Рано утром сэр Монтегью Пейлин, главный комиссар, солдат и джентльмен со всеми соответствующими качествами, позвонил суперинтенданту Центрального отдела по расследованию преступлений.
— Оутс? Это вы? Слышите меня? Хорошо. Хорошо. Насчет той вашей девушки из леса — в этом деле есть иностранный элемент?
— Пока что мы этого не знаем, сэр, — ответил Станислаус Оутс, стараясь, чтобы его добродушный деревенский говорок не звучал слишком успокаивающе. — Вчера вечером Паллен нашел в ее квартире наркотики. Мы сейчас работаем в этом направлении с Уайльдом.
— С кем?
— Детектив-инспектор Уайльд, сэр. Наркотики.
— Ах да, конечно, я не сразу вас понял. Что ж, звучит многообещающе. И что там? Кокаин?
— Нет, сэр. Морфин. Довольно много. Семь-восемь унций.
— В самом деле? Видимо, она им торговала. Да-да, очень интересно. Я позвонил вам, потому что у меня тут был разговор с Министерством по делам колоний. Эта девушка была любовницей одного их человека, который тоже недавно умер. Они, конечно, не собираются вмешиваться, но просят нас не поднимать лишнего шума. Не надо баламутить воду, если в том нет насущной необходимости. Мы же с вами так это понимаем, правда?
— Надеюсь, сэр.
— Ну ладно. Хорошая работа, Оутс. Не пропадайте. Всего доброго.
Пять минут спустя, когда комиссар уже вернулся к своему завтраку, суперинтенданту Станислаусу Оутсу позвонил суперинтендант с эссекской стороны.
— Мы снова взяли показания у Робина Уайброва, водителя грузовика, и он вспомнил, что на одном из мужчин не было шляпы. Он видел его только при свете луны, но говорит, что поверхность головы у него была неровная, как будто это были кудри. Не знаю, стоит ли его рассказ чего-нибудь.
— Понятия не имею. Голодному воробью любая крошка хлеб. А об автомобиле есть новости?
— Пока нет. Мы работаем над этим.
— А что насчет орудия убийства?
— Нет. Его, боюсь, мы вообще не найдем. Жаль вас разочаровывать, но мы там все прочесали. Однако же мы не сдаемся. Если что-то выяснится, я вам сразу позвоню. Просто хотел дать знать, что мы работаем во всех направлениях.
— Да, разумеется, спасибо большое. До свидания.
Оутс черкнул на промокашке: «У одного из мужчин могут быть кудри», поставил восклицательный знак и обвел написанное. Он задумчиво посмотрел на чайник на столе, его единственный источник жизненных сил за последние двадцать часов, и, удержавшись от соблазна, снова поднял телефонную трубку.
Сэр Генри Райотсли был счастлив его слышать. Его глубокий верный голос, который так убедительно звучал в суде, сейчас был весьма бодрым.
— Как только будут результаты, я вам сам их привезу. Работал над этим всю ночь. Прелестная рана! Разумеется. Единственная причина смерти. Над точной характеристикой еще нужно поработать. Свое мнение могу зачитать вам прямо сейчас. Оно все объясняет. Слушаете? Не кладите трубку, сейчас принесу отчет. Итак: во-первых, причиной смерти были повреждение сердечной артерии и последующее внутреннее кровотечение. Во-вторых, рана в груди, в результате которой получила повреждения сердечная сумка, была нанесена двугранным остроконечным инструментом шириной приблизительно в шесть десятых дюйма. В-третьих — и это интересно, Оутс, — удар был нанесен практически под прямым углом.
— Что?
— Вот именно. Нож вошел практически прямо. При встрече мы с вами обсудим это, но пока что можете считать, что в момент убийства она мирно лежала на спине, и пока что я не обнаружил следов анестетика или чего-либо подобного. Я сам провожу анализы. Помимо раны я нашел только легкий синяк на левой стороне шеи, но он очень слабый. Что? Не знаю, дружище. Понятия не имею. До полуночи и после полудня. Точнее сказать не рискну. Ну, до встречи. Счастливо.
Тем временем Джорджия позвонила Вэл.
— Я просто бросилась к его ногам, дорогая, и он был совершеннейшим душкой. Сказал, что делает все, что может, и чтобы я ни о чем не тревожилась. Очень благоразумный и милый. Вообще, в правительстве таких много. Вы с ним знакомы?
— Кажется, да.
Связь была плохая, и высокий голос Вэл звучал словно бы издалека.
— Староват, но милый. Что-то в нем есть собачье. Да еще эти усики. Имя ему идет. Ты его помнишь?
— Я тебя не слышу.
— Не важно, дорогая. Связь ужасная. Я просто хотела сказать, что я все устроила, все будет тихо и чинно, так что нам не о чем беспокоиться, слава Богу. Тодди Таузер все устроит. Тодди — жуткое имя, правда? Пока, милая.
Вэл позвонила Кэмпиону, но ей ответил только громкий звон телефона в пустой квартире. Стоило ей повесить трубку, маленький белый прибор снова затрезвонил, и она торопливо ответила, но это оказался Рекс.
— Леди Папендейк сейчас беседует с инспектором, — раздраженно сообщил он. — Все говорят о наркотиках. Я стараюсь изо всех сил, мадам, но не могу гарантировать, что какая-нибудь глупая продавщица не выболтает все первому же покупателю. Вряд ли, конечно, они не настолько глупы, но тут уж ни в чем нельзя быть уверенным. У Маргариты Зингари была истерика, и она написала заявление на увольнение. Что вы посоветуете сделать?
— Я приеду, Рекс, скоро приеду. Со времени вашего последнего сообщения я пыталась дозвониться брату. Если можете, успокойте их всех. Не волнуйтесь, я приеду.
Голос Вэл звучал властно и невозмутимо. В трубке прошумел многократно усиленный проводами вздох Рекса.
— Это будет большое облегчение, — сказал он. — Такой позор. Такой жуткий хаос. Кстати, могу ли я отправить персиковый «Фантастик» леди Б.? Нет возможности объяснить подробнее по телефону. Она просила прислать его, но вы же помните, в прошлый раз мы решили, что, учитывая предыдущие события, не будем отпускать ей больше в кредит. Леди Б. «Б» как в слове «болеро».
— Решайте сами, Рекс, — устало произнесла Вэл. — Будьте деликатны, но непреклонны. Я скоро приеду.
Она повесила трубку и вновь попыталась дозвониться до Кэмпиона. Ответа не было, и она позвонила в его клуб и оставила для него сообщение.
«Даймлер» уже ждал у двери, и Вэл как раз пыталась поправить шляпку над левым глазом тем безусловно интеллигентным образом, который бы избрала, призови ее даже весть о конце света, а не сигнал тревоги Рекса, когда телефон зазвонил вновь. На этот раз это была тетя Марта. В ее неприятном голосе отчетливо звучал акцент, который всегда становился особенно заметен в телефонных разговорах.
— Вэл, дитя мое, к нам пришел инспектор. Он сейчас рядом. Ты помнишь ту манекенщицу, Каролину, которую мы выгнали? Она докатилась до того, что ее убили! Полиция думает, что это как-то связано с наркотиками, и по этому поводу опрашивает всех наших бывших работников. Ты не знаешь, что там была за история с морфином? Что-то такое было, вертится в голове. Не припоминаешь?
Ни одного полицейского в мире не обманул бы предостерегающий тон тети Марты, и Вэл мгновенно бросило в жар, а потом в холод.
— Инспектор говорит, что это простая формальность. — Тетя Марта, очевидно, повторяла слова полицейского.
— Я скоро приеду, дорогая. Увидимся через пятнадцать минут, — бодро ответила Вэл и повесила трубку.
Пока она мчалась по улицам, Гайоги Ламинов, стоя в своей нарядной гостиной, говорил по телефону с Ферди Полом.
— Ферди, друг мой, послушай меня. — Голос русского звучал с накалом, присущим этой драматической нации. — Ты читал газеты? У меня дома полиция. Да-да, у меня. Дорогой мой Ферди, это не смешно. Я не смеюсь. У этой девушки нашли дома наркотики и выяснили, что квартиру для нее снимал Рэмиллис. Я им, естественно, ничего не сказал, это не мое дело. Эта несчастная проработала тут всего полтора месяца. Но ради всеобщей безопасности, Ферди, заставь Джорджию замолчать. Эта ее история с таблеткой до добра не доведет. Все и так плохо.
— Да что ты говоришь, — ответил Ферди Пол и повесил трубку.
Как ему было велено, Синклер позвонил в «Аландел» и триумфально передал трубку матери. Секретарша Делла, которая все утро безуспешно пыталась дозвониться до Папендейков, не раздумывая, перевела звонок в его кабинет.
— Алан, — сердечно произнесла Джорджия. — Я бы не стала тревожить тебя, дорогой, но тебе не кажется, что пора позвонить Вэл?
— Привет, Джорджия. Позвонить Вэл? Зачем?
— Ну что ты, — с упреком продолжила она. — Ты не читаешь газет? Вэл ужасно расстроена и напугана. Убили одну из ее манекенщиц — ту, что украла мое платье, ты помнишь. У Папендейков полон дом полиции. Ей, должно быть, ужасно тяжело. Ты же знаешь, какой темпераментный народ эти художники. Твой звонок ее очень поддержит.
Он рассмеялся. Она сразу представила себе его смущенное разрумянившееся лицо.
— Джорджия, ты просто душка, — сказал он.
Она удивилась и обрадовалась.
— Как странно от тебя это слышать, — ответила она, смеясь. — А ты знаешь, что мне это в конечном счете говорили все, кто когда-нибудь меня любил? В общем, позвони ей, милый. Ей будет ужасно приятно. Пока, Алан. И передай бедняжке привет.
Он повесил трубку — чересчур резко, подумала она, но списала это на стремление поскорее утешить Вэл. Джорджия вздохнула. Так приятно было быть щедрой, что она порой гадала, нет ли тут какого-нибудь подвоха.
Вэл не ждала, что Делл по-дружески предложит ей свою поддержку — она только мечтала об этом. Поэтому она не удивилась тому, что он так и не позвонил ей.
Незадолго до полудня худенькая девушка с бегающими глазами вышла из дома Папендейков, где вместе с почти двумя сотнями товарок работала в швейном цехе, и направилась к телефонной будке. Через пару минут тучный самодовольный юноша в неряшливой одежде, сидевший в редакции, которая располагалась в мансарде, с интересом слушал ее.
— Это наркотики. Мадам почти час говорила с полицейским, и они взяли у нее показания, — визгливо сообщила девушка, голос которой от возбуждения походил на писк. — Сейчас мадам закрылась в студии, и ее нельзя беспокоить. Говорят, она плачет, и мы все гадаем, арестуют ли ее. Если это пригодится, я получу как обычно?
— Разве я тебя когда-нибудь подводил, детка? — ответил ей голос с фальшивым американским акцентом. — Не сбавляй темпа. Держи ухо востро. До связи.
Примерно в то же время в стеклянном кабинете на другой стороне все той же мансарды куда более элегантный персонаж слушал куда более приятный голос.
— В общем, это пока все, что мне известно, — решительно сообщил голос в трубке. — Мне повезло именно в тот вечер оказаться в «Тюльпане». Рэй Рэмиллис привел с собой девушку, одетую в точности, как Джорджия Уэллс. Сцена была жуткая, потом бедняга Рэй умер, а теперь и эта девушка. Опасно? Ну конечно, это опасно, но все-таки ужасно интересно.
Пока швея Папендейков все еще стояла в телефонной будке на Оксфорд-стрит, мистер Кэмпион наконец дозвонился до Вэл. Она была у себя в кабинете, а мисс МакФейл, движимая одновременно скромностью и практичностью, поспешно покинула помещение и привалилась к двери своей могучей спиной, бросая подозрительные взгляды на всех, кто приближался к ней хотя бы на двадцать футов.
— Альберт?
По сдержанному голосу Вэл мистер Кэмпион сразу понял, что она в панике.
— Тут были полицейские. Они нашли тот морфин, про который я тебе рассказывала. Он был в квартире у Каролины Адамсон.
— Милая, ты же говорила, что уничтожила его.
— Знаю. В какой-то момент я принялась его искать, не нашла и решила, что он уничтожен. Мне и в голову не приходило, что его кто-то стащил.
— Понятно, — успокаивающе сказал он. — Ну, тут уж ничего не поделаешь. Видимо, она сообразила, что это, и решила подзаработать. Он был расфасован маленькими порциями, да?
— Боюсь, что так. Я все рассказала полицейским.
— Рассказала? Я боялся спросить. Ну и отлично. Что именно ты им рассказала? Все?
— Абсолютно все. Назвала ту женщину, которую мы заподозрили и уволили, и фирму в Лионе, где мы купили тот шелк. Они все запротоколировали, и я подписала. Слушай, Альберт…
— Да, мэм?
— Инспектор привел с собой какого-то Уайльда, и после того, как я им все рассказала, они вели себя не очень-то дружелюбно.
— Паллен? Они тебя не обидели, надеюсь?
— Что? Да нет, просто были очень сдержанными. Отвечали только «да» и «нет», все в таком роде.
— Ты имеешь в виду, что атмосфера как-то изменилась?
— Пожалуй. Это плохо?
— Ну что ты, конечно нет. — Его голос звучал очень нежно, но не слишком убедительно. — Полицейские всегда так ведут себя, когда сообщаешь им новые данные. Они сейчас поедут к ней домой и будут во всем разбираться. Все хорошо. Ничего не бойся. Я рад, что ты им все рассказала. Продолжай говорить правду. Ты же ничего от них не скрыла?
— Нет, ничего. Однако про ту таблетку я не упоминала. А надо было?
— Нет, — уверенно ответил мистер Кэмпион. — Я так не считаю. Если ситуация станет напряженной, мы поедем к Оутсу и поговорим с ним напрямую, но я думаю, что до этого не дойдет. Ты им точно все рассказала?
— Да, точно. Все-все. Ты как будто меня в чем-то подозреваешь.
— Да нет. Просто ты говорила, что уничтожила эту гадость.
— Милый, — беспомощно произнесла Вэл, — сейчас я говорю тебе правду, честное слово.
— И да рухнут все твои планы, если ты солгала?
— Да рухнут все мои планы, если я солгала.
— Хорошо. Рекс где-нибудь рядом? Хочу спросить, видел ли кто-нибудь в последнее время ее в ночном клубе.
Рекса вызвала мисс МакФейл, которая явно решила, что кто-то хочет похитить Вэл, и впускала к ней посетителей только по одному, да и то после тщательного осмотра.
Рекс очень старался помочь, но он мало что знал.
— Я ее видел только в «Тюльпане», — сказал он. — Если надо, могу поспрашивать.
— Если возможно. Тогда составьте список и отправьте его мне в клуб, пожалуйста. Никаких пометок не надо, просто список клубов, где ее могли видеть. Вас это не затруднит? Спасибо. Присматривайте за моей сестрой. И ни о чем не беспокойтесь. Всего доброго.
Он положил трубку и пошарил в карманах в поисках еще одного двухпенсовика. Черты его лица заострились и утратили свою обычную мягкость. Оутс не мог подойти к телефону, и Кэмпиону пришлось перезвонить. Следующие полчаса он звонил ему каждые пять минут, и, когда суперинтендант наконец взял трубку, стало ясно, что он тем временем разговаривал с Палленом, поскольку голос его звучал отчужденно.
— Я спешу, мистер Кэмпион. Если у вас нет какой-либо важной информации, боюсь, что вынужден попрощаться с вами. Вы же понимаете, каково оно. Я не спал с того момента, как завели дело.
— Примите морфия, — посоветовал Кэмпион и поспешно продолжил, пока собеседник изумленно молчал: — У вас уже есть отчет о вскрытии? Что послужило орудием убийства? Слушайте, это же не государственная тайна. Черт побери, я могу вам помочь! Чем ее убили?
— Длинным двугранным лезвием шириной в шесть десятых дюйма. Это все, что я могу вам сообщить. Извините. До свидания.
Кэмпион повесил трубку. Он просвистел медленный печальный мотив, изрядно сфальшивив в середине. В глазах его застыло напряженное выражение. Он подошел к гостиничной стойке, обзавелся еще одной пригоршней монет и вернулся к телефону, по-прежнему насвистывая. К счастью, до больницы он дозвонился сразу же, и сэра Генри Портленд-Смита нашли неожиданно быстро. Сэр Генри энергично поздоровался с ним — его явно терзало любопытство.
— А я все гадал, когда получу от вас весточку. Сегодня утром как раз вас вспоминал. Есть новости?
— Пока никаких доказательств, сэр.
Кэмпиону пришлось сделать усилие, чтобы взглянуть на дело под тем забытым уже углом, который только и интересовал его собеседника.
— Думаю, что сейчас можно с уверенностью сказать, что дело в шантаже.
— Шантаж.
Это был не вопрос — сэр Генри произнес это слово с явным облегчением.
— Разумеется, дело пока не закончено. Еще многое предстоит узнать. Не могу сообщить все подробности по телефону. Я вам перезвоню, когда что-нибудь прояснится. На самом деле у меня был к вам вопрос. За сколько времени человека убивает морфий?
— Какой?
— Не знаю. Белый порошок.
— Растворенный в воде и введенный подкожно?
— Нет. Съеденный.
— И какая доза?
— Неизвестно.
— Что?
— У меня нет никакой возможности это выяснить.
Сэр Генри рассмеялся.
— Тогда ничем не могу помочь вам, дружище. Простите. Возможно, тридцать шесть часов.
— В самом деле? Так долго? А через четыре часа смерть наступить может?
— Я не могу ничего утверждать без конкретных подробностей. Через четыре часа эффект уже будет. Возможно, наступит кома.
— Ясно. Длительная кома, так?
— Да. Если произошло отравление чистым морфием. Однако любые факторы могут оказать свое влияние. Это тоже надо учитывать.
— Понимаю. Но если человек принял, к примеру, облатку морфия, у него через четыре часа могут начаться конвульсии, от которых он в конечном счете умрет?
— Нет. Его скорее стошнит. Если нет — он заснет, потом у него пропадут рефлексы, замедлится пульс, а потом он впадет в кому.
— А конвульсии?
— Никаких конвульсий. По крайней мере мне так кажется. Если бы вы могли хотя бы немного уточнить условия, я бы, разумеется, попытался предположить что-то еще. Кстати, на вскрытии морфий непременно был бы обнаружен.
— Непременно?
— Да, если вскрытие проведено правильно. Его не смогли бы не заметить. Простите, что мало чем могу вам помочь. Вы меня навестите при случае?
— Обязательно. Не могу сейчас назвать точное число, но я вас непременно навещу.
— Тогда мы уже будем знать все наверняка?
— Да, — очень спокойно сказал Кэмпион. — Наверняка. До свидания. Огромное вам спасибо.
— Не за что. Боюсь, от меня мало толку. В таких вещах все зависит от разных мелких деталей. В вашем изложении ситуация звучит маловероятно, но все бывает. В медицине случается и не такое. До свидания.
— До свидания, — сказал мистер Кэмпион.
Оутс как раз ел сэндвич, когда раздался звонок Паллена. Взгляд суперинтенданта был необычайно твердым и ясным — к нему пришло второе дыхание, которое обычно открывается после того, как преодолено первое неодолимое желание спать. Он держал трубку на некотором расстоянии от уха — манера инспектора разговаривать пулеметными очередями на близком расстоянии могла парализовать собеседника.
— Один из Уайльдовых ребят откопал какого-то знакомого музыканта Адамсон, — затараторил Паллен. — Он говорит, что она открыто предлагала дозу всем, кто выглядел хоть немного платежеспособным. Звучит не очень правдоподобно. Уайльд сейчас с ним разговаривает. Мне эта история не нравится. Морфий пришел от Папендейков, об этом нельзя забывать.
— Что?
— Весь морфий, который мы обнаружили, принадлежал мисс Валентайн Феррис. Я же рассказывал в прошлый раз, сэр. Нет никаких свидетельств тому, что у Адамсон было еще что-то. Уайльд склонен верить тому, что мисс Феррис его подбросили. Его люди сейчас разыскивают женщину, которую уволили по подозрению в той истории. Ему показалось знакомым ее имя.
— Понятно, — с неудовольствием произнес Оутс. — Тогда возвращаемся к богачам.
— Именно. Алиби Ламинова не кажется мне убедительным. Он большая шишка, между прочим. Так, у меня все записано, сверьте со своими записями, пожалуйста. 18:15 — уехал из «Цезарева двора». 18:35 — коктейльный бар в «Савое». 19:40 — ресторан «Тюльпан». 20:50 — «Микки Маус» в театре «Татлер» (один). Около 23:00 — «Белая императрица». 4:30 — уехал из «Белой императрицы» в «Цезарев двор» на такси. Имеется в виду клуб «Белая императрица» на Графтон-стрит.
— Знаю. Там собираются все богатые иностранцы. И ни одного надежного свидетеля?
— Ни одного, — сурово сказал Паллен. — Все они друг о друге готовы что угодно наговорить.
— Могу себе представить. Но все равно надо всех опросить.
— Я как раз туда собирался. Позвоню вам в половине третьего. До свидания, сэр.
По странному совпадению Гайоги Ламинов позвонил Матвею Куйминову, управляющему «Белой императрицей», как раз в тот момент, когда двое полицейских проверяли его алиби. Ламинов был обеспокоен — но по другому вопросу.
— Матвей, у тебя в холле стоят золотые клетки в виде корзинок с птицами. Будь другом, скажи, где ты их достал? Они просто очаровательны.
Куйминов был рад помочь. Он сообщил имя поставщика канареек и рассказал, что его компания частично владеет компанией по производству клеток.
— Я их отлично знаю, ваше превосходительство. С ними нелегко иметь дело, но если вам нужны птицы, я могу вам все устроить.
— Если тебя не затруднит, Матвей. Было бы очень мило с твоей стороны. Был бы тебе признателен, — сказал Гайоги, тщательно маскируя ироническую нотку в голосе. — Не мог бы ты раздобыть мне шестьдесят клеток, в каждой из которых было бы по паре птичек? Мне они нужны к тридцатому числу.
— Шестьдесят?
— Да. Я сейчас прошел по обеденному залу — не главному, а маленькому, тому, что в саду, и меня опечалило это зрелище. Там мрачно, Матвей. Практически уныло. Мне хочется, чтобы все здесь было ярко и радостно, и я подумал, что клетки с птичками на каждом столе будут отлично смотреться. Что скажешь?
Матвей рассмеялся.
— Не очень-то это практично, — заметил он. — Они вам быстро прискучат.
— Разумеется. Тогда я от них избавлюсь. Но до того они будут меня радовать. Шестьдесят клеток к тридцатому числу. Не подведешь меня? И скажи, чтобы прислали мальчика присматривать за птицами. Устроишь?
— Конечно. Вы невероятный человек.
— Вовсе нет, — заразительно рассмеялся Гайоги. — Просто мне было грустно. А теперь мне весело.
Как и было условлено, мистер Лагг позвонил мистеру Кэмпиону. Последний в тот момент находился в частном кабинете клуба «Вареная сова», а мистер Лагг сидел в маленькой подвальной комнате, которая выглядела так, будто какой-то недальновидный строитель возвел четыре стены вокруг цыганского табора.
— По нулям, дружище, — низкий печальный голос мистера Лагга перекрыл царящий вокруг него обезьяний гвалт. — От Наппа никакой пользы. Тосс мотает срок, так что ничем не может нам помочь, бедняга. Я был у Уолкиса, Бена и заглянул к «Кончи Льюису». По нулям.
— А у мисс Кинг ты был?
— Был. Еле ноги унес. Если мистер Тюк прослышит, с кем я якшаюсь, он меня и знать не захочет. Я тут в грязи копаюсь, ясно? Все были мне очень рады. Прямо как в старые добрые времена.
— Это, должно быть, приятно. О деле не забывай.
— Да не забываю я. Вот вся ваша благодарность! Я тут вожусь в дерьме, о котором уже давно позабыл, и ради чего, спрашивается? У вас что-нибудь получилось?
— Пока что ничего. Фиби посоветовала навестить «Звездный свет», «Рыбу», «Газету», «Бешеную корову» и какую-то забегаловку под названием «Все дома». Утро было бесконечным. Но все тщетно. Слушай, попробуй украсить еду чем-нибудь горячительным.
— Это вы про выпивку?
— Да, это я так иносказательно выражаюсь. Тебе нужен Олли. Олли Доусон с Олд-Комптон-стрит. Принеси ему бутылку кюммеля.[20]
— Кюммеля? А я думал, что он тащится от краба с подливкой. Ладно, прихвачу и то и другое. Есть еще новости?
— Да. Слушай внимательно. Это был длинный двугранный нож, очень узкий.
— Типа как для ветчины?
— Вроде того. Ты просто невыносим. Ладно, позвони мне в четыре часа в клуб «Дориндас» на Хэймаркет. Папаша Дориндас — моя последняя надежда. Пока.
— Пока, дружище. Хорошей охоты.
— И вам того же. Счастливо.
Аманда уже битый час сидела у телефона в своей каморке, но когда ее жених наконец позвонил, она приветствовала его с похвальным дружелюбием.
— Не извиняйся, — сказала она и энергично продолжила: — Слушай. У меня новости. Не очень хорошие. Помнишь тот значок? Это был Сид. Да, Сид. Он снял его с Джорджии. Увидел, что она его надела, вспылил и отобрал после обеда. Ему не хотелось пускаться в объяснения, поэтому он положил его туда, где его должны были увидеть. Тогда самолет был еще пуст.
— В самом деле? Какой-то сложный путь.
— Да нет, — смущенно произнесла она. — Он очень стесняется своих вспышек. В его школе не придавали большого значения манерам. В твоей, может, этим и занимались, у него — нет. Это вопрос социального уровня. Я из него сегодня утром все это вытянула.
— Ясно. То есть наш бог-из-машины мог и вовсе не подходить к ангару?
— Видимо, так. Но до Рэмиллиса там было совсем мало людей. Слушай, А. Д. все утро пытался до тебя дозвониться. Сейчас он говорите Гайоги. Мне кажется, он хочет спросить, может ли чем-то помочь.
— Если понадобится его помощь, я ему сообщу. Пока, лейтенант.
— Пока.
Детектив-инспектор Уайльд из отдела по борьбе с наркотиками обладал мягким, дружелюбным голосом, который он по привычке понижал во время разговоров по телефону. Суперинтендант Оутс изо всех сил вслушивался, чтобы разобрать его слова.
— Я тут поговорил с Картером, — бормотал Уайльд, — и боюсь, что это не совсем то, что нам нужно. Мы будем работать в этом направлении до получения новых указаний, но я подумал, что вас надо поставить в известность. Эта Адамсон совершенно точно не поддерживала связи ни с кем из крупных воротил. Мне кажется, она просто украла морфий — или ей его дал кто-то у Папендейков — и решила немного подзаработать.
— Понятно. Спасибо большое, инспектор, — мрачно произнес Оутс. — Вы ничего не упускаете? Нельзя, чтобы на этом этапе от нас что-либо ускользнуло.
— Разумеется, нет, сэр. Но мне кажется, тут мы ничего не найдем. Хорошо, сэр, до свидания.
Стоило ему положить трубку, как раздался следующий звонок — это снова был суперинтендант из Эссекса.
— Никаких новостей, — бодро сообщил он, явно очень довольный собой. — Мы прочесали окрестности и не нашли ничего, что могло бы служить орудием, если не считать трех консервных ножей и одного велосипедного насоса. Думаю, что корни надо искать у вас, как я и говорил с самого начала. Если вы установите мотив, авось что-нибудь и прояснится.
— Авось и прояснится, — мрачно согласился Оутс. — У нас уже есть медицинский отчет, и он мало что проясняет.
— Очень странно. Ну ладно, мы продолжим поиски. До свидания.
— Подождите. Насчет автомобиля никаких новостей?
— Нет, его и след простыл. На бензоколонках нам ничем не помогли. Сейчас на дорогах такое движение, вы же знаете. Мы снова разговаривали с тем водителем грузовика, но он ничего не смог добавить. Он ведь только слышал его. Но тем не менее он разбирается в моторах и упорно стоит на своей версии. Говорит, что мотор был четырехцилиндровый, один цилиндр не работал, и он слышал дребезжание, значит, автомобиль старый. Но здесь в это время года такого добра полным-полно.
— Вы правы, дружище. Просто навалом. Его показания не стоят бумаги, на которой их записали. Говорят же — что хочет, то и видит.
— Это верно, это верно. Не знаю, заинтересуетесь ли вы, но Теплице предсказывают неплохие результаты. Это наша местная лошадка. Должна неплохо выступить. Или нет. Я просто подумал. До свидания.
Оутс повесил трубку, немного поразмыслил, вздохнул и перезвонил сэру Генри Райотсли. Патологоанатома, казалось, удивил его вопрос.
— Ричмондская лаборатория? — переспросил он. — Ну разумеется. У меня никогда не было повода сомневаться в их результатах. Правда, напрямую я с ними не работал. У них другая специализация. Но это солидная организация, так что… А в чем проблема? Я могу чем-нибудь помочь?
— Никаких проблем, — с подозрительной беззаботностью ответил Оутс. — Просто полюбопытствовал. Это не по нынешнему делу. Совсем по другому. Послушайте, даже если бы они делали анализы на скорую руку, они бы заметили совсем уж очевидные вещи, верно?
Раздался смех.
— Что вы называете совсем уж очевидным?
— Смертельную дозу морфия, например.
— Смертельную? Ну конечно. Если проверяли — не могли не заметить. Почему бы вам не спросить у них самих? Свяжитесь с Парсонсом. Он неплохой человек. Очень добросовестный. Спросите его. Он не болтун. Если предупредите, будет держать язык за зубами. Позвоните ему.
— Видимо, я так и сделаю. Спасибо вам большое. Простите, что побеспокоил.
— Без проблем. Вы уже читали мой отчет? Очень интересно, не так ли? У меня есть пара теорий. При встрече расскажу. К сожалению, я спешу. Ассистент зовет. Мы сейчас разбираем метод Стаса-Отто. Всего хорошего.
Сержант Фрэнсис Гвинн, подающий надежды выпускник хендонского полицейского колледжа[21], перехватил инспектора Паллена, когда последний собирался засесть за свой отчет. Юноша был очень смущен.
— Я поработал в том направлении, которое вы предложили, сэр, и услышал одну сплетню… Возможно, она вам пригодится, хотя я не уверен…
— К делу! — раздраженно выпалил инспектор, которому доклад сержанта почему-то показался детским лепетом.
— Дело в том, сэр, что я встречался с мадам Селл, у которой большая парикмахерская рядом с Бонд-стрит, и она рассказала мне, что уже несколько недель ходят слухи насчет смерти сэра Рэймонда Рэмиллиса и мисс Валентайн Феррис из дома Папендейков. Судя по всему, леди Рэмиллис и мисс Феррис не поделили какого-то мужчину, и в то утро, когда Рэмиллис умер, мисс Феррис дала леди Рэмиллис таблетку аспирина, чтобы та ее выпила. Но вместо этого леди Рэмиллис дала ее мужу. Говорят, это было последнее, что он принял перед смертью.
— Это всего лишь сплетни.
Паллен не желал демонстрировать свой интерес.
— Да, сэр, но я подумал, что надо вам доложить. Вдруг пригодится.
— Возможно. Пока трудно сказать. Я сейчас иду к суперинтенданту и перескажу ему эту историю. Хорошо, Гвинн. Продолжайте в том же духе.
Тем временем Рекс сражался с газетчиками.
— Леди Папендейк уполномочила меня передать, что она сожалеет и ничем больше не может вам помочь. В настоящее время делом занимается полиция. Увы, сам я ничего не знаю. Нет, сэр, совсем ничего. Мисс Каролина Адамсон несколько недель назад покинула нашу компанию. Я не помню, сама ли она ушла или была уволена. Да, это мое последнее слово.
Он положил трубку, но телефон тут же затрезвонил, и ему пришлось поднять ее снова.
Попытки найти брата привели отчаявшуюся Вэл в контору Аманды.
— Нет, Вэл, после обеда мы с ним не говорили, — очень сочувственно сказала невеста мистера Кэмпиона. — Тебя одолевают репортеры?
— Милая, они просто повсюду, — пожаловалась Вэл. — Нас осаждают. Четыре женщины пробрались в здание под видом клиенток. Персонал бьется в истерике. Тетя Марта выпила полбутылки шампанского и заснула. Ты не знаешь, где он может быть?
— Сейчас — нет, но он работает. Подожди еще немного, он обязательно с тобой свяжется. Запрись, если надо. Хочешь, мы с А. Д. приедем и поможем тебе? Можно забаррикадировать окна.
— Нет, милая, — рассмеялась Вэл. — Все пока что не настолько плохо. Когда станет туго, я пошлю сигнал SOS. Ты думаешь, что Альберт что-то делает?
— Что-то? Да он землю переворачивает!
— Твоя вера в него очень утешает.
— Вера — ничто, — сказала Аманда. — У него безупречная репутация. Мы непобедимы.
В четыре часа Оутс неохотно позвонил в дом Папендейков. Паллен стоял рядом.
— Это мисс Валентайн Феррис? Говорит суперинтендант Оутс из центрального отдела Нью-Скотланд-Ярда. Мисс Феррис, не могли бы вы приехать к нам? Да, сейчас, пожалуйста. Я отправлю за вами автомобиль. Не беспокойтесь. Нам нужно кое-что у вас выяснить.
— Но я рассказала вам все, что знала о Каролине Адамсон.
Ее высокий голос звучал тревожно и испуганно.
— Разумеется, мэм, — произнес Оутс добродушно, но твердо. — Ничего страшного. Просто мне надо с вами поговорить.
— Это очень срочно? Дом окружен репортерами. Мне даже не хочется выходить.
— Боюсь, что нам все же придется встретиться, мэм. Причем срочно. Насчет репортеров не волнуйтесь, мэм.
Мы вас проведем. Тогда ждите автомобиль. Спасибо большое. До встречи.
— До встречи, — упавшим голосом произнесла Вэл.
В четыре часа из дома Папендейков безрезультатно попытались дозвониться в квартиру мистера Кэмпиона. В четыре ноль одну в клубе мистера Кэмпиона сообщили, что он еще не пришел. В четыре ноль три невеста мистера Кэмпиона сказала, что он пока что ей не звонил. В четыре часа и пять с половиной минут мистер Кэмпион позвонил Оутсу и, когда ему передали, что суперинтендант не может сейчас подойти к телефону, оставил ему сообщение, которое не просто заставило Оутса схватить трубку, но и подвигло его и инспектора Паллена (а также пару неприметно одетых мужчин) поспешно отправиться к дому № 91 на Лорд-Скруп-стрит в Сохо, — словно гончих, вдруг почуявших след. Секретарь, записавший сообщение мистера Кэмпиона, ничего в нем не понял.
«Спросите, нет ли среди его толстых подозреваемых кудрявого мужчины».