Глава 20

Ханна

Я добавляю «Мармот» в свой список счастливых мест.

В частности, шезлонги на балконе в ресторане «Мармот», сытный французский луковый суп с хрустящими гренками «Грюйер» и легкое возбуждение, которое испытываю всего от одного бокала шампанского.

Это идеальный день и на небе ни облачка. Я греюсь на теплом солнце, слушая, как из бара, расположенного чуть выше по склону, доносятся ритмы «Лоу-Фай Хаус» музыки. Кэмерон, к счастью, во время обеда держал руки при себе, если не считать случайного соприкосновения своего колена с моим, когда никто не видел.

Даже если он не прикасается ко мне, я настроена на его присутствие. Эти мягкие волны, зачесанные назад после утренней пробежки под его шлемом, морщинка на лбу, когда он смотрит в мою сторону из-за солнцезащитных очков. Полнота его нижней губы, шея, загар от дней, проведенных под горным солнцем. Он не отставал от меня все утро, пока мы преодолевали несколько более легких красных трасс, но, всегда осторожно, ведь мой брат мог появиться из ниоткуда, и я не смогла заставить себя сделать большее, чем пара быстрых поцелуев.

Напряжение между нами нарастает, такое электрическое, что я могла бы разглядеть его в комнате с завязанными глазами.

Когда все допивают свои напитки и отправляются в туалет, мы поднимаем наши лыжи на вершину трассы в Льевре и снова надеваем все наше снаряжение. Я чувствую кайф и головокружение. Разреженный горный воздух, оживление, вся моя семья в сборе, Кэмерон и жизнь в целом.

Обычно мы мчимся по склону, но сегодня я никуда не спешу, жалея, что не могу сдержать это чувство и сохранить его при себе как можно дольше.

— Кто придет последним, тот тухлое яйцо! — кричит мама и срывается с места еще до того, как папа успевает взять в руки лыжные палки.

Раньше я сходила с ума, когда она так говорила. Какой ребенок захочет быть тухлым яйцом? Сейчас, однако, мне нравится, что она все еще говорит эти глупости из нашего детства, и, оглядываясь назад, я вижу, что это сделало нас лучшими, смелыми, быстрыми лыжниками.

— О, так я тухлое яйцо? Очень мило, Шерил! — кричит Кэмерон ей вслед. Райан и папа следуют за ней, оставляя нас с Кэмом одних на вершине склона. Он касается своим плечом моего, и я чувствую, что, возможно, могла бы наклониться и поцеловать его. — Хочешь ввести новое правило?

— Зависит от правила.

— Последний, кто окажется внизу, получит поцелуй?

— Договорились, — я втыкаю лыжные палки в снег, скрещиваю руки на груди, отказываясь сдвинуться с места хоть на дюйм.

— Ты даже не заставишь меня потрудиться ради этого? — смеется он.

— Не-а.

Кэмерон наклоняет голову, чтобы она оказалась ниже уровня моего шлема, а затем его рот оказывается на моем. Мягкий, теплый, стон проскальзывает между его и моими губами.

— Я так сильно хочу тебя.

— Они будут гадать, где мы, — ненавижу себя за то, что говорю это, но это все, о чем я могу думать.

— Я возьму вину на себя. Притворись, что я упал. Тогда ты сможешь выхаживать меня, пока я не восстановлюсь, — он снова целует меня, одной рукой обнимая за плечи, чтобы притянуть ближе, когда я таю под его языком. Я была одержима еще до того, как встретила его. Теперь, когда я знаю, что он так целуется, это пугает. Я могла бы раствориться в нем.

— Снимите комнату! — кричит какой-то парень, когда проскальзывает мимо нас, и мы расходимся. Кэмерон недоверчиво качает головой.

— Мелкий членоблудник.

— Пойдем, — говорю я, снова наматывая палки на запястья. — Я хочу тебе кое-что показать.

— Следуй за мной, — кричу я ему в ответ, указывая правой рукой в сторону леса, который тянется вдоль трассы. Приближаясь, я замедляюсь до бокового скольжения, высматривая просвет между деревьями, и когда нахожу его, проскакиваю между ними.

— Ох, какого хрена, — слышу я его крик позади себя несколько секунд спустя.

— Просто позволь своим лыжам следовать по следам. И пригнись.

Спрятавшись в лесу есть скрытая лыжня, гладко протоптанная теми, кто знает, что она тут есть, и защищенная от солнечных лучей огромными соснами над нами. Я петляю между стволами, пригибаясь, чтобы избежать нижних ветвей.

На развилке я сворачиваю направо, уводя нас глубже в лес, пока мы не достигаем небольшой поляны вокруг старого пня. Думаю, что когда-то в него ударила молния, и теперь это скрытое убежище, покрытое несколькими футами снежного покрова под нетронутой пылью.

— Срань господня, это было потрясающе! — он упирается руками в колени, тяжело дыша, чтобы восстановить дыхание, когда адреналин захлестывает его. — Мои бедра горят.

— Подумала, тебе здесь понравится. Мы всегда считали, что это наше особенное место, когда были детьми.

— Иди сюда, — говорит он, отбрасывая палки в сторону и расстегивая шлем. Я делаю то же самое, надевая его на запястье, когда он катится на лыжах ко мне, одна его нога скользит между моими, другая сбоку от меня.

Наши рты соприкасаются с одинаковой силой, оба голодны после стольких часов, когда не могли насытиться друг другом. Его руки обхватывают мое лицо, наклоняя меня к себе, в то время как мои хватаются за края его куртки, притягивая его ближе.

Его поцелуи колеблются между нежными и дразнящими, покусывая мою губу, и отчаянными и ищущими, когда его язык скользит по моему.

Он подталкивает меня назад, и я легко скольжу, пока моя спина не ударяется о снежный покров позади меня. Одна рука обхватывает мой затылок, когда он прижимает меня коленом к месту и…

— О боже, да, — громко стону я.

— Штучки с коленом?

— Штучки с коленом, — я киваю ему в губы, слегка всхлипывая, когда он прижимается сильнее, покрывая поцелуями мое горло, чтобы нежно пососать нежную кожу там. Мои бедра инстинктивно сжимаются, отчаянно нуждаясь в трении, но из-за нижнего белья, базовыми слоями и лыжными штанами слишком много слоев между нами. Я так сильно хочу, чтобы он прикоснулся ко мне, что схожу с ума.

— Мне нужно побыть с тобой наедине, — выдыхает он, вторя моим мыслям.

— Прямо сейчас мы одни, — шепчу я, опуская руку на твердую выпуклость за его молнией.

— Голыми и наедине. Не знаю, разумно ли это здесь, на холоде, — вероятно, он прав. Здесь, в тени деревьев, температура кажется гораздо ближе к нулю, хотя этого нельзя сказать по тому, как горячо пульсирует моя кровь в венах. — Я хочу делать с тобой все, что угодно, но не здесь. Можем ли мы как-нибудь это устроить?

— Не знаю, — вздыхаю я, прижимаясь лбом к его груди. — В шале всегда кто-то есть.

Он гладит меня по волосам и тоже вздыхает:

— Черт. Я изголодался по тебе.

— Может, как-нибудь вернемся пораньше? Или вообще откажемся от катания на лыжах?

Он снова целует меня, на этот раз нежнее, и я закрываю глаза и позволяю себе раствориться в нем. Поцелуи Кэмерона — это удовольствие для всего тела. Даже когда его рот сосредоточен на моем, его руки заботятся обо всем остальном. Они исследуют, играют с моими волосами, хватают меня за бедро, сжимают мою грудь через куртку — все это лишь мелкая дегустация того, что он действительно мог бы сделать со мной, если бы у него был шанс.

— Мы найдем способ. Обещаю.

Загрузка...