Время, оказывается, было.
— Зачем я это сделал? — попытался произнести Орм непослушными губами.
Вокруг него орала толпа. В глаза било жаркое солнце. Потом между ним и пылающим светом вдвинулась голова, и Орм узнал улыбающееся лицо Иисуса.
— Не взорвалась? — спросил Орм.
— Взорвалась, — ответил Иисус. — Тебе оторвало ноги, разворотило живот и гениталии, а руки до локтей разорвало в клочья.
Он наклонился и коснулся лба Орма. Чувство нереального, слабость и оглушенность почти растаяли.
— Вот. Это должно помочь.
Орм сел. Тело было невредимым. И к тому же голым. Клочья мундира валялись рядом. Возле борта машины, откуда он выскочил, лежал его лазерный пистолет. А где кровь? Рассеяна Иисусом, как кровь того барана на Марсе? Конечно же!
Но в нескольких футах от него солдаты собирали в пластиковые пакеты кровавые остатки мяса и костей. Орма чуть не стошнило, но Иисус снова коснулся его, и тошнота отступила.
По другую сторону сгрудились Бронски, Ширази и русский посол, все бледные, как будто они, а не он стали трупами. Лихорадочно работали телевизионщики, направляя камеры на него, на Иисуса, на толпу.
«От взрыва гранаты я должен был бы оглохнуть, — подумал Орм, — но Иисус вернул мне слух».
Подошел крешийский солдат с большим одеялом.
— Встань, человек, и прикрой наготу свою, — сказал Иисус.
Орм повиновался и обернул вокруг себя одеяло.
Иисус повернулся, отошел к машине, поднял лазерный пистолет. Вернувшись, протянул его Орму:
— Его надо было держать в кобуре, а не под мундиром. Как ты собирался успеть пустить его в ход?
Орм покачал головой:
— Я не могу одновременно нести это и держать одеяло. К тому же…
Большие глаза Иисуса и улыбка чуть с хитринкой. Он знал!
— Из ничего сотворил я плоть и исцелил тело твое. Это снимали, и теперь это увидит весь мир. Останутся ли неверующие на этой планете после такого? Да, останутся. Но миллионы из тех, кто не верил секунду назад, ныне уверуют. Остальные же все еще заблудшие овцы.
— Господин, — тихо сказал Орм. — Прощен ли я?
Иисус показал ему на мужчину и женщину. Мужчина был тот, кто стрелял в Иисуса и, возможно, попал, а женщина — та, что бросила гранату. Они были невредимы, но дыры на одежде показывали, куда попали пули. Они были окружены полицией, но наручников на них не надели.
— И они прощены, — сказал Иисус. — Я поднял их из мертвых, и весь мир теперь знает, что я могу быть милосердным. Эти теперь будут, наверное, среди самых преданных моих учеников. Если нет, все равно они живое свидетельство.
Иисус приблизил свои губы к уху Орма:
— Не сомневайся более! Но если усомнишься, ты выдашь себя мне раньше, чем сможешь предать меня. Не думаю, что ты усомнишься вновь. Но в следующий раз я не буду милосерд. Не подобает искушать Вседержителя слишком много раз. И Сына Человеческого — тоже.
Теперь скажи, знаешь ли ты, почему решился ты в последнюю секунду, когда ты думал, что не будет других секунд, пожертвовать жизнью, чтобы спасти меня, который не нуждается в спасении?
— Не знаю, — ответил Орм. — Может быть, потому, что в глубине сознания была у меня мысль, что не так важно, кто ты — истинный Иисус или этот энергетический. Многими руками творит Отец работу Свою, и пути Его иногда извилисты. Если Он решил существо с дальней планеты сделать Мессией, как решил Он, что крешийцы будут среди Народа Завета, то… Но ты и в самом деле?..
Иисус поднял руку и остановил его речь.
— Истинный Мессия — это тот, кого Отец выбрал быть Мессией. Теперь войдем в Святой Город.
— Господин, я же оставил письмо с описанием, что я хотел сделать. Очень большой вред будет, если оно будет опубликовано!
Иисус поцеловал Орма в губы и ответил:
— Пусть будет. Мир видел, что ты сделал. Завтра мы отдохнем и продвинем работу Отца нашего еще на шаг. Предстоит победить великое зло. Темными будут дни и еще темнее ночи. Но в конце нас ждет свет, которого взыскуют все Сыны Света.