Миров нехоженные тропы

3 глава

— Может нам на велосипедах попробовать путешествовать? — Петр приподнял ботинок и потрогал отставшую с носка подошву.

— Я пытался, но у меня не получается одновременно управлять велосипедом и проходить сквозь миры. Не Юлий Цезарь совсем. — Владимир бросил рюкзак под тень раскидистого дерева и с кряхтением присел. — Обувь надо выбирать не по красивым этикеткам, а по практичности. Я в своих ботинках тысячи верст отмахал, а им хоть бы что.

— А у меня — немецкие. Я думал, что и с комфортом не ошибусь и надолго хватит.

— Ну с первым ты не ошибся. Давай, организуй привал, а я тебе подлатаю немного башмак.

Закончив девятый класс Петр наотрез отказался продолжать учиться. Учеба его не тяготила, просто смысла учиться он не видел совсем. Приемный родитель заразил его своей тягой к путешествиям. Какие только миры Петру не доводилось видеть. Природа редкие их них заселила разумными существами, опасаясь неразумного вмешательства в хрупкий баланс. Такие миры и были невероятно красивы. Озера с водой, прозрачной до самого дна. Реки, в которых водится рыба размером со среднюю лодку. Огромные хищники, с любопытством взирающие на неведомых существ. Или травоядные, стадом в несколько тысяч, бегущие прочь от одного единственного хищника и сотрясающие землю так, что гремят разные склянки, бьющиеся друг о друга в твоем рюкзаке. Попадались им и такие миры, в которые лучше не соваться. Не вымершие, когда им было положено, динозавры, остались в некоторых мирах и спокойно правили в царстве животных. Глупые и стремительные ящеры бросались в атаку, сразу же как видели добычу. Тогда, Петру приходилось много стрелять, чтобы прикрыть отца, открывающего другой мир. Попадались миры со следами живших в них когда-то цивилизаций. Разрушенные города, засыпанные землей, заросшие лесом и почти свежие, покинутые лет двести назад. Города принадлежали различным эпохам. От древних, с вычурными архитектурными стилями, до современных, практичных геометрических. Погибшие города напоминали могильники цивилизаций. Особенно современные, несшие на себе следы разрушений антропогенного фактора. На улицах таких городов давило необъяснимое тяжелое чувство. Владимир с Петром с удовольствием отказывались от запланированной вглубь города экспедиции, обходясь осмотром окраин.

Никакая учеба, с последующим «удачным» трудоустройством не могла заменить восторг познания многообразного мира. Петр даже завел свой ресурс в интернете, где выкладывал фото и видео своих путешествий. Разумеется, совершенно анонимно. По поводу выложенного начинались жаркие дебаты, подогреваемые комментариями юноши.

Прошел год с того момента, когда им в голову пришла мысль подженить Отца на тете Марите. Процесс еще находился в стадии решения. Тетка однажды согласилась поглядеть на сказочный, со слов Маришки, мир. Она, вместе со своими дочерьми, включая Маришку, гостила неделю у мужчин в городе. Но взрослой женщине, все казалось совсем не так, как восприимчивому ко всему новому, ребенку. Пока дети наслаждались и визжали от восторга, Марита с беспокойством ничего не понимающего в обстановке, человека, ждала окончания оговоренного срока. С одной стороны она понимала, что этот мир гораздо лучше их, но с другой, страх перед новым пересиливал.

— Сдается мне, отец, что переезжать придется тебе. — поддразнивал отца Пиотта.

— Вообще, я не против. Мне все равно где жить, лишь бы на душе было спокойно. Вот если бы ты умел сам ходить сквозь миры. Я бы прям сейчас, переехал к Марите, а ты бы забрал сестренку к себе. — Владимир и сам не знал, его способность является уникальным случаем, или на это способен любой человек. Сын, пока никак не обнаруживал своих способностей.

Петр наломал веток и поставил котелок над ними. Костер затрещал разлетаясь искрами. Владимир самозабвенно колдовал над подошвой немецкого ботинка. Солнце клонилось к закату. Самое любимое время суток, когда вечерняя прохлада начинает подбираться, вытесняя дневное тепло, а ты сидишь перед костром и под его гипнотические сполохи и треск горящих веток ничего не думаешь. А тело, уставшее от дневного перехода, настолько расслабляется, что приходиться каждый раз закрывать открывающийся непроизвольно рот.

— Пап, а расскажи мне, когда ты первый раз смог попасть в другой мир, как ты это понял? Вдруг и мне это поможет?

Владимир вытянул нить, отрезал ее перочинным ножом. Осмотрел результат своей работы, хмыкнул и предал ботинок сыну.

— Держи, до конца похода хватит, а там купим тебе нормальные ботинки в военном магазине. — Затем, помолчав, Владимир продолжил. — Не совсем это веселая история была. Сейчас, как вспомню, не по себе делается. Если не уснешь, я могу тебе рассказать, может, действительно поможет тебе что-то понять.

— Давай, рассказывай, если интересно будет, я не усну.

— Интересно, не обещаю, все-таки я всю жизнь сам с собой больше разговаривал, а я не такой привередливый слушатель как ты.

— Хорошо, я не усну в любом случае, в конце концов мне нужна суть, а не складный рассказ.

— Тогда завари чай, а в оставшуюся воду брось макароны.

Петр приступил к исполнению задания, а Владимир, устроившись поудобнее, начал рассказ.

— Жили мы семьей в одном городишке, на Урале. Я, мать и отец. Я, тогда ходил в третий класс, в школу, в которой моя мать работала учителем русского языка и литературы. А отец мой, работал геологом в одном из институтов. Постоянно в командировках по нескольку месяцев. Всю страну объездил. Все видел, кроме того, как растет его сын. И вот в лето, его снова отправили в командировку в Сибирь. А ему так захотелось взять меня с собой, что он смог уговорить мать. В итоге мы оказались с командой таких же геологов, как он, где-то посередине необъятной тайги. Вертолетом нас доставили на ровную площадку, где мы сколотили палаточный лагерь. В лагере оставался на целый день дежурный, который присматривал за порядком, готовил еду, баню, ну и за мной присматривал. Мужики уходили в горы, приходили под вечер или ночью, приносили камни. Рассматривали их, спорили, ругались, бывало. Меня все устраивало. Невероятно красивая природа, чистый воздух. Я облазил все окрестности. С моим детским воображением, мне представлялось, что я Ермак покоряющий Сибирь, не меньше. А так же я считал, что обязательно смогу увидеть здесь все, что пожелаю. Это было как бы правило придуманной мной игры. Сейчас я увижу это, потом это. Как ни странно эта игра заработала. Я захотел увидеть небольшую лощину, один склон которой зарос цветами. И вот почти, через несколько шагов, я увидел ее, заросшую такими же цветами, какие я себе представил в воображении. Меня это удивило, но не остановило, напротив, я почувствовал себя хозяином своей игры. Далее я захотел увидеть небольшую реку с упавшим через нее деревом. Вскоре я услышал шум реки. Я пошел на звук и вышел как раз к дереву, лежащему поперек течения. Я перебрался на ту сторону и подумал, что увижу семью лосей на поляне. Так и оказалось. На поляне три лося щипали травку. Но тут лосей кто-то спугнул, и они галопом пробежали мимо меня. Я испугался, и побежал в сторону лагеря. От реки я отошел метров на сто не больше, но я бежал несколько минут, а ее все не было. Я пробовал менять направления, но река не попадалась. Меня охватила паника. Я понял, что заблудился. Игра дала сбой. Никакие тщетные попытки найти знакомые ориентиры не давали результата. Приближалась ночь. Я кричал, звал отца, в надежде, что меня ищут. Когда стемнело, залез на дерево, чтобы увидеть огни. Ночь была беспроглядно темной. Ни звука, ни огонька. Такого не могло быть, я не мог уйти настолько далеко от лагеря. Однако, только ночные животные давали о себе знать. Так я и просидел первую ночь на дереве, не сомкнув глаз. Наутро, я продолжил поиски лагеря. День прошел, как во сне. Совершенно не отдавая себе отчета, я шел, звал отца. В ночь опять забрался на дерево. Сон сморил меня. Я проснулся утром, в обнимку со стволом дерева. Мышцы рук свело, ноги затекли и не слушались. Зато мозг немного прояснился. Никакого плана поиска лагеря не появилось, зато я понял, что если не буду есть, то погибну. Шесть ночей провел я на дереве, за это время не послышалось ни одного ружейного выстрела или далекого эха голосов ищущих меня геологов. Мне стало стыдно перед отцом, что я не смог оправдать его надежд на свою сознательность. Представляю, что испытывал в тот момент мой отец. Хорошо, что он не телеграфировал матери, а до последнего надеялся меня найти.

На седьмой день, измученный скитаниями детский организм, случайно зацепился за некоторую схожесть небольшой поляны, с той, что была в лесу, возле деревни моей бабушки. Я настолько поверил, что это именно та самая поляна, что смело пошел к знакомым местам. Вскоре, я учуял дым печных труб, запомнившийся мне с детства, крик петухов. А там и деревня показалась. Сломя голову бросился к дому своей бабушки. Она, увидев меня, в рваной одежде, расцарапанного, со следами крови, чуть не лишилась чувств. После переговоров по телефону с матерью выяснилось, что я должен быть в Сибири, вместе с отцом. Но я реально был за тысячи километров от того места. Мать тут же приехала к бабушке, расспросили меня обо всем, хотели не поверить. Чуть не отвезли в больницу. Тут пришла телефонограмма от отца, что я пропал, и ведутся поиски. Мать отправила обратно, что я нашелся. Когда приехал отец, и картина начала складываться, оставался пробел — как я смог отмахать тысячи километров за неделю. Родители сошлись на том, что меня все-таки кто-то довез, но я боюсь об этом рассказать. По врачам меня водили, искали детскую психологическую травму. Не нашли. Но меня самого те события напугали так, что я до совершеннолетия старался не вспоминать о них. Но потом, осмелев, и поняв, что это совершенно уникальный случай, решил повторить. Получилось. Так вот я живу теперь. — Владимир пнул выкатившийся уголек, назад в костер. Ночь опустилась на землю полностью. Стрекотали сверчки, ночные птицы кричали на разные лады.

— В тебе такая способность с детства была, видимо. Сильное воображение, материализующее мысль. У меня никогда, кроме запасов на зиму дальше не воображалось. А с тобой, вообще свелось на нет. Ты меня разбаловал, у меня все есть, чего не вообрази.

— Я тоже никогда не нуждался, но вот получилось как-то. — Отец подошел к котелку, накрыл его крышкой, снял с костра и слил воду. Затем, открыл банку тушенки и выложил содержимое в котелок. Вокруг запахло съестным.

— Расскажи, что ты чувствуешь, когда понимаешь, что переходишь в другой мир? — Петру конечно же, очень хотелось обрести самостоятельность.

— Я называю это — принюхаться. Это как будто подойти к слегка приоткрытой двери, за которой готовится еда. На той стороне, где ты стоишь — один запах, а по ту сторону совсем другой. И тебе решать, открыть эту дверь или нет. Но я сам выбираю, что я хочу унюхать. Я воображаю это самостоятельно, или вспоминаю что-то конкретное, например свой дом, чтобы вернуться. Пожалуй, это самое понятное объяснение, но оно может подходить только для меня. Тебе, возможно, будет понятнее, если ты будешь присматриваться, или прислушиваться.

— Вроде, понятно все, но сколько я не пытался себе вообразить, ничего не получается. Может, что-нибудь расширяющее сознание попробовать?

— Ремня — расширяющего сознание! Только попробуй, брошу тебя где-нибудь, одного, на годик другой, чтобы дурь выветрилась. Или ума наберешься, или ходить по мирам научишься.

— Пап! Я пошутил. Я такого с тобой навидался — ни один наркотик не сможет такие галлюцинации создать.

— То-то. Давай, есть уже. Желудок громче сверчков уже поет.

Изо дня в день не прекращались попытки Петра приоткрыть занавес другого мира. Однако, застрявшая, глубоко в подсознании мысль, о невозможности подобного действия, блокировала любые попытки.

— Здесь верить надо, и не просто верить, а даже знать, иначе, любое колебание не позволит тебе этого сделать. Ты должен быть безусловно чист от сомнений перед своим намерением проникнуть в соседний мир.

— Я не могу! — Капризничал Петр. — Я не могу выгнать мысль из головы, что это невозможно.

— Представь, что ты не можешь открыть холодильник, чтобы достать колбасу, потому что тебе мешает какая-то глупая мысль. — В очередной раз не мог сдержаться Владимир.

Никакие увещевания не помогали. Петр почти уверовал, что если не дано, значит не дано. Плюнув на бесполезные попытки, он сконцентрировался на получении удовольствия от «простого» путешествия по мирам.

После празднования Нового Года, на который были приглашены Маришка с сестрами, Владимир и Петр решили прогуляться по заснеженным мирам. Они купили себе лыжи, взяли несколько уроков у инструкторов по ходьбе на них, и проводив девочек домой к тетке, отправились покорять зимние просторы. Необъятные снежные равнины, с красивыми рассветами и закатами, сменялись лесами, накрытыми снежным покрывалом. Густой морозный воздух бодрил. Ехалось легко. Воображение Владимира разыгралось и привело их на бескрайние поля ледяных скал. Такую красоту невозможно представить в своем воображении. Конические пики, словно башни замка Снежной Королевы, возносились к небесам. На их гранях переливался солнечный свет, создавая фантастическую картину игры света. Петр, не переставая, щелкал кадры и снимал видео. Когда пришла ночь, в небе заиграло полярное сияние, отражающееся и преломляющееся в ледяных пиках. Это выглядело еще красивее, чем дневное представление. Путешественники, стояли, открыв рот, время от времени отпуская комментарии к увиденному. Холод постепенно пробрался под одежду, и им пришлось забраться в палатку, засыпанную снегом.

Петр проснулся от того, что за стенками палатки яростно завывал ветер. Верх палатки трепало так сильно, что фонарь подвешенный на петлю болтался как при девятибалльном землетрясении. Петр приоткрыл молнию на двери и тут же получил в лицо колючими снежинками. Прикрывшись рукой, он попытался рассмотреть стихию. Наверное, уже светало. Темно-серая метель выла, как раненый гигант. Видимости не было никакой. Петр просунул голову наружу. Снег, прикрывающий палатку, смело больше чем на половину. Лыж, воткнутых в снег, и вовсе не было видно. При такой скорости ветра их вполне могло унести. Петр вернулся в палатку и застегнул молнию. Внутри стремительно холодало. Он растолкал отца. Владимир не мог ничего понять спросонья.

— Там ветрище поднялся ужасный, скоро весь снег с палатки снесет. И еще мне кажется, что температура падает. Может из-за ветра, конечно?

Владимир сел, похлопал себя по щекам. Дернул молнию на входе. Снег и ветер мгновенно ворвались внутрь палатки.

— Где-то у меня был термометр. Сейчас смерю. — Владимир полез в рюкзак, пошвырялся в нем и вынул уличный походный термометр, с крюком. Открыл входную молнию, повесил термометр на собачку замка и снова закрыл.

— Давно ветер поднялся?

— Не знаю, я сам проснулся минут десять назад. Уже вовсю бушевало.

— Вот етишкин дух. Вчера так все красиво было, а сегодня вон что. Хорошего помаленьку. Я тебе не сказал вчера, про одну странную особенность этого мира…

— Какую же?

— Такое ощущение, что здесь дыра какая-то…

— То есть?

— Ну, понимаешь, сквозит здесь, как-будто дверь не прикрыли. Я думаю, что это открытый проход в другой мир.

— А так бывает?

— До вчерашнего дня, я тоже думал, что нет, а теперь — сомневаюсь. — Владимир опустил молнию и достал с улицы термометр.

— Ого-го, минус сорок пять градусов. Вчера не больше десяти было, по ощущениям. Собираться надо отсюда, меня здесь больше ничего не радует.

Ветер усиливался. Крышу палатки мотыляло из стороны в сторону. Мужчины быстро запихивали разбросанные вещи в свои рюкзаки, не заморачиваясь правильной укладкой. Снег, служивший естественной теплоизоляцией, сдуло под самое основание палатки. Температура внутри резко падала.

— Зато снимки хорошие получились, будет о чем людям поспорить.

— Сын, некогда болтать, здесь аномалия какая-то погодная. Мне кажется, что температура еще падает. Выбираться надо быстрее.

Петр замолк. Ненадолго. Внезапно им обоим показалось, что к вою ветра добавились еще какие-то звуки. Скрежещущие, раздающиеся со всех сторон. Отец с сыном одновременно посмотрели друг на друга, задавая немой вопрос «что это?».

— А вдруг это разлом, мы же скорее всего на льду. Вдруг под нами океан, который пришел в движение. Бросай начерт все, что не уложил. Пора валить из этого негостеприимного мира.

Петр затянул рюкзак, повесил его на плечо, надел противосолнечные очки в виде маски и вышел на улицу первым. Порыв ветра сбил его с ног. Он поднялся, встал на четвереньки и стал ждать отца. Владимир показался в проеме. Он выбросил перед собой рюкзак, и вылез вслед за ним. Пустую палатку тут же унесло в снежную мглу, словно ее и не было.

— Ты где оставлял лыжи! — Петр нагнулся, чтобы прокричать отцу вопрос прямо в ухо.

— А хрен знает, без палатки я уже не понимаю в ориентации. Держись ближе, будем уходить отсюда. — Голос отца перебивал вой ветра и непонятной природы скрежет, раздающийся где-то над головой.

Петр схватился за куртку отца и они тронулись сквозь непроглядную метель. Направление не имело значения, главное, желать уйти в то место, которое хочешь. У Владимира никак не получалось собраться с мыслями. Снег хлестал с такой силой по лицу, что невозможно было отвлечься от этого. Он прикрыл лицо ладонями в теплых перчатках и пошел навстречу белым, спокойным снежным полям. Внезапно ветер стих, сквозь перчатки просвечивало солнце. Владимир убрал руки от лица.

— Ну, вот и все. Мы победили стихию. — Счастливый отец обернулся, чтобы поздравить сына с победой, но он стоял один, посреди бескрайней снежной равнины.

Петру пришлось отцепиться от куртки отца, потому что острые как лезвия, снежинки уже невозможно было терпеть. Он закрыл лицо руками, оставив небольшую щель для наблюдения. Яркая куртка отца колыхалась перед глазами. У него что-то не клеилось с переходом, обычно они гораздо быстрее переходил из одного мира в другой. Под ноги попался какой-то снежный булыжник. Петр споткнулся и упал через него, чертыхнувшись. Когда он поднялся, то куртки отца уже не было видно. Паниковать Петр не стал сразу. Он просто пошел в том же направлении. Следы отцовских ботинок еще было видно. Петр прибавил шагу, стараясь нагнать отца. Но этому не суждено было сбыться, следы закончились. Они оборвались внезапно. Отец ушел без него.

Не теряя ни секунды, Владимир снова вернулся в мир, где потерял сына. Но попасть в то же место не имея ориентиров, практически невозможно. Его встретил вой и скрежет. Мужчина не обращал внимания на это.

— Петя! Пиотта! Сынок! — Кричал отец раз за разом, надеясь, что сын услышит. Но метель глушила звуки, не давая им распространяться больше, чем на десять метров. Тогда он снял с плеча карабин и выстрелил, затем еще раз. Владимир был уверен, что Петр останется на том же месте, где потерялся. Только определить его, пока метель не закончилась, будет невозможно. А с таким морозом, больше часа не продержаться.

Петр, остановился на том месте, где закончились следы. Отец обязательно вернется за ним. Мороз с ветром не позволял ждать стоя. Даже двигаясь, Петр постепенно ощущал, как коченеют пальцы ног и рук. Юноша звал отца, отчетливо понимая, что услышать его можно только вблизи. Через час Петр окоченел и охрип настолько, что появилась мысль зарыться в снег поглубже, оставив рюкзак для ориентира, наверху. Уже собравшись совершить задуманное, ему почудилось сквозь пелену метели какое-то движение. Петр присмотрелся, действительно, что-то, еле заметно, колебалось.

— Отец! Папа! — Петр побежал навстречу этому движению.

Юноша остановился, как вкопанный. Это был не отец. Огромное мохнатое существо, примерно раза в три больше лошади, на крепких, массивных ногах даже не обратило внимания на мальчика. Верхом на мохнатом существе восседал наездник, одетый в шкуры. Его голова была скрыта под чьим-то рогатым черепом, переделанным в шлем. Парочка производила устрашающий вид. Наездник вынул откуда-то небольшую железную дубинку и легонько тюкнул по голове Петра. Юноша упал, потеряв сознание. Наездник рывком спрыгнул с лохматого скакуна, поднял мальчика одной рукой, покрутил его, осматривая со всех сторон, а затем бросил в один из сундуков, висевшие по бокам «коня».

Петр очнулся внутри темного ящика. Ушиб болел и кровоточил. Струйка крови, идущая ото лба по щеке, засохла и стягивала кожу. Темница методично покачивалась под вой окружающей природы. Петр лежал на чем-то мягком. Он провел рукой. На ощупь напоминало перья. Юноша попробовал открыть крышку своей темницы. Видимости, по-прежнему не было никакой. Только круп неведомой лошади, длинную шерсть которой забило снегом, да силуэт всадника проглядывали сквозь непроницаемую снежную бурю. Зато свет позволил рассмотреть юноше то, на чем он лежал. Это были птицы. Большие, белые, с большим клювом. Они лежали вперемешку друг с другом, и размах их крыла было тяжело оценить. Для такой птицы он непременно должен быть большим. Тушки были сильно посечены, будто их не подстрелили, а добыли в поединке на саблях. Петр опустил крышку и лег на «подушку» из птиц.

— Вот это я попал. — Петр зажмурился, пытаясь выгнать из головы страшное видение, но оно не уходило. — Интересно, кто я? Птичья тушка, или пленник? Почему я не взял свой карабин в этот раз? Куда меня везут? Как теперь вернуться?

Непременная волна отчаяния, которая возникает у человека, когда есть много вопросов, и нет ни одного ответа, захлестнула неподготовленного к такому, юношу. Петр попытался «принюхаться» как советовал отец, представить себе во всех подробностях то место, в которое ему хотелось попасть. Но упрямая мысль никак не хотела зафиксироваться на этом. Она перепрыгивала на разные воспоминания, никак не связанные с тем местом, или же подсовывала ему картинки совсем близкого прошлого, когда из снежной пелены внезапно возник всадник на огромном коне. Внезапно у Петра появилась мысль, а что если сбежать? СиганутьА из ящика, да раствориться в снежной мгле. Отец его наверно уже ищет. Мысль придала решительности и храбрости. Юноша крепче зафиксировал лямки рюкзака. Отполз на противоположную от всадника сторону. Приоткрыл крышку ящика и вывалился из него. Под ногами оказался снег, смягчивший удар. Пиотта вскочил и побежал не разбирая направления. Ему хотелось убежать, как можно дальше от жуткого всадника. Снег бил в лицо и мешал набрать скорость. Горло саднило от учащенного дыхания морозным воздухом. Ноги сделались ватными и подкосились, отказавшись подчиняться. Юноша упал, тяжело дыша. С минуту он не мог взять себя в руки, чтобы продолжить движение. Наконец, Петру удалось уговорить себя. Он сел на колени, обтер запотевшие и одновременно обмерзшие очки. «Может уже не найдут?» — пронеслась в голове успокаивающая мысль. Но вслед за ней из стены снега показался всадник. Он снова приложился дубинкой к голове юноши. Петр упал, как подкошенный. На этот раз, всадник закрыл крышку ящика на засов и зафиксировал запором.

Владимир находился в совершенном отчаянии. Сын пропал по его вине. Неподготовленный к тяжелым испытаниям, он мог запросто погибнуть. Неистовый ветер, подкрепленный морозом, мог убить человека в течении часа. Владимир давно собирался приобрести рации, для общения. Не всегда же ходить с сыном под ручку. Сегодня она пригодилась бы очень сильно. Звук выстрела карабина глушился воем метели и не мог распространиться далеко. А радиоволнам, все равно, метель или светит солнце. Владимир охрип и расстрелял половину боезапаса. Все безрезультатно.

Судя, по усилию, с каким приходилось идти, Владимир двигался на подъем. Никакого плана поиска сына не появилось, поэтому он шел, куда несли ноги. Метель не утихала, напротив, скрежещущий звук, усиливался, но небо над головой начинало светлеть. Владимир шел и шел, не обращая внимания на усталость. Скрежет уже перебивал завывания метели. Вдруг, над головой пролетело, что-то огромное. Владимир пригнулся, почуяв движение, и громадная тень на секунду закрыла от него свет. Знакомый скрежет раздался совсем рядом.

Через сотню метров мужчина достиг верхней границы метели. Он стоял на склоне снежного холма, вершину которого венчала ледяная скала. Ветра на холме почти не было. А под ногами происходило величественное зрелище. Во все стороны, на сколько хватало взгляда текла, бесконечная снежная река. Огромные массы поднятого морозным ветром снега совершали свойственный этому миру круговорот. Потоки снега, искрящиеся под солнечными лучами, бурливо обтекали препятствия, подобные тому, на котором стоял Владимир. Созерцание грандиозности происходящего настолько заняло мужчину, что он отвлекся от мыслей о сыне. Владимиру стала ясна причина непонятного скрежета. Какой-то местный вид птиц использовал мощный воздушный поток, как транспорт. Большие белые птицы, гораздо больше земных орлов, парили в верхних слоях природной стихии. Хотя для них, она, вероятно, была родным домом. Словно призраки, они появлялись и растворялись в белой мгле снежного океана.

Из состояния перманентного созерцания Владимира вывело странное зрелище. Вдруг, неподалеку, из снежного океана на поверхность вылетела необычная вещь рукотворного происхождения. Похожая на маленький вертолет, но по сути состоящая практически из одного винта, штука, взлетела над поверхностью мглы. Она тарахтела, как двухтактный мотор мотоцикла и пускала дым. Рядом появилась еще одна такая. Третья, не смогла взлететь, ударившись о пролетающую птицу. От удара о лопасти, кровь и части тела птицы разлетелись в разные стороны. Сам «вертолет», также потеряв устойчивость, рухнул вниз. Следом взлетели, еще несколько «вертолетов», но и они также ударились о пролетающих птиц. Внезапно, Владимира озарило, что эти «вертолеты» и созданы для охоты на птиц. А Пиотта может быть уже находится у этих охотников. Хорошо, конечно, будет, если они отнесутся к нему доброжелательно. Об ином исходе для сына даже думать не хотелось.

Холм, на котором стоял Владимир, в окружности составлял не более двухсот метров. Он перешел на противоположную сторону. Километрах в трех от него, над струящимся снежным потоком возвышалось снежное плато. Оно продолжалось от горизонта до горизонта. И как показалось Владимиру, он видел струи черного дыма поднимающиеся к небу. Он достал бинокль из рюкзака и приложился к окулярам. Ледяные отвесные стены плато отсвечивали на солнце голубоватым светом. Черный дым действительно поднимался вверх, в нескольких местах. На глаза попалась группа существ поднимающихся к вершине плато. С такого расстояния существа немного походили на яков, имевших светло-серую шерсть. На спине каждого «яка» сидел наездник. Позади наездника, примерно в районе задних лап животного, на боку, висел ящик. Группа шла по дороге, высеченной вдоль стены, прямо во льду, под пологим наклоном к вершине плато. Наверняка, это охотники на птиц возвращались к себе домой, груженые добычей.

Если им попался его сын, то, скорее всего, его тоже привезут в поселение охотников.

Стрелка компаса, подергавшись, замерла в направлении севера. Пройти три километра, не потеряв направления, в такой непроглядной буре, совершенно невероятно. Владимир достал термос, отхлебнул остывшего чая и закусил его шоколадным батончиком. Солнце перешло на вторую половину небосвода, а метель и не думала ослабевать. Что если это сезон бурь такой, продолжительностью половину местного года. Владимир не согласился бы ждать и часа, ноги сами тянули его продолжить поиски Петра.

Сознание вернулось к юноше вместе с сильной головной болью. Затылок болел, напоминая о неудачной попытке побега. Как они нашли его? Когда даже собственные ботинки с трудом можно разглядеть? Впрочем, это их стихия. Пиотта стянул рюкзак со спины. Нашарил аптечку и достал анальгетики. Выдавил сразу две таблетки, разгрыз их, и запил чаем из термоса. Затем, ощупал свою многострадальную голову. Шапка смягчила удар. Крови не было, но вспухла здоровенная шишка. Минут пятнадцать Пиотта лежал, ожидая, когда стихнет головная боль. Наконец, она утихомирилась и мальчик приступил к изучению ситуации в которой оказался. Крышка, на попытки открыть ее не поддавалась. Всадник решил подстраховаться на этот раз. В темнице были щели между досками, в которые, при желании, можно было рассмотреть обстановку снаружи. Петр прильнул глазом к одной из щелей. Ничего, кроме льда не было видно. Сплошная ледяная поверхность. Одно можно было сказать о ней — ледяные стены были обработаны механическим способом. Пиотта переполз к другой щели, позволяющей видеть, что происходит позади них. Оказалось, что они едут внутри ледяного тоннеля, вырезанного внутри ледяной скалы, поэтому у тоннеля отсутствовала только левая стена, открывающая прекрасный вид на огромное снежное поле. Приглядевшись, Петр заметил, что оно движется, и ему на ум пришла мысль, что это и есть метель, которая застигла их врасплох. Природная стихия осталась глубоко внизу, а значит его везли куда-то в горы.

Следом за ними ехали три мохнатых существа, на спинах которых сидели всадники, подобные пленившему Петра. Железный шлем, украшенный рогами, должен вселять страх потенциальному противнику, а может — служить знаком охотничьей доблести для своих. Как ни странно, для такого холода, особой одежды на всаднике не было. Кожаная жилетка с металлическими пластинами, вроде доспехов, сапоги да железные наколенники. Кожа их имела непривычный цвет — серый, без всякой поправки на оттенки, просто серый, как мышь. Скакун, тоже не являлся обычной лошадью, даже с поправкой на иное измерение. Их объединяла с лошадью только сфера применения. Мохнатая морда, скорее напоминала собачью, чем лошадиную. Уши висели как у спаниеля, теряясь в космах светло-серого меха. Снег, который забился в шерсть, стаял и животное покрылось шерстяными сосульками. Лапы «лошади» ступали мягко, и Пиотта готов был поклясться, что у нее не было копыт. Дорога вверх по льду должна быть скользкой, и лошади обязательно должны быть подкованы специальными подковами и издавать цокающий звук.

Вдалеке послышался шум, напоминающий работу мотора. Минут через десять Пиотта увидел его причину. Огромный механизм, размером со средний трактор, невероятно чадил черным дымом. Нос мальчика уловил знакомый запах сгорающего угля. Механизм грохотал рычагами и шестеренками приводя в движение пилу, выпиливающую в толще ледяной стены очередной кусок. Несколько существ, аналогичных всадникам суетились вокруг него, управляя процессом. Они отвлеклись и помахали приветственно всадникам.

Вскоре, подъем закончился и всадники потеряв строй, двинулись, по белоснежной равнине. Вдалеке курились дымы жилищ этих странных существ. Петр понял, что там будет решаться его судьба. Для них он диковинка, которую они не видели ни разу в жизни. Как они его оценят? Если посчитают опасным, скорее всего убьют, как туземцы Кука. Есть вероятность, что они примут его за бога, тогда возможно он еще поживет. Пока отец не спасет его. А как он найдет его? Петру пришла внезапная мысль, о которой он сожалел, что она не пришла к нему раньше. Юноша залез в рюкзак и нащупал в нем ложку. Слегка отогнув край крышки своей темницы, он сумел выбросить ее наружу. Никто не заметил его действия. Следом вылетела зажигалка, коробок охотничьих спичек. Потом все мелкое закончилось, и в ход пошло печенье.

Кортеж остановился и раздались отрывистые звуки, похожие на звуки прокрученной задом наперед пленки, являвшиеся, вероятно, речью туземцев. Загрохотали запоры темницы и крышка откинулась. В глаза ударил яркий свет белоснежной равнины. Петра бесцеремонно достали, как щенка из помета перед потенциальными покупателями. Всадник, пленивший мальчика, повертел его перед другими туземцами, облаченными в совершенно другие доспехи. Они прогавкали ему в ответ. Подошли и потрогали одежду и ботинки которые были на Петре. Зрение немного восстановилось и юноша смог осмотреться. Они стояли на краю огромного котлована. Не так близко, чтобы увидеть его дно, но достаточно, чтобы оценить размер. Не менее двух километров в поперечнике. Над котлованом поднимались дымы, слышался шум работы больших механизмов. Наверно, туземцы, притормозившие их, выполняли функцию стражи. Они прогавкали что-то одобрительное и Петра снова бросили в темницу, на туши птиц. Крышка закрылась и кортеж двинулся к краю котлована. Закрывать на запор никто не стал и Пиотта приоткрыв ее, с любопытством рассматривал необычное селение. Котлован представлял собой огромную ледяную яму. По стенкам его, спиралью вниз проходила дорога, наподобие той, по которой они поднимались сюда. Природа этого мира напоминала Антарктиду с его четырехкилометровым слоем льда. Туземцам надо отдать должное, в таких суровых условиях они смогли развить металлургию, научились добывать уголь, создали механизмы. Некоторые из которых разрезали лед, создавая дополнительное жизненное пространство. Высота стен котлована была не меньше километра. Спускаться пришлось целый час, если не больше. Казавшийся игрушечным сверху, вблизи поселок обрел очертания нормального города. Построенный из камней, немного угрюмый, но оттого не менее основательный, город встретил многоэтажными зданиями. Стекла арочных окон были вставлены в железные рамы. Массивные двери, украшенные барельефами, были тоже из железа. Повозки, проезжавшие по мощеным плоским камнем, улицам не тряслись как лихорадочные, как это бывало в родном городе Петра, Козельске. В конструкции повозок, дерева почти не наблюдалось. Просто город камней и железа. Удивительно вообще, как при такой суровой природе, могут вырасти деревья.

В городе сильно пахло дымом. На всем виднелся налет угольной сажи. Похоже, что местное время, можно было сравнить с началом девятнадцатого века на Земле. На перекресток выехала повозка на паровой тяге. Ужасно грохоча механизмами, и испуская из трубы черный дым она, деловито управляемая туземцем, проехала мимо. Пиотта подумал, что если его хорошо примут, то он подкинет им идей с двигателями внутреннего сгорания.

В городе было тепло. Даже не в сравнении, а просто тепло. Защищенный от холодных ветров котлован, нагревался лучами солнца, падающими на его темное, закопченное дно. Беспокоящий юношу страх, оставшийся после нетеплого приема, как-то улетучился и мысли потекли в приятную сторону. Ему представлялось, что он сможет быть полезным местному обществу, что они предоставят ему свободу в обмен на полученные знания. Тогда он пойдет и встретится с отцом, который будет его искать. Позитивный настрой сразу улетучился, когда он увидел закованного в железные кандалы человека. Обыкновенного человека, не туземца с серой кожей, а обычного человека. Изможденный, в рванье, человек стоял намешивая железным шестом в огромном котле, стоявшем на печи. Котел парил, распространяя зловоние. Петр прикрыл крышку, чтобы не видеть этого. Но люди встретились ему и дальше. Почти такой же тощий и в рванье человек тянул за лямки телегу, груженую углем. Дорога вела немного на подъем, и человек с трудом осиливал его. Он упирался ногами в стык камней и подтягивал телегу, затем быстро перехватывался и снова тянул. Его колени были разбиты в кровь от неоднократных падений. Но видимо, в этом мире выбирать чем заниматься ему не приходилось.

«Лошадь» остановилась возле большого и мрачного дома. Его можно было бы назвать красивым, но учитывая обстоятельства в которых оказался Пиотта, мрачное перевешивало. Всадник спрыгнул с «коня», подошел к ящику и бесцеремонно вынул из него юношу. Туземец был в полтора раза выше Петра, но выглядел намного массивнее. Килограмм в триста оценил его вес Петр. Туземец поставил его на ноги и дал тычка, в сторону двери, а сам пошел следом. Перед самым носом дверь отворилась и их впустил старый туземец, облаченный в пестрые одежды.

В большой зале, стоял полумрак. Солнечный свет проникающий в помещение через разноцветные витражи, терял силу. Туземец, тычками прогнал мальчика сквозь залу и направил к неприметной дверце на противоположной стороне. Дверь отворилась и мальчик оказался в темной комнате освещенной каким-то аналогом керосиновой лампы. В носу засвербило от резкого запаха. В комнате находились двое туземцев и один человек. Вида он был более благополучного, чем встреченные ранее и оттого на душе мальчика немного отлегло. Всадник, доставивший Пиотту сюда прогавкал на своем языке. Один из туземцев, махнул ему рукой, приказывая остаться. Глаза немного привыкли к полумраку и юноше удалось подробнее рассмотреть двух туземцев. Махнувший рукой, имел шрам на лице, проходивший ото лба до верхней губы. Просто чудом у него остались целыми оба глаза. На нем были одеты доспехи, отливающие желтоватым блеском, и имеющие сложные орнаменты. Пиотте показалось, что это очень важный военный чин. От него веяло строгостью и военной дисциплиной. Второй не имел доспехов вовсе. Наверное, городской чиновник, или кто-то в этом роде. Человек с любопытством рассматривал Пиотту. «Чиновник» что-то произнес на своем прерывистом языке. Человек весь обратился в слух, а затем перевел мальчику сказанное.

— Унгцаг интересуется, как ты попал сюда? От кого ты сбежал?

— Ни от кого я не сбегал. Просто мы гуляли, сами по себе. — Ответил Пиотта.

— Ты был не один? — перевел очередной вопрос Унгцага человек.

— Нет, я был один. Скажи им что это особенности языка, что неправильно перевел. — Попросил переводчика юноша, понимая, что они могут отправиться на поиски его отца.

Военный прогавкал что-то туземцу стоящему за спиной Петра. Туземец схватил рюкзак и высыпал его содержимое на пол. Банки покатились в сторону важных персон, и чиновник Унгцаг даже успел отскочить. «Серые» перекинулись между собой фразами. Военный поднял банку, осмотрел ее со всех сторон и что-то спросил.

— Энтонт спрашивает, что это? — Перевел переводчик.

— Скажи ему, что это еда.

Переводчик очень похоже прогавкал.

— Ешь, сказал Энтонт. — Военный бросил банку в сторону мальчика. Петр поймал ее. Поднял из кучи разбросанных вещей перочинный нож и открыл им банку. Внутри оказалась тушенка. Петр сложил лезвие, и вынул ложку. Он, в принципе, был благодарен военному. Есть хотелось очень сильно. Мальчик стал заталкивать большие куски и глотать их не разжевывая. Унгцаг что-то произнес, и всадник дал хорошую затрещину Пиотте. Мальчик от такого удара отлетел в сторону, выронив и банку и ложку.

— Если ты будешь рассказывать нам правду, то мы сохраним тебе жизнь. Первый вопрос — как ты попал сюда? От кого ты сбежал?

— Скажи им, что я ни от кого не сбегал. Я просто гулял по мирам, и вот оказался здесь. Заночевал, а ночью меня прихватила метель. Я хотел уйти но меня вот этот. — Пиотта ткнул пальцем в сторону пленившего его всадника. — Пристукнул дубинкой. А дальше он сам может рассказать.

Переводчик пролаял перевод. Энтонт пролаял в обратную.

— Если ты будешь увиливать от ответа, то завтра перед тобой казнят десять человек.

— Послушай, друг, а что мне им сказать, чтобы они поверили.

— Я вижу, что ты действительно не из наших. Говор у тебя не наш и одежды странные.

— Вот и скажи им, что я не из ваших.

— Ты что, это же невозможно.

— В смысле? Почему?

— Ты должен быть либо по эту сторону дерева, как они, либо по другую, как мы.

— Какого дерева? О чем ты?

Унгцанг громко крикнул и переводчик задрожал мелкой дрожью. Он попытался, что-то пролаять, но волнение видимо не позволило сделать это на понятном для туземцев уровне. Унгцанг подошел к переводчику и ударил его. Несчастный полетел, собирая на ходу стулья, и остановился только встретившись со стеной. Энтонт что-то приказал всаднику, который схватил Петра и поволок назад к своей «лошади».

Юношу привезли в кузню. Здесь работали как туземцы, так и люди. Люди, в кандалах, выполняли черновую работу. Подносили уголь, воду, заготовки, поддерживали необходимую температуру в печах. Туземцы же стояли на ответственных операциях.

Всадник протянул записку с подписью важных чинов рослому кузнецу. Тот внимательно ее осмотрел, взглянул на мальчика и показал всаднику место, куда его следует проводить. Небольшое отдельное помещение кузницы занимал всего лишь один станок, предназначение которого, Пиотта не сразу понял. Ясно стало, когда кузнец принес гору цепей с манжетами. Станок оказался прессом, заклепывающим манжеты на руках и ногах. Кузнец скинул куртку с Петра. Сначала мальчика облачили в цепи закрепив их на ногах и запястьях, а затем одели ошейник. Система цепей была настолько продуманной, что если сделать широкий шаг, цепь на горле начинала тянуть назад, мешая дышать и делая больно.

Петра привезли назад, в мрачный дом. Всадника отпустили, и он, наверное, довольный, поехал пристраивать подбитую дичь. Юношу поселили вместе с переводчиком, на втором этаже. Оставшись в тонком свитере, да еще с холодными цепями по всему телу, Петра трясло как в лихорадке.

— Ты заболел? — Переводчик дотронулся до лба Пиотты. — Вроде нет. Чего дрожишь? С тобой очень хорошо поступили. Многие из наших умирают мучительной смертью в первые дни. Сейчас, я напою тебя отваром, должно полегчать.

Через десять минут он принес сильно пахнущий лекарственными травами напиток. Обжигаясь о край железной кружки, Пиотта мелкими глотками выпивал предложенный напиток. Немного помогло. Трясучка успокоилась.

— Ты что, в самом деле, не знаешь о дереве? — Переводчик снова завел разговор, о котором его наверняка просило «начальство».

— Какое еще дерево? — Безучастно поинтересовался юноша.

— Ну как, мы все попали сюда через дерево. Оно соединяет вместе нашу благодатную родину, и этот замороженный ад. Мы все прошли в этот ад через дерево.

— Послушай, как тебя зовут?

— Никодий.

— Послушай, Никодий, я ни черта не понял, про твое дерево. Сюда я точно попал не через него. Как ты верно заметил ранее, я отличаюсь от вас, значит я попал сюда не из вашего благодатного края.

— Но как такое может быть?

— Может. Давай лучше придумаем, как нам сочинить такую брехню, чтобы и я другие несчастные не распрощались со своими жизнями.

— Меня могут убить, если догадаются в пособничестве вам.

— Так сделай так, чтобы не догадались. Тебя что, устраивает такая жизнь?

— Нет, не устраивает. Но это лучше, чем у остальных. Я многих пережил, благодаря тому, что освоил язык мерзляков. Но, если бы отсюда можно было сбежать, я бы ни минуты не остался.

— А я тебе не доказательство того, что отсюда можно сбежать?

— Ты сидишь в цепях сейчас, и вряд ли куда-нибудь сбежишь.

— Если я сюда пришел не через ваше дерево, значит и уйти смогу так же!

— Чтобы рискнуть жизнью, у меня должна быть уверенность. Что ты не лжец, и не выдумщик.

— Я обязательно найду доказательства, а пока, помоги мне немного. Представь, если у тебя будет надежда на спасение, какой смысл появится в твоей жизни?

— Тогда будем честными друг с другом. Расскажи, как ты попал сюда на самом деле?

Петр задумался на минуту. Рассказать об отце, значило навлечь на него опасность. С переводчиком они пока ни о чем не договорились. Но с другой стороны, отец — тертый калач. Голыми руками его не возьмешь. У него чутье на опасность такое, что он за километр определит ее. Была ни была, Петр решил выложить переводчику все, как на духу. Начал он со своего детства и закончил метелью, заставшей их врасплох.

Никодий, выслушав рассказ, замолчал, решая для себя, как отнестись к повествованию юноши.

— Звучит невероятно. Никогда не слышал о подобном.

— Ваше дерево тоже похоже на сказку. Может и ты мне расскажешь о нем?

— Если тебе это чем-то поможет, я расскажу тебе о нем. К тому же я не разговаривал с людьми просто так уже давно. Все больше передаю приказы… — Никодий глубоко вздохнул. — Да приговоры. Ну, слушай. Задолго до того, как я родился, наши охотники нашли в предгорьях странное дерево. Крона этого дерева, словно срасталась с кроной другого, а между их стволами был проход. Если обходить дерево вокруг, то ничего интересного не происходит, но если пройти между стволами, то оказываешься в совсем необычном месте. Вначале попадаешь в пещеру с теплым озером. Свод пещеры — ледяной, поэтому в ней днем светло и очень тепло. Самые смелые охотники не раз посещали пещеру. В его озере водилась огромная и вкусная рыба. Многие ограничивались этой пещерой, но некоторым захотелось выйти наружу. Эти смельчаки открыли для себя новый мир. Для его исследования была создана дружина. Все шло хорошо, пока они не повстречались с мерзляками. Передовой отряд был разбит, затем и основные силы. Остатки успели достичь пещеры и вернуться к себе. Но это удалось и мерзлякам, для которых дерево перестало быть тайной. Так они появились у нас. После того случая с дружиной больше стычек не было. Мерзляки привезли с собой множество своих изделий сделанных из железа и работающих от угля и воды. Вокруг дерева они построили крепость и стали распоряжаться им единолично. Пока шла стройка они жили с нами мирно. У нас появились железные инструменты, которые мерзляки меняли на лес и продовольствие, но какая-то угроза всегда исходила от них. Как только крепость была возведена, мерзляки стали на нас нападать, вырезая детей, женщин и стариков. А нас, мужиков, забирали в рабство. Мы ушли глубоко в леса, пытаясь дать им отпор оттуда. Но силы были неравны. Их физическая сила и оружие намного превосходили наше. Меня захватили, когда я был мальчишкой, может немного младше тебя. Я ненавижу мерзляков, но не представляю, как их можно победить. Нас осталось так мало, что общения между группами, скрывающимися в лесах, почти нет. Постепенно, они всех нас переловят, и будут жить в нашем благодатном мире как хозяева. — Никодий понурил голову и замолчал.

— У меня есть вопросы? Где находится это дерево и почему вы их зовете мерзляки? Что-то непохоже, чтобы они мерзли? Я их видел в жилетках на сорокаградусном морозе.

— Дерево…оно в другом городе. Нас оттуда везли три дня и две ночи. Но в каком направлении не знаю. А мерзляками их назвали, за то что кровь у них холодная. Если убить мерзляка на морозе и набрать половину кружки его серой крови и добавить в нее воды, то вода замерзнет. А им хоть бы что.

— Ясно. А реально попасть в эту пещеру с деревом?

— Нет. Теперь пещера принадлежит самому могущественному городу. Торговля лесом и прочими дарами нашего мира поставила этот город в преимущественное положение перед другими.

— А сколько у них городов?

— Я не знаю точного количества. Я общался со многими людьми, которых перепродали сюда из других городов. Не меньше тридцати. Все они сделаны по образу и подобию нашего. Но тот город, в пещере которого растет дерево, Зуан, самый огромный. Ну, помогло тебе мое повествование?

— Не могу еще сказать, помогло или нет, но наметки кое-какие появились.

— Какие же?

— Надо убедить твоих хозяев, что я пришел сюда, через другое дерево, открывающее двери в еще более благодатный мир.

Никодий ошарашено посмотрел на Петра.

— А оно на самом деле существует?

— Ну, нет конечно. Нам нужно потянуть время, чтобы придумать план побега, и остаться в живых. Представь, как эта новость взбодрит их. Какие перспективы им откроются, не то что этому выскочке Зуану.

— А дальше? Когда они поймут, что ты морочишь им голову?

— К тому времени у нас должен быть план побега. И твои возможности переводчика нам могут очень понадобится. Ну как, ты поможешь нам? — Пиотта поправил ошейник начинающий натирать шею.

— Ааа, ладно! — Никодий хлопнул ладонью по столу. — Есть в тебе какая-то сила. Хоть план у тебя дерьмовый, но есть уверенность, что ты не отступишь. Давай, делись соображениями.

Ветер утих внезапно. Снежная пыль почти сразу осела и взору Владимира открылось ночное небо. Ярко-красная полоса заката еще брезжила на горизонте, но над головой ярко светили звезды. Он стоял перед ледяной стеной, уходящей высоко вверх. Где-то здесь должна быть дорога, по которой всадники взбирались на плато. Местная ночь напоминала белые июньские ночи в Питере. Легкие сумерки. Снег и лед почти полностью отражали свет звезд, отчего ночь могла лишь формально именоваться темным временем суток.

Правее того места, где стоял Владимир, возвышались ледяные отвалы. Возможно они указывали на то, что дорога находится где-то над ними. Догадка подтвердилась через полчаса. Тоннель, шириной метра четыре и высотой столько же, уходил вверх, сходясь в вышине, в черную точку. Было ясно, если дорога используется и ночью, то Владимиру некуда будет спрятаться от обнаруживших его туземцев. Поэтому поднимаясь по тоннелю, он полностью отдался на волю божью. Однако, никто, за все время подъема не потревожил.

Снег мерцал и переливался под ярким светом звезд. Бесконечная снежная равнина, идеально ровная до самого горизонта. Владимир обернулся и посмотрел на низменность, в которой их застала внезапная метель. Огромное безмятежное поле, на котором, словно гигантские кинжалы, торчали ледяные пики. Причиной их появление могли стать подземные источники, бьющие тугой струей воды в морозное небо. Если бы не пропажа сына, то Владимир непременно отвел бы этому миру одно из главных мест своего паломничества.

Снег, в том месте, где поднялся Владимир, был истоптан, изъезжен многочисленными следами местных. Обнаружить отпечатки ботинок сына можно было лишь чудом. А вдруг он ехал верхом? Примечательно что все следы тянулись в одну сторону. Владимир достал бинокль и посмотрел в сторону дороги, тянущейся до горизонта. Еле заметный дым поднимался вверх где-то в конце ее. «Сына надо искать только там» — подумалось несчастному отцу. Проверив амуницию, он двинулся по следам, стараясь ступать по наиболее накатанной колее, чтобы не оставлять следов.

Стояла невероятная тишина. Шум, хрустящего под ногами снега, там где невозможно было его обойти, раздавался на всю равнину. Владимир нечаянно пнул какой-то предмет, застрявший в снегу. Предмет отлетел и загремел по ледяной корке прикатанной колеи. Владимир поднял его. Им оказалась ложка из рюкзака сына. Он сам лично положил ее туда, когда собирал рюкзак перед походом. Через пару десятков шагов попалась зажигалка, затем коробок спичек, а далее на снегу лежали круглые печенья, одна за другой. Пиотта давал знак. Если бы его приняли хорошо, то ему не пришлось бы отмечать свой путь таким образом. Следовательно — туземцы не очень гостеприимный народ. Хорошо, что сын, скорее всего, еще жив. Нужно только найти его и вызволить из плена. Петр, сообразительный мальчишка, он обязательно найдет способ, дать знак отцу. А уж он придумает, как это сделать.

Вскоре Владимир понял, что селение туземцев находится в углублении. Дым, поднимавшийся к небу, подсвечивался снизу огнями. Селение охранялось патрулем. Три воина стаяли, облокотившись на предметы, которые в темноте можно было принять за длинные палки или короткие копья. Вероятно, они стояли у дороги, ведущей к поселению. Владимир свернул с натоптанной дорожки и пошел по снежной целине. Снег предательски скрипел на всю округу. Владимир посмотрел в бинокль на патруль, чтобы оценить их реакцию. Солдаты не поменяли своих поз. Отмахав пару километров, Владимир остановился. Того патруля уже не было видно, как и нового тоже. Теперь можно было приблизиться к краю поселения. Увиденное, повергло в шок. Минуту назад, казалось, что туземцы относятся первобытно-общинным племенам, но с края котлована, вдоль круглых стен которого, спиралью к земле, на неведомую глубину опускалась дорога, стало ясно, что это развитая индустриальная цивилизация. В сравнении с первоначальной оценкой, конечно. Малюсенький, с такой высоты город, светился в огнях. Воздух поднимающийся оттуда, пах углем, как печи пассажирских вагонов. Город производил звуки. Свистки, лязг металла, тарахтенье моторов. Где-то там должен быть Пиотта.

— Я должен дать знак отцу. Наверняка он сможет добраться до края этой ямы. Как думаешь, можно забраться на крышу, чтобы нарисовать что-нибудь, видимое издалека?

— Можно, наверно… — После продолжительного раздумья ответил переводчик. — Наше здание почти самое высокое в городе. Если сделать осторожно, то все получиться.

— А я смогу забраться на крышу?

— Нет. Тебе нельзя выходить из этой комнаты никуда, кроме туалета.

— Тогда это придется сделать тебе.

Никодий замялся. По нему было видно, что он не склонен быстро принимать решения, связанные с риском для его жизни.

— А что я должен нарисовать?

— Нужен знак, который многое бы объяснил, но был простым. Мне кажется, можно нарисовать мишень. — Петр нарисовал пальцем на пыльной поверхности каменного подоконника несколько кругов и перечеркнул их крестом. — Цель. Понимаешь? Отец должен понять, что я нахожусь в этом доме, а раз я подаю знаки, значит, мне нужна помощь. У тебя есть что-нибудь белое?

— Могу придумать, что-нибудь. А что сделает отец, когда поймет, что ты находишься в этом доме. Ему ведь спуститься надо сюда, а сделать это незаметно, невозможно. Но даже если у него получится, в городе его все равно обнаружат?

— Я тоже рассчитываю, что отцовская любовь не ослепит его, и он будет ждать подходящего момента. Скажи, а люди работают за пределами города, я имею ввиду, неподалеку, но за границами котлована?

— Работают, конечно. Смертники. Одежды нормальной нет, часто обмерзают и умирают.

— А как они охраняются?

— Да почти никак. Куда здесь бежать, да еще в кандалах. Мой отец, сможет их отвести, туда, где они будут в безопасности. Ты сможешь их предупредить, что если к ним подойдет странный человек, они должны передать ему фразу — «Сына повезут с охраной, помоги».

— Я передам, это просто, их, каждый вечер привозят в бараки ночевать. Разболтать не смогут, язык мерзляков знаю только я. Но с чего ты уверен, что тебя повезут с охраной?

— А с того, что они должны поверить в нашу брехню про дерево. Ты им должен рассказать, что я попал сюда через него. Ты ведь тоже поедешь с нами, куда они без переводчика?

— Верно. Но как твой отец сможет один победить, даже десять мерзляков. Они очень искусные воины. Их оружие стреляет далеко и метко.

— Вот и расскажи мне об их оружии подробнее?

— У них есть луки, стреляющие громом. Погибнуть можно от стрелы, упавшей рядом. Но стреляют они недалеко.

— Ясно, что-то вроде гранатомета. Что еще?

— Палки, такие железные, тоже громыхают. Вот они стреляют далеко. Еще есть у них всякие летающие штуки, которыми они охотятся на птиц, в дни большой метели. Вообще они очень умелые кузнецы. Если бы мерзляки не были такими злыми, цены их рукам и голове не было. Корыстные они очень и завидущие.

— Понятно. Душманы с карамультуками. Это даже хорошо, что они корыстные. Не убьют нас, пока не поймут, что мы врем про дерево. Представляю, как им хочется иметь свое дерево.

Никодий ушел исполнять задание, насчет рисунка на крыше, а Пиотта, прогремев цепями прилег на топчан. В голове роились мысли. Подобно диким необъезженным мустангам, они вырывались из рук сознания, не позволяя объездить их, как следует. Ни в каком самом страшном сне он не мог представить себя в подобной ситуации. Ему всегда казалось, что у отца все под контролем. Даже в тех ситуациях, когда на них внезапно нападали огромные хищники, отец оставался спокоен и без суеты выходил из опасного положения. Перенадеялся на отца. Самому надо было самостоятельно учиться ходить по мирам. Постепенно мысли стали путаться, заходить одна на другую, и обессиленный переживаниями организм юноши сдался. Когда Никодий вернулся в комнату, Петр храпел. Переводчик принял его сон за нечеловеческое самообладание, чем придал мечущемуся, от страха сознанию, большую уверенность. Благодаря своей работе, Никодий спокойно перемещался по городу и никто не считал подозрительным видеть среди ночи переводчика, бредущего по важным делам. Измученный голодом и холодом народ, известие принял спокойно, не особо веря переводчику, имеющему дурную репутацию среди людей.

Владимир не стал коротать ночь на краю котлована. Мороз усилился и ног не чувствовалось уже до колена. Пришлось уйти в более теплый мир, чтобы вернуться под утро. Солнце уже давно встало, но свет лишь узкой полосой освещал дно котлована. При свете утра, город, можно было рассмотреть со всеми подробностями. Освещение не горело даже там, куда не падали лучи солнца. Крыши домов сливались с цветом дорог, отчего город казался одним серо-коричневым пятном. Случайно, зрение скользнуло по яркому пятну на крыше одного из домов. Владимир вернулся к нему и рассмотрел подробнее. Издали, белое пятно напоминало схематичное изображение мишени, как будто нарисованное детской рукой. «Неужели, это Пиотта дает мне знак?» — подумал Владимир. — «Его держат в этом доме, но пытаться проникнуть в город по единственной дороге, смерти подобно. Значит, сын еще что-то хотел этим сказать?». Владимир пристально всмотрелся в здание с яркой мишенью на крыше, словно хотел увидеть в нем ответ на свой вопрос. Но город безмолвствовал. Зато на дороге, ведущей на плато, кипела жизнь. Лохматые «кони» тянули вверх повозки, механизмы, похожие на маленькие паровозы. То что увидел Владимир через бинокль сильно поразило его. Мерзляки подгоняли колонну людей, плохо одетых, понуро бредущих вверх. Значит его сын не один такой, каким же образом, эти люди попали сюда? Тут он вспомнил, что его преследовало чувство «сквозняка», словно в этом мире была приоткрыта дверь в другой. Люди заинтересовали его очень сильно. Возможно, они видели Петра и смогут рассказать ему о нем? Колонна поднялась на поверхность и потянулась в снежную целину. Несколько «яков» тянувшие за собой закопченные механизмы плелись рядом. Охрана, подгонявшая людей, осталась у входа в котлован. Это было на руку. Владимир прибавил шаг и двинулся вслед за людьми, держась на изрядном расстоянии от мерзляков.

Его, в яркой куртке, заприметили издалека. Народ бросил работать, застыв в тревожном ожидании. На всякий случай, Владимир перехватил карабин удобнее.

— Здравствуйте, люди добрые! — Сам не зная с чего выбирая именно это приветствие.

Народ стоял молча, никак не реагируя на приветствие. Вида они были, мягко говоря, не очень. Какая попало одежда, с трудом закрывала открытое всем ветрам, тело. Руки и лицо были ярко красного цвета от постоянных обморожений. На ногах, убогое подобие зимней обуви. Сшитая из двух половинок шкура какого-то животного, еще при жизни страдающего плешивостью.

— Нам толмач сказал, что ты придешь, и просил передать, что «Сына повезут с охраной, помоги». Правда, он обещал, что ты и нам поможешь? — подавший голос человек, выглядел самым старшим из всех.

— Вот это да! — Воскликнул Владимир. — Вы видели сына моего? Он жив? Как он?

— Говорю же, приходил толмач, и просил передать, что придет странный человек, который спросит про сына и поможет нам сбежать. Только мы не верим ему, уж очень он скользкий, пройдоха. А сына не видели. К нам его не приводили.

— А куда его повезут, не сказал?

— Не сказал, но дорога из ямы тут одна.

Внезапно возникшие, новые обстоятельства заставили задуматься. Пиотта не терял времени даром. Что делать дальше? Увести людей в безопасное место? А вдруг сын не сумеет выбраться наружу, как планировал? Туземцы кинуться искать пропавших бесследно работников, увидят подозрительные следы ботинок, таких же, как на его мальчике. Подозрения падут на Пиотту.

— Послушайте, мужики, я обязательно спасу вас, только прежде я должен спасти сына. Пока я вам дам немного еды, чем могу помогу. — Владимир поставил на снег рюкзак, и стал доставать печенье, шоколад и прочее походные продукты питания. Он показал, как обращаться с невиданными доселе продуктами. Изголодавшиеся мужики накинулись на съестное, как мухи на мед. Они рвали упаковки и с жадностью заталкивали их содержимое себе в рот. Владимир подбирал разноцветные упаковки со снега и складывал их назад в рюкзак. Обнаруживать себя раньше времени не хотелось.

Петра и Никодия вызвали на допрос, когда солнце стояло над городом. В небольшом помещении, скудно обставленном мебелью, состоящей из стола и четырех стульев, их ждали двое старых знакомых Унгцанг и Энтонт. На столе перед ними лежал тот самый перочинный нож, музыкальный плеер, пачка печенья и прочая дребедень из рюкзака юноши. Энтонт пролаял что-то на своем отрывистом языке.

— Тебя просят подойти к столу. — Перевел Никодий.

Пиотта, гремя цепями, послушно подошел к столу. Унгцанг поднял со стола плеер и требовательно пролаял.

— Унгцанг просит рассказать ему об этом предмете.

Петр забрал плеер из рук чиновника. Вставил наушники себе в уши и включил. Экран засветился, и в ушах раздалась музыка. Петр вынул наушники и показал чиновнику, чтобы он сделал то же самое. Унгцанг нерешительно посмотрел на Энтонта. Видимо, тот дал добро, и иновник неумело вставил их себе в огромные уши. Светло-серые глаза мерзляка выразили крайнюю степень удивления. Он вынул наушники, затем вставил, затем снова вынул и протянул военному. Они обменялись репликами, и Энтонт вставил их себе. Его глаза так же округлились. Он просидел с минуту неподвижно. Потом вынул наушники и пролаял, как показалось Пиотте, вопрос.

— Откуда ты и как попал сюда? — Петр готовился к этому вопросу. С Никодием они обсудили все его нюансы.

— Я путешественник. Исследую у себя разные труднодоступные места, и однажды я наткнулся на странное дерево. Если пройти между его стволами то попадешь в пещеру, внутри которой растет то же самое дерево. Я вышел из пещеры и попал в этот снежный мир. Любуясь вашей природой, я не заметил, как удалился от пещеры. А среди ночи меня врасплох застала метель. Там меня обнаружил один из ваших охотников и привез меня сюда.

Никодий перевел ответ Петра. Мерзляки долго совещались. Энтонт взял со стола пачку печенья, попытался ее неловко открыть, раздавив, в итоге, все печенья. Он обнюхал упаковку, попробовал ее на зуб, потряс ее перед лицом Унгцанга. Между ними вспыхнул спор.

— О чем они говорят? — негромко спросил переводчика Петр.

— Спорят. Энтонт говорит, что вы являетесь более развитыми, чем они и поэтому, вместо покорения вашего мира, они могут пострадать сами. Унгцанг говорит, что все это ерунда, и твои вещи ничего не доказывают. Если они смогут вас завоевать, то станут самыми сильными в Унаблоре.

— Это где?

— Так они называют свой мир.

Энтонт стукнул ладонью по столу и громко прокричал на своем лающем языке. Никодий затрясся, как осиновый лист.

— Ты можешь показать нам, где находится пещера с деревом? — Дрожащим голосом перевел Никодий.

— Я не очень хорошо ориентируюсь в ваших снегах. Все вокруг одинаковое. Я бы наверное вспомнил, если бы вы сопроводили меня.

Унгцанг и Энтонт снова вступили в полемику друг с другом. Петр снова попросил Никодия перевести о чем речь, но тот даже не открыл рот испуганно глядя на юношу.

— Почему ты так легко согласился показать нам пещеру? Тебя не волнует судьба твоего народа, или нас ждет засада в ней, или может, вы настолько сильны, что уверены в своей победе над нами?

Пиотта понял, что допустил промашку, так легко согласившись на предложение врагов, словно это были друзья, которым нужно показать дорогу к дому. В дверь постучали. Энтонт «гавкнул» и дверь отворилась. На пороге стоял мерзляк. Судя по доспехам, это был военный. Он что-то произнес на своем языке, и Никодия с Петром вывели из помещения. Полчаса, не меньше, длился разговор мерзляков. Затем их завели снова и допрос продолжился, но уже в новом ключе.

— Ты был один? — Никодий перевел вопрос Унгцанга.

Петр понял, что отец наследил где-то. Препираться было бессмысленно, но и отца сдавать он, ни за что бы ни стал.

— Да, я был один.

— Кому принадлежат следы, похожие на твои, оставленные сегодня ночью, возле нашего поселения? — Никодий многозначительно посмотрел на юношу.

— Не знаю.

Переводчик сменился в лице и побледнел. План, казавшийся удачным, вдруг превратился в пустышку. Пиотта почувствовал, как над ним и его отцом нависает смертельная опасность. Все шло насмарку.

Энтонт встал из-за стола и подошел к юноше. Он навис над ним как гора. Увечье делало и без того злое лицо, еще злее. Холодные серые глаза смотрели с ненавистью и презрением. Рука со свистом пролетела над голой мальчика, рефлекторно сделавшего нырок. Энтонт потерял равновесие и упал. На шум вбежал охранник. Удар пришелся в левую часть лица. Пиотта отлетел к стене, ударился о нее и потерял сознание.

— До завтрашнего дня, выяснить, кто он и откуда. Если пойму, что ты врешь, казню и тебя. — Энтонт пригрозил переводчику готовому раствориться в воздухе от страха.

Важные чины вышли, громко хлопнув дверью. Зашел охранник, поднял Пиотту за цепи, так, что у бедного юноши руки вывернулись из суставов. Показал кивком Никодию на дверь. Переводчик на полусогнутых исполнил приказание.

Владимир понял, что-то произошло. Конные мерзляки в большом количестве поднялись на плато и разъехались по разные стороны от котлована. Петра с ними не было. Наверно, план сына не удался. Тому виной могли быть его следы, оставленные на свежем снегу. Если так, то рано или поздно они придут и к этому месту. Владимир рассмотрел группу людей, вернувшуюся к повседневной работе. Нашел человека немного похожего на себя и подошел к нему.

— Послушай, друг, я выведу тебя отсюда в обмен на твои лохмотья. Идет?

Мужик, отвлекся от работы и непонимающе смотрел на Владимира.

— Слушайте все. Я сейчас отведу этого человека в безопасное место, переоденусь в его одежду и вернусь. Мне очень нужно попасть в город, чтобы спасти сына. Я очень рассчитываю на вас, что вы меня не сдадите мерзлякам. За это, я обещаю всех вас увести на родину. Я могу на это рассчитывать? — Было видно, что народ относится к его словам с недоверием. — На вашем месте, я бы поверил. Это гораздо лучше чем скончаться тут от холода, голода или болезней. Времени у нас мало. Солдаты идут по моим следам.

Владимир снял с плеча карабин и припорошил его снегом.

— Я очень рассчитываю на вас. Пойдем. — Владимир потянул за лохмотья испуганного человека. — Да не бойся ты, закончились твои страдания.

Они пошли по дороге, чтобы не оставлять следов. Шагов через двадцать оба исчезли. Мужики стояли и хлопали глазами.

— Морок какой-то, увел Шишку на смерть лютую. Может тут и лучше?

— Точно, морок. Мне бабка рассказывала, что в снежных горах живут они. Людей там мало бывает, вот они и рады каждому. Прикинуться добрыми, а потом изгаляются над ними.

Не успев договорить, на дороге снова появился незнакомец, в Шишкиных лохмотьях. Разговор затих на полуслове.

Владимир сразу понял, как эта одежда не подходит для местных климатических условий. Мороз сразу же пробрался к незакрытым местам. Кожу зажгло.

— Похож я на вашего Шишку? — спросил Владимир поравнявшись с работниками.

— Ну если издали, да со спины. Вообще, для мерзляков мы все на одно лицо. Главное, чтобы по количеству сходились, или могли предоставить труп, если их раб безвременно скончался.

— Отлично! Показывайте, что делал ваш Шишка? Он кстати, сидит сейчас на солнышке и лопает припасы из моего рюкзака. Как только мы спасем сына я вас всех отведу к нему.

Народ, что-то недоверчиво пробурчал.

Механизм, которым управляли работники представлял собой большой самоходный аппарат на паровом ходу. Он служил источником мощности для разных механизмов, необходимых для бурения льда на большую глубину. Рядом с машиной располагалась прямоугольная шахта. Вниз, метров на двести шли металлические фермы, служившие направляющими для лифта-пилы. Пилы делали вертикальные пропилы во льду. Затем, небольшим зарядом прямоугольная глыба откалывалась и транспортировалась вверх лифтом.

— Уголь в топку кидай, остальному учить тебя надо. — Человек, указавший ему место наверно считался бригадиром.

— Ну, уголь, так уголь. — Возле топки было теплее, чем везде. Может народ уже привык к такой температуре, а Владимиру было очень холодно.

Группа из пяти всадников неторопливо приближалась, осматривая следы. Они остановились в пяти шагах. Народ работал не обращая внимания. Вдруг один из всадников рявкнул. Люди побросали работу и пошли строиться. Владимир старался успевать за всеми. Всадник, имеющий знаки отличия, спрыгнул с «коня» и прошелся вдаль шеренги. Он подходил к каждому, осматривал его с головы до ног, и переходил к следующему. У мужчины затряслись поджилки, когда рослый, раза в три крупнее обычного человека, гигант пристально всмотрелся в лицо Владимира. Что только не пронеслось в голове. Гигант, что-то рявкнул прямо в лицо, и Владимир интуитивно поднял руку вперед, словно указывая направление. Гигант обернулся. На снегу действительно виднелись следы ботинок. Он что-то гавкнул другому, и тот повторил жест Владимира. Гигант запрыгнул на спину «коня» и группа поехала по следам.

— Спасибо, друзья. Теперь я у вас в долгу. — Голос, от пережитого волнения звучал как не свой.

— А ты, что, понимаешь на ихнем, немного? — Спросил молодой пленник.

— Вообще, ни черта не понимаю. — Признался Владимир.

— А как понял, что ему от тебя надо?

— Само собой, с перепугу получилось.

Вечерело. Мороз становился все нестерпимее. Бригадир дал отмашку и работники принялись разъединять механизмы. Владимир достал из под снега свой карабин. В прикладе лежала отвертка. Он открутил приклад, достал заранее приготовленную веревку, связал вместе приклад с остальной частью карабина, так, чтобы между ними осталось полметра веревки и повесил эту «гирлянду» себе на шею, под одежду. Попрыгал, подергал за разные концы. Держалось крепко и не торчало.

За весь день работы никто особо не поинтересовался у Владимира его планами. Чувствовалось, что народ особо не доверяет ему. Люди попрыгали в почти опустевший от угля прицеп. Водитель занял место у штурвала, представляющего собой г-образный рычаг. «Паровоз» пустил клубы черного дыма и потихоньку тронулся в сторону котлована.

На въезде, патруль снова долго осматривал каждого. Они, действительно, не особо отличали людей по лицам. Проверка прошла успешно и «паровоз» покатил под горку. В город заехали темной ночью. В вышине, светили яркие звезды. Город еще не успел остыть от дневного солнца и потихоньку отдавал тепло.

Ближе к баракам стали попадаться группы людей бредущие пешком. Некоторые махали руками, приветствуя друг друга. Парочка запрыгнула в телегу, чтобы скоротать путь не на своих ногах. Владимир отметил, что некоторые люди были черными как шахтеры.

— Почему они такие чумазые? — Вполголоса спросил Владимир у соседа справа.

— Так с шахт они идут. Там кирками целый день долбят. Кто на рудниках работает, а кто на угольных. Мы же тоже, шахту во льду копаем. По всем признакам, подо льдом в том месте, выход железной руды должен быть.

Показались бараки. Прямоугольные каменные здания без окон. Комплекс бараков был огражден высоким металлическим забором. Наверняка, ворота закрывались на ночь. Толпа молчаливо разбредалась по своим местам. Бригада Владимира заглушила свой аппарат и отправилась в свой барак. Внутри, все пространство было занято лежаками в несколько ярусов. Освещалось все парой газовых ламп, поэтому было довольно темно. Все, кто не знали Владимира, особого интереса к нему не проявляли. Для них он был очередным рабом, попавшим к мерзлякам.

— Кто-нибудь из вас знает город? — Обратился Владимир к старшему своей бригады.

— Я знаю, немного. Приходилось побегать в свое время.

— Не можешь сказать, где они могут держать сына?

— Вряд ли. Они могут его держать где угодно, видел какой большой город?

— Мне кажется, что он с толмачем вашим вместе. Я думаю, что они его поселили вместе, чтобы тот выведал правду.

— Этот дом я знаю, но только ходить по городу нельзя. Если увидят, сразу казнят. А они знаешь какие по ночам зрячие!

— Сколько народу охраняют бараки?

— Мерзляков пять, наверно. Не считал никогда. Куда отсюда бежать? Только на смерть!

— А за мной пойдете? — Владимир обвел помещение взглядом.

— Не понял я тебя еще. Что ты за человек такой?

— Знаешь, друг, выбор у вас небольшой. Или жить в рабстве у мерзляков или пойти с человеком, таким же как вы.

— Второе выглядит заманчивее, но вот если бы ты вернул Шишку, и мы убедились, что он живой, то и доверие тебе стало бы больше.

— Хорошо, не проблема. Будет тебе Шишка.

Владимир выскользнул из двери и вошел в проход между бараками. Не дойдя до конца, он растворился в ночной мгле.

— Пошли назад говорю! — Владимиру пришлось направить карабин на разнежившегося на травке, под теплым солнцем, Шишку. — Твои друзья не верят мне, думают, что я прикокал тебе по дороге. Бояться сбегать.

— Откуда мне знать, что ты меня там не бросишь?

— Вот, что вы за народ такой. Эти бояться, что я их убью где-нибудь, ты боишься, что я верну тебя назад. Ты мне как раз и нужен, чтобы они согласились. Пошли, давай, а то ногу прострелю?

Шишка внял угрозам и с самым недовольным видом встал с земли. Владимир вернул ему лохмотья, а сам оделся в свое.

— Готов? — Шишка обреченно махнул головой. — Пошли.

Прошло не больше получаса. Дверь отворилась и на всеобщее обозрение предстал Шишка.

— Где ты был? — Спросил бригадир.

— На бережку лежал. Искупался пару раз. — Шишка глубоко и горько вздохнул. — Ну все, я рассказал, уводи меня назад.

Владимир вышел на середину барака.

— Друзья, я думаю, что сей господин, с трудом переживший возвращение назад, является отличным примером того, что я говорю правду. Я вас всех уведу отсюда, назад, в ваш мир. Но только мне нужна информация о том, где находится мой сын, и несколько добровольцев, которые помогут мне. Кто-нибудь слыхал о моем сыне, Петре? Он попал сюда, два дня назад.

Некоторое время стояла полная тишина. Вдруг из задних рядов раздался голос.

— Он в местной управе. Я немного понимаю по местному, и слышал, как охрана переговаривалась между собой. Говорят, что толмач при нем, чтобы выведать правду.

— Отлично, мы так и думали. Мне нужны несколько добровольцев, желательно, умеющих обращаться с оружием местных.

— Только кузнецы умеют, они в кузнице помогают стволы сверлить и прочие вещи.

— Есть среди вас кузнецы?

Несколько окриков подтвердили их наличие.

— Прекрасно, слушайте мой план… — Владимир рассказал во всех деталях, как он планирует спасти сына и попавших в рабство людей. Для этого им потребуется паровая самоходная установка, которую они используют, как танк, прикрывшись стальными листами, снятыми с кроватей. Перед этим Владимир должен устранить охранников по периметру бараков и завладеть их оружием. Не сказать, что была единогласная поддержка, трусы найдутся везде. Но им быстро заткнули рот. Народ принялся курочить кровати, а Владимир стал придумывать глушитель на свой карабин.

Пиотта с трудом открыл заплывший глаз. В ногах, с участным видом, сидел Никодий. Он сразу поднес холодной воды в ковше.

— Как болит голова. Вот это он мне врезал. Если бы не цепи, я бы и от него увернулся. — Пиотта осмотрелся. За окном уже стемнело.

— Нам срок дали до завтра. Если не придумаем стоящего, то нас обеих казнят.

— Да уж, попали мы. Голова ничего не соображает. Не то что план, как себя зовут не могу вспомнить.

На улице раздался шум, похожий на ружейную пальбу. Пиотта вскочил с топчана и бросился к окну.

— Это за мной. — Радостно вскрикнул юноша. — Он схватил со стены лампу и стал водить ей пред окном, привлекая внимание, тех кто снаружи.

К стрельбе стал примешиваться приближающийся металлический лязг. Петр всмотрелся в окно. Паровая машина приближалась к площади перед их домом. Вспышки стрельбы рвали темноту, отражаясь на металлической поверхности аппарата. Он ехал точно к ним. Петр схватил первый попавшийся тяжелый предмет в руку и бросился на лестницу. Ему навстречу уже поднимался охранник. Мальчик поднырнул под его руку, со всего размаху дал под коленку. Враг потерял опору и покатился вниз. Пиотта подскочил и выдернул большой тесак, висевший на поясе мерзляка. Враг попытался схватить мальчика огромной рукой, но получил мощный удар тесаком. Рука повисла на остатках кожи. Серая кровь забила фонтаном из раны. Мерзляк упал без сознания. Никодий, увидевший сверху как Пиотта расправился с огромным врагом, потерял дар речи.

— Держи нож, а я винтовку возьму. — Юноша схватил огромное по человеческим представлениям, оружие. Противотанковое ружье, не меньше. До дверей дошли без препятствий. Женщина-мерзляк приоткрыла дверь комнаты на шум, но Пиотта направил в ее сторону оружие, и она поспешно закрыла ее за собой.

Грохочущий и лязгающий аппарат подкатил к дверям. Рядом зашлепали свинцовые пули, плющась о стены. Пиотта, согнувшись, подскочил к машине. Из-за щитов уже тянулись руки, готовые подтянуть юношу внутрь. Никодий застрял в дверях, в нерешительности.

— Ты чего стоишь, бегом сюда. — Перекрикивая канонаду, позвал переводчика Петр. — Никто не тронет тебя, обещаю!

Никодий сорвался с места и забрался в аппарат. Ему тоже помогли забраться, но уже не с таким рвением, как Пиотте. Юношу тронули за плечо. Он обернулся и встретился глазами с отцом. Как же он соскучился по нему за эти ужасные два дня.

— Ты как?

— В порядке!

— Выглядишь хреново. Трогай! — Крикнул Владимир водителю аппарата. — Правь в этот проулок!

— Там тупик! — Перекрикнул стрельбу водитель.

— То что нужно.

Лязгающий по каменной мостовой аппарат внезапно выехал на молодую зеленую травку у ручья. Водитель дал по тормозам. Народ удивленно завертел головами.

— Ну, как, я сдержал слово? — Народ одобрительно закивал. — Я пойду, приведу остальных, а ты, Пиотта, перевяжи раненых.

— Осторожнее, пап!

Владимир растворился в воздухе, отправившись доделывать обещанное. Петр достал спирт и бинты из дежурной аптечки отца, и принялся бинтовать раненых. Никому из них, в этот момент и в голову бы не пришло, что вся история с мерзляками только начинается.