Мистериозо

Глава 15

Йельм изучал свое лицо в неправильно повернутом зеркале заднего вида и заметил, что красное пятнышко на щеке немного увеличилось. Он подумал про рак кожи. Солнце как раз застелило заливы толстым покрывалом щедрого летнего тепла, когда служебный автомобиль Йельма двинулся на приступ крутого подъема у Лильехольмского моста. Побережье, усыпанное дачными домиками, впитывало в себя весеннее солнце, и у Йельма промелькнула мысль о том, открыта ли площадка для минигольфа. На другом берегу выступал в воду маленький Лильехольмский пирс.

«Берег как берег», — рассеянно думал Йельм, втапливая педаль газа в пол, чтобы миновать вершину моста и съехать к Сёдермальму. Возле перекрестка он увяз в небольшой пробке: отливающий металлическим блеском «сааб 9000» проехал слишком далеко на красный свет и остановился в середине перекрестка, так что встречные машины недовольно гудели, вынужденные объезжать его.

— Я же говорил, что не надо было сворачивать с Эссингеледен, — заботливо сообщил Гуннар Нюберг, пока Йельм жал на гудок.

Он подхватил Нюберга у церкви в Нака. «Попутчик», — подумал Йельм, когда его «мазда» огибала застрявший «сааб». Давненько он не слышал этого словечка.

— Этот путь поприятнее, — ответил он и тут же громко выругался в адрес пронесшегося мимо велосипедиста.

— Ты хочешь сказать, пробка поприятнее, — отозвался Нюберг. У них с Йельмом был немного разный взгляд на вещи.

Пробка тянулась почти до Лонгхольмсгатан, и только когда они миновали мост, повисший над маленьким заливом, движение стало посвободнее. Вскоре они проехали мимо того самого места, где недавним летом рухнул истребитель, принимавший участие в авиашоу, за которое теперь никто не хотел брать на себя ответственность. Йельм был на этом шоу вместе со всей семьей, и даже Данне оценил его. Они стояли в четвертом ряду, внизу на набережной Сёдера, почти напротив ратуши, и видели, как самолет дернулся влево и вверх, как из него выпрыгнул пилот, как самолет начал медленно падать на землю… а потом взметнулся столб дыма, и мертвая тишина сменилась криками перепуганных, но все же с облегчением переведших дух людей. Так в очередной раз было подорвано доверие к миру, подумал он позже, но в тот момент он ни о чем не думал и ничего не чувствовал. И все же Данне через какое-то время стряхнул с себя руку отца, которая, повинуясь древнему, но бесполезному сейчас инстинкту, опустилась на его плечо.

— Это ужасно, — сказал Данне.

— Это прекрасно, — сказал Гуннар Нюберг. Его взгляд перебегал от Риддар-фьорда слева к Мариеберг-фьорду справа.

«Фьорд как фьорд», — легкомысленно думал Йельм, ведя машину вдоль него. Как выразился бы Эрик Бруун, «зрелище для богов». Стокгольмские воды слабо поблескивали под полуденным солнцем. На небе ни облачка, фасады домов словно расчерчены тенями от почти горизонтальных лучей солнца, несколько прогулочных яхт ослепительно белеют на воде под блистающим солнцем. Две лодки с парусами цвета радуги, раздутыми утренним ветром. Стокгольмская ратуша, как всегда, гордо выставила напоказ три свои сияющие короны. Зелень, едва начавшая пробиваться у опор моста на Кунгсхольме и в парках Роламсхов, Мариеберг и Смесуддс. Набережная у Северного Меларстранда потихоньку полнится гуляющими.

Они без обиды восприняли то, что застряли на мосту в пробке.

«Город пробуждается к жизни. И смерти», — патетично подумал Йельм.

— Я собираюсь сегодня пошерстить мелкую шатию, — сказал Нюберг. — Ты со мной?

Йельм переключил скорость, «мазда» совершила рискованное перестроение вправо.

— Стукачей? — спросил он.

— В том числе. В полицейских округах просмотрели списки своих доносителей и других праздно шатающихся и нашли несколько кандидатов.

— Знакомых с мафией?

— Знакомых с убийцами вообще и русскими в частности. Кандидаты из «длинного списка», так сказать. По правде говоря, вряд ли там попадется что-то путное.

Пробка внезапно рассосалась. Мост резко свернул, и «мазда» вместе с ним. Они миновали парк Роламсхов. На не слишком еще зеленой траве виднелись группки всякого рода «временно неработающих».

— Я, кажется, постепенно кое-что накопал, — сказал Йельм. — Возможно, мне удастся что-нибудь из этого вытянуть. И, возможно, мне потребуется поискать Жезл, который обретается где-то в недрах бурного преступного мира.

— Ого! — отозвался Нюберг. — И когда же ты его там потерял?

— Жезла зовут Юхан, — пояснил Йельм. — И он вовсе не мой.

Они кое-как пробились сквозь площадь Фридхем с ее многочисленными перекрестками, обогнули парк Кроноберг, проскочили по Хантверкаргатан и повернули на Польхемсгатан. Немного впереди возвышалось здание Полицейского управления. Йельм остановил машину за квартал до него и вместе со своим великаном-спутником пешком дошел до стокгольмской версии Тадж Махала, ярко блестевшей в лучах солнца.

Хультин в своих очках выглядел сова совой.

— Новость из высших инстанций, — сказал он. — Уборщица, которая сообщила в полицию о смерти Карлбергера, найдена. Ее зовут Соня Шермарке, она беженка из Сомали. Вместе с семьей она скрывалась у родственников в Тенсте, под прикрытием священника. Зарабатывала себе на жизнь, выполняя самую черную работу на виллах Дьюрсхольма. Сегодня рано утром сотрудники из соседнего отдела арестовали ее и всех находившихся в квартире людей — семерых детей и шестерых взрослых, а также священника из прихода Шпонга. Вот уже более трех часов они находятся в камерах, их активно допрашивают наши коллеги.

— А позволено спросить, о каком соседнем отделе идет речь? — поинтересовался Сёдерстедт.

— Не позволено, — спокойно ответил Хультин. — Итак, продолжаю. Совсем недавно я получил возможность побеседовать с Соней Шермарке. Она прилично говорит по-шведски, и мы обошлись без переводчика. Как обычно, она пришла на виллу в половине девятого утра, заглянула в гостиную, чтобы понять, где ей предстоит убирать, обнаружила Карлбергера в луже крови, позвонила в полицию, назвавшись просто «уборщицей». Затем ее охватила паника, и она убежала домой. Коллеги пробуют выпытать у ее родственников, где находится тайник с русским оружием.

Хультин взял небольшую паузу, а затем заговорил снова:

— Сейчас мы проведем короткую, очень короткую летучку. С большой долей вероятности сегодня ночью в луже крови в гостиной будет лежать четвертая жертва, и нам нужно успеть многое сделать. Не забывайте, что в нашем распоряжении находится множество постовых и участковых полицейских всей Стокгольмской полиции. Думаю, не нужно напоминать, что вы обладаете сейчас большими полномочиями, чем вам положено по рангу, но почему-то упорно продолжаете делать всю грязную работу самостоятельно. Активнее используйте рядовых полицейских. Мёрнер и его подчиненные пока еще держат прессу в стороне от работы нашей группы. Итак, первое: есть ли у кого-либо версии относительно вероятной следующей жертвы?

В главном штабе никто не шевельнулся.

— О’кей. Не более пятидесяти слов, отсчет пошел. Хольм?

— Много допросов, но никаких серьезных результатов. Потихоньку продвигаемся.

— Исключительно кратко. Йельм?

Йельм заглянул в свой блокнот. Там значился целый список имен: Лена Хансон, Георг Хуммельстранд, Оскар Бьеллерфельдт, Нильс-Оке Свэрд, Бенгт Клинт, Якоб Рингман, Юхан Жезл, Соня Икс. Он вычеркнул последнюю и сказал:

— Ничего, черт побери.

— А если поточнее?

— Все три наши жертвы играли вместе в гольф — всего однажды — осенью девяностого года. Если больше жертв не будет, то это может стать нитью расследования. Если Черстин не имеет ничего против, я хотел бы сам заняться Георгом, мужем подруги обеих вдов Анны-Клары Хуммельстранд.

Черстин Хольм неопределенно пожала плечами. Не поняв ее жест, он продолжил:

— Георг — еще одна нить в расследовании линии ордена. А еще есть сутенер Странд-Юлена Юхан, по прозвищу Жезл. Я хочу присоединиться к Нюбергу и попытаться найти его. Сколько у меня слов?

— Уже семьдесят с лишним. Ладно, ищите вместе с Нюбергом. А что у самого Нюберга?

— Вчерашний день был целиком посвящен Стокгольму. Мы прошлись по различным «серым зонам» в поисках возможных связующих звеньев с русскими, в том числе среди осужденных. Я разговаривал с несколькими из них в различных тюрьмах, но они в основном молчат, опасаясь мести. Сегодня мы с Йельмом займемся еще кое-кем. Пабы, спортивные клубы, видеосалоны и прочее.

— Хорошо. Нурландер?

Аккуратный Вигго Нурландер кротко погладил себя по лысине и произнес:

— Я работал в тесном контакте с таможней по вопросам контрабанды товаров из постсоветских стран, но результат в принципе нулевой. Отправителя почти никогда не удается проследить, но у меня есть несколько адресатов, с которыми я буду работать. Я также поговорил с полицией Москвы, Санкт-Петербурга и Таллинна касательно мафии в общем и русско-эстонской группировки Виктора-Икс в частности. Это было нелегко, однако фактически все указывает на то, что это ветвь более крупной мафиозной группы и что она в той или иной форме работает в Стокгольме. Больше других оказался со мной любезен комиссар Калью Лайкмаа из Таллинна. Я продолжу сотрудничать с ним и завтра, и я надеюсь…

Хультин поставил ладонь на ладонь таким образом, что получилась буква «Т»: мол, время закончилось.

Нурландер тут же умолк.

— Экономисты? — спросил Хультин.

— Главный экономист Сёдерстедт, — представился Арто. — Я буду говорить за Петерсона, Флорен и самого себя. Чавес скажет сам. Нам удалось найти кое-что интересное в этой кошмарно запутанной системе предприятий, которую оставили после себя трое этих господ. Наверное, Адвокатское общество потирает руки: там работы на несколько лет вперед. Как только мы узнаем побольше, сразу доложим. Пока можем сказать лишь то, что между империями убитых господ было больше связей, чем нам казалось вначале.

Хультин уже собирался прерывать его, но Сёдерстедт внезапно умолк сам, а вместо него вступил Чавес:

— Итак, существуют три правления, в которые все три жертвы входили с конца восьмидесятых по начало девяностых годов. Я поработал со всеми, кто был тогда в составе этих правлений, — фирмы «Эриксон», «Южного банка» и МЕМАБ. Довольно много людей. Сейчас я делаю ставку на МЕМАБ, отчасти потому, что это правление было и остается самым малочисленным, отчасти потому, что нить Пауля, связанная с гольф-клубом, имеет отношение к МЕМАБ, и отчасти потому, что существовала некоторая конкуренция за места в этом правлении… И это еще мягко сказано. Там царила прямо-таки враждебная атмосфера. Итак, я просто-напросто искал врагов среди членов этого правления. Пока что ничего серьезного не проклюнулось, но некоторые зацепки есть.

Последние два предложения Чавес произносил с напором, потому что Хультин уже поднял руки, показывая, что время вышло.

— Тогда за дело, — заключил Хультин, снял очки со своего необъятного носа и покинул комнату через свою специальную дверь.

Выходя из зала, Йельм окликнул Черстин Хольм:

— Если ты хочешь заняться рыцарем Георгом, то пожалуйста. Но ведь орден Мимира — это мой конек!

— Хорошо, — отрезала она и свернула в комнату 303, из которой как раз вышел Нюберг с курткой в руке и сделал Йельму знак рукой. Словно Пат и Паташон, они прошли по коридорам и вышли на освещенную солнцем улицу.

День тянулся раздражающе долго. Йельм таскался по пятам за Нюбергом в соответствии со списком в записной книжке последнего. Список постоянно пополнялся именами хорошо информированных доносителей, а также разных сомнительных личностей, имевших контакты с русскими на предмет получения дешевого алкоголя и наркотиков: невыспавшихся хозяев небольших питейных заведений, навязчивых торговцев, распухших от стероидов владельцев гимнастических залов, не слишком щепетильных антикваров, владельцев нелегальных игорных клубов — все они были столь же хорошо известны полиции, сколь и неуловимы.

У Нюберга на глазах менялся характер. Бас хора церкви в Нака в мгновение ока превращался из добродушного плюшевого мишки в разъяренного медведя гризли, а затем, когда приходило время прощаться, снова становился милашкой.

— Как ты с этим справляешься? — спросил Йельм после клиента номер восемь, разговор с которым оказался таким же безрезультатными, как и предыдущие семь.

Гуннар Нюберг усмехнулся.

— Нужно обуздать стероиды, — ответил он. Затем перестал смеяться и посмотрел застывшим взглядом сквозь стекло автомобиля. Через некоторое время он продолжил:

— Я был «Мистер Швеция» 1973 года. Мне было двадцать три, и я заглатывал все пилюли, которые мне предлагали, лишь бы нарастить мышечную массу. За время работы в полиции Норрмальма с 1975 по 1977 год меня трижды обвиняли в жестоком обращении, но благодаря нужным знакомствам мне удавалось выкручиваться. Обвинения, что называется, вязли в бюрократическом механизме. В 1977 после одной кошмарной истории я перестал принимать стероиды. Понял, что перешел границы дозволенного. Тот случай я всегда буду помнить. Завязывая со стероидами, я боролся со вспышками неожиданного гнева, потерял жену и был лишен родительских прав. Но все-таки я победил эту дрянь. Думаю, что победил. Хотя до сих пор до конца не понимаю, бешусь ли я понарошку, устраивая спектакль, или гнев и впрямь на какое-то мгновение берет надо мной верх. Я не знаю. Но ведь я держу все под контролем, правда?

Никогда больше Йельм не услышит от Нюберга так много слов сразу.

— И отлично держишь, — согласился он. Нюберг ни разу не переходил границ дозволенного. Не применял зря физическую силу. Просто при виде его ста пятидесяти килограммов любые проходимцы становились шелковыми.

Весь день и часть вечера они продолжали прочесывать Стокгольм и его окрестности. Йельм по большей части работал шофером, но иногда ему удавалось вставить свой короткий вопрос о сутенере в пулеметную очередь Нюберга. Около трех часов у Йельма состоялся небольшой разговор с Хультином, который решил отменить обычную для этого времени летучку, поскольку никаких особенных новостей ни у кого не было. Йельм отрапортовал об их совместных с Нюбергом жалких результатах: владелец гимнастического зала в Бандхагене купил большую партию анаболических стероидов у двоих, как он выразился, «жутких русских», один из которых назвался Питером Устиновым, а другой Джоном Малковичем.

Самому известному на площади Сергельплаттан торговцу наркотиками как-то посчастливилось получить огромное количество отличнейшего героина в пластиковых пакетах с русскими буквами. Больше от него ничего не удалось добиться, он и так уже сплевывал кровавую слюну.

Владелец маленького кабачка в Сёдере несколько раз покупал крепкую эстонскую водку у странной парочки русских, называвших себя Игорь и Игорь.

Не представившийся торговец живописью в Ерфэлле получил предложение от, как он выразился, «русскоговорящей лиги гангстеров» купить за большие деньги картину Пикассо, находящуюся во владении финансиста Андерса Валля. Торговец отказался.

Накачанный амфетамином и еле шевелящий языком владелец видеокиоска в Норрмальме с веселым видом пытался соблазнить их детским порно с русскими субтитрами, хотя они и предъявили ему свои служебные удостоверения. Его взяли с поличным, однако его шведский, хоть и напоминал русский, но таковым не являлся. Тридцать изъятых видеофильмов с детским порно, без сомнения, помогут отправить ею за решетку. Они поговорят с ним еще раз, позже.

Таковы были итоги к трем часам дня четвертого апреля.

Охота продолжалась до семи. К этому времени возле каждого имени и адреса в списке Нюберга была поставлена галочка.

Вторая половина дня оказалась удручающе безрезультатной в смысле следов русской мафии, зато в разговоре с испуганным торговцем, за которым они как психи гнались чуть ли не целую марафонскую дистанцию от парка Тессин к гавани Вэрта, выяснилось, что человек, проходящий у Йельма как Юхан Жезл, действительно получил это имя при крещении и владеет фирмой по оказанию секс-услуг по телефону, номер которого 071. Фирма называлась ТОЮЖ — Торговое общество Юхана Жезла, располагалось в Брумме и активно рекламировалась на последних страницах вечерних газет рядом с телепрограммой.

Когда они ехали назад по мосту Лильехольм, уличные фонари уже зажглись. Все вокруг тонуло в мрачной тишине, которую ощущал каждый из них, зная, что ее ощущает и другой. Возможно, эта тишина была только у них в головах. Так или иначе, каждый понимал, что сегодня будет спать плохо.

Они знали, когда и как, но не знали, кто и где.

Этой ночью должно было произойти еще одно убийство.