Миллионы женщин ждут встречи с тобой

Пожалуйста, заплатите £21.99

Вернее, я хочу предпринять эту последнюю попытку. Но не могу. Меня одолела какая-то особая интернет-тоска, я пресыщен, мой электронный ящик переполнен. После Хуаниты я встретился еще с тремя девушками; свидания вышли кошмарными. Это даже не весело. Просто — никак.

Третье было на редкость неудачным, потому что после него моя новая подруга испарилась в киберпространстве. Мы обменялись парой писем, выпили пива… и все. Она исчезла, не попрощавшись, точно след самолета в голубом небе или джинн, исполнивший три желания.

Теперь-то я вижу обратную сторону интернет-знакомств. В виртуальной жизни люди могут с легкостью уйти, не сказав ни слова. Была еще одна девушка, Lenina, которой я тоже недавно писал. Симпатичная блондинка (судя по фото), похожа на бурундучка. Мне понравились ее ответы: забавные и двусмысленные. К примеру, она обожает старые фильмы про Флэша Гордона и ищет того, кто «без ума от Брайана Блесседа» и на пике страсти кричит: «Гордон жив!»

Должно быть, меня привлекла ее чудаковатость, и мы с Лениной обменялись парой чуть насмешливых, кокетливых сообщений. А потом она просто удрала, улетучилась, дезертировала, быстрее чем та студентка из Швеции. Да уж, когда дело доходит до прекращения знакомства, то интернет куда более жесток, чем реальная жизнь. На обычном свидании, если ты вдруг понимаешь, что парень или девушка тебе не нравится, ты все равно обязан дать хоть какое-то объяснение, прежде чем сбежать: «Прости, но я женат» или «Черт, совсем забыл! Мне же надо покормить ежика, который приходит ко мне ровно в полночь!» Другими словами, люди обычно подают знаки, отшивают тебя вежливо, подслащивают горькую пилюлю.

В киберпространстве все иначе. Достаточно подумать: «К черту!» — и уйти. Просто не ответить на очередное письмо. Все равно как если бы девушка, которую ты повстречал на вечеринке, неожиданно испарилась прямо у тебя перед носом, телепортировалась на свой космический корабль. Приятного мало. Знаю, я и сам не раз поступал так со своими интернет-воздыхательницами — не отвечал на их сообщения, — но это неправильно. Совсем не правильно.

Да, и еще. Я начинаю не на шутку переживать из-за своих требований. Как вы уже знаете, мне нравятся невысокие девушки. Вы также знаете, что я отсеиваю всех, кто выше пяти футов и шести, а лучше четырех, дюймов. Довольно жестоко, не находите? И глупо.

А вдруг я пропустил чудный роман с великаншей или просто женщиной чуть выше артиста-прежде-известного-как-Принц? Почему я стал рабом собственных прихотей? Да, я еще помню ту ужасную историю с Бонго-Бонго, свое первое свидание с виртуальной знакомой, произошедшее много месяцев назад — лихих, веселых, а подчас и грустных месяцев. Я не захотел встречаться с ней только потому, что эта милашка могла бы при желании сделать меня в боксерском матче. И что, если загвоздка не в росте, а в чем-то другом? К примеру, мы не сошлись феромонами. И я, как последний идиот, придумал себе стереотип и теперь не могу им поступиться.

Хорошо. Стереотипы для того и нужны, чтобы их разбивать. Не настала ли пора забыть о шаблонах и знакомиться с женщинами всех форм и размеров? Тогда по каким критериям выбрать одну из миллионов, ждущих со мной встречи? Назначить свидание лишь той, кто правильно расставляет знаки препинания? Или той, что не любит кошек? Брюнетке с татуировкой? Индианке, адвокатше, дантистке? Голой дантистке?

Необходимо переоценить ситуацию. Выходит, все это время я отфильтровывал девушек (одна из которых вполне могла стать «той самой») на каких-то неправдоподобных основаниях: слишком высокая, слишком обычная, а эта вообще рыжая. Но ведь в реальной жизни мы с вами открыты для всех! Вы и не догадывались, что способны запасть на рыжеволосую великаншу с залысиной, а она, вполне вероятно, окажется самой страстной любовницей из всех. А как насчет сорокалетней матроны из Франции, которая жила в крошечной холостяцкой квартирке и травила такие анекдоты, что ты хохотал до слез? Кто мог подумать, что с ней будет весело, а, Шон?

Да, все это очень неожиданно. В интернете нет элемента неожиданности. Он начинает казаться мне однообразным, серым, механическим — сколько можно перелопачивать чужие анкеты?

И вот, пока я обо всем этом размышляю и терзаюсь сомнениями, по электронной почте мне приходит счет.

Тут во мне что-то переключается. Я не плачу за такие вещи, но кто-то платит, тратит кровные денежки, и сам факт такого платежа… настораживает. Это неправильно. Почему я должен платить за любовь? Разве поиски любви — коммерческая задача? Звучит ужасно. Может, поэтому мои попытки заведомо обречены на провал?

Если вам кажется, будто я перегибаю палку, то мне стоит объясниться: я говорю так лишь потому, что у меня есть относительно недавний и печальный опыт подобных «платежей». Несколько раз я платил за секс, и все равно ничего хорошего из этого не выходило.

Сначала введу вас в курс дела. Мой первый контакт с проституткой (или, по крайней мере, миром коммерческого секса) был довольно заурядным. Когда мне стукнуло пятнадцать, весь класс поехал в Лондон на экскурсию. Мы с приятелями сбежали из Британского музея и отправились на стрип-шоу — из тех, где платишь пятьдесят центов и подглядываешь в щелку за танцовщицей.

Не знаю, сколько монеток я тогда перевел, с серьезным видом пялясь на скучающую женщину, которая извивалась на постели в пяти ярдах от меня. Был ли я возбужден? Нет. Хотя мог бы возбудиться — если бы не дюжина точно таких же щелок в стене и не жадные взгляды моих сверстников. Это все испортило. Первый раз в жизни, но не последний, я прочувствовал, что секс за деньги меня использует, эксплуатирует, унижает. Да и запах дешевого моющего средства в кабинке, честно говоря, не вдохновлял.

Несколько лет спустя я был готов к более серьезным развлечениям. Вернее, думал, что готов. Вскоре после разрыва с Элеонор я, страдая от душевной боли, прилетел в Таиланд, где теперь жил Тревор (да-да, тот самый Тревор). Выслушав мои слезливые романтические причитания о настоящей любви, он посоветовал принять побольше наркотиков, выпить побольше пива и отправиться к проституткам. Тогда его мысль показалась мне вполне здравой. Тем более сам Тревор с удовольствием делал то же самое, и вовсе не от любовных мук.

Я прожил в Таиланде три месяца. Три безумных месяца. Каждый вечер мы надевали модные рубашки и выходили в жаркую, шумную, влажную бангкокскую ночь. Тусовались в основном по барам и секс-клубам, где пили пиво и глазели на бесстыжих тайских девочек, показывающих сальные фокусы: они стреляли мячиками из влагалищ, курили влагалищами, метали влагалищами дротики, попадая с двадцати ярдов в воздушный шарик.

Честно говоря, я не запал на эти шоу. Однако сама мысль о том, что я в секс-клубе и мне абсолютно на это плевать, приятно щекотала мое самолюбие. Прямо передо мной стройная камбоджийка трясет загорелой попкой, а я как ни в чем не бывало попиваю пиво — крутой парень, повидавший жизнь. Неужели это меня и завело?

Ну, не совсем. Мой первый секс за деньги состоялся позже. Насмотревшись на чудо-влагалища и под завязку накачавшись пивом, мы с Тревором возвращались в наш грязный номер, где снова пили; потом Тревор забывался блаженным сном вместе с остальным городом, а я лежал и мастурбировал, вспоминая Элеонор — ее золотые груди и то, как ее тело изгибалось на мне, словно леопард, растянувшийся на ветвях. Долгими часами я представлял обнаженную Элли, доводя себя до мучительного оргазма, — и это после того, как передо мной красовалась дюжина голых девиц, девиц, которых я мог поиметь за пять фунтов.

В конце концов нам с Тревором опротивели секс-шоу. Мы поняли, что слишком увлеклись.

Каждую ночь тайские девочки устраивали забавную игру (помимо влагалищной стрельбы дротиками и бананами). Они совали во влагалище маркер и писали на большом листе бумаги короткие и весьма содержательные послания. Затем плакат под пьяные аплодисменты демонстрировали посетителям бара. Обычно там было написано: «Привет, мальчики», «Guten Abend» и все в том же духе. В один особенно жаркий вечер голая проститутка написала влагалищем такую строчку: «И снова привет Тревору и Шону из Лондона!»

Разумеется, мы были польщены. Но потом до нас дошло, что это уже перебор. Сколько можно ходить в один бар и просто глазеть на девчат? В общем, Тревор предложил снять пару проституток на ночь. Меня до сих пор не покидал прекрасный образ золотистой груди Элеонор, поэтому я удрученно кивнул. Спать с тайской шлюхой я не хотел, зато уже давно мечтал о сексе, поэтому, с другой стороны, очень хотел.

Итак, мы пошли в бар, выбрали двух девочек и отправились с ними домой. Тревор всю ночь бурно совокуплялся со своей, а я только и делал, что разглядывал точеное тело семнадцатилетней жрицы любви. Просто смотрел. У меня была довольно продолжительная эрекция, но я не мог справиться с собой, с коротким замыканием в голове. Поначалу девчонка пыталась облегчить мои муки, как-то меня взбодрить, потом заскучала и принялась слушать плеер, подпевая группе «Джой дивижн». Наутро я соврал Тревору, что отлично провел время, а потом рассказал всю правду. Он покачал головой, расхохотался и обозвал меня «бедной сволочью». Мы снова напились.

Так продолжалось еще очень долго. До тридцати с лишним лет я сознательно избегал платного секса. Отчасти из некого морального презрения (может быть), отчасти из собственной гордости («Я никогда не плачу!»), а отчасти просто потому, что мне не представлялось такого случая. Если б я и захотел, то снял бы девочку на безопасном расстоянии от дома, скажем, в Таиланде — там это нормальное явление. В Бангкоке веселей, несравнимо дешевле, и все девочки на редкость миниатюрны. А в Лондоне это практически невозможно, потому что все труженицы панели делятся на две категории: пятифунтовые с вокзала Кингз-Кросс и пятисотфунтовые с Кингз-роуд. Ни та, ни другая категория меня особо не привлекала.

Однако все это время мои друзья вели себя совершенно иначе. Они возвращались с отпусков или просто с выходных, рассказывая шальные и забавные истории о мире полусвета. Когда мне стукнул тридцатник, я подружился с одним американским журналистом, живущим в Дублине. Несмотря на счастливую семейную жизнь, он обладал совершенно потрясающей тягой к разврату: минимум одна проститутка в неделю. Он снимал их в любое время и в любом месте, практически по любой цене. Мог вызвать девочку сразу после завтрака с женой. Отправиться на встречу с блудницей, только что отметив день рождения сына. Я не раз спрашивал его, насколько «морально» такое поведение. Мой приятель по-настоящему любил свою жену, а она любила его. Если бы однажды она узнала о его привычке, то наверняка бы ушла. Тогда почему он так поступает? Почему пренебрег совестью и моралью?

Мой друг печально улыбался, качал головой и отвечал, что женился очень рано, но хотел спать с разными женщинами. И если бы не проститутки, он заводил бы себе любовниц. А это куда хуже и опаснее для брака. Иными словами, он был глубоко убежден, будто платный секс спасает его семью.

Я не знал, что и подумать. Может, он прав? Но как ему удавалось не думать о жене, обливающейся слезами? Мне такое точно не под силу.

Порой я начинал завидовать его похождениям. Однажды он вернулся из Амстердама, где был на задании и, разумеется, кутил на всю катушку. Кутил так, что скоро у него кончились деньги. Он потратил все до последнего евро. На что же он так раскошелился? Ясное дело — на проституток.

— Одна из них, — смеясь, рассказывал мой приятель, — даже не сняла лифчика. Ну, потому что я мало ей заплатил. Пришлось трахать ее прямо так, сняв одни трусы. А ведь ты знаешь, как я люблю сиськи.

Я кивнул.

— Так вот, — продолжал мой друг, — минут через десять я спросил, за сколько она снимет лифчик. Та потребовала еще тридцать евро. Я сказал, что у меня пятнадцать. Понятно, девочка отказалась, и тогда мне в голову пришла блестящая идея. «А что, если ты покажешь мне только одну грудь?» — спрашиваю. В общем, она опустила половину лифчика, и я вволю нарезвился с этой крошкой за пятнадцать евро. Оно того стоило.

Именно этот парень, американец, в конце концов завел мою машину платного секса, давно простаивающую в гараже. Мы поехали в Россию, в богом забытый городок бывшего СССР, где приятель развлекался с женщинами, готовыми на все ради valyuta. К концу недели я всерьез озаботился разницей в нашем досуге. Я возвращался в номер и тупо пялился на мини-бар, пока он в соседней комнате имел половину Новосибирска.

К черту, подумал я, надо присоединиться, только сперва поднабраться храбрости. Поэтому мы отправились в сибирский ночной клуб и выпили десять стаканов водки с тоником (я — восемь, он — два). Подготовившись таким образом к ответственному заданию, мы наконец вернулись в отель советских времен, больше похожий на бетонную коробку. И там выяснили, что уже слишком поздно — все гостиничные шлюхи разошлись по домам. Осталась только одна. Впрочем, она согласилась переспать с обоими за сотню баксов.

Вместе мы поднялись в номер. Там проститутка разделась сама и сразу же раздела моего друга. Не откладывая в долгий ящик, они шумно занялись сексом, пока я прикидывался, будто делаю себе коктейль. Я был растерян. Все происходящее вызывало у меня только улыбку и уж никак не эрекцию. Может, чипсов поесть?

Нет уж, хватит, надо присоединиться… Мой друг сидел на диване, а она сверху. Было очень забавно видеть его яйца под скачущей проституткой. Словом, в тот вечер я впервые посмотрел русское телевидение. Потом снова решил, что веду себя как последний идиот, даже разделся, но так нервничал, что об эрекции можно было забыть (все происходило в середине девяностых, еще до виагры). Тогда меня осенило: надо немного помастурбировать в ванной, воображая Элеонор или Тамару. Сказано — сделано. Потом я вернулся в комнату. Друг увидел меня в дверях (он все еще занимался сексом с той проституткой) и сказал:

— Черт возьми, Шон, ты идешь или нет?!

И тут я преждевременно кончил прямо на пыльный русский ковер.

Одевшись и тихонько выйдя из спальни, я решил, что это была не самая удачная групповуха. Но все-таки забавная. Стоит попробовать еще раз. Может быть.

В последующие два года я успешно предавался разврату — дважды. Сначала с проституткой в Таиланде (разумеется). Я тогда возвращался домой из Японии. Секса у меня не было месяца два, зато была запланированная остановка в Бангкоке. Тупо уставившись на свой билет в токийском аэропорту, я вспомнил бангкокскую проститутку и весьма приятное семяизвержение на ковер в новосибирской гостинице. Затем вернулся за стойку и продлил трехчасовую остановку в Таиланде на два дня.

Сбросив сумки в гостинице, я помчался в секс-клуб и там выбрал одну из дюжины танцовщиц. Как и у всех остальных, у нее на поясе была пластинка с номером. Я записал этот номер, таким образом сняв понравившуюся девочку.

Через час она переоделась в джинсы, и мы рванули сквозь грязный и уставший Бангкок в гостиницу, где она тут же попросилась в душ. Тем временем я устроил себе моральный и эмоциональный мозговой штурм. Что я делаю? Эксплуатирую эту бедняжку? Вдруг она секс-рабыня? Ужасно! Получится ли у меня с презервативом? Я чудовище! А виагры хватит?

Но потом она вышла из ванной, такая красивая, загорелая, мокрая и юная, с черными волосами, прилипшими к гибкой спине. В общем, я тут же ее схватил, расцеловал и швырнул на кровать. Даже приложился к ее киске. Потом мы занялись сексом, и мне было так хорошо, что я признался ей в любви. В тот миг я правда ее любил. Стоила она двадцать фунтов.

Год спустя мне поручили съездить во Вьетнам. Все повторилось, только в Хошимине. Здесь девочки стоили дешевле, но были ничуть не хуже. Она пахла миндалем и говорила, что у меня самый большой и все такое — обычный треп всех проституток, как я узнал позже. Так они подбадривают клиентов. Исключением была одна шлюха в Кении (эту историю мне поведал тот же американский друг), которая сказала: «Ты такой милый, у тебя совсем небольшой! Последний клиент делать мне больно». Понятно, эти слова его не вдохновили.

Что же произошло с моими моральными убеждениями, принципами, этикой? Я начал от них избавляться. Вернее, благополучно избавился. Меня посещали такие мысли: да что плохого в платном сексе, он даже честнее обычного! Никто никому не врет (ну, если не считать «У тебя такой огромный» и прочее). Ты платишь и получаешь удовольствие. Разве это хуже, чем сводить девушку в ресторан, наговорить ей кучу лживых комплиментов и прикинуться, будто у тебя самые серьезные намерения, а потом просто ее поиметь? Или это примерно одно и то же? Мне становилось все труднее отвечать на простые и банальные вопросы. Я вошел во вкус.

Несколько лет назад, в 2002-м, мне вновь представился случай заняться горько-сладким, постыдным и восхитительно дешевым сексом. К тому времени я уже немного разобрался в своей жизни, стал заметно рассудительней и избавился от любовных мук. Повзрослел, поумнел, однако все еще хотел секса. Плюс виагры у меня было хоть отбавляй.

Пришла пора снова отправиться в Таиланд, но на этот раз сделать все как полагается, без проволочек. Наесться до отвала. Поиметь как можно больше проституток.

Так я и сделал. В третий раз увидел Бангкок, который впервые посетил еще неоперившимся юнцом. Моим соучастником был шотландский адвокат по имени Дэвид, не дурак выпить и повеселиться. Мы вместе сняли проституток. В первый же вечер поймали такси и отправились в тот бар, где проводились секс-шоу. Я даже не дождался метания шариков. Просто выбрал девочку и повез ее к себе. Конечно, все прошло отлично. На следующий вечер оргия повторилась. Мой приятель не отставал. За неделю мы сняли пять или шесть шлюх. Не обошлось и без группового секса в душе.

Я был на седьмом небе. Должен признать: мне понравились плотские утехи, эта свобода, отрыв. За две недели в Таиланде я, пожалуй, первый раз в жизни полностью утолил сексуальную жажду. Я пресытился. Объелся. Надоедливая обезьянка наконец слезла с моей шеи. Я был спокоен. Кто-то будто отключил громкую сирену, которая выла у меня под ухом всю жизнь и стала почти незаметной. Это чувство я бы назвал безмятежностью — уникальная пора избавления от настойчивых и утомительных позывов либидо. Может, именно так чувствуют себя буддийские монахи? Полное отсутствие желаний. Тишина. Нирвана. Наконец-то!

Да, вы скажете, что я идиот и все утрирую. Но именно такие чувства испытывал я в те дни. Я вроде бы уже говорил, что всегда серьезно относился к неутолимой и неизменной мужской жажде. Да, иногда она придает сил, бодрит, однако шутить с ней нельзя. Порой она выбивает меня из колеи. Честно говоря, мне вовсе не хочется провести остаток жизни, сознательной жизни, глазея на девушек и мечтая об их голых телах. И все-таки я вынужден, потому что меня таким создали. Пусть мне это опротивело, пусть я лучше читал бы Толстого или метал дротики, но я сворачиваю шею всякий раз, когда мимо проходит юная красотка. Так велят мне гормоны; я просто солдат, выполняющий их приказы.

Так случилось, что я пишу эти строки в Италии, в городе Триест. И то, что произошло со мной здесь, может послужить прекрасной иллюстрацией к моим откровениям. Вчера днем я гулял по солнечной Барколо, длинной набережной на западе Триеста.

Здесь находится городской пляж. Следовательно, в летнее время года тут полным-полно загорелых итальянок в бикини и даже топлес. Итак, вчера я гулял среди обнаженных красавиц, и это было ужасно. Чувство было такое, словно я под пулеметным огнем.

Куда бы я ни глянул, всюду мне напоказ выставляли голую грудь, упругую попку или улыбающееся личико юной принцессы, которая мазала кремом соски и восклицала: «Ciao bello!»[4] Это было так мучительно, унизительно и тягостно, что я ускорил шаг. Вернее, пустился что есть мочи, почти как Мел Гибсон в фильме «Галлиполи», где он должен был пробежать сквозь шквал смертельных турецких пуль.

Впрочем, я отвлекся. Вернемся к рассказу о Бангкоке.

Напомню, что мы с Дейвом отлично проводили время в Таиланде, кутили вовсю и снимали девочек. Последний привет нашей затянувшейся молодости.

А потом мы допустили ошибку. Вернее, я ее допустил. В конце отпуска мы поехали на остров Кох-Самуи, который находится на юге страны. Целыми днями мы торчали на пляже, битком набитом злачными местами, гостиницами и хипповскими лачугами. Как-то вечером я зашел в один паб. По длинной барной стойке выхаживала дюжина красоток; у одних были печальные улыбки старых шлюх, другие смеялись весьма правдоподобно.

Мне бросилась в глаза одна девочка. Миниатюрная, черноглазая, общительная, с банданой (американский флаг) на голове. Очень сексапильная, примерно двадцати восьми лет. Ее безуспешно убалтывал на секс какой-то немец — хоть она и была проституткой, но работала явно не с кем попало. Впрочем, мне могло и показаться.

Я сел за стойку и заказал пива. Через час мы с Мин играли в крестики-нолики, а через два катили на ее мотоцикле в гостиницу. Я помахал Дейву на прощанье, а он со знающим видом ухмыльнулся и кивнул: «Понятно, очередная девочка. Ну что же, до встречи, завтра все расскажешь, казанова!»

Только на этот раз все было иначе. К концу вечера мы решили, что презервативы нам ни к чему. Конечно, сейчас я понимаю, как глупо и безрассудно себя повел, просто не верится, что я был на такое способен! Но… но тогда я, видно, много выпил… И вечер выдался какой-то особенный. Вечер, пиво… и Мин. Так продолжалось две недели.

Две недели были заполнены присутствием Мин, я почти влюбился. Да, смешно, но домой я собирался с трудом. Мин смотрела, как я складываю вещи, и даже плакала. Подозреваю, она делала это нарочно, потому что тайские проститутки иногда плачут для постоянных клиентов. На следующий день они находят себе нового, и от слез не остается и следа. И все-таки плач Мин показался мне искренним. Однако я должен был возвращаться на родину, я хотел вернуться. Отпуск выдался на редкость удачным. Я поцеловал маленькую Мин в ее маленькое загорелое ушко, и мы с Дейвом сели в самолет. Я был уверен на сто процентов, что больше никогда не услышу о своей тайской подруге.

Напрасно. Через несколько недель она позвонила (перед расставанием мы обменялись номерами и электронными адресатами) и жалобно протянула в трубку: «Я скучаю!» Потом связь прервалась. Я решил, что у нее плохая неделя на работе, вот бедняжка и хандрит.

Три месяца спустя мне пришел первый мейл. Мин переехала в Бангкок и приглашала меня в гости. Я был изумлен и даже польщен. Меня подкупила искренняя безграмотность ее послания, такого же очаровательного, как сама Мин. В общем, я написал ей легкомысленное письмецо, полное приятных воспоминаний о Самуи.

В ответ она рассказала, что бросила работу в баре и устроилась на фабрике «по производству шторок для ванн». У нее все хорошо, только иногда бывает одиноко. Потом мы еще немного переписывались, и в пятом или шестом письме Мин намекнула, что у нее «есть маленький секрет, надеюсь, ты не смеяться».

Я не поддался на провокацию — отчасти потому, что только-только начал встречаться с хорошенькой англичанкой и уже забывал о Мин. К счастью, на этом наша переписка закончилась. Спустя шесть месяцев после отпуска я открыл почтовую программу и обнаружил такое письмо на ломаном английском:

Последовал непринужденный рассказ о дождях в Бангкоке, а потом… потом была настоящая бомба:

Тут я прекратил читать. В оцепенении откинулся на спинку стула. Потом перечитал абзац и все остальное письмо, полное упоминаний о «больнице», «малыше» и моей фамилии.

Несмотря на ломаный английский, смысл этого письма был предельно ясен: Мин беременна и нисколько не сомневается, что ребенок — мой. Либо вздумала меня шантажировать.

Что бы вы сделали на моем месте, обрюхатив проститутку? Отказались бы от ребенка, как поступали джентльмены викторианской эпохи? Или женились бы на Мин? Абсурд.

Я принялся вспоминать, как упустил свой шанс стать отцом, об абортах, выкидышах и том дне, когда забирал Тамару из клиники. А потом подумал: я очень хочу стать папой, и если все случилось именно так, то почему нет…

Оправившись от первого потрясения, я засыпал Мин виртуальными вопросами. Откуда ты знаешь, что ребенок мой? Когда были последние месячные? Сколько «парней» у тебя было за последнее время? Да, я был в смятении, осторожничал, но где-то глубоко внутри тайно надеялся, что Мин действительно беременна и я стану отцом.

Удивительное чувство. Душевный подъем, смешанный с подозрительностью.

Мои друзья не испытывали душевного подъема. Они сразу заподозрили Мин в мошенничестве. «Шон, она шлюха и делает это ради денег», «Откуда тебе знать, что она в самом деле беременна?»

Конечно, в чем-то они были правы. Но как бы наивно это ни звучало, я думал, что со мной все будет иначе. Мин писала такие искренние послания с кучей ошибок… Словом, я почти не сомневался, что она говорит правду, что она беременна от меня. Или мое сердце, жаждущее отцовства, внушало мне эту уверенность?

Следующие несколько месяцев я пытался все проверить. Поговорил с одним новозеландцем, живущим в Бангкоке и промышляющим «частными расследованиями» подобных дел (тайские проститутки нередко «ловят европейцев на крючок»). Беседа пошла мне на пользу. Он рассказал, сколько шлюх в год таким образом надувает клиентов, на какие уловки порой идут — скажем, одна девица может дурить голову сразу нескольким «парням». Некоторые клюют на приманку и начинают слать деньги в Бангкок.

Меня охватила паника. Неужели я один из тупых бледнолицых, которые днями напролет сидят дома и переживают из-за несуществующего ребенка? Вдруг Мин вытягивает денежки еще у дюжины таких же идиотов?

Три недели спустя она попросила денег. Немного, но достаточно, чтобы нарушить тонкий баланс у меня в голове. Я взбесился и стал обвинять ее в ложной беременности и мошенничестве.

Гневный ответ последовал незамедлительно. В течение суток я получил от Мин с десяток длинных писем — яростных, страстных, напористых… даже немного сумасшедших. Она беременна и не сомневается, что ребенок мой. А если я не хочу помогать и впутываться в это дело — что ж, отлично, она и сама справится.

Я немного успокоился. Попытался посмотреть на все с философской точки зрения. И решил отправить Мин денег: даже если я тут ни при чем, по сути Мин — просто одинокая тайская женщина, которая нуждается в помощи. Триста фунтов для меня ничего не значили, а в Таиланде это крупная сумма.

Немного позже я получил доказательства беременности. Мин прислала мне цифровые фото себя — располневшей и счастливой, посреди маленькой комнатушки. Через две недели, когда я был дома у своей тогдашней подруги, раздался звонок: на тридцать шестой неделе Мин родила мальчика весом семь с половиной фунтов. Я без промедлений купил билет на самолет и начал готовиться к важному событию: вот-вот мне предстояло взглянуть в глаза собственному ребенку.

Мы договорились встретиться в моей гостинице. Я сидел в номере и нервно поедал суси. Потом в дверь постучала Мин. Переведя дух, я открыл.

У нее на руках был крошечный младенец. Мин бросила на меня мимолетный взгляд и разрыдалась. Я без слов ее обнял — просто не знал, что еще можно сделать. Страсть моя угасла, зато я испытывал к Мин глубокую привязанность и сочувствие. Мне правда хотелось ей помочь, поступить правильно… но что такое правильно?

Потом я взял ребенка на руки. Душераздирающий момент. Не ожидал я такой волны противоречивых и непреодолимых чувств. В тридцать восемь у меня нет ни жены, ни детей. Я держу на руках совершенное, очень ранимое создание… Своего сына, быть может. Как жестоко с моей стороны было в этом сомневаться! Как я мог быть таким холодным и безжалостным?

Но скоро я пришел в себя. Перед вылетом в Бангкок я разузнал: чтобы сделать анализ ДНК, лучше всего взять у новорожденного ротовой мазок — просто провести ватной палочкой по внутренней поверхности щеки и таким образом собрать клетки. Потом эти клетки проверят в лаборатории. К сожалению, в Бангкоке такого анализа не делают, поэтому придется отправить их в Англию.

Положив малыша на колени, я достал ватные палочки. Мин посмотрела на меня печально и даже немного презрительно. Я знал, что она подумала: как ты можешь, почему ты мне не доверяешь, разве можно поступать так со своим ребенком?

Но я сделал то, что задумал. Провел по щечке малыша палочкой, потом упаковал ее в пластиковый пакет и отправил в Англию. И стал ждать. Я ждал и ждал… Целыми днями сидел у бассейна и боролся с собственными чувствами. Большая часть меня хотела этого ребенка. И все-таки я должен был узнать правду. В конце концов я выбился из сил и захотел увидеть Мин и малыша еще раз, до того как придут результаты анализа. Я твердо решил это сделать, потому что не на шутку перепугался в тот вечер, когда меня впервые захлестнула необоримая отцовская любовь.

Проехав через весь Бангкок, я очутился на окраине города, в маленькой квартирке Мин. Там мы поболтали и выпили чаю, я даже помог ей кормить малыша. В ту минуту я невольно залюбовался ребенком, увидел в нем очевидное сходство с собой — разве это не мои глазки? А носик? Те же кельтские черты лица? Зачем мне нужен какой-то дурацкий анализ, когда я своими глазами вижу: этот малыш — мой?!

В общем, я чуть не сломался. Вернувшись в гостиницу, решил дать отбой в лаборатории и признать ребенка своим. Однако тихий голосок в моей голове не унимался. Постой, ты делаешь ошибку! Если не узнаешь правду сейчас, тебя до конца жизни будут преследовать сомнения.

И я не позвонил.

На следующий день пришел ответ из лаборатории: «Мы на сто процентов уверены, что Шон Томас, предполагаемый отец, не является биологическим отцом этому ребенку».

Сперва я, конечно, разозлился. На Мин, на жизнь, на самого себя. Отказался встречаться с Мин перед отъездом, собрал вещи и улетел домой. Когда она позвонила, вся в слезах, я положил трубку.

Позже, в Лондоне, мой гнев мало-помалу стал утихать. До меня вдруг дошло: Мин сама убедила себя, что ребенок мой. Она просто очень этого хотела. Молодая мать-одиночка… Разве у нее был выбор?

Даже когда злость прошла, печаль осталась. Чувство было такое, словно кто-то подарил мне сына, а потом забрал.

Со временем я успокоился, а как-то утром проснулся с мыслью, что мне жутко повезло. Если бы я не сделал анализы, то мог всю жизнь воспитывать чужого ребенка, так и не обзаведясь собственными детьми. Хуже того, настоящий отец этого малыша, кем бы он ни был, уже никогда не узнал бы о своем отцовстве.

И еще я осознал, что получил урок. Жестокий, но очень полезный урок. Что же я, черт возьми, натворил в Таиланде? Как я мог так сглупить? Если моя тяга к приключениям вылилась в ужасную боль, то, должно быть, я это заслужил. Все страдания, которые обрушились на меня за последние месяцы, — не что иное, как результат безответственности и опрометчивых поступков последних лет. Что посеешь, то и пожнешь.

Кстати, три недели назад Мин мне написала. Она наконец-то изменила фамилию ребенка на свою, и скоро они вместе поедут в отпуск. С письмом пришла фотография ее сынишки — здоровенького и довольного.

Надеюсь, однажды он найдет своего настоящего папу.