Глава 23

Он сошел с поезда на станции Ваксшё, зашел в привокзальное кафе, взял себе чашку кофе, бутерброд и карту города и сел заватракать. В Мальмё ему пришлось пропустить завтрак в отеле «Савой». В десятый раз он вытащил из кармана записку, которую Черстин оставила для него у портье, и попытался ее расшифровать:

«Пауль, спасибо за вчера. Ты так сладко спал, когда я уходила, что я решила удовольствоваться этим письмом. Я отправляюсь на поиски оставшихся в живых родственников Роберта Грэнсскуга согл. догов. Увидимся в известном тебе Главном штабе борьбы.

Обнимаю, Черстин».

Спасибо за вчера? Ты спал, когда я уходила? Никакого прямого ответа на вопрос, была ли она вообще в его номере этой ночью. Все с огромной долей вероятности могло произойти лишь в его разыгравшейся фантазии. Он так ни в чем и не уверен.

«Спасибо за вчера» могло также относиться к посещению ресторана, а «ты так сладко спал, когда я уходила» означать, что он не открыл, когда она постучала в дверь. Да и как она могла бы войти в номер? Ведь у нее не было ключа. Но может быть, он забыл запереть за собой дверь?

Он терпеть не мог неизвестности, это у него было на уровне рефлексов, но сейчас неизвестность выглядела заманчиво. Впервые что-то в нем добровольно отказывалось искать окончательный однозначный ответ. Ему это понравилось.

В тот момент.

Он изучил карту и нашел улицу, где располагался кабачок «Хакат и Малет». Возможно, это заведение также работало по утрам, так что у него был шанс застать Хакзелля прямо сейчас. Отсюда всего через квартал. Центр Ваксшё был невелик.

«Хакат и Малет» оказался очень маленьким ресторанчиком, утренний наплыв посетителей уже почти закончился. Время шло к двум часам. Помещение было просторным: музыкальный автомат, на стенах несколько скрещенных пистолетов, мишень для дартса, рекламные щиты различных сортов пива, два плаката Энди Уорхолла. Все довольно стандартно. Широкоплечий усатый мужчина за стойкой излучал такую уверенность, что у Йельма не возникло сомнений: перед ним — один из владельцев заведения, то ли рубака Хакзелль, то ли тихоня Малинен.

Это оказался Роберт Хакзелль собственной персоной.

Йельм спросил его о Гвидо Кассола, о кафе «Рикардо» и кафе «Трегуа». В ответ он получил несколько хмурых «да». Затем он спросил о кассете, постаравшись подробно объяснить суть дела. Ему очень не хватало знаний Черстин и Хорхе в области джаза. Пока Хакзелль раздумывал над ответом, Йельму вдруг захотелось заказать восемь порций чистой водки. Хакзелль с удивлением посмотрел на полицейского, явно страдающего алкоголизмом, и честно налил в большой стакан шведской водки «Абсолют». Потом так же хмуро, как и прежде, проговорил:

— Пойду посмотрю, есть ли у меня такая кассета. Я ничего не понимаю в джазе, но у меня осталось много этих диких записей Гвидо. Подождите.

Йельм остался рассматривать стоящий перед ним стакан. Недоверчиво понюхал содержимое. Как раз в эту минуту ресторан покинули остававшиеся там немногие посетители, и он подошел к их столику, взял пустую бутылку и вернулся к барной стойке. Перелил водку из стакана в бутылку, закрыл ее использованной пробкой, которую нашел на тарелке, и сунул бутылку в карман. Через некоторое время появился Хакзелль.

— Простите, — сказал он. — Я не смог найти такой кассеты. Наверное, она потерялась во время нашего переезда из Гётеборга.

Йельм кивнул, заплатил за водку и вышел на солнечную улицу.

Он зашел в «монополию»[64] и удивил продавщицу вопросом:

— Возможно ли различить разные сорта водки, или они все имеют одинаковый вкус?

— Понятия не имею, — ответила женщина с сильным смоландским выговором.

— Могу я поговорить с заведующим? — спросил Йельм, показав удостоверение полицейского. Это всегда было самым простым способом избежать глупых вопросов.

К прилавку вышел серьезный, одетый в костюм мужчина средних лет. Йельм повторил свой вопрос.

— Честно говоря, не знаю, — ответил мужчина. — Ведь водка — самый чистый спирт без всяких добавок. Я думаю, что единственный способ определить состав — это узнать его процентное содержание.

Йельм поблагодарил и вышел на улицу. Он очень устал. Присел на скамейку в парке возле магазина и прикрыл глаза.

Рогер Хакзелль без сомнения испугался, когда Йельм показал ему свое удостоверение и заговорил о Государственной криминальной полиции. Когда разговор дошел до кассеты, его страх только усилился.

Открыв глаза, Йельм увидел возле себя на скамейке молодого алкоголика, которого он едва не принял за тренированного бодибилдера. Он жадным взглядом смотрел на оттопыренный карман полицейского.

— У тебя там что-то есть? — спросил мускулистый алкоголик на классическом смоландском диалекте.

— Да, — ответил Йельм. — Один вопрос. Вижу, что ты в этом разбираешься. Можно ли различить разные сорта водки, или все они одинаковы на вкус?

— Когда я дегустирую четвертинку, то всегда сосредоточиваюсь на вкусе, — подмигнул алкоголик. — Я настоящий знаток разновидностей спирта.

— Значит, если я куплю тебе четвертинку…

— То я с радостью проведу высококлассную экспертизу.

Йельм понял, что молодой человек — не пустой болтун, поэтому вернулся в магазин и купил четвертинку водки «Эксплорер». Алкоголик-бодибилдер выпил ее за шесть минут, и глаза его после этого нисколько не затуманились.


— Ну вот, — проговорил алкоголик, отставив пустую бутылку. — Давай теперь оценим, что у тебя за образец.

Йельм достал из кармана бутылку и вытащил из нее пробку. Стероидный алкоголик понюхал ее, потряс бутылку и сделал глоток, как профессиональный дегустатор, давая жидкости растечься по языку.

— Разбавлено, — заметил он. — Хотя крепость нормальная.

— Значит, это чуть крепче, чем водка, но разбавлено?

— Да-да, — сказал алкоголик и сделал еще глоток. — Но чище, чем «Эксплорер», это совершенно очевидно.

— Ее наливали из бутылки с надписью «Абсолют»…

— Нет, это точно не «Абсолют». Не такая забористая. Вообще не шведская. И не финская. И абсолютно точно не американское дерьмо, вроде «Смирнофф». Нет, это настоящая восточноевропейская водка с привкусом химической фабрики. Вероятно, шестидесятипроцентная. И разбавленная, как я уже казал.

— Ты действительно знаешь, о чем говоришь, или все это пустая болтовня?

Гигант-алкоголик посмотрел на Йельма бесконечно оскорбленным взглядом.

— Вы можете послать меня ко всем чертям, если хотите, — угрюмо произнес он.

— Еще что-нибудь можешь добавить?

— Нет. Русская, литовская или эстонская шестидесятипроцентная водка. Хорошенько разбавленная водой.

Йельм удивленно поблагодарил его и направился прямиком в полицию. Прежде чем он смог поговорить с сотрудниками, ему пришлось некоторое время подождать. Мужчина, который вышел ему навстречу, представился как инспектор криминальной полиции Юнас Вреде и выглядел немногим старше двадцати лет. С волосами цвета спелой ржи, рослый, с деревенским лицом.

А также, как оказалось, очень сведущий.

— Госкрим, — мечтательно сказал Вреде, когда они расположились у него в кабинете. — А не имеет ли это отношения к убийствам грандов?

— К чему?

— К убийствам грандов. Это обозначение самого Государственного полицейского управления, так оно называет дело об убийстве четырех бизнесменов в Стокгольме.

— Ну и ну! — удивленно воскликнул Йельм.

— Так и в газетах было написано. В сегодняшнем отчете с пресс-конференции начальника отдела Вальдемара Мёрнера и инспектора полиции Альгота Нюлина.

— А кто такой, черт возьми, этот инспектор полиции Альгот Нюлин? — вырвалось у Йельма, который понял, что ровным счетом ничего не знает об игре средств массовой информации и властей вокруг расследования «Группы А». Он-то просто выполнял свою работу.

Во всяком случае в заслугу властям следует поставить то, что они в течение полутора месяцев ухитрялись скрывать от ТВ и прессы существование «Группы А».

— Так имеет ли ваш визит отношение к этому? — настойчиво повторил Юнас Вреде. — Госкрим не посещал нас с того самого происшествия в банке Альготсмала. Ваш приезд как-то связан с убийством грандов?

— Я не уполномочен отвечать на этот вопрос, — сказал Йельм, надеясь, что административно-авторитарный тон поможет ему косвенно подтвердить то, что он не мог подтвердить напрямую.

Прием сработал. Вреде подтянулся.

— Что вам известно о тех людях, которые содержат кабачок «Хакат и Малет»? — спросил Йельм. — О Рогере Хакзелле и Яри Малинене?

— Если говорить навскидку, то, думаю, у обоих зеленый коридор, — задумчиво ответил Вреде. — По крайней мере я не помню никаких инцидентов с ними.

«Любимое выражение», — подумал Йельм и погрузился мечтами в другой мир, пока Вреде консультировался с компьютером, ловко управляясь с клавишами. В лучшем мире он видел темноволосую женщину и светловолосую женщину, которые менялись лицами друг с другом.

— Ну да, у обоих зеленый коридор, — не без самодовольства повторил Юнас Вреде. — Никаких инцидентов. Во всяком случае с тех пор, как они переехали сюда, в Вэксшё.

— У вас большой каталог, — заметил Йельм, по-прежнему видя перед собой лица двух женщин.

— Да, и если вы дадите мне больше времени…

— Неужели я должен постоянно напоминать о приоритетах? — спросил Йельм, хотя он еще ни разу не говорил о них. Вреде уважительно посмотрел на него. Оба с минуту помолчали. Вреде сидел с таким видом, будто хотел что-то сказать. А Йельм, в свою очередь, сидел с таким видом, как будто не скажет больше ни слова. Ни дать ни взять покойник. Наконец Вреде закончил свои поиски.

— Нет, — сказал он. — Ничего. Оба чисты. Хотя возле фамилии Малинена есть пометка. Тут про полицию Финляндии. Возможно, там что-то было.

— А как разузнать, что именно?

Вреде просиял. Его компьютерные познания были оценены вышестоящим чином из Госкрима. Вышестоящий чин из Госкрима широко зевнул.

— Скорее всего мы попадем туда через объединенный каталог полиции Скандинавии, — с энтузиазмом сказал Вреде. — Немногие знают, как им пользоваться, — добавил он.

Йельм подумал, что ему стоит как-то приободрить юношу. Но у него ничего не получалось. Он никак не мог вернуться назад, в этот мир.

Вреде снова застучал по клавишам. Даже если вышестоящий коллега думал о чем-то своем, он-то сам определенно был на своем месте.

— Малинен Яри, 520613. Да, был инцидент: контрабанда. Так, посмотрим, да, в 1979 году в Васа, Финляндия. Был осужден за контрабанду товаров. Посмотрим, удастся ли мне найти подробности.

— Отлично, черт возьми! — сказал Йельм.

— Да, здесь есть что-то вроде судебного протокола. Малинен был осужден за контрабанду двенадцатого февраля 1979 года вместе с Владимиром Рагиным: незаконный вывоз спирта из тогдашнего Ленинграда. Оба получили по восемнадцать месяцев заключения, Малинен был выпущен после двенадцати, Рагин отсидел весь срок. Дальше следует список фамилий: судья К. Лахтинен, присяжные заседатели Л. Хэльминен, Р. Линдфорс, Б. Пало, адвокат А. Сёдерстедт, обвинители Н. Нисканспяя, Х. Виильянен, свидетели защиты…

— Что? — произнес Йельм и вынырнул в ледяную воду этого мира. — Как звали адвоката?

— А. Сёдерстедт, — повторил Вреде.

— Можете ли вы найти о нем больше информации?

— Мы можем поискать список членов коллегии адвокатов или что-нибудь в этом роде, — ответил Вреде с видом четырнадцатилетнего хакера, только что взломавшего сайт Пентагона.

Снова минуты ожидания. Затем финальный клик:

— Арто Сёдерстедт, окончил юридический факультет университета, пятилетний курс прошел за три года, сразу после сдачи выпускного экзамена в 1975 году в возрасте 22 лет зачислен в известную адвокатскую фирму «Коивонен и Кранц». В течение нескольких месяцев 1980 года фирма фактически носит название «Коивонен, Кранц и Сёдерстедт». В 27 лет он стал ее совладельцем. В конце 1980 года фирма снова получает название «Коивонен и Кранц». После 1980 года Сёдерстедт не значится в адвокатском реестре.

Йельм громко и долго смеялся. Как же тесен мир! Вреде с недоверием смотрел на него. Действительно ли этот человек является тем, за кого себя выдает? Герой Халлунда? Следователь по делу грандов?

— О’кей, — произнес Йельм, утирая слезы. Он уже полностью вернулся в реальность. — Я замолвлю за вас словечко. Вы и впрямь умеете обращаться с компьютером. Я вам очень благодарен.

Инспектор криминальной полиции Юнас Вреде остался стоять у окна, провожая взглядом Йельма, направлявшегося к кабачку «Хакат и Малет». Молодой человек, казалось, светился своими неосуществленными амбициями.

В витрине магазина на главной улице, пересекавшей весь центр города Вэксшё, висело зеркало. Йельм поймал в нем свое отражение и остановился. Красное шелушащееся пятно на щеке еще больше выросло. Теперь оно занимало почти всю щеку. Йельму показалось, что оно похоже на вопросительный знак.

«Хакат и Малет» был закрыт перед вечером, но Рогеер Хакзелль расхаживал внутри, протирая бокалы, как заправский бармен. Йельм легко постучал по стеклу. Казалось, что воздух вокруг Хакзелля словно заледенел, но он все же проскользнул к двери и открыл ее.


— Восемь порций водки, — едва ступив на порог, произнес Йельм.

Хакзелль уставился на него. Потом вернулся за барную стойку и наполнил еще один стакан из бутылки с надписью «Абсолют». Йельм понюхал прозрачную жидкость.

— Нет, — сказал он. — Это не водка «Абсолют». Держу пари, что это разбавленная шестидесятипроцентная эстонская водка с фабрики Ливико.

Хакзелль совершенно сник. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, а Йельм тем временем продолжал свою атаку:

— Ты еще никогда не попадался и скорее всего относительно чист. Именно поэтому ты так реагируешь. Малинен воспринял бы мои слова спокойнее, с его-то послужным списком. Но я пришел сюда не за тобой и даже не за Малиненом. Отвечай прямо на мои вопросы — и ты останешься при своем кабачке и не угодишь в тюрьму. Думай, прежде чем отвечать, потому что, как ты уже слышал, я знаю больше, чем тебе кажется, и если я обнаружу малейшую ложь в твоих словах, то я тут же отправлю тебя в Стокгольм для серьезного допроса. Это понятно?

Хакзелль молча кивнул.

— Откуда у тебя эта водка?

— Время от времени нам ее привозят двое поставщиков. Они русские. Их имена Игорь и Игорь.

Йельма вдруг охватило странное чувство спокойствия. Он на верном пути. Он даже может позволить себе немножко вздремнуть во время этого допроса.

— Знаешь ли ты о них еще что-нибудь?

— Нет, они просто приезжают, и все. Ради безопасности они ездят без всякого расписания или условленного времени.

— Видел ли ты портреты Александра Брюсова и Валерия Треплёва в газетах? Они были напечатаны на первых страницах.

Рогер Хакзелль удивленно заморгал.

— Разве это были они? Совсем не похожи.

— Там же было черным по белому написано: Игорь и Игорь.

— Я не читал статью, только просматривал первую страницу. Ведь там шла речь об убийствах грандов в Стокгольме. Какое они имеют к этому отношение? Не думаю, что они могут быть как-то с этим связаны.

— Ладно. Но теперь ты по крайней мере понимаешь, насколько это важно. Ты уже вовлечен в эту историю. Есть полицейские, которые с радостью упекли бы тебя за решетку за одно только знакомство с Игорем и Игорем. Понимаешь?

— Вот черт! — воскликнул Рогер Хакзелль, впервые обнаружив свой гётеборгский акцент.

— А теперь переходим к самому существенному. Кассета.

— Проклятье! — выкрикнул Хакзелль, и в его глазах блеснул какой-то дикий огонек. — Тысяча чертей! Все сходится! Когда они были здесь в последний раз, они забрали некоторые из моих старых записей. В счет частичной оплаты, сказали они. Чертов зануда этот Яри, я его костерил на чем свет стоит за то, что он впутал нас в свои мафиозные делишки. Неужели это они все устроили?

— И ты больше ничего не знаешь об их шведских, русских или балтийских связях?

— Для меня они всего лишь два дьявола, которые появляются раз в месяц и заставляют меня покупать их спирт. Я ничего больше не знаю. Честное слово.

— Когда они были здесь в последний раз?

— Довольно давно, слава богу. В феврале. Я уже было подумал, что отвязался от них. И тут на тебе…

— Именно в тот раз, в феврале, они забрали кассету?

— Да. — Хакзелль пролистал какую-то книгу, которую достал из ящика. — Это было пятнадцатого февраля. Рано утром.

— А где сейчас Яри Малинен?

— В Финляндии. У него мать умерла.

Йельм вытащил из кармана кассету и протянул ее Хакзеллю:

— Вот эта?

Хакзелль внимательно посмотрел на предмет, который ему показывали.

— Вроде похожа. Гвидо переписал их целую гору где-то в конце восьмидесятых. Это были кассеты фирмы «Максвелл».

— О’кей, а где у вас магнитофон? Я хочу, чтобы ты прослушал ее и попытался вспомнить, не связана ли она с чем-нибудь особенным. С чем угодно. Возможно, с чем-то, что произошло здесь, в баре. Успокойся, послушай запись и подумай.

В зал проскользнули первые звуки «Мистериозо». Хакзелль пытался сосредоточиться и слушать, но вид у него был совершенно потрясенный, как будто весь его мир разлетелся на кусочки. Йельм напряженно наблюдал за ним, пытаясь представить в роли хладнокровного убийцы в гостиной известного финансиста. У него ничего не получалось.

Десять минут «Мистериозо» миновали. Все это время Хакзелль ерзал на стуле. Когда композиция закончилась и пошла следующая импровизация, Йельм выключил магнитофон, а Хакзелль произнес:

— Нет. Я не знаю. Я ничего не понимаю в джазе. Иногда клиенты хотели послушать джаз, и я ставил им это. Но сам я не отличаю один звук от другого. Мне они все кажутся одинаковыми.

— А ты не можешь припомнить кого-то особенного, кто просил ставить джаз?

Йельм не слишком понимал, к чему следует клонить дело. Игорь и Игорь были уже окружены. Кассета, казахстанское оружие, Виктор-Икс, угроза концерну «Ловиседаль».

— Так с ходу нет, — ответил Хакзелль с таким видом, как будто растерял все мозги. — Я должен еще подумать.

— О’кей, так и сделаем. Вот пустая кассета, сейчас мы перепишем на нее «Мистериозо» Монка, и ты составишь список людей, которые хотели слушать эту композицию в частности и джазовые записи в целом. Тебе не разрешается ни под каким предлогом покидать Вэксшё. Если ты вдруг уедешь, то будешь тут же объявлен в розыск по всей стране. И тогда снова всплывет название твоего кабачка, и ты отправишься в места не столь отдаленные. Понятно?

Рогер Хакзелль слабо кивнул, и Йельм переписал для него кассету. Затем он отправился в Стокгольм на поезде, позволив себе быть довольным самим собой всю дорогу.

Загрузка...