Мои друзья

III

Назавтра я провел день, повторяя, что не пойду к Бийару. Он способен ласкать свою любовницу передо мной. Она сядет ему на колени. Будет щекотать ему ухо.

Эти знаки дружбы вывели бы меня из себя.

Любящие – эгоисты и невежи.

В прошлом году молодожены жили в комнате, где сейчас молочница. Каждый вечер они облокачивались на окно. По звукам их поцелуев я мог сказать, были то поцелуи в губы или в тело.

Чтобы их не слышать, я шатался по улицам до полуночи. Когда я возвращался, я раздевался в молчании.

Однажды, к несчастью, ботинок выпал у меня из рук.

Они проснулись, и снова начались звуки поцелуев. В ярости я постучал в стену. Я человек не злой, и несколько минут спустя я пожалел, что помешал им. Должно быть, они смутились. Я принял решение принести им извинения.

Но в девять утра взрывы смеха снова пронзили стену. Влюбленным было наплевать на меня.

Вечером после ужина я прогуливался по бульвару Сен-Жермен. Магазины погасили свои огни. Арки фонарей освещали листву деревьев. Трамваи, длинные и желтые, скользили без колес, как коробки. Рестораны пустели.

В воздухе разнесся бой. Восемь часов.

Хотя Бийар и не был идеальным другом, я не переставал думать о нем.

Мое воображение создало идеальных друзей на будущее, но в ожидании их я готов был довольствоваться чем угодно.

Возможно, его любовница и не красивая. Я заметил, что женщины, которых мы не знаем, всегда представляются нам красивыми. В армии, когда какой-нибудь солдат в полку рассказывал мне о своей сестре, о своей жене, о своей кузине, я тут же представлял себе великолепную девушку.

Не зная, чем занять время, я направился к отелю Канталь. По дороге я подумал было повернуть назад, но перспектива пустого вечера быстро прогнала это слабое намерение.

Улица Жи-ле-Кер пахла стоячей водой и вином. Сена текла рядом с сырыми домами этой улицы. Дети, которые ее пересекали, имели в руках литровые бутыли вина. Прохожие шли по мостовой; можно было не бояться машин.

То там, то сям эти пустынные лавки, которые закрываются поздно, продавали вареные овощи, зеленое пюре и картошку, которая дымилась в цинковых тазах.

Было слишком рано идти к Бийару. Я не люблю являться сюрпризом к людям, потому что они вообразят, что я пытался узнать, что у них на ужин.

От пальто у меня немели плечи. Судорога в боку заставляла идти согнувшись. Вечерами лучше не садиться на скамью, вызываешь жалость.

Потому я зашел в бар на площади Сен-Мишель и, по привычке, заказал черный кофе. Я повесил шляпу в угол, перед зеркалом.

На керамических стенах прекрасные египтянки наполняли кувшины. Два господина в современных костюмах играли в шахматы. Поскольку правила этой игры мне незнакомы, я не понимал ничего в геометрическом развитии пешек.

Гарсон в куртке из ткани альпага, разрезанной на животе, принес мне кофе. Он был вежлив. Он даже принес мне "Иллюстрасьон" в картонной папке.

Едва я открыл это издание, как запах глянцевой бумаги напомнил мне, что я нахожусь не в своем окружении. Все же я пролистал журнал. Чтобы рассмотреть фотографии, я должен был наклоняться, потому что они отсвечивали.

Время от времени я бросал взгляд на свою шляпу с тем, чтобы удостовериться в ее присутствии.

Дойдя до объявлений, я закрыл папку.

Мое блюдечко, полное холодного кофе, было отмечено цифрой в тридцать сантимов. Я надеялся, что это цена кофе; но так как эти блюдца произведены еще до войны, я боялся, что будет больше.

– Гарсон!

Через секунду он взял мою чашку и протер столик, который я отнюдь не запачкал.

– Тридцать сантимов, господин.

Я заплатил монетой в один франк. У меня было намерение не давать на чай больше двух су. В последний момент, испугавшись, что этого недостаточно, я оставил четыре су.

Я вышел. Спина больше не болела. Кофе еще грело мне желудок.

Я шел по улицам с уверенностью и удовлетворением служащего, покинувшего свою контору. Впечатление от того, что я играю роль в толпе, привело меня в хорошее настроение.

Я вставил себе в рот последнюю сигарету, хотя хотел сохранить ее на завтрашнее утро. Несмотря на то, что спички у меня есть, я предпочел попросить огня у прохожего.

Один господин стоял на "островке спасения", куря сигару. К нему я подходить поостерегся, зная, что любители сигар не любят давать прикуривать: они дорожат своим пеплом.

Дальше по пути – ибо у меня был путь – курил другой человек.

Сняв шляпу, я обратился к нему. Он подставил мне свою сигарету и, чтобы она не дрожала, упер палец о мою руку. Ногти его были ухожены. Безымянный палец был украшен перстнем с печаткой. Его рукав опускался до большого пальца.

Поблагодарив три или четыре раза, я откланялся.

Еще долго я думал об этом незнакомце. Я пытался представить, что он подумал обо мне и имел ли он те же впечатления, что я.

Мы всегда пытаемся произвести хорошее впечатление на людей, которых не знаем.