Миры Филипа Фармера. Том 20. Иисус на Марсе

ГЛАВА 9

Филемон Жбешг Моше бен-Ионафан оказался молодым человеком тридцати пяти лет. Был он слегка щеголеват со своими крашенными в фиолетовый цвет пейсами, огромными серебряными серьгами в виде колес и расписанном радужными полосами хитоне. Старшие родственники считали, что у него просто скандальный вид, и за расшитые мокасины и алые ногти на ногах выговаривали ему открыто. Он покорно и молчаливо слушал и продолжал одеваться, как хотел. Как и множество других молодых людей в возрасте от двадцати двух до пятидесяти, он следил за модой.

Но, в отличие от своих сверстников, он не злоупотреблял выпивкой — злоупотреблением считалось более трех стаканов вина в день. Он был спортсменом и позволял себе лишь один стакан за ужином.

Орм, выигравший когда-то три олимпийские медали (в беге на сто и двести метров и в прыжках в длину), пришел в центральный гимнастический зал потренироваться. Еще ему хотелось увидеть, что за спортсмены марсиане. Казалось бы, две тысячи лет на планете с гравитацией существенно слабее земной должны были привести к ослаблению мышц. Но это оказалось не так. Местные бегали, прыгали и боролись не хуже, чем если бы родились на Земле.

Орма привлекла к Филемону его дружеская и искренняя манера поведения, а еще заинтриговало то, что он был чемпионом по спринту. И Орм на шестой день после знакомства вызвал его на соревнование. К его неприятному удивлению, Филемон на каждом забеге выигрывал несколько метров.

— Ну, я не в лучшей форме, — сказал Орм, тяжело дыша. — Мне бы потренироваться месяцев пять. И еще я не привык к здешней тяжести — каждый шаг здесь длиной в пять метров. Я к тому же и не в том возрасте — тридцать пять для спринтера многовато — для землянина, конечно. И бегать босиком я не привык. — Тут он ухмыльнулся и добавил: — А мог бы придумать еще десяток оправданий.

Тогда Филемон ему сообщил, что они одного возраста.

— Да, но я не проходил лечения для задержки старения. Физиологически ты на уровне девятнадцати лет самое большее.

— А ты просил об этом лечении? Вопрос застал Орма врасплох.

— Ну, я считал само собой разумеющимся, что мне откажут. Я же чужой, в конце концов.

— А ты спроси Хфатона. Хуже не будет. Тем же вечером Орм переговорил со своими спутниками, и они решили обратиться с просьбой к Хфатону на следующее утро.

Бронски засыпал Орма вопросами насчет тренировочного зала. Наконец Орм заметил:

— Тебя, кажется, очень заинтересовал спорт. Раньше я думал, что он тебе безразличен.

— Мне интересно, поскольку древние евреи имели предубеждение против гимнастики и вообще к спорту относились без восторга. Спортивные игры у них ассоциировались с греческим или римским язычеством. Однако время все меняет. В конце концов, современные израильтяне очень увлекаются спортом. Евреи-ортодоксы в Израиле в меньшинстве.

На следующее утро после прибытия учителей и обмена приветствиями Орм высказал свою просьбу.

Хфатон минуту помолчал, сложив руки домиком. Наконец он сказал:

— Я знал, что вы об этом попросите. Вчера вечером у нас было по этому поводу совещание, хотя и недолгое. Мы решили, что в настоящий момент не можем предоставить вам такое лечение.

У Хфатона был такой вид, будто вопрос исчерпан. Но Орм все же спросил:

— А почему?

— А почему мы должны?

— Это было бы гуманно.

— В самом деле? Но мы еще мало знаем о вашем народе. Как можно угадать, не склонится ли общий эффект не к добру, а к злу?

— Злу? — переспросила Мадлен. — Вы имеете в виду, что это будет физически травматично для нас, поскольку наш метаболизм отличается от вашего? Или вы хотите сказать, что это разрушительно скажется на нашем общественном устройстве?

— В любом случае, — добавил Надир, — как нечто, предоставленное только нам, может быть злом для жителей Земли?

— Прежде всего отвечу на твой вопрос, Мадлен. Это могло бы вызвать смуту в общественном устройстве Земли, что было бы злом. Я заметил, что вы избегаете таких терминов, как «зло» и «грех». Вы не верите, что они существуют?

Хфатон очень искусно умел уходить от темы, которую не желал обсуждать.

— Я предпочитаю научные термины, — ответила Мадлен.

— Есть не один род науки. И есть знание и вне науки. Но этого мы сейчас обсуждать не будем. Отвечаю на твой вопрос, Надир. Если вы получите лечение и вернетесь на Землю, ваши ученые смогут сделать вам анализ крови и понять наш способ. Кроме того, насколько мне стало известно состояние вашей науки, думаю, что такое лечение может уже быть открыто. Разумеется, не такое действенное, как наше. Но по каким-то причинам оно не стало достоянием широкой публики — может быть, по тем же, которые заставляют нас отказать вам в вашей просьбе. По крайней мере сейчас.

Орм уже знал, что с марсианами не имеют смысла ни споры, ни просьбы. Он сказал:

— Хорошо. Но вы понимаете, почему мы о нем просили?

— Да. — Хфатон улыбнулся. — Кстати, прием таблеток быстрого обучения прекращается. Пробы крови, взятые нами вчера, показывают, что вы в опасной близости от побочных эффектов.

— Каких именно? — спросила Мадлен. — Я ничего не заметила.

— Вы и не заметили бы, пока они не наступили. А это было бы примерно на третий день от сегодняшнего. Сейчас у вас может быть небольшой синдром отмены — ощущение, что в соседней комнате есть люди, хотя там никого нет, или другие слегка параноидальные симптомы. Видите ли, судя по вашим рассказам, многие из вашего народа не стали бы принимать таблетки по предписанию. Ими злоупотребили бы люди легкомысленные или преступники.

— А здесь, — со злостью спросила Мадлен, — ими никто не злоупотребляет?

— Никто.

Она не ответила, но видно было, что внутри у нее все кипит. Орму тоже было обидно, будто ему вдруг сделали несправедливый выговор. Но приходилось признать, что крешиец прав.

В тот же день в гимнастическом зале он попытался исподволь вытянуть из Филемона информацию о туннелях, ведущих на поверхность. Но Филемон ни в одну из словесных ловушек Орма не попался. Не то чтобы он понял, к чему тот клонит, но ему была неинтересна тема, к которой Орм его направлял. Ему хотелось говорить о спорте на Земле. Канадец даже подумал, так ли он простодушен, как кажется. Откуда, кстати, мог Хфатон знать, что Орм собирается заговорить о лечении продления жизни? Не передает ли Филемон вечером то, что Орм говорит днем?

А может быть, у него микрофон с передатчиком? Крешийцы когда-то говорили землянам, что те будут передвигаться свободно, но не без сопровождения. Орм тогда подумал, что ему назначат проводника, но этого не было сделано. И после первой недели он мог свободно направляться куда хочет без спутников. То же самое говорили и остальные трое.

Значит, они как-то следят за ним на расстоянии. Если только марсиане не решили собирать информацию у всех, с кем земляне говорят. А визуальное наблюдение можно вести скрытыми камерами в потолке пещеры. В доме эту функцию мог взять на себя телевизор, даже в те моменты, когда он с виду выключен. А еще следящие мониторы можно было вставить прямо в тела пленников.

Тут Орм подумал: а не сказывается ли это побочный эффект пилюль быстрого обучения? Не паранойя ли у него?

Однажды, где-то примерно в час дня, Орму надоело читать учебник по дифференциальным механизмам с фотонным приводом. Он положил книгу на пол, чтобы она могла сама добраться до соответствующей ниши в библиотеке, и вышел в лингвистический отдел. Там он стал проглядывать каталог популярной литературы, где было много сборников стихов — и половина из них на религиозные темы. Орм решил, что даже знай он язык лучше, все равно с трудом понял бы стихи с их спрессованными идеями, неясностью ссылок и склонностью к иносказаниям. В крешийской поэзии, как в древнеримской или древнегреческой, размер определялся в большей степени числом слогов, чем расстановкой ударений, и большую роль играли аллитерации и параллелизмы. Последнее, как объяснял в предисловии профессор, пришло из поэзии на иврите.

Орм решил, что вернется домой и там продолжит читать «Завет Матфия». Но по дороге домой передумал. Почему не одолжить автомобиль и не поездить вокруг? Если власти будут возражать, ему это быстро дадут понять.

На муниципальных стоянках служителей не было. На двух каменных дорожках стояло около дюжины открытых машин. Орм влез в одну, нажал кнопку, и электродвигатель завелся. Ключей не было, поскольку не было индивидуальных автомобилей. Все они были собственностью либо общины, либо центрального правительства. Кому нужен был автомобиль, просто садился в него и ехал. Грузовиков было очень мало, поскольку фермеры пользовались фургонами на конной тяге, а для снабжения использовались пневматические капсулы, пересылаемые по подземным туннелям.

Дороги и мостовые были сделаны из плотного резиноподобного материала, по которому было приятно ехать и легко идти пешком. Автомобиль выехал на улицу под ручным управлением. Можно было словами указать место назначения компьютеру машины и спокойно сидеть, а тот сам выберет самый быстрый маршрут. Но этим мало кто пользовался — все любили водить сами.

Двигаясь со скоростью двадцать миль в час — пределом машины было тридцать пять, — Орм выруливал по улице к главной магистрали. Описав большую дугу вокруг центральной части города, он выехал в сельскую местность. Не было ни сигналов остановки, ни светофоров, ни даже дорожных знаков. Уличной разметки, и той не было. Считалось, что горожанин свою общину знает. А если он чужой, то может спросить у другого горожанина или у компьютера. Почты здесь не существовало. Для общения и передачи печатных документов использовались домашние телеприемники.

Орм уже знал, что пещера, в которой живет он, была построена первой. Выйдя на источник правительственной информации со своего телевизора, Орм получил на свой экран карту туннелей и пещер. Несомненно, его вызов был зарегистрирован и отслежен, но никто ему ничего не сказал и ни в какой информации ему не отказали. О входах в туннели, ведущие на поверхность, он не спрашивал. Это придется додумывать самому.

После пятнадцати минут приятной поездки — пыли нет, других автомобилей на дороге почти нет, никто не гудит и не сигналит — Орм повернул на дорогу, выводящую на магистраль, проложенную по периметру пещеры. Здесь пришлось замедлиться до десяти миль в час, поскольку дорога проходила через небольшой городок. В нем самым большим зданием был купол футов двадцать в высоту и диаметром в три сотни футов. Это была верхняя часть подземной станции, принимающей привезенное фермерами зерно.

Орм еще сбросил скорость, проезжая мимо группы детей, играющих во что-то вроде пятнашек. Они остановились, уставившись на черного человека. Он им улыбнулся, и многие ответили улыбкой. Тут к нему подбежала женщина с большой кожаной сумкой и попросила остановиться. Он послушался, интересуясь, что ей надо.

— Вы едете в Йишуб? — спросила она.

— Не знаю. А где это?

— В шести милях дальше по этой дороге. У меня там дело, а все машины разобрали. Я бы пешком пошла, но тогда опоздаю.

— Я в ту сторону. Садитесь.

Она забросила сумку на заднее сиденье и села рядом с ним.

— Меня зовут Гультхило Рибкхках бат-Йишаг. А вас я знаю. Вы Ричард Орм, землянин.

Она была миловидной, на несколько дюймов выше Орма, с большой грудью, тонкими лодыжками, имела вьющиеся соломенные волосы и темно-синие глаза. Орм не удивился ее готскому имени, означающему «золотая малышка», поскольку некоторые из привезенных сюда землян были подобраны в Северной Европе.

Отсюда и пошли такие имена, как Фаухо, Раута, Свиглия и Хаурния.

И то, что она блондинка, не было удивительно. Большинство людей-марсиан принадлежало к смуглокожему средиземноморскому типу, но встречались и голубоглазые, и зеленоглазые, светловолосые и рыжие. Это, правда, не было естественным. Может быть, предки этих людей и были блондинами, но их гены стерлись за двадцать поколений инбридинга. Но иногда родителям хотелось, чтобы у их детей была кожа посветлее — просто для разнообразия, и биоинженеры добивались этого коррекцией генов. И Гультхило была похожа на свою тезку — древнего предка.

Орм тронул машину и спросил:

— А чем вы занимаетесь?

— Я учу игре на флейте на фермах и немножко — в городе. Обычно, когда мне не достается автомобиля, я еду на велосипеде. Сегодня мой сломался, а каждому был нужен свой, и я не смогла одолжить ни у кого. И тут вы, к счастью, подвернулись. Так что мне повезло, а то бы я вряд ли имела случай с кем-нибудь из вас поговорить.

История звучала вполне правдоподобно, если не считать странным, что не нашлось свободного велосипеда Может быть, из-за чего-то необычного велосипеды вдруг понадобились всем. А может быть, ее сюда подослали нарочно. Власти могли рассчитывать, что он не будет держаться настороже, если встреча случайная.

«Нет, я не параноик, — сказал себе Орм. — Мои подозрения имеют реальную основу. Впрочем, может быть, я к ней несправедлив».

— А куда вы направляетесь? — спросила она с тем неприкрытым любопытством, которое было свойственно этому народу. Они, как дети, не боялись незнакомых, даже с другой планеты.

— Я просто езжу вокруг, любуюсь пейзажами и ищу впечатлений. Надоел мне университет, и хочется отдохнуть.

— Вы женаты?

Он уже привык к непосредственности марсиан, но все же дернулся.

— Был, но жена со мной развелась.

— Нам вчера показывали программу о вас — землянах. Вы ее видели? Нет? Да, там комментатор говорил, что у вас много разводов. Можно получить развод по любой причине и даже без причины. Нам это странно. Здесь, у нас, основание для развода — это неверие, прелюбодеяние, жестокое обращение или высочайшая степень несовместимости Раньше еще было бесплодие, но сейчас бесплодных просто нет А в Мессию, конечно, верит каждый Однако бывают изредка люди зла, что втайне ему противостоят.

Значит, и здесь есть диссиденты.

— Когда моя жена за меня выходила, она знала, что я хочу стать астронавтом — то есть космическим путешественником. Но когда я чуть не попал в катастрофу, она стала настоятельно требовать, чтобы я нашел работу поспокойнее. И мы расстались.

— Вы помолвлены?

Он улыбнулся, потом перевел разговор:

— А вы — замужем или сговорены?

— Нет. Моему мужу, когда я за него выходила, было двести сорок лет. И он умер вскоре после того, как наш младший сын поступил в университет — два года тому назад. Есть десяток претендентов на мою руку, но я еще не решила. И к тому же мне нравится свобода от брачных обязательств. Можно сказать, что я в отпуске.

Орм попытался себе представить, каково это — знать, что твоему отцу в момент твоего рождения было двести сорок лет. Что ж, если ты марсианин, тебе это было бы все равно.

Эта женщина его увлекла. Сквозь платье, хоть и закрытое и длиной до щиколоток, но все же очень тонкое, просвечивала соблазнительная фигура и длинные ноги. Чувственное лицо: полные губы, чуть изогнутый, но точеный нос, густые темные брови, гладкая кожа. И яркий свет синих глаз. Орм вздохнул. Ему она не достанется, даже на время.

Когда они остановились у фермы, он спросил:

— Два года — долгий срок без мужчины, вы не считаете?

Под его взглядом она вспыхнула.

«Ну-ну! Я слишком далеко зашел», — подумал Орм. И все же она покраснела! Он со времен своего детства не видел, чтобы женщины краснели.

— А как давно вы без женщины? Шесть месяцев? Это не слишком долго?

— Это кажется вечностью, — ответил он со смехом.

Она минуту помолчала. И потом сказала:

— Заезжайте под то дерево.

Он взглянул на нее, но ничего не сказал. Остановив машину, он заметил, что дерево и поле шешунита — растения, напоминавшего подсолнечник, — закрывает их ото всех, кроме прохожих на дороге. А их не было.

Она придвинулась к нему поближе, коснувшись бедром.

— Не пойми меня неправильно, — улыбнулась она. — Но мне вот чего хочется.

Ее руки обвили его шею, и губы прижались к его губам. Язык скользнул внутрь и коснулся его языка.

Этого не может быть, мелькнула мысль. Но это было.

Она прижималась к нему грудью, но, когда он попытался расстегнуть ее платье, отодвинулась. Оба тяжело дышали.

— Я просто хотела узнать, каково целовать землянина.

Она протянула руку и провела по его волосам.

— И еще мне это было интересно. Они такие странные на ощупь. Но приятные.

— Может быть, это принесет тебе удачу. Когда-то давно люди чесали черную шерсть. На счастье.

— Это странно.

— Ну вот, ты поцеловала землянина. И каково это?

— Очень захватывает. Даже слишком. Но я никого, кроме своих родственников, не целовала уже два года. И стала очень страстной. Мне даже замечания делали, что я слишком смелая. Но это не потому, что я плохая. Я просто не могу с собой справиться.

— Я тоже раньше не целовал марсианку, — сказал он. И после недолгого молчания добавил: — Мы можем пойти в поле.

Она снова вспыхнула, но тут же улыбнулась.

— Если бы мы это сделали, нам бы пришлось пожениться.

— Я никому не скажу.

— Но я-то знала бы! И вообще, я в тебя не влюблена. Ты прости, я не должна была этого делать. Но я…

— Не извиняйся. Все было прекрасно. Только больше не дразни так мужчин. Тебя могут изнасиловать.

— Это может сделать лишь носитель зла. И его пошлют в Ше'ол.

— А это где? Ее передернуло.

— Не хочу об этом говорить. Пожалуйста, поедем дальше.

— Как прикажешь.

Минуту они ехали молча, потом Орм сказал:

— Здесь самое моральное общество во всей Солнечной системе — или самое жесткое. Однако человеческая натура в основе своей всюду одна. Многие из ваших невест приходят на церемонию бракосочетания беременными?

Она засмеялась:

— По официальным оценкам — около четверти. Но женщине это не в вину и не в стыд. И виновник никогда не откажется. Не посмеет.

— Это, я думаю, порождает много несчастных браков.

— Да нет, почему бы?

Орм посчитал, что на это отвечать не надо. Надо было больше узнать этих людей, чтобы спорить на такие темы. Земные условия не всегда, и даже не часто, бывали похожи на местные.

Она показала на солнце:

— Ему бы это не понравилось.

— Ах ему! Но как страх перед ним может сделать людей счастливыми?

— Мы любим его, — ответила она. — Мы бы его обожали, если бы он это дозволил. Но он все время нам напоминает, что не он — Единый Всеблагой.

Орм решил сменить тему. Весь этот разговор, пусть даже информативный, не имел отношения к его цели. Раз уж она так откровенна, почему бы ему не попробовать напрямую? Может быть, сработает фактор неожиданности.

— А кстати, где вход в туннели, ведущие к космическому кораблю?

— Вон там, — она показала мимо Орма на синюю стену пещеры.

Он посмотрел туда, но не увидел ничего примечательного.

— Если выехать на параллельную дорогу в пяти милях отсюда и взять направление прямо к стене, то выедешь на серпантин вдоль стены. Он выведет на скальный уступ, где стоит домик в синюю и красную полоску. Вход за ним.

Как просто все оказалось. Не слишком ли просто?

— Это охранный пост?

— Да нет, зачем там охрана?

Она его провоцирует? Или действительно думает, что землянин мечтает о побеге не больше, чем жирный вол на цветущем лугу? И власти так же думают?

— Если заблудишься, можно спросить дорогу в деревне Гамалиила. Вот здесь притормози, будь добр. Тут ферма Ванга бен-Хебхела. Я учу его сына и дочь.

Орм свернул на подковообразную цементную аллею и остановился перед домом. Как большинство жилых домов, он был построен из дерева в форме семиугольника — в этой культуре число «семь» было важным символом. Высотой дом был в полтора этажа, и дерево (крешийского происхождения), из которого он был построен, было очень легким и очень твердым. В вертикальных стенах повсюду были прорублены окна. Крыша в форме пагоды оказалась окрашена в красный цвет, и весь дом окружала светло-голубая веранда. У крыши были неестественно широкие карнизы — по иудейской традиции: если человек падал с крыши, кровь не должна была коснуться дома.

Большой зверь, похожий на черного волка, но чьи предки явно были с крешийскими корнями, поднялся с пола веранды и громко защебетал. Тут же выбежали двое подростков, десяти и тринадцати лет. Через несколько секунд показалась изящная темноволосая женщина — красавица.

При виде Орма все трое удивились. Когда Гультхило его представила — будто они не знали, кто он такой — они широко заулыбались, и было видно, что по-настоящему рады. Гультхило поблагодарила его, что подвез, в то же самое время послав ему загадочный взгляд. Ему, очевидно, дали понять, что он может считать себя свободным. Но он не успел еще повернуться к автомобилю, как она сказала: «Подожди-ка минутку», — и затараторила по-крешийски с вышедшей женщиной, Эсфирью.

Потом снова повернулась к нему:

— Ты голоден?

— Я пропустил ленч, но…

— Тебя приглашают поесть с нами. Согласись.

— С вами?

— Да. Эсфирь говорит, что по телевизору передавали: Совет решил, что земляне могут есть за нашим столом. Ваша провизия кончилась, и нечистой еды вы есть теперь не будете, потому спокойно можно сажать вас с нами за стол. Это, правда, относится к обычной еде. Праздничные и священные трапезы исключаются. И вы должны соблюдать правила.

— Что ж, приятно не быть парией, — ответил Орм.

Сказав «спасибо», он последовал за ней в широкую дверь, по обеим сторонам которой висели мезузы — маленькие коробочки со священными письменами. Единственным жилым помещением без мезуз на Марсе было то, где жили люди с Земли.

Первая комната была высокой и просторной. Стенные панели были окрашены в чередующиеся белые и бледно-голубые полосы. Обоев не было. С потолка высотой в полтора этажа свисали три больших люстры из резного кварца, и в каждой было шесть больших электрических ламп. Единственными настенными украшениями были два больших плоских телеэкрана и гигантское копье, закрепленное скобами. Хотя бы одно такое оружие было в каждом доме. По древнему крешийскому обычаю отец вручал сыну такое копье в день его свадьбы. Люди переняли этот обычай во времена, когда строили только шестую пещеру.

На полу из полированного черного дерева там и сям лежали яркие узорчатые половики. Мебель состояла из очень большого стола в середине комнаты, пяти диванов, нескольких небольших столиков, конторки и большого письменного стола. У него на каждом углу высилась круглая башенка с резными шестиконечными звездами.

Из комнаты открывался выход прямо в квадратный центральный двор. В этот двор выходила каждая комната, и там было необыкновенно уютно: пол выложен из блоков полированного гранита, в центре — большой семигранный бассейн, и посередине его фонтан высотой в двенадцать футов. В полу были сделаны выемки, и в них росли двадцатифутовой высоты деревья с раскидистыми ветвями. Похожие на канареек золотистые и алые птицы пели и щебетали в ветвях или клевали пурпурные плоды грушевидной формы размером с яблоко.

В углу кошка львиной расцветки, размером с земную кошку, смотрела, как играют трое ее котят. Большими зелеными глазами, огромными ушами и расцветкой морды она напоминала рысь.

Эсфирь провела их по краю двора к противоположному его концу. Там они вошли в коридор, и Орму показали большую туалетную комнату. Закрыв дверь, он облегчился и сполоснул лицо и руки. Сама ванна могла с удобством вместить троих и была вырезана из цельного куска блестящего черного базальта.

Орм присоединился к остальным, которые тоже успели умыться, и его провели в огромную кухню с таким очагом, что на нем можно было бы зажарить теленка. Однако у очага был не такой вид, будто им часто пользуются. Вдоль одной стены шли полки с ножами, пилами, тесаками и столовой утварью, на другой висели блюда, кастрюли и котлы. Около раковины стояла большая разделочная колода. В другом углу была длинная электрическая плита, а над ней висела микроволновая печь. Была еще и посудомойка, два огромных холодильника, а в середине помещения — стол, за которым могло поместиться человек двадцать. Но сейчас он был накрыт на шестерых.

Эсфирь захлопотала, ставя на стол блюда с едой и миски с фруктами. Девочка стала ей помогать, а мальчик стоял, уставившись на Орма, пока мать не послала его за чем-то в погреб. Через минуту он вернулся оттуда с двумя большими винными бутылями. И тогда в кухню вошел глава усадьбы, Ванг Эльканах бен-Хебхел. Гультхило представила Орма. Мужчины поклонились друг другу, причем фермер даже не пытался скрыть любопытства к своему гостю — черному землянину. На Земле его взгляд был бы оскорбителен, но здесь это было лишь проявление хороших манер.

Бен-Хебхел как раз только что вернулся с поля, где осматривал посевы ячменя. Ему еще предстояло быстро умыться и сменить рабочий хитон на белый и чистый. Шляпа его, похожая на ковбойское сомбреро, тоже была белой. На плечо оказалось наброшено молитвенное покрывало — таллиф. Мальчик выбежал из комнаты и принес молитвенные покрывала для всех остальных, включая Орма.

Гультхило объяснила ему:

— Вы не нашей веры — по крайней мере сейчас, — но Совет решил, что вы можете молиться с нами — если пожелаете. Лишь женщина, Дантон, не может разделить наши молитвы, пока остается атеисткой.

— Я буду счастлив молиться с вами, — ответил Орм.

Однако здесь благословение и благодарение произносились после еды.

Обед начался с восхитительного овощного супа, вкусно пахнущего черного хлеба, салата и сыра На Марсе ленч был легкой едой. Мяса на столе не было, и потому не было проблем с отделением его от молочных продуктов.

Орму пришлось отвечать на множество вопросов, особенно от детей. С помощью Гультхило он постарался ответить на все.

Один раз Орм процитировал Новый Завет:

— «Не человек для субботы, а суббота для человека».

— Так ты знаешь слова Мессии? — удивился Ванг. — Значит, ты читал Завет Матфия?

Орм объяснил, что на Земле остались свидетельства других учеников Иешуа. Они были собраны в книгу, которая стала продолжением того, что земляне называют Ветхим Заветом — священной книги древних иудеев и современных тоже, а также одной из священных книг христиан.

— Да, мы про это слышали, — сказала Гультхило — Через две недели начнется первая из серии программ, которые расскажут нам об истории последователей Мессии с момента, когда пророк Матфий покинул Землю.

Для этих программ основным источником информации послужил Бронски, хотя и Орм по мере сил помогал. Но он был этим скорее раздосадован, нежели доволен, поскольку выяснилось его невежество в вопросах его собственной религии. Ученый иудей знал о ней куда больше его самого.

— Вернемся к Завету Матфия, — сказал Ванг. — Ты так и не сказал, читал ты его или нет.

— Я прочел его примерно на четверть, — ответил Орм. — Мне это нелегко, поскольку я пока недостаточно владею крешийским. С другой стороны, книга написана простым языком. Оригинал же, написанный по-гречески, я читать не могу.

— А эти авторы Нового Завета, как ты его назвал, с Матфием согласны?

Орм улыбнулся:

— Во многом — да. Но во многом другом — нет. Он не говорит ничего, например, о девственном рождении, о Святой Троице, о генеалогии Иисуса — о многом.

Бронски, прочитавший Матфия уже четыре раза, говорил Орму, что книги Нового Завета были написаны намного позже, чем был распят Иисус. И многие, особенно Евангелия от Марка, от Матфея, от Луки и от Иоанна, носят явные следы позднейших исправлений.

Орм попытался спорить, но Бронски, обладавший куда более глубокими знаниями о Библии, стал читать ему главы и стихи из Книги со многими комментариями.

— Марк, Матфей, Лука и Иоанн никогда не слышали о девственном рождении. Павел о нем не говорит, а можно поставить сто против одного: если бы он об этом слышал, он не оставил бы этого без пространного комментария. Ссылки в первых четырех Евангелиях, очевидно, являются позднейшими интерполяциями, подделкой святош. И еще из первых четырех Евангелий видно, что Иисус был евреем и считал себя Мессией для евреев, спасителем для них, и только для них.

Распространение веры среди гоев было в основном работой Павла и Варнавы. Большинство евреев отвергло Иисуса как Мессию, и пришлось несколько приспособить закон Моисеев для язычников. Например, отставить обрезание и диетические запреты. К тому же среди язычников была распространена вера в девственное рождение — в их мифах и легендах такие случаи насчитывались сотнями.

— А почему я об этом не слышал? — спросил Орм.

— Потому что ты, как и большинство христиан, не дал себе труда прочитать, что об этом написано. Вообще-то многие читали, но отрицают находки ученых. Игнорируют и верят слепо. А если воспринимают, то рационализируют, и получается этакое научно-либеральное разбавленное водой христианство. Фундаменталисты же верят в написанное в Библии в буквальном смысле. То есть верят в Адама и Еву, в сад Эдемский и змия, соблазнившего Еву вкусить от древа познания добра и зла, и в проклятие, от которого змей потерял ноги и должен ползать на брюхе во веки веков. Вот так-то!

Орм злился и в конце концов прекратил спорить с Бронски.

Нельзя было отрицать, что Матфий нечего не знал о воскресении Иисуса, хотя слухи о нем до него доходили. Он сам, тринадцатый апостол, близко знал всех, кто был тесно связан с Иисусом, и никто из них не утверждал, что видел восставшего из гроба Иисуса.

— И потому, — говорил Бронски, — упоминание об этом в четырех Евангелиях — поздняя вставка. Марк, Матфей, Лука и Иоанн приводят противоречивые версии, и апологеты христианства написали уйму томов, стараясь объяснить эти несовпадения. Но ничего убедительного не выходит. Блестящие примеры умения человеческого разума находить разумные объяснения — но и только.

И единственное, что можно из всего этого вывести, — что Иисус теперь не более чем плесневеющие кости в забытой могиле или просто прах. Но тут появляется неопровержимое доказательство, что Иисус вдруг появился на Марсе вскоре после начала строительства пещер. На крешийском корабле, когда тот улетал с Земли, его не было, разве что его не обнаружили, и тут — престо! Вот он! И Матфий, знавший его, узнает его. И тогда Иисус говорит, что умер на кресте и похоронен в могиле. Но — и здесь несовпадение с Евангелиями — кое-кто из его учеников взял тело и перезахоронил. Ты помнишь, в этом обвиняли их противники.

Как бы там ни было, этот Иисус говорит, что дух его был взят на небо и послан Богом обратно в материальный мир, но не на Землю. Бог сказал Иисусу, что он ошибся — Иисус ошибся, конечно, а не Бог — насчет природы и срока Последних Дней. И Бог послал его в новом теле, точно таком же, как старое, на Марс — править Его народом и готовить народ к его роли в установлении Сиона на Земле. И что ты об этом думаешь?

Ошеломленный Орм только и мог ответить, что пока ему нечего сказать. Кроме того, что для него все это мерзко, как тухлая рыба.

— Рыба — символ древних христиан, — ответил на это Бронски Орм не стал спрашивать, что тот имеет в виду.

Тем временем он старался читать Завет Матфия с той скоростью, с какой только позволяло знание языка Пока что он дошел лишь до того места, где Матфий и бывшие с ним заболели чумой в Ливии и молят Вездесущего удалить их от зла, как сделал он с Избранным Народом во времена Моисея.

Дальше за едой слышались только шутки Ван-га. Он был прекрасным рассказчиком, и Орм мог бы провести целый день, рассказывая истории с ним наперебой. Но среди историй Ванга не было ни одной «грязной» — это было запрещено.

Наконец Ванг сказал, что ему пора вернуться к работе, а Гультхило должна была начинать занятия. Орм поблагодарил за еду и вышел к машине, а вся семья собралась на крыльце — прощаться и приглашать его приезжать еще.

Он только собирался отъехать, как светловолосая Гультхило сбежала по ступенькам, нагнулась к сиденью и взяла его за руку.

— Может быть, мы и в самом деле больше не увидимся, — сказала она. — Но я хотела бы, чтобы это случилось. Если проедешь еще когда этой дорогой, спроси меня в деревне Нод. Или можешь вызвать меня по телевизору.

— Мне бы тоже очень хотелось Но не знаю. Властям это может не понравиться И что скажет твоя семья, если я буду за тобой ухаживать?

Она отняла руку, оставив на его запястье ощущение тепла.

— Это тебе решать. Я и без того вела себя слишком смело.

Он отъехал, не оглянувшись. Это было приятное приключение, заставившее его забыть, пусть ненадолго, о чувстве одиночества. Всюду, кроме разве общества Филемона и его друзей-спортсменов, Орм чувствовал себя воистину чужаком. Как это там? «Чужак в чужой стране».[3]

Гостеприимство и неподдельное дружелюбие всей семьи, а еще — влечение, которое явно питала к нему Гультхило, как-то согрело его и умерило тревогу. Но это, напомнил он себе, иллюзия. Опасно будет увидеться снова с этой блондинкой, и бен-Хебхелы выказали гостю ровно столько гостеприимства, сколько, наверное, требовал Закон.

Нет, неправда. Оказанный ему прием не был формальной вежливостью, простым соблюдением хороших манер. Он в самом деле был им интересен. Пусть, возможно, потому, что он оказался диковинкой, о которой можно потом поговорить с друзьями.

И не было ничего, что свидетельствовало бы о фальши. Так не будь параноиком, сказал он себе, и принимай этих людей такими, какими они кажутся, пока и если не появятся доказательства, что это не так.

Ванг дал ему с собой бутылку вина. Время от времени Орм к ней прикладывался и, когда добрался до стены, был уже слегка пьян. Он понимал, что глупо было доводить себя до такого состояния. У входа в туннель ему понадобится вся его быстрота реакции, вся острота восприятия. И пил он, как он сам сообразил, потому, что не верил на самом деле, будто эта нелепая попытка может увенчаться успехом. Слишком они… — слишком противник казался равнодушным. Им было все равно, что он взял автомобиль и теперь делает то, что хотел сделать, и нашел в конце концов выход. Они знают, где он, и остановят его, как только — и если — захотят.

Допив бутылку, он вместо дерзости и веселья впал в мрачность. Каким дураком надо быть, чтобы думать, будто можно вот так нагло подъехать к выходу и уйти. Разумные люди — а марсиане куда как разумны, несмотря на свои странные религиозные предубеждения, — ни за что не оставят выход на поверхность без охраны.

А может быть, они так поступили потому, что, выйдя на поверхность, он найдет неисправный модуль. Или не найдет вообще.

И все же Орм ехал дальше по извивающейся дороге к куполу, который был виден еще снизу. А какого черта? Может и получиться.

Перед ним была дверь — точнее, две металлических двери, утопленные в стену пещеры. Справа стояла полусфера, сияющая в слабеющем свете позднего дня. Вокруг никого не было. Они были так уверены, что даже охрану не выставляли.

Орм остановил машину и нажал кнопку «выкл». Минуту он просидел молча, прислушиваясь, внимательно оглядывая двери, купол, все перед собой. Обернулся и посмотрел назад. На дороге за ним никого не было. Единственной видимой машиной был запряженный лошадьми фургон в полумиле отсюда, нагруженный чем-то клочковатым вроде сена. Фермер, наверное, везет куда-то груз.

Очень тихо было вокруг. По лицу скользил легкий бриз — обычное дуновение кондиционированного воздуха в этой огромной полости. Искрились солнечные лучи, отражались от белых домов и складских куполов, от кирпичей и ручейков, вспыхнуло где-то зеркало. С опушки густого леса около стены неспешно вышел рыжий олень, огляделся и скрылся снова.

Тихая пастораль. Она же адская машина, которая тикает, грозя взорваться на Земле. Может быть. Что там планируют марсиане?

Орм вышел из машины и прошел к куполу. Широкие окна были открыты, двери распахнуты. Изнутри не доносилось ни звука. Но, заглянув внутрь, Орм увидел крешийца — тот сидел за столом и писал пером на бумаге.

Крешиец поднял глаза, будто услыхав Орма, хотя тот приблизился беззвучно.

— Заходи, Ричард! — сказал Хфатон. — Я тебя ждал.