Мое открытие Москвы: Новеллы

Размышления у памятника

Земле прекрасно служил книжек своих изданьем…

Старинные стихи

В срединной Москве, на травяном холме, возле старой, но не обветшалой Китайгородской стены, напротив магазина «Книжная находка», стоит памятник с надписью: «Друкарь книг пред тем невиданных…» Друкарь - так в давние времена у нас, а в Киеве и теперь называют типографа, печатника. Иван Федоров, а именно ему стоит памятник неподалеку от Третьяковского проезда, был первым московским печатником, своего рода русским Гутенбергом. Ему-то свыше семидесяти лет назад и отлит был прекрасный (один из самых лучших в столице) бронзовый памятник. Автор сооружения - Сергей Михайлович Вол-пухин, скульптор, близкий к передвижникам, академик, воспитавший таких мастеров, как Андреев, Голубкина, Коненков… История памятника, открытого в 1909 году, примечательна. Рождению монумента предшествовали годы - от замысла до исполнения срок оказался довольно большим. Еще в конце семидесятых годов прошлого столетия Московское археологическое общество составило ходатайство, строки из которого приведу: «…Иван Федоров был уроженец Москвы или Московской округи, как сам свидетельствует, называя себя москвитином, и первоначально служил в Никологостунской придворной церкви в Московском Кремле. Здесь же в Москве в 1553 - 1563 годах он по воле Иоанна IV устроил первую в Великой Руси типографию, доныне существующую, под именем Синодальной, на Никольской улице, издал в ней первую печатную книгу «Апостол» (1564).

Приведенные здесь факты указывают прямо - предполагаемый памятник русскому первопечатнику должен быть сооружен Здесь, в Москве… для всякого москвича, для всякого русского было бы в высшей степени желательно почтить сооружением такого монумента… память выдающегося русского просветителя XVI столетия…»

Начался общенародный сбор пожертвований. Особенно охотно откликнулась на него Москва. В начале нынешнего века был объявлен конкурс на памятник, причем в состав жюри вошли такие видные люди, как историк Василий Ключевский, художник Аполлинарий Васнецов, знаток скульптуры Михаил Чижов. Победил Сергей Волнухин. На граните тыльной стороны памятника Федорову была вырублена надпись: «Ради братии моих и ближних моих».

Москва долго помнила первопечатника. В последние десятилетия интерес к нему возрос многократно. На ловца, как говорится, и зверь бежит - современность богата находками, помогающими увидеть друкаря не просто как умельца-типографа, а как великого просветителя, писателя, ученого, инженера, литейщика, политика, дипломата, воина, знатока богословских, гуманитарных и технических наук, воспитателя целой плеяды книжников, чьи издания составили эпоху в русских и западных землях. Когда думаешь о трудностях, которые ему пришлось преодолеть, то перед глазами возникает исполненный мощи образ человека, равного по своим деяниям титанам Возрождения.

География его дорог-скитаний поразительна для времени Ивана Грозного: от Москвы до Вены, от Львова и Кракова до Валахии. Пути его книг еще полностью не прослежены. Достаточно сказать, что одно из его изданий было подарено Иваном IV английской королеве и поныне находится в Лондоне; первая печатная отечественная азбука, выпущенная Федоровым вместе со страстным воззванием «К возлюбленному русскому народу», находится за океаном, в библиотеке одного из американских университетов.

К середине шестнадцатого века Москва - многолюдный город. Сложилась и славится живописная школа. Кипит напряженный литературный труд, которому было придано государственное значение. Появились начитаннейшие книжники, группировавшиеся вокруг митрополита Макария, по почину которого были воедино сведены духовные и исторические сочинения для чтения на каждый день, составившие Великие Чтения или, как тогда писали, Четьи Минеи - чтение на каждый день месяца. Это было грандиознейшее книжное предприятие века, рукописная традиция не знала еще такого размаха. Из-под рук московских писцов вышла целая библиотека, включившая в свой состав и такие сборники, как «Златая цепь», знаменитую «Космографию» Космы Индикоплова (то есть плавателя в Индию), «Хождение» Даниила-игумена… Иноземные послы, купцы, монахи привозили в белокаменную всевозможные книги, были среди них, хотя редко, и печатные. Образованные люди, разумеется, понимали, что Москве надо осваивать типографское дело, распространившееся в Европе. Ученый монах Максим Грек любил рассказывать, как он в юности дружил со знаменитым типографом - издателем книг в Венеции Альдом Мануцием, чьи издания малого формата расходились по всему миру. В Венеции, рассказывал Максим Грек, печатались книги на многих языках, иногда и на славянском. Почему бы Москве не попытаться наладить новое дело? Первоначально несколько книг было выпущено безымянно, это была, видимо, проба сил - что получится. Когда же надумали, - наверное, по совету Макария - завести в Москве Печатную избу, то новое и трудное дело поручили Ивану Федорову. Никто не удивился такому выбору, ибо про людей, подобных первопечатнику, в Москве говорили, что они своей жизнью и работой украшают стольный град. Был Иван Федоров дьяконом церкви Николы Гостун-ского в Кремле, то есть принадлежал к наиболее просвещенной части тогдашнего общества. Ему-то и суждено было стать основателем книгопечатания в Москве, а потом сделать это же и на далекой окраинной, то есть украинской, стороне.

Скоро только сказка сказывается…

ПАМЯТНИК ИВАНУ ФЕДОРОВУ В МОСКВЕ. Скульптор С. М. Волнухин.

Много лет ждал Иван этого дня. О нем мечтал, когда при свете лучины срисовывал долгими зимними ночами затейливые буквы - одна краше другой - со старых рукописных книг. Каких только книг он не насмотрелся! Недаром деды любили говорить, что книжное слово в жемчугах ходит. День этот виделся, когда резал Иван гравюры на доске, отливал литеры - буквы из металла, - мастерил из дерева печатный станок самого простого устройства: давило да выдвижная доска, на которой помещалась рама с набором, текстом. Когда нажимали рычаг, то давило опускалось на раму с набором, покрытым краской. На влажной бумаге, положенной между давилом и набором, получался оттиск. Бери его в руки и любуйся - не хуже, чем у печатников далекой Черногории, где давно уже наладили выпуск славянских книг.

В голубизне весеннего неба сияли маковки кремлевских соборов и теремов. За Неглинной, над проталинами, звенели жаворонки. В избе пахло оловом и свинцом - много недель пришлось потрудиться над отливкой литер. Когда их оттискивали на бумаге, то они не отличались от тех, что писались рукой. Много труда ушло на изготовление разнообразнейших заставок, рисунков. Рисунки изображали и кедровые шишки, и виноградную листву, маковые головки, стручки, диковинные плоды - ананасы.

Взял Иван Федоров лист, оттиснул на нем узор, вырезанный на доске и смазанный черной краской. Оттиснул все, что надо было напечатать для красоты красной краской. Дальше шли буквы. Вот и готова первая страница! Иван Федоров внимательно просмотрел и прочел ее сам, дал прочитать лист Петру Мстиславцу, потом остальным помощникам, собравшимся в избе. Не успел первопечатник налюбоваться делом рук своих, как во дворе раздался шум. Все бросились к окну и увидели возле ворот всадника в собольей шапке, соскочившего с коня. Двор заполнили повозки, и в Печатную избу вошли митрополит Макарий и царь Иван Васильевич, опиравшийся на костяной посох. Остановились возле печатного станка. Иван Васильевич взял в руки свежий, еще пахнущий краской оттиск, долго держал его перед глазами и передал молча Макарию.

Книга называлась «Апостол». Выглядела она внушительно и красиво, напоминала рукописную - по буквам, рисункам, заставкам, концовкам. Но она была уже не одна. Стопы книг, тщательно сложенные на столах, говорили о том, что «Апостол» отпечатан на станке. Каждая книга ничем не отличалась от другой. Будто сотня старательнейших писцов трудилась несколько лет. Примечательно и то, что во всем «Апостоле» еще никому не удалось найти ни одной опечатки. Думаю, что и впредь не отыщется ни одной ошибки - пример всем нам, как надо работать.

1564 год почитается началом московского книгопечатания, хотя, как уже говорилось, «Апостол» не был самым первым московским изданием. Но едва ли и анонимные московские книги были выпущены без участия Ивана Федорова.

ФРОНТИСПИС И НАЧАЛЬНАЯ СТРАНИЦА «АПОСТОЛА» ИВАНА ФЕДОРОВА

Среди первопечатников, кроме Ивана Федорова и Петра Мстиславца, самым способным грамотеем и знающим дело человеком был Андроник Тимофеев. Его все уважали за быстроту, острый взгляд и смышленость. Прозвали же в шутку Невежей. Всем было известно О больших знаниях Андроника, и когда называли его Невежей, то все улыбались - шутка есть шутка. Пройдет несколько лет, и Андроник станет самостоятельным мастером, продолжит в Александровой слободе дело Ивана Федорова. Нелегко было, наверное, Андронику заниматься кропотливым набором - рядом сновали опричники, от которых добра ждать не приходилось. Но Андроник недаром был завзятым книгочеем. Он знал давнее изречение, которое печаталось на многих изданиях: «После мрака на свет уповаю».

После выхода «Апостола» стал Иван Федоров со своими подручными готовить к изданию новую книгу. Но неспокойно было в Москве. Простой люд волновался, терпя притеснения со всех сторон. Печатная же изба стояла возле Кремля, и все, что происходило в Москве, касалось первопечатника и его помощников. Иван Федоров, наделенный умом, талантом и трудолюбием великим, несокрушимой волей, верил, что книги его подобны золотым трубам. И возвестят они на четыре стороны света необходимость согласия и добра.

Работа первопечатника не могла радовать писцов-подьячих, что добывали себе на хлеб и квас перепиской книг. Когда был жив Макарий, лукавые подьячие помалкивали, зная, что митрополит не даст в обиду Ивана Федорова. А как умер Макарий, так и пошел гулять шепоток, что-де Печатная изба - дело не московское и к добру не приведет. Недруги давно бы к печатне подобрались, да боязно им было. А тут случилось - царь повздорил с боярами и уехал из Москвы в Александрову слободу. Темными ночами жуткие мысли овладевали Иваном Федоровым. Казалось ему, что костром вспыхивают книги, а ведь ими одними он только и жив. Вспомнилось первопечатнику: читал он в древней повести, что в тяжкую пору надо быть мудрым, как змий, сильным, как лев, быстрым, как птица.

Стараясь не обращать внимания на то, что творилось в Кремле и на посаде, Иван Федоров продолжал свое дело, торопился. Друзьям же говорил: «Будь грамотен да памятен». Когда напечатали «Часовник», мастер даже поцеловал книгу и сказал: «Думал, не успеем закончить…»

Выглядел «Часовник» беднее, чем «Апостол», но все равно печатные буквы с гордостью сообщали: «Окончена эта книга подвигами и тщанием, трудами и снисканием…» Если «Апостол» выпускали год, то на «Часовник» ушло всего два месяца. По «Часовнику» учили тогда детей грамоте - буквари были только рукописными и достать их, купить было трудно и дорого. «Часовник» стал книгой для многих. Если раньше книга перемещалась по московским землям, как усталый путник-пешеход, то теперь она помчалась по городам и весям быстрым конем.

Помощники Ивана Федорова волновались. Да и было из-за чего! За новое дело боялись больше, чем за собственную жизнь: ведь если погибнут литеры, то прощай печатня, ни одной страницы, ни одной строки не наберешь…

Молодой и дерзкий Андроник Невежа предлагал идти в Александрову слободу и искать защиты у царя. Но до слободы от Москвы почти пять дней пешего пути, да и какой прием там будет? И решил Иван Федоров с малолетним сыном и с Петром Мстиславцем ехать в Литву, где жило много русских, украинцев, белорусов - все они нуждались в книжном свете. Там и спокойнее, и дело можно лучше наладить. Да и польза «всему будет великая».

На рассвете обошел Иван Федоров Кремль, постоял на Печатном дворе, простился с ним, как с родным домом. Не мог знать первопечатник, что видит кремлевские соборы, Никольскую улицу да и Москву-реку последний раз. В путь собирались тщательно. Уложили литеры, разные доски - все, что для дела необходимо. Андроник Невежа решил все же переждать лихую годину в Москве, а там попытать счастье-удачу - пойти в Александрову слободу. Многое из своего типографского хозяйства Иван Федоров оставил Андронику.

ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ «ОСТРОЖСКОЙ БИБЛИИ» ИВАНА ФЕДОРОВА.

В последние годы найдены интересные документы, проливающие свет на жизнь и работу Ивана Федорова в западных землях, где он с гордостью называл себя москвитином. «Друкарь книг перед тем невиданных» пережил много приключений, но ему удалось и многое сделать. Иван Федоров, умерев на чужбине, вернулся в Москву двадцатого столетия, приняв образ бронзового памятника. Вот он стоит на пьедестале, внимательно рассматривая только что оттиснутый лист. Люди часто приносят к памятнику цветы. Ночью же тень скульптурного изображения, освещаемого прожектором, падает на окружающие стены, и Иван Федоров представляется живым, занятым своим вечным делом.

Дело, начатое первопечатником, не заглохло. Каждая третья книга, издаваемая в мире, выпускается в нашей стране. Москва - крупнейший книжный город. Днем и ночью работают линотипы, отливая строки книг. Издания друкаря - московские и украинские - ценятся, как величайшие сокровища. Наибольшим собранием федоровских книг обладают Государственная библиотека имени Ленина, Исторический музей, Музей Москвы, Государственный архив древних актов, а также некоторые коллекционеры. Недаром стремился Иван, как он сам говорил, «рассеивать духовные семена и всем по чину давать духовную пищу».

Если тебе, дорогой читатель, придется любоваться книгами первопечатника, обрати внимание на толстый фолиант - жемчужину в наследии Федорова. Наибольший успех выпал на долю этой книги, которая получила наименование Острожской библии. Она, появившаяся на свет в городе-замке Остроге, - самая знаменитая среди других первопечатных славянских книг. Лучшие библиотеки мира гордятся ею и ныне как чудом типографского искусства.

Вот лежит она на столе передо мной, напоминая парусник, переплывший океан. Волны времени оставили свои пометы на страницах, еще помнящих прикосновение рук друкаря. Чем же отличается от других федоровских книг Острожская библия? В нее первопечатник вложил все умение и мастерство. Всем взяла эта книга - и толщиной (в ней свыше шестисот листов!), и шрифтами, и заставками, и концовками, и разнообразными орнаментами-узорами… Книжник-англичанин, посмотрев Острожскую библию, воскликнул в восторге, что за один лист этой книги он бы отдал всю Англию! Книга действительно хороша. Недаром ее так прославляют в разных странах. Восторг современников понятен - никогда еще славянские книги не печатались с таким художественным мастерством. Только шрифтов было использовано шесть! Литеры красивые, мелкие, убористые.

Часть книг из Острога была послана в Москву, и, видимо, понравились они Ивану Грозному. Царь охотно дарил Острожскую библию знатным иностранцам. Так, один экземпляр, как величайшая драгоценность, был подарен Иваном Грозным английскому послу и увезен им в Лондон. В течение нескольких лет Острожская библия попала в многочисленные славянские города-монастыри, а также в Рим, Париж и Гамбург.

Владельцы берегли ее как зеницу ока. Поэтому большое число книг дошло и до наших дней. И ныне великая книга своим внушительным видом славит дело друкаря.