Милое дитя

Глава 6

Эллис услышала в холле звуки шагов Бака еще до того, как он взялся за дверную ручку. Она стояла напротив кровати у окна, и в это время в дверном проеме показалась голова Ласалля-старшего.

— Ого, час прошел. Не пора менять этот компресс?

Девушка кивнула, приглашая его в комнату.

— Я полчаса назад сменила один ему на груди. И жду теперь тебя.

Потом она взяла кастрюльку с вареным луком и подошла к постели больного.

— Надо было позвать меня, — с этими словами Бак направился к кровати брата.

— До этого времени не было необходимости, — Эллис удивилась тому, с каким беспокойством Бак смотрел на Бриса.

— Как он себе ведет?

— Лучшего пациента и представить невозможно, — девушка улыбнулась одной из своих чрезвычайно редких улыбок. — Очень жаль, что его изысканные манеры исчезнут, когда он выздоровеет.

— Он не очень галантный, да?

Эллис хотелось пошутить, чтобы доказать Баку, что и она любит хорошую шутку, но, кажется, только удалось смутить его. Словно они говорили о двух разных людях.

— Нет, не очень… По крайней мере не со мной, — ответила она. — Он слишком принырливый, суется не в свои дела. — Девушка задумалась. — Смеется он в самое неподходящее время и понимает это лишь, когда доведет человека до сумасшествия своим идиотским смехом, и… я бы не хотела критиковать твоего родственника и наговаривать на него, но пытаться вычислить, что он выкинет в следующую минуту — это все равно, что выцеживать мед из ежевичного компота.

Ее удивила понимающая улыбка на лице Бака.

— Ты знаешь, я полагаю, что если хоть кто-нибудь сможет прибрать моего брата к рукам, то это будешь ты, — сказал он, взглянув на лежащего Бриса. — И когда ты с ним как следует познакомишься, то убедишься, что он и наполовину не так плох.

Эллис кивнула, но не поверила. Да не хотела она прибирать Бриса к рукам, и у нее не было времени, чтобы лучше его узнавать. Ей выпала удача заработать много денег, а он все время мечется у нее на дороге, путает ее мысли, волнует чувства и тревожит тело.

Они положили свежий луковый компресс под спину Бриса, убрав старый, в котором луковицы теперь больше казались жареными, чем вареными.

Бак спросил, нужна ли ей еще его помощь, и получив отрицательный ответ, повернулся, чтобы идти вновь спать.

— Ты уверена, что не хочешь немного поспать? — поинтересовался он, уже стоя к дверях. — Я бы позвал тебя, если что.

— Спасибо, но все скоро кончится. Я подежурю.

У нее уже не осталось надежды, что в скором времени доведется увидеть кровать, о которой ей говорили и которую обещали. Но Брис теперь вел себя очень беспокойно, что-то бормотал, вскрикивал от боли. Он то горел, словно в огне, то становился смертельно холодным и вновь проваливался в сон.

Эллис опять села на стул возле окна и приготовилась провести так еще час, бесцельно глядя в пространство. Должно быть на секунду-другую она задремала, но тут же широко открыла глаза, услышав шаги Бака в холле.

Они снова, как раньше, сменили больному компресс, и в течение третьего часа ее дежурства крупные капли пота выступили, словно роса, на лице Бриса. Весь следующий час он спал глубоким спокойным сном, его дыхание стало легким и размеренным. Болезнь отступила.

На рассвете Брис проснулся и сделал несколько попыток встать с постели, громко проклиная весь свет из-за того, что Эллис не дала ему этого сделать.

— Как, интересно, тебе удается выглядеть такой милой и быть такой суровой? — возмущался он.

— Тс-с-с. Ты так шумишь, что разбудишь мертвого.

— Я сам почти умер, — произнес Брис и с легким стоном откинулся назад на влажную простыню. — Поговори со мной, Эллис. Просто скажи что-нибудь хорошее для разнообразия, чтобы я мог еще о чем-нибудь подумать, кроме того, что я сейчас чувствую.

— Хочешь, я тебе расскажу сказку? — спросила она, вспоминая еще одного человека, который любил их слушать.

— Ага… Об Эллис. Расскажи мне, о чем ты мечтаешь.

— Я не мечтаю, я просто строю планы, — ответила девушка торопливо, словно испугалась, что кто-нибудь увидит ее слабость.

Парень несколько секунд внимательно разглядывал ее, а затем попросил:

— Ну, тогда расскажи о своих планах.

— Мои планы…

— Деньги. Что ты собираешься делать, когда выплатишь свой долг? Купить большущий роскошный особняк и лимузин? Или поедешь в Калифорнию и нарядишься в меха и драгоценности?

Она хихикнула, а потом улыбнулась ему яркой и чистой улыбкой.

— С твоими данными ты бы могла стать кинозвездой, — продолжал Брис.

— А у тебя голова набита опилками.

— Ну, скажи, что ты собираешься делать со своими этими деньгами? Клянусь, никому не скажу.

Совершенно разбитая всей этой бессонной ночью, Эллис села на кровать рядом с мужчиной и провела холодной мокрой тканью по его лбу.

— Закрой глаза, — сказала она ему, желая, чтобы он еще поспал. — Деньги, которые я сейчас собираю, нужны для того… ну, потому что нужны. Я собираюсь вернуться назад в Стоуни Холлоу, чтобы получить то, что мне принадлежит. А после этого начну новую жизнь… Ты меня совсем не знаешь и думаешь, будто я мечтаю о большом доме, машине и все такое. Это не так. Я однажды читала о Калифорнии в журнале… Там есть вещи, которые мне бы хотелось увидеть, но не думаю, что я бы смогла там жить. И в Нью-Йорке не хочу жить. Жить лучше всего в горах, я уверена. Только не очень много людей это понимают, — Эллис аккуратно сложила ткань и положила ее на лоб Бриса, а потом отвернулась и продолжала:

— Знаешь, со мной мало кто уживается…

— Почему?

Правда о человеке всегда, в конце концов, становится известной и нет смысла пытаться изменить ее или лгать о своем прошлом. И Эллис понимала, что, не сказав правду сейчас, она неминуемо солжет потом.

— Я внебрачный ребенок. И мне приходится нести грех матери всю свою жизнь.

Вслед за ее признанием воцарилась тишина. Собрав всю свою гордость, девушка посмотрела Брису в лицо. Глаза его были открыты, и в них она не увидела ни презрения, ни недоброжелательности, которые ожидала встретить. Напротив, в его взгляде было понимание и сочувствие, словно он во всех деталях знал ее жизнь.

— Так ты расскажи мне о своих планах, — тихонько попросил он и опять закрыл глаза.

«Что это? — забеспокоилась Эллис, переполненная гордостью и резкими словами, которые, похоже, были никому не нужны. — Он что, не понимает, кого пригласил в свой дом? Или ему все равно, кто за ним ухаживает?»

— Я… Я бы хотела иметь маленький домик где-нибудь в горах, в тихом уголке и подальше от людей. Хорошо бы на новом месте, где меня никто не знает. Но так, чтобы там я могла бы работать и зарабатывать. И чтобы это место было рядом со школой. Я собираюсь пойти в школу. — Она помолчала, думая о том, как было бы здорово ходить в школу.

— В школу?! — Брис посмотрел на девушку, словно спросонок.

— Я хочу учиться! А потом получить диплом. Я точно не знаю, что буду делать в колледже, но может узнаю, когда закончу школу. Ну, то есть, я имею в виду, что если после окончания школы мне захочется учиться дальше, то я, может быть, поступила бы в колледж. — Она помолчала. — Энн ведь ходила в школу, правда?

— М-м-м, — только и смог сказать Брис.

— Она такая остроумная, правда?

— Ага, да уж.

— Мне нравится, как она разговаривает. У нее речь образованного человека.

— Разговаривает она много…

— Точно, как и ты.

Брис приоткрыл один глаз и посмотрел на Эллис.

— Энн говорит, между прочим, что когда мы с нею остаемся вдвоем в доме, то становится настолько тихо, что ей приходится или врубать радио на всю катушку, или потихоньку сдвигаться по фазе, слушая, как пыль оседает на мебель.

— Рассказывай! По крайней мере, мы с нею всегда найдем общий язык, и она будет на моей стороне. А ты только все время лаешься со мной.

— А тебе полезно, когда на тебя лают.

— Так ты хочешь услышать о моих планах или нет?

— Да, — ответил Брис, опять закрывая свой глаз. — Школа, маленький домик, людей поменьше…

Эллис хотела спорить с ним, доказывать, что этим ее планы вовсе не ограничиваются и ей еще много нужно ему рассказать, но в этот момент вошел Бак.

— Ну, как у него дела? — спросил он. — Я слышал, что он тут кого-то окликал.

— Температура у него спала, и он опять стал сварливым и брюзгливым, — улыбаясь, ответила Эллис. Последние несколько минут разговора доставили ей огромное наслаждение. Было так приятно поговорить хоть с кем-нибудь о своих планах на будущее и увидеть, что человек слушает тебя, как будто это все необычайно важно для него. — Я думаю, мне пора идти.

— Нет! — воскликнул Брис, резко выпрямляясь в кровати.

— А куда ты собираешься? — поинтересовался Бак значительно спокойнее, нежели его брат. — Ты же не спала всю ночь!

— Я знаю. — Девушка встала, разминая суставы. — Но у меня работа. Хороша я буду, если прогуляю уже на второй день!

— Ах, ты про Лути? Но я могу ей позвонить и все объяснить. Она даст тебе время… присмотреть за Брисом, потому что он единственный молодой парень в городе, который все еще заигрывает с ней.

Эллис недоверчиво посмотрела на Бриса и скептически хмыкнула.

— Ты и с Лути заигрываешь?

— Видишь ли, она делает отличные бисквиты, — Брис откинулся вновь на подушки. — Но ты хоть после работы вернешься к нам?

— А я все же думаю, тебе следует поспать, Эллис, — настаивал Бак. — Ты выглядишь совсем разбитой.

— Побереги силы, братишка, — смирившимся тоном произнес Брис. — Ты ее все равно не убедишь. У нее свои планы. Лучшее, что мы можем, это плюнуть на все, и когда она рассыплется на части, попытаться собрать из ее осколков что-нибудь путное.

— Пусть он весь день сегодня лежит и спит, — не повела и бровью Эллис, обращаясь к Баку. — И давайте ему побольше пить. Компрессы больше ставить не надо, а вот от кашля луковый отвар пусть пьет через два часа, иначе его бестолковая голова совсем оторвется от такой тряски.

— Ты хоть сама когда-нибудь пробовала ту мерзость, которую залила в мою глотку?

— Это, по крайней мере, заставило тебя минут пять лежать смирно.

Вообще-то оба брата были чрезвычайно спокойными людьми. Они могли провести вместе несколько дней и не проронить ни слова. А сейчас они оба смотрели друг на друга: Бак — улыбаясь, а Брис — совершенно растерявшийся и изумленный.

По глубочайшему убеждению Эллис, в списке величайших наслаждений, доступных человеку, душ занимал второе место вслед за ночным полноценным сном. Впервые за последние две недели помывшись по-настоящему, Эллис воспряла духом, и это позволило ей еще продержаться утром на работе, прежде чем она все-таки стала ощущать последствия того, что не спала вот уже тридцать шесть часов.

Чувство долга заставило девушку попросить у Лути дополнительную работу днем. Однако, когда пожилая женщина мягко настояла на том, чтобы она все же отдохнула, Эллис в глубине души обрадовалась. Ей, конечно, нужны были деньги, но к обеду она просто еле передвигала ноги и медленно тащилась с одного места на другое.

Как ей удалось добраться до Ласаллей, она бы и сама не смогла сказать. Когда ее старенький пикапчик свернул на полуспрятанную дорогу, ведущую к их дому, Эллис страшно обрадовалась, что ей не пришлось долго разыскивать это место.

— Эллис, — обратилась к ней Энн, стоя в дверях, — Тебе вовсе нет необходимости каждый раз стучаться, когда ты приезжаешь домой. Ты же теперь живешь тут.

Девушка остановилась в нерешительности, а хозяйка открыла пошире дверь и провела ее в дом, обняв одной рукой за плечи.

— Я отнесла твои вещи в комнату миссис Ласалль. Это вторая дверь налево. Мы ее еще не переделали — хотим сначала оборудовать детскую, но кровать там в порядке, а для тебя это сейчас, пожалуй, самое главное. Ты выглядишь совсем изможденной. Эллис вздохнула, кивнула и позволила Энн продолжать болтовню.

— Хочешь есть? Я могу что-нибудь разогреть, там есть немного бульона.

— Спасибо, я поела у Лути. — Она улыбнулась и добавила:

— У нее отличные бисквиты.

Энн помрачнела, — Знаю, мне об этом все уши прожужжали. Я могу готовить только из концентратов, и это все совсем не то.

— Как Брис? — спросила Эллис, поднимаясь вслед за Энн вверх по лестнице.

— Ну, если не считать сухого кашля и того, что он похож на выжатый лимон, то все нормально. Ни за что бы не догадалась, что лук может пригодиться для таких целей, — рассмеялась вдруг хозяйка. — Где ты научилась всему этому?

— Ты говоришь, сухой кашель? — Мозг Эллис уже не мог воспринимать ничего, кроме только тех фактов, которые имели непосредственное отношение к делу.

— Средство от кашля дает потрясающий эффект, но он кашляет, как дряхлый старичок с плевритом.

— Было бы неплохо растереть грудь. — Эллис нахмурилась. — Там еще осталась растирка?

Энн засмеялась.

— Он не желает даже видеть твое средство, и, говоря по правде, я не могу его за это осуждать. У меня из глаз текут слезы, как только я подумаю об этом ужасе.

— А где эта припарка? — спросила, останавливаясь, Эллис.

— В его комнате, — Энн выглядела смущенной и обеспокоенной, особенно увидев, что Эллис не имеет настроения смеяться.

А та, кивнув, развернулась и зашагала в комнату Бриса с видом солдата, идущего на пост, решительно и сосредоточенно.

— Я не понимаю, почему должна терять время и собственные силы на то, чтобы ухаживать за таким неблагодарным мужчиной, который ведет себя по-детски и отказывается лечиться, — заявила Эллис, подбоченившись и с вызовом глядя на Бриса.

Он возлежал на кровати, опираясь на подушки, накрывшись чистой простыней, и читал газету. За время ее отсутствия, Брис побрился, принял душ, одел белую теннисную майку и… ну, что там у него под простыней. Сейчас он казался таким красивым, таким мужественным, таким… «Нет! Он просто хорошо выглядит», — решила девушка, стараясь успокоить разбушевавшееся воображение.

— А-а-а! Вижу — ты энергичная и сдержанная, как всегда, — воскликнул он, улыбаясь ей и сияя, как новенькая монета.

Не обращая внимания на него и на холодок в низу живота, девушка осмотрела комнату и обнаружила кувшин с лекарством, которое она смешивала утром, на том же месте, где и оставила его, уходя на работу. Правда, вода уже остыла, чтобы придать требуемую убойную силу смеси из свиного жира и уксуса.

— Я сейчас спущусь подогреть все это, — пообещала она Брису, — а когда вернусь, ты натрешься моей мазью, иначе я палец о палец не ударю, когда у тебя вновь поднимется температура. Помирай на здоровье! Ты слышишь меня?

— Вот, наконец-то ты заговорила со мной ласково, — невозмутимо откликнулся Брис. — Эллис, я клянусь, что если ты не прекратишь сейчас со мной так разговаривать, я потеряю голову от любви к тебе. Я и так уже еле сдерживаюсь.

— Ладно, заткнись! — Эллис прижала ладонь к сердцу, чтобы сдержать бешеный приступ волнения, охватившего ее. — Кажется, ты потерял последние капли ума. Тебе что, нравится болеть?

— Вообще-то нет, но когда я вижу, как нежна и обходительна со мной моя сиделка, у болезни появляются свои плюсы.

— Ха, обходительность! — пренебрежительно хмыкнула она. — Если тебе нужна обходительность, так делай то, что я тебе говорю, и делай, как следует. Я не намерена тратить силы на то, чтобы каждую ночь сидеть возле тебя.

Девушка выпорхнула из комнаты, спустилась по лестнице и прошла в кухню. Пока разогревалась растирка, Эллис старалась подогреть свой гнев и раздражение против него. «Упрямый, как бык, ребячливый мужчина», — распалялась она. Почему, собственно, она беспокоится о нем? Он ей не родственник, даже не друг. Он назойливый приставала и вор…

Неожиданно Эллис вспомнила, что ее пакет с деньгами все еще лежит в кармане пальто, там, где она его оставила с ночи. Девушка стремительно бросилась в холл, схватила пальто, висевшее совсем рядом с входной дверью, и облегченно вздохнула, почувствовав приятный вес содержимого кармана. Наморщив лоб, она попыталась обдумать, где бы найти новое, более безопасное место для своих сокровищ.

Земля основательно промерзла, так что нечего и думать о том, чтобы закопать их. Да и страшно было лишаться возможности в любой момент достать их, поэтому мысли Эллис вновь обратились к грузовичку. Конечно, Брис сумел найти ее тайник под сиденьем, но она умная девушка и извлекла необходимый опыт из этого урока…

Эллис внимательно осмотрелась по сторонам, а потом сдвинула назад черную изоляционную ленту, закрывавшую большую дыру в сиденье пикапа. Затем отодвинула в сторону поролоновую набивку, сунула туда свой пакет и привела все в прежний вид. Вслед за этим она раза три качнула сиденье и слегка помяла ленту, чтобы все выглядело так, как будто года три никто за него не брался. Девушка удовлетворенно хмыкнула. Теперь ее деньги надежно запрятаны и в таком месте, где никто и не подумает их искать.

— Я даю тебе последний шанс, Брис Ласалль, — сказала она через несколько минут, подойдя к подножию его кровати и держа в руке маленький кувшин с растопленным свиным салом. — Или ты будешь мужчиной и сделаешь, что тебе велено, или я умываю руки.

Она настолько устала, что уже не могла смотреть, ее глаза буквально слипались, и ей вряд ли удалось бы с точностью сказать, растирался он или проявил малодушие.

— Ах, Эллис, — жалобно хныкал Брис, но в глазах его мерцали озорные искры. — Попросить меня намазаться этой мерзостью, это все равно, что просить вскрывать себе вены. Нет! Я умоляю, не надо на меня изливать свой гнев, милая Эллис! Не хочу, чтобы ты думала, будто я трусливая и неблагодарная скотина. Я не могу себя этим помазать, у меня просто руки не поднимаются и все, — он откинул до пояса простынь и задрал рубашку на самую шею. — Но если это сделаешь ты, я буду спокоен, как надгробие, и дергаться не стану.

Ее ослепило теплое сияние золотистой кожи, под которой волнами перекатывались бугры мышц. Девушка стыдливо опустила глаза, но черные волосы, покрывавшие его тело, так сильно выделялись на фоне белой простыни, что, казалось, закрой она глаза совсем, и тогда его тело будет перед ней, Она тяжело сглотнула, отвела глаза и встретила его взгляд, насмешливый и призывный.

У Эллис было такое чувство, будто у нее дрожат конечности от волнения, однако на самом деле она больше напоминала в эти мгновения каменное изваяние. Ей хотелось дико хохотать и, завизжав, бежать куда глаза глядят. В то же самое время ей хотелось посмотреть ему в лицо, выдержать его вызывающий взгляд, сделать то, что он просил, и уйти прочь, не оглянувшись на него.

Но все это было только ее желанием, потому что на самом деле Эллис даже не могла поднять на него глаза, когда осторожно подвинулась к краешку кровати и села на нее. Ее дрожащие пальцы захватили теплую смесь из кувшина и медленно поднесли лекарство к груди мужчины. Казалось, что кончиками пальцев она прикоснулась к оголенному проводу — Эллис дотронулась до тела Бриса. Он втянул воздух сквозь зубы, словно обжегся, она в ту же секунду испуганно отдернула руку и посмотрела на него. Их глаза встретились. Ей никогда еще не доводилось видеть такое пламя и страсть во взгляде мужчины. Стремительный, непереносимый жар, излучаемый его телом, опалил девушку, взвихрил время и пространство и захватил ее, превращая в добровольную пленницу чувства, овладевшего ими обоими.

Сердце Эллис забилось быстро и гулко, ей стало трудно дышать, губы пересохли, и все тело задрожало, когда Брис взял ее руку в свою и медленно прижал ее ладонь к своей груди, прямо над бьющимся сердцем. Волна за волной желание и острое томление пронизывали ее тело, проникали в нее и, наполнив душу тягучим огненным потоком, вливались через ее руку назад в грудь Бриса.

Он легонько нажал на пальцы Эллис, медленно передвигая ее ладонь по своему телу. Кожа его оказалась удивительно гладкой и тонкой наощупь. Он прижал ее руку, и пальцы Эллис ощутили, как вдруг начали отвердевать его соски, а она, зачарованная этими новыми впечатлениями, не могла отвести глаза от его все расширяющихся зрачков. И тогда девушка — скорее инстинктивно, чем подчиняясь желанию, — прижала ладонь сильнее, смелее и, пожалуй, бесстыднее к его телу. Эффект оказался таким, как если бы ребенок, балуясь со спичками, внезапно поразился яркости света, жару от вспыхнувшего огня. Точно так же и ее прикосновения вызвали в Брисе приступ чувственного желания огромной силы.

Его другая рука поднялась с одеяла, и Эллис почувствовала на своей щеке его бережные, нежные прикосновения, словно он боялся, что от этого она может сломаться. Наверное, так люди дотрагиваются до чего-то, что имеет огромную ценность и чудовищную стоимость, до чего-то дорогого и страстно обожаемого. У нее захватило дух от восторга, от совершенно нового ощущения, что ее любят, ее берегут и… ласкают. И от этого сразу исчезли все мысли, опасения, и ее чувства спиралью взмыли ввысь, уходя из-под контроля сознания.

Его руки доставили ей неведомое доселе наслаждение, и она почувствовала, что этого мало, что ей нужны его прикосновения, что невозможно, чтобы они прекращались. А он ласкал ее так, как ласкал бы испуганного, норовистого зверька, пытаясь успокоить и одновременно завоевать его доверие. И Эллис, зажмурив глаза и затаив дыхание, отдалась охватившему ее наслаждению, покорно подставляя ему свое лицо, волосы, губы…

Брис провел пальцами по линии ее подбородка, слегка касаясь тонкой кожи лица. Эллис склонила голову, и его ладонь соскользнула по скулам на мраморную белизну ее шеи. Руки мужчины плавно перемещались по ее телу, словно исследуя, изучая его размеры и формы. Скользя по плечам, рукам, они достигли ее поясницы. Потом, обежав ее тонкую гибкую талию, его широкие ладони начали восхитительное восхождение вверх к ее груди и наконец, словно куполом, накрыли эти нежные сферы, повергая сознание и тело Эллис в состояние, близкое к обмороку.

Когда его пальцы вновь коснулись ее горла, она с трудом перевела дыхание и открыла глаза.

— Я тебя поцелую, Эллис? — тихо прошептал он.

Должно быть она кивнула, хотя точно это утверждать было нельзя. Единственное, в чем она была уверена, — ее шею легонько прижали вниз и все ближе к ней стали сияющие глаза Бриса и черты его удивительно мужественного и красивого лица. И еще Эллис почувствовала, как уверенно держали ее мужские ладони. И она захотела, чтобы он поцеловал ее.

Словно пробуя ее губы на вкус, его язык пробежал по ним — Брис, казалось, впитывал в себя их аромат, нежность. Ее трепещущие губы приоткрылись, покорно отдаваясь его ласке. Мужчина мягко потянул девушку на себя, не прерывая поцелуя. В ту же секунду встретились не только их губы, но и языки: один — смелый и настойчивый, другой — робкий и несмелый. Волнение, нарастая, пронизывало, словно током, трепещущее тело девушки.

Внезапно Брис прервал поцелуй и закашлялся. Эллис попыталась освободиться, но он остановил ее.

— Нет. Останься… Пожалуйста! — попросил парень. — Пожалуйста, не уходи!

Оперевшись одной рукой на подушку у его головы, а другую оставив на груди мужчины, девушка посмотрела на него так, словно видела впервые в своей жизни: с беспокойством, тревогой и надеждой.

Она встречала многих мужчин, но не было среди них ни одного такого же прекрасного; ее не единожды целовали, но никто не целовал так, как Брис. И когда она была голодна, никто не мог насытить ее так, как это сделал он в эти мгновения.

Брис убрал длинную прядь ее густых светлых волос ей за ухо и улыбнулся, глядя в глаза.

— Здорово, а?

Что можно было ответить?

Эллис кивнула и отвела взор, чтобы он не увидел всей глубины той радости, которую ей доставили эти минуты. Потом она села и стала тщательно вытирать пальцы полотенцем. Только теперь, слишком поздно, она заметила, что несколько капель уксуса, смешанного со свиным салом, попали на ее хлопчатобумажную блузку. Бросившись торопливо вытирать их, она взглянула на Бриса: спокойное, нежное выражение, которое она увидела на его лице, вернуло ее к действительности.

— Своих проблем тебе мало? — спросила Эллис, желая, чтобы он перестал так на нее смотреть. Ей было неспокойно от взгляда его внимательных глаз и особенно неудобно, оттого что она сама испытывала, когда смотрела на него. — Ты должен и мне досадить, да?

Он хихикнул.

— Ты что, смеешься надо мной?

— Да.

— Стоп, хватит! Это была моя лучшая блузка, а ты испортил ее! Это совсем не смешно!

— Конечно, несмешно. Я, честное слово, сожалею об этом. Но вот о чем я не жалею, так это о том, что мы поцеловались… И ты тоже об этом не жалеешь.

— А кто говорит, что жалею? Эллис с деланным негодованием откинула назад волосы и с вызовом посмотрела на Бриса своими голубыми глазами. Она часто в прошлом использовала такой жест, и все, кому доводилось видеть это, называли ее потом слишком резкой и грубой. На самом деле это был только способ самозащиты.

— Если ты попытаешься затеять со мной новое сражение, я тебе этого не позволю, Эллис. Вот когда ты сама скажешь, что сожалеешь о поцелуях, тогда можешь меня отталкивать. — Брис на ее вид никак не реагировал. — Теперь-то я тебя раскусил, мисс Колючка. Не такая уж ты и колючая, как пытаешься меня уверить.

— Ничего я такого не пытаюсь. — Ей все труднее было держать свой строгий взгляд. Эллис пришлось встать, чтобы поставить на место кувшин со снадобьем. — Штука в том, что все эти последние дни мне приходится терпеть твое присутствие. Как только мне выпадет шанс, я пристрелю тебя, чтобы отвязаться наконец.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Они оба вспомнили о пистолете, который в этом случае мог бы ей понадобиться и который у нее, видимо, еще не скоро появится. Девушка осторожно повернула голову, чтобы посмотреть, не делась ли куда его обычная усмешка. И действительно, вместо привычной уже ухмылки, у него было такое кислое выражение лица, что она довольно хихикнула, а через секунду они оба расхохотались.

— Нет, ты, определенно, самый большой пройдоха, каких только мне доводилось встречать, — сказала девушка, присаживаясь опять на кровать. Ее веселье стихло так же быстро, как и родилось, — дала себя знать усталость.

— Хорошо, — удовлетворенно заметил Брис. — Похоже на то, что это самое яркое выражение твоей любви ко мне. Большего признания от тебя все равно не дождешься.

Эллис посмотрела на него, словно обдумывая то, что он сказал, и наконец ответила:

— В значительной степени это яркое выражение моей усталости и нежелания дальше препираться с тобой.

Ее глаза закрывались сами собой, одолевала зевота, и все чувства притупились. Однако в следующую секунду она вздрогнула, почувствовав на своих плечах тяжесть мужских ладоней. Брис легонько потянул ее к себе на кровать, и вскоре Эллис легла на спину, ощущая, как его пальцы начали массировать ее уставшие, напряженные мускулы. Она всхлипнула от острого, неожиданного ощущения, и мужчина тут же остановился.

— Тебе больно?

— Нет, — прошептала она и вздохнула. Его пальцы разминали одеревеневшие мышцы девушки, изгоняя из ее тела усталость и напряжение; от их круговых движений ее голову стало затуманивать чувство, подобное наркотическому забвению. Эллис блаженно закрыла глаза, мысли постепенно проваливались в черную пустоту. Девушка снова издала легкий всхлип.

— Ложись-ка поудобнее, — донесся издалека до нее голос Бриса, тихий и ласковый. Она почувствовала, как ее переворачивают на живот, и в следующее мгновение она уже лежала лицом вниз.

Эллис едва ощущала его прикосновения, и только когда его руки, прикасаясь к ее бедрам и икрам, вызвали легкую боль в натруженных мускулах, она испытала слабый укол тревоги оттого, что этот массаж больше похож на ласки, чем на физиотерапию. Но девушка проигнорировала этот знак: было легче умереть, чем помешать ему доставлять удовольствие ей и облегчение мышцам.

Брис гладил, ласкал и массировал ее тело так, что она совсем разнежилась. Перед мысленным взором Эллис проплывали картины летних знойных дней и тихих осенних вечеров. Холодная родниковая вода журчала, просачиваясь сквозь песок и гальку, и золотоволосая девчушка тянула в рот лепестки маргаритки. И еще виделось лицо Бриса, его глаза, блестящие, мерцающие, как звезды, ироничные, нежные, страстные.

— Ты сильно ее любил? — спросила она, уткнувшись в подушку.

— Кого? — пальцы мужчины на мгновение замедлили свое движение.

— Лидди Эванс, — напомнила она. Впрочем, когда Брис сразу не ответил, Эллис не очень расстроилась, не вполне уверенная в том, действительно ли задала этот вопрос или только хотела спросить об этой женщине.

— Некоторое время я думал, что люблю ее… Мне хотелось ее любить, — ответил наконец Брис. — Однако, как выяснилось, есть разница между любовью к тому, кто тебе нравится, и любовью к человеку, которому ты нужен.

Ее мозг отметил тот факт, что он прекратил массаж, но ее обнаженные нервы продолжали еще несколько секунд ощущать его прикосновения. Затем Брис улегся рядом с девушкой и, перевернувшись на спину, стал смотреть в потолок. Эллис продолжала лежать на животе, закрыв глаза и повернув к нему голову.

— Это был необходимый для меня урок, потому что я больше узнал о себе… Жаль только, что это случилось за счет Лидди, — добавил он, говоря словно про себя, будто ее и не было рядом.

Эллис скорчила гримасу, стараясь не открывать глаз. Ей, пожалуй, не очень-то хотелось слушать обо всем этом. Вряд ли она желала вмешиваться в жизнь Бриса, но мысли о том, что он мог быть с другой женщиной, заставляли ее испытывать печаль и безотчетный гнев.

— Я был с ней, потому что думал, что нужен ей, — продолжал он. — И она тоже была со мной вначале по этой же причине.

Между нами не было никогда ничего… такого. Ну, мы, конечно, спали вместе, но не было… возбуждения или там… вспышек страсти. Совсем не то… — Он взглянул на Эллис с таким чувством, что она физически ощутила его взгляд. — Совсем не то, что должно было бы быть. И еще, у нее дети — они классные ребята, — и я думал, что я им тоже нужен. Он вздохнул и замолчал.

— Мне всегда было плохо, оттого что я, кажется, никому не нужен так, как нужны мне другие люди. Взрослые, я имею в виду… Бак и мама, они всегда жертвовали ради меня всем, а я только… рос. — Он опять помолчал. — Это был их план — мамы и Бака. Бак, он умный, ты знаешь, и он любил школу и всегда имел хорошие баллы. Ему хотелось поступить в колледж и стать кем-нибудь больше, чем просто рабочим на дробилке. Ну, и когда умер мой отец, они решили, что используют страховку и все сбережения, чтобы послать Бака в колледж, а потом, когда придет моя очередь учиться, он поможет мне. Они все это как следует обсудили. Бак даже соврал насчет своего возраста в анкете, так что смог работать полный день, хотя ему было только пятнадцать, когда он закончил школу. Даже моя сестра внесла свою долю, чтобы осуществить этот план…

— Я не знала, что у тебя есть сестра, — прошептала Эллис, широко открыв от удивления глаза. Сердце у нее учащенно билось от каждого произнесенного Брисом слова. Что-то в его тихом мягком голосе, его тональности заставило девушку, не отрываясь, смотреть на него и вслушиваться в его рассказ.

Боль, печаль и сожаление, наполнявшие его слова, странным образом переплетались с чувствами, которые испытывала Эллис, и связывали ее с мужчиной, создавая ощущение их близости и единства душ.

Он повернулся набок, и его лицо оказалось в одном дюйме от ее глаз.

— Ее зовут Бри — сокращенно от Бриджитт. Она на пару лет моложе Бака и живет с мужем в Ковингтоне.

— А что случилось? — спросила Эллис, сама удивляясь тому интересу, который вызвала у нее эта история, и боясь показать свое любопытство. — Почему Бак остался работать?

— Мама умерла, — просто ответил Брис и отвел глаза в сторону. — Погибла в автомобильной катастрофе. Бак уже поступил в колледж. Бри только-только вышла замуж и уехала. Мне было семь лет тогда.

Эллис ждала, когда он будет продолжать свой рассказ. По тому, как напряглось его лицо, было видно, что ему тяжело говорить. Она хотела дотронуться до него, чтобы хоть как-то облегчить его груз, но ей было ясно, что для нее это невозможно.

— Бак вернулся, чтобы я смог выучиться, чтобы воспитывать меня. Он все бросил ради меня.

— И он потом тебя упрекнул за это?! «О Боже! Как она могла думать, что ей нравится Бак Ласалль!» Брис засмеялся.

— Только не Бак! Он ни разу даже не обмолвился об этом. Он не стал относиться ко мне иначе, чем раньше. Только еще больше заботился обо мне и показывал пример во всем, чтобы я мог вырасти нормальным парнем. Он даже не подал вида, когда из-за меня его бросила жена.

— Так Энн его вторая жена? Брис кивнул.

— Когда он первый раз женился, он был моложе, чем я сейчас. Двадцать, двадцать один год. Его жена бесилась по любому пустяку. Она считала, что ферма далеко от города и дом слишком старый. А Бак очень много работал и часто допоздна… Словом, она заскучала. Казалось, она все время на что-то жалуется, все время чем-то недовольна. Но ее любимой и основной жалобой было то, что она не может со мной ужиться. Мне тогда было лет девять или десять. Кончилось все тем, что в один прекрасный день она просто собрала свои вещи и ушла.

Брис посмотрел в сторону, на стену, словно там, как на экране, отражалось то, о чем он рассказывал.

— Бак всегда говорил, что это к лучшему, но я все время думаю, что, возможно, у них что-нибудь и вышло бы, если бы я не путался под ногами.

— А мне кажется, туда ей и дорога! — сказала Эллис, уже возненавидев эту женщину и возвращая Баку свое расположение и симпатии.

— Ну… — неопределенно хмыкнул мужчина и потянулся рукой к ее густым соломенно-золотистым волосам. — ..Может ты и права. Но мне всю жизнь казалось, что всем приходится отказывать себе во многом из-за меня. Я… Это меня угнетало. И я никогда не мог дать людям ничего взамен. Просто не знал, что можно дать… Пока не встретил Лидди.

Эллис нахмурилась.

— Ну, и как она все это приняла?

— Так в том-то и все дело! Никак! И когда девушка в замешательстве посмотрела на него, Брис на секунду закрыл глаза, подыскивая, как бы лучше ей объяснить.

— Понимаешь, когда Рубен бросил ее в первый раз, Лидди оказалась в чертовски трудном положении. У нее была полная депрессия, она казалась совершенно опустошенной. А ее трое ребятишек нуждались в ней и были такими потерянными и смущенными..

— Потерянными и смущенными? — повторила Эллис, улавливая знакомую боль в груди.

— Ну, конечно! Они же совсем не понимали, что происходит, — сказал Брис. — Но не Лидди меня позвала. Да и вообще, не она с детьми меня привлекли. Меня тронуло то, что они нуждались в чьей-либо поддержке. Для меня не было лучшей возможности вернуть людям доброту, которую я от них получил. Я просто безумно желал, чтобы они все во мне нуждались. Вначале все так и случилось.

Мужская ладонь скользнула по волосам Эллис, а потом девушка почувствовала, как его рука движется вниз по ее спине.

— Мне казалось, что я умер и вознесся на небеса. Я осознавал, что приношу огромную жертву, делая для них все, что только могу и искупая этим свой долг перед другими людьми. Я готов был разбиться ради них в лепешку, потому что боялся, как бы не стало заметно, что я не люблю Лидди. Ребята у нее отличные, и мне они нравились. Но, чтобы жить в семье, надо любить мать… а я не любил. И Лидди… Лидди оказалась не такой уж слабой и беззащитной, как это казалось вначале. Она крепкий орешек. Просто ей нужно было время, чтобы собраться с духом.

— Что же у вас произошло?

— Да, ничего особенного, — ответил Брис. — Однажды вечером мы сидели за столом, ужинали, смотрели друг на друга и думали, что будем делать дальше, когда ее потребность во мне исчезнет и станет ясно, что мы совсем не страстно влюблены. В общем, мы так сидели, сидели, и она наконец просто сказала: «Спасибо тебе за помощь». И я ушел.

Брис пожал плечами.

— Но вы все еще видитесь. Вы все еще друзья… Я слышала об этом прошлой ночью. Он кивнул один раз, очень быстро.

— Видишь ли, Рубен порядочный… — Брис нахмурился, подыскивая слово помягче, чтобы не слишком шокировать девушку.

— Изрядная скотина, ты хочешь сказать?

— И изворотливая… Когда черт явится по его душу, он и с ним сумеет договориться. Он себя никогда ничем не утруждал и часто уходил от Лидди и своих же детей. Вообще-то этот тип — настоящий висельник и ни перед чем не остановится.

Сердце Эллис сжалось от тревоги за Бриса, который, похоже, не очень-то опасался этого страшного человека.

— Сейчас он не посмеет тронуть Лидди и пальцем. Мне удалось и ее в этом убедить. И это, пожалуй, лучшее из того, что я для нее сделал. Правда, когда она пришла в себя после его первого ухода, это оказалось и не очень трудно. Я ей дал денег и отвез к адвокату, где она подала на развод. После процесса Рубену было строжайше запрещено появляться у нее и требовать свиданий с детьми.

— Так вот почему он хотел бы содрать с тебя кожу?

— Да, поэтому. И из-за того, что я жил с его женой почти полгода.

Рука Бриса, лежавшая у нее на спине, казалась такой уверенно-спокойной! От него исходило тепло, повергавшее девушку в безмятежное, дремотное состояние.

— Ты лучше не выходи по ночам из дома один, — сонно пробормотала она, и ее веки медленно сомкнулись.

— Тебе же все равно, что со мной случится, не так ли?

Эллис устало и безразлично посмотрела на Бриса. Господи, ну, конечно, ей не все равно, она волнуется за него! В ее глазах Рубен Эванс был жалкой прорехой на человечестве, огорчительным недоразумением, а Брис… — тут она опять почувствовала легкое, бережное прикосновение его ладони, — Брис был самым добрым, самым нежным, самым заботливым мужчиной из всех на свете.

А Брис, которому уже надоело говорить о печальном, желая перевести разговор в другое русло, слегка скривился от крепкого аромата уксуса и луковой припарки и наклонился к уху девушки.

— Не хотелось бы тебе говорить, мисс Кактус, — проворковал он, — но запашок от тебя такой, что ангелам на небесах тошно делается.

«А сам на кого похож», — подумала Эллис, чувствуя себя слишком утомленной, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как запах лука с уксусом.

— Ты спишь, милая Эллис? — донесся до нее, словно издалека, его голос. Она не ответила, она была уже в колдовской стране, где все так спокойно и тихо и в которой ей еще никогда не доводилось бывать.

— А говоришь, у тебя нет снов и мечтаний, а только планы на будущее. Бьюсь об заклад, что это такая же выдумка, как и твой пистолет. Хотелось бы, чтобы у тебя было множество прекрасных иллюзий, замечательных, сладких грез.

Это его пальцы у нее на щеке? Такие нежные и любящие.

— Я назову тебя милой, мечтательной малышкой, и это будет правдой. Или, лучше, милой, сонной девчонкой?..

Может и так… Но за всю ее жизнь у нее никогда не было сна прекраснее, чем этот, в котором рядом с нею был Брис…