Мое открытие Москвы: Новеллы

Спасская башня

Бьют часы Кремлевской башни…

Существовал обычаи, освященный веками, - проходить в Кремль через ворота Спасской башни с обнаженной головой. Нарушителя-зеваку или несмышленого приезжего народ наказывал немедленно, заставляя пятьдесят раз поклониться башне. Столетиями складывалось и постепенно стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся представление о том, что Спасские. ворота - главный, парадный вход-въезд в Кремль, одно из главенствующих сооружений на Красной площади. В начале прошлого века английский путешественник Эдвард Даниел Кларк издал книгу, в которой приводится следующий эпизод. Узнав, что перед Спасскими воротами надо снимать шапку, он решил притвориться незнающим и пошел в Кремль в головном уборе. Кларка окликнул часовой, но путешественник сделал вид, что не понимает смысла возгласа. Впрочем, предоставим слово Кларку, пишущему О себе в третьем лице: «Повстречался ему крестьянин, идущий с непокрытой головой; увидев его в шапке, с громким выражением негодования собрал часовых и народ. Те, схватив его, очень быстро научили, как в будущем надо проходить Ворота».

Новое время сделало Спасскую башню всесветно знаменитой. Она для Белокаменной то же, что на левобережье Темзы готический очерк Вестминстерского аббатства; или замок Тауэр для Лондона; или Лувр и собор Парижской богоматери для столицы на Сене; или крепостные стены для Варшавы.

Спасская башня - олицетворение Кремля да и всей Москвы. Бой курантов, установленных на башне, радиоволны разносят по всей планете. Именно эти часы назвал Ленин «главными часами государства». На протяжении столетий Спасская - свидетельница, Я нередко и непосредственная участница памятных событий, и кто только не проходил через ее исторические ворота, видавшие самые разнообразные общегосударственные и общенародные торжества! Летопись отметила, что через этот парадный ход (при особо торжественных церемониях его устилали красным бархатом) возвратился из Новгорода Иван III, неутомимый строитель Кремля и собиратель земель. Его появление под сводами башни пятьсот лет назад знаменовало вхождение Новгорода в Московию. Здесь же прошел Иван Грозный после падения Казани. Ворота помнят тех, чьи имена срослись с Кремлем: галерею государственных лиц - от Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского до Михаила Фрунзе, художников - от Андрея Рублева до Павла Корина, поэтов - от Симеона Полоцкого и Михаила Ломоносова до Пушкина, Есенина и Твардовского… Список может быть умножен до бесконечности. Башня помнит и ханских баскаков, являвшихся за данью, и римских легатов, тщившихся латинизировать Московию, и Лжедмитрия с Мариною Мнишек, и Наполеона с маршалами. Она запомнила Федора Шаляпина и Максима Горького; отважных полярников-челюскинцев и летчиков - первых Героев Советского Союза; Алексея Стаханова и его последователей; генералов Великой Отечественной войны, вышедших на Парад Победы в сорок пятом году; Юрия Гагарина и тех, кто вслед за ним поднялся в космическую высь; и Игоря Курчатова; и Галину Уланову…

Простая хроника Спасской башни звучит как увлекательный роман. Цепочка эпизодов, неотрывных от сооружения, складывается в непрерывную нить времени, тянущуюся из лабиринтов ближних и дальних эпох. Недаром в давнем трактате было сказано: «Перечислять все то, чему были свидетелями Спасские ворота, значило бы писать русскую историю Московского периода».

Бросим же несколько снопов-лучей в летописную даль. Что схватывает глаз в исторических сумерках?

Сначала совсем почти темно и нам неведомо многое о дубовом детинце Ивана Калиты. Но в белокаменном Кремле Дмитрия Донского были железные Фроловские ворота (Спасскими их стали называть гораздо позднее). Как они выглядели, мы лишь можем догадываться, ибо луч осветил только одну деталь. На воротах стояли фигуры, которые «резал в камени» Василий Ермолин, современник Ивана III. Одна изображала Дмитрия Солунского, покровителя великого князя, а другая - герб города Москвы: всадника («ездеца», как тогда говорили), которого гораздо позднее стали отождествлять с Георгием Победоносцем. Надо сказать, что на московском небосводе Василий Ермолин был звездой первой величины, и его имя сроднилось с наиболее ценными творениями зодчества и каменной скульптуры, в том числе с Фроловской стрельницей и кремлевскими стенами. Богатый купец, он возглавлял артель каменщиков, обновлявших Кремль. Художник, зодчий, ваятель, реставратор, он был заказчиком летописи, названной его именем. Немногие из посадских людей воплотили в себе с такой титанической энергией творческие силы пятнадцатого столетия, озаренного солнцем Куликовской битвы. Примечательно, что в его кипучей деятельности прослеживается одно направление - обращение к наследию домонгольской Руси, стремление восстановить утраченное, растоптанное копытами кочевых орд. Он неутомимо связывает нить времен - реставрирует надвратную церковь Золотых Ворот во Владимире, знаменитый Георгиевский собор в Юрьеве-Польском.

СПАССКАЯ БАШНЯ. ВИД С КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ

Москва времен Ивана III была достаточно именита и богата, чтобы приглашать итальянских зодчих, слывших - и являвшихся на самом деле - лучшими строителями в Европе. В этом смысле Москва следовала примеру Кракова, Праги, северонемецких городов, Парижа и Лондона. До наших дней сохранилась надпись на русском и латинском языках, вырезанная в камне над аркой главных ворот Кремля: «Иоанн Васильевич, божией милостью великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Псковский, Вятский, Угорский, Пермский, Болгарский и иных и всея России государь, в лето 30 государ-ствования своего сии башни повелел построить, а делал Петр Антоний Солари, медиоланец [1], в лето от воплощения господня 1491».

[1 Пьетро Антонио Солари, миланец.]

В. Д. ЕРМОЛИН. «СВ. ГЕОРГИЙ» ФРАГМЕНТ СКУЛЬПТУРЫ С ФРОЛОВСКИХ (НЫНЕ СПАССКИХ) ВОРОТ МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ. КАМЕНЬ. XV ВЕК

Башня, состоящая из десяти этажей, простояв без малого полтысячи лет, конечно, претерпела различные добавления, но основной архитектурный ее облик, приданный миланским зодчим, остался без изменения. Под северным небом, на далекой северо-восточной окраине Европы, возникло фортификационное и парадное сооружение, отдаленно напоминающее башни замков в Милане. Надо сказать, что итальянские мастера, работая в Кремле, проявили большое художественное чутье, объединив естественным образом привычные им архитектурные представления с традициями русского деревянного и каменного зодчества. Кроме того, Солари успешно решил и военную задачу, поставленную перед ним. Стрельница - не только сказочно прекрасный пролог для вступающего в Кремль, но и грозное оборонительное сооружение, готовое всегда встретить противника. Если враг прорывался в башню, то внезапно опускалась кованая решетка, отрезавшая и преграждавшая путь, - Москве не раз довелось увидеть стрельницу в деле.

Пьетро Антонио Солари - его летописцы уважительно величали архитектоном - много потрудился над созданием обновленного Кремля. Он возводил стену от площади до Неглинной, поставил башни у Боровицких и Константино-Еленинских стрельниц, а также вместе с Марком Руффо - Никольскую и Собакину (ныне ее зовут Арсенальной) башни.

Почему назывались ворота Фроловскими?

Фрола, небесного покровителя лошадей, Русь почитала усердно. Конь был пахарем и воином. Без коня были немыслимы ни работы в поле или в лесу, ни один поход, ни одна охота. По всей вероятности, в непосредственной близости от стрельницы, на Большом Посаде, окружавшем крепость, стояла церковь Фрола, к ней и шла дорога от ворот.

Над воротами «для часового боя» под башенкой висел колокол, а при нем находился часовник-мастер. Так башня в далекие времена начала отсчитывать московское время.

Когда установили первые башенные часы, мы не знаем. Но дата появления первых часов в Кремле известна. В 1404 году на дворе великого князя Василия I, старшего сына Дмитрия Донского, стал ударять в колокол молот, отсчитывая часы дневные и ночные. Это было чудо из чудес, и летописец, не скрывая восторга, писал: «Не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно, страннолеп-но…» Всего скорее, часы на воротах появились после сооружения главного входа, но первое упоминание о них относится только к восьмидесятым годам шестнадцатого века. Точнее, речь шла о плате часовщикам, которых вознаграждали не только рублями, но и сукном.

Башня вошла в народные сказания. Долго помнилось, как орда Тохтамыша силилась взломать оборону, а, убедившись в крепости кремлевских стен, пошла на вероломство, заманив хитростью-обманом воеводу и храбрецов к себе, и обрекла город на погибель. Существовало предание о том, что общенациональная святыня, икона Владимирской богоматери, одно время хотела покинуть Кремль и предать Москву язычникам и как святители отвели эту кару. Средневековье стремилось в бытовых происшествиях видеть вещие приметы и предсказания. Когда убитый Лжедмитрий был выволочен на Лобное место, гласит сказ, рухнул верх башни, Москва трепетала, объятая ужасом, предчувствуя глад, мор, войны и пожары.

После Смуты, принесшей Кремлю неисчислимые повреждения, стрельница была надстроена, увенчана пирамидальной башней с часами, замыкавшимися на железный запор. Кроме того, украсили ворота высеченными из камня изваяниями. Это было неслыханным новшеством. На четырех «каменных болванов», поставленных по углам - красоты ради, - надели разноцветные суконные одежды, чтобы «дать им вид живых людей». В 1645 году из Вятки в Москву была перенесена икона Спаса, ее встретили царь Алексей Михайлович и его приближенные. И с этого времени башня стала именоваться Спасскою. Перед этим Кирилл Самойлов отлил для часов новые колокола, а сложный механизм оборудовали устюжские мастера под присмотром Христофора Головея, прибывшего из «аглицкой земли». Часы указывали время и играли колоколами. Для этих часов соорудили каменный верх, существующий и ныне. Работу вел Важен Огурцов со своими содругами-каменщиками. Христофора Головея так высоко ценили, что платили ему, кроме жалованья, серебром, атласом, соболями.

Путешественник Павел Алеппский, прибывший в Москву из Антиохии, так писал о встрече со Спасской башней:

«Над воротами возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству и по громкому звуку своего большого колокола, который слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях, более чем на 10 верст… По зависти дьявола, загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и ось башни была охвачена пламенем вместе с часами, колоколами и всеми их принадлежностями, которые при падении разрушили своею тяжестью два свода… И когда взоры царя упали издали на эту прекрасную сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены, он пролил обильные слезы».

Башню и головеевские часы, конечно, восстановили, и они засияли прежней красотой. Примечательно, что циферблат был покрыт лазоревой краской, изображавшей небосвод со звездами, на котором сияли Солнце и Луна. Двигались не стрелки, а пятиметровый циферблат, представлявший круг-колесо. Неподвижная стрелка являла собой голубой сияющий луч… Время от времени часы чинили и промывали. На башне был установлен «долгий ящик» - в него опускались жалобы-челобитные, которые затем передавались в государевы палаты. Во времена Алексея Михайловича подьячим строго-настрого запрещалось въезжать в Спасские ворота на лошадях - в Кремль должно было идти пешком. Список часовщиков открывают имена - Шумило Жданов и его сын Алексей, те самые устюжские крестьяне, что трудились под главенством аглицкого мастера. С их легкой руки часы стали модной новинкой - их стремились иметь не только в государевых чертогах, но и в боярских и патриарших палатах. Московский быт семнадцатого века, кстати говоря, знал часы самых затейливых форм: в виде фляги, книжки, яйца, которое подвешивали на груди, настольные, с парящим над планетами орлом. Когда же появились часы на Троицкой башне, возникли споры и соперничество: чье время точнее? Мастерам делались строгие предписания, как следует себя вести: «…На Спасской башне в часовниках не пить и не бражничать, зернью и карты не играть, и вином и табаком не торговать, и воровским людям стану и приезду не держать… Чего у тех часов не будет - делать вновь». Сохранилась челобитная мастера с Троицкой башни, писавшего, что вдова часовщика плохо следит за временем на Спасской.

Петр Первый, любивший новшества, заказал башенные часы в Голландии, «притом с колокольнею игрою и танцами, против манера [по подобию], каковы в Амстердаме». Дело оказалось хлопотливым. Часы - с 12-часовым счетом - на корабле сначала прибыли в Архангельск. Потом их привезли в Москву и сгрузили в Немецкой слободе, во дворе Франца Лефорта, адмирала, петровского любимца. Потребовалось четыре года, чтобы установить часы на Спасской башне. Как о величайшем достижении Еким Гарнов, ладивший «колокольнюю музыку в 33 колокола», доносил, что его «радением часы приходят к окончанию». Наибольшее затруднение вышло из-за того, что бой и музыка не совпадали. Радости не было предела, когда Спасская башня запела часовой колокольной музыкой.

Вскоре Москва стала свидетельницей странного - быть может, в нашей истории единственного - поединка. Александр Меншиков, возвысившийся при Петре (сын придворного конюха, ставший генералиссимусом), задумал соперничать с самим Петром и превзойти его. Произошел эпизод, оставивший след в памяти города. Возле своего подворья, на месте обветшалой церковки, что у Поганого пруда, Меншиков приказал возвести огромный каменный храм. Пруд расчистили и стали именовать Чистым, а над храмом возвели огромный шпиль из дерева, превосходивший высотою колокольню Ивана Великого. Так появилась Меншикова башня, которую прозвали сестрою Ивана Великого. Но на этом «полудержавный властелин», как назвал Пушкин Меншикова, не успокоился. Меншикова башня должна была затмить и Спасскую башню. Александр Данилович за сказочную сумму купил в Лондоне часы-куранты, которые и установили на храме. Часы отбивали час, полчаса и четверти, - такого не было даже в Кремле. Торжество бывшего бомбардира Преображенского полка было полным, но кратковременным. Молния срубила шпиль, а часы - их век оказался недолог - были разобраны и свезены на Пушечный двор.

Эпизод имеет и аллегорический смысл. Все понимали, что Спасская башня - олицетворение Москвы, а меншиковский деревянный шпиль - всего-навсего прихоть светлейшего князя. Спасские куранты - дело всей Москвы, часы у Чистого пруда - не более как затея Александра Даниловича, у которого - все знали - ума палата, да действовал он не всегда бескорыстно. Наделала, как говорят в народе, синица славы, а моря не зажгла.

Долгое время от моста через ров возле Спасской башни к Ильинке был мост, на котором стояли лавочки, торговавшие книгами и лубочными картинками, любимыми простыми людьми. Тут же обитали духовные лица, ожидавшие приглашения занять приход или совершить какое-либо действо: обвенчать, отпеть усопшего, крестить ребенка… В вербную субботу Спасские ворота были своеобразной декорацией для так называемого «библейского действа», когда совершалось «хождение на осляти» - своего рода спектакль.

ЦЕРКОВЬ ГАВРИИЛА АРХАНГЕЛА («МЕНШИКОВА БАШНЯ») ФРАГМЕНТ.

Незабываемая страница связана с «грозой двенадцатого года». Байрон, никогда не бывший в Москве, представлял Наполеона на фоне северных экзотических сооружений, внушенных, очевидно, каким-либо кремлевским пейзажем, увиденным на английской гравюре: «Вот башни полудикие Москвы Перед тобой из серебра и злата Блестят на солнце, но, увы, То солнце твоего заката». Спасскую башню, как и весь Кремль, в конце концов озарило не столько солнце, сколько пожар Москвы. Наполеон хотел оставить на приречном холме лишь груду взорванных камней. К счастью, адский замысел не удалось осуществить. Очевидцы считали - Спасская башня не взлетела на воздух только потому, что пламя горевшего шнура было погашено проливным московским дождем - стояла оттепель.

КНИЖНАЯ ТОРГОВЛЯ У ФРОЛОВСКИХ (НЫНЕ СПАССКИХ) ВОРОТ КРЕМЛЯ. XVII ВЕК. Акварель An Bаснецова.

На снимках семнадцатого года Спасская башня выглядит полуразрушенной. Но впереди - преддверие новой славы. Кремлевские куранты зазвучали на весь мир. В предвоенные годы в праздничные дни возник обычай украшать древние стены кумачом, огнями-транспарантами.

С появлением на площади Ленинского Мавзолея от Спасских ворот к гробнице строевым шагом в положенное время проходят часовые роты почетного караула. В дни народных празднеств и военных парадов из Спасских ворот выходят руководители партии и правительства, направляясь к трибуне.

Спасская башня навсегда запомнила шаги Георгия Константиновича Жукова и других славных маршалов, генералов и военачальников - участников Парада Победы в сорок пятом, незабываемом году. Сразу после войны в московском небе вновь загорелись кремлевские звезды. И самая первая из них - звезда на Спасской башне. Москва, страна, весь мир радовались тому, что нет больше светомаскировки, что Кремль и его Спасские ворота опять сияют своей незатемненной величественной красотой. На башне восстановлено резное белокаменное убранство, ее знаменитые узоры, изображения зверей и птиц, заставляющие вспомнить далекие времена.

Когда в далеком путешествии, находясь в стодевятом царстве-государстве, куда и долететь можно только на ковре-самолете, включаешь приемник и вездесущие радиоволны доносят бой кремлевских курантов, как теплеет сердце - Москва шлет привет каждому из нас голосом вечной Спасской башни. И мы повторяем слова, навсегда запечатлевшиеся в памяти.

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь…