Мистика

Глава 13

Марии Львовны возле дома не наблюдалось. Почти у самой входной двери Владимир резко остановился и освободил мою руку.

- Я думаю, нам удобнее будет поговорить наедине, по-родственному. Вы не подождете меня, – оглянулся он на стол с лавочкой, - да хоть и там же?

И, открыв дверь, шагнул внутрь, плотно притворив ее за собой. Я выдохнула с облегчением - лишних переживаний для себя не хотелось, и постаралась занять себя делом. Получалось плохо, уже минут через десять я устала поминутно оглядываться на дверь и прислушиваться. В который раз вздохнула и погрузила взгляд в чертежи. И подскочила с лавки… сердце дернулось в ужасе - серия взрывов, как из пушки… или бомбят… где-то рядом. Земля запоздало колыхнулась под ногами - волна… потом вторая… третья… Я ахнула, хватаясь за стол. А услыхав новый звук, метнула потрясенный взгляд в ту сторону и застыла, наблюдая, как церковь на холме аккуратно и как-то спокойно складывается, заваливаясь на сторону и осыпаясь с тихим отдаленным треском…

- Ох, ты ж, боженьки… - раздалось за спиной, и я медленно повернулась к ним, все так же зависая мозгом.

- Да не пугайся ты так, - мелко крестилась на оседающую церковь баба Маня, - рвут боеприпасы во рву, на вертолете вывозить опасно. Что найдут там – невдалеке и подрывают. Но вот этого, - протянула она руку в сторону столба пыли на холме, - стоило ждать. Я уже думала как-то – боялась. Там же на живую нитку все, старое, да еще и дощатое, а они колышут раз за разом.

Рядом с ней стоял Владимир, медленно переводя взгляд с пыльного облака на холме на меня. Да, на полчаса раньше бы и… я нервно хмыкнула.

- Простите, - прикрыла рот рукой.

- Не надежное строение, - улыбнулся мне мужчина, а потом обратился к хозяйке: - Все это, конечно, неприятно, но не смертельно. Извините меня, Мария Львовна, но можно попросить горячего чая? В горле пересохло, а воду из машины не захватил.

- А что ее таскать? Что же нам – воды жалко? - засуетилась баба Маня, - пойдемте снова в дом. У нас и оладушки еще теплые остались – я миской накрыла, и варенье к ним есть… сметанка.

А потом вдруг словно опомнилась и повернулась ко мне:

- Все одно к одному… Сказку расскажу тебе сегодня, что толку дальше тянуть?

- А мне можно тоже – сказку? - слегка наклонился к ней внук.

- Нет, - вздохнула она, - это только наши сказки – страшные, женские.

Длинный день прошел в разговорах и бурных обсуждениях. Мы походили по участку, посидели вдвоем в ноуте, пока хозяйка готовила еду. Потом пообедали втроем, а дальше и поужинали. Ту жирную курицу из корзины прикончили полностью. К вечеру уже окончательно утвердили проект, который в процессе обсуждения стал гораздо скромнее по размеру, но порядком подорожал. Потом по распоряжению бабы Мани зачем-то затопили баню и Владимир натаскал туда воды. Его туфли вымокли, рукава светлой рубашки он закатал, пуговицы расстегнул до середины груди и стал выглядеть… человечнее. Или, точнее сказать – ближе к народу, хмыкала я мысленно.

Я не представляла себе - о чем они успели поговорить до взрывов, но после этого обстановка не показалась мне натянутой или неловкой. Значит, неблагополучной семейной темы внук, скорее всего, не коснулся, и они просто познакомились. Я была даже рада этому – старой женщине лишние волнения были ни к чему – выше крыши уже имеющихся в наличии.

Ближе к вечеру по вежливой просьбе гостя я провожала его, поднимаясь вместе с ним к машине. Перед этим он слегка коснулся руки своей бабушки и пообещал наведаться в ближайшее время и все-таки постараться убедить ее…

- Она странная, - немного помолчав, обратился он ко мне, - странное условие, вам не кажется?

- Вы о посадках большемеров? – осторожно поинтересовалась я, тихо ступая рядом с ним: - Может, мне не нужно было говорить, что это решаемо? На самом деле, все очень даже осуществимо, дороговато, правда, получится...

- Речь не о деньгах. Сама идея не кажется вам необычной? Совсем от нового дома она не отказывается – «согласна посторожить его», но жить пока будет в старом и «чтобы от него не видать было нового, а иначе совсем не стройтесь».

- Я постараюсь выяснить причину. Вы не поговорили с ней? – осторожно поинтересовалась я.

- Вы о семейных тайнах? А это имеет смысл, когда ей жить-то осталось… восемьдесят девять с половиной. Она отказывается ехать в город.

- Вы не особенно и настаивали. Но ее нельзя оставлять одну.

- Почему? – вопрос прозвучал жестко.

- Потому что она стара.

- Но не беспомощна.

- Это вопрос времени.

- Так оставайтесь тут с ней – заодно поможете, - ехидно посоветовал он.

Я вначале растерялась, а потом вежливо объяснила:

- У меня в городе работа, и мне нужно на что-то жить.

- У меня, представьте – тоже. Нужно искать выход, - отрезал он, а потом вдруг пожаловался: - Как же с вами трудно, Алена… садитесь в машину.

- Зачем? Я никуда не еду, - столбиком замерла я на месте.

- Так удобнее говорить, садитесь, не капризничайте, - приоткрыл он для меня дверку и я уступила. Он сел на водительское место, подвигал руками, будто не зная, куда их деть и наконец, я услышала:

- Тут такой разговор... наверное, не совсем ко времени и прозвучит немного странно, но раньше я думал, что однолюб. Совсем однолюб… И что каждому человеку только раз дается его половинка и искать ей замену бессмысленно. Просто послушайте... - среагировал он на мое неосознанное дерганное движение. Улыбнулся, глядя на свои руки на руле: - Вас это ни к чему не обяжет. Не нужно отвечать, если нет такого желания, даже можете уйти прямо сейчас - все предельно добровольно, Алена. Это просто информация. Да... Но потом я вдруг решил, что влюблен в вас, - прозвучало неожиданно печально. Он говорил это, уже прямо глядя мне в глаза, и я неловко кивнула, отводя их.

- Я еще и виноват перед вами... тоже нужно признать. За этот день что-то тут повернулось, - тронул он пальцем свой лоб, - поездка в место, где я не был с детства, наша прогулка, потом взрывы, крушение храма… я уже анализировал – случись все, когда мы были внутри, вытащить нас оттуда я не успел бы. Потом бабушка, разговоры, целый день вместе – я присмотрелся, прислушался и вместе с тем, что знал и слышал до этого… кажется, я стал лучше понимать вас. Поэтому пересмотрел... решил признаться - я сознательно провоцировал вашего мужа почти целый год, каждый раз, когда мы встречались в лифте – два-три раза в неделю точно. Я видел, что он мучается от ревности из-за моих взглядов, но не отказывал себе в любовании вами, заодно отмечая его трусость и извращенно всем этим забавляясь.

- Почему… вы оскорбляете его не за то, что он сделал… - растерялась я.

- А за то, чего он не сделал - он трус, Алена. Я бросил ему мужской вызов – он его не принял. На его месте в первый же день я выволок бы наглеца из лифта и сделал предупреждение, а то и набил морду, потому что мои взгляды были сродни прикосновениям. Я успевал нафантазировать кучу всего, пока он трусливо наблюдал это. С чего все началось? С вашего голоса… это просто невероятно. То, что я услышал его в своем доме через столько лет, то, что вы поселились рядом… Он очень похож на голос моей жены – Лены. Она хорошо пела, а вы… поете?

- Только если очень громко и на свежем воздухе, - напряженно хмыкнула я.

- Лена умерла больше восьми лет назад, и мне кажется, что я до сих пор люблю ее и заодно все то, что возвращает мою память… туда. Все это время мне казалось, что вы с ней похожи, но нет. Вы моралистка, Алена, извините, если это определение неправильно, но я понял вас так.

- И? Объясните тогда, пожалуйста, - холодно и вежливо кивнула я.

- Просто послушайте – у вас очень мало друзей, а скорее всего, их нет вообще, так же? Выслушайте меня, это важно и для вас тоже – ответьте честно?

- У меня есть Ира, хорошие знакомые на работе и мои родные - семья.

- Да – есть Ира… А еще ваш муж. Вы переспали с ним только после свадьбы и до сих пор считали его идеальным, так же? Потому что любили и не замечали недостатков. Если посторонние люди ведут себя не совсем так, как должно в вашем понимании, то вы стараетесь не общаться с ними. Вы не погружались в социальные связи и статусные знакомства мужа. Вы держите близко к себе только тех, чьи поступки… да пускай даже – направления и темы разговоров или манера общения, соответствуют вашим моральным принципам, а таких людей единицы.

- Ярая моралистка, злостный социопат…

- Дослушайте, пожалуйста. У разных людей эти принципы могут быть разными и не важно - как, когда и кем они заложены - человек принял их... ваши понятны и даже близки мне, но, Алена, так нельзя - я честно передал вам то, что знал о бабушке и упал при этом в ваших глазах, потому что это похоже на сплетни, а сплетни – «это плохо». А я просто сказал ту правду, которую знал сам, и которую хотели узнать вы – уже не посторонний для нее человек. Но это мелочь, есть вещи поважнее - вы же не дадите мужу еще один шанс? Потому что любая измена – «это плохо».

- А вы? – прошипела я, - вы дадите шанс своей Руслане?

- Да. Я освобожу ее от себя и дам шанс встретить своего мужчину. Перед ней я тоже виноват. Не нужно было покупать себе жену, как собаку для выгула. Я даже не взял на себя труд подумать, что никто не стукнет меня по голове, если я явлюсь на очередной прием без спутницы - это даже не стало бы оригинальным... А когда есть спрос на такого рода услуги, предложение будет всегда. Но, в общем и целом, она неплохая.

- Она неплохая… - нервно дернулась я.

- Да. Просто глупенькая, обделенная вниманием женщина, но кто-то может не заметить этой глупости и полюбить ее.

- Например – мой муж? Извините…

Очень хотелось – идите вы…, но не дало строгое воспитание – за просто «дурака» нам с братом сразу прилетало. Мы даже дрались - тузили, лупили друг друга молча, стараясь, чтобы этого не видел батя. Сопели, пыхтели, слезами обливались, но все это - молча. Потому что он не стал бы разбираться чье дело правое. Ему было просто некогда - уставшему после работы, решающему главные проблемы семьи, имеющему обязанности еще и в домашнем хозяйстве. Если попадались на горячем, то ремня получали оба. Поэтому сейчас выдержка и вежливость были наше с Колей все. Я потянула скобу двери, одновременно услыхав щелчок блокировки, и сердито развернулась обратно к Беркутову.

- Владимир Борисович... ну что за детские игры, на самом деле?

- Разве это похоже на детские игры? У нас взрослый серьезный разговор. Всего один, если не сложится... наберитесь терпения, Алена - еще буквально пара слов...

- У вас непростой характер, Алена. Моралисты – тяжелые люди, соответствовать принципам, которые они исповедуют, и жить рядом согласно их негласным правилам, не любя, практически невозможно. Скорее всего, ваш муж по-своему любит вас. Поймите, видеть только черное и белое неправильно. Кроме этих двух, все цвета состоят из оттенков. Вы многое теряете - у жизни тоже есть свои оттенки. Правильно-неправильно, хорошо-плохо… это слишком просто. Ваш муж был хорош для вас, потом в одно мгновение стал плох - и все?! Ни единого шанса, ни малейшей возможности объясниться, ни крохи желания понять его?! Так нельзя.

- Вы хотите помирить меня с мужем? - нащупывала я мысль, которую он пытался донести до меня… коряво. Или это я чего-то не понимала своим корявым умом: - Это он попросил? И после его романа с вашей Русей вы согласились?

- Я уже не так уверен в том, что этот роман был. Руся отрицает это, а он мог прокричать об их длительной связи, чтобы досадить мне. Я думаю, что это была случайность. Когда заранее продумывают месть или собираются изменить сознательно, к этому готовятся, а не тянут чужое тело в семейную постель. Это высшая степень неуважения к себе в том числе, так поступают люди совсем низкой моральной организации. Ваш муж не производит такого впечатления. Скорее всего, это было спонтанное решение, схожее с помутнением рассудка - он ухватился за случайную возможность отомстить мне.

- Я обещаю больше не лезть в ваши семейные дела – с бабушкой. Не трогайте и вы мои. Пожалуйста, разблокируйте дверь. Вообще не понимаю – зачем вот это все было? - бормотала я, больно налегая плечом на дверку.

Беркутов тяжко вздохнул, опять положил крупные кисти рук на руль и сжал его так, что побелели костяшки пальцев, посмотрел на это, отпустил… Снова внимательно взглянул на меня.

- Сегодня случилось два важных для меня события: я немного разочарован – вы совсем не Лена, хотя почти год день за днем я слушал ваш голос и нечаянно начал отождествлять вас – мои оговорки с именем не случайны. Но я понял еще одну важную вещь…. Я давно хочу вас, как женщину - сильно и мучительно. Но сегодня понял, что страсть это еще далеко не любовь. Вы трудный человек, Алена, но неплохой и интересный. Я мог бы полюбить вас со всеми вашими тараканами. А еще я могу дать вам детей, достаток и уверенность в будущем. Всегда буду уважать ваши принципы – они близки мне, но я не так категоричен. Но у нас что-то получится только в том случае, если вы поймете, что компромиссы возможны.

- Странный способ вы выбрали… проще было бы соврать что любите, и не говорить всего этого, - отстраненно заметила я, не представляя, что еще можно ответить на такое в высшей степени странное признание.

- Как вам не стыдно? – усмехнулся он, - вы уже допускаете, что ложь упрощает жизнь? Нельзя было не говорить... всего этого. Вы должны принимать свои решения о вашем муже и обо мне с открытыми глазами. Потому что стоит вам только заподозрить (в нашем общем гипотетическом будущем), что я сравнивал вас с Леной, впервые потянулся к вам только из-за вашей схожести и все - отставка, потому что это «неправильно» и псевдо-оскорбительно для вас, как женщины. Я хочу, чтобы вы знали всю правду с самого начала. Что вы – никакая не замена ей. Лена была другой - она была мягкой, уступчивой и терпеливой.

- Мы все порхаем над вами, когда любим, - отрезала я, - вы предлагаете мне себя и подталкиваете к Олегу. Как это понимать?

- Вы не должны бегать от него. Разочаруйтесь в нем, наконец, но не так, как сейчас - с обидой и сожалением, а за дело и с пользой для себя. Не в мужчинах, а в конкретном человеке! По-настоящему он изменил не тогда, когда вы застали их – физическая измена бывает случайностью и ее можно простить, если любишь. Но вы же моралистка? Но тогда вы должны понимать и то, что намного страшнее измена внутренняя. Он отдавал мне вас каждый раз, как мы заходили в лифт, трусливо молчал, пока его женщину раздевали глазами. Услышьте его куцую правду и решите, что перевесит для вас – плохое или хорошее в нем? Перестаньте страдать по нему – он того не стоит.

- Вы тоже, как выяснилось, вели себя далеко не идеально… в лифте. А я же моралистка и вряд ли изменюсь. Если вас это не устраивает, то тут без шансов, потому что меня с детства так… - запнулась я, принимая мелькнувшую мысль: - Вы что - о детях? Учиться терпимости ради них? Слушайте, вы видите во мне какого-то монстра!

- Нет, просто слишком категоричную женщину, которая не сможет построить с этим свое будущее, потому что просто не успеет. Подумайте об этом - вы умны, Алена.

- Умнее Елены?

- С этой минуты ее имя больше не будет звучать между нами, обещаю вам. Я давно уже люблю просто память о ней. Скорее всего, буду любить всегда, но это уже только память... благодарность за детей, за наши с ней годы - она заслужила. Идите, уже темнеет... и вот ваши бойлы, я прочитал инструкцию, – вздохнул он, протягивая мне пакет, а за моей спиной щелкнул блокиратор дверки.

- Я тоже могу быть неправ и могу ошибаться. Обдумайте то, что я сказал, и решайте уже сами… Я… понимаю, что у меня мало шансов и дело не в том, что вам пока не до новых отношений. Я сказал все это просто для того, чтобы вы знали обо мне. Какое-то время я буду ждать и не оставлю вас своим вниманием, но погружаться в вас с головой погожу. Это далеко не безопасно. Подумайте о возможности… нас с вами и дайте мне знать, но как-нибудь милосердно... по возможности, – тихо хмыкнул он, уже не глядя на меня.

Я не знала, что сказать на это – просто не представляла себе. Молча кивнула – видел он это или нет, и вышла из машины. Почему-то вспомнилось, что Олегу нравилось, как я это делаю. Он говорил, что красиво выйти из машины умеет в лучшем случае одна женщина из тысячи.

Машина тихо заурчала за моей спиной, скользнул по земле свет фар, прошелестели шины – он уехал. А я еще постояла над селом, что раскинулось внизу, даже в таком взъерошенном состоянии отмечая новую деталь пейзажа – тонкую белую полосу тумана по всей длине ручья. Остальное уже поглотили глубокие сумерки, почти ничего не было видно – домов, отсутствия церкви… Тихо пошла по прогретому за день асфальту вниз - навстречу вечерней прохладе.

В голове барахталось столько мыслей, что я не успевала связывать их между собой. Начать нужно было с чего-то одного – так я, значит, моралистка? Может быть, может быть… хотя моралисткой я, скорее, назвала бы нашу Дмитриевну - она всегда имеет единственно правильное – собственное мнение, навязывает свои взгляды и дико утомляет советами. А я, очевидно, моралистка-тихушница. Потому что предпочитаю иметь пускай и малочисленный, зато комфортный для себя круг общения. И умудрилась заполучить его, никого не обидев при этом. И да – на всех этих официальных встречах мне было откровенно паскудно, потому что там мне уделялось слишком много внимания. О причине могу только догадываться, и самооценку это не повышает. На рыбалке было лучше в разы!

И да – говорить такие вещи о баб Мане за глаза – низко. Он и сам это понимал тогда и вначале говорить не хотел. Но вот ему понадобилось оправдаться, и это стало возможным. Хотя я тоже… он обращается к своей бабушке на «вы» и по имени-отчеству. Они, в сущности, чужие друг другу люди и виноват в этом точно не он. А я набросилась с упреками. Была неправа. Думала и судила штампами, клише… это похоже на морализаторство, да… принимаю.

Измена – и не измена вовсе? Такое мог выдать только мужик, который уже прошел через такое «недоразумение» и не придал этому значения. Похоже, Лена умерла рогатой, прости меня, Господи, за такие мысли. Я не верю в спонтанные измены. У человека есть голова, а у Олега еще и развитый мозг. Он все прекрасно осознавал, но все-таки сделал. Значит, почему-то хотел этого и настоящая причина уже не имеет для меня никакого значения.

Правильно-неправильно, полутона-оттенки… того, что я видела, уже не забыть. Такое ощущение – его тело осквернено, изгажено. Это только потому, что я моралистка? Да ладно! Любой чувствовал бы так же. Так что я подумала, Владимир Борисович, и не согласна с вами – даже любя, простить можно далеко не все. Была бы небольшая вероятность, если бы не видела собственными глазами. Но вам спасибо уже за то, что сейчас вспоминаю об этом без истерики – дорогого стоит.

Не для меня мужчина... Всего в нем с большим лишком: прошлого, интеллекта, опыта, характера… занудности, в которой он обвиняет меня. Но умный. Я туплю в том, что для него - очевидно, не успеваю поймать мысль за хвост или мы думаем по-разному – не важно. Возле него пришлось бы быть уютной, уступчивой и терпеливой, полное равноправие было бы только в постели, а я уже привыкла, чтобы со мной считались во всем. Но главное даже не это – не шевельнулось внутри ничего, не дрогнуло, пока мы были рядом. Он не волнует меня в этом плане и дело не во внешности – мужик по-своему хорош. И не во времени, которого прошло слишком мало – это или есть или его нет. А может я не права... влечение к Олегу тоже просыпалось постепенно.

Перечислил мои "недостатки", определил наличие тараканов и потребовал талерантности. К чему? К его недостаткам? Признает, что неидеален и просит принять это? Что же он надумал себе обо мне? Какой-то беспредел без краев - точно. И Олег смог жить с "моралисткой", а этот сразу борется за право оставаться неидеальным. Правда, и моих тараканов травить не собирается. А Олег не боролся. Так Ирка была права? Дело не только в этой Русе? Было что-то еще, и оно копилось, а потом позволило ему… Отдавал меня каждый раз? Вот в это не верю. После рассуждений Беркутова осталось ощущение промелькнувшей рекламной картинки – я-то настоящий мужик! Потому что Олег мог легко пресечь это – выходить из дому в другое… стоп! Он не раз пробовал менять график… так это что - правда? На самом деле?!

Ноги сами несли меня к дому, в голове было пусто – все, что там мешалось, я уже передумала и мысленно выплюнула. Сейчас не нужна была даже обещанная сказка, тем более страшная – думать не хотелось вообще. Бойлы я оставила под столом возле яблони и, прихватив в дом свой рабочий инструмент – ноутбук, тихо прошла внутрь. Мария Львовна уже устраивалась на своей кровати. Я зачерпнула воды из ведра, жадно выхлебала ее, отставила кружку и попросилась:

- Смертельно хочется в баню, можно?

- Давай… только быстро. Ночью в баню не ходят, попаришься завтра. Топить теперь будем каждый день, - отвела она глаза. Я уже не раз замечала, что если она не настроена на диалог, то отвечает коротко, отрывисто и в глаза не смотрит. А значит, почему будем топить баню каждый день - сейчас не признается.

Баня была старой, но еще годной. Я с огромным удовольствием вымылась, перед этим разобравшись с вопросами обеспечения. Все здесь было не просто старым, а древним. Яркий кусочек земляничного мыла будто попал сюда из другого - более прогрессивного века.

Но скоро у бабы Мани будет новый дом с небольшой ванной, туалетом, теплым полом и всем-всем, что подразумевает под собой понятие "умный дом". Это дорого, очень дорого, а еще Беркутову придется платить человеку, который будет приезжать раз в месяц и контролировать работу системы. А бабу Маню я уговорю... мы вместе с ней растопим в большой комнате камин, она привыкнет пользоваться электроплитой... И все равно - не выход, ударила я мыльной ладонью по мокрой лавке. Что же делать? Он обещал что-нибудь придумать, но оставить бабульку здесь одну - точно не вариант. Тянет и тянет это дурное беспокойство за совершенно чужого человека, потому что это "не правильно". Моралистка проклятая...