Мистра

Введение

Средневековый греческий город Мистра выступает перед современным миром в ореоле своего необыкновенного прошлого. Этот ныне мертвый город, раскинувшийся на крутом конусе горы, вершина которой увенчана подобно Дантову раю мощными стенами рыцарского замка, до сих пор является местом паломничества многочисленных путешественников как одно из редчайших зрелищ Европы, как своеобразные византийские Помпеи. Для одних Мистра, эта средневековая наследница античной Спарты, в свою очередь давшая жизнь новому городу — современной Спарте, является олицетворением смены эпох и цивилизаций, истории человечества в целом[1]. Для других (особенно для представителей немецкой филологии) она интересна как прообраз фаустовского замка в знаменитой сцене с Еленой из третьего акта второй частя трагедии Гёте, как «прекрасный вулкан природы, истории и поэзии», воплотившийся в этой изумительной классико-романтической фантасмагории великого европейца[2].

Задача предлагаемой книги другая. Мистра интересует нас прежде всего как один из важнейших центров поздней Византии, крупнейший очаг поздневизантийской культуры, средоточие значительной части всего материального и духовного потенциала, которым располагала империя в последние два века своего существования, наконец, как место жительства и деятельности плеяды знаменитых византийских историков и писателей — Иоанна Кантакузина, Георгия Сфрандзи, Лаоника Халкокондила, известных деятелей Византии и итальянского Возрождения, как философ Георгий Гемист Плифон, Виссарион Никейский и др. Исследование с разных сторон истории этого города соответствует одной из наиболее актуальных и активно разрабатываемых в Современной науке проблем византиноведения — проблеме поздневизайтийского города. Для ответа на вопрос, что же представлял собой и в каком направлении эволюционировал поздневизантийский город, зарождались ли в нем элементы новых, пред буржуазных отношений, в конечном счете для ответа на вопрос — происходило ли в византийском обществе внутреннее накопление сил, способных обеспечить прогрессивное развитие Византии, в настоящее время явно недостаточно той суммы сведений, которая имеется в нашем распоряжении. По традиции основное внимание исследователей уделяется изучению крупнейшего города империи — Константинополю,[3] во многом определяя представления ученых об эволюции поздневизантийского города. Правда, за последние годы были сделаны интересные попытки обобщить материал по истории поздневизантийского города: широко известны работы Горинова, Франчеса, Кирстена, Лишева, наблюдения Гроховой и Поляковской, важные с точки зрения социальной истории поздневизантийского города исследования Кирриса и т. д.[4] Однако при всей значимости эти работы носят слитком общий характер, основаны на суммарном рассмотрении отрывочного материала и почти не опираются на специальные монографические исследования отдельных городов. В этих условиях стало настоятельным изучение возможно более широкого круга отдельных провинциальных городских центров[5]. До недавнего времени из монографий такого типа мы имели только ставшую уже классической работу румынского историка Тафрали о Фессалонике XIV в.,[6] основное внимание в которой уделяется политической истории Фессалоники, вопросы же социально-экономического развития этого крупнейшего после Константинополя византийского городского центра занимают второстепенное место. Однако в последние годы и в этой области приобретен некоторый опыт. Появились интересные работы, посвященные отдельным провинциальным городам: Острогорского — о Серрах, Жансана — о Трапезуйте, Влахоса — о Мельнике, Вранусиса — о Янине, Сегала — об Эдессе, Хионидиса — о Верие и др.[7] Правда, не во всех этих работах проводится комплексное исследование объекта, зачастую автор берет только интересующий его аспект истории данного города, сказывается и неполнота источников, отрывочность сведений, а некоторые исследования попросту не свободны от ошибок[8].

Предлагаемая книга имеет целью продолжить эту серию монографий об отдельных провинциальных городах империи в поздневизантийскую эпоху.

Несколько слов о литературе, посвященной Мистре. Этот город, естественно, издавна привлекал внимание историков византийской цивилизации, причем главным образом своими уникальными памятниками архитектуры и искусства. В 90-х годах XIX в. одновременно с начавшимися работами по реставрации памятников Мистры впервые стали публиковаться очерки с описанием этих памятников,[9] однако серьезное изучение их началось лишь в нашем столетии. В 1900-х годах в Мистре работал коллектив греческих и иностранных ученых. Ряд отчетов, опубликованных эфором христианских древностей Греции Адамантиу, представляет ценность не только с искусствоведческой точки зрения, но и с археологической[10]. Он описывает размещение памятников, изучает стенную кладку, конструктивные особенности перекрытий храмов, пытается датировать те или иные сооружения. В центре внимания его находится культовое зодчество Мистры. В 1910 г. французский ученый Габриэль Милле, в течение нескольких лет работавший в Мистре с группой художников и археологов, издал монументальный альбом памятников Мистры[11]. На 152 таблицах были воспроизведены все четкие фрески церквей Мистры, как фигурные, так и орнаментальные, все сколько-нибудь значительные архитектурные сооружения с планами и чертежами отдельных конструктивных узлов, наконец, декоративная скульптура: капители колонн, карнизы дверей, фризы, балюстрады и т. д. — богатейший материал, послуживший основой для его капитальных трудов по иконографии Евангелия и греческой архитектуре[12]. В том же 1910 г. появилась сравнительно крупная работа библиотекаря Германского археологического института в Афинах Штрука,[13] дополнившая публикацию Милле весьма тонким анализом архитектуры и живописи Мистры. Позднее Мистре, как центру поздневизантийского искусства, был посвящен ряд серьезных исследований и научно-популярных очерков, написанных зачастую известными учеными[14].

Художественная жизнь Мистры, таким образом, довольно хорошо изучена. Привлекает она к себе внимание исследователей и как центр духовной культуры, в первую очередь в связи с деятельностью философа-неоплатоника Георгия Гемиста Плифона и его школы[15]. Однако несмотря на наличие в указанных трудах кратких очерков политической истории Мистры, искусствоведческая работа и историко-философский анализ велись в отрыве от изучения собственно истории этого города, тех конкретных социально-экономических и политических условий, в которых он существовал. Выводы о прогрессивном развитии художественной и интеллектуальной культуры распространялись на экономику, общественные отношения. Особое место в этом смысле занимает капитальный труд по истории византийского Пелопоннеса греческого историка Закифиноса[16]. Исходя из представления (теперь уже устаревшего) о поздневизантийской Морее как юридически оформленном самостоятельном государственном образовании — деспотате, он, естественно, не мог пройти мимо Мистры, которую рассматривал как столицу этого деспотата[17]. Исследуя топографию Мистры, особенности планировки города, он приходит к выводу, что Мистра была главным образом княжеским городом, административным и военным центром[18]. Подробно характеризует Закифинос двор Мистры, верхушку сановной феодальной знати, группирующейся вокруг деспота, в специальной главе рассматривает вопросы культуры этой «интеллектуальной столицы» поздневизантийской империи. При анализе экономического развития Пелопоннеса Мистре уделяется гораздо меньше внимания, поскольку в поле зрения автора находятся такие портовые города этой провинции, как Патры, Коринф, Кларенца, Монемвасия и др. Много места в работе Закифиноса отведено аграрным отношениям в Пелопоннесе, в частности аграрным отношениям самой Мистры. Он описывает формы земельной собственности, категории зависимого крестьянства, трудом которого обрабатывались феодальные земли, категории земельных собственников. Однако представления Закифиноса о поземельных отношениях на Пелопоннесе отличаются крайней расплывчатостью: говоря о «процветании крупной земельной собственности в Пелопоннесе», о «господстве земельной аристократии», он рассматривает их как нечто монолитное, однородное. У него нет даже и упоминания о таком распространенном и даже преобладающем в поздневизантийскую эпоху институте феодального землевладения, как ирония. Правда, он выделяет из среды земельной аристократии «чуждый элемент» (des éléments intrus), чиновничью знать, которая связала свое благосостояние со службой деспоту, постепенно акклиматизировалась в Пелопоннесе и стала приобретать земельные владения, но ничего не говорит о прониарском характере, об экономической сущности этой прослойки[19]. Не видит Закифинос также феодального характера церковного и монастырского землевладения, считая его каким-то совершенно фантастическим «родом национализации и социализации земли»[20]. При этом греческий ученый считает все же возможным писать о «процессе феодализации», оговариваясь, правда, что термины «феодализм» и «феодал» применяются им не в их действительном значении, но ради удобства (dans une acception impropre mais commode)[21]. Неудивительно, что эта непоследовательность сразу же подверглась критике со стороны его рецензентов, в частности Лемерля и Лоньона, являющихся самыми настойчивыми противниками признания византийского феодализма, к которым ныне примкнул Рейбо[22]. Тем не менее обстоятельный труд греческого историка в силу своего главного достоинства — богатейшей насыщенности фактическим материалом — составил наряду с вышеуказанной искусствоведческой литературой ту историографическую основу, которая была необходима для написания данной книги[23].

Итак, в настоящей работе делается попытка целостной характеристики как социально-экономического облика города, его внутренней истории, эволюции политических и общественно-экономических отношений, так и черт своеобразия его культуры. Следует особо отметить трудности, встающие перед каждым исследователем, берущимся изучать поздневизантийский город: ограниченность источников, фрагментарность их сведений, необходимость по крупицам собирать и анализировать материал из самых разнохарактерных источников, начиная с кратких сообщений хроник, литературных произведений, греческих актов, регест, эпиграфических и эпистолографических памятников и кончая данными археолого-искусствоведческих исследований и описаний путешественников. Это обстоятельство в значительной мере обусловило неполноту настоящей работы, не позволив поставить ряд вопросов, в частности вопрос о классовой борьбе в городе, омуницинальных институтах и т. д. Этим же объясняется известная гипотетичность отдельных выводов. Короче говоря, композиция работы и выбор тех аспектов, на которых концентрируется внимание, полностью определяются характером и количеством почерпнутых из источников сведений.

Что касается иллюстраций, сопровождающих это издание, то они выполнены со старых штедтеровских диапозитивов, хранящихся сейчас в Кабинете истории искусств Академии художеств СССР. Снимки были выполнены в свое время Ф. И. Шмитом и отражают состояние памятников Мистры начала этого столетия. Автор благодарит за помощь в отборе диапозитивов В. Д. Лихачеву и за напечатание снимков Д. П. Эрастова.

Автор считает своим долгом выразить признательность А. В. Банк, без помощи которой вряд ли была бы написана глава об искусстве и архитектуре Мистры, научному руководителю — Е. Э. Липшиц, а также всем коллегам по Группе всеобщей истории ЛО Института истории СССР АН СССР и по Ленинградской византийской группе за постоянное содействие в работе.