Глава 4 САНТО-ДОМИНГО

С нежного возраста я начал плавать по морю и не оставляю этого занятия по сию пору… Я путешествую вот уже целых сорок лет. Сколько путей доныне проложено, я прошел все. Я встречался и беседовал с людьми мудрыми, облеченными саном, и мирянами, латинянами и греками, евреями и маврами, и многими прочими других исповеданий…

Христофор Колумб. 1501 год

Было решено, что необходимо получить консультацию у маститых доминиканских историков, занимавшихся историей Колумба и, в частности, разрабатывавших тему, связанную с его погребениями. Они пользовались уважением в профессиональной среде, добились высокого положения в обществе и заслужили единодушное признание средств массовой информации. Так что их помощь могла стать неоценимой для следствия.

Местом неформальной встречи с эрудитами снова выбрали «Мезон де Бари». Стол в зале на втором этаже, закрытом для посетителей по такому случаю, стал импровизированной университетской кафедрой. Ожидалось, что историки дадут мастер-класс международной следственной группе. Для успешного завершения дела детективы нуждались в новых идеях и версиях и рассчитывали услышать что-то для себя полезное от квалифицированных специалистов.

Альтаграсиа представила почетных гостей.

Первый интеллектуал был человеком преклонных лет, убеленным сединами, с усами и в очках в черепаховой оправе. Он курил толстую сигару, наполнявшую зал специфическим ароматом. Его представили как дона Рафаэля Гусмана, ректора престижного Папского католического университета Мадре-и-Маэстра, основанного в 1962 году после смерти диктатора Трухильо. В этом учебном заведении преподавали ряд актуальных дисциплин, весьма востребованных в доминиканском обществе.

Второй эрудит, профессор Автономного университета Санто-Доминго, был представлен как дон Габриэль Редондо. Он выпустил серию книг о находке останков адмирала в XIX веке и считался авторитетом в области истории открытия Америки. Однако коньком профессора являлось урбанистическое развитие Санто-Доминго начиная с момента основания города. Тоже уже не юноша, Редондо выглядел моложаво с шевелюрой, лишь слегка подернутой сединой, и демонстрировал манеры, наводившие на мысль, что он малый удалой.

Команду ученых замыкала ведущий профессор Технологического института Санто-Доминго донья Мерседес Сьен-фуэгос. Специалист в области экономики эпохи Колумба, она защитила докторскую диссертацию в одном из американских университетов и выступала автором многочисленных публикаций, снискавших международное признание. Ее лицо, отличавшееся угловатостью черт, выражало твердость и уверенность. Седые волосы, тщательно приглаженные и зачесанные назад без особых ухищрений, придавали ей вид типичной ученой дамы.

Оливер имел возможность внимательно рассмотреть каждого из профессоров во время утомительного представления, которое устроила Альтаграсиа: она расхваливала своих друзей, особенно наставницу, уснащая речь бесчисленными прилагательными. Испанец выразил признательность, что столь именитые историки нашли время прийти, и попытался сломать ледок отчуждения неформальным обращением.

— Вижу, вы курите превосходнейшую гаванскую сигару.

— Ошибаетесь, сеньор Оливер, — отвечал Рафаэль Гусман. — Это доминиканская сигара, а они, как правило, намного лучше сигар наших соседей.

— О, прошу прощения! — развел руками испанец. — Дело в том, что я сам не курю и как профан всегда считал, что сигары производят на Кубе.

Эдвин, воспользовавшись этим кратким обменом репликами, закурил сигарету, что еще сократило количество кислорода в уже задымленной комнате.

Альтаграсиа, желая направить разговор в нужное русло, ближе к теме, ради которой они собрались, задала гостям прямой вопрос:

— Как вы считаете, зачем грабителям могли понадобиться кости?

— Вы должны признать, что суть дела лежит на поверхности. Останки сами по себе представляют большую историческую и материальную ценность. Очень многие охотно заплатили бы за них, — ответил ректор дон Рафаэль Гусман.

— Конечно, материальную стоимость похищенного не следует упускать из виду, — взял слово Габриэль Редондо. — Все, что касается Христофора Колумба и его потомков, в этой стране имеет огромную ценность. Подумайте, только письма адмирала, которые всплывают время от времени, причем львиная доля из них — фальшивки, уходят с молотка по заоблачным ценам.

— Кстати, полагаю, вам полезно знать, что даже урна, где хранились останки, имеет огромную ценность. Кое-кто уверен, что за нее можно получить солидный куш в долларах. Доминиканская пресса не умолкая разглагольствует по этому поводу с момента ограбления, — высказалась донья Мерседес.

— Если мотивом кражи являлась нажива, то зачем тогда преступникам было оставлять улики в виде подписи Колумба на фасаде? — рискнул спросить Эдвин.

— Нам стало известно, что украдены также останки из Севильи. Испанская пресса ни о чем другом не говорит с тех пор, — вмешался Рафаэль Гусман. — Комбинированная акция и одинаковые улики и в том и в другом случае могут означать, что вдохновители преступления желают завязать некую полемику. Другой вариант — они специально оставили след, который кому-то служит сигналом.

Оливер сообщил, что это одна из версий испанской оперативной группы, которая ведет следствие по севильскому эпизоду. Если мотивом кражи была нажива, тогда в действиях преступников отсутствует всякая логика. Зачем оставлять улику, бросающуюся в глаза — уж слишком крупно они намалевали подпись.

— Вы, полицейские, слишком недоверчивы, — возразила донья Мерседес. — Разве не могли воры таким образом попытаться запутать следы? Я не сомневаюсь: мотив был сугубо меркантильного порядка. Очень многие хотели бы заполучить останки адмирала и готовы заплатить за это.

— Но в таком случае почему на Маяке украли только останки, не тронув других экспонатов? — удивилась Альтаграсиа, выдавая растерянность. — Их ценность не меньше…

Габриэль Редондо согласился: сокровища, собранные в музее Маяка, имеют непреходящее значение. Они обозначают вехи доминиканской истории и служат своего рода ключом к пониманию ее основных этапов: доколумбовой эры и периода после открытия Америки. Нельзя забывать, подчеркнул дон Габриэль, об огромной ценности коллекции искусства индейцев племени таино,[14] коренных жителей острова до появления на нем европейцев. Возможно, воры посчитали останки более стоящими по сравнению с другими экспонатами Маяка из-за большого ажиотажа, который вызвала буквально во всем мире процедура установления подлинности испанских останков в противовес доминиканским. А может, они просто не знали, что в гробнице Колумба в Санто-Доминго хранятся другие не менее ценные сокровища.

— Сеньоры, — академическим тоном завел речь Рафаэль Гусман, — наш народ является древнейшим на территории Америки. Мы не стали первой независимой страной, но были той землей, где прежде вершилась история, повлиявшая на развитие человечества. У нас славное прошлое, несмотря на то что из-за нынешнего состояния отечественной политики и скудных ресурсов Доминиканская республика занимает далеко не первое место на мировом уровне. Но это вовсе не означает, что мы утратили любовь к родной земле и ее истории. Смею вас уверить: вся коллекция, размещенная в музее Маяка, представляет собой величайшую ценность для доминиканского народа.

— А почему вам кажется, что грабители — доминиканцы? — тотчас отреагировал Оливер.

— Мы лишь высказываем догадки, сеньор Оливер, мне не хотелось бы навязывать какую-то определенную точку зрения…

— Понимаю.

— Я думаю, вам не следует сбрасывать со счетов наше мнение, даже если вы с ним не согласны, — решительно высказалась донья Мерседес. — Загадки истории Колумба, на которые не нашлось ответов за истекшие пятьсот лет, причем многие из них связаны с прошлым нашей страны, могут заявить о себе в ходе вашего следствия. Я ни секунды в этом не сомневаюсь.

Альтаграсиа взяла за руку донью Мерседес Сьенфуэгос, и ее жест не остался незамеченным Оливером.


Возвращаясь назад, в свои кабинеты, детективы обменялись мнениями, обобщив собранные к тому моменту данные. Эдвин считал, что стоит продолжать расследование, опираясь на договор с Интерполом, и отслеживать возможные попытки грабителей продать краденый товар на национальном или международном рынке. Альтаграсиа полностью одобрила его позицию. Тем более что она нашла подтверждение в беседе с эрудитами и совпадала также с версией национальной полиции о мотивах преступления, выводимой из высокой стоимости похищенных реликвий.

— Мы движемся в неверном направлении, — заявил Андрес Оливер. — Выводы ваших друзей вполне компетентны. Однако в Испании разрабатывают совершенно другую версию.

— Не забывай, ты обещал делиться с нами всей важной информацией, и если появится какой-нибудь факт или улика, мы должны узнавать о них немедленно, — напомнила Альтаграсиа, стараясь выдержать строгий тон.

— Подход моих испанских коллег к раскрытию данного преступления сильно отличается от нашего. Я потолковал с ними в подробностях об этом деле и вынужден констатировать: наше расследование идет совсем в другую сторону.

— И что ты предлагаешь? — спросила Альтаграсиа.

— Вместе отправиться в Испанию и посмотреть, что обнаружено там, тогда как доминиканская полиция продолжит розыск здесь.

Предложение обсудили и единодушно приняли. Сыграло роль и то обстоятельство, что пока не появилось никаких новых следов, ничего, что позволило бы сформулировать хотя бы рабочую версию.


Эдвин был обязан уведомить шефа о своих планах. Во второй раз за последние дни он вступал под своды тяжеловесного здания, получив возможность снова почувствовать угнетающую ауру давящей архитектуры. Среди могучих колонн под высокими сводами гулко отдавался каждый его шаг Он вошел в кабинет шефа и подробно доложил о том, что удалось выяснить за истекшее время, изложив имевшиеся версии ограбления.

— Мы намерены отправиться в Севилью, чтобы разобраться, что же произошло там, — сообщил он, рассчитывая получить «добро».

— Этот шаг мне представляется разумным, — высказался начальник. — Но не забывай, что мы должны действовать с крайней осторожностью. Для нас очень важно дать понять, что останки, украденные у нас, являются подлинными, а следовательно, нам необходимо их вернуть.

— Это же очевидно.

— Не настолько. Если мы найдем наш прах, а они нет, тогда…

— К чему вы клоните? — с беспокойством спросил Эдвин.

— Маяк Колумба и тот факт, что там покоится прах самого адмирала, первооткрывателя Нового Света, на протяжении многих лет привлекают в нашу страну миллионы туристов. Представляешь, что будет, если мы не вернем останки? Или же найдутся севильские кости, а не наши? Мы потеряем колоссальный доход в сфере туризма! А это один из столпов нашей многострадальной экономики.

— Не понимаю, что тут могу сделать лично я.

— Президент просил меня сделать все возможное, чтобы сохранить статус-кво в отношении гробницы Колумба и вернуть наш прах незамедлительно. Любые меры, которые мы предпримем для подтверждения подлинности нашей реликвии, особенно если мы ее обнаружим, а испанцы нет, открывают перед нами заманчивые перспективы по укреплению престижа нашей страны в мировом масштабе. Догадываешься, какие преимущества нам это даст? — спросил он, глубоко затянувшись сигарой и устремив взгляд куда-то в потолок.


Альтаграсиа была в своем рабочем кабинете, когда секретарь по внутренней связи сообщила ей о звонке матери. Замечательная идея — поехать в Севилью! Альтаграсии уже доводилось бывать в Испании, но она впервые собиралась в тот самый город, куда стекался поток золота из Америки. Как историк и знаток искусства она предвкушала осмотр испанских достопримечательностей и прежде всего, конечно, кафедрального собора и гробницы Колумба.

— Я приготовила все, что ты просила. Но мне не нравится твоя компания: полицейский и какой-то испанец!

— Ну вот, мама, ты как всегда! Это моя работа, и я должна ее делать. Не волнуйся, когда-нибудь я встречу человека, на которого смогу опереться и кто даст тебе желанных внуков. А пока у меня есть работа.

— Ты очень красивая, и тебе нужно соблюдать осторожность с мужчинами. Ну и как этот Эдвин Таварес? По крайней мере ты едешь с полицейским, в случае чего он о тебе позаботится.

— Хороший человек, очень приятный, танцует божественно. И он мне нравится, — со смешком ответила Альтаграсиа.

— Уж не влюбилась ли ты в него?

— Мама, ты опять за свое…


День накануне отъезда в Севилью Оливер потратил на покупки в колониальном районе доминиканской столицы. Жизнь одинокого холостяка, не обремененного многочисленным семейством, давала ему возможность всецело сосредоточиться на работе. А дел ему хватало, учитывая занятость в полиции и преподавание в университете. Он решил, что какому-нибудь студенту докторантуры Мадридского университета Комплутенсе[15] будет приятно получить в качестве сувенира образчик ремесленного искусства тайно. Научный отдел полиции и занятия в университете заполняли почти всю его жизнь. Судьба ему улыбалась, и к без малого сорока годам он достиг заметных успехов в полиции, что по идее являлось хорошим стимулом стремиться к новым вершинам на профессиональном поприще. Однако преподавание давало ему возможность окунуться совсем в иную атмосферу, не столь напряженную, а главное, позволяло непрестанно пополнять багаж знаний.

И однажды он, возможно, осуществит мечту, к которой стремится многие годы. Заветная эта мечта — избавиться от одиночества. Оливер верил, что рано или поздно решит эту самую большую свою проблему. Он горячо на это надеялся. И преподавание в университете в какой-то степени его веру поддерживало.

Андрес зашел в магазинчик на улице Эль-Конде, где в изобилии были представлены деревянные маски, рисунки и гипсовые рельефы с индейскими мотивами. Он спросил продавщицу, все ли выставленные предметы относятся к ремесленному искусству таино. Молоденькая девушка ответила, что вполне вероятно. Хотя лично она не отличила бы их от образцов гаитянского искусства, подразумевая товар из соседней страны, делившей остров с Доминиканской республикой.

Оливер решил, что несколько деревянных масок и фигурок туканов, тоже сделанных из дерева местных пород, ярко и красиво раскрашенных, вполне подойдут для подарков ученикам. Закончив с покупками, он направился в маленький ресторан на углу улицы, примыкавшей к площади Колумба. С этого места он мог любоваться собором и площадью, где адмирал простирал руку к небесам, а красавица индианка Анакаона стремилась взойти вверх, к Первооткрывателю. Взглянув на памятник, Оливер вспомнил, что хотел прочитать надпись на постаменте.

Он заказал ром, и пока напиток готовили, воспользовался паузой, чтобы подойти к монументу. Над ним кружила большая стая голубей, мешая спокойно приблизиться. На основании памятника имелась мемориальная табличка: «Вседостойнейший и просвещенный дон Христофор Колумб».

Ту же фразу они обнаружили в бумагах воров. И мысль об этом не давала ему покоя. Воров интересовали эпитафии на гробницах мореплавателя. Не исключено, что их занимали надписи и на других памятниках Колумбу. В частности, вот на этом, установленном на площади, названной в честь величайшего первооткрывателя всех времен. Не следовало упускать из виду любые надписи на всех памятниках адмиралу.

Оливер поднял голову, и его внимание вновь привлекла фигура индианки Анакаоны, чья история всегда производила на него глубокое впечатление.

Ее образ потряс его и теперь.

Он в первый раз воочию видел физическое воплощение красавицы героини. Скульптурное изображение удивительным образом совпадало с тем обликом, какой Оливер долгие годы рисовал в своем воображении. Он был искренне взволнован. Возможно, дело было в том, что он много лет идеализировал и даже обожествлял личность индианки, и вдруг она предстала перед ним в полный рост.

Оливер помнил, как рассказывал ученикам о судьбе этой красивой правительницы таино, сестры Боэчио, касика королевства Харагуа.

На миг он вернулся в университетскую аудиторию, где два раза в неделю читал студентам лекции, освещая довольно широкий круг тем. В том числе и эту.

Один из самых любимых его спецкурсов, входивший в академическую программу, посвящался истории коренного населения острова, ставшего жертвой стремительной испанской колонизации. Этот раздел темы освоения Нового Света являлся наименее изученным и рассказывал о прошлом народа, не имевшего исторической памяти, так что оценить богатство культуры, погубленной под лживым предлогом насаждения новой, более развитой цивилизации, можно было только условно.

Когда Колумб пристал к берегам Эспаньолы, на острове существовало пять королевств с могущественными вождями во главе. Одно из них называлось Магуа. Оно находилось в районе Вги, к югу от современного города Сантьяго-де-лос-Кабальерос и к северу от Санто-Доминго.

Второе королевство, Мариен, занимало территорию, где позднее основали Пуэрто-Реал. Третьим королевством была Магуана, чудесная, необыкновенно красивая земля. Четвертое королевство носило название Игуэй.

И наконец, Харагуа — королевство, где жила индианка по имени Анакаона, первой из племени таино выучившая испанский язык.

Рассказывая студентам историю этой замечательной женщины, Оливер придерживался версии, изложенной отцом Бартоломе де Лас-Касасом: данные о путешествиях Колумба, которые он приводил в своей книге, всегда считались наиболее достоверными.

С самого начала Анакаона, женщина, наделенная гибким умом и дерзостью, понимала язык испанцев и не оставалась в стороне от многочисленных стычек и конфликтов.

Она освоила устную и даже письменную кастильскую речь с поразительной легкостью и помогала решать множество недоразумений, возникавших из-за несовместимости двух культур. По сообщениям хроник той эпохи, супруга Каонабо, касика Магуаны, была женщиной очень одаренной и просвещенной.

Ее имя на языке индейцев означало «золотой цветок», и оно склонялось на все лады в песнях и поэмах, исполнявшихся на больших ритуальных праздниках, во время которых под предводительством касика воспевались и воссоздавались мифологические сцены сотворения мира.

Ее муж, Каонабо, принимал участие в разнообразных столкновениях с колонизаторами. Он возглавлял поход на форт Навидад, сооруженный из обломков одного из первых кораблей, достигших Нового Света, — «Санта-Марии». Флагман флотилии сел на рифы у гаитянского мыса, и его обшивка послужила адмиралу для строительства крепости, где должна была укрыться часть команды в ожидании прибытия новой экспедиции. Но когда адмирал, совершив второе плавание, прибыл на Эспаньолу, форт Навидад был разрушен, а колонисты из первого европейского поселения в Новом Свете погибли. Колумб захватил Каонабо, посадил на корабль и отправил пленником на Иберийский полуостров. Во время путешествия индейский вождь был убит.

После смерти мужа у Анакаоны, пытавшейся сосуществовать с испанцами, начался беспокойный и тяжелый этап в жизни. Постоянные демарши и зверства отдельных групп поселенцев, а также жестокость самого адмирала и его людей вызывали яростное возмущение коренного населения. Женщина из народа таино не раз выступала посредницей во время бесконечных стычек, пользуясь своими способностями находить с людьми общий язык. Она не только помогала решать проблемы сосуществования двух культур, возникавшие между испанцами и ее соплеменниками, но в ряде случаев оказывала решающее влияние, утихомиривая бунты, спровоцированные колонистами, утвердившимися на большей части острова. Колонизация Нового Света происходила бурно, в короткий срок и с большими сложностями. Она изо всех сил пыталась добиться умиротворения и преуспела в этом благодаря незаурядным дипломатическим способностям.

Во время третьего путешествия, ввиду беспорядков на острове, первооткрыватель был арестован вместе с братьями и посажен в тюрьму в Санто-Доминго. Затем он в цепях был отправлен в Кастилию, где король Фердинанд Католик повелел снять с мореплавателя все обвинения и восстановить в правах. Однако адмирал лишился должности губернатора острова.

Его преемником стал Николас де Овандо. Едва взяв бразды правления в свои руки, он задался целью навести порядок и подавить смуту. Чтобы покончить с мятежными касиками, он приказал запереть как можно больше таино в их хижинах и сжечь.

Вскоре Анакаону несправедливо обвинили в участии в заговоре и повесили во время карательной экспедиции, ставшей одной из самых черных страниц в истории конкисты. Это произошло в 1503 году.

Оливер вернулся в ресторан. Сделав заказ, он устроился за столиком на улице. Отсюда ему была хорошо видна статуя Анакаоны. Спустя некоторое время он вдруг с изумлением обнаружил: как же она похожа на Альтаграсию!..

Загрузка...