Мистеры миллиарды

Суфле из спаржи и миллиард долларов

Туманным, промозглым вечером, когда английская погода решила предстать в своем наиболее классическом виде, мы ехали по лондонским улицам, пробираясь сквозь автомобильное стадо. Впрочем, «ехали» — некоторое преувеличение, с этим понятием связано нечто иное, во всяком случае, значительно более быстрое. Уже давно назрела необходимость подобрать более подходящее название для процесса передвижения по лондонским улицам в часы так называемого «большого трафика», в Москве именуемого часом «пик». Словом, расталкивая гудящие, фыркающие, изрыгающие из недр своих всевозможные проклятия и только что не становящиеся от бессильной ярости на задние колеса современные экипажи, мы пробирались к цели.

Мы — это два журналиста, один — местный старожил, другой — это я, оказавшийся в Лондоне проездом. Что же касается цели, то ею был один из лондонских клубов, где в тот вечер должен находиться интересовавший меня человек. Не сумев встретиться с ним иначе, мы, с трудом раздобыв приглашение в клуб, решили воспользоваться такой возможностью.

На следующий день в отделе светской хроники одного из лондонских изданий об этом рауте было напечатано следующее: «Мистер Нубар Гульбекян, 68-летний миллиардер, отмечал с друзьями выход в свет своей книги, в которой рассказывается, как он накопил богатство, увеличил капитал, унаследованный от отца Галуста, прозванного «Господин 5 процентов» за то, что он получал, как и его сын теперь, 5 процентов дохода от «Ирак Петролеум компани» (60 миллионов тонн нефти в год). На приеме находился Жан Поль Гетти, президент «Гетти ойл» — самый богатый человек в мире. Между суфле из спаржи и копченой семгой Гульбекян и Гетти еще больше «обогатились», заключив сделку, которая принесет каждому из них по 20 тысяч долларов».

Правда, «каких-нибудь 40 тысяч долларов» — годовой доход полутора десятков английских рабочих семей, — с ловкостью фокусника и на глазах у почтеннейшей публики извлеченных из воздуха, хотя и наполненного запахом наилучших сигар и дорогих яств, вряд ли сколько-нибудь заметно обогатили двух пожилых джентльменов, проделавших этот фокус. Что такое, право, 20 тысяч долларов для Жана Поля Гетти, личный капитал которого составляет 1 миллиард 300 миллионов долларов!

...Да, в тот вечер в нескольких шагах от меня как-то очень буднично, в мягком покойном кресле, положив ноги в тупоносых черных башмаках на неправдоподобно толстой подошве на низенький столик, сидел, попивая кофе по-турецки, самый богатый на земном шаре человек — некрупный старичок в темном костюме и белом жилете. По размерам лично ему принадлежавших богатств Жан Поль Гетти, американский нефтепромышленник и финансовый воротила, стоит ныне в списке миллиардеров мира на первом месте, раньше братьев Рокфеллеров, Ротшильдов, Круппов, Меллонов, Фордов и носителей других громких фамилий.

Между тем до недавнего времени это имя ничего не говорило за пределами узкого круга нефтепромышленников. Но вот самый информированный из всех органов американского большого бизнеса журнал «Форчун» в ноябре 1957 года опубликовал статью, утверждавшую, что вдали от посторонних глаз, втихомолку нефтепромышленник Гетти сколотил гигантское состояние. Оно принесло ему в падкой до всяческих сенсаций Америке, обожающей все «самое», звание «самого богатого в мире человека».

Трудно сказать, было ли сенсационное открытие «Форчуна» плодом усилий и изысканий его специалистов в области финансов или же сам Гетти счел, что пристало время вынырнуть со своим миллиардом на поверхность, полагая, что он уже может не страшиться конкурентов, а реклама ему не повредит, но факт остается фактом: имя его с почтительным восхищением и завистью стали произносить везде, где собирались хотя бы два бизнесмена. Как писала, скрывая под шутливой формой явную угодливость, газета «Уолл-стрит джорнэл»: «Теперь с ним больше не случалось казусов, которые были возможны до 1957 года, когда Гетти встречал своего старого школьного товарища и тот мог спросить: «Между прочим, Поль, где ты сейчас работаешь?»

После публикации в «Форчуне» на страницах американской печати время от времени стали появляться статьи и заметки об обладателе миллиарда, о его бизнесе. Критика обратила внимание на книги, до той поры никем не замеченные, на обложках которых стояло имя того, кто их писал, — Поль Гетти.

Автор этих строк уже тогда заинтересовался деятельностью Гетти. Необычное в наше время дело, когда возникает новое крупное состояние. Подавляющее большинство современных финансово-промышленных империй Америки было сколочено десятки, а то и сотню-полторы лет назад. Начало им положили знаменитые «бароны-разбойники», первонакопители сегодняшних огромных состояний, а нынешние Морганы и Рокфеллеры, Меллоны и Дюпоны, Форды и Гарриманы возглавили уже существовавшие до них миллиардные дела, будучи «помазанниками» бизнеса, наследуя состояния, корпорации, банки и пороки своих дедов и отцов.

Лишь редкий случай мог привести в это «общество избранных», именуемое в Америке «клубом миллиардеров», кого-либо из аутсайдеров. Я прочитал книги самого Гетти и многочисленные писания о нем, продирался сквозь бесчисленные колонки цифр толстенных фолиантов финансовых отчетов возглавляемых им компаний, встречался со служащими этих компаний, даже побывал в его доме в США. Но самого Гетти увидеть не удавалось.

И вот в слабо освещенном неверным пламенем свечей в массивных серебряных подсвечниках небольшом зале лондонского клуба невдалеке от меня попивал кофе невысокий человек за семьдесят, хлипкого телосложения, с угловатыми движениями. Высокий с залысинами лоб, глубоко сидящие глаза, какое-то неуловимое сходство с киноактером Сергеем Мартинсоном в его остро гротесковых ролях. В глаза бросается почти неестественная бледность, выдающая человека, делящего свое время между деловой конторой и ночными клубами. Разговаривает Гетти подчеркнуто тихо — уверен, что его услышат. Я читал прежде, что улыбается он редко, а улыбка его напоминает волчий оскал. Думалось, что это литературное преувеличение для создания традиционного облика. Но стоило Гетти улыбнуться — и стало ясно: нет, не преувеличение. Не знаю, является ли улыбка «флагом корабля», но о человеческом характере она может сказать и говорит многое.

Разговор с миллиардером краток и мимолетен.

— Мистер Гетти, вы постоянно живете в Англии?

— Нет. Мой основной дом находится в Америке, в Калифорнии, в Лос-Анджелесе. А здесь, в Англии, в двадцати милях от Лондона, в Свазерлендском замке расположена моя деловая резиденция. Бизнес заставляет меня жить в Европе, недалеко от Ближнего Востока. Это удобно и для моих управляющих, и для меня.

— Каковы ваши деловые планы на будущее, что вы можете сказать о своем бизнесе?

— Мой бизнес? Мои планы на будущее? О, я успешно продолжаю мой нефтяной бизнес. У меня все хорошо. И я бы хотел, чтобы и в дальнейшем все было так же успешно в моем бизнесе.

Много ли узнаешь за несколько минут? В таком беглом разговоре, пожалуй, важно не то, что говорится, а как говорится. Хочется яснее представить себе собеседника. «У меня все хорошо», — говорит он, но вдруг по его лицу пробегает подобие какой-то тени. И та поспешность, с которой Гетти добавляет, что он хотел бы того же и в будущем, вдруг выдает неуверенность. Да, да, миллиардер Поль Гетти, самый богатый из американских миллиардеров, не уверен в будущем. Именно поэтому он с суеверной оглядкой высказывает самому себе пожелание, чтобы завтра его дела шли не хуже, чем сегодня.

Папа, мама, жены и Поль

Кто же такой Поль Гетти, как проник он в американский «клуб миллиардеров», откуда взялись его огромные богатства? Проявивший в последние годы вкус к рекламе, сам Гетти попытался ответить на эти вопросы в серии статей, опубликованных в американской печати. Смысл этих статей сводится к утверждению, что дверь в «клуб миллиардеров» может открыть любой человек, обладающий «инициативой, характером и умением ориентироваться». Гетти сообщает, что разбогател, пробурив нефтяную скважину в удачном месте и в удачное время. Кроме того, по его словам, он проявил достаточную проницательность и воспользовался услугами подходящей компании.

Видный канадский журналист Боб Уорд остроумно высмеял рецепты Гетти. «И все-таки, — пишет он, — мы не можем рекомендовать статьи Гетти в качестве пособия для будущего миллионера. Мы должны признаться, что тоже пробовали бурить нефтяные скважины, молоть зерно, искали подходящее время и компанию, но так и не приблизились к миллиону долларов.

Однако мы не отрицаем того, что способы стать миллионером существуют. Мы, например, рекомендуем родиться сыном миллионера. Расчет прост: как только вы станете членом семьи миллионера, у вас появятся реальные шансы на быстрое обогащение. Можно также выйти замуж за сына миллионера или жениться на его дочери. Потом вы сможете любоваться миром с балкона семнадцатиэтажного особняка или чего-нибудь в этом роде».

Канадский журналист не случайно упоминает в качестве надежного способа стать миллионером — родиться в семье миллионера. Поль Гетти был единственным сыном Джорджа Франклина Гетти, оставившего после своей смерти состояние в 15 миллионов долларов. Этот капитал, конечно, не делал семейство Гетти членом «клуба миллиардеров», но, как говорится, для начала неплохо.

Сведения о деятельности Гетти-старшего можно почерпнуть в книге «История нефтяного предприятия Джорджа Франклина и Ж. Поля Гетти, 1903—1939 гг.», написанной самим Полем Гетти и посвященной им отцу. Из этого сочинения, продиктованного благодарностью то ли к родителю, то ли к его толстому кошельку, мы узнаем, что Джордж Франклин Гетти был адвокатом в Миннеаполисе. В 1903 году дела одного из клиентов привели его в Оклахому как раз в то время, когда там была обнаружена нефть. Отделавшись от докучливого клиента, папаша Гетти ринулся в спекуляции. За 500 долларов он получил в аренду 1100 акров земли на территории, принадлежащей индейскому племени.

За первой сделкой последовали другие. Все это произошло как раз в тот период, когда наряду с нефтяной начала зарождаться и автомобильная промышленность, все большее распространение получал двигатель внутреннего сгорания. Именно это, очевидно, имеет в виду Гетти, утверждая, что его отец «предоставил ему возможность заняться нефтяными делами в самый подходящий для того момент».

Одним словом, имел место богатый папаша. Биограф Гетти Г. Рис в книжке «Мультимиллионеры» пишет в связи с этим так: «Всякому, кто подобно огромному большинству людей впервые услышал имя Гетти, можно охотно простить, если он думал, что этот последний является одним из тех легендарных американских героев, которые, начав с нищеты и неизвестности, вступили в мир бизнеса, идя теми же самыми путями, которые в мире политики приводят людей из деревянных лачуг в президентское кресло в Белом доме. Непреложным фактом является то, что в сегодняшней Америке подобные карьеры если и не относятся целиком к области мифологии, то, во всяком случае, встречаются значительно реже, чем можно предположить. Босоногие парни, шагающие по каменистым тропам из мира лохмотьев в мир богатства, начинают уже относиться к тому, что быстро превращается в почти вымершую американскую специфику, такую, например, как буйволы, и скоро в Америке придется создавать для них специальные резервации, если подобный тип людей вообще должен быть сохранен».

Что касается буйволов — это точно. О резервациях — тоже. Правда, имеется разница. Буйволы хотя и редкая, но реальность. Что же касается «парней, шагающих каменистыми тропами в мир богатства», то это все-таки мифология. И во всяком случае, это не про Гетти. Его тропа была не столь уж каменистой.

Гетти-старший был человек рассудительный и потому понимал, что сложности современного мира требуют знаний. Приказчики, конечно, дело хорошее, но свой глаз лучше. Поэтому отпрыск миллионерской семьи сначала изучал геологию в Калифорнийском университете, а затем получил диплом в области экономики в старейшем английском университете — Оксфорде. Затем Гетти-младший появился в Оклахоме, заявив своим приятелям, что он не двинется с места, пока не заработает миллион долларов. Заявление это можно было бы счесть самонадеянным, если бы за спиной говорившего не стояли отцовские капиталы и влияние. Опираясь на них, он взялся за тот же бизнес — перепродажу нефтеносных участков. Тогда отец и сын уповали не столько на добычу нефти — то было еще дело темное, — сколько на коммерческие операции, в просторечии именуемые спекуляцией.

Хорошо зная местную обстановку, они по дешевке скупали земли, преимущественно у индейцев, перепродавая потом эти участки втридорога. Первая же деловая операция Поля Гетти — дело происходило в 1914 году — заключалась в следующем: предварительно все разузнав, он купил земельный участок размером в 160 акров, заплатил за него 500 долларов, взятых взаймы у отца. Затратив еще некоторое количество денег для осуществления контрольного бурения, он через несколько месяцев этот участок продал уже за 40 тысяч долларов. Через два года удачные спекуляции принесли новоявленному дельцу его первый миллион долларов.

Сочтя себя после этого человеком самостоятельным, молодой Гетти оставил бизнес и ударился в загул. В течение года миллионера перевидали многие кабаки и ночные заведения в нескольких штатах страны. Но гнев отца, пригрозившего лишением наследства, вернул в конце концов Поля Гетти «на круги своя».

Появившись на западном побережье, начинавшем бурное промышленное развитие, Гетти создал компанию, которая действовала в тесном сотрудничестве с предприятием его родителя, обосновавшегося в Лос-Анджелесе. Как свидетельствует биограф, «здесь отец и сын опять стали действовать в тесном сотрудничестве, которое характеризовалось тем, что ни один из них не подчинялся целиком другому, в равной степени как и не был полностью от другого независим».

Отношения между отцом и сыном были поставлены на деловую и коммерческую основу. Так, например, когда Гетти-младший вознамерился принять участие в делах отцовской фирмы, Джордж Гетти на это согласился при условии, что сын купит у него акции. Сделка была совершена. Поль Гетти получил в свои руки треть акций отцовской компании, заплатив за них миллион долларов.

В этот период начинаются семейные злоключения Жана Поля, обошедшиеся ему дорого. В 1923 году Гетти женился, в 1926-м развелся и женился второй раз, затем, как свидетельствуют справочники, в «последующие тринадцать лет было зафиксировано еще три его брака, ни один из которых не продолжался больше шести лет». Как утверждают сведущие люди, именно этим объясняется то обстоятельство, что Гетти-старший, умерший в 1930 году, из пятнадцатимиллионного состояния завещал сыну «только» 500 тысяч долларов, остальные оставив его матери. Дескать, он не решился доверить крупные капиталы своему легкомысленному отпрыску.

Впрочем, этот последний родительский урок пошел не очень впрок, и Поль Гетти еще неоднократно менял избранниц своего сердца, доведя число только официально зарегистрированных браков до вполне внушительной для такого случая цифры 7. Правда, в этой связи в американской печати высказываются предположения о том, что дело, быть может, не только в любвеобильном сердце. Влиятельная, хорошо информированная и избегающая дешевых сенсаций газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала как-то о возможности новой женитьбы нефтяного магната. «Этот брак, — заявила газета, — соединил бы (нет, не два любящих сердца. — В. З.) две компании, которые ежегодно производят 189 тысяч баррелей[1] неочищенной нефти».

Вот она, любовь миллиардера! Счет в ней ведется не на минуты и часы, которые влюбленным наблюдать не положено, не на биение сердец и лунные серенады, а на баррели неочищенной нефти. Гетти-второй, безусловно, превзошел своего отца, оказавшись и ловчее и удачливее, а его мораль не помешала, но, быть может, и помогла превращению 15-миллионного состояния, которое в конце концов досталось ему, в миллиардное дело.

В 30-е годы Поль Гетти от спекуляции нефтяными участками переходит сначала к добыче, а затем к переработке и продаже нефти и нефтепродуктов. Первым шагом на пути к этому была острая война... с собственной матерью. Схватка продолжалась в течение двух лет и закончилась тем, что чадо завладело принадлежавшим по завещанию отца миссис Гетти контрольным пакетом акций компании «Джордж Ф. Гетти инкорпорейтед», а в начале 1934 года Гетти и вовсе вытеснил престарелую миссис с поста директора этой компании. К тому времени он овладел также контролем над средних размеров, но влиятельной «Пасифик Уэстерн ойл компани» и обратил свои взоры к крупной компании «Тайдуотер ассошиэйтед ойл», располагавшей нефтеочистительным оборудованием и разветвленной сетью по продаже нефтепродуктов. Обладание этой компанией превратило бы Гетти в фигуру, более или менее заметную в нефтяном бизнесе Соединенных Штатов.

Главная трудность в овладении этой компанией заключалась в том, что здесь приходилось иметь дело уже с китами, с самими Рокфеллерами, держащими в руках контроль над ней.

Как ему это удалось, и по сей день остается тайной. Но Поль Гетти сумел объехать на кривой самого Джона Д. Рокфеллера-второго, тогдашнего главу этой династии, отца пяти братьев, возглавляющих ее ныне. Последний, не усмотрев в Гетти опасного конкурента и явно недооценив его, в 1939 году внезапно продал нахрапистому дельцу 200 тысяч акций этой компании по сходной цене — 10 долларов за штуку. Объединив несколько своих фирм в новую — «Гетти ойл», Поль Гетти вышел в люди. Правда, ему еще было далеко до предпринимателя всеамериканского масштаба первого ранга. Если он и вынашивал дерзкие планы борьбы с господствовавшими безраздельно в нефтяном бизнесе Рокфеллерами, то делал это втихомолку, не доверяя своих планов никому.

Чет или нечет

Несмотря на все успехи, несмотря на то, что отцовское состояние было приумножено, а бизнес значительно расширен, Поль Гетти оставался хотя более или менее преуспевающим, но заурядным предпринимателем, одним из тех, кого киты большого бизнеса с высоты своего миллиардного величия презрительно именуют «сошкой». Миллион долларов, символ счастья и предел мечтаний американского предпринимателя XIX века, сейчас, во второй половине XX, в непрочные времена стремительного обесценения денег, недостаточен.

Процесс монополизации и укрупнения банковских трестов и промышленных корпораций привел к тому, что в ход пошли большие величины. Располагая миллионом или даже несколькими миллионами, на деловой арене современной Америки самостоятельного бизнеса не создашь. Разве может тягаться и устоять в борьбе с конкурентами, скажем, банк, или, точнее, при нынешних масштабах банчишко, с капиталом в каких-нибудь три-пять миллионов долларов, когда по всей стране раскинули свои щупальца, наплодив отделений не только в каждом городе, но и на каждой улице, гиганты вроде «Морган гаранти траст», «Чейз Манхэттен бэнк», «Бэнк оф Америка», каждый из которых располагает миллиардами долларов?

Нет, нелегко живется сегодня в Америке рядовому миллионеру. На хлеб с маслом, конечно, хватает. На одну, другую виллу и полдюжины автомобилей — тоже, но размах не тот, да и куражу меньше. То ли дело миллиард или хотя бы полмиллиарда!

Проникнуть за двери «клуба миллиардеров», войти в элиту американских монополий — значит получить графское и герцогское достоинство в американском мире большого бизнеса. Червь честолюбия, жажда богатства и могущества снедали начинавшего уже стареть Поля Гетти. Он чувствовал, что уперся в невидимую, но непроницаемую стену. Пока он копошился где-то у основания пирамиды американского нефтяного бизнеса, находившиеся на ее вершине Рокфеллеры с благодушием сытого хищника взирали на его усилия. Они не прочь были даже иногда бросить ему кость —Джон Д. Рокфеллер-второй соблаговолил уступить Гетти по сходной цене свои акции. Но стоило Гетти протянуть руку за следующим куском, как он почувствовал железную хватку могучего конкурента. Ему не было хода на нефтяных рынках Америки. Ему разрешали существовать лишь в качестве сателлита. Только представив себе эту хватку, можно понять, как, снедаемый бешеным честолюбием, неуемной жаждой денег и власти, Поль Гетти мог решиться на такое.

... Это произошло жарким летним днем 1948 года. В это время на тихоокеанском побережье стоит удушающая жара. Влажный раскаленный воздух, как паровой каток, давит человека к земле, выжимая из него потом всю энергию и силу.

Ранним утром, когда зной еще не так безжалостен и изнуряющ, Гетти вкушал в одиночестве утренний кофе за роскошно сервированным столом в собственном доме-дворце в Санта-Монике — пригороде Лос-Анджелеса. Внезапно его внимание привлекла небольшая газетная заметка. В ней говорилось, что мистер Ральф Дэйвис сообщил накануне в клубе деловых людей Сан-Франциско о благополучном завершении своих переговоров с эмиром далекого Кувейта. Результатом переговоров явилось заключение договора о концессии на разведку и добычу нефти где-то недалеко от кувейтских границ.

Газетное сообщение подействовало на Гетти как удар тока. Лихорадочно работала мысль, наматывалась логическая цепь рассуждений. Он давно и хорошо знал Ральфа Дэйвиса — своего опасного конкурента, в прошлом доверенного рокфеллеровского человека, вице-президента их компании «Стандард ойл оф Калифорния», а ныне самостоятельного предпринимателя, президента «Америкэн Индепендент ойл компани». Этот сан-францисский делец был известен лисьей хитростью, невероятной пронырливостью, сочетавшейся с расчетливой осторожностью. Шейх Кувейта — владелец фантастических богатств, Гетти наслышан о неправдоподобном великолепии его двора, драгоценной посуде, одеяниях, коврах, украшениях короны, которым нет цены. Без многих миллионов к нему не сунешься. Значит, концессия обошлась конкурентам в кругленькую сумму. Но не такие они люди, рассуждал взволнованно метавшийся по кабинету нефтепромышленник, чтобы бросать свои доллары на ветер. Значит, что-то пронюхали и рассчитывают сорвать куш.

Из лос-анджелесского дома летят указания. Поль Гетти требует сведений и фактов. Самая подробная информация — вот в чем он сейчас нуждается. Его папаша, старый Гетти, часто говорил: «Ни одно высказанное мнение не может быть лучшим, чем точная информация». Гетти-младший усовершенствовал отцовский афоризм. В бизнесе, говорит он, «информация — мать интуиции».

И вот в большой, неуютный, заваленный бумагами кабинет дельца начинают поступать сообщения — справки специалистов, прогнозы геологов, купленные за большие деньги рассказы людей из окружения шейха, местных жителей. Собранные сведения говорят и много и мало. Концессия шейхом Кувейта компании Дэйвиса действительно предоставлена сроком на 60 лет — до 2008 года. В виде задатка шейх положил себе в карман 7 миллионов 200 тысяч долларов. Компания приобрела право на изыскания не в самом Кувейте, где давно уже распродано все, что можно и нельзя распродать, а в так называемой Нейтральной зоне, находящейся на побережье Персидского залива, между Кувейтом и Саудовской Аравией. Обе эти страны имеют права на Нейтральную зону, деля ее между собой. Таковы были первые сведения, раздобытые Гетти о сделке конкурентов. Неясным, однако, оставалось главное: есть ли там нефть, а если есть, то достаточно ли ее для промышленной разработки.

Теоретически, рассуждал он, вроде бы должна быть. Бесплодная и почти необитаемая солончаковая пустыня Нейтральной зоны, раскинувшаяся на две с половиной тысячи миль на побережье Персидского залива, находится в одном из самых нефтеносных районов мира. Несколько сот километров севернее, на побережье Каспия, — советская нефтяная жемчужина, знаменитый Баку. На противоположном берегу Персидского залива предмет давних вожделений американского бизнеса — нефтепромыслы Ирана. На западе и юге — богатейшие нефтяные залежи Ирака, Кувейта.

И Гетти решается. Если шейх Кувейта, рассуждает он, заработал миллионы долларов, дав на 60 лет кусок прибрежной пустыни американской компании, то это не может не разжечь аппетиты его августейшего конкурента, хозяина второй половины этой пустыни — монарха Саудовской Аравии. Верные люди под покровом тайны срочно пробираются в экзотический Эр-Риад, город, где находится как будто сошедший со страниц сказок 1001 ночи дворец короля Сауда, взявшегося соединить современный комфорт с ослепительным восточным великолепием.

О богатствах короля Сауда на Западе и Востоке ходили легенды. Путешественники с восторгом описывали украшения его дворца, уникальные, не имеющие цены самоцветные камни на его одеянии, рассказывали также о стоящих целое состояние, специально сделанных для него фирмой «Роллс-Ройс» автомобилях, разъезжающих среди почти первобытных лачуг в селениях крестьян, роскошных яхтах, быстроходных воздушных лайнерах, на которых вместе с многочисленными обитательницами гарема и охраняющими их евнухами Сауд кочевал по фешенебельным курортам мира. Пойди подступись к такому. Но показухе восточного монарха противопоставлен холодный расчет американского дельца. Гетти понимает — блеск тщеславного владыки обходится недешево. В его гареме 600 жен и наложниц, а им ведь тоже пить-есть надо.

Одним словом, Поль Гетти сторговался с королем Саудом. Переговоры продолжались много месяцев, и условия, на которых в 1949 году была получена концессия, заключались в следующем: хотя к моменту ее подписания было неизвестно, имеется ли там нефть, Гетти сразу же выплачивал 10 миллионов 500 тысяч долларов наличными королю Сауду. А затем в течение всего срока действия концессии, также независимо от того, будет найдена нефть или нет, он обязывался вносить в королевскую казну по миллиону долларов ежегодно.

Поль Гетти играл азартную игру. Он поставил на кон все свои богатства, рискуя их потерять и обанкротиться в случае неудачи или же сорвать огромный куш, если нефть будет найдена. О том, «то это был больше ход азартного игрока, нежели трезвая сделка предпринимателя, свидетельствует то, что он ринулся в эту игру, так и не получив надежной информации, не узнав сколь-нибудь достоверно, есть ли там нефть.

Гетти отверг даже предложение своих помощников поехать на побережье Персидского залива и на месте оценить ситуацию. Запершись на несколько дней в кабинете, он разглядывал географические атласы и карту Ближнего Востока и гадал над прогнозами геологов. Как? Никто не знает — быть может, на кофейной гуще или при помощи столоверчения. Прогнозы специалистов были противоречивы: одни говорили, что нефть есть, другие, что есть, но немного, третьи, что она отсутствует вовсе. «Информация — мать интуиции». На сей раз надежной информации не было. И следовательно, «интуиция» была ни при чем. Верх взяла алчность.

Четыре длинных года Поль Гетти провел в страхе и терзаниях. Месяц проходил за месяцем, а многочисленные поисковые партии, кочевавшие на верблюдах по раскаленной пустыне, нефти не находили. Люди болели и умирали. Но все новые и новые отряды бросались в пустыню. Туда сгонялось население из других районов. На пароходах и самолетах доставлялась техника. Текли сотни тысяч, миллионы долларов, состояние таяло. За четыре года Гетти выложил 30 миллионов долларов. Нефти не было...

Трудно сказать, какое слово произнесет Поль Гетти в свой смертный час. Мне, например, кажется, что этим словом будет «Вафра». Так называется местечко в пустыне, около которого в мае 1953 года была обнаружена нефть. В огромных количествах, удобно залегающая, высокого качества. В течение нескольких дней Гетти из находящегося на грани банкротства нефтепромышленник ка-одиночки превратился в обладателя одного из самых богатых в мире нефтепромыслов, самого крупного независимого поставщика нефти, действующего в районе Ближнего и Среднего Востока, а спустя 3—4 года и обладателя одного из крупнейших состояний в мире.

Поль Гетти играл. Играл азартно. Как за зеленым сукном в Монте-Карло. Мог проиграть. И тогда пошло-традиционный для зарвавшихся игроков выход — пуля в лоб. Нефть была найдена. Гетти выиграл. Так, как выигрывают в рулетку. Деловые способности в данном случае ни при чем.

Успех кружит голову, доллары, когда их очень много, делают человека самоуверенным, заставляют его забывать о бессонных ночах, о пробуждениях в липком от страха поту с мыслью о банкротстве. С высокомерием удачливости Поль Гетти любит сейчас пофилософствовать за рюмкой французского коньяка.

— Человек, занимающийся нефтью, — говорит он тихим голосом, растягивая слова и явно любуясь собой, — вскоре приучается мыслить большими масштабами и вести счет на миллионы. Миллионы лет потребовались природе на то, чтобы в темных недрах земли образовалась нефть; миллионы и миллионы денег ушли на развитие нефтяной промышленности и эксплуатацию нефти; ежегодно в мире производится 7 тысяч миллионов баррелей нефти; миллионы тонн различных нефтяных продуктов потребляются сотнями миллионов людей.

Все правильно. К этому остается лишь прибавить миллионы людей, из которых выжаты все соки, забраны все силы на нефтепромыслах, принадлежащих избранным единицам — Рокфеллерам и Детердингам, Меллонам и Гетти; сотни миллионов, миллиарды долларов, обогащающих эти единицы, при помощи чудовищной алхимии капиталиаической эксплуатации превращающих кровь, пот и слезы миллионов в золотой поток для себя.

И все-таки страх от азартной игры с судьбой, страх, порождаемый зыбкостью достигнутого, не прошел бесследно, он живет и сейчас, таимый от всех, но вполне реальный. Трудно забыть искру этого страха, мелькнувшего в глазах Гетти, когда я спросил, как идут дела в его бизнесе. Нет, то не была тень от неверного света свечей — дань весьма модному сейчас на Западе снобизму, ~ игравшего на белоснежных скатертях и тяжелом серебре ресторана лондонского фешенебельного клуба. Вполне реальный страх прозвучал в его суеверном пожелании самому себе, чтобы в будущем ничего не изменилось к худшему.

И пожалуй, дело не только и не столько в суеверии. Рискованная игра, которую ведет Гетти, не прекратилась в день, когда с берегов Персидского залива пришла депеша, сообщившая о мощном фонтане нефти. Она продолжается и сейчас. Во-первых, позднейшее и более внимательное обследование запасов в недрах земель, на которые Гетти наложил лапу, показало, что они не столь беспредельно богаты, как это казалось поначалу. В результате доходы нефтепромышленника в последнее время несколько сократились. А во-вторых, с острым беспокойством читает ежедневно нефтяной король телеграммы, поступающие с Ближнего востока.

И если для многих такие сообщения — это политика, отзвуки острой борьбы, происходящей в мире между угнетателями и угнетаемыми, то для Гетти это вещи сугубо личные — колеблется здание его бизнеса и богатств.

Человек неглупый, он понимает, что раскаленный ветер, проносящийся над его нефтяными вышками, несет из глубин Африки не только песок и зной. Этот ветер таит ту бурю, которая сдует всех гетти отовсюду, где они присосались. Воротила понимает, что счет ведется не на десятилетия и даже не на годы. Он торопится. Торопится выкачать как можно больше, хищнически и безжалостно, думая только о дне сегодняшнем.

Что же касается дня завтрашнего, то Гетти с теми, с кем связан нерасторжимыми узами богатства, фетишей и, главное, страхом, — делает все, чтобы задержать его приход. В английских бомбардировщиках, которые разрушали аденские деревни и расстреливали беззащитных людей, в отрядах белых наемников, терзавших многострадальное Конго — страну несметных богатств, — в подкупе продажных и убийстве честных африканцев — во всем том, что происходит в «слаборазвитых», по высокомерному наименованию Запада, странах, — усилия и миллионы Гетти и его сотрапезников по ресторанам фешенебельных клубов.

Тайны Даунинг-стрит и государственного департамента США хранятся за семью печатями. Не скоро станет известно, кто подталкивал вершителей судеб Великобритании в середине 60-х годов XX столетия с неописуемой жестокостью подавлять освободительную борьбу народов Ближнего и Среднего Востока, в чьих интересах раздувают военный пожар в этой «горячей точке» планеты вашингтонские политики. Но если на вопрос «кто?» ответит история, то вопрос «почему?» ясен и теперь. Статистика свидетельствует: чистые доходы компаний, извлекающих нефть в этом районе, составляют ежегодно многие миллиарды долларов.

Между этими «кто?» и «почему?» прямая связь. И разве, зная все это, столь уж невероятным покажется предположение о том, что обосновавшийся в нескольких десятках миль от Лондона американский миллиардер может иметь непосредственное отношение к действиям наемников империализма, убивающих арабов, терзающих их землю.

Думается, что не случайность, не прихоть, не желание пооригинальничать надоумили Поля Гетти в одной из его статей зачислить в разряд «наиболее замечательных людей прошлого» Бенито Муссолини. Единственный недостаток отвратительного дуче, который видит американский толстосум, в том, что этот фигляр и политический прохиндей, видите ли, не умел «отличать возможное от невозможного». Впрочем, нельзя отказать Гетти в последовательности: муссолиниевские самолеты, уничтожившие города и деревни Абиссинии, и напалм, которым во имя спасения его нефтепромыслов на берегах Персидского залива поливали несколько десятилетий спустя деревни Адена, — это, безусловно, явления одного порядка.

Преступления не бывают безнаказанными. Комплекс вины рождает неуверенность, беспокойство. Это подметил рецензент «Уоллстрит джорнэл», органа бизнесменов, в статье, посвященной автобиографии Гетти «Моя жизнь и состояние». В 1963 году она вышла отдельной книгой. «Человек, который достиг многого, пишет рецензент, — вряд ли должен подтверждать это о себе кому бы то ни было. Все же через книгу проходит какая-то невидимая нить оправдания: отчаянное обращение к читателю за одобрением. Так, мистер Гетти пытается разжалобить читателей, сетуя на свои неудачные женитьбы, подчеркивает, что в отличие от своих коллег он голосовал на выборах за Рузвельта».

До чего трогательно, не правда ли?

Тень страха, нет-нет да и омрачающая лицо самого богатого человека в мире, говорит о том, что миллиард долларов еще не делает человека счастливым. Для счастья необходимы чистая совесть, уверенность, нужно будущее. Несколько лет назад Поль Гетти азартно играл с судьбой: чет — нечет. Можно выиграть, а можно и проиграть. Игра, которая ведется сейчас, — это игра безнадежная, в конце концов ее придется проиграть. Ее просто нельзя выиграть. Здесь не будет чет. Будет обязательно нечет. Раньше или позже. И Гетти гадает когда: завтра, через месяц, через год?

Нефть и прочее

Жадность. Без этого не понять Поля Гетти. Ему всего мало. Он готов прибрать к рукам все, что может принести доход. Он является главой почти ста мелких и крупных предприятий. Иногда его бизнес кажется неожиданным. Ну что, скажем, общего между деятельностью нефтепромышленника и производством автоприцепов? Ничего. Но тем не менее Гетти неплохо зарабатывает на производстве многих типов передвижных фургонов, цепляемых к автомобилям.

Бизнес «кемпинга» превратился в последние годы во многих западных странах в дело очень доходное. Житель тяжелого для повседневного существования, смрадного Нью-Йорка всю неделю живет мечтой о том, как он, вырвавшись в субботу из этого бензинового ада, поваляется на берегу тихой речки, прочистит уши от неумолчного днем и ночью грохота десятимиллионного города. О том же мечтает житель Чикаго и Филадельфии, Сан-Франциско и Хьюстона, Бостона и Нью-Орлеана.

В конце рабочей недели начинается «великий исход». Все, кто может, покидают город. По десяткам дорог тянутся автомобили. Ко многим из них прицеплены фургоны. Маленькие и побольше, на двух, на четырех и даже на шести колесах. Вся эта колесная армада растекается на многие десятки километров вокруг города, оккупируя все мало-мальски пригодные куски «природы», не изъятые из обращения при помощи лаконичной, но многозначительной и всемогущей в Америке надписи — «прайвит проперти» — «частная собственность».

Те, кто побогаче, держат эти мобильные гостиницы в своих гаражах, а большинство прибегает к помощи прокатных контор, беря автофургоны на время отпуска или на уикэнд.

Капитал интересуют доллары. И «отдыхательный бизнес» превратился в последнее время в своеобразную и крупную отрасль, привлекающую деньги многих предпринимателей и приносящую им немалые доходы.

Не прошел мимо этого и герой нашего рассказа. Во время войны он доказывал свой патриотизм в рядах армии. Однако, надев офицерский мундир, бизнесмен не отправился на поля боев, а возглавил работавшую на войну «Спартан эйркрафт корпорейшн». После войны он не выпустил из рук эту компанию, выкупил ее у правительства по сходной цене и превратил в фирму массового производства фургонов-автоприцепов.

...Есть в Нью-Йорке улица под названием Мэдисон-авеню. Уже само название этой улицы — знак респектабельности. Преуспевающий бизнесмен не преминет в первые же минуты разговора сообщить, что его контора расположена на Мэдисон-авеню. За ярлычок с надписью «Мэдисон-авеню», пришитый к подкладке пиджака, пальто или шляпы, купленных в магазине, на ней расположенном, владелец магазина сдерет с покупателя дополнительные доллары — качество штанов, быть может, и не лучше купленных в менее фешенебельном районе, но зато кураж иной. Жить в богатых домах Мэдисон-авеню, держать на ней контору, покупать в ее магазинах — это уже признак преуспеяния.

В центре Манхэттена, на одном из самых оживленных перекрестков этой улицы, в окружении богатых магазинов и контор особенно процветающих фирм и компаний, на углу Мэдисон-авеню и 61-й стрит стоит большое здание. Любой из местных жителей скажет вам, что наряду с самыми знаменитыми небоскребами Нью-Йорка он имеет имя собственное — «Гетти билдинг». Хозяин не живет в этом доме, он сдает его очень богатым людям под жилье и очень богатым компаниям под конторы. Выгода двойная — сотни тысяч арендной платы плюс реноме — Поль Гетти не где-нибудь, а на Мэдисон-авеню.

...Среди огромных и дорогих гостиниц Нью-Йорка не последнее место занимает отель «Пьер». У его зеркального подъезда вы не увидите рядового «форда» или «рэмблера». К тротуару причаливают дорогие «кадиллаки» и «роллс-ройсы». Дородные швейцары распахивают дверцы и, почтительно поддерживая под локоток, ведут по расстеленному на асфальте дорогому ковру под протянутым во всю ширину тротуара ярким не то навесом, не то балдахином обладателей очень тугих кошельков. Именно здесь обосновался и провел месяцы после избрания и до переезда в Белый дом — с ноября по январь — Ричард Никсон. Здесь он формировал свое правительство, разрабатывал планы его первых шагов.

Отель «Пьер» — тоже собственность Гетти, дающая ему ежегодно весьма круглую сумму дохода. Гостиничный бизнес — дело выгодное, и потому он приобретает отели не только в Соединенных Штатах Америки, но и за их рубежами. Так, ему принадлежит один из крупнейших отелей Мексики, «Пьер Маркес», в Акапулько и ряд других.

Но все это доходы побочные. Главным же как была, так и остается нефть. Нефтяная империя Поля Гетти имеет внушительные размеры — она приносит своему хозяину доход в 84 миллиона долларов ежегодно. В центре империи в течение многих лет находилась компания «Гетти ойл». Основное поле ее деятельности в последние годы — эксплуатация нефтяных богатств Ближнего Востока. Именно это источник главных богатств мистера Миллиарда, и потому деятельностью компании он руководит самолично. Для того чтобы быть поближе к нефтепромыслам Ближнего Востока, бизнесмен покинул родину и, перебравшись в Старый Свет, прочно обосновался в Европе. Его главной резиденцией является Лондон, хотя в фешенебельных отелях Парижа и Рима, Женевы и Вены его тоже считают завсегдатаем, а в последнее время он создал свою штаб-квартиру и в Италии,

Правда, дело здесь не только и не столько в желании находиться в непосредственной близости к источникам богатств. Современные средства связи предоставляют возможность осуществлять деловые операции и на расстоянии, а карман Поля Гетти способен выдержать почтово-телеграфные расходы. Коммерсант отнюдь не стремится вдыхать запах нефти. Его вполне устраивает запах денег. Как-то, объясняя, почему он предпочитает руководить своим бизнесом вдали от нефтяных вышек, он сказал: «Если человек является дантистом, то ему, конечно, приходится засовывать пальцы в рот своего пациента, и тут без непосредственного присутствия около пациента и его зубов не обойтись. В моем случае это не является столь необходимым. И я могу сделать свое дело и отсюда». Разговор шел опять же в лондонском ресторане.

На протяжении десяти лет он ни разу не был в Америке и отнюдь не из стремления быть поближе «к зубам пациента», а из чисто деловых соображений. Он стремится обойти американское налоговое законодательство. Ввоз в Соединенные Штаты нефти, добываемой им на Ближнем Востоке, отнял бы у него определенную часть прибыли, которая ушла бы на оплату пошлины. Поэтому он предпочитает добывать нефть на берегу Персидского залива, сбывать ее где выгоднее, деньги хранить где надежнее, а пребывать в Европе — подальше от опасных конкурентов и налоговых законов.

Было бы несправедливым упрекнуть этого сына Америки в том, что он забыл про родину. Отнюдь. Его нефтяной бизнес в Америке до недавнего времени был объединен в двух компаниях — «Тайдуотер ойл компани» и «Скелли ойл компани». Обе они занимаются добычей и очисткой нефти, производством и продажей нефтепродуктов, а также их транспортировкой. Поле деятельности «Скелли ойл» — юг, юго-запад США — экономические районы, являющиеся бастионами новых экономических групп. Эти группы конкурируют с Уолл-стритом и, в частности, с Рокфеллерами.

Что же касается «Тайдуотеройл», то, действуя преимущественно в этих районах, она вместе с тем осуществляла проникновение в нефтепромышленность Латинской Америки, в частности в Гватемалу, Парагвай, а также в нарождающуюся нефтяную промышленность Пакистана.

Не желая зависеть от конкурирующих фирм, в начале 60-х годов Гетти решился на значительную трату. Выложив несколько десятков миллионов, он стал владельцем крупнейшего в капиталистическом мире и наиболее современного по своему оборудованию нефтеочистительного завода, перерабатывающего сырую нефть и производящего все виды нефтепродуктов.

Тем же стремлением к полной деловой независимости объясняется широкая программа строительства собственного танкерного флота, осуществлением которой воротила занят в настоящее время. Таким образом, в руках Гетти будет весь комплекс — от добычи сырой нефти до ее переработки и доставки в десятки стран, с которыми нефтепромышленник ведет дела.

Внимательный читатель, возможно, обратил внимание на то обстоятельство, что, говоря о «Гетти ойл» и «Тайдуотер ойл», я употребляю слова в прошедшем времени — «осуществляла», «находилась» и т. д. Нет, эти компании не обанкротились. Их не постигла судьба тысяч фирм-мотыльков, компаний-однодневок, радужными пузырями, иногда даже немалых размеров, проплывающих по небосводу американского бизнеса, а затем лопающихся, разорив не в меру доверчивых акционеров.

Думается, что Полю Гетти такое пока не угрожает. Он ухитрился прочно уцепиться, обрести определенную стабильность, отбить ожесточенные атаки могущественных конкурентов, немало сделавших, чтобы от него избавиться. Дело в другом: в очередном маневре воротилы, немало озадачившем его коллег и конкурентов.

Произошло это осенью 1967 года. Во всех деловых клубах Америки только и было разговоров, что о новой затее Поля Гетти. Одни считали, что Гетти сделал опрометчивый ход, который может ему дорого обойтись; другие утверждали, что это ход конем, который вознесет оборотистого дельца на новую высоту.

Что же взбудоражило бизнесменов? Стало известно, что две крупнейшие нефтяные компании, входящие в орбиту Гетти,— «Тайдуотер ойл» и «Гетти ойл», «хитрый лис», как иногда называют коллеги Гетти, вкладывая в это и почтительность к удачливому предпринимателю, и зависть к конкуренту, решил объединить в одну гигантскую сверхкомпанию.

Я разговорился в те дни на эту тему с одним завсегдатаем уолл-стритской биржи, который, по его словам, знает в нефтяном бизнесе не только что было и есть, но что будет и чего не будет. «Поверьте мне, — убеждал меня мой случайный собеседник, — я слежу за нефтяным бизнесом Гетти с 1903 года, когда старый Гетти совершал еще первые шаги. Я знаю Поля как облупленного. И уверяю вас, что никогда он не делал ничего просто так».

Разговор происходил в баре маленького ресторанчика на одной из узких улочек, прилегающих к Уолл-стриту. Сюда после делового дня собираются средней руки банковские клерки для того, чтобы перевести дух и посудачить. Измученный изнуряющей жарой, помноженной на духоту и лихорадочный ажиотаж биржи, я, зайдя в первый попавшийся ресторанчик, чтобы промочить горло бокалом пива, очутился за стойкой рядом с этим невысоким юрким старичком с набрякшими под глазами мешками. В руках у него был стакан неразбавленного виски со льдом. Судя по неестественному блеску глаз и несколько закостеневшему языку, мой собеседник находился здесь довольно долго. И стаканчик, который он держал в руке, был явно не первый. Быть может, именно поэтому он был так откровенен. Впрочем, откровенность такого рода бывает иногда между незнакомыми собеседниками.

Из разговора я узнал, что мой случайный знакомый провел бурную жизнь. Знавал он дни успехов, когда имел в руках довольно внушительные суммы, всю жизнь гнался за призраком золотого тельца. И, как бывает с большинством из ловцов миражей, охотников за неверным предпринимательским счастьем в Америке, потерял все деньги и вынужден доживать свой век на службе у чужого богатства.

— Моя ошибка, — откровенничал он, — заключается в том, что я пытался делать деньги в самом неверном бизнесе из всех — нефтяном. Я давно понял это, но не мог сменить бизнес, потому что именно здесь хотя и больше риска, но зато больше возможностей взять наибольший приз. Мне не хотелось довольствоваться малым. В результате у меня сейчас нет ничего.

По морщинистой щеке старика скатилась пьяная мутная слеза.

— Но я еще не конченный человек, — пылко стал уверять он. — Я знаю столько обо всех этих парнях, с которыми мы вместе начинали и которые сейчас делают вид, что видят меня в первый раз, что им придется выложить денежки. Иначе то, что знаю я, узнают и другие. Они еще меня вспомнят. Я заставлю их раскошелиться.

Признаться, мне начинало уже надоедать пьяное бормотание старикашки, его бессильные угрозы, но он, отвлекшись от собственных злосчастий, опять заговорил о Гетти. И стало ясно, что это не просто пьяное хвастовство. Мой собеседник действительно помнил и знал многое. С удивившей меня точностью он говорил о цифрах доходов своего удачливого сподвижника, с чисто американской скрупулезностью перечислил названия десятков компаний и фирм, связанных с компаниями Гетти, называл страны, где вложены геттиевские капиталы. Было очевидно, что случай свел меня действительно с человеком, который знает, о чем говорит.

— Здесь судачат, — продолжал старик, — о последней сделке Поля. Говорят, что ему изменила осторожность и он, объединив две крупнейшие компании, выпустил из бутылки джинна. Дескать, ему не под силу одному контролировать гигантские масштабы новой компании.

Уверяю вас, «лис» хорошо знает, что он делает. Ему ведь тоже приходится нелегко. Пока он был второразрядным дельцом, боссы нефтяной промышленности не очень-то принимали его всерьез, отмахиваясь от него как от дерзкой, назойливой мухи. Но после того как Гетти перехватил из-под носа Рокфеллеров и Меллонов огромный куш на Ближнем Востоке, его стали опасаться даже самые сильные.

Поверьте мне, это не облегчило его жизнь. С Рокфеллерами шутки плохи. Это говорю вам я. Мне это вышло боком, они превратили меня в ничтожество. Конечно, с Полем так легко, как со мной, сейчас не совладать. Но ему ясно, что устоять в борьбе с гигантами он сможет только в том случае, если сам будет возможно большим. То, что он предпринял сейчас, это не прихоть, не желание. Это его единственный шанс выжить.

Думается, мой случайный собеседник был прав. С того времени, как нефтяной бизнес Поля Гетти приобрел теперешний размах, ему приходится вести ожесточенную борьбу со своими могущественными конкурентами. Комментируя свои последние деловые операции, Гетти всячески подчеркивал, что не интересуется только размерами ради размеров. Он стремился дать понять, что речь идет о продуманной операции.

Правда, о главном он говорил весьма туманно. В беседе с журналистами Гетти аргументировал решение соображениями более целесообразной организации управления своим бизнесом.

— Существуют серьезные деловые причины, продиктовавшие мне этот шаг. Объединение упрощает структуру бизнеса и операций. Новая организация более экономична. Теперь мы будем осуществлять одну операцию там, где раньше производили две. Теперь существует лишь один штат директоров и служащих, имеется вместо двух одна бухгалтерия.

Слов нет, одна бухгалтерия вместо двух — вещь неплохая. Но в данном случае дело не в этом. Да и сам Гетти в том же интервью как бы ненароком обронил: теперь компания стала больше, а следовательно, сильнее, ради этого можно пойти на известные неудобства. И, как бы совсем ставя точку над «и», воротила объясняет, почему это объединение понадобилось ему не позже и не раньше, а осенью 1967 года.

— Я думаю, — проговаривается он, — что слияние моих компаний значительно усилит мои позиции в восточном полушарии.

Вот именно. Здесь-то, как говорится, и зарыта собака. Стоит сопоставить эту ненароком оброненную фразу о причинах серьезной реорганизации и время, когда Гетти это осуществил, чтобы многое стало на свои места: нагляднее стали методы пронырливого дельца, только и думающего, как бы прибрать к рукам то, что, по его мнению, плохо лежит.

Израильская агрессия против арабских стран летом 1967 года, за которой, несомненно, стояли Рокфеллеры и Меллоны, неожиданно для последних обернулась против них. Затевая свою игру, они рассчитывали сбросить прогрессивные режимы в некоторых арабских государствах и тем самым укрепить свои позиции в этом районе, дорваться до новых нефтяных источников. На поверку дело обернулось иначе. Не добившись свержения независимых правительств и замены их своими марионетками, Рокфеллеры накликали гнев арабских народов. Их нефтяные позиции оказались под угрозой, поток ближневосточной нефти заметно сократился, вызвав ликование техасских конкурентов Рокфеллеров и Меллонов.

Гетти не был бы Гетти, если бы в такой момент он не попытался погреть руки. Его, конечно, нимало не волновали судьбы арабских народов. Он думал лишь о том, чтобы воспользоваться трудностями конкурентов, и предпринял для этого свои меры. Вот откуда разговоры об «усилении позиций в восточном полушарии», вот почему он засуетился со своей реорганизацией именно осенью 1967 года.

Не случайно, аргументируя свои действия, Гетти пользуется сравнением их с осуществлением военных операций. Не деловых, а именно военных. На Ближнем Востоке идет война, и делец разыгрывает из себя генерала. Развалившись в кресле, он выпячивает грудь:

— Искусство бизнеса имеет много общего с искусством генерала. Я считаю, что в бизнесе следует руководствоваться военной историей. Кампанию и стратегию нужно заранее разрабатывать. Наполеон потерпел поражение, потому что никогда не мог отличить возможное от невозможного, — звучит излюбленное рассуждение дельца. — Безграничные просторы России расстроили его планы. Если перед вами маленькая страна, ее можно пройти в десять бросков. В России десять бросков ничего не значат. Он вынужден был сделать сотню бросков, далеко ушел от своих баз и проиграл. В бизнесе то же самое. Не следует продвигаться нерасчетливо быстро. Уверяю вас, что в отличие от Наполеона я умею отличать возможное от невозможного. Мои продвижения рассчитаны. Поэтому меня не ждет неудача.

Вот так. Ни больше ни меньше!

Не исключено, что за всеми этими громкими речениями лежит определенный расчет. Надо отдать справедливость Гетти, он бывалый игрок и неплохой психолог. Успех в некоторых его предприятиях сопутствовал ему не в последнюю очередь из-за того, что он всегда учитывал психологический фактор. Гетти хорошо знает, что доверие к предприятию тоже капитал. Демонстрируя свою уверенность, высмеивая сомневающихся, он стремится при помощи такой психологической обработки убедить всех в прочности своих позиций.

Но дело не только в психологии. Имеется здесь и определенная деловая философия, в области которой Гетти большой мастак. Говоря как-то о своих взглядах на бизнес, он выразился следующим образом: «Некоторые считают, что хороший бизнес требует вложения денег в различные предприятия. Чем больше предприятий, тем лучше. Выгоднее иметь один процент в восьмидесяти компаниях, нежели восемьдесят процентов в одной. Конечно, если ваши деньги вложены в компанию, обладающую одним деревом, на которое смотрят за плату, лучше их вложить еще куда-нибудь, потому что сильный ветер может однажды повалить дерево и ваш бизнес развеет ветер. Но если речь идет о крупной компании, то я бы предпочел одному проценту в восьмидесяти компаниях восемьдесят процентов в одной».

Так он и поступает. Речь в данном случае идет не об отвлеченных рассуждениях склонного пофилософствовать за послеобеденной рюмкой коньяку самодовольного баловня фортуны, а о взглядах предпринимателя, на собственном опыте познавшего волчьи законы американского бизнеса, видевшего, как сотни его сподвижников разорялись и уходили в деловое небытие под ударами грозных и могущественных конкурентов. Одним из главных выводов, который почерпнул Гетти из своего делового опыта, является вывод о том, что для того, чтобы выжить в американском бизнесе, «надо быть большим».

«Надо быть большим». Эту фразу часто можно слышать от Поля Гетти. Не просто так, не ради величины самой по себе, а для того, чтобы выжить. Он согласен с тем, что созданная им гигантская корпорация ставит трудные задачи, ибо управлять многообразным, многоплановым, раскинувшим свои щупальца в шестидесяти странах бизнесом — дело трудное.

«Впрочем, — успокаивает себя Гетти, — все зависит от организации. Я могу позволить себе нанять десятки, сотни, а если потребуется, и несколько сот наилучших управляющих, Они сделают все, что необходимо».

Управляющие, или, как их в Америке называют, менеджеры, работают на Гетти точно так же, как на всех других воротил. Впрочем, не вполне так же. Многие из геттиевских соседей по деловому Олимпу давно уже не руководят своими огромными промышленными и финансовыми империями. Кто знает сегодня, скажем, Морганов — членов семейства, контролирующего самую большую в мире промышленно-финансовую империю? Почти никто. Безликие и безвольные наследники старого «Корсара» — Джона Пирпонта Моргана давно уже превратились в рантье, живущих на проценты со своих огромных капиталов, легковесных прожигателей жизни, передоверивших ведение огромного бизнеса наемным управляющим. Пожалуй, большинство носителей громких фамилий американских миллиардеров мало что смыслят в деле, приносящем им миллионы.

Поль Гетти не таков. Представитель новой формации американского бизнеса, он твердо убежден в том, что он и только он может руководить своими компаниями. «Я думаю, — говорит он, — что человек ведет собственную машину более внимательно, чем взятую напрокат».

Служащий — это служащий, даже и самый квалифицированный. А хозяин — это хозяин, в этом Гетти убежден твердо.

— Игрока в теннис, — философствует он, — судят по количеству выигранных им партий. Если он никогда не выигрывал, можете себе представить, что он за игрок. Если человек называет себя бизнесменом — справедливо посмотреть на его счет в банке. Необходимо разобраться в том, что он сделает в бизнесе как индивид, а не как служащий. Хороший служащий максимум что может — это поддерживать заданный темп. Можно поручить служащему работу, ему невозможно передать ответственность, азарт, право на риск.

Делать ставку, выигрывать или проигрывать могу лишь я, — продолжает нефтяной король. — Ни один из моих служащих не мог бы рисковать так, как рисковал я тогда с кувейтской нефтью. Это уже не квалификация. Здесь ничего не скалькулируешь. Это везенье. Нападешь на нефть — разбогатеешь, нет — разоришься. Поставить и выиграть — для этого надо быть гением либо родиться с серебряной ложкой во рту. Я выиграл.

Чего ради!

Гетти называют волком-одиночкой. Недоверчивость и неуемное властолюбие — характерные черты этого стареющего воротилы. Он никому не доверяет. Даже собственным сыновьям, которых у него четверо. Бизнес есть бизнес, исповедует он, и родственные чувства здесь ни при чем. Так он думал, когда совершал финансовые сделки с отцом. Так действовал, когда брал за глотку собственную мать, ведя с ней финансовую войну по всем правилам американского бизнеса.

Так думает и теперь. «Нежный папаша» не видит сыновей годами. Он с ними не общается, он с ними сотрудничает. Гетти-младшие — служащие его компаний, действующих в США. Папа ими доволен. По его словам, «они оказались хорошими работниками».

Говорят, чужая душа — потемки. Трудно постигнуть чувства, понять мысли другого человека чуждого мира, особенно если он Поль Гетти. Быть может, сформулированная им самим основа его отношений с собственными сыновьями может послужить каким-то ключом к этим душевным потемкам. «Я был уверен, — говорит в своей автобиографической книжке «Моя жизнь и состояние» Поль Гетти, — что мои сыновья будут хорошо работать, ибо они потратили много сил и времени, а я денег на освоение этой работы. И если бы они не оказались хорошими работниками, они бы не находились сейчас там, где находятся. В конечном счете совместная работа в деловом предприятии является почти тем же самым, что и пребывание в одной футбольной команде. Не имеет никакого значения то, чьи они сыновья или с кем они связаны; важно одно: чтобы они были хорошими игроками. И мне кажется, что мои сыновья — хорошие игроки».

Что касается футбольной команды, то все сказанное престарелым миллиардером, безусловно, правильно, как, впрочем, справедливо и то, что недостаточно усердный работник на ответственном посту в деловом предприятии — обстоятельство, нежелательное для его хозяев. Но каким холодом, какой душевной черствостью веет от этих слов дельца, которому бухгалтерские книги заменяют семью, цифры убытков и прибылей — человеческие чувства, а биржевые котировки — извечные людские радости и привязанности.

Впрочем, в самое последнее время в этом смысле кое-что начало меняться. Нет, Поль Гетти не воспылал внезапными родительскими чувствами, не умилился, увидев трогательных младенцев — своих внуков. Он перестал быть бы самим собой, проявив такие чувства. Их у него нет. Зато есть расчет. Он и подсказывает целесообразность некоторого сближения с собственными сыновьями.

— Черт побери, в конце концов, — рассуждает Гетти, — должна же быть какая-то разница между просто менеджерами и менеджерами, носящими фамилию Гетти. В итоге хотя они того и не стоят, но все отойдет им.

Одним словом, в конце 1967 года за океан полетела депеша, которая гласила, что старший из сыновей Гетти — 44-летний Джордж в только что объединенной компании получает портфель исполнительного вице-президента и в этом качестве ему надлежит немедленно, покинув все дела, направиться на Ближний восток. Поскольку там стреляют, быть может, удастся в суматохе и неразберихе что-нибудь урвать. Но поскольку опять же там стреляют и, что называется, не ровен час... то старший Гетти предпочитает быть подальше, обретаясь где-нибудь в европейском ночном клубе, а Гетти-младший пускай урывает. В начале 1968 года Джордж Гетти появился на Ближнем Востоке...

Кстати, почему именно Джордж? Почему не кто-либо из остальных сыночков? Не берусь судить определенно, но, наверное, какие-то черты его характера показали главе фирмы, что на Джорджа не страшно положиться. Каковы эти черты можно лишь догадываться по некоторым фактам, доносящимся, из-за наглухо закрытых дверей пышного и безвкусного особняка в Лос-Анджелесе, в котором обитает Джордж Гетти.

Некоторое время назад великосветское общество Лос-Анджелеса было взволновано до чрезвычайности. Некогда красивая, но безвременно увядшая 36-летняя Глория Гетти, жена Джорджа, подала в суд прошение о разводе. Развод с наследником миллиардного состояния — такое в Америке встречается не часто.

Если бы иск учинил Джордж Гетти — никто бы не удивился. Скандальные бракоразводные процессы папаши Гетти, его селадонские похождения, описания которых не выдерживает бумага даже долготерпеливой американской прессы, приучили публику к сообщениям об очередном разводе в семействе Гетти. Но на сей раз инициатором развода была Глория Гетти. Интерес публики был подогрет до чрезвычайности. Целый рой репортеров зажужжал вокруг необычного скандала. То, что было выяснено пронырливыми репортерами судебной хроники, долго служило темой разговоров. Ходатайствуя о разводе, Глория Гетти заявила, что она вынуждена это сделать... ввиду безмерной жестокости своего мужа.

Можно представить себе ад, окружавший женщину в ее пышно раззолоченной клетке, если она решилась бросить детей, виллы, яхты, лишь бы быть подальше от вылощенного,, безукоризненно одетого, с безупречными манерами Джорджа Гетти, слывущего столпом американского высшего общества.

Нам неизвестно доподлинно, что изволил сказать по этому поводу папаша Гетти. Зато мы знаем достоверно, что он сделал. Не успели еще пожелтеть газетные листы с сообщениями о скандальном бракоразводном процессе Джорджа Гетти, как он был приближен к главе семейства. Мистер Миллиард и здесь оказался верен себе.

Поль Гетти — молодой и злобный волк, это для капиталистического мира явление в общем заурядное. Но приближающийся к порогу жизни старец, так и не узнавший естественных и необходимых человеку радостей и привязанностей, обходящийся без родины, без близких, без семьи, исступленно громоздящий один миллион на другой — не для себя: сколько может съесть или напялить на себя один человек, не для детей — он от них далек, не для внуков — он их никогда не видел, — это зрелище страшное, противоестественное.

Когда сталкиваешься с таким явлением, ибо Поль Гетти — это уже не столько человек, сколько явление, то невольно задаешься вопросом: чего ради он действует, что любит, чего хочет, к чему стремится?

В тот памятный вечер я попытался выяснить это у самого Гетти. И Гетти заговорил... об искусстве. Он с увлечением рассказывал о своих коллекциях, в которых действительно есть шедевры мирового значения. В его доме в Калифорнии — собрание, в котором Рембрандт, Тинторетто, Веронезе, много картин Гейнсборо, одна из лучших в мире коллекция французской мебели и ковров XVIII века, мрамор Древней Греции и Древнего Рима.

После того как Гетти поселился в Англии, в его новом доме появилась вторая коллекция, которой тоже нет цены. Не скрывая самодовольства, миллиардер сказал: «У меня есть замечательные вещи. Прекрасное собрание картин. Часть из моего собрания я предоставил сейчас на время лондонской Национальной галерее. Среди полотен, которые я им одолжил, находится автопортрет Паоло Веронезе в полный рост, большое полотно Рубенса «Возвращение с охоты». Уже несколько месяцев в этом музее выставлена принадлежащая мне картина Рембрандта «Портрет мужчины», написанная им в 1661 году. У меня есть много работ импрессионистов. Недавно я приобрел замечательную коллекцию персидских ковров XVI века».

Гетти действительно знаток и тонкий ценитель искусства. Те произведения из его коллекции, которые мне довелось видеть, свидетельствуют об этом с несомненностью. В скольких богатых домах Америки вы можете увидеть модную модернистскую пачкотню.

Дело не только в том, что старомодный Рембрандт ценится меценатами все-таки дороже ультрасовременного поп-арта. Дело во вкусе, если хотите, культурном уровне. В кабинете Джона Рокфеллера в богатой раме висит нечто, что можно повесить и так и этак — и ногами вверх, и боком, и наискосок. Его эстетический вкус тому не препятствует.

Гетти за мини- или макси-модой не гоняется. В его собраниях вы не встретите ничего, что было бы данью преходящей моде. Все в них самой высокой пробы.

Нефтепромышленник не только покупает картины и статуи. Он о них пишет. Несколько лет назад вышла его книжка «Выбор коллекционера». В ней Гетти описал предпринятое им еще до войны путешествие по Европе с целью пополнения своих коллекций. В этой книжке немалая эрудиция, подчас меткие и тонкие замечания и суждения.

Но чем больше вчитываешься в эту книжку, знакомишься с собранием произведений искусства, принадлежащих Гетти, тем больше ощущаешь нечто такое, что не имеет никакого отношения к искусству, к той радости, которую дарит общение с проявлением человеческого духа, с тем высоким, что в искусстве заключено.

В первый раз эта мысль пришла мне в голову, когда я смотрел замечательные картины его американской коллекции. Как можно, подумалось мне, спрятать эти сокровища не только от людей, но и от самого себя, держать их здесь, в этих затемненных залах, отказавшись от радости общения с ними? Ведь Гетти не был здесь уже много лет, вполне удовлетворившись сознанием, что эти бесценные творения гениев — его собственность.

Рассматривая как-то богато изданный «Выбор коллекционера», я внезапно обратил внимание на дату того знаменательного путешествия в Европу в поисках произведений искусства, которое описывается в этой книге, — 1939 год. В период «странной войны» в затемненных городах — старинных очагах европейской культуры — появился холеный, под защитой американского паспорта делец с улыбкой, которую иногда называют волчьей, и чековой книжкой.

Пусть читатель мысленно представит Европу тех дней. Уже грохотали пушки, а это, как известно, время, когда «музы молчат». Преданные своими продажными правителями, жители многих европейских городов со дня на день ожидали вторжения иноземных орд. Рухнул привычный уклад жизни. Сместились все представления о ценностях: бак с бензином, ящик консервов, а тем более пачка зеленых долларовых бумажек для многих перепуганных буржуа стоили тогда дороже кусков потрескавшегося мрамора или громоздких полотен, которые не спрячешь от бомбежки, не унесешь в кармане. И за океан переправляются десятки ящиков с картинами, старинной бронзой, гобеленами, коврами. Как провести здесь грань между любовью к искусству и беспредельным цинизмом, страстью коллекционера и примитивным мародерством?

Еще деталь. Осматривающему коллекцию картин Гетти в том собрании, которое хранится в его американском доме, бросается в глаза особое пристрастие хозяина коллекции к замечательному англичанину Гейнсборо. Это, пожалуй, одно из наиболее обширных собраний великого художника. Сначала думаешь, что этот изысканный, парадно-пышный живописец чем-то особенно близок и дорог собирателю. Но все поясняет хранитель коллекции. Он говорит, что цены на произведения этого художника особенно взлетели в последние десятилетия. Тогда же, когда их покупал Гетти, они не пользовались особой популярностью у коллекционеров, цена их была намного меньше. Вот вам и секрет лучшей коллекции картин Гейнсборо — она приобретена по случаю, как подержанный пиджак, в подкладке которого впоследствии находят банковский билет в миллион долларов. Дело не столько в тонком вкусе ценителя и не в изысканном сочетании серовато-серебристых тонов и гейнсборовском совершенстве линий, дело все в тех же долларах.

Биограф миллиардера Рис, не пожалевший в его жизнеописании медовых красок, вынужден тем не менее констатировать: «Гетти начал заниматься нефтяным бизнесом потому, что он является рентабельным, и потому, что, по его собственным словам, это «хороший бизнес». Он покупает картины потому, что они прекрасны, но также и потому, что они представляют собой хорошее капиталовложение».

Словно бы испугавшись такой откровенности, автор, очевидно, хорошо оплаченного панегирика тут же пускается в сомнительного характера философические рассуждения.

«Иногда даже возникает вопрос, — размазывает он, — не существует ли для г-на Гетти какая-то предопределенная гармония в разных жизненных сферах, в силу чего его понятия Добра, Красоты и Выгоды становятся равнозначными и взаимозаменяемыми».

Вряд ли, однако, эти софистские костыли способны подпереть образ «бескорыстного и возвышенного ценителя искусств». Воистину темна душа человека, для которого понятия добра и выгоды, выгоды и красоты взаимозаменяемы!

Итак, при ближайшем рассмотрении оказывается, что Поль Гетти не такой уж бескорыстный служитель искусства. Он делает бизнес не для того, чтобы покупать картины. Он покупает картины, чтобы лучше делать бизнес, надежнее поместить свои капиталы, превращая искусство в бизнес. «Гетти ойл» может лопнуть, а Рембрандт останется Рембрандтом, и миллионы, вложенные в бесценные коллекции, — это хорошая страховка делового человека на случай обстоятельств непредвиденных.

Было бы упрощенным и примитивным утверждение, что единственно, чем движим коллекционер, — это барышничество. Гетти не вульгарный «мещанин во дворянстве», жадно скупающий что ни попадет под руку, — было бы выгодно. Все значительно сложнее. Он отнюдь не примитив — налицо и знание предмета, и, если хотите, известная утонченность, даже изысканность. Занимаясь нефтяным бизнесом, Гетти хорошо изучил технологию добычи и обработки нефти. Он неплохо разбирается в сложных финансовых проблемах. Для руководства современным бизнесом нужны знания, и Поль Гетти, не доверяющий руководства своими компаниями наемным специалистам, опирается не только на свои способности, которые, несомненно, незаурядны. Он хорошо изучил дело. Но ни его способности, ни знания не дали бы ему в обществе, в котором он действует, вскарабкаться на вершину богатства — способных и знающих немало, — если бы он не выработал в себе совершенно особых специфических качеств, которые даже его добродетели сделали пороками.

То же и с искусством, с коллекционированием. Гетти много видел, много знает, выработал собственный взгляд на вещи. Он, безусловно, специалист и ценитель. Но и здесь то, что, казалось бы, должно писаться со знаком плюс, идет под жирным минусом. Есть что-то глубоко отвратительное, абсолютно несовместимое с самой сутью искусства в этом холодном знании коммерсанта. Как от «поверки алгеброй гармонии», искусство не выдерживает прикосновения торгаша, становясь в его руках, независимо от его роли и желания, трупом.

Нет, не искусства ради действует этот черствый человек и холодно-расчетливый делец, не красоты для копит свои богатства. Для чего же?

...Несколько лет назад в отделах светской хроники английских газет были опубликованы пространные отчеты о званом обеде и вечере, на котором присутствовали сливки английского общества, а также специально прибывшие с этой целью итальянские графы и банкиры из Сан-Франциско, отпрыски испанского королевского дома и хозяева крупнейших промышленных концернов Европы, обладатели несметных состояний и даже один индийский раджа. Прием происходил в двадцати милях от Лондона, в старинном замке. Попав в этот замок, я был поражен его красотой. Этот уникальный памятник английской архитектуры XVI века в течение нескольких столетий был родовым гнездом герцогов Свазерлендских.

С потемневших от времени портретов представители многих и многих поколений древнего рода взирали на отнюдь не рыцарского вида субтильного старика, расположившегося в огромных готических залах замка. Поль Гетти, приобретя родовое имение герцогов Свазерлендских, давал прием в ознаменование новоселья. С томным кокетством американский толстосум, выставивший с помощью долларов обедневших английских герцогов из отчего дома, выложивший только на модернизацию — установку драгоценных ванн, аппаратов искусственного климата, бассейнов для плавания и прочего — около трех миллионов, объяснял гостям, что он устал от шума городской жизни и потому решил поселиться в сельской местности. И вообще пора заиметь пристанище одинокому человеку, сетовал бедняжка Гетти. Нельзя же всю жизнь скитаться по гостиницам, это неуютно, да и накладно: приходится снимать дорогие номера в дорогих отелях — деньги так и текут. И экономный миллиардер показывал гостям свое новое жилище — смесь благородной седой старины с наисовременнейшим комфортом.

По подсчетам репортеров светской хроники, лишь этот вечер обошелся хозяину в несколько десятков тысяч долларов. Вино лилось рекой в буквальном смысле. Струи шампанского били из нескольких фонтанов, кушанья подавались на золотой посуде. Перепившиеся денежные тузы и отпрыски аристократических родов учинили подлинный дебош. Охмелевшие великосветские шалуны едва не утопили в мраморном бассейне фоторепортера, пожелавшего увековечить этот раут. Насмерть перепуганного, потерявшего всю аппаратуру, насквозь промокшего, его отняли у расходившихся гостей и вытащили из бассейна дюжие служители. Газеты сообщали, что в течение нескольких дней парк и лужайки, примыкающие к замку и напоминавшие после приема поле сражения, приводились в порядок, очищались от обломков, осколков и иных следов великосветского кутежа.

И все-таки читатель поспешит, если сделает вывод, что страсть к прожиганию жизни является пружиной, движущей Гетти, толкающей его к заграбастыванию все новых миллионов. Во-первых, тех богатств, которые у него уже есть, более чем достаточно для самых отчаянных кутежей и беспросыпного пьянства не одному, а тысяче кутил и прожигателей жизни на добрых несколько десятков, если не сотню, лет. А во-вторых, Поль Гетти отнюдь не бесшабашный кутила и далеко не прожигатель жизни.

Общество, в котором он живет, круг, в котором вращается, требуют время от времени широких жестов в виде пышных приемов. И Гетти идет на это, но скрепя сердце. Представитель фирмы, осуществлявшей по заказу Гетти модернизацию Свазерлендского замка и подготовку к описанному выше приему, рассказывал впоследствии представителям прессы с нескрываемой ошарашенностью о том, как миллиардер выматывал из него все жилы, самолично проверяя и перепроверяя счета на покупку килограмма гвоздей или мотка проволоки для прикрепления картин. Флегматичный метрдотель был доведен хозяином замка буквально до слез, когда не смог найти счета на несколько банок майонеза и коробку лаврового листа.

О скаредности Поля Гетти, доходящей до анекдота, рассказывают все его знающие. Впрочем, судите сами — в огромном Свазерлендском замке имеется лишь один телефон обычного образца. Он установлен в личном кабинете хозяина, куда ход всем посторонним, в том числе и его гостям, строго заказан. Посетители этого дома, желающие позвонить по телефону, имеют возможность воспользоваться несколькими десятками телефонов-автоматов, установленных во всех помещениях дворца. Я предвижу недоверчивые улыбки читателя. Нормальному человеку трудно поверить в то, что обладатель миллиардного состояния собирает с им же самим приглашенных к себе в дом гостей центы и пенсы в копилки таксофонов.

И тем не менее это факт. Так же, как фактом является то, что большая часть деловой корреспонденции Поля Гетти пишется в целях экономии собственноручно на обратной стороне и на полях писем, полученных им от клиентов. Имя Гетти не связано ни с одним благотворительным мероприятием, столь модным среди миллиардеров, любящих отводить глаза широкой публике.

А вот еще один образчик геттиевского патологического скупердяйства, но уже, если можно так выразиться, теоретического свойства. Весной 1967 года Гетти выступил на страницах английской печати с большой статьей. Не думайте, что она содержала соображения относительно нефтяного бизнеса, тонкостей финансовой механики или иных предметов, имеющих отношение к большому бизнесу. Ничего подобного. Статья содержала рекомендации на тему о том, как можно сэкономить несколько долларов на эксплуатации автомобиля. «Ни один из владельцев автомобиля, — поучает автор статьи, — не имеет права не думать о себестоимости своих поездок».

Дальше — больше. Экономный миллиардер предлагает читателю плоды своих длительных раздумий и расчетов. «Одна неисправная свеча зажигания, — говорится в этом бесподобном образчике геттиевского журнализма, — обходится владельцу в течение года в 36 долларов 40 центов в виде перерасходованного бензина. Загрязненный фильтр двигателя в течение того же периода наносит автовладельцу убыток примерно в 18 долларов, неисправные кольца поршней — еще 12 долларов». Особенно миллиардер обеспокоен неправильной установкой зажигания. Шутка ли, эта ужасная ошибка может унести за год из кармана легкомысленного обладателя машины целых 4 доллара. Вот ужас-то!

От всех этих грусть наводящих подсчетов Гетти обращается к рекомендациям. По его мнению, не резкое, а плавное торможение дает возможность на каждый галлон бензина проехать большее количество миль, аккуратное подруливание к тротуару экономит покрышки. «Не забывайте, что внимательное, аккуратное и нежное ваше отношение к автомобилю, включая мойку, обслуживание, полировку и так далее, обеспечивает более длительный срок службы автомобиля и при продаже — максимум его цены, хотя бы и подержанного».

Обратите внимание на слово «нежность», употребленное миллиардером по отношению к вещи. Оно обронено не случайно, Среди его многочисленных писаний — а я прочитал сотни страниц, вышедших из-под его пера, — это единственный случай, когда Гетти сентиментален. Сравните это хотя бы с приведенным выше его рассуждением о взаимоотношениях с сыновьями! И этот единственный случай имеет место, когда речь заходит о материальной ценности, о вещи. Это уже не просто вещь — в данном случае автомобиль. Это вещь-символ, вещь-ценность, вещь-культ. Единственный культ, которому всю жизнь поклонялся и поклоняется Жан Поль Гетти.

Казалось бы, что плохого в советах разумно эксплуатировать автомобиль. Но вдумайтесь в это. Миллиардер, ворочающий огромными суммами, кстати, владеющий не одним, не пятью, а целым парком автомобилей, поглощенный своими крупного масштаба финансовыми операциями, находит время и, главное, желание для того, чтобы поделиться соображениями на тему грошовой экономии.

Нет, не альтруизм, не забота о ближнем движет в данном случае миллиардером. Это симптом заболевания. Стоит только Гетти наткнуться на тему о том, где можно сэкономить грош, и его уже не остановишь. Нечто, быть может вначале и неплохое, доводится до абсурда, приобретает характер патологический. К Полю Гетти особенно относится мысль о том, что человеческие недостатки суть продолжение хороших качеств. С тем уточнением, что все или почти все хорошие качества, заложенные в этого субъекта матушкой природой, в данном случае в силу ряда обстоятельств доведенные до абсурда, обернулись своей противоположностью. Он человек по-своему цельный, обуреваемый страстями всепоглощающими. Геттиевская скупость — это качество, доведенное до совершенства, химически чистое, свободное от всех посторонних примесей, вроде оглядки на то, «что люди скажут», какой-либо стыдливости и ханжеских вздохов о благе ближнего.

Скаредность Гетти такова, что люди, общающиеся с ним, иногда задают вопрос: полноте, да в своем ли он уме?

Совместимые несовместимости

В своем. Его ум работает четко и безотказно, распутывая сложнейшие хитросплетения деловой конъюнктуры. Он самостоятельно и единолично руководит большим и очень сложным бизнесом, нигде не обнаруживая пока что ни признаков склеротического ослабления умственной деятельности, ни отклонений своей психики. Скаредность титанических масштабов, не менее всепоглощающая, чем у пушкинского Скупого, — это вторая натура Поля Гетти.

...Надо было слышать, как потускнел голос Гетти, спало все его оживление, с которым он только что рассказывал о недавно приобретенных шедеврах живописи за несколько миллионов долларов, когда я его спросил, знает ли он, в каких нечеловеческих условиях живут и трудятся арабы — рабочие на его нефтяных приисках.

— О-о, да, да, — торопливо забормотал он. — Конечно, я стараюсь исправить их тяжелое положение. Я только жду время, чтобы исправить их жизнь. Необходимо сделать что-нибудь для моих рабочих. И я, конечно, думаю о моих рабочих и хочу сделать все возможное для них... Поверьте мне... Но я считаю себя тоже рабочим человеком. Я тоже тружусь. Каждый день по пятнадцать часов в сутки. Разве это мало? Вы понимаете меня?

Мы понимаем. Понимаем, что Гетти, загребая миллионы в поте лица, по многу часов проводит в своем огромном и неуютном кабинете, заставленном ящиками с кока-колой, заваленном сводками биржевых котировок, цен на нефть, договорами, каталогами картинных галерей, аукционов и распродаж.

Но мы также понимаем разницу между гнущим по пятнадцать часов в сутки спину под палящими лучами африканского солнца на нефтяных промыслах рабочим-арабом и получающим за этот поистине каторжный труд гроши, которых как раз хватает на то, чтобы не умереть с голоду, и Полем Гетти, который изнемогает в своем Свазерлендском замке по пятнадцать часов в день, подсчитывая тщательно десятки тысяч долларов дохода, получаемых им ежечасно.

Нечто не возникает из ничего. И если в почтительном окружении ливрейных лакеев, за столом, противоположный конец которого теряется в сумраке огромного зала и который сервирован драгоценной посудой из старинного фарфора, золота и серебра, восседает за трапезой сутулый старик, то это лишь часть картины. Другая и главная ее часть, без которой мы видим не объемное изображение, а лишь схему, остается в тени.

В тот самый момент, когда миллиардер в полном одиночестве вяло перетирает вставными зубами чудеса кулинарного искусства, тысячи таких же, как он, людей, вернувшись в свои лачуги после бесконечно длинного рабочего дня в зное и пыли, давятся сухой фасолевой лепешкой, запивая ее тепловатой, с привкусом керосина водой.

Их не окружают стены, увешанные произведениями гениев, и золотая утварь работы Бенвенуто Челлини. Наспех сколоченные из фанеры и листов гофрированной жести, не защищающие ни от дневного зноя, ни от ночного холода стены того, что никак нельзя назвать человеческим жильем, да брошенная прямо на земляной пол куча старого тряпья, заменяющая постель семье, — вот все достояние людей, постоянно качающих нефть из недр Аравийской пустыни.

Это их земля — на ней жили их отцы и деды. Подобно старым пиратам — конкистадорам, Гетти выменял у их правителей бесценные сокровища за стеклянные бусы. Но операции конкистадоров — безделица по сравнению с деятельностью современных джентльменов в белых манишках. В старину действовал базарный примитив — обманул, и давай бог ноги.

Сейчас все делается по науке, науке капиталистической эксплуатации. Мало прикарманить чужие земли и недра, надо заставить истинных хозяев этих богатств в поте лица извлекать их из-под земли и задаром отдавать чужому дяде. Это не гипербола публициста. Это констатация факта с математической, в буквальном смысле, точностью. Экономисты подсчитали, что каждый рабочий нефтяных промыслов Ближнего Востока отрабатывает свою годовую заработную плату в течение 3—5 дней. А остальные дни в году он приносит хозяевам нефтепромыслов чистую прибыль. Поль Гетти платит своим рабочим ровно столько, сколько потребно, чтобы поддержать их физическое существование и возможность пользоваться их трудом. Спекулируя на крайней бедности местного населения, он примитивный образ жизни и полуголодное его существование сделал вторым, после стоимости извлекаемой нефти, источником своего сказочного обогащения.

Золотая посуда и картины Тинторетто, замки и фонтаны из шампанского, пакеты акций и яхты — все это не собственность Гетти, это деньги, изъятые у тружеников, гнущих спину на нефтяных промыслах и других предприятиях миллиардера. Его богатства — это материализованные механизмом капиталистической эксплуатации лишения и пот, голод и беспросветная нужда десятков тысяч существ, которых на воскресной мессе толстосум именует «ближними своими». На языке экономической науки сие называется извлечением прибавочной стоимости.

Нет, не просто удача, не исключительное сочетание личных качеств вознесло Гетти на вершину его богатств. Все это лишь способствовало тому, что на этой вершине оказался именно он, Гетти. Но в основе этого богатства — закономерности капиталистической эксплуатации человека человеком.

Гетти, безусловно, личность незаурядная. Уже одно то, что он является одним из очень немногих американских предпринимателей, которым удалось сколотить крупное состояние в последние годы, ставит этого дельца в положение исключительное. Ведь сейчас приток новых членов в состав «клуба миллиардеров» почти прекратился и элита американского большого бизнеса, прочно окопавшаяся на вершине делового Олимпа, заняв круговую оборону, стремится не допустить в свой узкий избранный круг никого из посторонних.

Что способствовало этому? Случай? И он тоже. Счастливый для Гетти случай сделал его сыном миллионера, а не булочника или сапожника. Без миллионов папаши Гетти не было бы миллиардов Гетти-сына. Счастливо для него сложились обстоятельства, когда, зарвавшись в безумном азарте, под тенью надвигающегося банкротства, он вдруг напал на богатейшие нефтяные пласты в Аравийской пустыне.

Ведь могло случиться иначе, и длинный список обанкротившихся бизнесменов пополнился бы еще одним именем.

Но было бы наивно все объяснить лишь слепым счастьем. У всех состоятельных американцев рождаются отпрыски, однако миллиард сколотить удается отнюдь не каждому из них. Удачные сделки совершает не только Гетти. Ральф Дэвис — его конкурент — выторговал у шейха Кувейта свою концессию на год раньше и тоже нашел нефть, но его имя не значится в списке миллиардеров. Поль Гетти обладает целым рядом качеств и специфических особенностей, которые дали ему возможность использовать с максимальным эффектом все счастливо сложившиеся для него обстоятельства и повороты судьбы. Эти качества отнюдь не все скверны сами по себе.

Природа, распределяя свои гены и хромосомы, не сортирует их: положительные отдельно для трудящихся, а отрицательные особо для паразитов.

Хозяин «Гетти ойл» — человек, безусловно, незаурядного ума, отточенного отличным и разносторонним образованием. Нефтяное дело, финансы, экономические проблемы, история и искусство — области, в которых он достаточно хорошо ориентируется. Он человек волевой, решительный и безжалостный.

До тонкости зная механизм действия капиталистического рынка, свободно ориентируясь в проблемах сложного промышленного комплекса, Гетти выжимает все из положения единоличного главы своей империи. Руководителю даже и крупной нефтяной компании, или танкерного флота, или банка, но входящего в состав более широкого экономического объединения, во главе которого стоят различные директораты, советы управляющих и прочее, для принятия того или иного решения потребны всевозможные санкции, визы, увязки и согласования.

Взять тех же Рокфеллеров — могущественных конкурентов Гетти, — во главе их империи стоят пять братьев Рокфеллеров и их дядя Уинтроп Олдрич. Мнения и интересы этих шестерых, уже не говоря о полутора-двух десятках влиятельных акционеров, совпадают далеко не всегда.

Гетти же имеет возможность действовать, не балансируя между различными, подчас противоположными точками зрения, располагая всей полнотой экономической власти, — обстоятельство в бизнесе немаловажное. Громоздкая система управления подчас сопряжена со многими трудностями и недостатками, не дает необходимой гибкости, затрудняет реакцию на потребности рынка, замедляет технический прогресс, лишает необходимой для сохранения нужного ритма и темпа быстроты действия.

Полновластный, энергичный, квалифицированный, до предела лично заинтересованный, Гетти успешно конкурирует со своими могущественными соперниками, безжалостно и последовательно используя все преимущества, которыми располагает.

Человек он сложный и противоречивый. В нем уживаются качества, казалось бы, несовместимые. Этот говорящий тихим голосом, обладающий вкрадчивыми манерами, не по-американски вежливый джентльмен, поначалу оставляющий впечатление даже какой-то робости, не очень любит огласку и сторонится газетчиков. Скромность? «Если Наполеон, — пишет Гетти, — извлек пользу из французской революции, а Кромвель — из английской, то я извлек для себя выгоду сначала из первой мировой войны, затем из великой экономической депрессии и, наконец, из второй мировой войны». Да, скромность, переходящая в манию величия! Наполеон, Кромвель и Поль Гетти!

Заметим, кстати, что одновременно с примериванием на себя наполеоновской треуголки Гетти спокойно признается, как в чем-то вполне обычном, в том, что он построил свое благополучие на несчастье миллионов — войнах и кризисе.

Выше уже говорилось о не лишенных тонкости искусствоведческих эссе книги «Выбор коллекционера». Но то же самое перо, которое с достаточно солидной эрудицией разбирает особенности живописцев фламандской школы, борзо набрасывает статейки, в последние годы регулярно публикующиеся в весьма специфичном журнале «Плейбой».

И вот среди фотографий совершенно обнаженных девиц в более чем фривольных позах и советов молодым балбесам, от которых краснеет даже телеграфный столб, своеобразный читательский контингент «Плейбоя» приобщается к откровениям престарелого селадона.

Размах дельца, ворочающего миллионами, сочетается в Гетти с крохоборством, перед которым бледнеет даже гоголевская Коробочка. Многолетнее общение с шедеврами мирового искусства, воспевающими красоту и благородство человека, и невероятная душевная черствость дельца, не знающего ни сыновней привязанности, ни отцовских чувств. Это уродливое сочетание несочетаемого — результат воздействия мира чистогана, уродующего и иссушающего все.

Ум, превратившийся в хитрость и изворотливость; воля, ставшая жестокостью; размах дельца, перешедший в манию величия; честолюбие, обернувшееся цинизмом; любовь к искусству, выродившаяся в барышничество; расчетливость делового человека, замененная скаредностью Шейлока, — таков страшный, поистине противоестественный сплав, созданный в тигле современного капиталистического общества, носящий имя Жана Поля Гетти — самого богатого предпринимателя в мире.