилась к донышку ложки и легко отцепилась от тарелки. Я раскачивал над открытым ртом эту подрагивающую желто-серую субстанцию, напоминающую медузу, прикидывая, с какого края ее лучше откусить, но не успел этого сделать. Медуза шмякнулась мне на лицо, и я тотчас вспомнил ощущение, как когда-то давно брадобрей прикладывал мне к лицу горячий компресс.
После обеда медсестра принесла мне вместе с градусником маленький картонный квадратик. На одной его стороне было отпечатано: «КЕДРОВА Лада Анатольевна. Сотрудник МВД, старший лейтенант». И ниже – несколько киевских телефонов. На другой стороне от руки было написано всего одного слово: «ПОЗВОНИ!!!», обрамленное отпечатком вымазанных в губной помаде губ.
Не помню, куда я сунул эту визитку.
Ночью я спал плохо и думал о судьбе черноморских крабов и мидий, которых безжалостно поедают оголодавшие за зиму курортники.
А утром ко мне пришел Влад. Он зачем-то приволок букет цветов и большой пакет с моим любимым джином и литровым пакетом молока. Я обрадовался его приходу, потому что появилась возможность немного послушать родную речь.
– Тебе большой привет от Сереги! – сказал Влад, присаживаясь на край койки. – Он просил передать, что Небородько сидит в СИЗО.
– Кто такой Небородько? – не смог вспомнить я.
– Это капитан милиции, который «наезжал» на тебя.
– И за что этого несчастного посадили?
– За взятку.
– Хорошая новость, – кивнул я.
– А у меня сегодня три новости, и все хорошие! – похвастал Влад.
– Тогда давай вторую.
Влад движениями фокусника полез во внутренний нагрудный карман, вытащил оттуда зеленую «корочку» и два ключика в связке.
– Что это?
– Отгадай!
– Ключи от «шестисотого» «Мерседеса» и удостоверение героя незалежной Украины.
– Неправильно! – огорчился Влад. – Ты очень примитивно и мелко мыслишь. Это пропуск в московский «Элекс-банк», бункер сейфовых ячеек. А это ключики от ячейки номер восемнадцать-сорок шесть… Там стоит черный кожаный кейс. А что в нем, ты, надеюсь, сам догадываешься.
– Догадываюсь, – ответил я. – Валяй третью новость!
Физиономия Влада расплылась в широченной улыбке.
– У нас с Анной будет ребенок.
Въезжая в эти слова, я слишком долго сверлил взглядом неестественно высокий лоб Влада, отчего он, должно быть, почувствовал боль и стал медленно отодвигаться от меня. Потом привстал с койки и, пятясь к двери, забормотал:
– Ты что, Кирилл?.. Да что с тобой?.. Что ты так на меня смотришь?..
Не знаю, с каким выражением я смотрел на него. Но я знал то, чего никогда не мог знать Влад: после ранения в банке Милосердова Анна не могла иметь детей. Значит, он соврал для того, чтобы сжечь все мосты между нами, поставить точку в нашей затянувшейся размолвке. Ведь Анна была уже не просто молодой и красивой женщиной. Она стала очень богатой невестой.
– Пошел вон, – сказал я, привставая с подушки и, как гранату, вытащил из пакета бутылку с джином.
– Да ты что, дружище?! – опешил Влад. – Ты что, приревновал?
Он пытался улыбаться, но страх скривил его губы.
– Вон!! – заорал я.
Влад едва успел пригнуться. Бутылка ударилась в стену и разорвалась, как бомба с отравляющим веществом.
Он больше не приезжал и правильно делал. Анна тоже не приезжала – ни в больницу, где я провалялся целый месяц, ни в Судак, куда я вернулся в первых числах августа. Может, Влад ей что-то наврал про меня? Или она поняла, что наши отношения безнадежно испорчены, и нашла в себе мужество похоронить меня в своем сердце и все, что когда-то так крепко связывало нас двоих.