Стоило очухаться, как обрывочные воспоминания сложились в нечто целое. Правда, абсолютно не радостное. Мало того что я выходила круглой дурой, так еще и никаких мало-мальски сносных перспектив!
Поначалу, пока в голове не прояснилось, я еще надеялась, что случившаяся гадость просто мне привиделась. Мало ли, задремала после завтрака, вот и…
Но, посмотрев вокруг, мигом избавилась от глупых иллюзий. Разумеется, из моего номера могли вынести всю мебель (скажем, в наказание за ночные побудки соседей), но каким образом кому-то удалось уменьшить его размеры чуть не вдвое и за пару часов сменить кафельную плитку пола на бетонное покрытие, объяснить было невозможно. Не говоря уже о том, что испарились оба окна, а моя ненадежная дверь, отпираемая по желанию любым прохожим, превратилась в массивное стальное сооружение, на которое покусился бы не всякий опытный взломщик.
Приходилось признать, что я попала в переделку. И каменный мешок, приютивший мое измученное тело, — не самое худшее, к чему надлежит приготовиться.
Пока я сожалела об упущенной возможности ознакомиться с интерьером болгарских исправительных заведений (там, я уверена, больше заботились о нуждах контингента, а кроме того, хотя бы просветили относительно сроков пребывания), раздалось громыхание железа, и приоткрывшаяся дверь впустила негодяя Свинюгера, обманувшего меня в самых лучших чувствах. Правда, оставалась еще крошечная надежда, что мужик просто отыгрался за свое «ранение» и, побоявшись связываться с кошкой, расправился с ее хозяйкой. Но в этом случае Свинюгер, несомненно, мог считать себя отмщенным, и удерживать меня ему было ни к чему.
— Теперь мы квиты, я надеюсь? Сотрясение моих мозгов компенсирует вашу травмированную голень?
— Не уверен, — покачал головой Свинюгер. — Но дело не в ноге.
— Вы пришли меня освободить? — сделала я второй пробный заход и сама себе показалась ничтожной. В столь ярко выраженное слабоумие не поверит даже Свинюгер. У него на лице написано, что с IQ у него порядок. Пусть раз в жизни, но минимальное количество баллов он, скорее всего, все-таки набрал.
— Об этом не может быть и речи, — холодно ответствовал визитер. — Выйти отсюда даже не надейтесь. Чем быстрей вы смиритесь с потерей свободы, тем легче будет ее переносить.
Абсолютно бесстрастный взгляд маленьких водянистых глазок привел меня в лютое бешенство. Пусть не надеется, что, навязав мне свое общество, придурок обретет покой и отдохновение! Он очень пожалеет, что со мной связался! Если через пару часов не начнет кидаться на стены, я буду считать, что прожила половину жизни напрасно. И если полагает, что я собралась рвать на себе волосы — снова промахнулся. Пусть у меня тут, в Болгарии, и не сто друзей, а только двое, зато на них можно положиться. Они, наверное, уже штурмуют здание полиции, так что мы еще посмотрим, кто из нас — я или немец — проведет остаток дней изолированным от общества!
— Где я? — призвала я его к ответу.
— На моей вилле, — холодно ответствовал мерзавец.
Я нарочито внимательно огляделась:
— Понимаю. Копейка рубль бережет? Экономите на удобствах? Или просто предпочитаете аскезу? Тогда не разумнее ли было предусмотреть для гостей что-нибудь более традиционное?
— Прекратите паясничать, — рассвирепел Свинюгер. — У меня к вам и так большие претензии.
— Что вы говорите? — обрадовалась я. — Так давайте обменяемся! У меня к вам тоже счет.
Того, что произошло, я, признаться, совершенно не ожидала. Мощная оплеуха отбросила меня к противоположной стене. Теперь, когда немец перестал притворяться, я видела перед собой не туповато-добродушного бюргера, а отъевшегося матерого гестаповца.
— Не-на-ви-жу! — процедила я.
Ненависть к скотине навалилась на меня с такой силой, что я позабыла про инстинкт самосохранения. Распрямившись, как пружина, в невероятном прыжке я попыталась достать мерзкую физиономию когтями, и Свинюгер опять меня ударил, еще сильнее. Я снова упала и опробовала затылком крепость пола. Так что не имею понятия, когда очнулась в следующий раз и каким образом оказалась в другом помещении.