Мир одного дня: Распад

33

Мировой Совет так оперативно огласил пятидесятисублетний план, что Кэрд понял: правительство давным-давно обсуждало Переход и разрабатывало пути его выполнения. Теперь, когда блестящая идея Муньягумбы, казалось, решила или по меньшей мере облегчила проблему, Мировой Совет обнародовал планы, которые с коих пор хранил как секретный материал в банке данных.

Проекты сокращения определенных лесных массивов, разбивки земель под фермы, строительство дорог, каналов, домов, заводов, аэропортов и сотен других необходимых объектов, посыпались из компьютеров. Сколько дел выполнят те, кто стоунированным пылится на складах, сколькими машинами и работами станут они управлять! А если добавить к ним совсем не занятых в материальном производстве и граждан, занятых частично, да еще добровольцев!

Кэрд сознавал, что как гражданина, не имеющего работы, его однажды насильно заставят трудиться. Как-то утром Кэрд, встав с постели и направляясь на кухню, услышал с настенного экрана уведомление явиться за инструкциями. На кухне сидела за столом и пила кофе Лотус Хиат Ванг, в чьей квартире он теперь проживал. Она служила в магазине — там он и познакомился с ней, когда покупал зонтик. Это была высокая брюнетка с голубыми (депигментированными) глазами — весьма привлекательная. Она частенько предавалась грустным размышлениям о причинах невнимания к ней родителей. А еще ей требовались постоянные подтверждения неизменности его чувств к ней. И она в самом деле нравилась ему, несмотря на частые состояния разочарования и раздраженности.

Она безмолвно сидела, когда он вошел. Кэрд вздрогнул, полагая, что Лотус опять в дурном настроении. Но совсем не он или ее родители были причиной печали на лице Лотус. Всему виной сообщение на экране. Она отключила зудящий сигнал, однако буквы оставались оранжевыми — то делаясь ярче, то тускнея.

Кэрд прочитал текст.

— Я так и знала! Нас обоих заставят отправиться в какое-нибудь дикое место! А я не желаю!

— Мы будем вместе.

— Ты и твой е… оптимизм! — вскричала Лотус. — Полианна [героиня одноименной повести американской писательницы Кэтрин Энн Портер (1890–1980), символизирует неисправимый оптимизм] с членом!

— Взгляни на ситуацию с другой стороны. Это же приключение, спокойно говорил Кэрд. — Оплаченный отпуск и работа, которая не даст тебе скучать. Подумай, сколько красивых мест ты увидишь, встретишь новых людей. Ты же жаловалась, что твоя работа продавщицей очень утомительна. А ты ведь сможешь управлять огромным бульдозером. Подумай, какая мощь будет подвластна твоим рукам. Вообрази, что ты делаешь лепешку из своих родителей огромными стальными гусеницами.

— В самом деле, — сказала Лотус, свирепея. — Тошнит от твоих речей.

Он налил себе кофе и присел за стол.

— Только тошнотворных людей тошнит от других.

— Тошнотная поговорка.

Кэрд пожал плечами, погладил ее руку. Он был переполнен сочувствием, и Лотус, несомненно, напитывалась им. Иногда же она отталкивала его как зонтик воду. Лотус очень возмущалась, что Кэрд торчит дома и не работает. Ему надоело объяснять, что это не его вина.

— Ты должен отправляться и найти какое-то дело, за которое платят, обычно отвечала она.

Тем не менее в выходные дни Лотус почти всегда была оживленной, не прочь позабавиться в постели, а уж сексуальна — как сиамская кошка в зной — если ей опять не вспоминались родители. Ей льстило делить квартиру со знаменитым, хоть и безработным, человеком. Его узнавали даже в Центральном парке, когда они выбирались на пикник; люди обычно подходили поговорить с ним. Она сияла в отраженном свете.

В следующий Вторник Кэрд и Ванг подтвердили через экран получение сообщения. Они дали команду экрану сделать распечатку своего уведомления на тот маловероятный случай, не будь оно зарегистрировано в банке данных Департамента специального найма — ДСН.

Прошло шесть субнедель — они получили извещение лично явиться в здание ДСН на углу Хьюстон и Вуменвэй. Лотус позвонила своему шефу в магазин и сообщила, что не сможет завтра прийти на работу. Тот заявил, что в ДСН ей следовало бы обратиться в свой выходной день. Это разъясняли только что появившиеся правила. Лотус передала ему распоряжение ДСН, и шеф обещал, что позже перезвонит ей. Через полчаса, красный от волнения, он выполнил обещание. Он крупно повздорил с чиновником из ДСН. Шеф сердито сообщил Лотус, что ей придется взять увольнительную. Он пытался напомнить мерзавцу из ДСН о правилах, но этот сукин сын холодно заявил, что департамент может, если того требуют обстоятельства, игнорировать инструкции.

— Этот негодяй никак не мог согласиться, что ДСН ошибся, — сказал шеф. — Знает ведь подлец, что промашка вышла, да покрывает себя и твердит, что можно отклоняться от порядка. Я еще запрошу устав департамента, тогда посмотрим, не лжет ли этот паршивец.

Позже шеф позвонил Лотус и сказал, что никаких оснований для отмены правил ДСН нет. Но он поостыл, слишком хлопотно воевать с высокомерием и тупостью ДСН. Да еще заработаешь неприятности, хотя и законность и права на его стороне.

Кэрд и Ванг явились в ДСН в восемь утра, как и сотни других. После часа ожидания их проводили в просмотровую комнату. Учебную ленту, которую им показали, с тем же успехом можно было передать им в квартиру: при демонстрации не присутствовал никто, кто мог ответить на вопросы.

В автобусе по пути домой Кэрд сказал:

— Как гладко начинается Переход. Прекрасно организовано, никаких грубых просчетов, никакой путаницы.

— Я же тебе говорила, что начнется сплошная кутерьма.

Лотус больше не продолжала, а он благоразумно промолчал.

Этим вечером, когда они с Лотус сидели в «Семи мудрецах», внушительная вииди по имени Квигли выпускала пар около их стола. Ноги широко расставлены, глаза красные. Глотая слова, она шипела:

— Ты, великий революционер, ослиная задница, виноват во всем этом!

— В чем? — мягко спросил Кэрд. — Признаться, я не считаю себя революционером.

— Не пытайся выливать на меня дерьмо от всех твоих персон! — орала Квигли. — Если бы не ты, мне не надо было бы отправляться в дебри Хобокена и сложить там свою задницу. Я могла бы жить, как мне нравится. Так нет же — ты устроил мне веселенькую жизнь!

— Это правительство — не я.

— Конечно! Вали все на правительство! Вали!

Всего лишь несколько минут назад зычный глас Квигли разносился по бару: она громила правительство. И вот вдруг злодеем обернулся он.

Кэрд не успел возразить — от сильного прямого удара кулаком в лоб он свалился со стула. Упал он тяжело, почти теряя сознание, несколько секунд оставаясь недвижным. Острым носком туфли Квигли ткнула Кэрда под ребра. Лотус, пронзительно визжа, ударила пивной бутылкой по большому рыжему затылку Квигли. Та пошатнулась, но устояла и ответила Лотус ударом в челюсть. А затем возникла пошлая драка, какая обычно таится за кулисами таверны вииди, готовая выйти под огни рампы. Кэрд еще лежал бессилен вступить в схватку, когда появились гэнки. Он не нанес ни одного удара, но его арестовали вместе с другими. Кэрд не оказал никакого сопротивления и потому отбыл в тюремном фургоне в обществе самых миролюбивых нарушителей. Квигли и пару ее дружков оглушили легкими лучами и стоунированными доставили в участок. Кэрд и Лотус отделались нотацией судьи, легким испугом и обещанием наблюдаться три дня у психолога. Квигли же нанесла оплеуху судье, пытаясь опять напасть на Кэрда. Ее оглушили и отправили в тюрьму.

— Теперь мне придется опять отпрашиваться с работы — ходить к психиатру, — ныла Лотус по дороге домой. — Надеюсь, ничего подобного больше не произойдет.

— Сдается мне, я становлюсь излишне популярным. Таких, как Квигли, хватает. Они готовы поносить кого угодно, а я всегда под рукой.

Поскольку он был героем местных жителей — ему и быть козлом отпущения. Неприязненные взгляды и брюзгливые оскорбления стали обычным делом. Вскоре Кэрд прекратил посещение «Семи мудрецов» и нашел другую таверну. Лотус при этом жаловалась, что скучает по привычному месту и друзьям. Но и в другой таверне он встретил такой же прием тех, кого отобрали для выполнения проекта Хобокен. В итоге Кэрд теперь чаще прикладывался к спиртному дома, что очень огорчало Лотус. В конце концов с плачем и воплями о том, что он никогда не любил ее, она выдворила его. Ее жизнь стала адом с тех пор, как он поселился с ней. Оба заявления были далеки от правды, но Кэрд не спорил. Он нашел холостяцкую квартирку в Западном районе.

Кэрд часто видел Лотус. Избежать встреч не удавалось — ведь они посещали общие занятия, и ему опять приходилось терпеть ее упреки. Если бы он действительно любил ее, говорила Лотус, он бы так просто не уходил, когда она выставляла его вон. Он бы возражал, упрашивал ее, убеждал в искренности своих чувств. Она хандрила, была совершенно несчастна, когда он ушел. Но не желает его возвращения.

— Тогда нам лучше не разговаривать, — заметил Кэрд и двинулся прочь.

— Правильно! — кричала Лотус ему вслед. — Отвергай меня, негодяй! Ты никогда не любил меня! Я всегда это знала!

— Почему они клянут меня? — спросил он психолога Адриана Кус Хафиза на последнем приеме. — Ведь не я вызвал Переход.

— О да, именно вы, — сказал Хафиз. — Если бы не вы, он никогда не произошел бы.

— Совершенно ясно, что правительство давно все задумало, — продолжал доказывать свое Кэрд.

— Переход не начался бы так быстро, — уточнил доктор. — Может быть, все оставалось бы по-прежнему долгие годы, не послужи вы катализатором.

— Вы в самом деле испытываете неприязнь ко мне? Вам правильнее направить свой гнев против правительства. Не я все это сделал. Я не настоящий Кэрд. Не хочу даже, чтобы меня так звали. Я считаю себя Бейкером Но Вили.

— Вряд ли вам удастся заставить рядового гражданина почувствовать разницу.

— А вам, вам лично Переход причинил беспокойства?

— Беспокойства — черт побери! — громыхнул Хафиз. — Мне велено отправляться в Хобокен в качестве лагерного консультанта! Понимаете ли вы, что это значит для меня и моей семьи? Представляете ли вы, что мы в итоге теряем? Нет, конечно: вы же вииди!

— Я могу пожаловаться на ваше непрофессиональное отношение, враждебность и оскорбления, — сказал Кэрд. — Но я не стану этого делать. Мои соболезнования!

Переход продвигался не быстро. Лишь через четыре субмесяца Кэрду сообщили, что ему надлежит явиться для обучения в качестве официанта столовой в Бруклин Форест Парк. О требовании иметь среднее образование для этой работы позабыли. Четыре субнедели ежедневно он переезжал автобусом ДСН через мост Вашингтона на север к месту обучения. Памятная доска у ворот гласила, что в древние времена в этом месте располагался Госпиталь Ветеранов Соединенных Штатов. Под неотступным контролем Кэрд неделю прислуживал за обедом за длинным деревянным столом в огромном сборном бараке. За едоков выступали роботы, запрограммированные вести себя как обычные посетители столовой. Тот, кто задавал программу, был или большим шутником или не очень хорошо думал о людях. Человекообразные машины были зверски голодны, беспредельно требовательны и неотесанны. Они «нечаянно» били стаканы и кувшины с водой и апельсиновым соком, роняли пищу на одежду, на стол, на пол, при этом громко рыгали и издавали непристойные рулады. А как громко выкрикивали они жалобы на медлительность и небрежность обслуживания.

Почему лагерь был открыт здесь, а не в районе Хобокен, Кэрд так никогда и не узнал. Так же, как он не мог уразуметь, зачем он должен по восемь часов в день двадцать восемь дней подряд долбить то, что он мог усвоить за пять часов или быстрее.

Кэрд с нетерпением ждал встречи с реальными человеческими существами, но когда это произошло — понял, что и люди вполне могли сойти за роботов. Люди, хвала Господу, не пердели как роботы, но были еще требовательнее и еще чаще и громче жаловались и совсем не уступали своим механическим двойникам в неряшливости и отвратительных манерах. Сначала Кэрд объяснял это тем, что большинство обедающих составляли вииди. Затем с течением времени обнаружил, что преобладали здесь представители «высшего класса», а не вииди. Дело приняло совсем худой оборот, когда столующиеся узнали, что он — Джефферсон Кэрд — тот самый человек, которого они кляли за свое изгнание. Они ругали его за все, что бы он ни делал, и не переставая оскорбляли. В конце третьей недели на него напали. Мужчина, беспрестанно жаловавшийся на качество пищи (совсем без оснований, как считал Кэрд), поднялся из-за стола и с силой швырнул тарелку с мясом и овощами в лицо Кэрду, а затем ударил его кулаком в живот.

Кэрда совсем не утешили ни немедленный арест драчуна, ни последовавшее заключение его в тюрьму. Два дня он провел на больничной койке. Более того, кроме одного санитара, Роберта Ги Снавки, его, казалось, невзлюбил и отвергал весь больничный персонал. Снавки сообщил Кэрду: он слышал, что в новом создаваемом корпусе дестоунирования есть вакансии. Снавки советовал Кэрду обратиться туда. Кэрд сомневался удастся ли ему избежать подобной неприязни работников корпуса. Однако работа сама по себе должна быть интереснее официантской.

Иногда Кэрд посредством экрана разговаривал с Ариэль. Он поделился с нею своими заботами и сказал о желании перейти на работу в корпус дестоунирования.

— Было время, когда я бы, наверно, с презрением отверг использование знакомств для получения работы, — сказал Кэрд. — Но я теперь более трезво смотрю на вещи. Твой муж занимает довольно высокое положение в Департаменте физического воспитания. Как ты думаешь, мог бы он сделать доброе дело?

— Он поможет, если будет знать, что им станут восхищаться, — сказала Ариэль.

Через субнеделю она позвонила отцу.

— Важные новости! Моррис использовал все свое влияние, ему обещали, что твое заявление будет удовлетворено. Вопрос в руках генерального комитета. У них у всех межвременные визы — необходима оперативная координация решений разных дней; женщина, с которой знаком Моррис — он не хочет, чтобы все знали ее имя — поможет тебе попасть в корпус дестоунирования.

Заявление Кэрда было принято, но ни связи Морриса, ни хваленое быстродействие компьютеров не могли убыстрить ледниковую медлительность бюрократической машины. Через два субмесяца Кэрду сообщили, что просьба удовлетворена. Ему необходимо явиться в лагерь в Нью-Джерси через три субнедели, отсчитывая от даты принятия решения. Ездить туда каждый день было далековато, и Кэрд приискал себе жилье в лагере. Оно оказалось совсем рядом с хранилищем, из которого он, будучи Дунканом, освободил стоунированную Сник. Ему было это невдомек, пока Ариэль не рассказала все в очередной вечерней беседе на расстоянии по Вторникам. После обучения Кэрд работал непосредственным надзирателем. Его задача — принять нового дестоунированного человека и провести его через весь период адаптации. Это было увлекательно, но часто выводило из душевного равновесия. Из цилиндров забирали лишь физически здоровых и достаточно молодых. Все это были преступники с разной тяжестью содеянного. Некоторые хранились здесь тысячу облет в ожидании изобретения психологических или химических методов лечения, которые гарантировали бы исправление. Но сейчас не было речи о терапии — им предстояло работать на благо Органического Содружества Земли. Притом работать каждый день! Правительство решило, что дестоунированные рабочие и их надзиратели не будут стоунироваться шесть дней в неделю.

Не просто было объяснить некоторым «оживленным», что произошло. Когда до них все доходило, им говорили, что, если они не желают участвовать в Переходе, их снова отправят в хранилище. Ежели они действительно выбирают работу, их простят через пятнадцать сублет. Потом, при условии примерного поведения, они станут полноправными гражданами.

В хранилищах покоились пять миллиардов человек. Из них почти миллиард — здоровые, в здравом уме и достаточно молодые, чтобы быть рабочими. Из этого следовало, что, пусть и при медленном течении процесса дестоунирования, население Земли возрастет почти на миллиард за последующие пятнадцать облет. Давая себе отчет в том, что такая масса «новых» людей сильно напряжет жизненные ресурсы и окажется неконтролируемой, правительство собиралось оживить лишь около ста миллионов. Это по преимуществу незлостный криминал, а также стоунированные за преступления на сексуальной почве.

— Сто миллионов сумасшедших! — высказался босс Кэрда. — Их бы держать в лагерях за высокими стенами да с вооруженной охраной. Не то они разбегутся по лесам. Ведь не хватит людей ловить их. Одна лишь охрана и забота о них — уже черт знает что за морока!

«Плохой оборот, — думал Кэрд. — Ведь те, кто караулит и обучает и обслуживает дестоунированных, также по существу становятся заключенными».

— Вокруг лагерей будет проволочное заграждение, — сказал босс. Представляете, уже тысячу лет не было лагерей за колючей проволокой!

Многие из дестоунированных не собирались делаться рабочими — это Кэрд знал. Их отправят назад, в цилиндры, а других освободят — пусть попытают счастья.

Один из подопечных Кэрда, Майкл Симон Шемп, был весьма циничный молодой человек.

— Да, они обещали нам, что мы освободимся, когда построим все их новые города, — сказал он Кэрду. — Как бы не так. Когда все окажется сделанным, нас опять засунут в стоунеры. Найдут объяснения.

— Если вы верите этому, почему сразу не попросите стоунировать вас? спросил Кэрд.

— Нет, что угодно, но только не это. Я так считаю.

Что бы ни ожидало Шемпа и Кэрда впереди, они более не кузнечики, прыгающие через время. Они увидят каждый восход и заход, станут радоваться естественному медленному росту цветка — от семени к стеблю — к бутону — к цветению — и никаких пропастей между посадкой и срезом.