Глава 38

Антон Иванович оказался невысоким поджарым мужиком в возрасте и с военной выправкой. Он как-то сразу понравился и мне и бабе Мане, судя по тому, как одобрительно она кивала, стоило ему что-то сказать или сделать. Он сразу же разговорился с мужиками, представился полковником в отставке, помог выгрузить диван – не спрашивая о необходимости этого, а просто подключившись к процессу вытаскивания и перемещения. Накрывая дощатый стол, который притащили из строительного «городка», мы с женщинами наблюдали, как Марк показывает ему дом снаружи, заводит внутрь… К процессу ознакомления подключился и рыжий Голубев, втирая, скорее всего рекламу системы комфорта…

- Добрый дядька, умный, - охарактеризовала его Ольга.

- Толковый, да, - согласилась с ней баба Маня, поглядывая на яму в земле, из которой шел дымок. Там запекался в углях здоровенный карп, которого привезли ранним утром с лесного озерка мужики. Рыбину бросили на траву, а мы все сгрудились вокруг и говорили, говорили…! Мужские эмоции зашкаливали – очевидно, включился режим добытчика, женские восторги и восхищение умением этого самого добытчика были закономерны. Рыбина весила килограмм двенадцать – навскидку. Безмена с собой ни у кого не было, а ехать за этим в магазин, где я видела когда-то напольные весы старинного вида, не хотелось.

Саша Голубев предложил приготовить трофей старым дедовским способом – натереть солью со специями, натолкать внутрь разных трав типа укропа и, обмазав глиной, запечь в яме с углями. Мужики загорелись идеей, и мы поддержали ее дружным женским коллективом – главным ее плюсом было то, что наше участие в процессе приготовления исключалось полностью.

Яму вырыли, обложили плоским камнем, развели там огонь, сгоняли за глиной – баба Маня указала место… И вот теперь из ямы уже доносились ЗАПАХИ… Общий приподнятый настрой в связи с ожиданием уже оправдал то, что замутил Саша, и будет рыба съедобной или не очень, было уже не так важно.

Владимир Беркутов появился ближе к началу пира. Выгрузил из машины ящик дорогущего виски и еще много чего в упаковках и нарезке, что мы с Ольгой шустро переместили на стол. Со мной он приветливо поздоровался, не делая попыток поговорить наедине, и я выдохнула с облегчением – неплохой все же мужик, понимающий.

Готового карпа пришлось извлекать из ямы за два раза – не продумали вариант эвакуации с самого начала. Потом уже погуглили, зашумели… Ну, как-то все же приспособились, извернулись, выкрутились… и выложили большие куски рыбы на целлофан, расстеленный на земле и постеленную поверх чистую простынь. Ходили потом туда, как за фуршетный стол – за добавкой. Вкусно было. Рыбный вопрос своей актуальностью едва не затмил тему окончания строительства. Саша рассказывал о том, как проходила рыбалка, благодарил Беркутова за отличные бойлы. Остальные тоже что-то вспоминали, ностальгировали…

Полковник веселился вместе со всеми, участвовал в обсуждениях, даже поднял тост, поделившись впечатлениями и от дома, и от рыбины, и от нашего дружного коллектива. Я тоже сейчас любила их всех и была просто дико благодарна за то, что мужики не подвели и дом получился на славу, как я и обещала Беркутову еще в той гостинице.

Вместе с ним и бабой Маней я прошлась по комнатам, предварительно разувшись, как она велела. Услыхав такое категоричное требование, мы с Владимиром переглянулись и заулыбались - потребовав разуться, хозяйка поддерживала чистоту в своих новых владениях, таким образом уже признавая их своими и это радовало. Беркутов хвалил то, что получилось, и всем восхищался, никак не отмечая наличие в новом доме микса из новой и старой мебели, и я опять думала о нем хорошо.

За столом он сел между мной и своей бабушкой, ухаживая за нами обеими. Наливал ей в рюмочку легкое вино, тихонько рассказывая только ей одной историю марки и винодела, создавшего когда-то такой уникальный букет. Мне спиртного не предлагал, очевидно, уже зная о беременности. Немного странным мне показалось другое – возле тарелки Ольги тоже не наблюдалось известной емкости, только стакан с соком, как и у меня. И тот тест в ее машине…

- Ольга ждет ребенка? - не подумав, с разгону бухнула я вопрос. Даже не задумавшись о том, насколько он допустим и уместен. Наверное, уже немного привыкла к нему, освоилась по-своему, и вот… Но Владимир не оборвал меня, не поставил на место, а ответил, на мой взгляд, максимально откровенно:

- Да, уже четыре месяца, хотя по ней почти не видно, просто немного поправилась. А она не сказала вам? А бабушке? Не знаете? Ну… это ее право и история там темная. Я и сам не много знаю – она отказалась говорить на эту тему. И от всякого рода помощи в этом плане отказалась, - расстроено рассказывал он, - я вынужден был согласиться с ней и… похоже, отца у этого ребенка не будет.

- Не будет того – будет кто-то другой. Ольга очень красивая женщина. На нее и здесь мужчины заглядываются. А вы скоро станете дедушкой, Владимир, поздравляю вас, - по-доброму подколола я его. А он огорошил:

- Я готов стать еще и отцом, Алена. Если ваша ситуация похожа… я готов, просто знайте об этом.

- А-а… нет – не.. похожа. Не думаю, но очень… благодарна, - растерялась я, в очередной раз не представляя себе - что сказать на это? Последнее время жизнь часто загоняла меня в подобные тупики.

Отвернувшись, встретила внимательный взгляд Антона Ивановича. Он улыбнулся мне, подбадривающе кивнув. Откуда он знает Колю? Коля - участковый в районе, а он - военный психолог. Что их связывает, если он прислушался к просьбе брата и приехал сюда – не самый ближний свет, надо сказать. А я даже не поговорила с ним и сколько еще он сможет задержаться? Не выпить же и закусить человек приехал в Длинное?

Я поднялась из-за стола, объяснив Владимиру, что мужчина – мой личный гость, привез привет и новости от брата и, наверное, уже спешит обратно. Или же нет, и мне нужно это выяснить.

- Понимаю, Алена, конечно, я вас не задерживаю, - заглянул он мне в глаза, всматриваясь в них чуть внимательнее и чуть дольше, чем было необходимо. И я сама не поняла, зачем сказала:

- Совершенно посторонний мне человек… как-то неудобно…

- Да-да, конечно, - заулыбался Беркутов, а я вдруг разозлилась непонятно почему – на эмоциях, гормонах? На него, на себя? Да черт его…? С какого… я вообще оправдываюсь перед ним?

Дав понять полковнику, что жду его, я прошла по траве к асфальту, осматривая место, которым предстоит заняться в ближайшее время нашему ландшафтному дизайнеру Светлане. Длинные доски стола оконтурят собой грядки с хорошим черноземом, верхний слой травы, измочаленный колесами, уберут и настелят газон, который не нужно будет косить. Посадят пару уже плодоносящих саженцев карликовой вишни и черешни, которые любит баба Маня. В общем, наведут возле дома порядок. Вот только огородить участок она не позволила, и я понимала причину этого.

- Алена? - окликнул меня мужчина, и я вздрогнула, вынырнув из размышлений.

- Пойдемте, Антон Иванович, я покажу вам то место - землю, развороченную гусеницами танка, - сдавленным голосом пообещала я, беря курс на старый дом.

- Обязательно, но давайте – немного позже? А сейчас мы присядем здесь, - подошел он к старой лавочке у уличного стола, - и поговорим с вами.

Я пожала плечами и присела напротив, положив обе руки на стол и нечаянно обратив внимание на свои ногти. Когда уже я приведу их в порядок? Руки для меня сейчас вообще больная тема, чуть что – всплывает и мучает…, просто терзает чувство страшной вины. Ванечка…

- У меня беременность на раннем сроке и гормоны, наверное… - пробормотала я, - неловко будет, если я сейчас расплачусь - люди… а я расплачусь, Антон Иванович, если начну рассказывать.

- Тогда не нужно сейчас, - успокоил он меня, - я могу задержаться до завтра, если не слишком стесню вас и найдется место для ночлега. Да? Замечательно. Привет от Николая я вам уже передавал, так что просто скажу, что он хорошо справляется и…

Мы говорили о том, где они познакомились с братом, как поддерживали отношения последние десять лет, о том, что мне не стоит переживать за Кольку… Разговор прервал Беркутов, который подошел к нам вместе с Ольгой:

- Алена, мы с дочкой уезжаем, мне завтра на работу – важная встреча, - смотрел он на меня с сожалением и улыбался, ласково так улыбался, по-доброму. Опять сдавило под горлом и захотелось плакать. Да что такое?

- А… Оля, вы тоже спешите? – просипела я, потирая шею.

- Нужно оформить академ. Собиралась сделать это, сдав первую сессию, но теперь передумала. Слетаю в Москву, решу все и сразу обратно – поживу с бабушкой до родов.

Я кивнула, давая понять, что уже в курсе ее положения, а она продолжила:

- Есть дела кроме... меня не будет месяц или чуть меньше. Понимаю, что вот так оставлять ее… раньше она справлялась, конечно…

- Я еще пробуду здесь весь завтрашний день, - успокоила я ее, - помогу ей освоиться. А потом… я не знаю – в курсе вы или нет, но Саша Голубев просил у нее разрешения пожить в старом доме со своей семьей – женой и дочерью, они как раз возвратились из какой-то поездки. Вся семья любит рыбалку.. Мария Львовна согласилась, они хорошо общаются и человек он спокойный и очень надежный – бабушка будет присмотрена недели две, а потом увидим. Во всяком случае, за это время она совсем освоится и привыкнет. И несколько дней у нее в доме поживет Светлана – наш ландшафтник, будут работы… не переживайте, Оля.

- Я особо не переживаю, но все равно постараюсь справиться побыстрее, - приобняла меня Ольга за плечи. А Беркутов, прощаясь, поцеловал руку. Я не ожидала этого и просто кивнула, беспомощно взглянув на Ольгу. Она улыбалась, отворачиваясь и уходя к машине. За ней шел отец и нес сумку с вещами. Уехали…

- Достойный мужчина, - заметил Антон Иванович.

- Да, - согласилась я, - верный.

- Для вас это самое главное мужское качество? – нейтрально поинтересовался он.

Мы разговорились, немного поспорили, я слушала его, говорила сама. Выболтала нашу с Олегом историю, и мы обсудили и ее тоже. Потом ко мне подошел Марк, а за ним и вся бригада – ребята прощались, усаживались в микроавтобус, который подошел к этому времени. Городок на горе оставили нетронутым, за исключением стола – там еще пару дней будет жить другая бригада, работая с ладшафтом. Все было продумано, все сделано – даже убраны продукты со стола, черный пакет с одноразовой посудой и другими отходами уносили…

- Алена, - обратился ко мне Антон Иванович, когда мы с Сашей полностью закончили уборку: - Покажите мне место ночлега, пожалуйста.

- В старом доме, если вас это устроит. В одной комнате Саша Голубев, а в другой – вы. А я с Марией Львовной в новом. Можно разжечь камин, ей будет приятно… наверное, - засомневалась вдруг я. Бабушка устала после длинного и суетного дня и эмоций, которых сегодня было в избытке. Да еще и немного выпила.

- Сделайте обязательно, - посоветовал полковник, - это будет замечательным завершением дня. Я видел - там удобное кресло и маленький музыкальный центр, - посмотрел он на меня с вопросом.

- Это Ольга, я тогда еще не знала, что она планирует пожить здесь и сама удивилась – зачем бабушке центр? - улыбалась я, - тогда помогите мне с дровами. А то Саша ушел помыться перед сном к луже – так мы называем пруд, - кивнула я вниз, на большую, относительно чистую лужу рядом с баней.

Голубев не поддержал нас с идеей вечерних посиделок – очень рано встал утром, выпил лишнего и сейчас просто смертельно хотел спать. Поэтому вечер заканчивался ожидаемо – в кресле напротив камина сидела притихшая баба Маня, а мы с Антоном Ивановичем – напротив, на диване. И я рассказывала ему о Ване…

Рассказ затянулся – я немного поплакала, само собой. Потом и баба Маня добавила от себя – рассказала о прошлых появлениях Вани. Я сбегала и принесла толстую газету, в которую был вложен его портрет. Мужчина всматривался в рисунок, очень внимательно изучая его.

- Что, Антон Иванович? – насторожено выдохнула я.

- Физиогномику раньше называли наукой, теперь многие ученые отрицают это, добавляя приставку «лже». И я не думаю, что по чертам и выражению лица можно составить психологический портрет человека - они могут быть обусловлены физиологическим строением, и еще большое значение будет иметь мой личный опыт. Например, такие носогубные складочки, по моему мнению, указывают на характер суровый, решительный и бескомпромиссный, даже тяжелый…

- Нет, - тихо возразила я, - но с решительным я, пожалуй, соглашусь. В остальном же…

- А гусиные лапки от внешних уголков глаз указывают на то, что он любит улыбаться, - согласно кивнув, продолжил полковник.

- Или привык щуриться, глядя в прорезь танковой амбразуры, - подхватила я тихим сдавленным голосом, - у Т-34 было очень тесное внутрибашенное пространство. Места для командира не хватало, поэтому он совмещал обязанности наводчика и командира, соответственно. Очень тесно… - совсем задохнулась я словами, - но он и улыбаться любит, тут вы правы.

- То есть, не так уж я и обманулся, - вернул он мне портрет Вани. Я смотрела на рисунок, буквально вбирая в себя глазами чуть опущенные уголки губ, усталые глаза, складочки эти у носа… любовалась и улыбалась сквозь слезы. Извинилась:

- У кого как, а я плачу по поводу и без, - накрыла я ладонями свой живот, затаенно прислушиваясь к непонятно еще чему. Захотелось сменить тему и уже, наконец, успокоиться. И я спросила у совсем притихшей старушки:

- Мария Львовна, вы не устали? Спать еще не хотите?

- Давно уже сижу и сплю. Пойду… - поднялась она и ушла в новую спальню. А я придерживалась своего плана – сменить тему:

- А что вы можете сказать про Настю? Как объясните ее поступок?

- В женской психологии я не эксперт, от некоторых поступков современных девиц просто теряюсь в пространстве, - засмеялся он, что-то вспомнив, и пояснил мне: - Трудно понять особу, снимающую себя, сидя на унитазе и выкладывающую потом видео в инстаграмм. Но в психологии военного, участвующего в боевых действиях, разобраться постараюсь. Алена, выслушайте меня, пожалуйста.

Немного помолчав, он поднялся с дивана, где сидел рядом со мной и пересел в кресло, стоящее напротив. Прямо посмотрел мне в глаза.

- Вы влюблены. Настоящей любовью ваша влюбленность стать еще не успела. А может, и уже… - задумался он, - вы совпали в сексуальном плане, вам нравится его внешность – я видел, как вы смотрели на портрет Ивана, и это было настоящее любование. А еще есть уважение, и даже восхищение родом его занятий. Мы с вами правильно воспитаны и эта благодарность за их победу, мир и жизнь, которые они подарили нам, просто безмерна. Безграничное уважение к человеческим качествам, - повторил он, - и еще что-то, так же?

- Такое же безграничное чувство вины, - подтвердила я, - я не успела… нет! Я забыла полечить его руки, - судорожно шептала я, подавшись к нему всем телом: - Там, даже на рисунке… они черны от въевшегося мазута, а еще глубокие трещины на коже – до крови. Чинили на морозе под обстрелом разбитый трак, и он поморозил пальцы, а еще их постоянно сушит этот мазут! Но он же командир! Какого хрена он возится с мотором этим, или чем там еще? Что – больше некому? Они что... все они?! Не видят, что у него с руками? Где в ж..у их медики?! – орала я шепотом.

- Чувство вины – страшная штука, - так же шепотом ответил он, заставив меня прислушиваться и замолчать: - Бывает, оно просто выедает душу и заставляет человека делать с собой страшные вещи. На эту тему – чувства вины, писаны целые диссертации, есть утвержденные методики и рекомендации... Но я скажу вам, как мужчина – он не променял бы вашу ночь ни на какие коврижки, - озорно подмигнул он вдруг мне.

- Не захотел бы утратить ни одной минуты из тех, что были отпущены вам – ни на разговоры, ни на лечение. Просто поверьте мне, Алена. Между близостью и лечением он обязательно выбрал бы еще минуту близости, просто не дал бы вам лечить себя, не упустил бы эти драгоценные мгновения. И еще одно - есть любовь, и есть воинский долг, а еще есть такое понятие, как мужская честь. Сейчас понятие довольно редкое, потому что сложное. Человек чести не способен на ложь, воровство, измену Родине, долгу, своей женщине… Если Иван такой человек, то вам не стоит ждать, что он останется, Алена, даже если узнает, что погибнет завтра. Его ждут там, от него зависят, ему верят и он уйдет туда в любом случае, просто не сможет иначе. Если все же он придет опять… вы говорили - с цветением липы? Ну, вот… не ставьте его перед таким выбором, не отравляйте те минуты – последние ваши с ним минуты.

Он подхватился с кресла и опять сел рядом со мной, обнимая за плечи.

- Не нужно плакать, вы должны понимать, что отрицательные эмоции могут навредить ребенку. И та его смерть, что вы нарисовали мне – она мгновенная. Когда человек просто не успевает осознать и почувствовать – не самая страшная, поверьте мне.

- Но он не погиб тогда, - мотнула я головой, - иначе вышел бы ко мне, обязательно вышел и сказал где его искать. Выходят к людям чужим и незнакомым, а я… а он сказал, что я для него родилась… я…

- Ох, Алена, Алена… Моя вина – не нужно было начинать этот разговор на ночь. Вечером мы более склонны к переживанию чувств, чем к рациональному мышлению, при этом максимума достигают именно отрицательные эмоции. А вот вторая волна – утренняя, ориентирована на логическое и аналитическое мышление. Так что – утро вечера мудренее. Подумайте о том, что выходят ведь не тела, а не упокоенные души. Его души нет там? Значит, она нашла свой покой или уже возродилась. Это же хорошо? Зачем вы ищете негатив там, где его нет?

- Я буду ждать его следующий раз, я обязательно буду здесь, когда… - уже почти спокойно ответила я, вставая, чтобы уйти спать и… замерла на месте, буквально оцепенев - вдруг погас свет и раздались знакомые грохот и лязг. Мою кожу, наверное, можно было сравнить с наждаком, так ее продрало морозом и страхом, природу которого не понять – не Ваню я боялась. Прошептала, с трудом ворочая языком:

- Н-но… липа же?

- Я с вами, я здесь, Алена, - раздался из темноты ровный мужской голос.

- Не смейте выходить! Не смейте, слышите? – вскрикнула я, - и никого не пускайте. Я сама… - метнулась я к выходу из дома.

Вдогонку донеслось:

- Не ставьте его перед выбором, он будет не в вашу пользу, а это больно. Не делайте ему больно, Алена.

- Пошел ты… - простонала я, рывком закрывая за собой дверь.

Загрузка...