Мимолетное прикосновение

Глава 9

В зеркале на трюмо мерцали огоньки свечей и отсветы камина. Эмма, приставленная графиней в камеристки мисс Гранвилл, стояла за спиной своей новой госпожи, методично проводя посеребренным гребнем по роскошным волнам, спадавшим на плечи девушки.

— Какие прекрасные волосы, мисс. — На розовощеком круглом личике Эммы не отражалось и тени печали, карие глаза восхищенно разглядывали отражение в зеркале. — Ни дать ни взять — золотистый шелк.

Линдсей улыбнулась. Она совсем не разделяла восторгов служанки по поводу своей внешности.

— Когда мы про вас услышали, мисс, так прямо диву дались, — беспечно щебетала Эмма. — Мы-то думали, у ее светлости и в помине нет никакой родни по мужу, а тут вдруг вы объявились. Вот здорово-то. Оказывается, она не одна-одинешенька на белом свете.

Происшедший день был перенасыщен впечатлениями, поэтому Линдсей очень утомилась и впала в какое-то приятное, бездумное оцепенение, она слушала болтовню горничной, практически не вникая в смысл.

— Конечно, — продолжала Эмма, высокая крепкая девушка не старше самой Линдсей, с загадочным видом нагибаясь к уху юной госпожи, — ее светлость не то чтобы совсем одинока, раз уж у нее есть он. Но от него трудно ожидать хоть какого-то утешения для чувствительной и мягкосердечной дамы.

Хотя графиня и подарила сегодня Линдсей изумительную брошь, девушка все равно изумилась, что кто-то считает леди Баллард чувствительной. После чая сия «мягкосердечная» особа несколько часов напролет безжалостно муштровала Линдсей, наставляя о том, что требуется знать и уметь «благовоспитанной леди из высшего общества». Под конец бедняжка едва сдерживалась, чтобы не закричать. Ей хотелось лишь одного — опрометью выбежать прочь, вскочить на коня и во весь опор мчаться назад, в любимый Корнуолл.

Что же делать? Как выбраться из этой ужасной переделки? И что подумает Антон, если в самом скором времени не увидит свою сообщницу или хотя бы не получит от нее весточки? До сих пор Линдсей почему-то надеялась, что, увидев ее в Лондоне, виконт и его тетушка в ту же секунду поймут, до чего она не подходит к их изысканной жизни, — и немедленно отошлют домой.

— Вам, верно, хочется побольше узнать о нем. Знаете, мисс, о нем такие истории ходят, что просто в дрожь бросает. Вы меня понимаете?

Под прилежными взмахами расчески голова Линдсей легонько покачивалась туда-сюда.

Нет, лениво размышляла девушка, правильно, что она не сказала Антону о сделанном ей предложении. Наверняка он разозлился бы и стал угрожать Хаксли. Бедный Хаксли ведать не ведает, какой опасности подвергается из-за своих матримониальных планов.

Только тут до нее вдруг дошли последние слова Эммы.

— Ты говоришь о лорде Хаксли?

— Ну да, мисс, о нем. Ах, какой красавчик, любая голову потеряет, но такой мрачный, прямо беда. С таким связываться опасно.

Линдсей уставилась в зеркало на камеристку.

— Что… — Она и сама чувствовала, что теряет голову, и это ощущение наполняло ее приятной истомой. — Какие еще истории о нем рассказывают?

Эмма неопределенно помахала расческой.

— Ну… всякие. О его поездке в Индию, например, где он приобрел немало странных и загадочных привычек. И что сердце у него каменное, а не настоящее. И что стоит ему захотеть, любая леди вмиг становится его рабыней, но он быстро их всех бросает. И еще говорят, мужчины боятся его не меньше, чем женщины.

— Почему? — Линдсей испуганно поднесла руку к горлу.

— Ой, я толком и не знаю. — Эмма принялась с новым пылом орудовать гребнем. — Я просто упомянула об этом, что бы вы с ним держали ухо востро. Вам, верно, придется водить с ним компанию, так что помните. Вы ведь такая красивая и со всем еще молоденькая.

У Линдсей перехватило дыхание, сердце затрепетало в груди, а откуда-то изнутри вновь поднялось непонятное жаркое томление. Хаксли… Сегодня, несколько часов назад, он склонялся над ней. Эти прямые черные брови, сверкающие глаза, темные кудри мерещились ей и сейчас. Он улыбнулся — перед тем как рассердиться непонятно на что, — и изгиб его рта почему-то напомнил девушке тот день в Пойнт-коттедже, когда его губы касались ее губ, глаз, шеи, а потом… Вспомнив, как щекотали кожу волосы виконта, пока он целовал ее грудь, Линдсей невольно закрыла глаза.

— Мисс, что с вами? Вам дурно?

Резкий голос Эммы заставил девушку открыть глаза.

— Нет-нет, — умудрилась произнести она чуть слышно. «Какая же ты испорченная девчонка! Должно быть, именно таких миссис Радклифф в своих романах и называет „распущенными“». Линдсей не сомневалась, что порядочной девушке не пристало быть распущенной.

— Нет, мисс, у вас совсем больной вид. Позвольте я уложу вас в постель. Вам сегодня нелегко пришлось.

— Все хорошо, — покачала головой Линдсей. — Честное слово.

Рано еще спать — надо подумать. И составить хоть какой-то план действий. А еще для успокоения не мешало бы на сон грядущий написать очередную главу последней выдуманной истории.

— Ну как скажете. Но завтра ее светлость повезет вас на Бонд-стрит. И я сама слышала, как она говорила, что вы поедете к мистеру Уорду — галантерейщику — на Стрэнде. А после урока с месье Гонди вами займется ее собственная модистка. А потом…

— Снова танцы? — простонала Линдсей. — Но ведь сегодня месье Гонди уже дал мне один урок, и я уверена, что он остался мной ужасно недоволен.

Эмма хихикнула, прикрывая рот ладошкой.

— У него всегда такой вид, точно он жабу проглотил. Вот вам и показалось, будто он вами недоволен. Не сомневаюсь, что вы прекрасно танцуете. Такая красавица не может плохо двигаться.

Эмма, пожалуй, перехваливала ее, но Линдсей все равно была ей признательна.

— По-моему, месье Гонди так не считает. — Она вздернула нос. — «Грациознее, мадемуазель, грациознее. Вы что, трость проглотили? Наклон! Покачайтесь! Представьте, что вы — гибкая лоза на теплом летнем ветру».

Они дружно засмеялись, и Эмма, отложив расческу, принялась расправлять фиолетовые шелковые ленточки на воротнике почти прозрачного белого пеньюара, который Линдсей накинула поверх ночной рубашки.

— Ее светлость просто чудо, — заявила горничная, бросая восхищенный взор на хозяйку, когда Линдсей встала из-за трюмо. — Послала Тома — это один из лакеев — к Томасу на Флит-стрит и написала все, что требуется прислать. Они и прислали. А до чего же впору — словно на вас шили. Вы сейчас такая хорошенькая, мисс, как картинка. Прямо обидно, что, кроме меня, вас сейчас никто и не видит… — Она снова закрыла рот рукой и залилась румянцем. — Прошу прощения, мисс. Я забылась. Вы ведь не скажете ее светлости, правда? Это мое первое место камеристки и мне ужасно хочется при вас остаться.

Линдсей потрепала ее по плечу.

— Мне тоже этого хочется.

Может, стоит сказать Эмме, что до сих пор у нее не было личной горничной, если не считать Гвин, да и то — на двоих с мачехой? Собственно говоря, ей камеристка и ни к чему, разве что как подруга и наперсница в чужом доме.

Убедив Эмму, что потеря места ей не грозит, девушка отослала ее спать и попыталась собраться с мыслями. Перед глазами стояли лица Антона и маленького Джона. Каким же чудесным будет день, когда она наконец познакомит Антона с племянником, сыном его единственной сестры! Сперва Антон, конечно, ужасно рассердится, что ему раньше ничего не говорили, но тут уж ничего не поделаешь. Хотелось бы с самого начала посвятить его во все — но риск слишком велик. Никто не должен ничего знать, пока Джону не исполнится двадцать один год, нельзя доверять никому, кроме няни Томас и бабушки Уоллен.

Девушка в смятении расхаживала по мягкому розовому ковру, устилавшему пол роскошной спальни. Высокий балдахин над кроватью и покрывало на кресле перед камином тоже были розовыми, но более глубокого, насыщенного цвета. Линдсей еще не приходилось видеть подобного великолепия, ее прежняя спальня — просторная и уютная — была очень скромной.

Однако вся эта роскошь не радовала сердце девушки. Подойдя к зеркалу, она чуть помедлила перед ним, разглядывая свое отражение. Тонкая, почти невидимая ткань рубашки и пеньюара просвечивала, отчетливо обрисовывая очертания стройного тела. Линдсей смущенно отвернулась. Ну и пусть этот наряд нескромен, ей он все равно нравился. Графиня была так щедра, что подарила ей пеньюар и ночную рубашку. Должно быть, хозяйке дома, настоявшей на том, чтобы лично присутствовать при распаковывании сундуков гостьи, не слишком понравилось простенькое и практичное ночное белье Линдсей.

Нет, сейчас она не могла думать. Не могла строить никаких планов. И уж тем более не могла писать про несчастную леди Араминту, почти потерявшую надежду на появление капитана карабинеров, который обещал увезти ее от жестокого дяди. Юная романистка сама понимала, что этот сюжет ей навеяли Сарины россказни про отважного лейтенанта, а жестокий дядя весьма смахивал на Роджера Латчетта — но так ли это важно?

Чем скорее она убедит леди Баллард, будто полностью смирилась с необходимостью учиться всем этим ужасам — а значит, и с перспективой сделаться виконтессой Хаксли, — тем скорее ей удастся придумать способ сбежать в родной Корнуолл. Пока девушка гнала от себя мысли о тех сложностях, что возникнут сразу же после осуществления ею подобного подвига.

Виконтесса Хаксли. Линдсей вздрогнула, обхватив руками тоненькую талию. Невеста Эдварда. Интересно, каково это — быть его женой? Как ни мало сведуща была Линдсей в этих вопросах, но все же представляла, что мужья и жены обычно спят хотя и в разных комнатах, но расположенных так, чтобы они могли проводить ночные часы вместе. Каково это — лежать в одной постели с Эдвардом, в объятиях его сильных рук, соприкасаться с ним ногами?

Нет, видно, она и впрямь распущенная! Надо выбросить подобные мысли из головы. Никакой свадьбы не будет! Никогда им с Эдвардом не лежать в одной постели. Вот и все.

Тетя Баллард. Как же все-таки странно, что до сих пор она не слышала о ней. Впрочем, чему удивляться — после того как мать Линдсей умерла при родах, отец, и без того от природы молчаливый, совсем помрачнел и не поощрял бесцельной болтовни. Где уж тут было обсуждать фамильную историю.

«Сосредоточься!» — одернула она себя. Надо думать лишь о том, что делать дальше.

Самое трудное — танцы. Ничуть не похоже на выдуманные позы, что она разучивала с Сарой в домике викария.

Приподнявшись на цыпочки, девушка заложила руки за спину и попробовала покачаться из стороны в сторону. Интересно, а где те глупые схемы с рисунками, которые оставил месье Гонди? Ах да, на столе в музыкальной комнате. Вместе с той брошкой, что подарила графиня и которую она, Линдсей, чем бы ни закончилась вся эта плачевная история, будет вечно хранить как священную реликвию. И как это она умудрилась забыть ее, поднимаясь наверх? Если графиня увидит, что ее подарок валяется где ни попадя, то наверняка сочтет Линдсей неблагодарной девчонкой.

Схватив со столика возле кровати свечу, Линдсей вышла из спальни и, стараясь не шуметь, направилась к балкону перед широкой парадной лестницей. Помедлив на верхней ступеньке, она оглянулась в ту сторону, где, по словам Эммы, располагались покои графини. Темень, тишина. На первом этаже тускло светила лампа, но и там, похоже, никого не было. Наверное, все домочадцы уже отошли ко сну.

Музыкальная комната с роскошными шпалерами и до блеска отполированным полом находилась в глубине дома, за библиотекой. Линдсей осторожно прокралась мимо темного провала библиотечной двери, за которой во мраке вырисовывались неясные очертания книжных полок. А вот и цель ее путешествия. В камине все еще тускло поблескивали угли. Слабый огонек свечи тонул в темноте, но через узкое окно лилось бледное сияние холодной луны.

Лунный свет совершенно преобразил комнату, все казалось не таким, как днем, странным и незнакомым. Девушка на миг замерла, а потом, уже медленнее, побрела к длинному столу, куда месье Гонди клал свою скрипку, рисуя ученице схемы различных па. Да, она не ошиблась. Листы со схемами и брошка лежали именно там.

Зажав брошку в руке, девушка поставила свечу на стол и, взяв рисунки, подошла к окну, чтобы лучше видеть. Как же все сложно! В жизни не запомнить! Откашлявшись, чтобы прочистить горло, она принялась напевать мотив, который выводил на скрипке месье Гонди. Француз играл самозабвенно, слегка покачиваясь, прикрыв глаза, и из-под смычка лились удивительно чистые, нежные звуки… Зато стоило ему открыть глаза, как музыка прерывалась и он начинал сокрушенно качать головой и делать Линдсей все новые и новые замечания.

Окно музыкальной гостиной выходило на огражденный высокой стеной маленький садик. В лунном свете белели изящные мраморные скульптуры, размещенные в узорных беседках. Кругом теснились розовые кусты. Не пройдет и нескольких недель, как садик будет утопать в цветах…

Хватит мечтать! В комнате было тепло. Теперь, когда все в доме уснули, ей никто не помешает. Самое подходящее время и место, чтобы попрактиковаться в этих глупых па и фигурах.

Снова положив листок на стол, Линдсей склонилась к нему, чтобы при свете свечи разобрать разрозненные наброски месье Гонди. Вдоволь насмотревшись, она шагнула на освещенный луной прямоугольник на полу и снова стала мурлыкать мотив, стараясь выполнить нужную последовательность движений и внимательно глядя на кончик своей фиолетовой, в тон лентам на пеньюаре, туфельки.

Наконец уловив ритм, она отдалась на волю мелодии и грациозно заскользила в танце. Воздушные, невесомые складки пеньюара развевались вокруг. Все такое легкое — как будто на тебе совсем ничего нет! Девушка улыбнулась и закружилась.

— Ах, Сара, жаль, тебя здесь нет, — произнесла она вслух. — Ты бы мне поиграла.

— За неимением Сары буду рад сам поиграть для тебя, — раздался из темноты спокойный мужской голос.

Линдсей испуганно вскрикнула и оглянулась. Ни души. Сердце ее билось так часто и бурно, словно желало выскочить из груди.

— Кто здесь? — Попятившись к столу, она оперлась рука ми о край. — Где вы?

— Это Эдвард, Линдсей. — В освещенную полосу шагнула высокая статная фигура. — Я не хотел тебя пугать.

Девушка лихорадочно попыталась плотнее укутаться в тонкий пеньюар.

— Я ничуть не испугалась. — Что там говорила Эмма? Странные и загадочные обычаи. Каменное сердце. Его боятся не только женщины, но и мужчины. — Я тут… я тут забыла одну вещь.

— И как, нашла? — Виконт подошел ближе. Тени делали его лицо еще суровее, чем обычно.

Линдсей испуганно и завороженно следила за ним, пока он не остановился в нескольких дюймах от нее. Большой, ловкий и гибкий, Эдвард напоминал грациозного дикого хищника.

— Я спросил, разыскала ли ты свою потерю? — негромко повторил он. — Или на самом деле ты хотела просто потанцевать в лунном свете, как маленькая фея?

Этот человек безумно смущал ее. Слова его звучали как настоящая поэзия, но отчего же тогда Линдсей явственно различала в них скрытую угрозу? Или она просто глупая пугливая дурочка с разыгравшимся воображением, как часто говорил ей ехидный Уильям?

— Ну, мое дивное видение?

Хотелось бы ей набраться храбрости, чтобы сказать, что если она и дивное видение, то уж точно не его.

— Я нашла то, за чем приходила. Благодарю вас, милорд. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Виконт засмеялся.

— Что за ерунда, крошка. Когда я вошел, ты вовсе не торопилась уходить. Не бросай из-за меня свои занятия, это ведь так важно. Ты разучивала движения, верно?

Жаль, что она и так уже прижалась к столу — дальше отступать было некуда.

— Откуда… откуда вы появились, милорд? Я вас не видела.

— Я сидел в библиотеке и видел, как ты прошла.

— Но там было темно.

Эдвард кивнул и придвинулся еще ближе.

— Мне нравится тетин дом. Особенно библиотека. А сегодня надо было о многом подумать, вот я и устроился там в уголке. Когда я пришел, все уже легли. Я и не надеялся тебя увидеть, но…

— Простите, что помешала…

— Но фортуна улыбнулась мне, Линдсей, — продолжил виконт, словно не слыша ее слов. — Во плоти ты куда обольстительней, чем… чем в плотском воображении. Знаешь, я ведь в библиотеке именно тем и занимался, что думал, представляя тебя.

Девушку бросило в жар. Что он за человек? Сидит в темной библиотеке, точно зверь в засаде.

— Мне пора. — Несмотря на глупую ошибку, которую она допустила в Корнуолле, несмотря на свою погубленную репутацию, Линдсей все равно твердо знала, что им не подобает оставаться наедине, даже здесь.

— Когда я вошел, ты была целиком поглощена своими занятиями. Быть может, лучше даже сказать — зачарована. Настолько, что даже не слышала моих шагов.

Линдсей никак не могла понять, отчего виконт так неотступно преследует ее — этот светский лев, которому, по словам камеристки, «стоит лишь захотеть, как любая леди вмиг становится его рабыней, но он их всех быстро бросает». Так отчего же ему вдруг понадобилась именно она?

— Я потревожил тебя, Линдсей? Сердце ее стучало все чаще и чаще.

— Боюсь, это я потревожила вас, милорд. — В ней все сильнее крепло странное ощущение, будто он полностью поработил ее. — Ведь вы пришли сюда искать одиночества.

— Я пришел сюда, мое милое невинное создание, в надежде провести наедине с тобой хоть пару минут. И узнав, что ты уже удалилась к себе, очень огорчился.

— А как… — Линдсей охватила дрожь. — Слуги уже легли, милорд. Как вы попали в дом?

Эдвард пожал плечами, и девушка различила в темноте, что он улыбается.

— У меня есть свой ключ. Тетя хочет, чтобы я приходил и уходил, когда вздумаю. И сдается мне, я буду пользоваться этим правом очень часто — по крайней мере до тех пор, пока мы не поженимся, и, чтобы найти тебя, мне достаточно будет просто отворить дверь собственного дома.

Удары пульса в висках девушки казались ей барабанной дробью.

— Милорд, — она едва могла шептать — не то что говорить, — мне кажется, такое поведение не слишком разумно.

— Такое поведение? — ухмыльнулся виконт. — А какое, собственно?

Теперь он стоял почти вплотную к девушке, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Шейного платка на нем не было, ворот рубашки распахнут. Линдсей неожиданно подумала, что другие мужчины должны не только бояться его, но и завидовать — ведь ему не требовалось никаких ухищрений, чтобы показать себя в наилучшем свете. Он и так обладал великолепной фигурой.

Коснувшись кончиками пальцев ее щеки, Эдвард ласково улыбнулся.

— Ну, милая, иди же сюда. Не бойся. Скажи-ка, что ты имела в виду? То, что происходит между нами?

— Не знаю. — Единственное, что она знала в тот миг, — это что одновременно и боится виконта, и жаждет вновь ощутить его прикосновение. — Вы, должно быть, устали, милорд.

— Устал? А что, интересная мысль. — Он запрокинул голову, и лунное сияние осветило сильную шею. — Нет, пожалуй, не устал. Скорее — сгораю от нетерпения быть с тобой, как-то заведено меж мужчиной и женщиной. Какая уж там усталость. И кстати, для тебя я — Эдвард. Ну-ка повтори.

— Эдвард.

— Громче, — пророкотал виконт. — Не слышу. Бедняжка усиленно подыскивала предлог для спасительного отступления.

— А вдруг слуги услышат.

— О нет, уверяю тебя, Линдсей, никто сюда не придет. Мы совершенно одни и в полной безопасности.

Про себя девушка такого, пожалуй, не сказала бы. Она вовсе не чувствовала себя в безопасности.

Я устала, — слабо пролепетала она. — Эдвард.

— Уже лучше, — отрывисто похвалил он. — Мне нравится слышать, как твои прелестные губки произносят мое имя. Танцуй а я для тебя поиграю.

Она так растерялась, что не могла придумать ответ. Лорд Хаксли и так уже видел бог знает что, пока она тут неуклюже выделывала па, не подозревая о присутствии постороннего. Но выставлять себя на посмешище специально, зная, что он смотрит, — нет уж, увольте!

Шагнув к пианино, Хаксли уселся за инструмент, развернувшись, чтобы лучше видеть девушку.

— Как ты относишься к Моцарту?

— Ну, — нерешительно начала Линдсей. Честно говоря, что тут дурного — иметь собственное мнение и открыто выражать его? Но ведь графиня специально предупреждала ее, что молодая девушка не должна слишком много знать и что, если хочешь понравиться джентльмену, лучше всего притворяться, что ровным счетом ничего не смыслишь и ни в чем не разбираешься. — Не знаю…

И тут ее осенило.

— То есть, конечно, знаю, — спохватившись, с жаром вскричала она. — Мне ужасно нравится музыка Моцарта. Особенно концерты для фортепьяно. У нас… у нас в доме редко музицируют, а вот у Сары — постоянно. Преподобный Уинслоу играет не очень хорошо, зато с энтузиазмом. И Сара чудесно играет. Но вот мистер Эдмондс, соседний викарий, который иногда заходит туда в гости, — вот чья игра меня просто пленяет.

— Пленяет?

Как странно порой звучит мужской голос!

— Ну да. Мистер Эдмондс просто чудо. Мне больше всего нравится, когда он играет отрывки из Двадцать первого концерта Моцарта. Там такая восхитительная музыка — то веселая, а то туманная, очень мечтательная. Чудесно.

Ну вот, дело сделано. Разве виконту захочется брать в жены девушку, которая так неприлично себя ведет и высказывает собственное мнение?

Однако Хаксли, казалось, совсем не рассердился — напротив, улыбнулся, изгибая бровь.

— А ты и впрямь постоянно преподносишь сюрпризы, Линдсей. — Он пробежал пальцами по клавишам. — Причем всегда приятные, но лучше уж тебя буду пленять я, а не мистер Эдмондс.

И тишину комнаты нарушила дивная музыка. Сразу стало ясно, что за пианино сидит опытный музыкант. Завораживающие звуки притягивали девушку, точно мотылька — пламя свечи, и, отбросив опасения, она невольно придвинулась ближе. Виконт склонился над клавишами, так что сейчас она не могла разглядеть его лица. Кудри молодого человека слегка покачивались в такт музыке.

Линдсей не могла прийти в себя от изумления. Она-то думала, что джентльмены из высшего общества не тратят времени на музыку. Они фехтуют, упражняются в боксе, стреляют — но только не играют Моцарта, да еще так самозабвенно.

Когда мелодия смолкла, девушка в восторге прижала руки к груди, умирая от желания слушать снова и снова.

— Сыграйте еще, — взмолилась она. — В жизни не слышала ничего подобного!

— Неужели у меня получается лучше, чем у мистера Эдмондса?

— Мне даже плакать захотелось.

Эдвард поднял голову и поглядел на пылкую слушательницу так нежно, что у нее перехватило дыхание.

— Потанцуй для меня, — ласково попросил он. — Сейчас, в лунном свете. Чтобы я запомнил тебя такой и память об этом утешала меня сегодня ночью и все томительное время до нашей свадьбы.

О чем это он? Линдсей почти ничего не понимала, но, повинуясь виконту, медленно вышла на середину комнаты.

— Я чувствую себя ужасно глупо. Я танцую, как жердь. Месье Гонди так и сказал.

— Ну, слава Богу, на сей раз ты хотя бы не ссылаешься на своих вечных «всех», которые «так говорят».

— Прости?

— Да так, пустяки. Я сыграю один деревенский мотив, совсем простенький, так что тебе будет легко попадать в такт.

Линдсей узнала мелодию — как-то ее исполнял мистер Эдмондс, — но названия она не знала. Сперва девушка так смущалась, что двигалась с трудом, но потом серебристые звуки успокоили ее, и, отдавшись на волю музыки, она начала кружиться, подняв руки над головой, как учил месье Гонди. Тело ее покачивалось в такт мелодии, воздушная ткань пеньюара невесомой паутинкой вздымалась и опадала вокруг. Музыка оборвалась.

Девушка замерла, все еще держа руки над головой, дыхание ее вырывалось из груди судорожными вздохами. Хаксли ушел. Вот так — просто взял и ушел. Холодный сквозняк привел ее в чувство. Девушка невольно опустила взгляд — и ахнула. Так вот почему он ушел — чтобы пощадить ее скромность. Ведь, несомненно, прозрачный ночной наряд не столько скрывал фигуру, сколько выставлял напоказ. Он все видел! Она танцевала перед ним, точно падшая женщина, демонстрирующая свои прелести.

— Не останавливайся.

Второй раз за вечер Линдсей испуганно подпрыгнула и тут же ощутила, как кончики пальцев виконта скользят по ее спине, между лопатками вниз, к талии.

— Танцуй, радость моя. — Сильные руки повернули девушку так, что она почти уткнулась лицом в полуобнаженную грудь Эдварда. — Какая ты тоненькая. Такая обольстительная, но совсем крохотная. Теперь, куда бы я ни пошел, ты так и будешь стоять у меня перед глазами — такой, как сейчас. Как очаровательно ты кружилась. Ты очаровала меня, мое прелестное видение.

Жар его тела обжигал Линдсей.

— Я не хотела никого очаровывать, честное слово. Сильная мужская рука у нее на талии была такой горячей, словно касалась голой кожи.

— Ты просто чудо. Сдается мне, этот зануда месье Гонди не учил тебя вальсу.

Линдсей задохнулась.

— Ну конечно. И графини специально предупреждала, что вальс считается неприличным танцем. Особенно для леди и джентльменов из высшего света.

Хаксли рассмеялся, запрокинув голову.

— Антония-то? Бьюсь об заклад, она при случае сама не прочь выставить ножку в вальсе, если блажь в голову придет. Да ведь… — Он тряхнул головой и чуть подвинул руку на талии девушки вверх, так широко расставив пальцы, что едва не касался кончиком большого пальца ее груди. — Хватит об Антонии. Уверяю тебя, вальс нередко танцуют на балах. Словом, успокойся.

Девушка не могла сдержать любопытства:

— Но почему, милорд? А тетя Баллард говорила, есть еще худшие танцы. Насколько я понимаю, любая дебютантка скорее умрет, чем согласится их танцевать.

— Абсолютно верно. И когда-нибудь ты сама все поймешь, если захочешь… когда станешь моей женой. Вот тебе, кстати, и ответ на твой вопрос. Балы — все равно что ярмарка невест. А ты не ищешь мужа. Ты уже нашла.

Линдсей с трудом сглотнула и, набравшись мужества, чуть откинулась на поддерживающую ее сильную руку, чтобы заглянуть в лицо Эдварду.

— Об этом-то я как раз и хотела с тобой поговорить, Эдвард.

Но говорить было трудно. В жизни она не то что не видела — даже не могла представить себе такого красавца.

— Я решил научить тебя вальсу. Дай-ка руку. — Эдвард так и не оставил своей возмутительной привычки делать вид, будто не слышит, что она к нему обращается. Вдобавок он придвинулся ближе, так что девушке пришлось еще сильнее откидываться назад, чтобы смотреть ему в лицо.

— Вот так, — похвалил он, беря ее за руку. Линдсей и не думала сопротивляться. — А вторую положи мне на плечо.

Еле дыша, Линдсей коснулась кончиками пальцев рукава Эдварда чуть повыше локтя. Класть руку на плечо партнеру было бы довольно затруднительно, ведь девушка едва дотягивалась туда макушкой.

— Отлично. А теперь я тебя поведу.

Вздрогнув от неожиданности, она попыталась отстраниться, но виконт удержал ее, крепче притягивая к себе — так крепко, что тела молодых людей соприкоснулись.

Негромкий ласковый смех взъерошил локоны у нее на макушке.

— Не дергайся. — Эдвард начал напевать медленный приятный мотив низким, басовитым голосом, его грудь находилась в опасной близости от лица Линдсей. — Слушайся меня. И раз, и два, и раз, и два, поворот, и раз, поворот, и раз, и два. Молодец.

— Хорошо.

Не так уж и хорошо. Девушка спотыкалась на каждом шагу и вздрагивала от каждого прикосновения.

— Ну-ка успокойся. — Голос виконта стал строже. — И слушайся, моя нареченная. Пора тебе научиться делать то, что положено.

— Я как раз и собиралась поговорить с тобой об этом, — повторила Линдсей, снова цепляясь за его слова, и серьезно заглянула в лицо Эдварда. — На самом деле я не…

Она умолкла. Наклонив голову набок, Хаксли так пристально смотрел на ее губы, что это смущало, мешая говорить.

— Я не думаю…

— Ну и не думай, любовь моя.

Твердые, но нежные губы Эдварда снова подчинили девушку своей власти, и она покорно запрокинула голову ему навстречу.

Как сладко твое дыхание. Ты готова любить, готова стать моей.

Поцелуй стал более настойчивым. Виконт легонько потянул зубами нижнюю губу девушки, и она ощутила, как его язык скользнул внутрь ее рта.

Линдсей услышала слабый блаженный вздох. Неужели ее собственный? Неужели в нем звучала мольба? Они все еще покачивались на месте, и через несколько секунд Хаксли оторвался от ее губ и, подняв голову, снова принялся напевать медленный вальс. В уголках темных, обсидиановых глаз тоже затаилась улыбка.

Линдсей только что не висела в его объятиях. А что оставалось делать, раз уж он так крепко прижимал ее к себе? Рубашка Эдварда распахнулась, и лишь тоненький пеньюар отделял грудь девушки от его тела. Закрыв глаза, Линдсей почувствовала, что ею завладевает какая-то неведомая сила. Затвердевшие груди мучительно ныли.

— Да, — прошептал виконт, словно поняв, что с ней творится. — Да, моя прелесть, ты готова к любви. Уже скоро.

Девушка рванулась прочь, но и эта попытка увенчалась лишь тем, что он еще сильнее притиснул ее к себе.

— Скоро. — В голосе его появилась легкая хрипотца.

И когда это его мощная нога нашла путь между ее ногами? Эдвард так сильно прижимал к себе трепещущую пленницу, что та уже почти оседлала ее. Бессильная противостоять буре ощущений, что вызвало в ней это положение, Линдсей откинула голову назад.

— Какая ты теплая, — прошептал Эдвард. — Я хочу тебя видеть.

Чуть отстранившись от девушки — поток упоительных ощущений, захлестывавших ее, на миг прервался, — виконт развязал завязки пеньюара. Облачко шелка с шелестом сползло на пол и сверкающей лужицей растеклось у их ног.

— Ну, Линдсей. Пришло время дать тебе еще один урок.

— Снова танцы? — пробормотала она, разочарованная сама не зная чем. — По-моему, с меня хватит на сегодня.

— Увидишь, тот танец, что я придумал, тебе понравится. Не выпуская ее руки, он отвел безропотную девушку к окну, к серебристому лунному свету, и, встав у нее за спиной, обвил рукой тонкий стан, заставив опереться головкой ему о плечо.

— Я хочу научить тебя танцу твоего тела, радость моя, чудесным вещам, которые ты можешь делать с моей помощью.

— Я… я не понимаю тебя. Эдвард опустил руку ей на бедро.

— Всего сразу не понять, малышка, всему сразу не научиться. Обещаю, если мы не пожалеем времени на обучение, наше наслаждение от этого только возрастет. Начнем. — С этими словами, игнорируя слабые попытки Линдсей вырваться, он накрыл ладонью ее высокую грудь. — А теперь смотри, как твое тело скажет мне, чего хочет.

И Хаксли не ошибся. Под тончайшей тканью ночной рубашки на груди девушки отчетливо обозначились два затвердевших бугорка.

— Гляди, радость моя.

Девушка застенчиво опустила взгляд. Палец Эдварда легко скользнул за низкий вырез ночной рубашки и легонько пощекотал сосок.

— Ах!.. — выдохнула она, откидывая голову ему на плечо.

Виконт рассмеялся.

— Нет-нет, моя милая. Смотри, как эти розовые бутоны просят меня о ласке.

Она пошатнулась и тут же ощутила, как рука его осторожно проникает между ее ногами, нашаривая путь к самым тайным уголкам тела. Почти приподняв безвольную, податливую как воск девушку, Эдвард приник губами к скрытому под рубашкой тугому бугорку у нее на груди, а несколько упоительных мгновений спустя перешел ко второму. Словно во сне Линдсей услышала сдавленный стон виконта и, невольно ища опору в этом шквале страсти, слепо зашарила руками по его телу. Пальцы ее сомкнулись на чем-то длинном и твердом.

— О да, — пылко пробормотал виконт. — Да, тысячу раз — да. Ты способная ученица, крошка.

Девушка с криком отдернула руку. В книгах ведь встречались упоминания о подобных вещах — неясные, завуалированные намеки… А она-то еще не верила.

Снова засмеявшись, Эдвард поднял голову.

— А теперь смотри, Линдсей. Смотри, о чем говорит мне твое тело.

— Нет!

— Да.

Подчинившись против воли, Линдсей посмотрела вниз. Сквозь тонкую ткань лифа просвечивали розовые, полные желания соски. Никакие слова не могли быть убедительнее.

— Ну что, видишь? Она подавленно кивнула.

— А теперь смотри сюда.

Не успела она пошевелиться, как Эдвард приподнял подол длинной ночной рубашки. Холодный воздух коснулся ее коленей, бедер… живота.

— Нет! Так нельзя! — Но в глубине души она не хотела, чтобы он останавливался.

— Можно, — прошептал Эдвард. — Еще как можно. Собрав ткань сзади у нее на талии, он опустился перед девушкой на колени и прижался лицом к нежным бедрам. При первом же прикосновении его губ у Линдсей перехватило дыхание, и девушка едва не упала. Бережно поддерживая ее ладонями сзади, он продолжал целовать ее, проникая языком все глубже.

— Нет! — хотелось закричать ей, но с пересохших губ не сорвалось ни единого звука. В голове помутилось, разум словно подернулся жаркой пеленой. Разве может быть дурно то, что приносит такое наслаждение?

— Держись за меня, — тихонько велел виконт. Девушка повиновалась, жадно ища новых неземных ощущений, которые дарили ей его губы. Внезапно она почувствовала спиной край стола и оперлась на него. Руки Эдварда поползли вверх, к лифу ночной рубашки. Раздался треск разрываемой ткани — и грудь Линдсей оказалась на свободе. Твердые пальцы настойчиво и умело теребили два тугих холмика, и томительное чувство где-то внизу, в самой глубине ее существа все нарастало, пока не вырвалось, точно бушующее подземное пламя.

Всепожирающее, дикое пламя, неуемный огонь…

Всхлипнув, девушка запустила пальцы в густые кудри виконта. Она задыхалась. Лоно пульсировало в упоительной, тягучей истоме.

— Я… я больше не могу. Это уже слишком, — пролепетала она, вцепившись ему в плечи. — Грех между мужчиной и женщиной — это так странно.

— Это чудесно. — Хаксли поднялся, опустил ее рубашку и, накрыв ладонями груди девушки, принялся по очереди ласкать их, пока Линдсей не закричала, слабо отталкивая его прочь. Он прижался к ней лицом, и она кожей ощущала, как губы его изогнулись в улыбке. — Так что непременно помни, как это чудесно и что именно поэтому мы должны как можно скорее стать мужем и женой.

Почему-то девушку вдруг начало клонить в сон.

— Как жаль, что мне нельзя и дальше приносить тебе такое замечательное удовольствие.

— Не потрудишься ли объяснить чуточку яснее, моя дорогая? — Крепко обхватив Линдсей одной рукой, Эдвард набросил ей на плечи пеньюар.

— Тебе ведь от этого так же хорошо, как и мне, да? В смысле, когда мы грешим друг с другом. Если да, то я отлично понимаю, как тебе хочется заниматься этим снова и снова.

Ледяное молчание в ответ слегка насторожило Линдсей — но только слегка. Она была слишком занята тем, что помогала виконту справиться с завязками пеньюара над разодранной ночной рубашкой. И что только подумает графиня? А Эмма? Непременно нужно как-нибудь починить рубашку, а еще лучше — притвориться, что потеряла ее.

И вдруг на девушку снизошло озарение — изумительное, восхитительное озарение.

— Эдвард! О, Эдвард! Придумала!

Стараниями виконта ночному костюму Линдсей было придано хоть какое-то подобие благопристойности, хотя бы на первый взгляд.

— И что же ты придумала? — усмехнулся он.

— Все так просто. Сама не понимаю, и как это раньше не пришло мне в голову. Ой, Эдвард, это решит абсолютно все проблемы.

Он оперся руками о край стола, зажав девушку перед собой.

— Ну, так скажи.

— Ты ведь понимаешь, какая ужасная из меня получится жена? Правда?

— Вовсе нет.

— Брось. Все ты отлично понимаешь. Просто грешить так здорово, что ты совсем голову потерял. Запомни — я признаю, что меж нами и в самом деле существует то самое, что преподобный Уинслоу называл особым химическим притяжением между мужчиной и женщиной, но хватит об этом. Мы вполне сможем заниматься этим… То есть быть вместе всякий раз, как ты будешь навещать меня в Корнуолле.

Лунный свет бил Эдварду в спину, так что лицо оставалось в тени. Виконт молчал, и Линдсей не знала, как он воспринимает ее слова.

— И к тому же я, как тебе известно, решила прожить жизнь в одиночестве, — продолжала настаивать она. — Я не могу… то есть не хочу выходить замуж. Но совсем не плохо время от времени наслаждаться тем особым даром, что дан нам двоим. Можно даже как-нибудь устроить, чтобы заниматься этим почаще.

— Гм. Идея неплохая. Я тоже хочу устроить так, чтобы заниматься этим почаще, — похвалил Эдвард и невнятно прибавил что-то вроде «И даже более того», но Линдсей не была уверена, что правильно разобрала. — Поэтому мы поженимся как можно скорей. Ты не согласна?

— Нет, не согласна, — резко ответила Линдсей, сердясь на такую настойчивость и непонятливость. — Ты женишься на ком-нибудь, из кого выйдет хорошая виконтесса, а я вообще не выйду замуж.

— Боюсь, я тебя не понимаю, Линдсей.

Привстав на цыпочки, девушка поцеловала его в уголок рта и проворно, так что виконт не успел схватить ее, поднырнула ему под локоть и отбежала за стол.

— Все очень просто, Эдвард. Все устроится лучше некуда. Я про такое читала. Ты женишься, а я буду ждать, когда ты сможешь выбраться и навестить меня. Свидания назначать будем в Пойнт-коттедже. Я стану твоей тайной любовницей. — Она испуганно прикрыла рот рукой, сама стесняясь этого неприличного слова. — Ну разумеется, тебе не придется делать мне дорогие подарки и платить по моим счетам, потому что мне не хочется становиться… ну, ты понимаешь. Но мы сможем регулярно предаваться греху.

— Линдсей…

— Надеюсь, ты позаботишься о моем возвращении в Корнуолл. Думаю, чем скорее, тем лучше, согласен?

— Линдсей…

— Жду твоих инструкций. Доброй ночи, Эдвард. — Пытаясь не обращать внимания на то, что в голосе Эдварда звучал несомненный протест, она повернулась и выбежала из комнаты, не слушая его возражений.

Глава 10

— Браво, Эдвард. У меня чуть коленки не подкосились. Эдвард хлопнул дверью библиотеки с такой силой, что петли так и задребезжали.

— Черт тебя побери, Джулиан! Ах ты, соглядатай несносный.

Достопочтенный Джулиан Ллойд-Прсстон лениво облокотился о каминную полку.

— Не вини меня, старина. Все мы люди, все мы человеки. Я, видишь ли, пришел, начал тебя искать, вдруг слышу — из музыкальной комнаты какой-то вздох. Скорее даже стон. Такой, знаешь ли, полный неги стон, если понимаешь, о чем я.

Виконт бросил на друга грозный взгляд.

— И ты, значит, пробрался в библиотеку и воспользовался смотровой щелкой, которую я, заметь, тебе ни разу не демонстрировал.

— Ну, что-то в этом роде. Только, если ты не знаешь, это смотровая щелка твоей тетушки. А я и подглядывал-то всего минуточку.

— Ну конечно, Джулиан. Одну минуточку, не больше. Джулиан слегка приподнял тонко очерченную бровь. Добродушное лицо приняло обиженное выражение.

— Ну уж, скажу тебе, старина. В конце концов, я джентльмен. Неужели я не заслуживаю доверия?

— Как посмотреть.

Джулиан задумчиво разглядывал кончики ногтей на своей холеной руке.

Надо отдать тебе должное, это лакомый кусочек. Какая потрясающая грудь.

— Ах ты… — Эдвард резко шагнул вперед, но взял себя в руки. — Ты не должен был подглядывать. Впрочем, я тебя не виню, — уже более миролюбиво докончил он, сбавив тон. — Садись. Только сперва плесни нам по стаканчику мадеры.

Гром и молния, он никак не мог успокоиться. Эдвард и не помнил уже, когда еще так долго пребывал в подобном состоянии, разве что когда зеленым юнцом заглядывал за корсажи молочницам. Впрочем, виконт и по сей день не оставался равнодушен к пышной груди, готовой вот-вот предстать взору во всем своем великолепии. Но тут он ощутил такое стеснение в чреслах, что поспешил направить мысли по новому руслу. Черт побери, эту Линдсей Гранвилл! И почему, скажите на милость, она не оказалась скучной плоскогрудой простушкой, которую виконт ожидал увидеть? Тогда все было бы гораздо проще. Женился — и дело с концом. Отправил бы ее тихо-мирно в Девоншир, а затащил бы в постель уже когда-нибудь потом, когда понадобится наследник. — Хочешь поговорить об этом?

Виконт хмыкнул. Похоже, теперь основная проблема состояла не в том, чтобы пересилить отвращение и лечь в постель со своей будущей женой, когда это станет необходимо, а в том, чтобы удержаться и не сделать этого прямо сейчас. Слишком уж Линдсей хороша.

— Я ошибаюсь, или наша неприступная мечта девичьих грез наконец-то сдалась? Теперь главное — не отступать.

Увы, главное состояло теперь именно в том, чтобы отступить, пока не поздно.

Не мели чушь, Ллойд-Престон. Джулиан всунул Эдварду в руку стакан.

Приканчивай, а я налью тебе следующий. Если я видел на своем веку человека, которому необходимо срочно промыть мозги, — так это ты.

— Не пытайся читать мои мысли, — обрезал виконт, но все же взял стакан, одним глотком осушил его и протянул обратно Джулиану.

— Признаться, я разочарован, — ни с того ни с сего заявил Джулиан, в очередной раз вытаскивая пробку из графина. Мадера с бульканьем потекла в стакан.

— В чем еще дело? — раздраженно осведомился виконт. — Что тебя разочаровало?

— Ну, грех, конечно, жаловаться, но тебе не кажется, что не очень-то вежливо опускать занавес, не дождавшись окончания пьесы?

Эдвард медленно повернулся к другу.

— В каком это смысле? — очень тихо спросил он.

— В том, что эта девчонка, кем бы там она ни была, отдалась бы тебе по первому требованию где хочешь. — Молодой человек засмеялся, сверкнув двумя рядами белых зубов. — Причем в буквальном смысле — где хочешь. Я уже надеялся проверить, улучшилась ли твоя техника с тех пор, как я наблюдал ее в последний раз. Защищайся и нападай — и вперед, к победе. Помнишь те деньки?

— К несчастью, все мы в юности совершаем немало глупостей. Виконт хотел бы забыть некоторые события своей жизни, особенно те, что относились к началу его учебы в Кембридже и двум престарелым девицам легкого поведения, которые с радостью согласились посвятить двух юных выпускников Итона в самые экзотические способы плотских утех.

— Знаешь, Эдвард, и сейчас найдется немало тех, кто не откажется закатить небольшую оргию. Буквально на днях кто-то из приятелей советовал мне посетить некий монастырь в определенный час ночи. Похоже, старый добрый клуб Адского Пламени еще не канул в Лету.

Эдвард с отвращением скривил губы.

— Не выношу этих старых шлюх, обряженных тринадцатилетними девственницами, с повадками и гоготом, как у пропитых извозчиков. И всяких французских извращенцев тоже не выношу.

— Честно говоря, в данный момент его могла бы заинтересовать лишь одна девственница в мире. А возможно, и не только в этот момент, но и вообще… Виконт шумно перевел дух. — Словом, все эти глупости в твоем вкусе мне не по душе.

— Отнюдь нет, ни в каком не в моем. — Джулиан развел руками. — Ты и представить не можешь, что происходит со мной при одном упоминании о подобных мерзостях. Просто, полагаю, сцена, которой я только что невольно стал свидетелем, пробудила какие-то эмоции даже в моей бесчувственной и аскетичной натуре. Страшно эротично, старина. Эти груди в лунном свете. А ножки. А…

— Хватит, Джулиан, — оборвал его Эдвард, внимательнее приглядываясь к другу. — Верю, что ты и впрямь впечатлен. Ты совсем не в своей тарелке. Что, проблемы с женщинами?

— Пфа! Ты же знаешь, у меня нет времени на такую ерунду. Подчеркнутое отсутствие у Джулиана интереса к противоположному полу ни на миг не обмануло Эдварда. У младшего Ллойд-Престона, отпрыска благородной, но небогатой семьи, всегда было туго с деньгами. Два года назад он до безумия влюбился в некую девицу, без зазрения совести променявшую его на более выгодного жениха. В день, когда объявили об их помолвке, Джулиан умудрился напиться до бесчувствия. А на следующий день, пока Эдвард поддерживал голову друга над умывальником, несчастный влюбленный поклялся никогда больше не влюбляться вновь. Вплоть до сегодняшнего дня он свято выполнял эту клятву, но виконт Хаксли знал, какой вулкан страстей пылает под холодной и сдержанной внешностью Джулиана.

— Слыхал последние новости о тебе, Эдвард. — Ллойд-Престон поигрывал полным стаканом. Линии его губ стали тверже, и Эдвард догадался, что друг тоже вспомнил свою утраченную любовь.

— И какие именно, позволь спросить? — Виконт с размаху бросился в кресло и вытянул ноги. Черт возьми, он все еще не может успокоиться.

— О твоем скором браке. Надо сказать, я очень удивлен. Вот предприимчивая особа! Ухитрилась-таки захомутать тебя.

От неожиданности Эдвард даже выпрямился в кресле.

— Где ты слышал? Ведь мы не собирались никому говорить, покуда тетя Антония не даст добро.

— Даже неподражаемая графиня не в состоянии заставить роскошную… в смысле прекрасную, Клариссу держать рот на замке.

— Ах это… — Перевернув вверх дном пустой стакан, Эдвард вновь откинулся на спинку кресла. Пора угомонить Клариссу. Задача не из трудных. Стоит припугнуть ее публичным осмеянием во всех светских гостиных Лондона — и она тотчас же вернется к своему старику Фэддоуну. Завтра он повидается с этой смазливой интриганкой. Или послезавтра — какая разница?

— Значит, это правда? — спросил Джулиан.

Эдвард прикусил нижнюю губу. Жаль, он не из тех мужчин, которые могут найти утешение в объятиях соблазнительной и податливой любовницы. Ведь Кларисса так соблазнительна… а уж до чего податлива. Но увы, подобный выход не для него.

— Признаюсь, я изумлен.

— Джулиан. Ты прекратишь говорить загадками или нет?

— Сосредоточься, все поймешь. Во-первых, не думал я, что ты позволишь себя окрутить какой-то распутнице. А во-вторых, раз уж позволил, зачем тратишь любовный пыл, который тебе понадобится для Симмондс, на какую-то служаночку?

Эдвард на миг опешил, но сумел взять себя в руки.

— Мы не собираемся сейчас обсуждать мой пыл, Джулиан. А также, позволительно или нет мне заводить интрижку, когда подвернется удобный случай. И я вовсе не женюсь на распутнице. А девушка, которую ты только что… невинная девушка, которую ты осквернил своим грязным подсматриванием, вовсе не служанка.

— Ага. — Джулиан прислонился к каминной полке. В его ясных серых глазах плясали веселые чертики. — Так, значит, Симмондс соврала.

— Не усложняй себе жизнь. Завтра я с ней поговорю.

— Жаль бедняжку. — Насмешник с преувеличенным вздохом вытащил из жилетного кармана лорнет и принялся помахивать им перед собой. — Тогда это объясняет то, что я видел.

— Ты видел, — виконт угрожающе приподнялся, — жениха и невесту, которые улучили минутку, чтобы хоть чуть-чуть побыть наедине.

Насмешливая улыбка медленно сползла с губ Джулиана.

— Ты шутишь.

На лице его отразилось такое потрясение, что Эдвард даже позлорадствовал.

— Не совсем. А ты, мой друг, поклянись держать то, что я тебе скажу, в тайне, пока я сам не разрешу об этом рассказывать.

— Она же совсем ребенок, — прошептал Джулиан. — Прелестный ребенок.

Эдварда снова бросило в жар. Невыносимое напряжение стиснуло чресла, заставив виконта беспокойно заерзать на сиденье.

— Ей уже скоро двадцать. А в остальном ты прав, она действительно прелестна, но это не имеет ровным счетом никакого значения.

Ах, если бы он мог убедить в этом и самого себя!

— Но кто она, Эдвард? Как ее зовут?

Джулиан придвинул кресло поближе к Эдварду и сел, откинув назад фалды фрака темно-вишневого цвета.

— Давай расскажи мне все по порядку. Можешь ничего от меня не утаивать, все равно я так хорошо тебя знаю, что сам догадаюсь, если ты о чем-то умолчишь.

— Именно это я и собираюсь сделать. — Эдвард устало провел рукой по глазам. — То есть не умолчать, а поделиться с тобой. Мне может потребоваться твоя помощь. Хотелось бы знать, что ты на моей стороне.

— Ну так расскажи, в чем дело. Ради Бога, Эдвард, старина, объясни мне, что происходит. Кому ты вообще можешь довериться, если не мне? Да ведь если бы не ты, я…

— Давай не будем об этом. — Эдвард жестом заставил друга замолчать. Тот злосчастный эпизод с неудавшейся любовью мог бы обойтись Джулиану гораздо дороже, чем мучительное похмелье после нескольких бутылок мадеры, но именно рука Эдварда вовремя отвела дуло пистолета от его виска.

— Тут скрыта какая-то страшная тайна. — Джулиан побледнел. — Я чувствую, дело неладно. Эх, как бы мне хотелось, чтобы с нами сейчас был Джеймс.

— Мне тоже. — Эдварда захлестнула горечь. — Тогда бы во всем этом не было никакой необходимости. Джулиан, даешь слово, что все, что ты узнаешь сегодня ночью, останется в тайне?

Тот кивнул.

— Ну конечно. — Эдвард прикрыл глаза. — Я бы доверил тебе даже свою жизнь. Собственно, сегодня я именно так и поступаю.

— Эдвард…

— Послушай меня. Джеймс был убит.

Наступила такая долгая пауза, что Эдвард подался вперед и крепко стиснул руку друга.

— Ты слышишь? Он погиб вовсе не от французской пули. Он был убит. Заколот насмерть каким-то англичанином, да покарает его Господь.

— Послушай, но это же бессмысленно. Джеймс погиб в морском сражении два года назад. Ты же сам разговаривал с королевским гонцом. Что еще за новая напасть? И при чем тут эта девушка?

— Ко мне пришел один человек по имени Кертц. Он служил матросом на том самом корабле, где погиб Джеймс. Говорить на эту тему было для виконта все равно что поворачивать нож в ране. С того рокового дня, когда моряк разыскал Эдварда в Индии, молодой человек еще ни разу не рассказывал никому свою страшную тайну — даже сыщику Тревису, который был достаточно умен, чтобы выяснить истинную причину неожиданного интереса виконта Хаксли к семейству Гранвиллов. Однако Тревису хватило сообразительности не выказывать своих сомнений по поводу того, что человек с таким положением в обществе, как виконт Хаксли, пустится в столь долгий путь лишь затем, чтобы своими глазами взглянуть на какую-то провинциалочку.

— Продолжай, — негромко попросил Джулиан.

— Я собираюсь отомстить за Джеймса. — Виконт поднялся на ноги. — Отомстить медленно, причинив убийце как можно больше страданий.

— Верю, — отозвался Джулиан, подходя к другу и кладя руку ему на плечо. — Скажи, чем я могу тебе помочь.

— Поддержи меня. Будь рядом. Не бойся, я не заставлю тебя рисковать жизнью.

— Ну а если даже и так? А этот моряк объяснил тебе, как найти того, кто… Он сказал тебе, кто убил Джеймса?

— Он сам не знает имя того, кто нанес удар.

— Но ему хотя бы известно, где и как его найти?

— Нет.

Джулиан развернул друга лицом к себе.

— Тогда как мы его отыщем?

— Никак.

— Ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь. — Эдвард улыбнулся, но в этой мрачной улыбке не было и тени веселья. — Мне нет дела до конкретного исполнителя. Мой враг не он. Я собираюсь разделаться с тем негодяем, что подослал убийцу. И я так с ним разделаюсь, что он еще будет ползать у моих ног, моля о пощаде. И только тогда, в самом конце, я скажу ему, почему погибло все, что было ему дорого, его позор, полное падение, ничтожество и гибель — вот в чем будет состоять моя месть. Джулиан опустил голову.

— Не хотелось бы мне оказаться на его месте. Но уж этого-то человека ты знаешь?

— Да. — В душе Эдварда вновь запылала раскаленная добела ярость. Но он всегда умел выжидать и сдерживать свои чувства. — Джеймс пытался спасти другого человека, на которого во время битвы напал свой же соотечественник. Царило такое смятение, что никто, кроме Джеймса и этого Кертца, который разыскал меня, не видел наемного убийцы. Джеймс попытался предотвратить злодеяние, но был смертельно ранен и умер на руках у Кертца. А тот слышал его последние слова и передал мне послание моего дорогого брата. Он…

На Эдварда вдруг нахлынула дурнота. Молодой человек поднес руку к лицу и прислонился к стене, прижавшись пылающим лбом к холодному дереву.

— Давай уйдем. — В голосе Джулиана смешались сочувствие и тревога. — Моя карета у дверей. Поедем на Кавендиш-сквер, я проведу с тобой ночь, а к этому разговору вернемся завтра. Ты слишком вымотался.

— Я должен закончить. Тогда ты все поймешь. Негодяй, которого я уничтожу, нанял убийцу, чтобы завладеть тем, что по праву принадлежало другому.

— А нельзя передать это дело в руки властей? — осведомился Джулиан, хотя и без всякой надежды.

А доказательства? Слова какого-то моряка, который продал свой рассказ за немалую сумму, а потом пропал? Какие могут быть улики по делу об убийстве двухлетней давности? И даже если бы власти согласились принять дело к рассмотрению, их приговор — пусть даже справедливый — меня не удовлетворит.

Джулиан вздохнул.

— Сам знаешь, мой друг, для тебя я готов на все. Проси чего угодно, любой помощи — я к твоим услугам.

— Спасибо.

— Но теперь, Эдвард, ты должен рассказать мне и все остальное. Мне почему-то кажется, что худшее еще впереди.

Эдвард лихорадочно прикидывал, какую часть правды может доверить другу.

— Девушка, которую ты видел, через несколько недель станет моей женой.

— Понимаю. Но об этом можно поговорить и потом.

— Нет, Джулиан. В этом-то вся суть моего плана. Ее брата звали Уильям Гранвилл, его-то и пытался спасти Джеймс. А ее сводный брат — Роджер Латчетт — и есть тот самый негодяй, подославший убийцу.

Глава 11

Линдсей легко взбежала по ступенькам на крыльцо дома леди Баллард, но не успела постучать, как дверь отворилась и на пороге появился Норрис. Нос дворецкого был надменно задран.

— Добрый день, Норрис, — дружески поздоровалась девушка в нарушение всех правил тети Баллард. Та постоянно учила ее, что в общении со слугами необходимо хранить величественное превосходство и обращаться к ним лишь тогда, когда надо отдать какой-либо приказ. Линдсей сие правило казалось донельзя глупым. Дома, в Корнуолле, все слуги были ее друзьями — так зачем ей в Лондоне вести себя иначе? Тем более что она не собирается задерживаться здесь надолго.

Молча поклонившись, Норрис учтиво распахнул дверь пошире.

— Заходите, — через плечо позвала Линдсей свою новую приятельницу, с которой познакомилась сегодня, и Эмму. — Скорее.

С утра графиня Баллард жаловалась на простуду и не пожелала выходить из дому, поэтому Линдсей отправилась в очаровательный маленький салон леди Сибил на Беркли-сквер лишь в сопровождении верной Эммы. Однако там камеристка мигом скрылась на половине прислуги, а бедняжка Линдсей осталась совершенно одна и едва не умерла от робости и страха.

Однако хотя с утра ей совсем не хотелось никуда ехать, теперь девушка не жалела о том, что графиня проявила настойчивость и все-таки отправила ее в гости — потому что там она нашла новую подругу, а друзья сейчас были ей нужны как воздух.

У леди Сибил велись такие умные и светские разговоры, что сперва Линдсей боялась, как бы не ляпнуть что-нибудь невпопад и не опозориться, выказав свою глупость и необразованность. Однако, на ее счастье, речь зашла о романах вообще и о стихах пылкого лорда Байрона в частности. Признаться, Линдсей не очень-то любила лорда Байрона, но не посмела высказать своего мнения перед столь блестящим обществом.

— А где… тетя Баллард? — спросила она у Норриса. За неделю, проведенную в доме графини, она так и не привыкла к неожиданному родству. — В будуаре?

Дворецкий возмущенно выпрямился.

— Уже больше пяти, мисс Гранвилл.

Эта фраза содержала в себе недвусмысленный намек на то, что госпожа не остается в будуаре позднее полудня. С другой стороны, Линдсей уже было известно, что чопорная леди частенько удаляется туда и в другое время… особенно во время визитов высокого и утонченного красавца лорда Эйрсли.

— Ее светлость в гостиной, — доложил Норрис, снимая с девушки плащ.

— Спасибо, — мило улыбнулась Линдсей. — Эмма, и тебе спасибо, что проводила меня сегодня. Не могла бы ты теперь заняться тем небольшим поручением, что я дала тебе утром?

Горничная на миг остолбенела, но тут же сообразила, в чем дело.

— Да, мисс. Сию минуту, мисс.

Она покраснела, быстро сделала реверанс и чуть ли не вприпрыжку помчалась вверх по лестнице.

Разгадка ее странного поведения была проста — на днях, выяснив, что Эмма жаждет научиться читать и писать, Линдсей взялась давать ей уроки. Горничная оказалась смышленой девушкой и схватывала все буквально на лету. Она уже выучилась читать и переписывать самые простенькие слова и фразы, которые Линдсей специально писала ей крупными буквами. И теперь две заговорщицы старались выкроить любую свободную минутку для занятий.

— Пойдем, — повернулась Линдсей к своей новообретенной подруге. — Тетя Баллард будет в восторге, что я наконец-то подружилась с ровесницей. А то она уже начала поговаривать о том, чтобы подыскать мне компаньонку. Вот ужас-то! Ты уж, пожалуйста, помоги мне ее переубедить.

Тем более, добавила Линдсей про себя, что ей и впрямь ни к чему еще одна надзирательница — и так уже не знаешь куда деться. Еще одна пара лишних глаз — и можно навеки распрощаться с мечтой о побеге.

Не дожидаясь ответа, девушка порывисто распахнула двери гостиной, но замерла на пороге. Сколько же бесконечных часов провела она в этой комнате, каждое утро расхаживая перед леди Баллард с противной тяжеленной книгой на голове! «Плавно, Линдсей. Еще плавнее. Подбородок вверх! Не спеши. Тише, тише. Джентльмены любят, чтобы дамы грациозно скользили, а не скакали вприпрыжку».

Впрочем, несмотря на строжайшие замечания, щедро отпускаемые по адресу Линдсей, графиня оказалась на диво приятной и доброй тетей, так что девушка старалась всячески угождать ей, пока не удастся наконец придумать что-нибудь дельное — способ заставить Хаксли отказаться от обручения. Поело того вечера, когда она сделала ему памятное «предложение», о виконте не было ни слуху ни духу. При одном воспоминании о той сцене Линдсей поежилась и сжала зубы. Ничего, первая неудача ее не запугает. Уговоры, лесть, скандалы или шокирующие сюрпризы — она на все пойдет, лишь бы добиться своего. А понадобится, так и на все сразу.

Вздохнув, она приподняла подбородок и, бегло оглядев прелестное муслиновое платье светло-сиреневого цвета — не помялось ли? — чинной походкой вплыла в гостиную.

— Линдсей, — приветливо улыбнулась графиня со своего любимого кресла перед камином. — Ты просто ослепительна, милая моя. Как провела время? Интересно было?

— О, еще как! Я страшно рада, что поехала. — Ничего не поделаешь, пока не удастся вырваться из Лондона и вернуться в родной Корнуолл, приходится радоваться и тому, что есть. Говорят же, нет худа без добра. Кто знает, выдастся ли ей еще хоть одна возможность повидать подобные чудеса. — Леди Сибил была так добра ко мне. И ее дочь тоже. Мы разговаривали про…

— А кто это с тобой? — Тетя Баллард вдруг поднесла к глазам лорнет.

— Ой, простите. — Отступив в сторону, Линдсей взяла за руку шедшую за ней гостью. — Я подумала, вам будет очень приятно познакомиться с Клариссой.

Тетя Баллард опустила лорнет. Лицо ее выражало что угодно, кроме радости.

— Это леди Кларисса Симмондс, — продолжала Линдсей чуть менее уверенно. — Я рассказала ей, что первый раз в Лондоне и что живу у вас… И что вы — моя тетя, хотя, разумеется, родство между нами очень далекое, через вашего покойного мужа. — Графиня словно застыла на месте, сложив руки на коленях. Теперь на лице ее появилось совершенно бесстрастное выражение. — И вот когда Кларисса (она так добра ко мне и настаивает, чтобы я звала ее по имени) услышала, что я не знаю в свете никого, кроме леди Сибил, то сразу же со мной подружилась. И она так мне помогла — все про всех рассказала: и кто кому родня, и все прочее. Я ей говорила, что вам хочется, чтобы я завела дружбу с кем-нибудь из ровесниц, — запинаясь, договорила она.

— Охотно верю. Вот только меня удивляет — как это леди Симмондс не упомянула тебе, что мы уже знакомы, — ответила леди Баллард. — Причем довольно давно.

Линдсей вопросительно оглянулась на Клариссу, но та лишь расплылась в улыбке. Уголки губ ее задорно вздернулись вверх, на круглых щечках появились очаровательные ямочки, а огромные фиалковые глаза засияли.

— Хотела удивить вас, леди Баллард. Ну разве это не чудесное совпадение, что мы с Линдсей вдруг так неожиданно встретились! Я и сама буквально умирала со скуки среди этих престарелых чопорных «синих чулок».

— Едва ли Эрнестину Сибил назовешь «синим чулком», — резко отозвалась графиня. — И она по меньшей мере на пятна дцать лет младше меня. А кстати, разве ее Изабелла не того же возраста… то есть нет, разве Изабелла не младше вас, леди Симмондс? И несомненно, на приеме были также сестры Кларидж. Мне доподлинно известно, что они…

— О-ля-ля! — Кларисса так изящно и грациозно порхнула прямиком к леди Баллард и присела перед ней в реверансе, что Линдсей едва не позеленела от зависти. — Там и впрямь было целое столпотворение, верно, Линдсей?

— Ну да…

— Вот видите! Линдсей просто растерялась среди такой шумной толпы, да и я тоже.

Новая подруга Линдсей была одета в платье из тончайшего батиста цвета морской волны, вопреки правилам приличий декольте на нем было чересчур глубоким. Пышная грудь леди Симмондс чуть не выпрыгивала из открытого лифа, а полупрозрачная ткань выгодно обрисовывала тоненькую талию и очертания крутых бедер. Густые рыжевато-каштановые локоны обрамляли лукавое личико, волнами спадая па молочно-белую кожу. Замысловатую прическу украшали искусственные цветы в тон платью и жемчуг. Признаться, подобным наряд показался Линдсей слегка вычурным и излишне пышным для дневного приема, но, рассудила она, Клариссе виднее, и к тому же платье ей очень к лицу.

— Кларисса удивительно славная. Девушка почувствовала отчаянное желание защитить это милое и замечательное создание, которое так дружелюбно отнеслось к ней, хотя Линдсей была всего-то дальней родственницей графини Баллард. — И знаете, она встречалась с лордом Байроном!

Кларисса затрепетала ресницами. Линдсей ужасно хотелось научиться делать так же, но, как ни странно, оказалось, что это целое искусство.

— Ах, этот волнующий взгляд исподлобья, — восхищенно протянула Кларисса. — Клянусь, когда он посмотрел на меня, я едва не лишилась чувств.

— Вот уж не сомневаюсь, — едко заметила леди Баллард. — А еще о чем вы сегодня беседовали?

— Да так, ничего занимательного. — Кларисса проворно развернула веер. — Довольно скучный приемчик. Нет, ну разве не изумительно? Мы с вами и так уже лучшие подруги, а теперь еще и Линдсей станет нашей милой наперсницей! Жду не дождусь возможности стать ее компаньонкой. А раз уж я скоро буду членом…

— Надеюсь, Изабелла Сибил уже выздоровела? — Тетя Баллард почему-то поторопилась перебить гостью. — Вы же знаете, бедняжка слаба здоровьем.

Кларисса скорчила гримаску и приподняла тонкую бровь.

— В самом деле? Вот уж не знала. Неудивительно, что она обречена залежаться на полке. Этакая девица в стиле «вода с молоком». Проста, точно девонширские сливки. И столь же безвкусна.

— Позволь возразить, Кларисса. В наших девонширских сливках нет абсолютно ничего простого, а уж тем более безвкусного. А самые лучшие сливки производятся в поместье Хаксли — во всяком случае, так мне говорили люди, приезжавшие туда издалека специально, чтобы их отведать.

Линдсей вихрем развернулась ко входу, едва не потеряв равновесие. В дверях стоял виконт Хаксли, мрачный, как грозовая туча. Сердце девушки неожиданно забилось так же бурно, как в тот раз, когда он учил ее вальсу. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Нет, надо навсегда стереть из памяти все, что последовало за тем ночным уроком танцев! С тех пор Эдвард и Линдсей ни разу не виделись, но сейчас минувшие дни, казалось, исчезли, растаяли без следа. Молодые люди словно снова остались наедине.

— Эдвард! — В голосе Клариссы появились новые нотки, тихие, мягкие, чуть ли не нежные. — Я знала, что ты в Лондоне, но занят подготовкой к некоему… скажем, делу. Я ждала тебя каждый день. Ах, как нехорошо с твоей стороны так долго мучить меня ожиданием.

— Я был занят, — коротко ответил Хаксли. Вслед за ним в гостиную вошел высокий и стройный молодой человек. — Мы с Джулианом были очень заняты, правда, Джулиан?

— Именно.

Линдсей решила, что очень и очень многие девушки сочли бы этого Джулиана весьма привлекательным молодым человеком. И в самом деле, он был хорошо сложен, а черты лица имел приятные и тонкие — сильный подбородок, твердый решительный рот, серые глаза под высокими бровями. Каштановые волосы слегка вились, а на кончиках были чуть светлее и золотистее, словно выгорели на солнце.

Но по сравнению с Эдвардом Джулиан — будь он хоть самым что ни на есть красавцем — казался всего лишь безжизненной, пусть и со вкусом одетой, тенью.

Но до чего же странная перемена произошла с Клариссой! Она вся вспыхнула, затрепетала и потупилась, бросая на Хаксли томные взоры из-под длинных ресниц. Линдсей вдруг ощутила самую настоящую опасность. Фи, да неужели… Да-да, самую настоящую ревность. С чего бы это? Что ей за дело до этого темного и загадочного, точно сам Люцифер, человека? Правда, она не очень-то точно представляла себе, как именно должен выглядеть Люцифер. Преподобный Уинслоу пытался описать его, но в самых общих чертах, да и сам, казалось, был не очень-то сведущ в этом вопросе.

— Линдсей, я сказал — добрый вечер.

Звуки глубокого, мужественного голоса вывели девушку из забытья. Она вздрогнула и густо покраснела.

— Простите. Добрый вечер, милорд.

Неприлично было и дальше тупо пялиться в пол. Собрав всю свою решимость, Линдсей заставила себя поднять глаза. Взгляд ее скользнул по высоким сапогам виконта… коленям… сильным мускулистым бедрам… Она вздрогнула и стремительно вскинула голову. Глаза молодых людей встретились. Взор виконта не выражал ничего, кроме пристального внимания к девушке.

— Эдвард, — нарушила их молчание Кларисса. — До чего же все чудесно сложилось. Я так по тебе скучала. А ты, подумать только, хранишь такие чудесные планы в тайне. Знаешь, как мне трудно было никому не проболтаться…

— Ах, не стоило зря мучиться, дорогая, — перебил ее Эдвард. — Вполне естественно, что весь круг твоих знакомых знает, что я в Лондоне. Правда, ума не приложу, им-то какое до этого дело. Линдсей, Кларисса рассказала тебе, что ее покойный муж был другом моего отца?

Девушка ошеломленно покачала головой. Кларисса казалась такой юной. Бедняжка! Должно быть, жестокая семья выдала ее замуж за старика, когда она была еще совсем девочкой.

— Мой дорогой муж был для отца Эдварда все равно что еще один сын, — тут же отозвалась Кларисса, не глядя на Линдсей, и тяжело вздохнула. — Мы с Френсисом так мало успели пробыть вместе.

Глаза Линдсей наполнились слезами.

— Какая же ты храбрая, Кларисса. Я бы ни за что не догадалась, что ты уже успела так настрадаться.

Неожиданный бурный взрыв кашля привлек ее внимание к другу Эдварда. Тот отвернулся, закрывая лицо носовым платком.

Хаксли не обратил на этот небольшой инцидент ни малейшего внимания.

— Кларисса и в самом деле очень храбрая. Надеюсь, она простит мне, что я до сих пор не успел ее навестить. Я сделаю это завтра. Скажем, около одиннадцати, идет?

— Как угодно. — Полные губки Клариссы улыбнулись. — А можно и раньше. Как тебе больше нравится.

— Джулиан, не стойте на пороге, проходите в комнату, — внезапно сказала графиня. — Линдсей, раз уж Эдвард, по всей видимости, напрочь забыл о хороших манерах, позволь мне самой представить тебе достопочтенного Джулиана Ллойд-Престона. Они с Эдвардом вместе учились в Итоне и Кембридже. Вы приехали в своем экипаже, Джулиан? Или с Эдвардом?

— В своем, миледи.

— Замечательно. Леди Симмондс, без сомнения, утомилась. Не будете ли вы столь любезны сопроводить ее домой?

— О, но я вовсе не устала, — запротестовала Кларисса. — И я уверена, Эдвард хочет…

— Я и в самом деле очень хочу с тобой побеседовать, — виконт улыбнулся краешком губ. — Но мне кажется, тетя со свойственным ей отсутствием эгоизма просто намекает, что устала и хотела бы немножко побыть в кругу семьи. — Он повернулся к Линдсей и добавил: — Мы с Клариссой старые друзья. Как она и говорила, ее муж был моему отцу точно сын родной. Гак что, сама понимаешь, Кларисса мне все равно что сестра.

— Да, — слабо кивнула девушка.

Тетя Баллард дернула за шнурок, и через несколько мгновений на звонок явился Норрис со своей обычной чопорно-неодобрительной миной. Между тем Джулиан Ллойд-Престон выпроводил все еще протестующую Клариссу из гостиной, но напоследок та успела-таки пообещать своей новой подруге, что очень-очень скоро снова заедет навестить ее.

Едва дверь за ними захлопнулась, как Линдсей отвернулась и принялась нервно расхаживать среди столов и шкафчиков с бесценными коллекциями фарфора, серебряных и золотых безделушек и прочих милых пустячков, украшавших гостиную.

— Я обдумал твои слова, тетя, — начал виконт. — Про успехи Линдсей.

Девушка лишь большим усилием воли сдержалась, чтобы не оглянуться на него.

— И что же ты надумал? — осведомилась графиня. — Все складывается просто чудесно. Сам видишь, Линдсей выглядит прекрасно.

— Не просто прекрасно, а восхитительно, — отозвался Эдвард, и девушка залилась краской.

— Линдсей осознала разумность нашего решения подождать с оглашением помолвки до тех пор, пока она немножко не освоится в свете, — заметила леди Баллард.

Линдсей закрыла глаза, моля Господа надоумить ее, как найти выход из сложившейся ситуации.

— Пока еще мне не представилась возможность обсудить дальнейшие приготовления с мистером Латчеттом и его матерью, — продолжала ее почтенная наставница.

— Зато мне представилась, — ответил виконт. — Мистер Латчетт с головой ушел в свои личные дела и, по его словам, полностью удовлетворен тем, как его приняли в Лондоне.

— Безусловно. — Девушке показалось, что в голосе графини послышались язвительные нотки. — А миссис Гранвилл?

— Как раз собирался сказать. Старая ка… Миссис Гранвилл тоже нашла чем заняться. Если не ошибаюсь, она пополняет свой гардероб. Хотя, не скрою, она действительно выражала некоторое… ну, скажем, разочарование. Она надеется, что ей еще выдастся случай покрасоваться в том, на что она потратила мои… Словом, ей бы хотелось тоже поучаствовать в приготовлениях к нашей с Линдсей свадьбе.

— Но она хоть понимает, что пока нельзя об этом рассказывать?

— Понимает, что мы так хотим. Что же до нее самой, то она жалуется, что не желает страдать, как она выразилась, от заточения в Челси.

— Непременно приглашу миссис Гранвилл к чаю. Позову каких-нибудь подходящих гостей.

Все, чаша ее терпения переполнилась! Не в силах больше сдерживаться, Линдсей возмущенно повернулась к беседующим.

— Нет, право! Послушайте, я ведь тоже здесь. По-вашему, обо мне можно говорить так, словно меня нет или я какая-то безгласная тень?

— Линдсей, никто не хотел тебя обидеть, — невозмутимо отозвалась тетя Баллард. — Правда, Эдвард?

— Чистейшая. — Он, в свою очередь, повернулся к девушке. — Сегодня ты прекрасно выглядишь, Линдсей. Хотя разве бывает иначе?

Резко развернув сиреневый шелковый веер, Линдсей принялась лихорадочно им обмахиваться, чтобы скрыть смущение. Пожалуй, от этой вещицы, которой она так быстро научилась пользоваться, и впрямь немалая польза. Под взглядом Эдварда девушку буквально бросило в жар.

— Да, вы будете очень красивой парой, — негромко промолвила графиня.. Линдсей удивленно поглядела на нее. — Но, дабы соблюсти приличия, нельзя так явно демонстрировать свои чувства.

— Ты, разумеется, как всегда, права, — кивнул Эдвард, но его неотрывный, жадный взор, охватывавший с головы до ног стоявшую перед ним хрупкую фигурку, явно не вписывался в принятые в обществе рамки дозволенного. — Именно об этом я и собирался с тобой поговорить. Надо обязательно раздобыть для Линдсей компаньонку на ближайшие несколько недель.

— Разве я тебе об этом раньше не говорила?

— Ну конечно, Антония.

— Леди Симмондс как раз предлагала свои услуги…

— Не стоит об этом, — коротко оборвал виконт. — Во время пребывания в Корнуолле я познакомился с мисс Сарой Уинслоу, самой близкой подругой Линдсей.

Девушка задохнулась от неожиданности.

— Правда? Я и не думала…

— Иначе говоря, — он сделал широкий жест рукой, — ты так живо и образно рассказывала мне о ней, и с такой нежностью, что мне уже кажется, будто я и в самом деле с ней встречался. Как бы там ни было, я решил, что мисс Уинслоу будет для тебя наилучшей компаньонкой. Согласна?

Сердце Линдсей затопила буйная, невероятная радость. Сара? Милая, чудесная… надежная Сара! Вот на кого можно положиться, если попытки убедить Хаксли отказаться от дурацкой затеи со свадьбой потерпят крах.

— Да! О, Эдвард, да, да. Это просто замечательно. Тетя Баллард, пожалуйста, согласитесь. Я знаю, Сара вам понравится. Она дочь священника, — торжественно заключила девушка свою речь, уверенная, что эта веская деталь непременно развеет любые сомнения, которые только могут возникнуть у графини.

Тетя Баллард фыркнула.

— Дочка деревенского священника? Едва ли она будет способствовать твоему совершенствованию по части светской беседы, безупречных манер и умению держаться.

— Ой… Да нет, что вы. Сара такая воспитанная и образованная, вы просто не представляете. Даже мой папа, упокой Господь его душу, всегда твердил, до чего Сара очаровательна и хорошо воспитана. Она гораздо лучше меня обучена светским манерам. Все так говорят.

Эдвард издал какой-то сдавленный звук, и Линдсей перевела глаза на него. Но виконт, казалось, пребывал в глубокой задумчивости.

— Милорд, вы же уже встречались с Сарой, а я и забыла. Правда, ненароком, в конюшне, как раз когда я рассказывала ей про чудовищное недоразумение, когда я подумала, что вы — ее…

— Именно так. Нет, я не забыл, просто предпочел не упоминать об этом, чтобы не смущать тебя лишний раз. Итак, — он подарил тетушке обольстительную улыбку, — договорились? Можно послать за мисс Уинслоу прямо сейчас, без дальнейших отлагательств?

— Ну, раз уж вы так настаиваете, — поморщилась графиня. — Надеюсь, девица действительно воспитанна и образованна.

— Очень-очень, — поспешила заверить Линдсей. — Просто безупречно.

— Как продвигаются дела с новыми туалетами? — поинтересовался Эдвард у тети. — Вот дьявольщина. — Он умолк и бросил быстрый взгляд на Линдсей, но потом собрался с мыслями и продолжил: — Не очень-то, знаешь ли, приятно было обнаружить, что твоя мачеха предпочла полностью обновить себе гардероб, а старое тряпье перешить для тебя.

От унижения у девушки едва не подкосились ноги.

— Это совсем не старое тряпье, милорд. И платья очень искусно переделаны. И все до одного сшиты из прекрасной ткани.

— И с отменным вкусом, — пробормотала леди Баллард себе под нос. — Ничего, Эдвард, пустяки. Должно быть, произошло недоразумение. Как бы там ни было, отвечая на твой вопрос, скажу, что моя модистка утверждает, будто работать с Линдсей просто сказка. Французы так эмоциональны… Разумеется, теперь Линдсей носит все новое. С помощью мадемуазель Натали мы обо всем позаботились. Остались лишь последние штрихи — и все готово.

Да, на наряды денег и впрямь не пожалели. Линдсей даже страшно было думать, сколько же потратила графиня на ее обновки. На эти деньги можно было кормить арендаторов Трегониты несколько лет. Но девушка не лгала себе — что там ни говори, а беспрестанный парад роскошных тканей, модных фасонов и совершенно немыслимых украшений приводил ее в неописуемый восторг.

— Ты улыбаешься, — тихонько заметил Эдвард. — Возможно ли, что ты наконец-то начала радоваться жизни хотя бы немножко?

Линдсей вмиг напустила на себя серьезный вид.

— Я думала о приезде Сары. А когда? Когда она приедет?

— Как можно скорей. Я же вижу, как много это для тебя значит. Мне приятно радовать тебя.

При этих любезных словах Линдсей вспыхнула от удовольствия. Тетя Баллард откашлялась.

— До бала у Камберлендов осталось всего несколько дней. Эдвард, ты непременно там будешь, понял?

— Проклятие!.. Прошу прощения. Ненавижу балы.

— Лучший танцор Лондона утверждает, будто ненавидит балы?

У Линдсей перехватило дыхание. Эдвард? На балу? Танцевать с Эдвардом?!

— Подобные мероприятия изобилуют людьми посредственными, — пожал плечами Эдвард. — А я терпеть не могу посредственностей.

— Этот бал станет исключением. Для успеха нашего плана необходимо сделать из Линдсей королеву сезона. Брюммель уже обещал удостоить ее кивком.

— Черта лысого он пообещает хоть что-то ни с того ни с сего! — Эдвард ухмыльнулся и придвинул стул к креслу тетушки. — Как ты ухитрилась этого добиться?

— У меня есть свои способы.

Теперь, когда рядом с графиней, держа ее за руку, сидел любящий племянник, она сразу как-то смягчилась, стала добрее и проще. Ласково покачивая головой, она не отводила взгляда от Эдварда.

— Ты так добра ко мне, Антония, — произнес он. — Ума не приложу, зачем ты взвалила на себя столько хлопот.

— В самом деле? Нет, мой мальчик, меня твой взрослый вид не проведет. Я знаю тебя с колыбели. Ты был таким хорошеньким малышом. И он все еще прячется внутри тебя, каким бы циничным ты ни притворялся.

Вздор, — буркнул Эдвард, однако не вынул руки из тетиной ладони.

Линдсей невольно залюбовалась этой парой. Пусть Хаксли обычно был суров и мрачен, пусть он привык всегда поступать по-своему, но и у него имелись положительные качества.

— Мы с Линдсей появимся на балу чуть раньше тебя. Не слишком рано, но до тебя. А тебя, наверное, следует ждать где-нибудь около полуночи?

— Я думал сыграть несколько партий в вист и…

— Значит, около полуночи. Линдсей как раз хватит времени, чтобы завести новые знакомства и потанцевать вдоволь, чтобы все решили, будто она еще не сговорена.

— Я бы все же предпочел, чтобы она не танцевала. — Эдвард резко вскочил и сразу как-то весь напрягся. — То есть я даже требую, чтобы она не смела танцевать с другими мужчинами.

— Линдсей будет танцевать. — Графиня словно не заметила бунта на корабле. — Ты появишься, станцуешь пару раз с какими-нибудь другими девушками, потом подойдешь ко мне. Твой первый танец с Линдсей будет выглядеть всего лишь знаком почтении ко мне. По ходу вечера, пожалуй, будет разумно, чтобы ты… гм… просил еще несколько танцев, с нарастающим пылом. Вы даже можете сделать вид, что начали интересоваться друг другом.

— Антония, послушай…

— Да-да, так и сделаем. — Графиня тоже поднялась. — А теперь прошу меня простить, я устала. Окажи мне любезность, Эдвард, побудь немного с Линдсей перед уходом. Знаю, что у тебя полно дел, одно важней другого, но Линдсей еще не вполне освоилась со шлейфом.

— Но я не ношу шлейфов, — вмешалась Линдсей, отчаянно пытаясь спастись от того, что предлагала леди Баллард.

— У Камберлендов ты будешь в платье со шлейфом. Насколько я помню, мы остановились именно на нем. Или нет? В таком случае мне надо немедленно проконсультироваться с мадемуазель Натали.

— Да, оно со шлейфом.

— Замечательно. Значит, сейчас просто представь, будто ты в нем. — Графиня гордо прошествовала к двери. — Эдвард отлично разбирается в подобных вещах. Уверена, что и ему пора хоть чуть-чуть потрудиться, чтобы подготовить тебя к этой свадьбе. Он посмотрит, как у тебя получается ходить со шлейфом, а если что не так, поправит.