Мир Авиации 2003 03

Благодатный край

По просьбе своего товарища решился написать эту статью. Пройдет пара-тройка лет, и уже не так свежи и точны будут воспоминания о событиях, описанных ниже, а именно о тех, что происходили с начала апреля по конец июля 2000 года на аэродроме Грозный-Северный и в его окрестностях (Чечня, Дагестан, Ингушетия).

Немного о себе — командир звена Ми-24, за неполные четыре месяца налетал около 160 часов, боевые вылеты посчитать затрудняюсь, но что-то около сотни.

Ниже постараюсь максимально точно и достоверно воспроизвести эпизоды из нашей работы, произошедшие со мной и моими друзьями. Случаев было много — и серьезных, и курьезных, практически каждый день не обходился без темы «для курилки», в «мирной жизни» подобные темы разрабатывались бы авторитетной комиссией не один день и с серьезными выводами. Но сам ритм той жизни не позволял глубоко осмыслить происходившее, на какие-то эмоции времени не было, да и сам организм ставил психологический барьер — эмоции в сторону, ошибки (свои либо чужие) намотал на ус и полетел дальше. Таким образом, в летчике вырабатывался здоровый пофигизм, или проще — боевой опыт.

Для начала хотелось рассказать о нашей технике, ибо она того заслуживает. Просматривая по новостям кадры с вертолетами, узнаешь свои, родные. Машины практически не меняются с осени 1999 года и за этот период так «улётаны», что у каждой есть не только свой характер, достоинства, недостатки, но к каждой из них необходимо сочинять свою инструкцию по эксплуатации. В самые горячие периоды вертолеты летали по 5–6 часов в сутки, выходной давался машине раз в десять дней — подобие паркового дня, контрольного осмотра и предварительной подготовки вместе взятых. На фоне такой эксплуатации отказы по силовой установке бьии, на мой взгляд, достаточно редкими, в основном ломалось авиационное оборудование. С наступлением жары начали лопаться пневматики колес (взлетали, как правило, с разбегом). А самая большая пытка для летчика — это неработающий кондиционер, на улице 30–35, в кабине соответственно от +50 и никакой вентиляции, высидеть в такой бане весьма проблематично. У нас был только один Ми-24 с «убитым» «кондишеном», а остальные ломались эпизодически, нужно было лишь грамотно их эксплуатировать.

Жара и горы, при всем уважении к Ми-24, — это не те условия, для которых он создавался. Выше 2000 метров из всех пилотажных качеств машины остается 20–25 %. Даже появился такой оборот сленговый — «ватный вертолет». Например, угнаться за Ми-8МТ, прикрывая его, очень трудно, зашкаливает температура газов в двигателях, загорается табло «опасная вибрация двигателя», приходится просить «восьмерку», чтобы режим уменьшила. Ну а при стрельбах в горах, особенно в узких ущельях, нужно быть предельно внимательным, чтобы самого себя не «завалить». Ну а пока нам Родина ничего более не предложила (в массовом порядке) — воюем тем, что есть, и нужно сказать — успешно, такую выносливую технику могли придумать только у нас в стране, и недаром у летчиков в каждом застолье один из обязательных тостов: «за наших русских сталеваров».

Вот, кстати, случай в подтверждении тоста. В начале июня обстреляли наш Ми-8 в Веденском районе, обстреляли сильно — около тридцати пробоин: пробили баки, пневматик, шланг гидросистемы (пришлось выполнять вынужденную посадку). Но самое необычное — пуля пробила вертикальную тягу автомата перекоса, очень аккуратное отверстие (как на станке сверлили) от 5,45-мм пули в трубке диаметром около 25 мм, на вращающемся винте и летящем вертолете (воистину пуля — дура). Лопасти несущего винта (НВ) держат около 11 тонн знакопеременных нагрузок, а эта тяга, циклически изменяющая углы установки лопасти, представьте себе, выдержала, не сломалась! Техники в полевых условиях поменяли тягу и шланг, вертолет благополучно перелетел на базу.

Из всех повреждений и отказов на вертолете самые неприятные две вещи — редуктор и гидросистема. В первом случае инструкция рекомендует — сразу кости за борт, во втором еще возможны варианты, но их крайне мало, и рекомендация, как правило, та же.

Вот случай, имевший место быть в середине апреля. Я тогда только прибыл в Чечню, летал ведомым, набирался опыта. Дело было в Аргунском ущелье, сопровождали колонну. Только прибыли на место, у меня начались неполадки с топливной автоматикой: один двигатель не хотел работать как нужно, и мои попытки регулировать его вручную ни к чему не привели, да и ситуация ухудшалась. Доложил ведущему, тот на КП: «уходим по неисправности». Только на посадке ведущий почувствовал неполадки в гидросистеме своего вертолета, а после заруливания в обеих гидросистемах (основной и дублирующей) было «сухо и-комфортно», вся жидкость — на обшивке машины и на асфальте. Случись это в Аргунском ущелье, где нам по плану часа полтора еще надо было работать, последствия были бы куда печальнее. После осмотра все дружно решили, что вмешалось провидение и срочно вернуло нас на базу, за что мы ему очень благодарны.

Хотелось немного внимания уделить тактике наших действий, хотя на эту тему говорить можно много и долго. Единых жестких правил не существовало в принципе, в основном, все определялось мерой ответственности летчиков, уровнем их подготовки. Циркуляры, рассылаемые сверху, приживались слабо, так как зачастую противоречили и сами себе, и здравому смыслу. В основном все нововведения приносили с собой новые начальники, сообразуясь со своим опытом и знаниями. Естественно, чем выше начальник, тем радикальнее перемены и тем труднее ему возразить или поправить. Признаюсь, порой удивляла безграмотность людей с большими звездами. Несколько примеров из жизни:

Дается команда «на взлет через 3 минуты» (после постановки задачи на земле). До незапущенных вертолетов бежать только не меньше минуты. На объяснение, что нам для запуска необходимо 6 минут минимум, следует тяжелый взгляд, пауза и трехэтажный мат в адрес всей авиации.

А вот еще эпизод, с тем же генералом: летит он (точнее его везут) на Ми-8, на земле идет перестрелка, по радио кричат: «уходите с линии огня!», а наш герой врывается в кабину экипажа с воплями: «Садись здесь, трус!» Интереснее всего потом звучала мотивация: «У тебя же броня, чё ты, пуль испугался?». Бравому генералу невдомек, что оказавшийся на земле Ми-8 — это большая бочка с керосином, точнее несколько бочек, и кучей детонаторов к ним. Трагическое тому подтверждение — аэродром Ботлих осенью 1999 года. Конечно, легко быть умным задним числом, но мне довелось побеседовать с участниками тех событий, а еще в городе Кизляре продавалась видеокассеты со съемками боевиков, теми, что потом показывали в новостях, только более полная версия. Так вот расстреливали вертолеты из ПТУРов методично, не торопясь. С небольшой дальности было выполнено около семи пусков, нашей охраны попросту не было, и боевики знали об этом.

Совсем иначе дело обстояло на Грозном-Северном. Нас охраняла бригада МВД, низкий им поклон за это. Перестрелки случались практически каждую ночь, один из расчетов располагался метрах в 20 от нас, отделение бойцов на БТР, это был крайний форпост обороны наших бренных тел, но и им приходилось будить нас по ночам своей канонадой. Хотя — у кого какие нервы, иной раз приходилось дремать и под залпы «савушек». В том, что «бородатые мужчины» имели на нас определенные виды, сомневаться не приходилось. Каждый день саперы снимали свежие растяжки вокруг аэродрома, каждую ночь «салютовали» наши сигнальные мины. 20 апреля, среди бела дня, вызывает нас командир на КП и ставит задачу — надо прикрыть своих вот здесь, его палец показывает на западный торец нашей ВВП, на недоуменные взгляды добавляет: «Бой идет там, не слышите, что ли?». Прождали мы минут сорок, но так и не вылетели, слишком плотный был бой, могли зацепить своих, да и ребята с бригады справились без нас. После там обнаружили замаскированную землянку, а в ней, ни много ни мало, склад 120-мм мин, 24 ПТУРа, три из которых — на пусковых установках, в аккурат по курсу взлета-посадки…

Но вернемся к тактике. Львиная доля всей работы — это сопровождение чего-либо — колонн, других вертолетов и т. п. Интересного мало, но без этого обойтись никак нельзя. Чехи, даже самые отмороженные, напасть на колонну, прикрытую с воздуха, не решаются. Максимум подрывают фугас на дороге. Поэтому чаще всего перед колонной идут саперы (там их называли «кротами»), и движется она очень медленно. Тем не менее, русский «авось» иногда применялся и иногда заканчивался плачевно. 23 апреля наша пара прикрывала тыловую колонну 51 ПДП.

При входе в Веденское ущелье подошла грозовая облачность, нас вернули на базу, а колонне приказали подождать погоды в расположении наших частей у входа в ущелье, что они проигнорировали и тут же напоролись на организованную засаду. Нас подняли по тревоге, тремя парами отработали по боевикам, но внизу уже горели четыре коробочки. По новостям передали, что погибло 11 человек. Позже я случайно встретился с офицером с той колонны, его тогда ранило. Встретились уже в июле, он возвращался в родной полк после лечения. На вопрос: «какого … полезли в ущелье без нас», ответить так и не смог, просто сказал спасибо, что тогда их выручили.

Рулежка Ми-24 в Грозном-Северном

Прицел

Кстати, именно после этого случая чья-то умная голова навела все-таки порядок с движением «ленточек». Для всех колонн был создан единый штаб, без его ведома ничего не двигалось, а на входах в ущелья «ленточки» без «крыши» просто не пропускали. А у нас, соответственно, добавилось работы. Можно еще добавить, что Веденское ущелье — очень удобное для засад: дорога как на ладони, с другой стороны, через речку, — пещеры, прикрытые зеленкой, невысокие склоны, а далее густой лес. Пакостили чехи там регулярно, несмотря на то, что регулярно район обрабатывался артиллерией и авиацией, подчас очень удачно заставая там боевиков. Но радикально проблему решили только в конце июня, о чем расскажу ниже.

Еще запомнился мне обстрел колонны 29 мая, под деревушкой с китайским названием Саясан, это чуть севернее Энгиноя. Тогда мы работали по ПРД с Ми-8, он выполнял посадку на Энгиное, а мы его прикрывали. В эфире начался гвалт, нападение на колонну, и это в трех километрах от нас! Полетели на помощь. Типичная картина: небольшой овраг, внизу дорога, чехи из леса обстреливают наши БТРы. Совместными усилиями отсекаем чехов от кромки леса и начинаем поливать их НАРми, а у них хватило наглости еще и отстреливаться, что нам очень помогло заметить их в густом лесу. Кто был на тех пяти БТРах — я так толком и не узнал, но точно можно сказать, что это их второй день рождения, потому как и моя, и вторая пара оказались здесь чисто случайно, так сказать — просто мимо проходили. Кстати, большинство серьезных столкновений происходило как раз вне плана, примерно в подобных ситуациях.

А еще запомнился эпизод, но уже из разряда анекдотов. «Ленточка» тянулась по маршруту Аргун-Шали-Автуры. В Шалях в середине колоны произошла заминка, и хвост немного отстал. Скорее всего, дороги никто не знал, и на очередной развилке оторвавшийся хвост проскочил нужный поворот. Возглавлял его танк Т-72, вышли оторвыши из села и втопили 60–70 км/ч по отвратительной грунтовке, но в сторону Сержень-Юрта. Авианаводчик находился, естественно, в первой половине и не смог связаться с заблудшими. Я отправляю ведомого сопровождать «правильных парней», а сам пытаюсь остановить «неправильных». Минут 10 изощрялся и кружил над ними, чуть ли не на башню садился, а ей, железяке бронированной, все до фени. Сюжет получился с американского боевика: зависаю у него по курсу над дорогой — он, смышленый, таранить меня не стал, хотя брони вроде у него больше, остановился и спрашивает, какой такой х… хам ему ехать мешает. У меня к тому моменту литературный запас слов иссяк, единственный совет был взять карту. Довели до места уже без проблем, с крюком по бездорожью 10 км. Подобных случаев хватало, блудили и заводили «ленточки» не в ту степь, в основном, молодые авианаводчики. Часто, особенно в горах, ломалась техника, не выдерживая жары. Бросать одиночные машины нельзя — слишком дорогой подарочек для чехов.

В июле месяце ситуация поменялась. В горах стало относительно спокойно. На мой взгляд, благодаря тому, что выдавили, наконец, из Веденского района большой отряд наемников. Операцию готовили долго. Мы занимались тем, что утюжили предгорья Веденского района. Сажали на Ми-8 местных жителей, те показывали что, где и как. Саму операцию доверили спецназовцам. Высадили их несколько групп в горах, и они фронтом прочесывали лес в сторону равнины. Сопротивление встретили очень серьезное. По новостям передавали, что это были наемники Хаттаба, в основном — арабы. Деваться им некуда, из лесу, естественно, нельзя выходить. И началась заваруха между входом в ущелье и деревенькой Ники-Хита. В тот день практически вся группировка Ми-24 (и грозненская, и ханкалинская) работали в том районе и не по одному разу. Ребята с земли постоянно просили прикрытия, и вертушки, даже когда кончался боекомплект, не уходили, ждали смену. Стрелять было очень сложно: небольшие лесистые хребты похожи как близнецы, с той разницей, что на одном — наши, а на другом — те. Внизу, под густой зеленкой разглядеть ничего невозможно, авианаводчик обозначать себя отказывался (его тоже можно понять), поэтому наводил он нас, руководствуясь своей фантазией, постоянно прося стрелять и не уходить, пока не придет следующая пара. Это была самая серьезная (опять-таки, на мой взгляд) операция за лето 2000-го. По телевизору рапортовали, что уничтожено около двухсот наемников, можно догадываться — какая была общая численность отряда.

Еще в июле запомнился случай ночной бомбардировки стольного града Гудермеса. Под вечер пришла информация, что плохие парни, человек сорок, подходят к восточной его окраине. Полетели комэска и я, он ведущим, видимость — 1,5 км, не более, на 100–150 метрах от дыма вообще глаз выколи. Пришлось прижаться к родному комэске и в парадном строю до Гудермеса лететь. На месте — видимость только под собой, световых ориентиров почти нет, приступили к работе. С первого залпа НАРами ведущий подорвал «самогонный аппарат» (совершенно случайно). Вид десятикубовой емкости с бензином, рванувшей в ночи у тебя под носом, производит впечатление. Зарево на всю округу, впечатление, что подожгли пол-Гудермеса, — самого, кстати, «мирного» города за последнюю кампанию. Отстрелявшись по заданию, вернулись без приключений, но какому-то «самогонщику» крупно не повезло, что в его бочку с бодягой, называемой бензином, прилетел НАР. На следующий день я облетел ту местность, убедился, что бочек там много и больше половины целых. Рядом стояли дома не сгоревшие, а это значит, что ненужных жертв не было. Зацепили мы кого-то из боевиков в ту ночь — осталось тайной.

Подготовка к эвакуации севшего на вынужденную Ми-24 из Буденновска

«Ленточка» дожидается «крыши» A Russian Army vehicle convoy awaiting air cover

Минизаводы эти — «самогонные агрегаты» — тема очень интересная. Под эту категорию попадает все, начиная с дворовых аппаратов, находящихся при каждом доме, и заканчивая натуральными заводами по производству нефтепродуктов. Нефть в Чечне везде — под ногами, в огородах, на пахотных полях, на хребтах в предгорьях и на равнине, разливается самотеком, загаживая все вокруг, сгорая в факелах, покрывая все небо смрадом. Создавалось впечатление, что воду найти труднее, чем нефть, по водным арыкам тоже она текла. А так как крекинг нефти — штука в теории несложная, то в практику ее активно внедряли все кому не лень. Для кого-то — средство к существованию, а кому и больше. Политика нашего руководства менялась со временем на противоположную в отношении «незаконной переработки нефти» несколько раз. В начале кампании руки не доходили, дела и поважнее были, потом начали активно уничтожать. Все подряд, начиная от нефтяных вышек еще СССР-овских времен, заканчивая дворовыми постройками. Весной вышки уничтожали только по команде, но тоже регулярно, практически каждое задание по ПРД включало эти цели. Местное население ремонтировало их едва ли не быстрее, чем мы разрушали, проявляя чудеса хитрости и маскировки. Случай на тему: летим мы тройкой — Ми-8 и моя пара. В предгорьях в мае месяце пастбища для скота — лучше не придумаешь, зеленая сочная трава кругом, а возле вышки разлитая нефть и отравленная земля… Так нет, подогнали местные именно к вышке и стадо, и отару, и табун. И под этой «крышей» целая бригада ремонтников крутят гайки. Мы над ними начали кружить, те поняли, отогнали скот и сами смылись. Вышку мы, естественно, сожгли. Иногда минизаводы маскируют в лесу, и засечь их можно только по дыму. А в лесах «наши» люди не сидят.

НАРы идут в цель — «самогонный аппарат»

Гибель «самогонного аппарата»

Ми-24 в Калиновской; на заднем плане — Ми-26

А еще вспоминается небольшой бетонный водоканал вдоль Терского хребта: воды там нет и в помине, а вот нефти — навалом, а вдоль канала стоят «самогоны», начиная от Калиновской и аж до самого града Моздока. Разница в том, что на чеченской стороне все разрушено, а на ингушской — все целехонько, исправно работает, несправедливость национальная, так сказать.

По поводу ментальности национальной… В каждом селении отношение разное, оценить это с воздуха легко по поведению местных мальчишек — если в тебя летят камни, то от взрослой публики можно ожидать и очередь в хвост. А в других деревнях ребятня очень даже миролюбиво тебя приветствует.

Самую большую публику собирали вечерние и утренние аэрошоу. В июле кто-то из начальства додумался в самые крупные н.п. (Аргун, Гудермес, Шали, Урус-Мартан) утром и вечером отправлять несколько пар «полосатых» для демонстрации чего-то (чего именно — мне трудно объяснить). Нам предписывали выполнять ложные атаки, боевые развороты и т. п. Реально выполняли парный пилотаж в показушном варианте, каждый сообразуясь со своей фантазией и опытом: кто-то — малоскоростной, кто- то — зеркальный. На земле публика собиралась на крыши, фотографировала нас, махала руками и совсем не боялась. Мне бы на их месте было страшно, над их головой выписывались такие кренделя, которым и названия-то нет и вряд ли будет, и все это — над жилыми кварталами. В Жуковском подобного не было, это точно, а там люди деньги платят за просмотр. Но в Чечне уже насмотрелись — и не только люди, но и домашние животные. Коровы не реагируют на вертолет, пролетающий в пяти метрах над ней — для меня это было в диковину. Мирная корова обычно превращается в скаковую лошадь и сносит все на своем пути, причем несется она рысью. Еще курсантом я наблюдал эту картину с земли — впечатлился на всю жизнь и понимаю колхозников, которые матерят вертолетчиков за то, что низко летают.

Вот, наверное, все, о чем хотелось написать. Были моменты, о которых не напишешь, очень хотелось бы рассказать о людях, своих друзьях, назвать их по именам, ибо на войне человек становится сам собой. Лично я очень горд, что довелось воевать с такими людьми, у многих учился, многих учил. Дай бог, чтобы, когда придет время, каждому событию, факту, подвигу было дано свое имя.

И еще очень хотелось понять — почему люди воюют, почему в таком благодатном и богатом крае столько зла и ненависти, почему язык добра там непонятен людям, воспринимается, как слабость, а язык силы — единственно доступный. Я не берусь судить — кто прав, кто виноват и когда это кончится, — понятно только одно — такого быть не должно.

Если кто-то из участников событий узнает себя в этих строках, — большой привет от 024-го.

Фото предоставлено О. Рыбалъченко

Пара Ми-24 выполняет полет на малой высоте с демонстративным отстрелом тепловых ловушек ЛО-56, во время съемок одной из сцен фильма А. Балабанова «Война». Юго-восточнее Владикавказа. Август- сентябрь 2001 г.

Ми-8МТ Буденновском полка проходит над авианаводчиком во время тренировочного полета в районе Владикавказа. Лето 2001 г.

Ми-24П Буденновского полка во время патрульного полета в горном ущелье. Район Владикавказа. Лето 2001 г.

Ми-8МТК0 («Телепузик») — ночной ударный вариант; все четыре экземпляра которого выглядят совершенно одинаково. На машине свежий «степной» камуфляж (песочный + защитно-зеленый со светло-голубым низом), ни номеров, ни опознавательных знаков нет. На пилонах пара блоков Б-8В-20. Ханкала, осень 2001 г.

Ведущий пары Су-25 (б/н 01 красный) заруливает на стоянку после завершения полета. Самолет недавно прошел капремонт и имеет свежий камуфляж.

Под крылом подвесные топливные баки и блоки Б-8. Буденновск, февраль 2002 г.

Стоянка Су-25 в Буденновске. На снимке справа — один из трех имеющихся в полку самолётов бывшей пилотажной группы «Небесные гусары» (борт «87», синий). Февраль 2002 г.

«Выход на боевые» — подразделение армейской разведки грузится в Ми-8МТ. Район Ножай-Юрта (горная Чечня). Осень 2000 г.

Ми-8МТ Буденновского полка. Район Ботлиха, весна 2001 г. Этот Ми-8МТ — один из «белых бортов», прибывших из Грузии незадолго до того, как был сделан снимок. Вертолет имеет предельно выцветший и облезлый «равнинный камуфляж»

Су-25 б/н 01 красный, после капремонта имеет свежий камуфляж. Буденновск, февраль 2002 г.

Су-25 б/н 87 синий, бывшей пилотажной группы «Небесные гусары» применяется в Чечне без перекраски. Буденновск, февраль 2002 г.

Су-25УБ б/н 52 красный. Буденновск, февраль 2002 г.

Ночной ударный вертолет Ми-8МТКО «Телепузик». Ханкала, осень 2001 г.

Ми-8МТВ-3 б/н 61. Аэродром Грозный-Северный, апрель 2000 г. На бронеплитах раньше были нарисованы бесики. При их восстановлении нашли только красную краску

Ударный вертолет Ми-24П б/н 03 «Акула». Объединенная авиационная группа (ОАГ), Калиновская, март 2000 г.

Вертолет имеет стандартный для данного типа камуфляж: сверху — светлый хаки с «трилистниками» цвета хаки, снизу — серо-голубой. «Родной» номер замазан, вместо него мог использоваться написанный на бумажке номерок под стеклом фонаря.

ПЗУ — оранжевые. На хвостовой балке — стандартная желтая сужающаяся полоса с черной надписью «ОПАСНО» и черной стрелой. Диски колес — зеленые. Звезды — на бортах за крылом и под фюзеляжем. Концы лопастей обоих винтов — красные.

Эмблема — «Акула» — появилась в декабре 1999 года и была нарисована на обоих бортах поверх бывшего там раньше российского флага (бесика). С появлением рисунка борт в позывных чаще всего обозначали как «акула». На земле, меж своими ее называли чаще «беременной акулой» из-за соответствующих пропорций нарисованный рыбы.

Работавшие в Чечне вертолеты внешне отличала сильная закопченость. Периодически машины отмывали, но интенсивность полетов не позволяла делать это постоянно. Поэтому представленный борт в разные моменты времени мог иметь разную степень чистоты.

Ми-8МТВ-2 б/н 43. Владикавказ, осень 2001 г. Камуфляж стандартный, но сильно выгоревший («белый борт»). Бесики с обеих сторон. Полный комплект «афганских» доработок. Прибыл из Абхазии. К концу года списан

Ми-8МТ б/н 55 Буденновского полка. Район Ботлиха, весна 2001 г. «Белый борт», орел только слева, флаги — с обеих сторон

Вертолет технической разведки Ми-8РТР. б/н 75 Калиновского полка. Ханкала, осень 2001 г. Прибыла из Абхазии из состава миротворческих сил РФ (желтые буквы «МС»). Схема камуфляжа — степная. Эмблема — с обеих сторон

Ми-8МТ б/н 28 из состава ОАГ. На бронеплите — эмблема ОВЭ, табличка «Grozny-City, льгот нет» за стеклом

Ми-8МТ б/н 18, доработанный для ведения радиоперехвата (антенны под фюзеляжем). Грозный-Северный, конец июня 2000 г.

Ми-24П Буденновского полка. Буденновск, февраль 2002 г. Камуфляж стандартный, но сильно выгоревший («белый»). Двуглавый орел на другом борту нарисован иначе

Ми-24Г1, Ханкала, начало 2000 г. «Белый» камуфляж. На носу под передней кабиной полковые «страдальцы» маркером нарисовали обнаженную девушку

Ми-24П со стрелой. На трех нижних машинах рисунки на хвостовой части получались так: сильная копоть отмывалась местами до стандартного камуфляжа в соответствии со вкусом отмывателя

Ми-24В б/н 58 «Полосатый». ОАГ, Грозный-Северный, 25 июля 2000 г.

Ми-24П б/н 01 «Туз», ОАГ, конец июля 2000 г.

Фото из архива О. Рыбальченко