МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №4, 2015(15)

Мелвилл ПОСТ
ЗАКОН СОВЕСТИ

Мы отправились к дому Дадли Белтса и остановились на небольшом лужке. Приближался апрельский вечер, недавно прошел дождь, и теперь на бархатистой траве и белоголовых цветах клевера играло солнце. Наверху голубело небо, внизу зеленела земля, воздух между ними плыл и струился. На этом солнечном поле лицом к югу располагалась пасека, крытая рисовой соломой. Каждая пчелиная семья гнездилась в отдельном улье, выдолбленном из ствола эвкалипта, с крышкой для удобства сбора медовой дани. Когда дождь кончился, пчелы вылетели из ульев и теперь гудели за работой, как прядильные машины.

Рандольф взглянул на гудящий рой и, подняв руку, покрутил указательным пальцем.

– И рой строителей поющих возводит дружно своды золотые! – произнес он. – Ах, Абнер, все-таки Уильям из Эйвона был великий поэт.

Мой дядюшка повернулся и взглянул сначала на Рандольфа, а потом на пчелиный рой. От ручья, текущего внизу, шла девушка в простом платье орехового цвета. Стройная и естественная, она несла ведро воды и напоминала тех первых дочерей нашего мира, которые и ткали, и пряли, и сами управлялись по хозяйству. Девушка приостановилась перед роем, и пчелы всей стаей закружились вокруг нее, словно вокруг большого цветка клевера. Но девушка нисколько их не боялась и вела себя, как ребенок, окруженный желтыми бабочками. Постояв, она направилась дальше, к сарайчику у ручья, посылая пчелам воздушные поцелуи. Мы двинулись следом за ней, но перед роем дядюшка остановился и повторил процитированную Рандольфом строчку Шекспира:

– «И рой строителей поющих возводит дружно своды золотые», – и добавил: – Над полом золотым и стойками златыми… Он был неплохим рифмачом, этот английский поэт. Но все-таки мне пришлось ему помочь.

Я воспринял эту волшебную фантазию с детской радостью. Эти маленькие человечки, которые пели, укладывая желтые полы, возводя желтые стены и накрывая их желтой крышей! Пели! Это слово словно бы открывало перед нами залитый солнцем сказочный мир.

Дядюшкины слова задели Рандольфа.

– Он был великий поэт, Абнер, – повторил он. – И даже больше, чем поэт. Драгоценные уроки, которые он получал от природы, складываются в целую систему. Трудясь, люди должны петь псалмы, и эти звучащие на полях песнопения нейтрализуют воздействие нашего родового проклятия. Да, Абнер, он был великий философ, наш Уильям из Эйвона.

– Но не более великий философ, чем святой Павел, – возразил Абнер и перевел взгляд с пчел на старого Дадли Белтса, который копал землю у входа в дом. Сложив руки за спиной и воздев к небу свое суровое загорелое лицо, дядюшка процитировал: – «Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям». Разве это не правда? Вот взгляни на старого Дадли Белтса, который приумножает свои скорби. Он не только потерял сына, но и напрасно тратит свою жизнь. Мало того, он и душу так потеряет. И все ради денег. Да, он подверг себя многим скорбям, как сказал святой Павел. А теперь, в довершение всего, потерял и все накопления, ради которых всю жизнь надрывался…

В округе Белтса знали как человека скупого и прижимистого до невероятности. Ко всему на свете он подходил лишь с одной мыслью – о прибыли. Его посевы начинались прямо от порога дома и простирались до ограды, которую он поставил почти на самой дороге. Он старался выжать из своего участка земли все до последней капли. Он так заездил сына, что парень наконец-таки не выдержал и сбежал куда-то за горы. Он заставлял свою дочь пользоваться золой вместо мыла, как в допотопные времена, и саму прясть и ткать одежду из пеньки, чтобы прикрыть наготу. Как все люди, охваченные всепоглощающей страстью, он всех подозревал и всего боялся. Он опасался даже давать деньги в долг, чтобы не потерять их. Он столько сил потратил на сбережения, что не хотел их тратить и держал в золотых монетах.

Такие гарпии, как страх и подозрительность, ненасытны. Они крепко держали Белтса в своих когтистых лапах. Существует сумеречная страна, куда эти стражи могут проникать. Туда и попал Дадли Белтс. Как рассказывал дядюшка, в старину забытые народы верили, что землю нельзя уродовать, иначе наружу вырываются силы Зла, которые набрасываются на нас, принося неисчислимые беды. В древности немощные старики, ютясь у костра, предупреждали: земля позволяет нам собирать плоды своих трудов, но нельзя доводить ее до истощения. Не надо подбирать каждый колосок. Этим мы обижаем землю или сумеречные существа под ней. Так верили в старину. Первые люди, когда пили вино, проливали немного на землю и приносили ей в жертву первый приплод скота и первые плоды своих полей. Так написано в Книге. Белтс мог бы и сам прочесть об этом.

Что заставляло людей так поступать? Жизнь в те времена была трудна. Люди экономили на всем, делая запасы. Основой такого обычая служил ужасный опыт поколений, опыт, который страшил людей и давал им жестокие уроки.

Сначала Белтс смеялся над предостережениями соседей, потом стал встречать их бранью. Такая перемена показывала, как далеко он зашел. Смех означает недоверие, а брань – ужас.

И вот теперь случилось нечто странное: сокровища, которые старик так упорно собирал, вдруг таинственным образом исчезли. Никто об этом не знал. Люди вроде Белтса, подозрительные и скрытные, в беде замыкаются в себе. Они скрывают смертельную рану, словно пытаясь забыть о ней.

Однажды ночью он все же рассказал о случившемся Рандольфу и Абнеру, и вот теперь они явились к нему.

Отложив мотыгу, Белтс впустил нас в дом. Его жилище ничем не отличалось от хижин первых людей. Все здесь было самодельное: грубые домотканые ковры на полу, домотканые покрывала на кроватях, грубо сколоченные столы, полки и скамейки. Все здесь свидетельствовало о скупости. Но кое-что говорило и о страхах хозяина: строение походило на примитивную крепость. Дверь запиралась длинным засовом, на окнах стояли прочные ставни. Рядом с постелью старика стоял топор, а на гвозде висел древний дуэльный пистолет.

Хитрый, как все дети, я не стал заходить в дом. Вместо этого уселся на пороге, уставился на ос, которые строили гнездо под потолком, и притворился глухим, как пень. Однако слух у меня работал отлично, и я не упускал ни слова из разговора взрослых.

Старик поставил у стола два стула с плетеными из лыка сиденьями и принес для гостей голубой глиняный кувшин. Такие старомодные глазурованные кувшины с толстыми краями и двумя большими ручками продавали обычно бродячие торговцы. В нем Белтс держал свои золотые монеты, пока однажды ночью они не исчезли.

Свою историю старик рассказывал шепотом, но то и дело забывался и повышал голос. Он точно знал, когда все случилось, потому что проверял кувшин и перед сном, и каждое утро, едва встав с постели.

Ночь тогда была ужасная. По свинцовому небу двигались извергающие воду тучи, сквозь которые порой проглядывал тонкий серп месяца, сильный пронизывающий ветер безжалостно прочесывал землю.

Когда Белтс достал календарь и назвал число, все припомнили ту ночь. По его словам, он слышал какие-то неопределенные шумы. Такие ночи всегда наполнены звуками: то ветер бормочет в дымоходе, то каркас дома потрескивает. К рассвету ветер усилился, его порывы несли кружащуюся листву. А потом началась настоящая буря. Огонь потух, и в доме стало темно, как в погребе. Старик не знал, что могло попасть в дом или вылететь наружу, но не сомневался, что золото исчезло уже при свете дня, хотя ни одна живая душа внутрь дома не заходила. Дверь была на засове, окна закрыты ставнями. Проникнуть можно было разве что через замочную скважину или через дымоход, куда едва ли пролезла бы даже кошка.

Абнер промолчал, а Рандольф посоветовал обратиться к властям.

– Тебя ограбили, Белтс, – сказал он. – Кто-то зашел в дом той ночью.

– Никто сюда не входил, Сквайр, – ответил старик своим грубым, приглушенным голосом. – Ни в ту, ни в какую-нибудь другую ночь. Дверь была на запоре.

– Так ведь вор мог запереть ее за собой.

Белтс покачал головой.

– Нет, не мог. Я устанавливаю засов по-своему. Его никто не трогал. И окна… Я закрепляю ставни задвижками, а задвижки ставлю под определенным углом. Никто к ним не прикасался.

Вряд ли старик ошибался. Сразу было понятно, как тщательно он ставит свои маленькие западни. Обо всем, что Рандольфу могло прийти в голову, осторожный старик подумал уже заранее.

– Тогда, – продолжал Рандольф, – вор спрятался где-то в доме накануне кражи, а в тот день вылез из укрытия.

Но Белтс снова покачал головой и обвел взглядом весь дом вплоть до свечи на очаге.

– Каждый вечер перед сном я все проверяю.

Я представил себе, как этот старый, опасливый человек бродит по дому с коптящей сальной свечой, заглядывая во все уголки и укрытия. Мог ли вор спрятаться от него в доме, который хозяин знал как свои пять пальцев? Едва ли. Старик не оставил преступнику никаких шансов, он предусмотрел все грозящие ему опасности, в том числе и эту. Он наверняка знал каждую щелку в стене. Он обнаружил бы даже крысу.

Тогда Рандольф вступил, как мне показалось, на единственный возможный путь решения этой загадки.

– Твой сын знал об этом золоте?

– Да, – ответил Белтс, – Ландер знал об этом. Он не раз говорил, что часть золота принадлежит ему, потому что он приложил столько же сил, как и я, чтобы его заработать. Но я ему сказал, – в голосе старика прорвался жиденький смешок, – что оно мое.

– Где был твой сын Филандер, когда золото пропало? – уточнил Рандольф.

– За горами, – ответил Белтс. – Он ушел месяц назад. – Он умолк и взглянул на Рандольфа. – Нет, это не Ландер. В тот день он был в школе, которую организовал мистер Джефферсон. Я получил от начальника письмо, где он просит внести плату… У меня есть это письмо.

Он хотел встать, чтобы принести его. Но Рандольф только махнул рукой и, откинувшись с видом прорицателя на спинку стула, погрузился в раздумье.

Тогда заговорил мой дядюшка.

– Белтс, – произнес он, – Ты сам-то что думаешь? Как, по-твоему, исчезли деньги?

Старик снова заговорил хриплым шепотом.

– Не знаю, Абнер.

Но дядюшка не отставал.

– Что ты думаешь?

Белтс придвинулся к столу.

– Абнер, – сказал он, – вокруг происходит много непонятных для человека вещей. Ты отводишь лошадь на пастбище, а она возвращается с заплетенной гривой… Ты видел это?

– Да, – ответил дядюшка.

Я тоже видел много раз, как весной лошадей приводят с пастбища, а гривы у них перепутаны и завязаны узлами, как будто для того, чтобы всаднику удобнее было за них держаться.

– Так что, Абнер? – продолжал старик сиплым шепотом. – Кто ездит на лошади? Эти узлы потом не распутаешь и не развяжешь, приходится их отрезать ножницами. Железными ножницами. Так ведь?

– Так, – ответил дядюшка.

– А почему? А? Потому, Абнер, что эти узлы завязали не человеческие пальцы. Ты знаешь, что говорили про это в старину?

– Знаю, – подтвердил дядюшка. – Ты этому веришь, Белтс?

– Эх, Абнер! – прохрипел старик горловым шепотом. – Если бы не было ведьм, зачем бы наши деды прибивали на дверь железо? Моя бабушка видела, как давным-давно сожгли одну колдунью. Она ездила на королевской лошади и мазала руки сапожным воском, чтобы они не соскальзывали с гривы… Сапожным воском! Заметь это себе, Абнер!

– Белтс, не дури! – воскликнул Рандольф. – Нет никаких ведьм!

– Была женщина-волшебница в Аэндоре, – возразил дядюшка. – Продолжай, Белтс.

– О Господи, сэр! – выкрикнул Рандольф. – Если мы собираемся пытать ведьм, то надо прочесть книгу Якова Первого! Этот шотландский король написал ученый трактат по демонологии. Он советовал судьям поискать на теле ведьмы печать сатаны. Это место нечувствительно к боли, так что, как писал Яков, искать его надо с помощью длинной иглы.

Но дядюшка даже не улыбнулся.

– Продолжай, Белтс, – сказал он. – Я не думаю, что кто-то зашел в твой дом и ограбил тебя. Но почему ты считаешь, что это сделала ведьма?

– Ну, сам посуди, Абнер, – пояснил старик. – Кто еще, кроме такой твари, сумел бы забрать золото? Вор не смог бы пролезть через замочную скважину, но есть такие существа, которые смогли бы. Моя бабушка рассказывала, как однажды в старину человек проснулся среди ночи и увидел серого волка, который сидел у очага. У человека, как и у меня, был припасен топор. Он схватил его и отрубил волку лапу, и тот заскулил и удрал через замочную скважину. А лапа, которая осталась лежать на полу, превратилась в человеческую руку!

– Тогда, Белтс, – воскликнул Рандольф, – тебе повезло, что ты не взялся за топор. А то что ты нашел бы у себя на полу?

Рандольф произнес эти слова с насмешливой серьезностью, но на лице у дядюшки Абнера появилось выражение ужаса.

– О Господи! – произнес он. – А в самом деле – что?

Белтс наклонился вперед.

– Как, по-твоему, что бы могло со мной случиться, если бы я взялся за топор? Я бы умер с топором в руке?

Выражение ужаса не покинуло лица дядюшки.

– Ты бы пожалел об этом, когда настало бы утро. Умереть иногда значит избежать ловушки.

– Так что? Я тогда попал бы в ад?

– Точно, Белтс, – отозвался дядюшка. – Прямиком в пекло!

Старик опустил руки на поручни стула.

– Твари с того света полны злобы, – пробормотал он громким шепотом.

Рандольф вскочил на ноги.

– Будь я проклят! – произнес он. – Мы что, живем во времена Роджера Уильямса, гонителя нечистой силы? И здесь, как в Массачусетсе, ведьмы скачут на лошадях и грабят мужчин с помощью колдовства? А мужчины боятся попасть в геенну огненную? Что это за глупости, Абнер?

– Это не глупости, Рандольф, – ответил дядюшка, – это чистая правда.

– Правда! – возмутился Рандольф. – Значит, по-твоему, это правда, что твари с того света способны пролезть внутрь через замочную скважину, забрать золото Белтса и улететь? А если он нападет на них с топором, то обречет себя на вечные муки? Это ты называешь правдой? Черт побери, человече! Неужели здравый смысл позволяет тебе называть это правдой?

– Рандольф, – медленно и проникновенно ответил Абнер, – здесь все до единого слова правда.

Рандольф придвинул стул и сел, удивленно глядя на дядюшку.

– Абнер, – проговорил он, – ты всегда был образцом здравого смысла. Сказки и домыслы дураков ты разбивал вдребезги. И вот теперь ты говоришь о ведьмах?

– Если так, – ответил дядюшка, – то со мной святой Павел.

– Отцы церкви тоже иногда ошибались, – возразил Рандольф.

– А столпы закона? – спросил Абнер.

Рандольф обхватил ладонью подбородок.

– Да, – согласился он, – сэр Мэтью Хейл, который был величайшим судьей в истории Англии, считал, что существование колдовства – установленный факт. И приводил три причины: во-первых, это засвидетельствовано в Священном Писании, во-вторых, у всех народов есть законы о наказании за это и, в-третьих, свидетельства очевидцев об этом в высшей степени убедительны. Я верю, что сэр Мэтью знал о примерно шести тысячах таких случаев. Но после этого жил Джефферсон… И потом, Абнер, здесь все-таки Вирджиния.

– И тем не менее, – возразил дядюшка, – после президента Джефферсона и у нас в Вирджинии такая вещь случилась.

Рандольф выругался последними словами.

– Тогда, сэр, давайте с божьей помощью начнем сжигать всех старух в поселке, пока тварь, ограбившая Белтса, не вернет ему золото!

В разговор вмешался Белтс.

– Часть золота уже вернули!

Дядюшка быстро повернулся к нему.

– Что ты хочешь этим сказать, Белтс? – спросил он.

– А то, Абнер, – еле слышно ответил старик, – что на третье утро я нашел часть золотых монет в кувшине. И они вернулись, как и пропали, Абнер, при закрытых окнах и запертых на засов дверях. И еще одно: те монеты, которые вернулись, – точно мои. Я знаю каждую из них. Но… Они побывали в лапах у тварей, которые скачут на лошадях на пастбищах! Их держали в руках ведьмы! – Говоря это, он опасливо оглянулся. – Откуда я это знаю? Погодите, сейчас вы сами увидите!

Он подошел к постели и вынул из-под набитого кукурузной шелухой матраса старую закопченную коробку со сдвигающейся крышкой. Отодвинув крышку большим пальцем, он вытряхнул содержимое коробки на стол.

– Вот смотрите! – сказал он. – На каждом слитке виден воск! Обратите внимание – сапожный воск… Эй, Абнер! Моя матушка говорила, что… что эти твари мажут руки сапожным воском, чтобы пальцы не соскальзывали с грив лошадей, когда они скачут на них по ночам без седла. Вот поглядите – они держали монеты в руках и оставили на них следы воска!

Дядюшка и Рандольф наклонились над столом и осмотрели монеты.

– Клянусь жизнью! – воскликнул Рандольф. – Это и правда воск!.. А до пропажи они были чистыми?

– Конечно, чистыми, – ответил старик. – Воск от пальцев тех тварей. Разве моя матушка не рассказывала об этом?

Дядюшка откинулся на спинку стула, а Белтс наклонился вперед и с опаской задал вопрос:

– Так что ты думаешь, Абнер? Вернется все золото или нет?

Дядюшка ответил не сразу. Он помолчал, глядя сквозь открытую дверь на залитый солнцем луг и далекие горы. И наконец заговорил как человек, который решил задачу и получил ответ.

– Нет, все монеты не вернутся, – произнес он.

– А сколько? – прошептал Белтс.

– Столько, сколько остается после уплаты долга, – ответил Абнер.

– Ты знаешь, где золото?

– Да.

– Оно у тварей? – продолжал шептать Белтс. – Это же не люди?

– Да, – ответил дядюшка, – это не люди.

Он встал и принялся шагать по комнатушке, но не в поисках ключа к таинственному происшествию. Он ходил, как человек, который решает про себя какой-то сложный вопрос. А Белтс следил за ним с напряженным лицом.

Между тем Рандольф сидел на стуле, сложив руки и опустив голову. Именно так убежденный скептик, ошеломленный непреложными фактами, мог бы сидеть в доме, где живут привидения. Очевидно, он был поражен до глубины души. Все происшествие – и кража, и возвращение монет – выглядело совершенно невероятным, а пояснения дядюшки Абнера казались ему лишенными смысла. Твари, у которых сейчас находились монеты Белтса, могли проникать в дом через замочную скважину! Белтс мог бы попасть прямиком в пекло, если бы зарубил грабителя! Часть монет похититель забрал, а остальные вернул! Монеты побывали у того, кто не является человеком! Все случившееся просто не укладывалось у него в голове. Обычные воры не обладают такими сверхъестественными способностями. Подобное мог совершить только живущий в доме призрак. И потом, живой человек никогда бы не вернул часть украденного!

Как я уже сказал, мой дядюшка шагал по комнатушке. Теперь он остановился и с высоты своего роста взглянул на жалкого скупого старика.

– Белтс, – произнес он, – это загадочный мир. Он закрыт для других и окутан тайной. Послушай меня! Нашим предкам предписывалось жертвовать Всевышнему часть приплода своего скота. Почему? Потому что Всевышнему требовались ягнята или телки? Конечно, нет! Ему принадлежит вся Земля, включая все, что на ней появляется. Причина в другом, Белтс. Я не понимаю, что это значит, но знаю, что человек не должен забирать всю прибыль до последней крошки только себе. Наши предки так не поступали, а ты поступаешь.

Он помолчал и набрал побольше воздуха в свои могучие легкие.

– Ты приобрел сокрушительный опыт… Что ты теперь будешь делать?

– А что я должен делать, Абнер? – прошептал старик. – Принести жертву по примеру наших предков?

– Принести жертву ты обязан, Белтс, – ответил дядюшка. – Но не так, как наши предки. Все, что приносит тебе твоя земля, ты должен делить на три части. И одну часть оставлять себе.

– А остальные две части кому?

– Кого бы ты сам выбрал, Белтс?

Старик вытер пальцами рот.

– Если уж кому-то отдавать, – проговорил он, – то, наверно, в первую очередь своим домочадцам.

– Тогда, – заявил Абнер, – с этого дня оставляй треть прибыли себе, а остальные две трети отдавай сыну и дочери.

– А как насчет золота, Абнер? Оно вернется?

– Третья часть вернулась? Будь доволен и этим.

– А те твари, которые завладели моим золотом? Они не станут мне вредить?

– Белтс, – пояснил дядюшка, – те твари, у которых сейчас спрятано твое золото, будут работать на тебя так прилежно и безотказно, как никакой раб не сумеет… Так что? Ты обещаешь так поступать?

Испуганный старик пообещал, и мы вышли из дома на солнце.

Около сарайчика у ручья стояла высокая стройная девушка, она накладывала на блюдо желтое масло и что-то пела, как черный дрозд. Дядюшка направился прямо к ней. Мы не слышали, что он ей говорил. Но пение прекратилось, когда он начал, и зазвучало еще веселей, когда он кончил. Громкая счастливая мелодия, казалось, заполнила весь луг.

Мы ждали дядюшку у пасеки, и когда он подошел, Рандольф сразу же обратился к нему.

– Абнер, – сказал он, – ты знаешь ответ на эту проклятую шараду?

– Ты сам дал этот ответ, Рандольф, – ответил дядюшка. – «Рой строителей поющих возводит дружно своды золотые». – И он указал на пчел. – Когда я заметил, что крышка с одного из ульев снята, то сразу подумал, что золото Белтса лежит там. А когда увидел воск на монетах, то убедился в этом.

– Но ведь ты говорил о тварях! – воскликнул Рандольф. – О нечеловеческих существах, которые могут проникать в дом даже через замочную скважину… О тварях…

– Я говорил о пчелах, – ответил дядюшка.

– Но ты же сказал, что Белтс попадет в ад, если ударит грабителя топором!

– Так ведь он убил бы собственную дочь, – пояснил Абнер. – Что может быть страшнее этого? Это она забрала золото и спрятала его под крышкой в улье. Но она поступила с отцом по совести. Часть денег она послала брату, часть взяла себе, а треть монет вернула старику Белтсу.

– Тогда, – крепко выругавшись, заявил Рандольф, – нет никаких ведьм с домашними призраками?

– А это, – ответил дядюшка, – можно назвать просто фигурой речи. Зато есть хрупкая девушка и целая пасека с пчелами!

Перевод с английского: Михаил Максаков

Сьюэлл П. РАЙТ
ИНФРАМЕДИАНЦЫ

Записка показалась мне совершенно бессмысленной. Впрочем, если уж на то пошло, все, что делал Вик, по-моему, выглядело бессмысленным. Для меня вообще оставалось загадкой, где в его безмозглой рыжеволосой голове помещались обширные научные познания.

Вот что было в записке:

Я планировал на сегодняшнее утро показ перспективной модели, но даже не стал звонить Вику. Мы с ним с детства не разлей вода… И потом, он брат Хоуп.

Вик жил на берегу реки всего в десяти милях от города, так что даже на моем крохотном родстере я рассчитывал добраться туда минут за десять. Правда, меня немного задержало оживленное движение в деловом районе.

Скромный, уютный на вид дом Вика, построенный в основном из местного камня, безмятежно простирался с многочисленными пристройками в тени высоких кленов. Когда я остановил машину на дорожке у входа, мне навстречу поспешил Перрин, здешний мастер на все руки.

– Как я рад, что вы приехали, сэр! – взволнованно выкрикнул он. – А я как раз собирался звонить в полицию. Да-да! Тут такие дела, сэр, у меня просто голова кругом идет!

– В чем дело, Перрин? Где мистер Батлер?

– Вот то-то и оно, сэр! Про это и речь! Где мистер Батлер? Я…

– Погодите-ка, Перрин. Давайте покороче. Что случилось?

– Я толком и не знаю. Вчера после обеда мистер Батлер оставил мне письмо, которое я сегодня утром отправил вам срочной почтой. Вижу, вы его получили, сэр?

– Да, я потому и приехал. Давайте дальше.

– Ну, после этого он заперся у себя в рабочей комнате, а миссис Перрин, она, как вы знаете, домоправительница, наказал не отрывать его на обед. Мы этому не удивились. Как вам известно, мистер Батлер может работать в любое время дня и ночи. Но когда сегодня утром домой неожиданно вернулась мисс Хоуп…

– Что?

– Да, сэр, к ее тете неожиданно нагрянули другие гости, и мисс Хоуп решила уехать раньше времени. Когда я вернулся из города, где отправил вам письмо, она уже была здесь. Миссис Перрин сказала ей про хозяина, и мисс Хоуп заглянула к нему в комнату. Его там не было, и даже постель была нетронута. «Бедняга, наверно, заработался до полусмерти, – заметила мисс Хоуп, – и заснул на своей ужасной раскладушке в лаборатории. Ладно, не буду его будить». Но пару минут назад, как раз перед вашим приездом, сэр, она стала нервничать и постучалась к нему в дверь. В ответ ни звука. Тогда она заглянула в комнату хозяина, нашла ключ и зашла внутрь. И вот теперь и она не отвечает! Так что мы собрались звонить в полицию!

– Давайте-ка войдем туда!

В сопровождении Перрина я поспешил через тихий прохладный холл к широкой двери, которая вела в просторное помещение в задней части дома, где располагалась лаборатория Вика.

– Вик! Хоуп!

Выкрикивая их имена, я стал молотить в дверь. Никто не откликнулся.

– Второй ключ есть, Перрин? – рявкнул я.

– Нет, сэр… По крайней мере, я о нем не знаю. Хозяин не любил, чтобы к нему кто-то заглядывал.

– А через окна туда можно забраться?

Нет. Если помните, там стоят решетки. Да и стекла там матовые, так что снаружи ничего не увидишь.

– Тогда несите топор! – велел я. – Да поскорее!

– Топор? – заколебался Перрин.

– Да, топор! И поскорее!

Перрин, недовольно бормоча, поспешил прочь. Я повернулся к миссис Перрин, которая пришла посмотреть, откликнулся ли кто-то на мой зов.

– Мисс Хоуп давно туда зашла?

– Мисс Хоуп? Я бы сказала, сэр, минут за двадцать до вашего приезда. Может, за двадцать пять. Я не придала этому особого значения, сэр. Она просто взяла ключ и зашла. Через пару минут оттуда послышалось какое-то жужжание. Я подумала, что мистер Батлер показывает ей какой-то свой новый прибор. Он всегда так делал. Потом ему позвонили по телефону, но, когда я его позвала, никто из них не ответил. Вот тогда мы с мистером Перрином и забеспокоились.

– Понятно…

Прибежал Перрин с топором, и я велел им отойти подальше. Размахнувшись, я сильно ударил по замку. Ручка отлетела и шумно упала на пол, но сама дверь не поддалась. Я ударил снова. Раздался сильный треск. После третьего удара дверь наконец распахнулась.

Я осторожно, опасаясь неизвестно чего, вошел в знакомую комнату. Похоже, там ничего не изменилось. Не заметно было и беспорядка. Одеяло на узкой раскладушке в углу комнаты никто не трогал.

Однако и Вик, и Хоуп исчезли…

– Вы с миссис Перрин стойте у дверей, – посоветовал я. – Не знаю, в чем дело, но что-то здесь произошло. Так что лучше всем туда не заходить.

Я стал разглядывать помещение повнимательней. Справа от меня находились большие генераторы и пульты с блестящими медными шинами и сложным переплетением проводов. Прямо перед собой я увидел длинный верстак, уставленный приборами для различных опытов. Слева возвышался огромный аппарат, которого раньше здесь не было. На маленьком эмалированном столике рядом с ним лежал большой лист бумаги, придавленный треснувшей длинногорлой бутылкой.

Я схватил бумагу. Это было то оставленное мне сообщение, о котором писал Вик в своей записке. Сверху крупными буквами было выведено мое имя. Ниже я прочел следующий текст, нацарапанный плохо разборчивым почерком:

Ниже я увидел приписку четким и решительным почерком Хоуп:

Конечно, я не понял того, что Вик написал о частотах и световых лучах, потому что в колледже больше думал о футболе, чем о физике. Однако две вещи были мне ясны. Первое: Вик ввязался в очень рискованное приключение. И второе: Хоуп последовала за ним. Все остальное для меня не имело особого значения.

– Перрин! – сказал я. – Мистер Батлер и мисс Хоуп в безопасности. В этой записке все разъясняется. Вместе с женой оставьте меня здесь и ничего тут не трогайте. Не подымайте шума по крайней мере неделю. Если же к этому времени мы не вернемся… Что ж, тогда делайте все, что посчитаете нужным. Понятно?

– Нет, сэр! Так нельзя. Где…

– Перрин! Вам понятны мои указания? Извольте их исполнять. Закройте дверь сюда и… И держите ее на запоре не меньше недели!

Я решительно уставился на него, и Перрин захлопнул дверь.

Теперь я занялся аппаратом, о котором написал Вик. Он состоял из четырех высоких, тонких стоек, образующих квадрат со стороной около ярда. Стойки держались на тяжелых медных консолях, установленных на прочном основании из изоляционного материала. На каждой стойке, как на стебле, располагался похожий на увядший цветок глубокий, хорошо отполированный рефлектор, обращенный внутрь и вниз. Все это сооружение напоминало каркас миниатюрного небоскреба.

Я пролез между двумя опорами и взглянул наверх. Похоже, все четыре рефлектора смотрели мне прямо в лицо. Я ожидал увидеть в них лампочки, однако там оказались грубо обработанные шарики плавленого кварца.

Беглый осмотр механизма вполне удовлетворил меня. Если Вик и Хоуп проделали такое путешествие, почему бы и мне не отправится по этому маршруту? Я взглянул на бумагу в руке с инструкцией Вика и, пристально глядя на стрелку, медленно повернул первую ручку на приборной доске.

Стрелка двигалась неторопливо, как у масляного манометра, когда давление постепенно растет. Двадцать один… двадцать пять… двадцать шесть… двадцать семь.

Я подождал некоторое время, но ничего не происходило, только слабо гудел генератор в дальнем углу комнаты да слабо подрагивала стрелка. Я еще чуть-чуть повернул ручку, и стрелка остановилась точно на цифрах 2700. Тогда я взялся за другую ручку.

Эта вторая ручка представляла собой тонкий диск из твердой резины или бакелита с красной полоской на одной стороне. На панели справа тоже была нанесена красная полоска. Когда они совпадут… Тогда что-то произойдет.

Я медленно повернул ручку, и головки стоек загорелись разными цветами: янтарным, бледно-зеленым, ярко-синим и, наконец, багровым. По мере того как я поворачивал диск, интенсивность излучения возрастала.

Я не только видел свет – я его чувствовал. Он давил мне на тело и заставлял содрогаться все окружающее меня пространство. Мне казалось, что лучи, сталкиваясь, борются между собой.

На мгновение мне почудилось, что я становлюсь легким, как воздух, и что мои ступни отрываются от пола. Потом, когда полоски сблизились, ощущение невесомости сменилось чувством огромной тяжести. Ноги под весом тела задрожали, я весь вспотел. А лучи все давили и все хлестали меня жестоко и победительно…

В отчаянии я торопливо совместил две полоски. На меня навалился мягкий, обволакивающий груз. Я потерял зрение и слух, все чувства меня покинули. Я мог только мыслить, и эти мысли были ужасными.

Потом неожиданно раздался страшный треск, и все ощущения вернулись ко мне. Всего мгновением раньше я стоял в лаборатории Вика, медленно вращая ручки, и свет четырех рефлекторов хлестал по моей коже. И вот… Теперь я стоял на свежем воздухе в другом мире. Кошмарном мире, для описания которого трудно найти подходящие слова.

Зловещее желто-зеленое небо нависало над ровной, почти голой землей. Лишь кое-где виднелись странные растения, отдаленно напоминающие деревья. Перевернутые деревья, чьи широко раскинутые ветви жадно стремились к голой черной почве, а короткие, узловатые корни мученически тянулись к безжалостным небесам.

Слева в отдалении на фоне мрачного небосклона вырисовывалось множество грубых уродливых башен, но никаких форм животной жизни я не заметил. Голова у меня кружилась то ли от странного эксперимента, то ли от неожиданного попадания в чужой мир. Я нерешительно направился было к городу, но едва успел сделать первый шаг, как невесть откуда, чуть ли не из разреженного, дурно пахнущего воздуха, передо мною внезапно материализовалось около дюжины каких-то чудищ.

С первого взгляда они походили на людей. То есть у них были головы, туловища, две руки и две ноги. Тем не менее я бы не назвал их людьми. Огромные, круглые, немигающие глаза без ресниц и бровей и впалые, напоминающие щели рты делали их лица нечеловеческими. Нет, я бы сказал, что это не люди, а живые символы отчаяния.

Их тонкие ножки гнулись в коленях, их руки бессильно болтались вдоль туловища, углы ртов искривлялись вниз и даже огромные уши висели, как у собак. Их круглые, темные, тонущие в глубоких впадинах глаза излучали страдание и муку.

Грубое черное одеяние этих существ казалось небрежно сотканным из жестких волос, но в то же время выглядело живым. Оно топорщилось и переливалось, словно состояло из множества неустанно движущихся частиц. Когда странные создания приблизились ко мне, я заметил, что их плоть тоже представляет собой разреженную субстанцию.

Если слишком близко подойти к экрану в кинотеатре, изображение станет зернистым. Именно такими были и эти существа, разве что в трех измерениях.

Я сделал пару быстрых шагов назад и выхватил из кармана револьвер.

– Назад! – предостерег я, надеясь, что они поймут если не слово, то мой тон. – Назад… Или я положу пару из вас!

Они быстро переглянулись, словно поняли, о чем речь. Мне показалось, что рты у них изобразили подобие улыбки. И тут же они бросились на меня.

Кроме полного барабана у револьвера я прихватил только один запасной комплект. Но я не знал, что меня ждет, и выбора у меня не было.

От моего первого выстрела одно существо покатилось по земле. Еще двое чуть не схватили меня, прежде чем я успел снова нажать на спуск. И эти выстрелы тоже попали в цель.

Но остальные мерзкие твари только широко улыбались, а их глаза сияли от восторга. Они продолжали приближаться ко мне, явно стараясь привлечь мое внимание к себе. Что бы это значило? Я настороженно следил за ними, подозревая какую-нибудь ловушку. В барабане осталось только три патрона, но заменить стреляные гильзы я не рискнул, опасаясь, что они воспользуются этой паузой для броска.

И тут в рядах моих врагов возникла еще одна фигура – рослый туземец с болтающимся на шее драгоценным камнем, обозначающим, наверно, его высокий ранг.

Остальные тут же отпрянули назад, а он быстро двинулся ко мне, молитвенным жестом протянув вперед руки.

Итак, пришел черед сердечного приветствия! Я облегченно перевел дух и сунул револьвер в карман. Но темные глаза командира тут же загорелись гневом. Я поднял обе руки, показывая, что они пусты, и стараясь продемонстрировать свое дружелюбие. Он приостановился и издал какой-то пронзительный звук, напоминающий приказ. Прежде чем я снова вынул револьвер, существа уже схватили меня. На близком расстоянии их плоть выглядела еще более неестественной и нереальной, однако их длинные пальцы обхватили меня, точно стальные когти. Туземец, отдавший приказ, исчез, а мои захватчики повели меня, брыкающегося и протестующего, к черной безобразной башне своего города.

Мы торопливо двигались по голой, скалистой местности мимо жалких лачуг в предместье, потом по мрачным кривым улочкам к центру города.

Там нас встретила огромная толпа таких же существ. Прямо на наших глазах они внезапно растворялись в воздухе и тут же возникали в каком-то другом месте. Я даже стал подозревать, что попросту сошел с ума. Единственное, что меня утешало, это мысль о том, что, возможно, они приведут меня туда, где находятся Вик и Хоуп.

У входа в огромное уродливое сооружение нас встретил туземец с блестящим камнем на шее, возникший так же неожиданно, как вспыхивает фонарь в полной темноте. Его сопровождали двое других с такими же сверкающими отличиями. Они пропустили нас внутрь и последовали за нами по длинному коридору. Там было светло, хотя я не заметил ни единого светильника.

Наконец распахнулась широкая дверь, и меня швырнули через порог.

– Пит! – встретил меня знакомый голос.

Я с трудом поднялся на ноги. Передо мною возник взъерошенный Вик с серым от усталости и тревоги лицом. За его спиной я увидел Хоуп с дрожащими губами и полными слез глазами.

– Вик! Вот я и прибыл. Хоуп, дорогая…

Я осекся. Передо мною были не Вик и Хоуп, а такие же призрачные существа, как и те, что взяли меня в плен. Я узнавал лица и фигуры дорогой для меня женщины и ее брата, но они казались бесплотными.

Хоуп неожиданно обхватила меня руками и всхлипнула.

– Нет, Питер! – прошептала она. – Не смотри на меня так. Я понимаю, что ты чувствуешь. Ты… Ты и Вик тоже кажетесь мне нереальными! Мы все здесь только тени… Потерянные души…

– Успокойся, Хоуп! – мягко, но строго проговорил Вик. – С нами все в порядке. Просто на какое-то время мы стали инфрамедианцами… Садись, Пит, потолкуем. Не стоит терять время, давай решим, что делать дальше.

– Сначала, – потребовал я, – скажи, где мы находимся. И что с нами произошло. Ты это знаешь?

– Где находимся? Ну, это как посмотреть. С одной стороны, мы сейчас меньше чем в миле от моей лаборатории.

– Перестань, Вик! – возразил я. – Неужели мы и в самом деле меньше чем в миле от лаборатории?.. И от нашего мира?.. Если бы так, мы могли бы их видеть. Мы бы натыкались на наши деревья и дома, встречались бы с нашими людьми, попадали бы под наши автомобили…

– Два тела не могут находиться в одном и том же месте одновременно. Старый закон школьной физики. Ты это хочешь сказать? – прервал меня Вик.

– Ну-у… да.

– А что такое тело?

– Тело? Ну, наверно, материя, так ведь?

– А что такое материя?

– Это то, что занимает место, – победно ответил я. Эту истину я запомнил со времен учебы.

– Верно, – улыбнулся Вик. – Но давай все же разберемся. Звук и свет могут находиться в одном месте, верно? Как и некоторые другие вещи. Теплота и электричество, например. Кстати, огромное количество электротока не добавляет веса тому проводу, по которому течет. Да и величина провода тоже не меняется, если, конечно, он не нагревается. Ток, способный убить тысячу человек или проделать работу тысячи лошадей, не весит ничего. Он невидим и практически для нас не существует, если только не проявится вдруг в какой-то форме то ли случайно, то ли по замыслу конструктора.

– Это верно, но ведь электричество – не материя. Вот наш старый мир – это материя. Я материя, ты тоже материя. Мы-то почему не натыкаемся на различные вещи?

– Да, Пит, наш старый мир – это материя. Но в остальном, старина, ты ошибаешься. Ты больше не материя. Ты теперь нечто иное. В терминах нашей прежней жизни, ты не существуешь. И этот мир не существует. Но и обратное тоже верно.

Я уставился на Вика, совсем сбитый с толку.

– Тогда кто я такой? Призрак?

– Вовсе нет. Ты старый Питер Грейем, отличный хавбек и самый выдающийся невежда на свете. Но ты перешел в другую форму существования благодаря воздействию четырех кварцевых излучателей, которые формируют соответствующий ритм… Впрочем, это выше твоего понимания, старина, так что давай лучше отложим обсуждение деталей до нашего благополучного возвращения. А теперь мы все попали в переплет.

Он машинально бросил взгляд на Хоуп. Это она попала в опасность, и это из-за беспокойства за нее, а не за себя его лицо помрачнело и осунулось за такое короткое время.

– Вот чего я не могу понять, – сказал я. – Чего эти люди, если их можно назвать людьми, хотят от нас?

Вик нахмурился и опустил голову. Поразмыслив, он ответил:

– Не знаю, верно ли я решил, но, похоже, они хотят, чтобы мы их убили. Как можно больше. Они обнаружили меня, когда я очутился здесь и уже подходил к городу. Поняв, что они хотят на меня напасть, я застрелил одного из них. Это произвело на них удивительное впечатление. Казалось, они едва поверили своим глазам. И тут же ринулись ко мне, буквально выпрашивая пулю. Я начал стрелять, все еще надеясь, что они испугаются. Вместо этого толпа вокруг меня стала увеличиваться, и ее сумели разогнать только люди с драгоценными камнями на шее, которые, видимо, занимали высокое положение. Если я правильно их понял, то они требовали себе привилегии умереть первыми… Но я в конце концов решил, что револьвером их не напугаешь, и перестал стрелять. Тогда они разозлились и привели меня сюда. Время от времени сюда заходит кто-либо из начальников и требует, чтобы я его убил. Но я отказываюсь, потому что это единственный козырь, который у меня есть. Когда Хоуп, как глупенький ребенок, отправилась сюда даже без оружия, они тут же привели ее сюда. На мой взгляд, здешний мир настолько ужасен, что жить здесь невыносимо. Это видно по их лицам. Очевидно, они живут очень долго и не могут самостоятельно укоротить свою жизнь. У них нет разума. Все то, что может убить человека в нашем мире, на них не действует: у них нет плоти. Ты же видел, как они возникают из воздуха и исчезают таким же образом?

– Да.

– Вот такой у них способ передвижения. Они перемещаются, как электрический ток: быстро, незаметно и бесшумно. Как электрический ток, они приобретают свою прежнюю форму там, где хотят. Сейчас мы должны позаботиться о том, как попасть в нужный момент в нужное место. Ты засек время отправления?

– Да, конечно. – Я взглянул на часы и с облегчением убедился, что они идут. Одновременно я впервые обратил внимание на то, что и часы, и одежда, и даже руки у меня призрачные, как и вообще все вещи в этой ужасной стране, которую Вик называл Инфрамедией. – Я отправился в три минуты одиннадцатого. Сейчас без четырнадцати минут одиннадцать… О Господи! Меньше часа назад я еще стоял в твоей лаборатории!

– Значит, мы можем отправиться обратно в три минуты второго, – кивнул Вик. – Интересно, сумеем ли мы…

Договорить он не успел. Дверь распахнулась, и в нашу камеру торжественно вошли пятеро начальников во главе с шестым, у которого на шее висел самый крупный камень. Они подтолкнули нас к выходу.

За порогом нас окружила двойная цепочка охранников, которые повели нас по длинным коридорам и винтовым лестницам на крышу здания.

– И что теперь? – шепнул я Вику.

– Понятия не имею. Этот парень с крупным камнем на шее, похоже, главный в городе. Думаю, его зовут Ии-пей. Кажется, так его называли остальные. А может, это его титул. Но что они собираются делать, не могу даже предположить. Но будь наготове: вдруг представится шанс убраться отсюда. А ты, Хоуп? Как ты себя чувствуешь?

– У меня дух захватывает! – Она попыталась улыбнуться. – Какое приключение! Будет о чем вспомнить в старости!

– Молодец, малышка! – похвалил ее Вик. А я ласково погладил девушку по руке.

Мы преодолели последний пролет лестницы и вышли на просторную плоскую крышу.

Тысячи призраков этого мира сгрудились вокруг изображения, которое возвышалось в центре площадки. Он было таким ужасным, что Хоуп испуганно вскрикнула, Вик вполголоса выругался, а я буквально онемел, не в силах оторвать взгляд от черного, безобразного бога этого мира.

Изваяние футов тридцати в высоту представляло фигуру, стоящую на коленях с низко склоненной головой, но его шея в то же время была изогнута под диковинным углом, так что улыбающееся лицо смотрело в небеса. Протянутые вперед руки ладонями кверху как бы приглашали зрителя.

При нашем приближении толпа расступилась, и мы направились прямо к идолу. Многочисленный хор затянул какое-то пронзительное, свистящее песнопение, цепочка старцев, которых я принял за жрецов этого божества, появилась из-за статуи, дирижируя поднятыми руками. Они были светлее остальных, а их лица выглядели более интеллигентными. В глазах у них я не заметил той тоски, которая была характерна для других инфрамедианцев. На лбу у каждого из жрецов полыхал пурпурный камень, закрепленный на обруче из черного вещества, похожего на металл.

Мы остановились, а песнопение все длилось и длилось, и казалось, никогда не закончится. Наконец все стихло, и трое жрецов направились прямо к нам, сопровождаемые престарелым существом с таким же символом власти, который носил тот, кого Вик назвал Ии-пей.

Один из жрецов что-то приказал Ии-пею, и тот кивнул, правда, как мне показалось, не слишком охотно.

– Правитель не слишком-то любит этих парней… Жрецов, я имею в виду, – прошептал Вик. – По-моему, они срывают все его планы… Погоди-ка, он показывает, чтобы мы следили за тем, что будет.

Жрецы подвели старика к идолу. Он охотно вскарабкался на протянутые руки статуи и встал лицом к лицу с идолом, умоляюще гладя его полированные щеки. Жрецы опустились на колени, кланяясь издевательски ухмыляющемуся изваянию. Четырежды они коснулись лбами земли, и тут вдруг что-то стремительно промелькнуло за губами божества, словно какая-то пластина на мгновение поднялась и тут же опустилась вновь.

Раздался резкий рокочущий звук, словно кто-то слегка коснулся струны арфы. Багровый луч света вырвался изо рта черного идола, и старик, словно ударенный чем-то невидимым, отшатнулся. Он, наверно, упал бы, но тут его скорченное тело стало расплываться, превращаясь в светящееся облачко. Миг – и от него не осталось и следа.

– Вот так! – прошептал Вик. – Это, наверно, величайшая награда за верную службу. Эти жрецы умнее основной массы туземцев. Они очень экономно прибегают к убийству, и это делает их могущественными. Зато сами они, кажется, любят жизнь, как и мы, обитатели Земли. Вероятно, они умеют ею наслаждаться.

– Но как это произошло? Что его убило? – с трудом выговорил я.

– Не знаю, Пит. Трудно подобрать привычные для нас термины для здешнего мира. Видимо, какая-то природная сила, которую они сумели обуздать. Они управляют ею через люк между губами. Ты это заметил?

– Да, конечно. Думаю, кто-то из жрецов орудует этой штукой откуда-то из укрытия. Что бы это ни было, оно работает. И что, по-твоему, они теперь хотят от нас?

Трое жрецов, улыбаясь, подошли к нам. Мне не понравились их улыбки. Видимо, они должны были демонстрировать доброжелательность, но их затаенная жестокость пронзила меня ледяным холодом.

– Держи револьвер наготове, – быстро проговорил Вик. – Мне не нравится вид этих ребят.

Жрецы остановились перед нами, и их предводитель начал длинную речь скрипучим голосом, который буквально царапал мне нервы. Умолкнув, он протянул руки в мою сторону и жестом предложил подойти к ждущему идолу.

Ии-пей резко запротестовал и стремительно встал между мною и жрецом. Из-за такой непредвиденной заминки толпа пришла в смятение.

– Пит! – возбужденно прошептал мне на ухо Вик. – Кажется, я понял, в чем дело. Жрецы узнали о нас и о том, что мы можем убивать, и хотят избавиться от конкурентов. Старина Ии-пей рассчитывает на нашу благодарность и поэтому решился с ними поспорить. А жрец хочет наградить нас тем способом, который мы только что видели. Так что…

Не успел он договорить, как Ии-пея отшвырнула в сторону группа разъяренных стражников, и меня потащили прочь. Хоуп пронзительно закричала, и краем глаза я заметил, что она и Вик отчаянно отбиваются от кучи стражников. Вик попытался что-то крикнуть, но коричневая клешня туземца заткнула ему рот.

Стражники, следуя за жрецом, вели меня прямо к протянутым рукам, представлявшим собой алтарь диковинного черного божества, вознаграждавшего смертью. По команде жреца меня поставили на алтарь, а сами остались на земле, глядя на меня странным взглядом, тоскливо и завистливо.

Я увидел, как жрецы опустились на колени и совершили свой первый молитвенный поклон. Я в отчаянии огляделся, ища пути для побега.

Но внизу меня стерегло тройное кольцо стражников. Я стоял лицом к толпе, спиной к уродливому, ухмыляющемуся лицу идола.

Жрецы совершили второй поклон.

Хоуп и Вик продолжали сопротивляться, но на каждого из них приходилось не меньше десятка стражников. Я поднял руку, приветствуя их, в надежде, что хотя бы кто-нибудь из них заметит мой жест и поймет, что в последнюю минуту я думал о них.

Наконец жрецы поклонились в третий раз, и я повернулся лицом к статуе.

Мой взгляд упал на укрытие между толстых, ухмыляющихся губ, где таилась смертельная сила, и у меня в голове мелькнула отчаянная мысль. С громким криком я выхватил револьвер и дважды выстрелил в открытый рот божества. Пули пробили толстую крышку люка. В ушах у меня зазвенело от громыхающего вестника смерти. Но я успел отпрыгнуть в сторону и броситься прямо в кучу стоящих внизу стражников.

Мгновенно наступила тишина, все, включая и стражников, замерли, и я без помех вырвался из оцепления.

И тут раздался пронзительный крик. Крик, который заглушил даже жужжание, исходящее из люка в пасти идола. Жаждущая вожделенной награды толпа, сметая все на своем пути, бросилась навстречу багровому лучу. Стражники, державшие Вика и Хоуп, ринулись вперед вместе со всеми, забыв о своих пленниках в стремлении к желанной смерти. Меня никто не замечал, все взгляды были прикованы к рукам идола и вылетающей из его рта смерти.

– Пит! – крикнул Вик. – Идем?

Он ждал меня, с трудом уворачиваясь от тех, кто мчался мимо него, да еще и прикрывая от толпы Хоуп.

– Идем! – отозвался я, пригнулся и стал пробивать лбом и работающими, как рычаги, кулаками путь к своим товарищам.

– Отлично, Пит! – воскликнул Вик, когда я, запыхавшийся, но победивший, присоединился к ним. – Теперь на прорыв! Револьвер заряжен?

Я открыл барабан и вставил шесть патронов.

– Теперь да. Я пойду впереди. Ты прикрывай тыл, а Хоуп пусть идет между нами. Готов?

– Давай!

Я ринулся вперед, а Хоуп уцепилась за мой пояс. К идолу мчались все новые толпы, отшвырнув в сторону пятерых или шестерых жрецов, которые пытались остановить этот поток.

Один из жрецов заметил нас и пронзительно предупредил коллег. Тут же они дружно двинулись к нам, явно намереваясь преградить дорогу. Я никогда еще не видел столько ярости и ненависти, как в глазах у этих странных созданий.

– Берегись, Пит! – рявкнул Вик. – Нам нельзя рисковать!

Его револьвер прогремел дважды, и двое жрецов свалились на землю, корчась и постепенно превращаясь в бесформенную массу. Другие протянули свои длинные руки к Хоуп. Я не мог им помешать и пропустил Вика вперед. Он избавился от двух других.

На пути к рампе Вик уложил еще двух разъяренных стражников. Минуя рампу за рампой, коридор за коридором, преодолевая сопротивление бегущей нам навстречу толпы, мы наконец-то, едва переводя дыхание, вырвались на пустынные улицы этого мрачного, гнетущего города.

– Мы на свободе? – крепко ухватившись за мою руку, прошептала Хоуп. – Мы в самом деле свободны?

– Надеюсь, да, дорогая, – успокоил я девушку. – Похоже на то. Только бы нам добраться до места, где мы проникли в этот безумный мир, без приключений…

– Сколько у нас времени в запасе? – прервал меня Вик.

Я взглянул на часы, опасаясь, что они остановились или вообще потерялись в давке. Но они, слава Богу, шли.

– Сейчас гляну… Без четырех минут час. Значит, осталось семь минут. Успеем?

– Думаю, да. Здесь недалеко, да и мы уже на окраине города. Надо успеть!

Вик пошел вперед, мы с Хоуп последовали за ним. Я с тревогой следил, как минутная стрелка приближается к цифре 12… совмещается с нею… движется дальше…

Вик сказал, что здесь недалеко, но мы выбились из сил в борьбе с обезумевшей толпой и теперь нас хватало только на слабую рысцу.

Минута после часа… две…

– Вон то место! Я отметил его этими тремя камнями. Быстрее!

Вик обхватил меня и Хоуп обеими руками, и мы образовали плотную группу внутри треугольника, очерченного тремя черными камнями.

Вдруг Хоуп вскрикнула, и я проследил за ее взглядом. С десяток странных существ материализовались в нескольких ярдах от нас и тут же бросились к нам.

Я попытался выхватить револьвер. Ко мне уже тянулись руки туземцев. Вот-вот они схватят меня, схватят всех нас… И тут нас накрыла тьма. Меня понесло куда-то вверх, все выше и выше. У меня перехватило дыхание, на меня навалилась тяжесть, и я провалился куда-то во мрак… Потом я почувствовал под ногами что-то твердое… В глаза мне ударил свет…

– Вовремя успели, сказал бы я, – засмеялся Вик. – Как тебе наш собственный материальный мир?

– Великолепно! – Обхватив Хоуп, я торопливо вышел с нею из машины. – Разве не так, Хоуп?

Она протяжно вздохнула и прижалась ко мне. Вик взглянул на нас и ухмыльнулся.

– Все это надо обдумать, – заметил он. – Пожалуй, пойду поищу миссис Перрин. Со вчерашнего полудня у меня ни крошки во рту не было, так что я голоден как собака. Пойдете со мной?

– Немного погодя, – кивнул я, и Вик, поняв меня, мигом исчез…

– А что с машиной? – спросил я у него через несколько дней. – Будешь и дальше экспериментировать с ней?

Если честно, то я приехал, чтобы повидать Хоуп, но она еще не спустилась вниз: заканчивала туалет.

Вик задумчиво покачал головой.

– Нет, старина, с меня хватит. А ты что, хочешь туда вернуться?

– Ну уж нет! Сейчас все это уже кажется нереальным, как кошмарный сон. Но тогда я натерпелся страха.

– Могу доказать, что это был не сон, – ухмыльнулся Вик. – Пошли, покажу тебе то, на что ты не обратил внимания.

Он провел меня в лабораторию и отпер одну из тумбочек под верстаком.

– Эту штуку я нашел на полу машины, – пояснил он. – Только потом ее заметил. Машина принесла ее вместе с нами. И сделала материальной. Узнаешь?

Я кивнул, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Ошибки быть не могло.

В большой банке со спиртом лежала жуткая, похожая на клешню кисть коричневой руки, отрубленная до запястья.

Перевод с английского: Михаил Максаков