Система ущелий Валлис Маринерис темнела на красном теле раной. На три тысячи миль тянулась она вдоль экватора Марса, достигая в самом широком месте пятидесяти миль и уходя на несколько миль в глубину. Она была похожа не только на глубокий разрез на трупе, но и на колоссальную тысяченожку — ее ногами были каналы, вьющиеся по горам к широкому разлому, а щеточками на ногах — их притоки.
Как с невероятно высокой горы, смотрел Ричард Орм с «Ареса», находящегося на стационарной орбите. На юге задували резкие ветры, несущие высокие ледяные облака и низкие тучи красной пыли, затягивающие часть системы ущелий, которая была целью экспедиции. Ричард отвернулся от иллюминатора и подплыл к Мадлен Дантон. Она сидела возле обзорного экрана, пристегнутая за пояс к привинченному к палубе креслу. За ней плавали Надир Ширази и Аврам Бронски, вцепившись руками в спинку ее кресла и глядя на экран из-за ее спины.
Орм схватился за плечо Ширази, развернулся и замедлил движение. На экране был туннель, который спутник сфотографировал пять лет назад. Кровля его — когда-то тонкий слой скалы — провалилась, и открылся проход шириной десять футов, двадцать футов в высоту и восемьдесят футов в длину.
Пыльная буря из иллюминатора казалась сплошной стеной, но на снимках, передаваемых на борт высаженным два года назад роботом-вездеходом, видимость была футов на пятьдесят. Дальше все скрывалось в красной дымке.
Пол туннеля тоже медленно покрывался пылью. С одной стороны туннель уходил в темноту под еще не рухнувшую кровлю, с другой, еле различимая сквозь пыль, виднелась дверь. Она была сделана из чего-то темного, что могло оказаться металлом или камнем. Судя по гладкости, дверь была предметом промышленного производства.
На черной поверхности выделялись два больших оранжевых знака: греческие буквы, прописные тау и омега.
На овальном лице Дантон не отражалось ничего. В ястребиных же чертах лица Ширази было такое напряжение, что Орму представилась хищная птица, заметившая на земле кролика.
На темном симпатичном лице Бронски застыла улыбка.
На его собственном черном лице, предположил Орм, можно прочесть какой-то намек на экстаз.
Сердце у Орма застучало сильнее, и если бы к нему были присоединены датчики, то через одиннадцать с половиной минут центр в Хьюстоне зафиксировал бы учащение пульса. Но Орм уже был одет в прыжковый костюм. Через два часа — запуск. К тому времени ветер внизу должен был, согласно прогнозу, перейти в легкий бриз.
— Давайте посмотрим на корабль, — предложил Орм.
Дантон отстучала приказ на лежащей перед ней миниатюрной консоли. Камера поднялась вверх, показав темные контуры, неясно видимые сквозь пыль, уходящие на милю вверх стены разлома, и наконец — что-то массивное. Даже не корабль, а лишь намек на него, призрак.
К нему полз вездеход. Прошли минуты, и закругленные обводы предмета стали яснее. Дантон остановила робота устным приказом. Теперь стал виден тот округлый предмет, что привлек шесть лет назад внимание спутника, вызвав на земле ошеломление и возбуждение, из-за которого и была послана на красную планету первая экспедиция с участием людей.
— Сотни раз смотрел я на это с Земли, — сказал Орм. — И все равно не верю. Космический корабль!
Никто ему не ответил. Было понятно, что он говорит, просто чтобы сбросить напряжение.
Давно ли приземлился или упал здесь этот корабль? Сто лет назад? Тысячу? Сколько лет прошло, пока не скрыл его оползень выветренного камня? И сколько еще лет прошло, пока часть скалы не разрушилась, обнажив лишь малую часть колосса? Или корабль был намеренно скрыт своим экипажем под слоем камней?
Если бы не любопытство одного австралийского ученого, его подозрение, что темный предмет на фотографиях выглядит неестественно, и не его настойчивость, корабль могли бы так и не заметить. Его могли бы никогда не найти. Но потом обнаружили вскрывшийся туннель, и через три года на Марсе приземлился робот для осмотра на месте. И мир встрепенулся.
Ричарду Орму, родившемуся в Торонто, Канада, в 1979 году, было тридцать лет, когда ИАСА неохотно признала, что закругленный предмет имеет несомненно искусственное происхождение. Ричард смог понять, что за этим последует, и сделал все от него зависящее, чтобы стать членом экспедиции. Кто будет четвертым членом команды и ее капитаном — он или австралийский астронавт — было решено броском монеты. Проигравший улыбнулся и поздравил победителя, но в тот же вечер напился и был сильно изувечен в автомобильной катастрофе. Орм понимал, что его вины здесь нет, но от неприятного чувства отделаться не мог. Частично это чувство было связано с радостью, которую он ощутил из-за своей победы.
Орм взглянул на хронометр и объявил:
— Пора начинать следующую фазу.
Дантон осталась у консоли, Бронски и Ширази стали помогать Орму натягивать скафандр. Тем временем Дантон с легким французским акцентом передавала на Землю поток данных о внешней среде и ходе подготовки к высадке. Это было не просто, потому что из-за временной задержки все вопросы с Земли приходили позже передачи той информации, к которой они относились. И Мадлен приходилось помнить, что она говорила двадцать минут назад.
Их слушал весь мир. И будет слушать и дальше при каждой возможности. Операция должна была пройти гладко — все действия отработаны в многочасовых тренировках на Луне, — но тем не менее всегда существует возможность неполадки электромеханики.
Наконец Орм и Бронски перешли через люк в посадочный модуль — «Барсум». Глава ИАСА в детстве начитался Эдгара Раиса Берроуза, И звали его Джон Картер — как героя ранних книг Берроуза о Марсе, который вымышленные туземцы называли Барсум. Именно Картер первым предложил это название и предпринял необходимые политические шаги, чтобы его приняли. Те, кто хотел назвать модуль «Тау омега» — по двум символам на двери туннеля, — проиграли при голосовании еле заметным меньшинством.
После получасовой проверки Орм дал команду на запуск. На слабой реактивной тяге «Барсум» отделился от корабля-носителя. Орм ощутил тепло где-то в районе пупка, будто перерезали нить, связывавшую его с родной планетой. Однако на переживания не оставалось времени. Надо было сосредоточиться на выполнении задачи — ориентировать модуль относительно поверхности и постоянно отслеживать характеристики полета. Ричард должен был стать безупречной машиной, а благоговение и изумление вместе с экстазом достижения цели надо отложить. На это еще будет время после приземления. И то если все будет в порядке.
Команда тренировалась на Земле на куда более мощной машине, которая могла справляться с большей гравитацией и более плотной атмосферой. И на Луне они тоже тренировались; там притяжение было куда слабее земного, а атмосфера практически отсутствовала. Здесь же атмосфера, хотя намного менее плотная, чем земная, была существенным фактором. Но теория посадки на Марс была разработана так тщательно, а экипаж был настолько тренирован в имитируемых условиях, что на практике проблем не должно было возникнуть.
Четыре дня экипаж «Ареса» ждал, пока уляжется ветер. Теперь наконец высокие ледяные и низкие пылевые тучи стали оседать, и лишь отдельные перистые облака висели между кораблем и планетой, а состояние атмосферы на поверхности не должно было создать трудностей.
Красный шар быстро рос. Исчезла из виду вершина Олимпа — вулкана высотой в пятнадцать с половиной миль и площадью со штат Нью-Мексико. Расширился и ушел за горизонт хребет Тарсис, похожий на колоссального динозавра с роговыми пластинами на спине. Перед космонавтами ширилась пропасть Титония глубиной в несколько миль и шириной в сорок шесть миль, часть системы ущелий Валлис Маринерис.
На двадцать секунд, пока корабль проваливался в ледяное облако, их окружила белизна. На востоке лежала тень, марсианская ночь, надвигавшаяся почти с той же скоростью, что и на Земле. Нос корабля погрузился во тьму и страшный холод. Но и его поверхность тоже была не особенно раскаленной: после приземления температура обшивки составляла всего плюс двадцать по Цельсию.
Орм развернул посадочный модуль носом на запад, и разреженный, хотя и сильный ветер понес их на восток. Капитан подрегулировал двигатели, чтобы уравновесить напор. «Барсум» спускался, и воздух, как заметил Орм, становился плотнее, хотя скорость ветра была уже не та, что в высоких слоях. Он уменьшил тягу двигателя, и индикатор показал, что «Барсум» выдерживает заданный угол движения. Прямая, проведенная под этим углом от корабля, упиралась в дно пропасти Титония — точку посадки.
Время шло. Орм загружал данные в передатчик, и они отправлялись на Землю вместе с фотографиями приближающейся поверхности Марса и двух космонавтов в этом материнском чреве из облученного пластика.
Под ними, как пасть, открывался разлом. Широкие склоны вулканов ушли за горизонт, и модуль уже находился ниже величественно вздымающихся утесов. На них еще падал слабый, но яркий солнечный свет красной планеты. И лишь когда солнце снизится, космонавты окажутся в тени западной стены.
Орм, глядя время от времени в иллюминатор, видел металлические изгибы другого корабля, погребенного под слоем почвы. Красноватые камешки и более тонкая субстанция — пыль — смешались с выветренным материалом стен каньона. Здесь ветер был слабее, что облегчало задачу Орма.
В порыве чувств Бронски забыл английский и заговорил по-польски. Это был когда-то его родной язык — французский он выучил только в десять лет, когда его родители сбежали в Швецию и оттуда — в Париж. Он тут же спохватился и перевел свои слова:
— Это и в самом деле искусственный предмет! Это корабль!
Орм хотел сказать, что еще предстоит узнать, корабль или нет, но не было времени комментировать. И к тому же он чувствовал, что Бронски прав.
Модуль твердо встал на все шесть ног, чуть присел, когда телескопические стояки самортизировали удар, и снова приподнялся, когда они выпрямились. Орм отключил тягу и минуту сидел, ощущая слабое притяжение Марса и слушая тишину. Потом радостно крикнул:
— Эй, марсиане! Мы здесь!
Было у него заготовлено много всяких изречений, некоторые весьма поэтичные, но он решил пока послать их к черту и сказал первое, что пришло на ум.
В тишине раздался голос Дантон:
— Поздравляю, командир!
Орм даже удивился, когда вдруг руки Бронски обхватили его сзади и голос рявкнул в уши:
— Мы это сделали, о Господи!
— И Он тоже здесь, — ответил Орм, имея в виду именно то, что сказал. — Хотя местность тут и похожа на мастерскую дьявола.