5

Света Хорошавина была психологом не только по образованию, но и по призванию. Еще в школе, на заре туманной юности, она поняла, что для нее нет на свете ничего более интересного, чем человек, неповторимая личность со всеми ее тонкостями и сложностями. Задолго до выпускного бала вопрос «куда пойти учиться?» перестал ее занимать — у Светы все уже было решено. Без особых проблем она поступила на психфак и училась там серьезно и увлеченно. На кафедре она была на отличном счету, преподаватели полагали, что призвание Светы Хорошавиной — наука, и в один голос советовали ей идти в аспирантуру.

Но Света поступила иначе. За годы учебы наука успела ей порядком поднадоесть, теорией она наелась досыта и к концу учебы горела желанием применить свои знания на практике. Живое человеческое общение — вот что было нужно Свете.

Вероятно, лучше всего ей подошла бы стезя психотерапевта, но в то время в стране моду диктовали совсем иные «психотэрапэвты», сама эта профессия в значительной степени оказалась дискредитирована. Становиться в один ряд с шарлатанами вроде Кашпировского и Чумака Света не захотела, а серьезная работа в этой сфере напрямую зависела от клиентуры и без мощной «раскрутки» стабильных заработков не гарантировала.

В поисках области применения своих знаний и способностей Света обратила внимание на зарождающийся туристический бизнес. Истомившихся за «железным занавесом» сограждан неудержимо потянуло «за бугор» — других посмотреть и, как водится, себя показать. Эта всеобщая повальная тяга к путешествиям обещала неплохие доходы, к тому же постоянное общение с посетителями давало возможность Свете реализоваться как специалисту-психологу. Идея, безусловно, была хороша, и Света не стала долго раздумывать — так возникла турфирма с лихим названием «Корсар Тревл», единственной владелицей и сотрудником которой стала дипломированный психолог Светлана Хорошавина.

Как любой новорожденный, фирма требовала ежеминутного внимания и заботы. С первых же дней своего существования она безжалостно забрала у Светы все ее время и все ее силы. Света не роптала — она знала, на что шла. Каторжный труд, помноженный на упорство и изобретательность хозяйки, постепенно стал приносить плоды. Света смогла снять приличное помещение в центре, оборудовать его всем необходимым и набрать небольшой штат сотрудников.

Но все-таки благополучие фирмы по-прежнему держалось, главным образом, на редкой способности Светы с первого взгляда «прочитывать» клиента. Стоило тому перешагнуть порог ее кабинета, как Света безошибочно определяла, что именно следует ему предложить. Она умела угадать желание посетителей с абсолютной точностью, даже если те сами еще толком не знали, чего хотят. Ни разу ей и в голову не пришло порекомендовать тур в Майами или сафари в Кении обычному инженеру, копившему на отпуск целый год, а скучающему нуворишу — заурядные Анталию или Хургаду. Мало кто, встретив столь тонкое и точное понимание своих запросов и возможностей, уходил от нее с пустыми руками.

Свете очень нравилась эта увлекательная ежедневная игра в угадайку, в которой она всегда выходила победителем. Да и клиенты от этих ее побед только выигрывали. Популярность фирмы росла, клиентская база расширялась, дела шли все лучше и лучше.

Но у любой палки — два конца. В столь уважаемом и солидном агентстве, каким с недавних пор считался «Корсар Тревл», участие директора в непосредственной работе с клиентурой стало не только излишним, но и вредным для репутации фирмы. Первой это поняла Оксана, ее доводы были весьма убедительны, и Света вынуждена была с ней согласиться. С тех пор ей остались лишь контакты с туроператорами и, как говорится, общее руководство. Круг ее общения крайне сузился, его составляли одни и те же люди, с которыми приходилось решать одни и те же вопросы.

Света заскучала. Она с ностальгией вспоминала времена, когда через ее кабинет ежедневно проходили десятки людей — пусть не всегда симпатичных, но зато всегда разных. Ей стало остро не хватать именно разнообразия в общении, и в этом смысле авантюра с Андреем пришлась как нельзя более кстати.

В самом деле, безработный, да еще из провинции — это могло быть весьма любопытно. Во всяком случае, это было ново, ведь по понятным причинам людей этого типа в принципе не могло быть ни среди друзей Светы, ни среди клиентов ее агентства. Она надеялась, что мастер не только преобразит ее кухню, но и станет для нее интересным собеседником.

Однако, несмотря на распитую за знакомство бутылку «Бейлиса», тесного контакта с Андреем у нее пока не получалось. Он не отличался особой разговорчивостью, к тому же каждый день работал допоздна, заканчивая свои труды лишь когда Света отправлялась спать. Такое положение вещей ее категорически не устраивало, и уже на третий день ремонта Света потребовала у Андрея прекращать работу по ее возвращении домой. При этом она сослалась на усталость от шума и отсутствие полноценного отдыха. Андрей вынужден был подчиниться, предупредив свою работодательницу, что это скажется на сроках ремонта.

На следующий день, едва Света вошла в квартиру, Андрей тут же закончил работать и, умывшись и переодевшись, предстал пред ясные очи хозяйки. Впереди был целый вечер, и он явно не знал, чем его занять. Света сунула ему в руки электрический чайник и сказала:

— Иди набери воды, будем чай пить.

Они уселись в загроможденной кухонным скарбом гостиной пить чай. Андрей отмалчивался, пауза затягивалась, тогда Света включила телевизор. Она по опыту знала, что прямые расспросы зачастую лишь мешают откровенному разговору, ставя собеседника в неудобное положение допрашиваемого. Гораздо проще бывает «вытащить» его на живую беседу, используя как наживку что-нибудь из только что увиденного или услышанного.

На телеэкране о чем-то увлеченно разглагольствовал известный политик — приближались парламентские выборы, и эта публика изо всех сил старалась быть на виду. «Что ж, политика — так политика. Для начала пойдет», — подумала Света и рассеянно поинтересовалась:

— Андрей, а ты за кого голосовать будешь?

— Не знаю, еще не решил, — замялся он. — Но уж точно не за этого!

— Почему? По-моему, он говорит весьма разумные вещи, — осторожно заманивала его Света.

Андрей покосился на нее, пытаясь понять, действительно ли ее интересует его мнение. Перехватив этот взгляд, Света повернулась к нему, всем своим видом демонстрируя внимание, даже уменьшила немного громкость «ящика».

— Если коротко — он врет, — буркнул Андрей. — Сознательно или нет, но врет.

— Любопытно. А если поподробнее?

Андрей замялся, решая, стоит ли об этом говорить.

— Ну? Я жду, — поощрительно улыбнулась Света.

— У нас очень большая и неприкаянная страна. Управлять ею крайне сложно — законы не действуют, повсюду равнодушие, мздоимство, воровство… В таких условиях одних разумных и грамотных решений мало. Нужны железная воля и полнейшая самоотдача для их осуществления, даже, если угодно, — подвижничество. А на подвиг способен далеко не каждый, и уж, во всяком случае, не он. — Андрей кивнул на экран.

— Да почему же не он?

— Не может быть подвига без любви, ты согласна? — Света кивнула. — В данном случае — любви сродни сыновней, к своему народу, к своей стране, — Света снова кивнула. — А этот господин, пока я его слушал, дважды употребил слова «эта страна»…

— Ну и что? — не понимала Света.

Андрей, весь разговор упрямо смотревший лишь в свою чашку, поднял глаза и строго взглянул на нее.

— Это все равно, что сказать о матери «эта женщина»…

Света с удивлением смотрела на него — неужели он серьезно?

— Андрей, но ведь это просто расхожее выражение, сейчас из десяти одиннадцать так говорят…

— Вот потому мы так и живем! В иные, лучшие для России времена, в ходу были другие выражения…

— Какие же?

— «Любезное Отечество», например! — отрезал Андрей и сердито уткнулся в свою чашку.

«Вот так, дорогая моя, получила? — озадаченно подумала Света. — А он, между прочим, очень любопытный малый…»

Они помолчали немного, сосредоточившись на остывающем чае.

«Нет, политика — слишком уж острая тема, — рассуждала Света. — Надо поискать что-нибудь поспокойнее…» Она стала переключать каналы и остановила свой выбор на популярной женской программе. «Попробуем-ка узнать, что наш мастер думает о прекрасном поле».

А Андрей в это время ругал себя за несдержанность. «Олух, ну что ты вскинулся-то? Кому тут нужны твои теории? Видишь же — человек пришел с работы, устал. К тому же одиночество… Ей отдохнуть хочется, поговорить спокойно, а ты… тоже мне, неистовый Робеспьер!»

Света открыла было рот, чтобы задать новый вопрос, но, стремясь загладить свою резкость, ее опередил Андрей.

— Ты как считаешь — кто прав? Оля или Маша? — неловко, с натугой спросил он.

«Надо же! Мало того, что он перехватил инициативу, он еще и мой вопрос задал! Ну-ну…»

— Когда как… — ответила Света, подумав: «Уж тебе-то наверняка ближе Оля!», — но чаще, конечно же, Оля.

— Да? И мне тоже. Все-таки в таком, как у Маши, непримиримом феминизме есть что-то противоестественное, правда? — Андрей старательно пытался вести светскую беседу.

— Противоестественное?

— Ну конечно. Ведь многовековая история развития человечества произвела своего рода естественный отбор, предоставив мужчинам — мужское, а женщинам — женское. Природа сама учла все наши различия и особенности — и физиологические, и психологические. Отрицать это нелепо, это значит отрицать законы природы…

— Ну, физиологические — понятно, а вот психологические… Ты думаешь, между мужчинами и женщинами есть какие-то существенные психологические различия? — Света про себя улыбалась: сейчас он будет учить ее психологии…

— Что ты! Огромные! Женщины вообще воспринимают все иначе. Более эмоционально, интуитивно, иррационально. Но иначе — не значит хуже. Наоборот, эти особенности дают женщине преимущество перед прямолинейной мужской логикой. Женщины, мудрые женской мудростью, это понимают и используют себе во благо, а женщины, умные мужским умом, воюют против этого — как Маша. Зачем?

— Может быть, они воюют совсем не с этим?

— А с чем же?

Света пожала плечами.

— С домашним рабством, например. С бесчисленными хозяйственными заботами, «великодушно» предоставленными им мужчинами. С бесконечными пеленками, кастрюлями и рубашками…

— Мне, конечно, трудно судить, но, думаю, мудрая и любящая женщина сама не отдаст никому ни своих пеленок, ни кастрюль, ни рубашек! А если же все это ее тяготит, значит, и муж ей — чужой, и дети его — не в радость, и, вообще, не сложилось у нее семьи, не с тем человеком жизнь она делит!

— Не слишком ли круто? Что, раз надоело мужу рубашки гладить, то уж и жизнь не удалась?

— А как же иначе? Ведь каждая женщина — а тем более любящая — немного колдунья. Она не просто рубашку гладит, она на этой рубашке тепло рук своих оставляет, чтобы оно всегда с любимым было, чтобы от бед оберегало, соблазны отводило, чтобы помнил он каждую минуту, что его и любят, и ждут… Это вековая домашняя магия, и в тягость нормальной женщине она быть не может…

Света слушала его, открыв рот. Его рассуждения были так необычны, так забавны! Конечно, глупость полная, но как интересно!

В тот вечер они проболтали допоздна, постоянно меняя темы разговора, и Андрей каждый раз демонстрировал свое особенное и, как правило, весьма любопытное мнение. Света укладывалась спать очень довольная собой: да, это была отличная идея — оставить Андрея у себя!

Назавтра «вечер вопросов и ответов» состоялся снова, и на следующий день — тоже. Но характер бесед несколько изменился. Уже не опасаясь, что собеседник «закроется», Света стала позволять себе возражать Андрею. Особенно ее «доставала» его склонность к нравоучениям, от некоторых его сентенций за версту несло домостроем, какой-то дремучей, кондовой моралью, столь странной для современного молодого человека. Иногда она не выдерживала и, разгорячившись, всерьез начинала спорить.

— Ты проповедуешь старые как мир, избитые и банальные истины! — сердито упрекала она Андрея.

— Любая истина банальна, — спокойно отвечал он. — Небанальная истина — это уже открытие, на него я ни в коей мере не претендую.

— Андрей, — пыталась урезонить его Света, — но ведь времена меняются, с ними меняются и понятия нравственного!

— Меняются, к сожалению, понятия безнравственного, понятия нравственного изменяться не могут, — возражал он.

— Да почему же не могут?

— Помнишь, Кант говорил, что есть только две вещи, которые не перестают его удивлять: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас? Ты не задумывалась, что же он нашел в этом удивительного?

— И что же, по-твоему?

— По-моему то, что и одно и другое — абсолютно, безгранично и вечно. Нравственный закон — это закон природы, как закон всемирного тяготения или закон Ома. Он был и будет всегда, во все времена и при всех режимах. Не важно, как он называется — Нагорная проповедь или Моральный кодекс строителя коммунизма — суть его от этого не изменится. Нравственный закон незыблем, потому что обеспечивает безопасность и жизнеспособность общества. Если он попирается массово, как у нас сейчас, то общество болеет, а если он отвергается всеми поголовно, оно гибнет.

— От твоих нравоучений скулы сводит! — вспыхивала Света, хватала чайник и уходила за водой, чтобы, вернувшись через минуту, продолжить спор с новой силой.

А в общем, несмотря на жаркие споры, Андрей нравился Свете с каждым днем все больше и больше. Была в нем какая-то основательность, надежность, внутренняя сила и уверенность. Ей было хорошо с ним — спокойно и уютно. Возвращаясь домой по вечерам, Света уже предвкушала неспешное чаепитие и интересный разговор.

Так было и в пятницу. Света пребывала в прекрасном настроении, даже ушла пораньше с работы. Она заехала в магазин, купила к чаю торт и кучу всяких вкусностей, решив побаловать сегодня и себя, любимую, и своего мастера, «Андрея-муромца».

Но дома ее снова ожидало потрясение. На этот раз под ударами Андрея пали ванная и туалет. Собственно, сама ванна и унитаз остались на месте, но все остальное — стены, пол и потолок санкабины — было безжалостно разрушено и превратилось в безобразные груды битой плитки, кусков бетона и штукатурки.

Света в ужасе застыла на пороге квартиры, не в силах отвести глаз от этого вселенского разгрома. Перед ней, как чертик из табакерки, вдруг появился улыбающийся Андрей, весь покрытый известковой пылью.

— Привет! — радостно воскликнул он.

— Господи!.. — простонала Света. — Как же теперь?.. Ни умыться, ни… Ты бы хоть предупреждал о своих диверсиях! Я бы к кому-нибудь помыться заехала… Кошмар!..

— Свет, ты не переживай, тут же все работает — и ванна и… это… А мусор я сегодня же весь уберу!

— Да?! И как ты себе это представляешь?! — с гневным ехидством спросила Света. — «Андрей, выйди, пожалуйста, на лестницу, я хочу пи-пи!» — так?!!! А мыться?! Я привыкла по полтора-два часа в ванне отмокать — что мне теперь прикажешь делать?!

— Мыться мы завтра в баню пойдем, заодно и попаримся, — широко улыбаясь, предложил Андрей.

Подумать только — ему был забавен ее гнев!!!

— Ку-да?!! — задохнулась Света.

— В баню. В общественную, — коротко сказал Андрей.

— Значит, так! — отчеканила Света с холодной яростью. — Завтра в десять часов утра ты отсюда исчезнешь — в баню, к черту, к дьяволу — мне все равно! Но до двух часов дня чтобы духу твоего здесь не было! Появишься раньше — не пущу! Ключи от дома оставишь мне. Ясно?!

— Ясно! — кивнул Андрей и, не сдержавшись, захохотал в голос.

Загрузка...