Глава 41

- Наш Господь не так мелок и беден, чтобы не подарить каждому телу свою собственную душу, а призвав ее, не выделить место возле себя. Теория реинкарнации противна христианству и этому есть убедительные объяснения… - пожилой монах говорил долго и проникновенно, тихонько посмеиваясь между делом над вопросом, который мы ему задали. После этого я просто не рискнула рассказать ему о Ване.

Мы с Иркой вышли за ворота монастыря, стянули с голов платочки и пошли к ожидающему нас такси. Она молчала и молчала я – пока не в состоянии была говорить. Тут пережить бы как-то… Этот человек ответил на вопрос о реинкарнации так, как трактует его православная церковь и, конечно, не мог знать, что буквально раздавил меня своими разумными словами. И не то, чтобы до нашего с ним разговора я не лазила в интернет и не изучала тему. Просто… святой отец же. Почему-то я решила, что его внутреннему взору должно быть доступно гораздо большее и взгляд мудрого старца на историю вопроса мог быть гораздо шире – допуская исключения из правила. Но по нему было видно, что человек истово верит в вариант именно что не допускающий компромиссов. Надеюсь, он не понял, как мне хреново. Кажется, я сумела не подать вида, смолчала и теперь тоже держалась, а душа корчилась в тихой и безнадежной муке…

- А что еще он мог сказать, если это точка зрения церкви? Только посоветовать молиться, чтобы избегать соблазна. В интернет ты сама лазила… Захотела подтверждения от авторитетной личности? Получи фашист гранату… – проворчала Ирка.

- Я не знаю людей, которые выложили там информацию. Но и объяснять все чудеса, происходящие вне церкви, исключительно произволом лукавого, тоже как-то… Что от лукавого в том, что к нам выбросило Ваню? Ладно… - прокашлялась я.

- Нужно было прямо рассказать ему про Ивана.

- Тоже назвал бы дьявольским произволом или исчадием, ты сомневаешься? - вырвалось у меня все же с обидой, - так же отрицают спорные вопросы ученые-историки. Сами не могут объяснить, а значит, этого не может быть в принципе. Или от лукавого…

Мы прошли к машине, и уселись на задние сидения, радуясь теплу, которое окутало нас внутри салона. Машина двинулась и покатилась по заснеженной дороге к городу. Зима и есть зима – холодно и неприкаянно, ветер еще… как с цепи сорвался. И настроение соответственно - проехали больше ста километров, а в результате... Откинувшись на спинку сиденья, я расстегнула шубку и погладила руками живот, прислушиваясь к толчкам внутри – Аня тоже не была согласна со словами святого отца. Закрыв глаза, сделала вид, что засыпаю...

Идея реинкарнации была бы замечательным объяснением, да что там - гарантией того, что Ваня именно что вернется ко мне, как и обещал. А выходит, что вся мистика закончилась в момент его исчезновения. И получается, что наша с ним история – не о вселенской справедливости, которую нужно было восстановить. Или о зле, которое необходимо было наказать, подняв эту справедливость, как флаг, над нашими с Ваней судьбами. Его слова о возвращении не несли в себе скрытый сакральный смысл и не являлись пророческими. Мужчина просто обещал вернуться с войны женщине, к которой вернуться хотел, вот и все. Как обещал, наверное, каждый из них, уходя на фронт. Может быть, даже искренне веря в это.

Сдавило под горлом, из-под закрытых век поползли слезы, и сразу же внутри недовольно заворочалась Анечка. Я тихо плакала, отвернувшись к окну, пока не заложило нос и не понадобилось высморкаться. Открыла глаза и сразу увидела протянутый Ирой носовик.

- Полегче стало? – тихо спросила она, отводя глаза.

Я покрутила головой, не в состоянии говорить. Вот оно – то, чего я так боялась и то, что чувствует все эти годы Ирка. А я и не понимала, не представляла себе… Этого и не поймешь, пока не влезешь в ту самую шкуру. Ну, со мной все ясно - я переживу это тоскливое состояние, не провалюсь в него - ради Ани, а вот она… я тяжело заворочалась, упираясь ногами и зашарила, пытаясь добраться до телефона. Ирка молча сунула руку куда-то под меня и протянула искомое. Я быстро набрала номер Коли и долго ждала, когда он возьмет трубку, поставив на громкую связь.

- Коля, скажи мне… - прогундосила я, услышав короткое «слушаю». Отвлеклась на миг от разговора, высморкалась и спросила:

- Когда я тебя увижу? Ехать на восьмом месяце в тую даль… ты должен понимать - неразумно. А увидеться, обняться, поговорить по душам?

- Ален, я ж объяснял, - осторожно начал он, - ты только не переживай… хутор давно сдох. Найти кого-то оттуда, чтобы расспросить, не реально – старики все вымерли. А мы даже не знаем имен и года рождения, только фамилию и отчество. Бортников подключил свои связи, но тоже ничего не обещал. Ты получила фото от него? Хорошо… я тоже оставил себе копии. А ты что - затосковала? Я слышу - хлюпаешь. Мы же говорим с тобой почти каждый день, - фыркнул брат.

- Очень хочу увидеть тебя, Коля, просто очень. Когда ты сможешь?

- Посмотреть племяшку – точно подскочу. Ты сейчас в машине, куда-то едешь?

- Гуляем вдвоем с Ирой, она опекает меня, холит и лелеет, - отчитывалась я, - сегодня вот были в монастыре - очень красивое место, тихое и благостное.

- Привет ей от меня, - легкомысленно бросил брат и отключился.

Пряча телефон, я нечаянно взглянула на Ирку - она смотрела вперед – на дорогу и улыбалась. Как же она улыбалась…! Просто слушая его голос… дурочка моя. Я почти до боли сцепила челюсти, и сжала веки, сдерживая очередную порцию воды. Посунулась по сиденью и прислонилась к ней, и она тоже склонилась ко мне.

- Он приедет весной. Колька очень обязательный – мент же, профессия обязывает, если сказал – сделает... И зачем мы ездили туда, Ир, если у нас с тобой свой собственный монастырь – женский? – хмыкнула я, - вот только с верой тяжеловато.

- Нельзя… нужно верить, - мотнула головой Ирка, - помнишь? Жди меня и я вернусь…

- Расставаньям и потерям

Я не верю, я не верю, - тихонько затянула я, а она подхватила:

Я в любовь земную верю

И в бессмертие души.

Я таким тебя узнала,

О тебе всю жизнь мечтала,

И подругам всем сказала,

Что ты лучший из мужчин…! - всхлипнула она, и я тоже судорожно вздохнула, переводя дыхание. Машина вдруг вильнула и припарковалась на обочине, таксист буркнул что-то, вытащил из бардачка пачку сигарет и вышел наружу. Повернулся к нам спиной, стоя на ветру, и стал курить.

- Так что… будем ждать, мать, - подвела подруга итог, отводя от него взгляд.

- Пока что – Анечку, потом – приезда Коли, - подхватила я.

- А потом и еще кого… - прошептала Ирка, - ты так хорошо верила, давала сил жить и себе и мне, а сейчас будто потухла... Постарайся верить и дальше. Я раньше была против всего этого... ожидания, и сейчас не кодирую тебя на одиночество, просто не теряй веры в счастье для себя. И потом... если есть посыл-проклятие, то должен быть и посыл-обещание. Насколько сильно он чувствовал, когда говорил? - отчаянно взглянула она на меня.

- Очень сильно, - рассмеялась я, чтобы не расплакаться и, вспомнив вдруг, пошутила: - Засосы месяц сходили.

- Да он у тебя жеребец! – подхватила Ирка, - так что будем ждать продолжения этого представления, которое дает нам… Вселенная? Высшие силы? Что может сделать любящий мужчина для своей женщины? Минимум – вернуться к ней. Другие уходили на фронт и пропадали, погибали там – да. Но тем солдатикам не дано было такой странной возможности, а ему вот – дана. Тогда где же оно, это логичное завершение, которое придаст смысл всему, что случилось? Где, в конце концов, Хэпи Энд? Мы требуем его!

А я слушала ее и улыбалась, поглаживая руками то самое логичное завершение, или все-таки могло быть еще что-то? Мне самой хотелось верить… И еще я мысленно обещала Ирке, что со своей стороны сделаю все возможное для нее. Начало положено, и Коля обязательно приедет ко мне, а значит - в Иркину квартиру. Если он не заметил ее тогда, потому что весь был в Насте, пускай у него появится эта возможность – узнать Иру, рассмотреть, понять, как сильно его любят. И тогда… кто знает? Так просто обещать ей что-нибудь я просто не могла. Но очень сильно надеялась.

Таксист не взял с нас денег. Пасмурно зыркнул на меня, отвел руку с деньгами и буркнул:

- Не нужно, - отвернулся и добавил еле слышно в ответ на мои растерянные слова благодарности: - Вам спасибо. Поеду вот сейчас…

Куда он сейчас поедет и что сделает – можно было только догадываться. Пожалел дурных баб? Чужих. Может, и о своей что-то заодно понял.

В квартиру поднимались измученными физически и душевно, срочно нужна была отдушина - Анжик. Наше золотко вынеслось из комнаты навстречу двум усталым теткам.

- Сколько можно ездить? – обижено пыхтела она, чмокнув меня и повисая на Ирке. Та прижимала ее к себе, бормотала что-то тихонько, наверное, оправдываясь. А я поблагодарила няню и расплатилась с ней. Прошла в свою комнату, и присела в кресло, привычно уже обнимая живот.

Расслабилась, наконец, растекаясь всем телом. Тяжелый день получился и безрадостный. В дверь заглянула Ира.

- Ты будешь ужинать?

- Буду, Ир. Сейчас… переоденусь только и помогу тебе, - поднялась я и отвлеклась на телефонный звонок – Олег…

- Здравствуй, Аля. Я достал билеты…

- Ммм…

- Постой! На этот раз интересно будет всем, даже Анжику – «Принцесса Турандот». В эту субботу… ты как, Аль?

- Нет, Олег. Хотя-а… за Анжиком можешь заехать и забрать с собой. Извини, был трудный день – нужно отдохнуть, - отбилась я.

Я легко отшивала его теперь - безо всякого зазрения совести, после того, как Ирка расстроенно призналась однажды, что видела его в городе с какой-то красивой женщиной. В подробности она не вдавалась, а я их и не выпытывала. Но с тех пор меня перестала мучить совесть, когда я отбрыкивалась от знаков его внимания. И почему он никак не оставит меня в покое? Для чего я ему – для души? Для тела же уже нашел? Когда-то я была у него – для того и для другого, бери – не хочу, черпай полной ложкой… Оказалось - мало.

Поздно вечером, оставив Иру с дочкой готовиться ко сну, я улеглась в постель. Прикрыла глаза и ожидаемо вспомнился Ванечка… Раньше я гнала от себя мысли о его гибели, о том, как это произошло - быстро… так, что он не ощутил и не осознал. И слава Богу, если так. И дай Он мне так же когда-нибудь – чтобы без боли и страха. Я и тогда понимала, что он уходит навсегда и куда уходит – тоже, когда отпустила его. Но у меня оставалась надежда! А сейчас оказалось, что это была огромная и устойчивая такая надежда. Именно не совсем осознанная, но стойкая вера в благополучный исход и дала мне силы поступить так, как советовал полковник – разумно, на мужской взгляд. Но как же мне жить теперь?! Так, как Ирка?

Все эти годы… иногда, очень редко, она немного оживлялась и оживала. Это было заметно – словно она начинала ощущать себя не просто женщиной, а - Женщиной. Смелее пользовалась косметикой, покупала что-то из одежды и устраивала нам с Анжиком показы и дефиле. Потом, в какой-то из дней, извиняясь, просила меня присмотреть за крестницей и пропадала на всю ночь. Утром приходила спокойная и отстраненная, вела себя так, будто это в порядке вещей – вот так молча уходить и приходить, как ни в чем ни бывало. Так же случилось и совсем недавно, когда я уже знала, что она любит Колю.

Я рискнула спросить – не почему она это делает, а почему совсем не делится, молчит? И получила ответ, от которого до сих пор скручивало внутренности:

- Помнишь, ты рассказывала о вашей с Ваней ночи? Раньше озвучивать такие моменты для тебя было табу, ваша с Олегом постель никогда не обсуждалась, - устало присела на стул в кухне Ирка, - но о Ване тебе хотелось говорить… вспоминать, радоваться, делиться самыми прекрасными минутами своей жизни, сделав его чуть живее для меня. Я так понимаю тебя, Лянка! Когда есть что вспоминать и чем хвастаться… Мне сейчас - нечем. И не спрашивай – зачем тогда?

Не спалось… Встав, я достала прозрачный файлик с рисунками и прилегла опять на кровать, включив настольную лампу. Чуть желтоватый, теплый свет падал на листы бумаги, покрытые черно-белыми рисунками – Ваня… В дверях дома бабы Мани – уставший и грязный, с темными руками в ранках… лучше не думать – от мыслей о них почему-то еще больнее, чем от осознания его гибели. Еще один – он держится за стенки люка, уже наполовину скрывшись внутри. Еще один – тот самый танк, виднеющийся за углом дома, а Ваня направляется к нему. Вид со спины – широкие плечи, крепкие бедра, опять руки… Дальше – он держит в руках шлемофон и что-то рассматривает там – на нем. Ресницы опущены, морщинка… что-то там не ладится?

Вспоминалось, как я нашла ту самую реставраторшу – женщину лет шестидесяти, приятную и внешне и в общении. Мы говорили о Ване. Я призналась, что тоже видела его и знаю о ней, просила поделиться своими мыслями и впечатлениями. Похоже, что она молчала о нем все эти годы – почти двадцать лет, не рискнув рассказать даже своим близким. А со мной будто прорвало плотину – она рассказывала… Что я вынесла из нашего разговора? Что ей, как и мне, он тоже очень сильно понравился с первого взгляда, да это видно было по ее рисункам. Напрашивался вывод – сам Ваня никогда не сделал бы первый шаг и не попросил бы о близости, не намекнул бы на нее, даже если все эти женщины понравились ему. Скорее всего, я оказалась отчаяннее всех остальных, смелее и настырнее – у меня была цель, которая отметала всякий стыд и любые понятия о приличии.

Я сделала еще выводы - так же, как и ко мне, это пришло к нему уже когда мы стали близки – через тесные прикосновения кожа к коже, горячечный шепот и поцелуи, ощущения после близости – сытости, легкости и отрешенности от всех бед, а главное – возникшего чувства, что возле тебя давно знакомый и близкий человек. Может, это была и химия – запах его кожи понравился мне. А может, и физика – наши энергетические поля соприкоснулись и просто офигели от высочайшей степени совпадения… я не знаю. Но теперь я верила, что он обязательно вернулся бы, если бы мог.

Я не представляла себе, что за отношения были у них с женой? Но, уже понимая немного Ваню, сделала вывод, что их порушила не последняя сцена на вокзале, все и раньше было плохо, а как – теперь не узнать никогда.

Вика отдала мне все рисунки, кроме одного, оставив его себе на память. Я часто перебирала их и представляла, как построю когда-нибудь для себя и дочки дом, обустрою его, закажу рамочки и уберу под стекло на стену Ванины портреты, чтобы Анечке было кого называть папой. В отдельной витринке вывешу реплики его наград, о который узнал Коля, сделав запрос в архив – два ордена Красного знамени, медаль «За отвагу», которая давалась в основном пехоте - за личное мужество. А он с риском для жизни предотвратил возгорание боеприпасов, спас людей и технику. Это было кратко описано в наградном листе. Еще - «Слава» второй степени. Копии наград вместе с копиями наградных листов хранились рядом с рисунками и теми фотографиями, которые сделал полковник Бортников.

Эти снимки я не рискну показать маленькой Ане. Может, потом – когда она подрастет. Наших лиц там почти не видно, расстояние делало их неузнаваемыми. Серия снимков показывала объятие мужчины и женщины возле танка, их поцелуй, потом – я за руку тащу его в баню, а он спешит за мной. Здесь расстояние съемки было другим и я даже видела улыбку на лице Вани… Эти снимки тоже входят в перечень того немногого, что осталось у меня на память о нем. Были еще начисто отстиранные нижняя рубашка и подштанники с портянками.

Сложив бумаги обратно, я выключила свет и еще немного полежала в тишине, успокаиваясь и засыпая. Внутри что-то улеглось, вынужденно примирилось и притихло. Отыскалось где-то и, поколебавшись немножко, настроилось внутреннее равновесие. Я решила действовать дальше по плану, озвученному Иркой - жду рождения Анечки, потом – счастья для брата и подруги, способствуя ему всеми силами. А потом и для себя… кто его знает?

Загрузка...