В середине октября того же года, субботним утром Макс Ветров вышагивал по уже хорошо знакомой лесной тропинке, соединявшей единственный поселок на острове Фраксос с виллой Бурани, расположенной на противоположном берегу острова. Он был в кроссовках, майке и шортах (из которых торчали классно загорелые руки и ноги!), так как лето, казалось, и не думало еще уходить из этого благословенного края. Высоко над головой раскачивались бризом кроны мачтовых сосен, внизу же, у земли, ветерок был совсем легким, ласковым. Через просветы деревьев то тут, то там врывалась синь великолепного, сверкающего под солнцем моря.
Впрочем, Макс красот пейзажа практически не замечал. И потому что свыкся уже с ними за полтора месяца пребывания на острове (как свыкся и с рутиной повседневного обучения греческих семиклассников английскому языку), но более потому, что был снедаем любопытством: правда ли, что легендарный Кончис и его спутники, наконец, появились на вилле? Их будто бы видели какие-то рыбаки. Что ж, пора бы познакомиться с этим жутким олигархом. А то ведь скучно, скучно на этом острове…
С Николасом Макс наладил к этому времени взаимопонимание. Смирился гордый бритт с доминированием вчерашнего российского студента. Впрочем, и Макс не борзел, внимал чаяниям несчастного реципиента. К тому же в их общем организме произошли некоторые перемены, а именно: в моменты значительного волнения Николасу удавалось брать под контроль свое тело! И тогда Макс ему беспрекословно уступал.
Элли осталась в Лондоне, вернее, летала туда-сюда по разным международным линиям, обещала при случае и в Афины завернуть. Расстались они с Николасом-Максом по-хорошему, но год расставания — это вам не баран чихнул. Они, конечно, переписывались по электронной почте и эсэмэсками, бодрили друг друга, но «наш sos все тише, тише…». И Николасу и Максу мало было электронных контактов, мало. Что касается тушки Макса, то она продолжала пребывать в той же коме, в той же клинике, куда регулярно капала плата уже со школьного оклада «спонсора».
Но вот Макс миновал последний поворот перед выходом к морю и в просвете увидел хорошо знакомый силуэт виллы, построенной на неширокой приморской террасе, в 2–3 метрах над мелкогалечным пляжем. От самой виллы начинался пологий, заросший соснами склон, тоже местами террасированный. Сама двухэтажная вилла была сложена из белого известняка, но со стороны моря к ней была пристроена веранда с полом и стеной из крупных цветных квадратов и красными колоннами с внешней стороны. И вилла и окрестности ее выглядели, на взгляд Макса, обычно, то есть пустынными.
«Впрочем, нет, на веранде стоят стол и два стула, которых в прошлое наше посещение не было. Так, Николас?»
«Верно. Значит, кто-то здесь уже живет. Будем надеяться, что сам богач-эксцентрик».
«И вот сейчас в его цитадель нам надо проникнуть. Скорее всего, меня пнут охранники, хоть я их и не вижу».
«Или старый хрен холодно удивится и тоже нас пнет».
«Или окажется склеротичным пустословом, от которого через десять минут нам самим захочется сбежать».
«С чего мы поверили явному балбесу Митфорду? Но хочешь узнать истину — дерзай!»
«Все, я пошел».
Макс спустился к наружному входу на веранду, постучал костяшками пальцев по косяку и продублировал стук голосом: — Хэлло! Есть здесь кто-нибудь?
Через полминуты открылась внутренняя дверь на веранду, из которой вышел коренастый седой грек в свободном, но изящно скроенном полотняном костюме. Завидев Макса, он поднял руку в легком приветствии и крикнул в дверь виллы: — Мария!
Потом вновь повернулся к посетителю и стал его благожелательно рассматривать.
— Меня зовут… — начал заготовленную речь Макс, но старик вновь поднял руку:
— Не трудитесь, мистер Эрфе. Я узнал, что Вы расспрашиваете о Кончисе, то есть обо мне и, естественно, расспросил о Вас. Присаживайтесь за стол.
Тотчас на веранду вышла пожилая гречанка (Мария?) с подносом, заставленным блюдом с сэндвичами, чайником и чашками, сахарницей и т. п. и стала безмолвно хлопотать у стола.
— Но Вы кого-то ждете, а я лишь хотел… — и Макс вновь осекся, остановленный хозяином.
— Не следует лгать без особой нужды. Вы шли ко мне в гости, чего я, как видите, ожидал. Прошу Вас перекусить со мной. По греческому обычаю совместная трапеза сближает людей.
Макс занял место за столом и подхватил мысль Кончиса:
— Это представление бытует у многих народов. Но Вы, мистер Кончис, принимаете меня, скорее, по-английски: чай, сэндвичи, да и говорим мы с Вами на классическом английском языке…
Тем временем они приступили к чаю и закускам. Через минуту Кончис с улыбкой продолжил беседу:
— Я родился и до девятнадцати лет жил в Англии — под другой фамилией. Переехав в Грецию, принял фамилию матери. Но значительная часть моей души осталась английской. Потому мне приятно видеть у себя в гостях всякого англичанина, а уж выпускника Оксфорда, филолога — приятно вдвойне.
— Благодарю за комплимент, но здесь, в Элладе, родине европейской культуры я чувствую себя просто нуворишем.
— Полно лукавить, Николас. Эллады давным-давно нет, а нынешнюю Грецию вряд ли кто назовет культурной страной. Как, впрочем, и Германию, Испанию, да и Древний Рим.
— Эк Вы хватили! Эти страны дали миру столько гениев…
— Я сужу о культуре народов не по их великим людям, а более всего по способности масс к самоиронии. Эллины умели посмеяться над собой, а римляне нет. По той же причине Франция — культурная страна, а Испания некультурная. У евреев и англичан множество недостатков, но есть юмор — и потому я им прощаю.
— Что ж, если оценивать культуры под этим углом зрения… — протянул Макс.
— Уверяю Вас, — со скорбной ноткой в голосе изрек Кончис, — с годами угол зрения становится все уже, специфичнее… Или же человек просто слепнет.
Макс совсем смешался, стал крутить головой и нашел повод для другого направления беседы:
— Какая оригинальная колоннада. Что-то похожее я видел в какой-то книге…
Кончис довольно усмехнулся:
— Видно, что Вы знакомы с искусством Ренессанса… Именно эту колонну запечатлел фра Анджелико в 15 веке на своей картине «Благовещение» — но в Венеции. Я же ее купил и перевез сюда. Когда у человека много денег, нет детей и он очень стар — можно позволить себе такие прихоти. Внутри виллы довольно много картин и скульптур, все подлинники. Но я собираю творения реалистов первой половины 20 века: Модильяни, Боннар, Роден, Джакометти… Потом покажу.
— Вы что же, не боитесь грабителей?
— Лучшая охрана — невидимая, — поделился секретом олигарх. И, включив что-то под столом, спросил: — Митриос, ола кала?
— Ннэ, — донеслось через какой-то динамик. Сотрапезники немного помолчали.
— Да, сейчас многие бездетны — проявил вежливость гость. — Но жена у Вас есть?
— Я живу один, — с некоторым вызовом сказал Кончис. — Рядом со мной только Мария. В юности же я был очень влюблен. Она жила по соседству и была на год младше. Ее звали Лили, и она соответствовала своему имени. Такая невинная, робкая… Я же, само собой, был страстен и ужасно этого стыдился. Хотел быть ей под стать. За три года знакомства наши отношения дошли до обручения, и мы стали вправе целоваться. Как это было сладостно! Смейтесь, смейтесь… Сейчас вы сходу забавляетесь своими телами, берете и отдаете все целиком, но знайте: вы лишаете себя драгоценной, обостренной робости. А ведь именно она способна многократно усилить ваши чувственные наслаждения! Мое убеждение: в современном мире вымирают не только редкие виды фауны и флоры, но и редкие виды чувств.
— Что же произошло? — ухватил суть рассказа Макс.
— Лили заболела гриппом и умерла. Какое-то осложнение, которое к тому же неправильно лечили.
— Бог мой…
— Я возненавидел все на свете, а особенно насквозь отсыревшую Англию и сбежал к дяде, в Аргентину. После чем только не занимался и где только ни жил, но любовь к другой женщине из своей жизни исключил. Я говорю именно о любви, а не о сексе. Возмужав, я научился легко склонять женщин к сексу. Психическое здоровье мужчины, лишенного женской ласки, под угрозой. Поэтому я осмелюсь попенять Вам на то, что вы не взяли сюда подругу. И не говорите мне, что таковой у Вас в Англии нет: успешного в любви мэна выдают десятки признаков…
— Действительно, есть… — промямлил Макс. — Мы чатимся иногда…
— Она тоже филолог?
— Всего лишь стюардесса и вообще из самой глухой части Австралии — добавил Макс по инициативе Николаса.
— Снобизм в начале 21 века? Важно другое: либо ее провинциальность с жадным огоньком успеха вочто бы то ни стало, либо этот огонек питается верой, надеждой и любовью, свойственным именно провинциалам…
— Да простодушна она, простодушна…
— Как это хорошо! — гнул свое Кончис. — Вот также верили мы с Лили друг другу. И знаете, — понизил вдруг голос старик, — за эту веру и любовь я был вознагражден!
— Каким образом?
— Лили стала приходить ко мне.
— Что?!
— Мертвые живы, Николас. И могут возвращаться к нам по проводнику любви.
— Тут я с Вами согласен, — солидно сказал Макс. — Умершие живы, пока мы помним о них.
— Я вовсе не о том. А о вполне реальном существовании умерших.
— Извините, сэр, я атеист.
— Бог здесь не при чем. Вы что, никогда не слышали о теории информационного поля, образующего сферу вокруг Земли?
— Слышал, — ответил Макс. — Будто бы в момент смерти человеческая сущность сублимируется в электромагнитное излучение и занимает ячейку в этом поле. Но в такие байки я не верю.
— И в НЛО не верите?
— Разумеется, нет.
— Однако те, кому довелось наблюдать НЛО, верят в них истово. Если же что-то подобное доведется увидеть Вам?
— Я буду дотошно анализировать свои чувства.
— Что ж, — пообещал Кончис, — сегодня вечером Ваши чувства подвергнутся атаке. Надеюсь, Вы останетесь у меня ночевать?
Макс прозондировал Николаса и согласно кивнул.
— Тогда пройдемте в дом, я покажу Вам свои сокровища. А там и обед подоспеет…