Милое дитя

Глава 10

Через горы в штат Кентукки прорвалась зима. Она принесла с собой ледяную стылую морось. Снег падал густыми хлопьями, и от этого казалось, будто кто-то распорол подушку и трясет над землей перьями и пухом. Каждое утро становилось холоднее предыдущего. Промозглый ветер трепал засохшие стебли высокой травы и тоскливо выл среди голых ветвей деревьев.

В отличие от мерзкой погоды, дела Эллис шли превосходно. Сейчас, когда она жила в тепле, хорошо питалась и, наконец, когда ее полюбили, девушка по-новому взглянула на мир и уже с оптимизмом строила планы на будущее. Ей никогда не приходило в голову сомневаться насчет своей способности упорно трудиться, чтобы достичь того, чего она хочет. Но теперь, когда с нею был еще и Брис, угроза не выдержать борьбы за свое будущее стала куда меньше. Эллис укрепилась его любовью и разрешила себе поверить в то, что ей самой когда-то казалось уже несбыточным, Она несколько раз собиралась рассказать Брису о последних пяти годах, проведенных в Стоуни Холлоу, но все откладывала. Чем больше Брис находился с ней, чем больше он старался сделать все возможное, чтобы она забыла о прошлом, тем больше Эллис убеждалась в необходимости сначала устроить свою жизнь, а уж потом и он сможет лучше понять ее.

Праздник Благодарения в этом году пришел в снежных заносах и метелях. И хотя сегодня Лути предложила ей выходной, Эллис предпочла выйти на работу.

Каждый год в этот день Лути открывала двери своего заведения всем и каждому, кто приходил, чтобы разделить с нею праздничный обед.

— Во времена Великой Депрессии, когда дела шли почти так же плохо, как кое-где среди этих проклятых холмов, старой миссис Миллер пришла в голову идея, — так объясняла рождение этой традиции Лути несколько недель назад, когда Эллис спросила ее об этом. — Было решено, что семьи будут устраивать совместные обеды. Конечно, сперва каждый приносил все, чем богат. Вот так и повелось с тех пор.

— Наверное, это все стоит кучу денег, — вслух подумала Эллис, которая всегда крайне высоко ценила бережливость своей хозяйки.

— Сущая правда, девочка, — подтвердила женщина, тяжело вставая со стула. — Только сдается мне, все же лучше потратиться, чем проторчать весь праздник в одиночестве. И потом, — добавила Лути, и в ее хрипловатом голосе появились печальные нотки, — я бы удавилась с тоски, если бы не пригласила за весь день ни одного голодного или обездоленного, чтобы он преломил хлеб со мной.

С некоторым сожалением Эллис отвергла предложение семьи Ласаллей поужинать с ними и добровольно вызвалась помочь в этот день Лути. Не за деньги, а потому что в ней сейчас жили новые, удивительные чувства, переполнявшие ее, и благодаря которым ей хотелось, чтобы все вокруг были счастливы.

Первый раз в своей жизни Эллис казалось, что мир прекрасен и таков, каким должен быть. И весь этот огромный мир стоял за нее. С той самой поры, как умерла Эффи Ватсон, у Эллис никогда не было друзей или любимого человека, с которым можно было провести праздник. И лучше всего было то, что у нее уже больше тысячи долларов, спрятанных в сиденье старого грузового пикапа. Одно последнее усилие — и ее жизнь, наконец, наладится.

К середине дня погода исправилась, и ни с чем не сравнимый аромат Дня Благодарения наполнил закусочную. Лути, Эллис и несколько других щедрых женщин пару недель готовили всевозможные блюда к пиршественному столу. Здесь было все — от приготовленных на скорую руку закусок, до старинных фамильных рецептов, которые передавались из поколения в поколение, от бабушек к внучкам и от матерей к дочерям и часто составляли предмет семейной гордости. Настоящим апофеозом предпраздничной подготовки стал момент, когда за несколько дней до торжества Энн Ласалль зашла в закусочную Лути на ланч и в своей непринужденной манере предложила приготовить ее фирменный тыквенный пирог из магазинного полуфабриката!

Друзья, соседи и просто случайные прохожие из всей округи пришли, чтобы провести традиционный День Благодарения вместе с Лути. Много было стариков. Большинство из них одиноких, которым не повезло в жизни, а другим просто некуда было больше идти. Но среди гостей встречалось множество и таких, кто принес свой взнос, — некоторые деньгами, а кое-кто просто вещами.

Когда оказались занятыми все места за столиками и у стойки бара, гости располагались вдоль стен с тарелками в руках. И никто не был недовольным. Эллис никогда прежде не доводилось видеть столько народа сразу в одном месте. Первые часа два поток голодных людей, благодарных за горячую пищу, и поток людей, желавших поделиться с бедными, был нескончаем.

Эллис накладывала в тарелки картофельное пюре, чипсы, различные овощные блюда до тех пор, пока не почувствовала, что еще немного — и у нее отвалятся руки. Она улыбалась всем, кто к ней подходил, и бессчетное количество раз осведомлялась о самочувствии тех, кого знала. Ей казалось, что она стала значительно ближе и роднее всем жителям городка, чем жителям ее родного Стоуни Холлоу.

Праздничный благотворительный обед длился уже довольно долго, а запасы еды и питья, припасенные Лути, казалось, еще даже не уменьшались, когда Эллис начала узнавать некоторых людей, подходящих к ее столику уже во второй раз за добавкой.

Таких людей ей становилось особенно жалко. Не так давно она сама была в их положении или совсем недалеко от этого. Ее желудок еще слишком хорошо помнил муки голода, и страх умереть от недоедания до сих пор не до конца забылся девушкой — слишком реальна была такая перспектива. Этим людям Эллис наполняла тарелки с верхом, надеясь, что эта пища поддержит их до той поры, когда им повезет найти еду снова.

— Это ты мне яме накладываешь? — услышала девушка голос Бака Ласалля и, подняв глаза, увидела его довольную улыбку. Бак взглянул на Энн, стоящую рядом и добавил:

— Ну, не говорил ли я тебе, что всегда нужно иметь везде своих людей?

— Говорил, — подтвердила его жена, подмигнув Эллис. — И похоже, что тут хватит ямса и тебе насытиться, и остатками накормить еще целый полк.

— Я, пожалуй, оставлю местечко для парочки фирменных бисквитов Лути, — подал голос стоявший тут же Брис, посылая своей любимой и обожаемой Лути самую игривую улыбку.

— А теперь ты не пытаешься со мной любезничать, ах ты юный повеса! — Женщина сделала вид, что оскорблена его фамильярностью. — Я слышала, девушки в трех округах посходили с ума, когда узнали, что ты предпочел жареному цыпленку мои бисквиты.

— Так это ж лучшее из того, что я ел в своей жизни. — Невинность в его глазах была просто потрясающей.

— Ну, ладно, только мужьям не говори, — засветилась от похвалы старая женщина. — Не хотелось бы остаться без волос над партией этих самых бисквитов.

— Ревность, простая и примитивная, — деланно вздохнул Брис. — Чего только она не делает с людьми. Уж и не знаю, что мне делать, когда одену на себя семейные вериги. И все-таки меня никто и ничто не удержит, Лути Миллер. Знай, для меня смерть над твоими бисквитами дороже бесцветной жизни над бутылкой пива.

— Святая правда, святая правда, — с любовью в голосе произнесла Лути. — А теперь лопай, сынок, все, что сможешь тут найти, и приходи за другой порцией, слышишь? Господь вознаградит тебя за то, что ты пришел.

— Он сотворил доброе дело, поместив тебя сюда, Лути, — сказал Брис и слегка погромче добавил:

— Если бы еще Создатель убрал моего братца Бака подальше от ямса, пожалуй, у нас действительно была бы причина возблагодарить его.

Бак только пробормотал что-то вроде «изыди, завистник», а Эллис увидела прямо перед собой мерцающие, притягивающие и теплые зеленые глаза Бриса, в которых светилась уже знакомая страстность.

— Привет, красотка! — обратился к ней Брис. В его голосе звучали ноты, понятные только им двоим. Он протянул ей свою тарелку. — Неужели ты можешь мне предложить что-нибудь лучше самой себя?

— Что вы тут все делаете? — спросила Эллис, чувствуя, как полыхают ее щеки под достаточно откровенным взглядом Бриса. — Вы же собирались закатить грандиозный ужин дома.

— Без тебя? — У Энн был такой вид, словно подобная идея вообще не могла иметь право на существование. — Праздник Благодарения, знаешь ли, принято проводить всей семьей. Ну, и раз уж ты тут, то мы решили тоже явиться сюда. Ты не посидишь с нами хоть немного?

Эллис потеряла дар речи. Она не в силах была пошевелиться, казалось, сердце пронзит боль от малейшего движения.

— Конечно, она посидит, — ответила за нее Лути и забрала у девушки ложки, которые та бессмысленно крутила в руках. Хозяйка встала на раздачу и кивнула Ласаллям. — Она сегодня ни разу не присела. Настала очередь и ей отдохнуть.

К тому времени, когда Эллис с наполненной тарелкой присоединилась к Ласаллям, сидевшим за столиком у окна, ее сознание немного прояснилось, и она до конца осознала все значение того, что произошло.

— Я… Я бы хотела прочесть молитву, — робко попросила она, зная, что обычно это была привилегия Бака, как старшего мужчины. — Если вы, конечно, не против.

— Окажи нам честь, Эллис, — тихо отозвался Бак.

И тогда девушка взяла в свою руку огромную ладонь Бриса, который другую руку протянул Энн; та подала руку наклонившемуся через стол Баку, и все они торжественно склонили свои головы.

— Милостивый Боже, — начала Эллис тихим голосом, — взываю к Тебе, Господи, и молю о прощении за все те злые слова, которые говорила Тебе в последнее время. Ибо не ведала я, что Ты думаешь обо мне и не веровала в Тебя, как должна была… Прости меня, Господи, ибо вижу теперь, что это Твоим Промыслом оказалась я в Вебстере совсем одна и встретила здесь этих добрых, щедрых людей. Знаю, что не заслужила Твоей заботы и щедрости, Господи. Скажи мне, что я совершила в детстве, что теперь Ты так изливаешь на меня свою любовь. Но даже не зная Твоего Промысла, Господи, благодарю Тебя! Ранней весной я отправлюсь назад в Стоуни Холлоу и знаю, что Ты проводишь меня, дашь мне силы, и я заранее благодарю Тебя за это. — Эллис окинула быстрым взглядом Ласаллей и продолжала:

— Еще мы каждый по отдельности и все вместе благодарим Тебя за то, что дал нам здоровье, работу и людей, с которыми мы разделим всю радость этого дня… Еще мы благодарим Тебя за то, что скоро у Бака и Энн родится малыш, и молим Тебя — присмотри за матерью и младенцем!

Эллис остановилась и беспокойно посмотрела на Бака.

— Я ничего не забыла?

И в следующее мгновенье она услышала, как Ласалли, не поднимая голов, не глядя друг на друга и не сговариваясь, хором воскликнули:

— И благодарим Тебя, Господи, за то, что послал нам Эллис! Аминь!

Рождество было долгожданным праздником, долгожданным и благословенным не только для тех, кто отмечает его во всем мире, но и для Эллис тоже.

С тех пор, как ей исполнилось десять лет, она не получала никаких рождественских подарков. А тогда, в последний раз, Эффи пошила ей новое платье — голубое, под цвет ее глаз, с кружевами вокруг воротника.

Эллис вспомнила об этом, когда завязывала бумажную ленту вокруг последнего подарка, приготовленного ею для Бриса. Еще она заготовила подарки Баку и Энн, Лути, Тагу Хогану. Если бы еще хватило потом сил вручить ему подарок.

Девушка улыбнулась, вспомнив, как возмущался Брис, когда она в последние недели готовила тушеных кроликов. Он жаловался на то, что за последние несколько дней ему довелось съесть больше кроликов, чем за всю жизнь. Она с удовольствием представила себе его лицо, когда утром на Рождество он, наконец, узнает, ради чего принимал такие мучения весь этот месяц.

— Ты полагаешь, тебе удастся справиться с ними всеми? — спросил Брис, устало откинувшись на стуле и поглаживая живот, после того, как опорожнил две чашки с крольчатиной.

— С кем со всеми? — не поняла она. Да со всеми этими бедными маленькими зайчишками, которых ты безжалостно истребляешь последние недели. У нас тут еще полно всякой другой пушнины: норки, лисы, ондатры там, опоссумы разные.

— Тебе не понравился твой ужин? — спросила Эллис, и в глазах у нее засветился угрожающий огонек, вызывать который она научилась у Энн. Брис заулыбался.

— Нет, мэм. Что я, ненормальный? Просто беспокоюсь об окружающей среде. Я подумал, может быть, ты попробуешь приготовить что-нибудь из мороженной рыбы наутро?

Эллис потом еще пару раз пришлось приготовить крольчатину, так как ей необходим был мех. Она шила тапочки из него, чтобы сделать подарки на Рождество. Всем своим знакомым.

— Эллис. Это я, Энн, можно? — услышала она легкий стук в дверь.

— Конечно, — отозвалась девушка и соскочила с кровати, чтобы открыть дверь.

Энн, больше похожая на мячик, чем на беременную женщину, вкатилась в комнату с огромной коробкой, завернутой в блестящую розовую бумагу и большим белым бантом наверху.

— А-а! Ты все-таки купила Баку новый воскресный костюм! — Ей безумно нравилось то, как муж с женой старались перещеголять, друг друга в подарках и выбрали ее комнату в качестве места, где они прятали все свои покупки. Чуть раньше заходил Бак, который просил Эллис припрятать музыкальную шкатулку, купленную им только что для жены. Таким образом у нее под кроватью скопилось уже четыре подарка для Энн и три… нет, теперь тоже четыре, для Бака. — Ну, как ты решила купить, черный или темно-синий?

— Ты знаешь, — безнадежно пожала плечами Энн, — я вернулась и купила ему фланелевую рубашку. Она ему понравится, а второй костюм будет сто лет висеть в шкафу.

Эллис приняла коробку и опустилась на колени, чтобы засунуть ее под кровать к остальным подаркам.

— Ого, только подумать! — произнесла она. — Прямо-таки великоватая коробка для фланелевой рубашки. Пожалуй, коробка с костюмом сюда бы уже и не поместилась.

— Нет, Эллис, — Энн положила ей на плечо руку, останавливая. — Это тебе.

— Мне? — Девушка оставила коробку наполовину торчащей из-под кровати и испуганно отдернула руки.

— Открой ее, Эллис. Мы с Баком решили, что будет полезнее, если сделаем тебе подарок чуть раньше, до сегодняшней вечеринки.

Эта коробка в блестящей бумаге и с большим, похожим на прекрасный цветок, бантом уже сама по себе являлась драгоценным подарком для девушки. И казалось совершенно немыслимым, что в ней еще что-то находится.

— Пожалуйста, открой ее, Эллис! — Энн подошла к ней, без видимого усилия села на пол рядом и, как будто догадавшись, что Эллис боится нарушить красоту коробки сама, она сорвала бумагу и бант с верха крышки и подтолкнула подарок к девушке.

— Ну, давай дальше ты.

Эллис бережно и осторожно сдвинула бумажные полоски, словно ожидала увидеть в коробке какие-то священные реликвии или что-то такое нежное и хрупкое, что даже дневной свет его может погубить.

Десять лет достаточно большой срок, но ее память, оказывается, сохранила воспоминание о том, как же приятно ей было доставать из коробки ярко-голубое платье.

Эллис почувствовала комок в горле, на глазах выступили слезы. Тогда, давным-давно, десятилетняя девочка Эллис бережно прижимала к груди платье, пошитое вручную для нее. И вот сейчас она, двадцатилетняя женщина, держала в руках платье, купленное для нее в магазине, очень простое, но и очень красивое: с пуговицами во всю длину, с тонкими кружевами на воротнике. И как тогда, прыгая по всему дому, чтобы Эффи и мальчишки могли ее видеть, так и сейчас Эллис не в силах была сдержать желания показаться кому-нибудь в обновке. Она медленно сняла с себя всю одежду, продолжая завороженно смотреть на содержимое коробки, потом также медленно стала одевать трусики и комбинацию, платье, затем, лежавшие там же в коробке, белые туфельки на низком каблуке, которые так удивительно шли к кружевной отделке платья, и медленно-медленно направилась к лестнице, желая, чтобы ее увидел тот, кому она сейчас больше всего хотела показаться.

Брис стоял в гостиной и, ожидая ее появления, старался поддерживать непринужденную беседу со своим приятелем Джимми Доулсом.

Это было второе Рождество, которое отмечалось у них в доме после того, как Бак женился на Энн. И в этот раз Брису оно особенно нравилось. Дом был украшен, к ним пришло множество лучших друзей, хватало и еды, и выпивки. Но главное — это было первое торжество в жизни Эллис, на котором от нее не ждали, что она будет обслуживать гостей или готовить для них закуски. Нет, впервые ее саму приглашали а качестве дорогой и почетной гостьи, которой все будут очень рады.

Накануне ночью, когда они спали у Бриса, она даже застонала от отчаяния.

— А что, если я буду молчать, как дура, или что-нибудь разобью? А вдруг я пролью вино или соус на кого-нибудь? Если надо мной посмеются, я просто свихнусь, я тогда…

— Тс-с-с, — остановил ее Брис и перекатился в кровати, чтобы обнять и успокоить. — Все будет отлично, я обещаю. — Он прикоснулся губами к ее виску. — Ты знаешь почти всех, кто придет. И все, кто тебя видел хоть раз, безумно тебя любят. Я вообще не встречал другой девушки, которой бы удалось приворожить стольких людей и за такой короткий срок обвести их всех вокруг ее маленького пальчика.

— Это они все из-за тебя…

— Нет, — возразил Брис. — Они все души в тебе не чают, Эллис. Из-за меня все жители тебя, в лучшем случае, просто бы терпели. Но они хотят быть твоими друзьями, потому что любят тебя.

— Ты так думаешь? Он приподнялся на локте и поцеловал ее глаза.

— Я это знаю, — авторитетно заявил Брис. Потом Эллис почувствовала на своем лице его теплое дыхание, его губы коснулись уголков ее рта. Мужчина лег на нее сверху, и она ощутила его шершавые ладони на своих щеках.

— Самая простая и замечательная вещь, которую я совершил в своей жизни, это то, что я влюбился в тебя.

Его губы скользнули вниз по ее шее, проложили прохладную дорожку к ложбине между холмиками ее грудей. А когда мужчина нежно сжал своими зубами ее левый сосок, Эллис чуть с ума не сошла от наслаждения. Она вскрикнула, выгнулась всем телом, и ее пальцы впились в спину Бриса. Все тревоги и сомнения исчезли, остались только они вдвоем, и откуда-то издалека до нее доносился его голос:

— Трудность в том, что мне приходится отпускать тебя после таких минут. Мне тяжело терять тебя из вида, когда по утрам мы разъезжаемся на работы.

Его поцелуи и ласки становились все стремительнее и страстнее. Эллис чувствовала, что ее тело разгорается, все труднее становится сдерживать возбуждение и желание. А он все говорил, говорил, и она купалась в звуках его голоса, как в звуках прозрачной чистой воды.

— Мне тяжело не ревновать тебя к тем людям, которые видят тебя днем, когда я работаю, и мне тяжело осознавать, что я не могу подарить тебе все звезды и луну в придачу, как ты этого заслуживаешь.

Она прижалась своим лицом к его телу и тесно оплела ногами поясницу мужчины.

Он ее луна и звезды. Большего она и не мечтала иметь. И она хотела его!

— Тяжело не гордиться тобой, девочка моя! Тяжело не восхищаться твоей красотой, силой, слабостью. Тяжело было жить без тебя, Эллис… А любить тебя легко… Легко и чертовски приятно!

И уже чувствуя, как мужчина проникает в нее, Эллис, задыхаясь, прошептала:

— Тогда покажи мне это… Сейчас… Люби меня сейчас… О-о-о, Брис! Не останавливайся!..

Подумав о том, что было вчера, Брис ощутил знакомое тянущее чувство в низу живота и вздохнул. Он беспокойно окинул взглядом все шумное собрание, решая про себя вопрос: подняться к ней в комнату, чтобы потом вместе присоединиться к гостям… или может попробовать улизнуть куда-нибудь, чтобы побыть с нею вдвоем.

Вдруг в комнате послышался восхищенный шепот, и он посмотрел на лестницу.

Эллис! Стоя внизу, Брис не мог оторвать от нее взгляд и отчетливо видел ее каждое движение. Она спускалась к ним медленно и торжественно, как королева к своим подданным или как снисходит ангел к кающимся грешникам.

Золотая корона ее волос сверкающим нимбом обрамляла ее лицо, падала на плечи и водопадом стекала почти до пояса. А платье…

Брис вообще никогда раньше не видел Эллис в платье. И это было… потрясающе! Это платье, наверное, специально было создано для того, чтобы его снимать медленно, исследуя каждый участок, каждую клеточку женского тела, скрывавшегося под ним. А ноги! Брис видел ее ноги раньше, но сейчас, в этих тончайших паутинных чулках, в изящных женских туфельках вместо рабочих ботинок, ее ноги… О, черт! Мужчина почувствовал, что его возбуждает один только вид Эллис.

Она сделала последний шаг в его направлении, подошла к нему вплотную и нахмурилась.

— Ну? — спросила девушка. Ее неловкость придавала голосу легкие нервные интонации. — Почему ты так на меня смотришь? Я что, плохо выгляжу? Платье такое красивое… Но, может быть, на мне…

— Платье красивое. А ты просто прекрасна! — Брису наконец удалось справиться с волнением. Он отошел на шаг и, нахмурившись, словно нашел на платье какой-то изъян, вновь осмотрел Эллис с головы до ног. — Но кое-что пропущено.

— Ты болван! С ума сошел, да? Она хороша, как на картинке! — послышались протестующие голоса собравшихся гостей, которые, недоумевая, уставились на него.

— Ты рехнулся, парень! — сердито решила Лути Миллер, протискиваясь сквозь толпу, чтобы быть поближе к Эллис. — Я не видела такой хорошенькой девушки с тех пор, как сама была молода. Эллис, не обращай внимания на этого идиота! У тебя вполне приличный вид.

— С такой красоткой я бы не отказался пойти куда угодно, — подал голос Вилбур Джордан.

— Я бы тоже, — улыбнулся Брис старику, который все еще чванился тем, что научил Эллис танцевать. Потом он снова посмотрел на девушку, заметил неуверенность, смешанную с отчаянием, в ее глазах, улыбнулся опять и повторил:

— Все же я продолжаю считать, что чего-то не хватает. Чего-то, что сделало бы эту картину… совершенной.

Он пощелкал пальцами, словно стараясь из воздуха выхватить ответ, потом взял Эллис под руку и подвел к рождественской елке. Как будто волшебник, Брис протянул руку к густым, богато украшенным ветвям дерева и достал маленькую коробку.

— Это тебе, — сказал он и вложил коробочку в ладонь девушки.

О Боже! Еще подарок, теперь от Бриса! Эллис сглотнула слезы. Руки у нее дрожали.

— Разве… Разве я не должна ждать до утра? Я тут уже открыла…

Брис наклонился и прошептал ей на ухо:

— Наутро есть еще. Открывай коробку сейчас. Все в порядке, можно.

Эллис посмотрела на него еще раз, чтобы увидеть его улыбку, нежную и ободряющую, улыбнулась ему в ответ и перенесла свое внимание на маленькую коробочку на ладони.

— Ой, — вздохнула девушка, — какая хорошенькая!

— Ну, открывай же! — Несколько женщин, включая Энн и Лути, торопили ее, улыбаясь друг другу. Все они уже видели подобные коробки раньше.

Внутри, прикрепленный к мерцающей золотой цепочке, находился крохотный кулон, в центре которого сверкали несколько бриллиантов в форме сердечка.

Совершенно ошеломленная переливами бриллиантового сияния, Эллис смотрела на подарок до тех пор, пока не устали глаза. На несколько долгих мгновений ей удалось забыть, кто она, откуда и как тут оказалась.

Девушка помотала отрицательно головой, пытаясь найти нужные слова, чтобы отказаться от подарка, но Брис наклонился к ее уху опять и прошептал:

— Одень это сегодня, сейчас же. Я хочу посмотреть, как ты будешь в этом выглядеть. А поспорить мы сможем и попозже, если ты не передумаешь.

Их глаза встретились — его, очень серьезные, и ее, восторженно-изумленные. Она вынула украшение из коробки и, передав его Брису, высоко подняла рукой волосы, а он застегнул свой кулон-сердечко на ее шее.

Был самый канун Нового года, когда Эллис окончательно осознала, что уехать отсюда ей будет так же трудно, как вырвать собственное сердце.

— Как ты здорово выглядишь с этим кулоном, — озорно улыбаясь, произнес Брис и дотронулся до своего подарка кончиками пальцев.

Ее кожу в ту же секунду словно охватило пламенем. Эллис чуть не вскрикнула от острого желания и резко оттолкнула его руку.

— Я не хочу, чтобы ты в этом месте со мной так разговаривал! — возмутилась она, быстро посмотрев по сторонам в переполненном зале «Стального Колеса». Ее чувства находились в полном беспорядке, но губы улыбались. — Что, если кто-нибудь тебя услышит?

— Тогда они со мной согласятся. Они просто кивнут и скажут: «Ты прав, дружище Брис, она действительно здорово выглядит с этим кулоном и цепочкой».

— А, ну тебя! — Девушка шутливо замахнулась на него и тут же закрыла свои пылающие щеки ладонями.

Мужчина откинул назад голову и от всего сердца рассмеялся, а потом накрыл ее руки своими и звонко поцеловал Эллис в губы.

В последнее время это была обычная сцена их жизни. Счастье, любовь, радость. После рождественского утра это стало их любимой игрой, говорить о кулоне с цепочкой и о том, как Эллис выглядит с ним, когда на ней больше ничего нет, Брис всегда говорил, что она просто прекрасна, но у нее было меньше уверенности в этом, и тогда она снимала и кулон, чтобы доказать, что дело тут совсем не в нем.

Любовь и занятия любовью теперь занимали огромное место в жизни Эллис. Эти чувства долгое время подавлялись ею и загонялись в самые отдаленные закоулки души главным образом из-за того, что она боялась возможных последствий. Но после того, как Брис объяснил ей, какие меры он принимает, чтобы оградить ее от нежелательной беременности, исчезли многие страхи и опасения. Теперь Эллис проявляла огромный интерес к сексу, который Брис и постарался удовлетворить с готовностью и радостью.

И они занимались любовью. Иногда медленно, плавно и спокойно. Иногда стремительно, страстно. Чаще всего и так и этак, стараясь открывать для себя новые грани в искусстве любви. И всегда-всегда Эллис испытывала удовлетворение. Полное…

Ну… почти полное. Как только она сможет съездить в Стоуни Холлоу… Как только она выберет подходящий момент, чтобы открыть Брису, что… Тогда удовлетворение станет полным. И это будет скоро. Очень скоро.

Голос Бриса прервал ее беспокойные мысли.

— Тут Энн и Бак. Пойдем, посидишь немного с нами.

— Ну, и потеряю свою работу.

— Тогда около полуночи постарайся быть поблизости. Я тебя разыщу.

За одним из столиков вместе со своей женой сидел Вилбур Джордан. Он приветственно помахал им рукой, и Эллис, отодвинув свой стул, повернулась спиной к Брису, улыбнулась старику, а затем, опять взглянув на Бриса, ехидно проговорила:

— Смотри, не найдешь ты, за тебя это сделает Вилбур.

С этими словами девушка оставила его обдумывать достойный ответ и направилась к столику Джорданов.

— Я смотрю, вы, как всегда, энергичны и полны сил, — тепло поприветствовала Эллис пожилую чету и подумала, видно ли со стороны, что они с Брисом любят друг друга. Что касается Джорданов, то у них это было заметно, несмотря на их пятьдесят совместно прожитых лет. — Вы сегодня просто прекрасно выглядите, мисс Бернис.

— Спасибо, дорогая, — ответила та. — Только боюсь, что я встретила слишком много весен, чтобы еще выглядеть прекрасно.

— Какая чушь! — воскликнул Вилбур. — Бернис, ты сегодня такая же хорошенькая, как в ночь, когда я впервые встретил тебя. Я это тебе уже говорил, когда мы выходили из дома.

Бернис хихикнула, и, если бы свет был немного поярче, Эллис могла бы заметить, что женщина покраснела от смущения.

— Что вам принести попить? — спросила девушка, широко улыбаясь.

— Эй, хиллбилли! — раздался знакомый рев из дальнего угла бара.

Эллис не обратила на него внимания, хотя внутри у нее все задрожало от злости. Чтобы избавить ее от сурового испытания, другие девушки, работавшие у Тага Хогана, обслуживали его сами, когда была возможность. Поэтому она направила свое внимание на Джорданов.

— Бернис хочет вино с содовой, знаешь, как она любит? А мне, как обычно, — сказал Вилбур и недовольно поморщился, услышав вновь крик Эванса.

— Будете что-нибудь есть?

— Не сейчас, может, попозже, — и, кивнув головой в сторону Рубена, добавил:

— Держись от него подальше, девочка, слышишь?

Она кивнула и пошла к двум соседним столикам. Только обслужив их, ей удалось вернуться к бару. Сегодня в «Стальном Колесе» был горячий день, все были заняты, так что ей волей-неволей пришлось идти обслуживать Эванса.

— Что будете заказывать? — спросила Эллис, употребляя слова, с которыми она обращалась ко всем посетителям, правда, совсем с другой интонацией.

— Где тебя черти носили все это время? — прохрипел Рубен. По парам спиртного, исходившим от Эванса, нетрудно было догадаться, что праздник для него начался очень рано, возможно, даже вчера.

У него было красное лицо и стеклянные глаза. Этих трех признаков тяжелого опьянения хватило Эллис для того, чтобы привести свои чувства в состояние повышенной настороженности.

— Мне нужно было принять несколько заказов, а теперь я готова выслушать вас. Что вам принести? — Девушка заметила, что Эванс сидит в одиночестве, и почувствовала легкий укол жалости к этому человеку. Его дурной характер постепенно оттолкнул от него всех его друзей И вот на Новый год он остался совсем один. Эллис стало невыносимо жаль его: слишком хорошо ей было знакомо чувство одиночества.

— Мне не нравится, как ты, дрянь, со мною разговариваешь!

— Сожалею, — просто ответила она, прекрасно понимая, какой будет реакция Бриса, если Эванс не оставит ее в покое. Лучше немного смирить собственную гордыню и попробовать успокоить его. — Если только вы мне скажете, чего хотите, я с радостью принесу вам это.

— Я хочу тебя! — вдруг рявкнул он и молниеносно схватил ее за руку, затем рванул к себе, и смрадное дыхание пьяного обожгло лицо Эллис. — Но ты, наверное, думаешь, что слишком хороша для меня, потому что спишь с Ласаллем?

Толстяк разошелся не на шутку, теперь она это ясно видела. На ее коже наверняка останутся синяки от его пальцев. В оскорблениях ничего нового не было, но сегодня впервые он позволил себе распустить руки и оскорбить ее физически.

— Ничего в тебе нет такого, ты, сука. Ты такая же, как все, как моя потаскуха Лидди. Я тебе покажу, что может настоящий мужик? Ты у меня будешь делать то, чего никогда не делала, и почувствуешь то, чего никогда не испытывала.'.. И ты, сука, будешь бегать за мной и умолять меня, чтобы я тебя…

— Убери от нее свои лапы!

Эванс и Эллис одновременно повернули свои головы и увидели Бриса, разъяренного, как никогда прежде. Девушка понимала, чувствовала, что он вмешается, но даже она была сейчас поражена его видом.

— Ты что, оглох? — бросил он, когда увидел, что Эванс не отпустил руку Эллис.

Казалось, что Рубен вовсе не напуган видом Бриса. Напротив, он был страшно доволен результатом своей выходки.

— Не-а, я не глухой, — ухмыльнулся он, процедив слова сквозь зубы и внимательно наблюдая за противником. — Я просто удивляюсь, почему это ты не хочешь поделиться своей бабой, в то время как сам легко и свободно пользовался моим имуществом?

Эллис не поверила услышанному. Ее поразили не слова мужчины, а то, что он решился сказать их в лицо Брису, не испугавшись опасности, которую сейчас представлял из себя ее возлюбленный. Она все так же стояла в неудобной позе, согнувшись над столом, и видела, как в глазах Бриса полыхает ярость. Ей стало ясно, что он уже готов убить Эванса и ждет только, когда тот отпустит ее.

— Тебе не она нужна, Рубен. Тебе нужен я. Пусти ее!

— Ну, я прямо не знаю. Ты у нас крупный спец. Может ты мне скажешь, эта деревенщина так же хреново ведет себя в постели, как и с приличными людьми в общественных местах? Я думаю, эти хиллбилли ни фига не умеют это делать, а?

— Отпусти ее, ты, сукин сын, — тихо процедил Брис сквозь зубы. — И если уж так хочешь, пойдем выйдем.

— А-а! Боишься, что эта девка увидит, как ты наложишь в штанишки? А там уж, верно, ждут твои кореши, да? Боишься, что она увидит, как ты тайком обтяпываешь свои делишки так же, как ты их обтяпывал с Лидди?

— Нам с Лидди ничего не надо было делать тайком. Целый город нас видел, и все знают, что ты обокрал ее и не оставил своим собственным детям ни гроша.

Рубен быстро обвел глазами таверну, посмотрел налево, направо, глядя на лица окруживших их людей. Эти люди очень хорошо знали, кто он такой и что совершил. Они после Бога на второе место ставят дом и семью. И здесь он ни в ком сочувствия не видел.

— Отпусти ее, Рубен, или я тебя сейчас размажу по стене!

Это уже была не пустая угроза.

Но Эванс слыл человеком, который привык не обращать внимания на окружающих, и к тому же он обладал поистине ослиным упрямством. В следующее мгновение он резко отшвырнул от себя Эллис так, что она отлетела прямо в руки Бриса, а свободной рукой выхватил из-за голенища сапога длинный охотничий нож и занес его над головами молодых влюбленных.

Не все сразу поняли, что произошло в следующую секунду. А когда разобрались, то оказалось, что возмутитель спокойствия лежит, уткнувшись носом в пол таверны, обезоруженный, а над ним возвышаются, неизвестно откуда появившиеся, Питер Харпер, Джим Доулз, Бак и Таг Хоган. Драка закончилась, так и не успев начаться.

— Если ты, скотина, хочешь чесать свои кулаки, это твое дело, — раздался над толпой разъяренный голос Тага. — Но я не позволю в своем баре размахивать ножами! А сейчас собирай свои кости с моего пола, Эванс, и не появляйся здесь до тех пор, пока в твоей башке не появится хоть капля мозгов взамен того дерьма, которым она набита.

То ли потому, что был слишком пьян, то ли потому, что был поражен случившимся, но Рубен не смог сам встать с пола, и четверо сваливших его мужчин, взяв его под руки, вывели из бара мимо расступившейся толпы, уже начавшей обсуждать и громко одобрять исход скандала, потушенного в самом зародыше.

— У тебя все о'кей? Он ударил тебя? — спросил Брис, повернув девушку к себе и заглядывая ей в лицо.

— Нет, — ответила она, наблюдая, как за ее обидчиком закрылась тяжелая дверь. Затем она посмотрела на Бриса и обрадовалась, увидев, что его гнев улетучился так же быстро, как и появился. — У меня все отлично. Но ведь это не конец, Брис? Я… Он вернется, да?

Мужчина покачал головой.

— Ему бы хотелось со мной рассчитаться, но весь город против него из-за Лидди… И из-за тебя тоже. Он не глупый человек, Эллис. Просто свихнулся от злости, злой, как черт. Думаю, что через пару дней он смоется из города, и мы о нем больше никогда не услышим. — И заметив в глазах девушки сомнение, Брис усмехнулся. — Ну уж, конечно, сегодня он больше не появится здесь, и меньше, чем через полчаса мы начнем праздновать Новый год. Что случилось со всеми твоими улыбками, девочка? Ты их что, в карманы попрятала?

Эллис робко улыбнулась.

— Ну вот, так-то лучше. — Он прикоснулся пальцем к девичьим губам. — Я скажу, чтобы Бак отогнал мою машину. Домой я вернусь с тобой, и ты мне опять покажешь, какая ты хорошенькая с этим кулончиком.

Он жестикулировал, подмигивал и изгибал брови так комично, что ей оставалось лишь расхохотаться над его усилиями.

Таг Хоган нанял на вечер музыкальный ансамбль. Это были местные ребята, которые часто играли по случаю на разных вечеринках кантри, разные веселые и грустные танцевальные мелодии, а днем или вечером работали на текстильной фабрике.

В полночь, как водится, появился старый Санта Клаус, ведя за руку маленького ребенка — жизнерадостного мальчугана, весело распевающего «Олд Лэнг Сайн». Было удивительно, сказочно, весело. Неприятная история с Эвансом забылась, все веселились, танцевали, шутили, пели…

— Все, хватит! — закричала Эллис и, тяжело дыша, рухнула на стул, совершенно обессилевшая и счастливая, как никогда. — Мне надо остановиться, а то я умру!

Брис сел напротив нее и сделал большой глоток пива из бокала, утоляя жажду. Бак и Энн уехали домой сразу после двенадцати, и их пустые стаканы все еще стояли на столе.

— Вечно эти чертовы официантки исчезают в тот самый момент, когда они особенно нужны, — лукаво заметила Эллис после того, как Брис слизнул последнюю каплю жидкости с краешка бокала.

— Ой, — мужчина выглядел совершенно смущенным, — прости, пожалуйста, я и забыл, что у тебя ничего нет. Подожди секундочку.

— Нет, я пошутила. Я сама могу принести. Просто я думаю, что мне пора идти работать, — улыбнулась девушка и с сожалением огляделась вокруг. Один танец незаметно затянулся, превратился в несколько. Она не знала, сколько прошло времени, но была уверена, что много.

— Нет, сейчас все разделились, и после полуночи каждый сам себя обслуживает. Это тут традиция такая. Посмотри, как Таг отплясывает с Мэри!

Эллис чувствовала, как на нее наваливается усталость, она расслабилась, прислушиваясь к музыке и глядя на танцующих людей. В ожидании возвращения Бриса девушка немного отдохнула, и тут ей показалось, что барабаны грохают, как-то странновато… словно барабанщик слишком много выпил. Снова и снова раздавались какие-то странные беспорядочно глухие удары, совершенно не попадавшие в ритм музыки. Эллис посмотрела на Бриса, услышав, как он прощается с каким-то своим товарищем, а потом вновь переключила свое внимание на ансамбль.

— Вот, держи, — секунду спустя сказал Брис, ставя перед нею бокал легкого коктейля. Он было хотел ей предложить сегодня что-нибудь покрепче, чтобы отметить Новый год, но, зная ее отношение к спиртному, выбрал ее любимый напиток.

— Спасибо, — Эллис взяла бокал и сделала большой, освежающий горло глоток.

— Во, барабанщик напился, — флегматично констатировал ее друг без тени осуждения в голосе. — Заметила, как грохает не в такт?

— Да, — она улыбнулась и, прижав руку к сердцу, откинулась на стуле. — А я уже испугалась, думала, что это мои галлюцинации.

Он склонил набок голову, глядя на ее сияющее от счастья лицо.

— Какая ты все-таки красивая, Эллис, — словно думая про себя, произнес мужчина не для того, чтобы сделать ей комплимент, а просто отмечая очевидный факт.

Эллис подалась вперед, вложила свои пальцы в его ладони.

— Ты мне все время об этом говоришь. Но я чувствую себя красивой лишь тогда, когда ты на меня смотришь.

Его лицо приблизилось, она знала, что он хочет поцеловать ее. И ей тоже хотелось этого. Очень.

— Брис! Скорее сюда! — раздался мужской голос у входной двери. Это был тот самый парень, с которым Брис только что прощался. Брис оказался у двери раньше, чем Эллис успела отодвинуться от стола, а мужчина у двери продолжал кричать:

— Он совсем рехнулся за это время. Вы посмотрите на него!

Брис замер в дверном проеме, чувствуя, как мороз пробежал по коже. Растерянный и потрясенный тем, что увидел, он в первую секунду даже не поверил своим глазам. К тому времени, когда к дверям подбежала Эллис, там уже стояли, загораживая выход, три или четыре человека. Девушка даже не поняла, что там, на улице, происходит.

— Ради Христа, дайте выйти! — услышала она крик Бриса. Ему удалось выдавить людей от выхода, и вместе со всеми Эллис оказалась на холодной заснеженной автостоянке перед таверной.

Теперь настал ее черед прийти в ужас и застыть в отчаянии. Она увидела, как огромный голубой грузовик на полной скорости врезался в заднюю часть ее, уже смятого в гармошку, старого пикапа. На ее глазах шофер грузовика отъехал от машины, переключил скорость и вновь вспахал всю правую заднюю часть пикапа.

— Нет… — услышала она свой слабый, прерывающийся голос. — Нет, остановите его!

Только теперь она заметила, что Брис, забегая со стороны, раз за разом пытается ухватиться за дверную ручку непрерывно дергающегося грузовика. Он кричал что-то сидевшему за рулем человеку, и тогда Эллис, подняв глаза, увидела за лобовым стеклом ревущего автомобиля безумное лицо Рубена Эванса.

Напрасно Эллис обвиняла барабанщика группы. Он не был пьян и не терял чувства ритма. Те нерегулярные удары, которые доносились до нее сквозь музыку, производились Эвансом, методично и настойчиво крушившим ее пикапчик.

— Стой! — закричала она, ее шок внезапно перерос в гнев, даже ярость. — Кто-нибудь, позовите полицию! Это мой пикап! Да что же он делает?!

Она двинулась к автостоянке, крича и размахивая руками, но в ту же секунду люди, не потерявшие в общей сумятице головы, схватили ее и потянули назад, в безопасное место.

— Нет! Его надо остановить! — кричала она в исступлении, отбиваясь от непрошенных спасателей. — Это все, что у меня есть!

Там же… — Она похолодела, внезапно вспомнив нечто важное, и с ужасом, замирая от бесконечного горя, прошептала:

— Там же… все мои деньги…

С неожиданной для нее силой девушка рванулась, разрывая кольцо оберегавших ее рук, и бросилась к старому пикапу. Но она не сделала и десяти шагов, как ее опять остановили чьи-то руки. Рядом с ней раздавались знакомые мужские голоса, кто-то пытался успокоить ее, заговорить с ней, но все было напрасно. Она сражалась, как дикая кошка, стараясь вырваться, укусить кого-нибудь, только бы оказаться там, возле страшных обломков ее машины. Снова до нее донесся ужасный скрежет металла о металл.

— Пожалуйста, пустите, — зарыдала девушка, погружая свои ногти в чью-то руку, пытаясь найти хоть какую-то опору под своими ногами. — Деньги! Пожалуйста, я… Да пустите же меня!

— Неси свое ружье, Таг! — крикнул Брис в толпу стоящих людей, понимая, что ему не удастся попасть в запертую изнутри кабину. — Мы прострелим ему колеса.

Спустя считанные доли секунды огромный голубой грузовик вновь со страшной силой ударил в самую середину маленького автомобиля; посыпались искры, брызги полетели из пробитого бензобака и в следующее мгновенье по обе стороны пикапа показались крохотные языки пламени.

От крика Эллис, казалось, иней посыпался с деревьев. Животный инстинкт борьбы придал нечеловеческую силу хрупкой девушке. С новым криком, в котором уже не было ничего похожего на человеческий вопль, она вырвалась из рук, не дававших ей спасти то, что сейчас для нее было важнее жизни.

Эллис бросилась вперед, не обращая внимания на то, что чуть не угодила под колеса трусливо скрывавшегося в темноту грузовика. Она не тревожилась и по поводу того, что пляшущие языки пламени уже жадно облизывали бензобак.

Дверь со стороны водителя заклинило. Эллис ударила по стеклу, неизвестно как сохранившемуся на этой дверце, и тоже безуспешно. Но она не оставляла попыток хоть немного приоткрыть дверцу, преградившую путь к ее сокровищу.

— Эллис! — Это был Брис. — Господи, ты что, с ума сошла! Эта штука может в любую минуту взорваться!

Он схватил ее за руку, пытаясь оттянуть от груды горящего металла. Но она не уйдет без своих денег!

— Эллис! Слишком поздно, ты не спасешь ничего!

— Я должна! Брис, помоги мне! Мои деньги!!!

Он схватил ее за обе руки, а когда увидел, что просто так оттянуть ее невозможно — да и слишком долго — резким движением подхватил девушку, перебросил через плечо, как мешок с картошкой, и бросился в безопасное место.

— Убери от меня свои поганые руки! — завизжала Эллис, нанося в бессильной ярости удары по его спине. — Отпусти меня, Брис!

Стой! Пожалуйста… Помоги мне!! Мои деньги! Я должна взять деньги! Они в сиденье… Господи, Бри-и-ис! Послушай же! Они в сиденье!! В переднем сиденье, Брис, милый!!! Я их должна забрать!

— Они не стоят того, — сказал, задыхаясь от усилий, мужчина, опуская свою ношу на землю в безопасности в дальнем углу автостоянки, за зданием таверны. Все остальные укрылись там же. Желая только удостовериться, что действительно никому не угрожает опасность, Брис повернулся и выглянул из-за угла. В следующее мгновение у него из-за спины, словно выпущенная из лука стрела, выскочила Эллис. Горящий пикап, казалось, манил ее, как манит быка красная тряпка.

— Да тысяча проклятий, Бога в душу! — ругнулся Брис, одним прыжком настиг девушку и повалил лицом в снег на мгновенье раньше, чем раздался оглушительный взрыв.

Невидимая сила пронеслась над их беспомощно распростертыми телами так стремительно и тяжело, что совершенно невозможно было сказать, когда все началось и когда закончилось. А потом как-то сразу наступила тишина, и только слышно было, как кое-где падают еще на землю отдельные куски железа.