Мистериозо

Глава 19

Шершавый дымок рассеялся, резкий запах исчез. Человек наконец упал и затих. На этот раз потребовалось чуть больше времени. День был долгим. Сейчас уже ночь. Ночь в гостиной.

Когда первые звуки фортепиано начинают скользить по комнате, он сидит на диване, откинувшись, и смотрит на человека. Звуки фортепиано перебегают вверх и вниз, вперед и назад. Вступает саксофон и подхватывает мелодию. Тот же шаг, та же маленькая прогулка.

Саксофон играет свое, фортепиано кротко подыгрывает на заднем фоне, а человек начинает шевелиться и вроде бы приподнимается с пола. Саксофон делает арабеску вне тональности, человек стоит, согнувшись, посреди темной комнаты. Саксофон умолкает, затем ударяет вновь и уходит выше на следующий круг. Кровь бежит из раны на голове человека. Он бьет кулаком прямо в живот той темноте, что перед ним. Когда пианино умолкает, он наносит еще один, более сильный удар в живот темноты.

Это похоже на пантомиму, на своеобразный танец смерти.

Yeah, u-hu. Первый удар. В колени.

Саксофон взбирается вверх, к своим высотам, все быстрее. Ай! Второй удар. В пах.

Такая вот хореография. Каждый удар в невидимое тело темноты, каждый выпад предопределены заранее и наносятся в правильное место.

Он видел это уже много раз.

А когда врываются аплодисменты, наступает время нокаута. Публика перешептывается, фортепиано умолкает. И — удар. Зубы темноты выбиты, язык мешает их во рту, словно кашу. Вот так.

Фортепиано начинает свои неловкие пассажи. Затем раскрепощается. Звуки все более свободны, все более прекрасны. Сейчас он уверен в том, что они прекрасны. Он целится в лежащую на полу темноту. Бьет раз, два, три, четыре раза. Фортепиано неуверенно поет.

Темноты больше нет.

Басы исчезают. Снова фотрепиано. Как в самом начале.

Человек наносит пятый удар, когда в прихожей хлопает дверь.

— Папа? — слышится девичий голос.

Человек падает на пол и лежит неподвижно. Как в начале.

Его уже нет в комнате, его уже нет в доме, его уже нет в саду.

Он уже так далеко, что не слышит душераздирающего крика.

От него он и бежал.