Мокрый не боится дождя

Глава 1 «Первая рюмашка — колом!»

— Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки! — провозгласил хозяин, раскупоривая бутылку водки.

Садовой поморщился. Известная со времён студенческих пирушек фраза. Но дружку его невдомёк: она принадлежит Игорю Северянину. Тем не менее профессор поддержал Пашин зачин:

— А мой отец — донецкий шахтёр — говорил так: первая рюмашка — колом, другая — соколом, прочие — пташками.

Они выпили ту, что колом.

— Садовник, ты веришь, что они взяли настоящего преступника?

Вопрос вместе с пластинкой сыра повис в воздухе. Но лишь на пару мгновений.

— Паш, ты всё ещё ломаешь голову?

— Наш египетский друг, врач по профессии, убеждал меня, что любая мыслительная деятельность благотворна для людей пенсионного возраста.

— Понял, — подал ответную реплику профессор и принялся пережёвывать сыр, закусывая рюмашку водки, которую употреблял редко, но метко.

Хозяин положил гостю кусок баранины, справедливо полагая, что в случае с водкой одним сыром не обойтись.

Мужчины остались одни. Дания, накрыв стол, удалилась к себе. Софья Михайловна и Рафаэль Фаттахович совершали вечерний моцион. Костя спал.

Поздние ужины вдвоём — в духе их молодости. На кухне ДАСа, светлой и просторной, они жарили картошку. Пока традиционное студенческое блюдо доходило до нужной кондиции, вели разговоры. Правда, не столь вольные, как в кофейне.

— И до чего дорефлексировался? — задал вопрос гость, промокнув салфеткой губы.

— Египетская полиция не ошиблась.

— У тебя есть доказательства?

— Прямых, увы, нет. — Белозерцев откинулся на спинку венского стула.

— Ты о «Братьях мусульманах»?

— Разве не ты толковал о том, что это не их почерк, что эти ребята не воюют с женщинами, и если кого-то и предают смерти, то исключительно египетских военных и полицейских?

— Но и мусульманский брат мог элементарно сбрендить. — Садовой последовал примеру друга и откинулся на высокую гнутую спинку, пришедшую на помощь его отяжелевшему затылку. Дабы остановить этот процесс, он дал зарок: не притрагиваться больше ни к еде, ни к питью. — Я встречал в Киеве людей, которые прошли через «горячие точки». В восприятии мира у всех чётко намечена демаркационная линия: «свои» — «чужие». Это привносило сложности в их существование на гражданке.

— Ты на кого намекаешь? — спина Белозерцева подалась вперёд.

— Абдель сошёл с катушек, — бесстрастно продолжал профессор. — А что касается твоей афганской эпопеи, это было давно. Ты успел восстановиться.

Хозяйский отяжелевший торс вернулся на спинку стула.

— В этих преступлениях — восточный колорит, — примирительно продолжил Белозерцев.

— Что ты имеешь в виду? — Профессорский чуб, в котором стало больше соли и меньше перца, качнулся в сторону собеседника.

— Убить человека не так-то легко, особенно собственными руками. «Янки» и европейцы в этом отношении чистоплюи — предпочитают дистанционное механическое воздействие. Пули, снаряды, бомбы, мины. Твои земляки, кстати, тоже.

Профессор хотел было встать на защиту украинцев, но вовремя прикусил язык. Хотя алкоголь вовсю гулял по крови, разум оставался ясным.

— Я бы не стал развешивать ярлыки, Паша. Особенно когда дело касается женской души.

Он не успел договорить. В столовую тенью проскользнула Дания Рафаэлевна, одетая в халат — явный сигнал: «пора в постель!» Не говоря ни слова, она занялась заменой тарелок.

— Лапушка, ты лучшая в мире татарская жена! — объявил Белозерцев.

— Что-то ещё подать? — поинтересовалась Дания, хорошо осведомлённая по части мужней лексики: если называет «лапушкой» и «лучшей татарской женой», значит налился выше бровей.

— Кофе.

— А по мне так лучше чаю, Даночка.

Чуб снова колыхнулся, подавшись назад.

Дания с готовностью кивнула, как и полагается лучшей в мире татарской жене, и удалилась со стопкой грязной посуды. На некоторое время друзья целиком ушли в созерцание своих бокалов.

— Так о чём мы? — попытался вернуть нить беседы профессор.

— Об особенностях восточного менталитета.

— Это мы проехали.

— Давай выпьем за дам! — Подполковник потянулся к бутылочному горлышку.

— Паш, я под завязку!

Белозерцев плеснул в стопку гостя, как будто не слышал возражения:

— За самую человеческую жену в мире!

— За лучшую украинскую супругу на всём свете! — откликнулся гость.

— Ура!

Мужчины опрокинули содержимое сосудов и, крякнув почти одновременно, удовлетворённо откинулись.

— А что ты там толковал про баб? — спросил Белозерцев после паузы, долженствовавшей вместить вершину немого единения душ.

— Ну перво-наперво, не про баб, а про женщин! — нашёл в себе силы осадить друга профессор.

— А во-вторых?

— Ты помнишь девушку-аниматора в «Парадизе»?

— Ритку? Как не помнить? Гарна дивчина!

— Да, самые красивые девушки в мире — украинки.

Белозерцев оторопело глянул на визави.

— А при чём тут…

— Рита с Киева! — почти торжественно объявил профессор.

— А-а-а!

Хозяйская рука потянулась к бутылочному горлышку, но наткнулась на графин со смородиновым морсом. Тот устоял.

Дверь распахнулась — выплыл поднос, уставленный чашками, заварочным чайником, кофейником, а посерёдке сливочником. Садовой поднялся и перехватил поднос.

Вскоре атмосфера в гостиной подверглась разительным переменам. Запах чая-кофея вкупе с татарскими сладостями перебили водочный дух. А с ними и тему беседы.

— У меня, Садовник, болезнь Альцгеймера. Каждый день она пожирает частицу моего мозга. Надо спешить… — объявил хозяин.

Глава 2 Концерт в Доме культуры

— А тебе известно, когда американцы больше всего ели капусты? — осведомилась маменька, накладывая себе гарнир из брокколи. — В двадцатые годы. 22 фунта на душу населения. А в 2003 году — всего семь с половиной. Стоит ли удивляться, что количество онкологических заболеваний растёт.

Дочка согласно кивнула, но мыслями была далеко. В своём сценарии. Не оправдали надежд и «пенсы»: никаких свежих идей от них не поступало. А между тем приближалась очередная дата сдачи текста.

Мистика, но в «Записках тётушки Лу» предсказано место преступления. Это бассейн. Правда, неясно — с подогревом или без. И чего тут больше — ясновидения или случая? Но одно непреложно, (маменькино любимое наречие): в чём тётушке Лу не откажешь, так это в умении добывать «инфу».

А самое занятное: жертва наделена чертами автора. Но тут никакой мистики. Это Милочка знает точно. Тётушка давно хотела вывести в тексте писательницу. Что ж, удачный ход. Успешные романистки — в тренде.

Но вот что делать с преступником? Убить — непросто. Сначала убийство — в голове. Но это, положим, психиатрия. А она поднадоела зрителю. На экране много лет правят бал маньяки. Сделаем убийцу просто знающим своё дело… Но где он мог приобрести свои мясницкие навыки? В девяностые? Но с тех пор много воды утекло. Тогдашние киллеры ушли на пенсию. Или сидят в тюрьме. Или навечно приняли горизонтальное положение.

Война! Вот место, где наш антигерой получит квалификации. А войны сейчас повсюду. На любой вкус.

Но кого имела в виду тётушка Лу? К кому присматривалась? В списке персонажей есть поляк. Только на какую войну его отправить?

Дабы развлечь гостью, Рафаэль Фаттахович пригласил её на концерт хора ветеранов. Сын вызвался сопровождать её. Во время выступления солиста Рафаэля Рамазанова он периодически посматривал на материнский профиль, будто вырезанный в граните, и судя по тому, как тот стал смягчаться, понял: матушке выступление пришлось по душе.

А уж когда запели «Спят курганы тёмные» уголок маминого глаза предательски заблестел. На словах «Там на шахте угольной паренька приметили…» до слуха Садового донёсся дребезжащее-писклявый голос: «руку дружбы подали, повели в забой». Он даже не сразу осознал, что происходит — настолько звуки не вязались с царственной посадкой матушкиной головы. Да, давно не слыхал он пения родительницы. А ведь когда-то в Донецке, лепя по воскресеньям вареники, она, уроженка города Брянска и стопроцентная кацапка, непременно напевала что-то типа:

Острый локоть упёрся в ребро Садового:

— Вова, что ты бормочешь себе под нос?

— Песня одна припомнилась.

— Хорошенькое дельце! Мы пришли на концерт, чтобы послушать, как поют другие!

Да, Софья Михайловна была строга с младшим сыном.

После концерта они удостоились приглашения на чаепитие, во время которого старик-Рамазанов представил коллегам своих гостей. Узнав, что мать и сын с Украины, присутствующие стали проявлять особую деликатность, граничившую с осторожностью.

«Так относятся к родственникам, только что выписанным из больницы», — подумал Садовой. А Софье Михайловне пришлось не по нраву, как хористки порхают вокруг Рафаэля Фаттаховича. «Прямо фимиам курят!»

По возвращении культурная программа продолжилась у камелька — так называл Рафаэль Фаттахович печь. Дания приготовила глинтвэйн — по мнению его вкушавших, удивительно ароматный. Но апогеем вечера стали прочитанные ветераном стихи:

«Папа сам сочинил?» — терялась в догадках дочь.

«Эка старика проняло!» — изумился зять.

А голос меж тем достиг крещендо.

Похоже, что дебют отца в качестве чтеца стал для дочери потрясением. Она то и дело бросала на него пытливые взгляды.

— Папа, ты это сам сочинил? — задала она вопрос не без толики иронии.

— Александр Блок! — ответила за Рамазанова киевская гостья. — Мой любимый поэт! Как вы догадались, Рафаэль?

«Она его уже зовёт так запросто — по имени!» — мелькнуло в голове зятя.

— Вы сами мне сообщили, Сонечка. На прогулке. У озера.

— Ах да! — закивала Софья Михайловна, — всё возможно. Но в любом случае — благодарю! Больше всего я скучаю, знаете ли, по городской донецкой библиотеке и собачке Фриде.

— Оригинальная кличка! — заметил Рафаэль Фаттахович.

— Она беленькая, а брови-чёрные, точно угольком подвели. Вот прежние хозяева-преподаватели школы искусств-и назвали щенка в честь мексиканской художницы Фриды Кало. У неё такие же брови на автопортретах.

Из опасения, что беседа перейдёт в русло грустных воспоминаний, сын предложил матушке почитать что-нибудь из любимого. Но Софья Михайловна отказалась, а вскоре и вовсе покинула компанию, сославшись на усталость. Рафаэль Фаттахович вызвался проводить её до гостевой комнаты.

Дания Рафаэлевна отправилась в детскую — напомнить Костику о необходимости принять перед сном ванну. Воспользовавшись моментом, профессор задал давно просившийся с языка вопрос. — Про хеллоуиновский вечер и причину, по которой Паша оставил внука в номере.

«Как ты догадался?» — мелькнул в глазах Белозерцева немой вопрос.

Отпираться Павел Петрович не стал. Но и суть событий изложил аккуратно, осторожно подбирая и взвешивая слова, используя длинные перифразы. Но в целом обойдясь без туманных намёков.

После чего последовал предупреждение: «Информация конфиденциальная».

Глава 3 Когда сердце кровоточит

По тому, с каким настроением маменька вернулась домой, Милочка поняла: что-то произошло. Однако Людмила Гудкина не спешила делиться с дочкой новостями. Она продолжала вести телефонные переговоры, уединившись в бывшей комнате тётушки Лу, и только за ужином объявила:

— У меня новый проект. Я должна уехать.

— Ты возвращаешься в Америку?

— Я еду в Украину.

— Когда?

— Так скоро, как позволят дела.

— Мама, там война!

— После Руанды мне ничего не страшно.

Милочка помнила материнские рассказы о гражданской войне в этой африканской стране, но не стала задавать дополнительных вопросов.

Водка была отличного качества, так что последствия возлияния удалось минимизировать. Друзья отделались утренней заторможенностью, которая сменилась обычным тонусом — после того как они расчистили снег. А затем хозяин показал гостям дом. Заключительной частью этой презентации стала мансарда, где глазам Садовых во всей красе предстала семейная поделка.

— Вот оно как… — пришло на ум профессору, узнавшему в макете «Парадиз» в миниатюре. — Значит, шестерёнки продолжают вращение.

Он уже корил себя за невоздержанность накануне. То, что проболтался, отнёс на счёт иезуитской способности друга вытягивать информацию. Но судя по всему сведения о Рите прошли мимо затуманенного алкоголем сознания подполковника. Тот не проявлял желания вернуться к разговору, целиком отдаваясь организации досуга гостей.

После обеда друзья устроились в мансарде. Белозерцев позволил себе раскурить трубочку.

— И что ты обо всё этом думаешь? — задал прямой вопрос профессор.

— Старички явно симпатизируют друг другу.

Садовой не стал уточнять, что его вопрос касался не матушки и её воздыхателя, а происшествий в отеле. И правильно сделал. Ибо Павел Петрович перебросил мостик и на эту тему.

— А что касается… У меня такое ощущение, что мы сражаемся с… тенями.

Садовой смутился снова. Если бы он не утаил информацию про фотографию из альбома Краснянских, может…

— И что за этим следует?

— Убийца — из Египта.

— То есть версия полиция верна?

— Отчасти. Я получил письмо от Даночкиной подружки. Наш аниматор Алекс… Извини, перепутал, его звали Ален — проходил по делу об убийстве девочки в отеле «Альбатрос».

— Но к ответственности не привлекался?

— У него имелось алиби, которое подтвердил с десяток туристов. Я ознакомился с деталями из прессы. Так вот журналистам стало известна деталь: девочка погибла в ванне, а потом её перенесли в постель.

— А где в это время были родители?

— Мать загорала на пляже.

— Дикая история! Но насколько я знаю Египет, убийство ребёнка — крайне редкое явление. Даже если это был грабитель… Зачем убивать дитя? Ты говоришь, это случилось в ванной комнате?

Продолжить беседу друзьям не дали. В дверь постучали. На пороге возникла фигурка Дании Рафаэлевны.

— Мальчики, надо посоветоваться.

«Мальчики» сделали вид, что обратились в слух.

— Мне кажется, папа удручён. Он узнал о предполагаемой дате вашего отъезда.

— Может, не стоит спешить? — предложил Павел Петрович.

— А по мне так и разлучать не стоит, — заметила Дания с сарказмом, который друзья предпочли не заметить.

— Вы предлагаете оставить маму здесь? В России?

— А почему бы нет? — ухмыльнулся Белозерцев.

— Не навсегда! — поспешила успокоить хозяйка.

— Но в каком качестве? — не унимался Садовой.

— Но уж точно не моей мачехи! — осадила его Дания Рафаэлевна полушутя-полусерьёзно.

— Софья Михайловна побудет у нас в прежнем статусе, — постарался сгладить тон супруги Белозерцев. — А время покажет.

Распахнулись дверные створки — на мансарду ввалился запыхавшийся Костик.

«А ведь ему вполне по силам опрокинуть человека, — пришло на ум Садовому, — если не мышечной силой, то собственной тяжестью».

Непрошенное озарение показалось настолько неприличным, что он потянулся к чашке, чтобы сделать глоток. Это отвлекло его внимание, так что он не сразу отреагировал на прощальный жест пухлой короткопалой руки с непроизвольно загибающимся мизинцем.

— Спок… ноч-и-и! — напряг связки мальчик, обращаясь к гостю.

— Спокойной ночи! — преувеличенно энергично замахал в ответ Садовой.

Перед его глазами снова выплыла картина, виденная в мансарде: пухлые, плохо сгибающиеся пальцы извлекают из коробки куклу с утрированно-длинными конечностями, сделанными из старых колготок телесного цвета. Вокруг ножек болтается юбка-солнце.

Дверные створки сомкнулись за упитанной, скорее мужской, чем подростковой спиной.

— Пых-пых-пых… — повисло в воздухе.

Маменька не собиралась посещать зону АТО.

На этот раз её целью стали… родильные дома. Она решила показать, что, как женщина в крови и муках рожает ребёнка, нарождается новая Украина.

Это успокоило Милочку. Она даже помогла матери вести переговоры с украинскими акушерами-гинекологами. Несколько специалистов дали согласие на съёмки. Во многом благодаря тому, что маменька представлялась американским фотокорреспондентом.

Костин интерес к изготовлению кукол себя исчерпал. Настала пора заняться чем-то ещё. Выбор пал на уже опробованное фотодело. Дед и внук отправились на фотоохоту по окрестностям, откуда вернулись с богатыми «трофеями». В мансарде перед чаем «файв оклок» устроили их обзор на мониторе компьютера. Зимнее озеро, покрытое ледяным панцирем. Пузаны-снегири, облепившие рябину. Гигантская берёза, напоминающая перевёрнутую хрустальную люстру.

— Да, русская зима прекрасна, — подытожила Дания Рафаэлевна, — будет жаль, если она выродится в европейскую мокреть.

— Во что? — ухо лингвиста не могло пропустить новое словцо.

— В сырость… — сконфузилась хозяйка.

— Нет-нет, Даночка вы сказали…

— Мокреть, — пришёл на помощь супруге Белозерцев.

— Дивное словечко, — расплылся в улыбке профессор.

— Да, зима — это чудненько, но без солнышка грустненько, — вступила в разговор Софья Михайловна.

— Хотите, мы покажем вам египетские фотки? — загорелась хозяйка.

— Даночка, а ты уверена, что делать это следует немедленно? — Павел Петрович повёл подбородком в сторону сервированного для чаепития стола.

— Успеется! — Залихватски махнула рукой Софья Михайловна. — Да здравствует африканское солнце!

Они принялись ностальгировать, любуясь индиговым морем, финиковыми пальмами и отелями цвета верблюжьего молока.

Так мало-помалу и добрались до лазуревой воды бассейнов «Парадиза».

— Человека может выдать одно ненароком оброненное слово, — заявил Садовой, продолжая начатую лингвистическую тему.

— Что там слово! — подхватила Дания Рафаэлевна. — Даже звук! Вы, наверное, помните девушку-аниматора? — Она стрельнула глазами в сторону сильной половины. Профессор никак не прореагировал. Белозерцев же поспешил с репликой:

— А что с ней было не так?

— Дело в том, что в английском есть звук «h». Русские произносят его чрезмерно энергично и тем огрубляют.

— А как надо? — внесла и свою лепту в беседу Софья Михайловна.

— На выдохе. «Hello!» Вот так примерно.

Дания Рафаэлевна выдохнула и…победно оглядела присутствующих. Посечённые морщинами отцовские щёки порозовели от гордости за дочь. А та продолжила:

— А вот выходцы с Украины владеют этим звуком лучше, потому что нечто похожее есть в их речи. Так вот эта самая Рита, когда вела утреннюю гимнастику, фразу «Hands up! Hands down!» («Руки вверх! Руки вниз!») произносила не так, как говорила бы русская.

— Ты согласен? — обратился к профессору хозяин.

— В этом есть резон. Язык — это голограмма.

— Что сие значит?

— В каждом высказывании содержится наше прошлое — языковое. Так говорил мой институтский преподаватель.

Белозерцеву показалось: гость поспешил увести опасную тему в другое русло. А потому тоже подхватил:

— Я встречал русских, которые, даже укоренившись в Европе, в патетические моменты выражались на «математическом языке». Или возьмём, к примеру слова-паразиты. Все эти «короче», «типа», «в натуре» или…

— Мабуть! — встряла Дания Рафаэлевна, после чего одарила присутствующих улыбкой: — Помните поляка из бассейна? Он к месту и не к месту талдычил своё «мабуть».

— Любопытно, — заметил подполковник. — Но не пора ли побаловаться чайком?

И все как по сигналу поднялись.

Всевидящее око цензуры. Советские кинематографисты чувствовали его всегда. Даже экранизируя сказки. Но находясь в идеологических путах, они творили. Почему сейчас, когда снимать можно всё, шедевров — по пальцам пересчитать?

Этот феномен лишал Кузовкина покоя. Он мечтал… Нет, не снимать, а продюсировать настоящий российский фильм. Увы, пока его уделом оставалось российское «мыло», и хотя оно позвляло ему жить безбедно, душа Олега Валерьевича томилась. А в последние дни к этому прибавились и дополнительные переживания. Они касались особы, вернее, её текста.

Он вновь и вновь пересматривал посерийное содержание Милочкиного сценария. Замысел не плох. Главное-не потребуется существенных финансовых затрат. Лететь в Египет не обязательно. Отель «Парадиз» можно организовать в России — в тех же павильонах «Мосфильма». Стоит выяснить размер аренды.

Что же касается персонажей… Они прописаны убедительно. Сразу видно — списаны с натуры. Автору повезло с фактурой. И лишь в одном очевидный провал. Убийца — картонный. Коллеги правы на все сто.

Сценаристу предоставили дополнительный шанс. Назначить нового злодея. Она остановилась на аниматоре-арабе. Но мотивы какие-то тухлые. Опять мимо?

Олег Валерьевич волей-неволей и сам включился в поиск душегуба. Он просмотрел материалы в прессе по египетскому делу. Информация оказалась скудна. Видимо, основывалась на официальных источниках. Не исключено, что материалы следствия засекретили, ибо они могли нанести урон туристической отрасли, то есть государственным интересам.

Отсюда следовал вывод: отказаться от документальности и уповать на художественный вымысел. Жажду зрительского возмездия следует удовлетворять. А чтобы это произошло, зритель должен поверить: убийца — настоящий.

Павел Петрович отворил окно. Студёная струя обдала лицо. Глубокий вдох. Задержка дыхания на 4 секунды. Затем выдох — толчками, энергично изгоняя застоявшееся содержимое лёгких и бронхов.

Упражнение возымело должный эффект. Можно было присесть за рабочий стол, но подполковник продолжал шагать по мансарде: семь шагов до двери и восемь до окна.

Да, он может праздновать победу. Пусть она и невелика. Главное, кусочек рассудка отвоёван у господина Альцгеймера. Реванш налицо. В противном случае он не вспомнил бы события пятилетней давности, которую подсознание задвинуло на периферию памяти. Уж больно неприятно было извлекать их на свет Божий, раня профессиональное самолюбие. Потому как он оказался не прав. Несмотря на возраст и погоны. А тот мальчишка верно рассчитал. Он с непроницаемым лицом спустился в холл, куда просочилась группа возбуждённых радикалов. Они требовали Посла.

— Я передам Послу все ваши требования, — твёрдо объявил помощник Посла (как же его звали?).

Толпа в ответ загудела. Раздались выкрики.

— Ваши требования будут доведены до сведения Посла.

И откуда в этом мальчишке-очкарике столько хладнокровия? Ведь, пожалуй, и в армии не служил…

Важно было не перемудрить со временем. Те минуты и секунды, которые вы находитесь в контакте с толпой, дают возможность специальным сотрудникам уничтожить секретные дипломатические документы за бронированной дверью. Да, развернуться и покинуть место словесной дуэли надо своевременно. Чтобы не дать втянуть себя в конфликт, поддавшись на провокации.

И он молодец! Всё рассчитал. Действовал так, как будто держал хронометр перед глазами. Как говорится, тютелька в тютельку.

Белозерцеву, подстраховавшему «мальчишку», были видны черепа, обтянутые балаклавами. Большинство — провокаторы. Вычислить их несложно. Лидеры — с открытыми лицами-держались сдержаннее, оценивали ситуацию.

Хлопцы! Давай на выход! — призывали одни.

— Мабуть! Надо бы поддать! — не соглашались другие.

Вот тогда он и встретился взглядом с тем «Мабутем» в камуфляже. Тот не спешил отвести взгляд — спокойный, уверенный. Белозерцев отвёл глаза первым. Его людям надо было прикрывать тыл уходящего с поля словесной баталии «мальчишки». Времени на «переглядки» не оставалось.

Это воспоминание настолько взволновало отставника, что он поспешил поделиться им с другом. Тот сидел на половина Рафаэля Фаттаховича и смотрел, как разжигают печь.

— Садовник! Я вспомнил!

Гость нехотя оторвался от акта добывания огня.

— Ты помнишь Леха Валенсу из «Парадиза»? — спросил Павел Петрович.

— Про того, о ком рассказывала Даночка? Кто говорил «мабуть»?

— Он не поляк!

— А кто?

— Хохол. Как и ты!

— И что из того?

— Да ничего! Если не считать, что в отеле, где он жил, убили трёх женщин.

— Подожди! Почему трёх? Разве была третья жертва?

Белозерцев перевёл взгляд на язычок пламени, затаившегося под поленьями и собирающегося с силами, чтобы вырваться на свободу.

— Володя, прости, что сразу не сказал. Но дело в том, Рита…она тоже…ну понимаешь. — Белозерцев оторвался от огня и глянул на окаменевшего друга: — Извини, брат, что сразу тебе не сказали. — Павел Петрович порывисто встал и двинулся за поддержкой — армянским коньяком.

А когда вернулся, перешёл на украинский:

А лучше бы, вообще молчал!

Потому что как это-не брать близко к сердцу?

Когда оно уже кровоточит.

Глава 4 Кто вы, пан «Мабуть»?

Людмила Гудкина-Томсон, окончившая в своё время магистратуру в штате Алабама, специализировалась на теме «Этические аспекты PR-практики в России». А потому её визиты на родину имели вполне конкретную профессиональную цель. Прежде она возобновляла старые контакты и устанавливала новые, колеся по Среднерусской возвышенности. Теперь она не выезжала из Москвы, сосредоточившись на новом проекте.

Мила! — обратилась она к дочери во время ужина. — Сталкер не должен входить в зону с корыстной целью!

Милочка, изучавшая творчество Андрея Тарковского на сценарных курсах, уразумела смысл маменькиного высказывания.

— Хотя на самом деле писать легко, — продолжала маменька. — Нужно только сесть за компьютер и… вскрыть себе вены. Это не я сказала. Это мой американский приятель — писатель Рэд Смит. — И перехватив дочерин взгляд, маменька присовокупила: — Тебе это нужно?

Глоток коньяка — хозяйский НЗ — привёл профессора в чувство.

— Извини, Паша, дал слабину! Нервы, знаешь ли, ни к чёрту.

— Порядок, Садовник! Давай ты приляжешь, а завтра поговорим.

— Нет, Паша, я побуду здесь и подумаю. — Профессор откинулся на спинку венского стула: — Я уверен: мы с тобой попали в историю.

— Ты про «Парадиз»?

— Про всё.

— Тогда помоги мне!

— Чем?

— Хочу показать тебе своего «Мабуть».

Садовой нехотя оставил насиженное место. Друзья поднялись в мансарду.

Костя сидел у макета «Парадиза» и переставлял кукольные воплощения его бывших обитателей. «Бабай» потрепал мальчика по волосам и направился к компьютеру. Гость, перекинувшись парой фраз с юным кукловодом, последовал его примеру.

Когда он подошёл к монитору, на нём светилась рубрика «Волонтёрская помощь в АТО». Белозерцеву удалось отыскать ещё один снимок, где пан Титочка принимает в дар от волонтёров из Ивано-Франковска реанимобиль «Укропчик». Здесь увернуться от объектива ему не удалось. Белозерцев в который раз отметил: эта голова с глубоко натянутой чёрной шапочкой напоминает ему холл посольства РФ в Киеве во время инцидента пятилетней давности.

— Садись! — Подполковник придвинул банкетку. Гость послушно приземлился. Теперь его голова пришлась на уровень хозяйского плеча.

«Тарапунька и Штепсель», — вспомнились знаменитые украинские комики советской поры. Однако через мгновение мысли его приняли другой поворот. Профессорский взгляд устремился на монитор.

— Вот он, наш общий друг! Пан Валенса, он же Титочка, собственной персоной. Ты бы узнал его в этой экипировке?

— Боюсь огорчить тебя, Паша. Но это другой человек.

— С чего ты взял?

— Этот — меченый. Видишь, что над переносицей?

— Он мог удалить этот нарост.

— А конституция? У нашего поляка заметный пивной животик.

— На военном пайке любой стройнеет.

— Ты, Паша, предвзято относишься к этому человеку.

— Ты хочешь сказать, это дежавю?

— Володя, я не специалист, чтобы делать выводы. Прости. Но это не поляк.

Милочка стояла у окна. За ним неслышно шёл снег.

«Как кошка на мягких лапах», — подумала она.

Снег падал лохматыми хлопьями, образуя сплошную завесу.

«Как будто на земле остался лишь этот снег. А весь мир самоустранился», — подумал подполковник ФСБ в запасе.

Профессор приблизился к окну, отодвинул штору и стал смотреть на полёт снежинок.

«Наверное, и в Украине сейчас снегопад. Он покрывает холмик, под которым спит девушка по имени Рита».

Впервые за долгое время внутренность век обдало солёной горячей жидкостью.

И он позволил ей пролиться.

Мераб Цанава дочитал последний лист и перевернул его лицом к столешнице. Привычка, оставшаяся ещё со времён службы в правоохранительных органах. Конец работы! На данном этапе.

Задача, поставленная мэтром, не вызвала энтузиазма. Цанава предпочёл бы делать собственный детектив — чисто милицейский. И вообще… Он вёл розыск преступников в жизни, а не в тексте.

Мерабу Зурабовичу претило быть соавтором девчонки-пигалицы. Но самое существенное-слишком мало информации о жертвах.

Нет, так дело не пойдёт!

— Хочу кое-что показать!

«Неужели ещё осталось что-то, не удостоившееся торжественной презентации?» — молнией промелькнуло у Садового. Однако натянув на лицо заинтересованное выражение, он откликнулся: — И что же это?

Подхватив гостя под локоток, Павел Петрович засеменил (а в шлёпанцах, сшитых тестем и оказавшимися слишком большими, он вынужденно передвигался мелкими шажками) в свою любимую зону — на мансарду, которая ещё со времён дочкиного детства именовалась то «игровой», то «детской».

Здесь в старом, но не списанном в кладовую шкафу, нашли приют вещи самого разного свойства и назначения. Объединяло их одно: ими дорожили и жена, и муж.

Белая Даночкина фата. Дочкины пинетки нежнейшего абрикосового цвета, её школьный дневник за девятый класс со сплошными пятёрками.

Для дембельского альбома и неполного комплекта советской военной формы «афганка» отводилась специальная полка, а в самом низу шкафа стояла коробка из-под обуви.

Белозерцев со всеми предосторожностями извлёк её из груды других «памяток», открыл крышку — внутри лежали утрамбованные временем и собственным весом конверты.

— Твои! — бросил он со значением.

— Ты…сохранил?

— Отстоял! Супруга несколько раз грозилась выкинуть при переездах. А переезжали мы не единожды. Их спасло то, что при отъездах за границу я оставлял их на хранение матушке.

Рука Садового потянулась к письмам. Хозяин не стал томить.

— Бери!

Друг неловко подхватил груз — коробка накренилась и… содержимое едва не рассыпалось. Владимир Николаевич взял первый конверт — из тех, что теснились на самом верху. Он, как и положено, был аккуратно надрезан с правой стороны, а потому вложенный лист удалось извлечь без труда.

Пробежав глазами до середины страницы, Садовой усмехнулся:

— Занятно.

— И только?

— Вот послушай. — Владимир Николаевич прочёл с той интонацией, которой пытаются восстановить свою юношескую манеру… нет, не высказываться, а писать:

— Умный юноша. Наверное, пришло время поблагодарить его, — произнёс Белозерцев.

— За что?

— За уроки национальной психологии.

— Пригодились?

— В арабскоговорящих странах — да. А на Украине… прости, в Украине они не применялись с должной эффективностью. Но довольно об этом. Оставляю тебя наедине с молодостью.

Хозяин поспешил восвояси, гость оглянулся в поисках предмета мебели, на котором можно было бы расположиться. Ему подвернулся детский столик. Водрузив на него коробку, он не нашёл ничего лучшего, как усесться на пол.

Остальные письма оказались с такой же заявкой на серьёзное отношение к жизни. Похоже, что «Садовник», снедаемый книжным голодом, рыскал по киевским библиотекам и читальным залам в поисках духовной пищи.

В каком-то из хранилищ, скорее отделе редких книг, натолкнулся на «Вехи» — библиографическую редкость. Сразу после того, как проштудировал этот сборник русских философов первого десятилетия двадцатого века, молодой «любомудр» поспешил поделиться пережитым откровением:

«Пашка», уже вовсю строивший планы в отношении КГБ, был сдержаннее в оценках первой русской революции и ответил коротко.

Тему деликатно закрыли. По крайней мере, в последующей переписке она не нашла отражения.

Когда спустя полтора часа Павел Петрович вознамерился нарушить уединение гостя, то ожидал встретить ностальгическую атмосферу, в которую охотно бы погрузился на пару с приятелем. В глазах Садового, перешедшего для удобства на диван, и вправду отсвечивало чем-то нездешним.

— Я вспомнил!

Подполковник плюхнулся рядом, демонстрируя готовность выслушать поток воспоминаний.

— Паш, Рита передала мне письма!

Паша опешил. В их общей молодости основной вопрос философии вытеснял вопрос половой. По крайней мере, друзья чурались обсуждать друг с другом свои любовные похождения.

— Где? — только и нашёлся он спросить.

— В Египте!

Это напоминало способ проявки фотографии. Передержишь в химрастворе — снимок превращается в тёмное разлапистое пятно. Недодержишь — перед тобой бледные тени.

Назначить киллера. Вот что оказалось не по силам. Все прежние варианты Кузовкиным безжалостно отвергались. Для этого он даже не прибегал к коллективному разуму учеников. Как итог-Милочка далее синопсиса сценария так и не продвинулась.

Одновременно стал вырисовываться вариант отъезда в Штаты на ПМЖ.

Но как быть с Кареном?

Гость повертел крошечную шляпку, оброненную куклой Люсиль:

— Если принять за истину, что гибель дамы «Розовая шляпка» — несчастный случай, то всё укладывается в логическую схему.

Павел Петрович не открывал глаз от головного убора в пальцах Садового. Над шляпкой, вернее её карминовой тульей, жена колдовала не один час. Теперь её труду грозила опасность. Осознание этого пришло и к Владимиру Николаевичу: он нахлобучил аксессуар на головку, напоминающую по форме и размеру перепелиное яичко.

— Смерть в бассейне выбивается из общего ряда: отсутствуют следы олеандра. Да и признаки насильственной смерти, — продолжил мысль Белозерцев.

— Получается, Абдель и Ален повинны в двух смертях. В конце концов в местной полиции тоже не дураки работают, — вступил Садовой, укладывая куклу в игрушечный «Парадиз».

— Джихад против женщин, с которыми переспал? Это укладывается в арабскую ментальность?

— Всё смешалось в доме под названием «Земля». Прежние «импринтинги» сглажены утюгом геополитических потрясений, так называемого «управляемого хаоса». Абдель и Ален не исключение.

— Хорошо. Вернёмся к бассейну. Зачем «Розовая шляпка» потащилась туда?

— А вот это вопрос на засыпку, — понурился украинский чуб.

— Большинство гостей «Парадиза» предпочитали другой «пул».

— Исключительно по причине его близости к павильону аниматоров.

— И польская девочка всё время плавала там.

— В тот вечер она окунулась в другой. — Чуб вернулся в исходное положение.

— Откуда информация?

— Я видел, как полька развешивала на балконе детский купальник! — почти торжественно произнёс Садовой.

— Он мог оставаться влажным со времени дневного купания.

— И это при температуре выше 20 градусов?

Белозерцев провёл ладонью по макушке.

— В номерах температура держалась не такая уж высокая. Девочка могла бросить вещь, где попало.

— Паша, ты забыл? Ребёнок хотел научиться плавать и при любой возможности стремился окунуться в бассейн.

— После захода солнца это воспрещалось.

— Могла она воспользоваться тем, что родители были заняты развлекательной программой?

— Отец с матерью следили за ней.

— Но не в тот вечер, Паша.

— Ты что-то заметил?

— Это все заметили.

— Не томи, «Садовник»!

— Мальчик закапризничал.

— Это я помню. Мать взяла его на руки и понесла в номер.

— А отец?

— Мне кажется, он удалился ещё раньше.

— Точно?

— В противном случае, старший ребёнок не остался бы без присмотра.

— И она залезает в бассейн с подогревом! — подхватил Белозерцев.

— Где её застаёт мадам «Розовая шляпка»! — поспешно выпалил Садовой, раздосадованный, что не позволяют самолично завершить мысль.

— Ты полагаешь, что она сделала девочке замечание?

— А та ответила…грубостью.

— Ты что, Володя, считаешь, что эта малявка убила женщину? — вопрос гулом разнёсся по помещению.

— Она не хотела. Но так получилось. В ходе конфликта «Розовой шляпке» могло стать плохо.

— Любопытная версия, — пробормотал Белозерцев себе под нос.

Вечер памяти тётушки Лу. На поминальном столе — «красная икра». Из водорослей. Любимое блюдо покойной. Продукт из ламинарии напоминал ей Белое море, в котором этот вид водорослей водится в изобилии.

«Белое море — самое чистое на планете!» — любила повторять тётушка Лу.

Милочка намазывает масло на хлеб, укладывает горкой икру. Но допускает промах: не преминает «икринки». Когда бутерброд берёт курс на Милочкин ротик, округлые икринки скатываются. В рукав!

«Милочка, ты опять забыла, что икра имеет сферическую форму и с ней надо держать ухо востро!» — вразумляет её голос тётушки Лу.

Мать не замечает дочкиной оплошности. Она занята смакованием красного калифорнийского вина с ягодным ароматом.

Глава 5 «Жаждущий разбивает кувшин?»

В распорядке дня тестя значилось: подбросить дров в печь-душегрейку, пошуровать кочергой и поглядеть на сноп алых искр.

Живой огонь подействовал на присутствующих благотворно. Хотелось просто смотреть на пляску огненных языков, попивая мятный чай с «чак-чаком»-восточной сладостью домашнего изготовления.

Только чуткий слух профессора был смущён соседством с Костиком, а вернее, его отягощённым дыханием, через полуоткрытый рот, перемежающимся всхлипами. В последние дни профессор всё искал и не находил удобного момента, чтобы высказать бабушке и дедушке: «Когда же вы избавите мальчика от аденоидов?»

Владимиру Николаевичу чуждался рефлексов зависти. Но, видать, было что-то в розовато-лиловых сумерках, в размытых силуэтах сада, в языках огня … Садовой ощутил себя бедным родственником. Ему захотелось перенестись в Каштановый переулок и попить чаю. С Лёлей. На кухне.

Поленья не только занялись огнём, но и прогрели пространство. Счёт пошёл на третью чашку, а общей беседы, без которой не обходятся подобные посиделки, всё не получалось.

Зачин положила хозяйка. Наливая профессору очередную порцию, она поинтересовалась:

— Вы сразу полюбили арабский язык? Ну тогда, в институте?

— Это приходит со временем, — рассеянно произнёс профессор. По мере погружения в культуру. Определяющую роль сыграла поездка в Египет, общение с носителями языка.

— А что вам больше всего пришлось по душе? — не оставляла попыток разговорить гостя дания.

— Меня поразило благоговение, с которым они относятся к арабскому: язык Бога! А выразительность речи! Не один народ не использует в таком количестве пословицы и поговорки. Жаль, что нынешняя молодёжь, получив европейское образование, отходит от традиции предков — говорить красиво. По правде говоря, как раз любовь к фразеологизмам и помогла мне в студенчестве проникнуть в сокровенные глубины языка.

«Ну вот сейчас он оседлает своего любимого конька: арабский и русский — братья-близнецы», подумал Белозерцев.

Однако вопреки прогнозу, профессор замолчал, вперив взгляд в малиновый зев печи. Но не из-за того, что иссяк поток мыслей — они приняли иной поворот.

Воспользовавшись паузой, старший представитель семьи обратился к профессорской матушке с предложением отправиться завтра на репетицию хора. Предложение было принято. А чета Белозерцевых решила: вечер удался. Однако от взгляда Павла Петровича не ускользнуло: дружок чем-то озабочен. На лице Садового отблески огня перемежались вспышками нешуточных эмоций.

«Уж не имеет ли это отношение к „Парадизу“?»

— А вам никогда не приходило в голову, что события в отеле — всего лишь цепь роковых совпадений? — Дания спросила как бы между прочим, что не означало, что женщина не продумала формулировку вопроса.

В ответ Белозерцев зашуршал местной газетой, подписку на которую оформила тестю ветеранская организация. Он догадался о женском замысле. Дание не терпелось поговорить о смерти Риты первой и теперь она готовила почву.

— Может так случиться, что в одном месте происходят сразу несколько трагедий подряд, — продолжила Дания Рафаэлевна. — Первое — это …женщине стало плохо, а рядом никого не оказалось.

— И что? — не выдержал Белозерцев, вынырнув из-за газеты и бросив на жену говорящий взгляд.

— А то, что не было в «Парадизе» никакого серийного убийцы!

— А как быть с этой… девушкой в хеджабе? — подал голос профессор.

— Здесь дело рук Абделя. В конце концов он мог придушить её… в порыве страсти.

— Ничего не скажешь, оригинальная версия. — усмехнулся Садовой… — «Жаждущий разбивает кувшин».

— Какой ещё кувшин? — в голосе Белозерцева явно прочитывалось повторное предупреждение жене.

— Это древняя арабская пословица, — пояснил Владимир Николаевич.

— Такой случай у нас в Елюзани произошёл. В первую брачную ночь муж… И немудрено! Он — бугай, а она махонькая, девчонка совсем.

Однако елюзанский случай, судя по всему, не произвёл на гостя впечатления. Развития темы не последовало.

«Обрыдло ему всё по самое „не хочу“», — сделал вывод Павел Петрович.

— Давайте рассмотрим всё логично! — предложила Дания Рафаэлевна. На что супруг лишь снисходительно улыбнулся. По своему опыту аналитика он давно убедился в том, что следование законам логики приносит пользу. Надо лишь вовремя к ней прибегать. А в нужный момент отказываться.

— Володя, полагаешь, что Ася погибла от рук Абделя? — продолжала гнуть свою линию Дания Рафаэлевна.

— Уверен.

— Ты находишь, что их размолвку стоит принимать так серьёзно?

— Секс! — провозгласил Павел Петрович и отложил газету. — Этот нехитрый и неэлегантный способ умножения вида порой толкает человека на…

— Вы оставались в отеле, когда задержали Абделя, — втянулся в беседу Садовой. — А что вменили ему в вину?

— Связь с запрещённой организацией «Братья-мусульмане».

— И на каком основании?

— У него нашли чёрные перчатки с загнутыми большими пальцами. Если ты помнишь, их нанизывали на колышки.

— А смерть Риты?

— Полиция сочла, что это самоубийство.

— Без предсмертной записки?

— Выходит, что так…Скажи мне, Володя, что значат эти чёрные перчатки?

— Это знак приветствия «Братьев-мусульман».

— Но если таковые появились на территории отеля…

— Не думаю, что экстремисты проникли в «Парадиз», — чуб цвета перца с солью сделал горизонтальное движение. — Вполне вероятно, кто-то занимался шантажом.

— Итальянка.

— Ты строишь догадка или… — профессор развернулся к другу всем корпусом.

— Личное признание мадре.

— Дело касалось её сыночка?

— Угадал. Абдель — ещё тот пройдоха, но…не тот у него калибр, чтобы решиться на мокрое дело.

— Как ты сказал? — всполошился профессор.

— Опять не так выразился? Ну прости. Это из криминального сленга. «Мокрое» дело — это убийство.

— Да-да, — кивнул Садовой. — А ещё мокрый не боится дождя.

Они начали разбор вещей с книг. Однако дело застопорилось. В руки попала детская книжка. Самое первое издание в России «Детского цветника стихов» Роберта Стивенсона.

— Милочка, помнишь тот вечер, когда Люся принесла книжку?

— Я же была маленькая.

— Три года.

Маменька прошлась рукой по обложке — как по лицу старого друга.

— Книжный дефицит тогда только начал исчезать. Мы, изголодавшиеся, набрасывались на всю выпускавшуюся издательствами продукцию. Денег не жалели. А вечерами читали взахлёб.

— Это я помню.

— Здесь есть любимое Люсино стихотворение.

Маменька принялась листать страницы. Милочка ждала. Волна ностальгии накрыла и её.

— Вот оно! — Маменька кашлянула, готовя связки к волнующей миссии:

Милочка подхватила:

— Не забыла? — Маменькино лицо осветилось улыбкой.

Маменька сделала паузу и глянула на дочку. Губы той широко растянулись, так что заныли потревоженные «заеды».

Закончили они в унисон. Мать — глядя в книжку. Дочка — по памяти.

В это мгновение на стене мелькнула тень. Маменька скосила глаза:

— Она ещё жива?

— Более чем!

Хм. В Америку её не возьмём. Там уже имеется кошачья особь — Деми.

— Это в честь Деми Мур?

…Спустя три часа Милочка лежала без сна, прислушиваясь к назойливым голосам в голове, которые наперебой объясняли ей, что делать с Нэрой, со сценарием и… с Кареном.

— А не подышать ли воздухом?

Профессор не заставил себя уговаривать. Мужчины натянули куртки и двинулись к главной достопримечательности — озеру Шуист. Его огибала улица Озёрная, в одном из переулков которой и располагалось гнездо Белозерцевых.

Лёгкий морозец с первой минуты задал темп прогулке. Приноровившись к шагу друг друга, они двигались слаженно и дважды обогнули покрытый ледяным панцирем водоём. Слегка вспотев, сбавили скорость и чуть отклонились — на самую высокую точку берега. Переводя дыхание в более умеренный режим, друзья любовались открывшимся видом. Белозерцев не торопил события. По опыту прежних лет он знал: «Садовник» откроется без принуждения, когда будет готов. А то, что в голове гостя дозревают некоторые соображения, он усёк вчерашним вечером.

Владимир Николаевич обходится без предисловий. Как и принято между людьми, давно знающими друг друга:

— Паша, ты хорошо помнишь тот Хеллоуин?

— Как его забудешь? Он в моей жизни единственный. Хел-лоу-ин! — Произношение по слогам, видимо, призвано укоренить ускользающее словцо в памяти подполковника.

— Паша, о том, что встретил девушку в хеджабе, я уже упоминал. Но там был ещё один человек. — Профессор потянул в себя воздух. — В маске с картины Мунка «Крик».

— Вопящий человек! — воодушевился подполковник. — Он сидел среди зрителей. Рядом с поляками.

— Маска произнесла фразу. На русском. «Мокрый не боится дождя».

— Ну что ж, ёмко! — усмехнулся Белозерцев.

— На самом деле более точный перевод с арабского — «Промокший человек не опасается ливня».

На Пашином лице отразилось разочарование: меньше всего в то утро хотелось ему заморачиваться лингвистикой. Но ничего не поделаешь. Не таким уж частым гостем был «Садовник», чтобы отказать ему в невинном удовольствии повитийствовать.

— Зрение у меня ещё в институте стало портиться, — продолжает профессор. — Да, немало корпел над арабской вязью. Но очки — сам знаешь — не носил из-за глупого пижонства. А с возрастом стала развиваться дальнозоркость. Так что читаю я в очках. А вот окулярами для дали так и не удосужился обзавестись. Вот и не смог разглядеть того человека. Только маску. По чести говоря, я и про мокрого, которому не страшна вода, благополучно забыл, что неудивительно, учитывая все обстоятельства той ночи. Да и с возрастом сохраняется лишь долговременная память. Кратковременная слабеет.

— Уж это точно, — пробубнил Белозерцев, занятый собственными мыслями и воспринимавший монолог шумовым фоном.

— Если б не вчерашний разговор… Короче, эту пословицу я слышал не единожды. А если быть точным, дважды.

«Господи, дай силы дослушать до конца эту нудятину».

— Во время хамсина я предложил Рите проводить её, — с монотонной задумчивостью продолжал профессор. — Она отказалась. При этом бросила невзначай эту реплику…

— Мокрый не боится дождя?

Белозерцев взял спутника под локоть и увлёк на накатанную дорогу в надежде, что ходьба придаст диалогу ускорение.

— Я вспомнил. Вернее, догадался. Человек «Крик» и аниматор Рита — одно и то же лицо.

— И ты молчал?

— Паша, Рита мертва. Это снимает все подозрения.

Глава 6 «Маска, я тебя знаю!»

В связи с получением новой информации от Садового приняли решение вернуться к «следственному эксперименту». Белозерцев разложил куклы по предполагаемым местам. «Рите» сшили маску и отправили к номеру поляков.

Костя вернулся к старой игре нехотя. А чуть позже и вовсе покинул деда, соблазнившись пирожками Аби.

«А мальчику не помешала бы диета».

Замену Костику нашли в лице профессора. Но того, вопреки ожиданиям, следственный эксперимент не навёл ни на одну стоящую мысль. Вместо того, чтобы по команде двигать участников, он теребил в руках куклу «Профессор» и натужно подшучивал.

Под занавес решили выпить по коньячку.

Макет оставили в прежнем виде, зафиксировав момент аплодисментов после завершающего номера фаерщиков-скелетов.

Когда спустя час Белоглазов поднялся на мансарду, чтобы заглянуть в Интернет, кукла в золотистой шапочке волос снова стояла у бассейна, роль которой выполняла голубая мыльница. Указательным и большим пальцами он взял «Риту» за юбочку-солнце. Миниатюрный паричок отсоединился от головки и упал на ковёр. Павел Петрович, недовольно крякнув, нагнулся за ним и водворил на место. Аниматор улеглась в коробку рядом с бывшими обитателями «Парадиза», сгрудившимися тесно, как пассажиры в лифте. Казалось, что даже их взгляды сходятся в одной точке.

Павел Петрович решил, что ему не помешает свежий воздух, а потому проявил инициативу и взял специальную лопату тестя, чем поверг того в изумление.

Спустя пару часов, разгорячённый и приободрившийся, он вновь приблизился к макету. Ритина спина, обтянутая миниатюрной футболкой, белела у бассейна с подогревом, сквозь вечнозелёный кустарник, на который ушла пара веточек с новогодней искусственной ёлки.

«Нет, это не злые проделки памяти!»

На этот раз Белозерцев подстраховался, написав на бумажном клочке:

Спустя полтора часа он поднялся на мансарду. Всё повторилось!

На тот момент дома оставались четверо: бабушка, внук, дедушка и прадедушка. Все имели доступ к макету. Каждый имел возможность в считанные мгновения переместить «Риту». Но с какой целью? Ведь по большому счёту о следственном эксперименте никто специально не оповещался. Вся затея с куклами выглядела как очередная придумка для занятий с Костиком.

Что оставалось делать?

Проследить за макетом лично.

Павел Петрович развернув стол с монитором и процессором так, чтобы игрушечный «Парадиз» находился в поле зрения. В течение дня объект оказывался вне наблюдения лишь пару-тройку раз.

За период слежки к макету приближалась Дания Рафаэлевна, чтобы сменить топорщившиеся шорты на кукле, изображавшей супруга на более, с её точки зрения, удачные.

Отметился Рафаэль Фаттахович, чтобы выразить своё восхищение портняжному мастерству дочки.

А вот Костик остыл к игре. Ведь настоящую Русалочку дед в игру не взял. О ней даже не вспомнили! А раз так, он нарисует свой отель. И там-то Русалочка будет. Во всех бассейнах сразу.

День неслышно смыкался с вечером, а тот тягуче и томительно перетекал в долгую зимнюю ночь. Но результата Павел Петрович так и не получил. А тут впридачу разыгралась метель — потянуло на мягкую подушку. Махнув на всё рукой, он пожелал приятных сновидений хлопотавшей на кухне супруге, заглянул на половину тестя, где полюбовался алыми сполохами в камельке, после чего двинулся в Костину спаленку — поцеловать на ночь.

«Пусто!»

Дед поднял глаза на настенные часы, украшенные (а как иначе?) фигурками из андерсеновской «Русалочки».

«22 часа 45 минут».

Время, когда в настоящем отеле «Парадиз» он стоял у бассейна с плавающим там трупом.

Он вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Дали о себе знать фантомы несуществующих волос. Он провёл ладонью по макушке и двинулся вверх по ступенькам. Первое, что он увидел — складчатый затылок, на который свисали сосульки пепельных волос.

«Надо бы постричь мальчика».

Внук, заслышав шаги, обернулся. Его губы растянулись в улыбке.

— Ба-а-бай!..

— Спокойной ночи, сынок.

Костя мотнул головой и подставил щёку для поцелуя. Касаясь её, Белозерцев уловил: что-то переменилось за время его отсутствия.

Да, фигурка в юбочке-солнце вновь вернулась к бассейну, роль которой исполняла мыльница.

Опять Костя. Каким-то шестым чувством внук ощутил: макет — не просто настольная игра, а нечто более важное. И стал подыгрывать.

Оставался вопрос: насколько внесённые коррективы соответствуют истине? А самое главное: какова роль в драме Костика. Был ли он статистом или одним из главных действующих лиц?

Белозерцев осмотрел «бассейн». Тот претерпел изменения.

В воде, налитой в мыльницу, плавала красная тряпочка. Шарф утопленницы.

«Интересно, почему я избегаю называть её по имени? Потому что утратив телесность, она превратилась в отвлеченное понятие?»

На дне мыльницы-бассейна просвечивал кружок. От воды нарисованные фломастером глазки, нос и рот расплылись.

Эта картинка лишила его сна окончательно.

Он ворочался с боку на бок, пока не услышал:

— Выпей пустырника! На кухне в шкафчике, на верхней полке, в правом углу.

Павел Петрович повиновался. Но успокоительные капли глотать не стал. А вместо этого вырвал белый листок из блокнота для записи кулинарных рецептов и принялся вписывать имена подозреваемых.

На этот раз Рита вернулась в их круг.

Затем он выписал в столбец несоответствия — между реальными фактами и той информацией, которую выдавали о себе люди.

Первая жертва оказалась в хлорированной воде, несмотря на декларируемый страх перед ней.

Вторая работала в Санкт-Петербурге продавщицей обуви, но представлялась инженером из Минска.

Ритин напарник имел самый существенный скелет в шкафу: находился в отеле «Альбатрос», когда задушили ребёнка. Поляк оказался украинцем с боевым опытом.

Главный менеджер имел косвенные связи с запрещённой террористической организацией.

Длиннее всего список секретов оказался у Риты.

1. Она приходила в отель в тот вечер, но утаила это.

2. Она скрывала синяки на ногах.

3. Она отдала часы напарнику, хотя они были водонепроницаемые.

Вывод: Рита всеми способами искажала подлинную картину. По каким причинам?

А) из-за природной склонности к скрытности.

Б) из-за стремления замести следы своего или чужого преступления.

Таким образом тень подозрения резко смещалась в её сторону. А самое головоломное: если Рита замешана в этом деле, то почему её убрали?

Этот вопрос он и адресовал вошедшему гостю.

— Мои симпатии всегда были на стороне Риты. Я уверен: она не вынашивала никакого злого умысла и не питала женского интереса к главному менеджеру.

«Но в постель к нему прыгнула».

— Она переменилась, — продолжал профессор. — После твоей находки… в бассейне. Стала озабоченной, дёрганой.

«Этой метаморфозы никто не избежал» — возразил про себя Белозерцев, а вслух спросил:

— Но видел ли ты её ссоры с Асей? Может, барышни обменивались какими-то чисто женскими колкостями?

— Даже если допустить наличие конфликта между женщинами, не могла Рита убить человека! Не такой она была личностью! — горячо вступился за землячку профессор.

— А какой?

— Тонкой, интеллигентной.

«Скольких убийц отличал богатый внутренний мир!»

— Возможно, девушки повздорили. Даже сцепились. Но убийство…Это рук мужчины. К тому же девушка в хеджабе не отличалась ни хлипкостью, ни забитостью. Уж она-то могла за себя постоять.

— Всё так. Если не брать в расчёт одну деталь. У погибшей обнаружены следы олеандра. А кому, как не тебе, востоковеду, знать…

— Олеандр? Там был олеандр?

— А что тебе известно о растении?

— Согласно Корану, произрастает даже в аду. А в земной жизни может привести к летальному исходу.

— О чём я и толкую. Асю привели в беспомощное состояние.

— Это и указывает на местных. Они знают об олеандре всё!

— И воспользовались тем же способом для устранения девушки-аниматора. В таком случае, может, зря мы усомнились в выводах египетской полиции?

Новый год встретили, как водится, при свете «Голубого огонька», с артистами, основной состав которых не менялся, по крайней мере, последнюю четверть века.

Белозерцев и Садовой, памятуя о прежних излишествах, выпили умеренно. Рафаэль Фаттахович и вовсе не притронулся к спиртному, чокаясь, как и дамы, минеральной водой.

В расследовании наступило затишье. У Павла Петровича заметно убавилось энтузиазма. Он много времени проводил лёжа на кушетке, откуда периодически доносился заунывный храп. В ту пору ему снилось, что блуждает по нескончаемому лабиринту, в чьих мрачных углах его подстерегают все обитатели «Парадиза» — мёртвые и живые.

На третий день затянувшейся сиесты он заставил себя встряхнуться и… погрузился в Интернет. А там всегда есть чем поживиться.

Факельное шествие «Правого сектора» в честь дня рождения Степана Бандеры. Лица марширующих озарены огнём. И физическим, и идейным. Всё это он уже видел в свою киевскую бытность, и картинка спровоцировала ментальную отрыжку. Чтобы перебить её, он ознакомился с текстом некого блогера, анализирующего достижения майдана и его провалы. Затем пробежался по комментариям, в которых привычно, но не менее яростно собачились противники и сторонники нынешних украинских властей. Градус дискуссии не понижался, но аргументация по-прежнему хромала. Ничего нового!

Он потерял интерес к чтению и намеревался вовсе покончить с ним, когда в поле зрения снова оказалась информация о девушке, задержанной СБУ по подозрению в терроризме.

Работа коллег из других стран неизменно вызывала интерес. Подозреваемая россиянка-оппозиционерка перебралась на Украину и успела отметиться в зоне АТО. Выразительное лицо средиземноморского типа не очень сочеталось с именем Юлия и фамилией Леонова. Впрочем, как и русофобские высказывания.

Информация о том, что ей вменяют в вину, казалась размытой. Белозерцев досадливо поморщился: пальцем в небо. Но свойственная бывшему кэгэбэшнику въедливость не позволила удовлетвориться полученными фактами, и он принялся искать другие источники информации.

…И наткнулся на людей в камуфляжной форме, которые сообщили о средиземноморской красавице следующее:

Другой источник утверждал:

Какая-то мешанина, структурировать которую у шуистовского аналитика желания не возникло.

Обратило на себя внимание лишь то, что «другой» — в штатском, представлен был как «бывший зам» по какой-то там части.

Белозерцев успел освоить «мову» в период работы в посольстве, но не столь блестяще, чтобы разобраться в этом с ходу. Если на перевод ушли считанные минуты, то «физиогномика» потребовала больше.

Время он потратил не впустую. Перед ним собственной персоной предстал египетский «поляк». Но только без усов. И без жировика.

Поначалу он даже хотел сообщить об открытии «Садовнику», но поразмыслив, решил не пороть горячку. На самом деле он опасался, что друг в очередной раз заявит: «Нет, Паша, это дежавю!» А потому предпочёл запереться в мансарде. Чтобы заняться ставшим привычным делом — собиранием пазлов.

Волонтёрство сыграло огромную роль в материальной поддержке как добробатов, так и регулярных частей украинской армии. Кое-кто даже считал, что без волонтёров, конфликт на юго-востоке уже затух бы. Наивность! А вот версию о том, что Рита, подобно той самой средиземноморской красавице, участвовала в этом самом движении Белозерцев счёл правдоподобной.

Итак, Стас Титочка и аниматор Рита.

Хотя в «Парадизе» они ничем себя не выдали, в прошлом могли пересекаться или знать о существовании друг друга.

А если тот роковой для Люсиль вечер Рита оказалась в номере граждан Польши не в результате слепой игры случая? При таком раскладе можно протянуть уже не ниточку, а полноценную стрелочку к бассейну, где погибла Майко-Милкова.

На листе, вырванном из того же кулинарного блокнота, он вывел разноцветными фломастерами имена, прозвища, от которых устремились стрелки с ему одному понятной периодичностью.

Чертёжника удовлетворил тот факт, что один из тёмных прогалов в схеме оказался наполненным. Он нащупал связь между «поляком» и девушкой-аниматором.

Дверная ручка задёргалась.

— Паша, ты заперся?

«Ну разве это не очевидно?»

Подавив досаду, он пошёл открывать.

Глава 7 «Когда друг оказался вдруг…»

Они встретили Новый год вдвоём. Впервые без тётушки Лу.

Когда в городе Мичиган приближалась полночь, позвонили мистеру Томсону. Он встречал Новый год с престарелой матушкой, братьями, их жёнами и детьми. Милочка поупражнялась в английском разговорном.

— Мы ждём тебя, Мелани! — проговорил мистер Томсон на ломаном русском. Он пребывал в хорошем настроении, ибо назвал падчерицу персонажем из «Унесённых ветром», почему-то сочтя их имена созвучными.

Бешено вращавшийся маховик телесных утех стал замедляться. Россияне приходили в себя после гастрономических излишеств, а Садовые подумывали об отбытии на родину. Однако развлекательная программа для них ещё не исчерпалась до конца: гостей пригласили посетить домашнюю выставку.

Мать и сын переступили порог «игровой», в который раз отметив, что во владение Белозерцева-младшего отдано самое просторное помещение с уютной арочной дверью на балкон.

Основу нового вернисажа составляли Костины рисунки и снимки.

Наибольшее оживление вызвали работы периода «Парадиза». Садовой с удовольствием показал матушке окно своего бывшего номера и дал обещание, что когда-нибудь они совершат путешествие на Красное море всей семьёй: «Ты, я и Ольга!» Софья Михайловна в ответ загадочно усмехнулась.

Может, ей уже открывалось будущее, в котором отель «Парадиз» не просматривался ни в каком ракурсе?

В рисунках доминировала морская тематика. Как пояснила «Аби», из всех природных стихий внук отдавал предпочтение воде. Впрочем, и без этого комментария, Садовой помнил тягу ребёнка к бассейну.

Зацепило другое. Главным персонажем художника являлось существо — судя по округлым очертаниям — принадлежащее женскому племени. И с хвостом.

«Мокрый не боится воды!» Фраза прилипла к сетчатке. Владимир Николаевич отмахнулся от неё, как от назойливой мухи.

— Автор явно пленён подводным царством, — прошелестел матушкин голос.

«Чтобы не сказать помешан, — уточнил про себя профессор. — Но все старательно избегают поразмыслить над этим. Как и над тем, что ребёнок находился рядом с местом первого преступления, а дед данный факт скрыл. Нет, не за якобы забытым сабо супружницы рванул он к бассейну с подогревом! Не на прогулку снарядился! Он устремился спасать свою кровинушку.

А то, что Костя побывал там в Хэллоуин, не вызывало сомнений. Треть всех рисунков — изображения бассейна с подогревом и с плескающимися в нём особами. Как с хвостами, так и без таковых».

— Костик научился плавать, — констатировал Рафаэль Фаттахович, вглядываясь в работы внука.

«Но достаточно ли хорошо, чтобы утопить женщину?» — подумал Садовой — и сам испугался своей мысли.

По правде говоря, он особо не задумывался о последствиях рождения у друзей ребёнка с особым развитием, как принято сейчас выражаться.

Он видел их любовь.

Какие переживания стояли за…

Нет, так далеко он не заходил. Отчасти из деликатности, отчасти из нежелания нарушать собственный душевный баланс.

Они продолжили разбирать книжное собрание, значительная часть которого предназначалась для передачи в дар районной библиотеке.

Маменька взяла в руки стопку произведений российских писательниц и отчеканила:

— В женской прозе человеческое существование ещё ужаснее, чем на самом деле.

— А что не так? Ты успела забыть про «свинцовые мерзости русской жизни»? — усмехнулась дочь.

— Нашим авторам не хватает дистанции. Читаешь их и слышишь хор: «Как плохо мне здесь, в Расеюшке, живётся!» А жизнь вообще — занятие небезопасное.

Милочка не стала спорить, но насторожилась: с чего бы у маменьки такие упадочнические настроения?

— А почему именно там-в Красном море? Ну понимаешь…

Дочь уже приноровилась к маменькиному обыкновению перескакивать с темы на тему, а потому не замедлила с ответом:

— Там ей был Голос.

— Хм.

По просьбе гостей Павел Петрович залез в Интернет за свежими новостями. Естественно, из Украины.

Они не внушали оптимизма. Среди них — самоубийство заместителя командира по юридической части батальона «Азов» Масюка. Среди источников информации значился и некролог, подписанный уже знакомой фамилией — Титочка.

Снова кликанье мышкой, в результате которого новая информация: данный гражданин был некогда заместителем командира батальона «Азов», но оставил свой пост в знак протеста против мародёрства и нацистских проявлений. Впрочем, обнаружилась и другая версия: Стас Титочка организовал самовольный и неудачный штурм Мариуполя 9 мая 2013 года.

Фронтовые снимки того периода оказались крайне немногочисленны, а ракурс — неудачным — то сбоку, а то и вовсе со спины. Довольствоваться этим Белоглазов не стал, а потому продолжил поиск.

В это время Садовой занялся просматривание сборника лекций французского философа Фуко «Ненормальные», который хозяин дома пытался одолеть уже не первый месяц.

«Игровая» погрузилась в тишину, ибо размеренное гудение старенького компьютера воспринималось привычным фоном.

Глава 8 Прощание славянки

Милочка провожает маменьку.

Сколько раз вот так стояли они в аэропорту или на вокзале, перебирая темы, чтобы заполнить оставшуюся до отправления паузу. Но тогда их неизменно сопровождала тётушка Лу, стрекотавшая без умолку. Как утверждала маменька, так было не всегда. В юности Люська отличалась сдержанностью, даже робостью. Питерской подружке пришлось приложить усилия, чтобы превратить её в «милашку» (маменькино выражение).

«Я была её пигмалионом и профессором Хиггинсом в одном лице».

Перед выходом на перрон маменька непривычно близко придвинулась к дочке:

— Если что-ты меня, как Люську… — маменька сглотнула, — в общем распорядись так же.

— И где тебя «распылить»? — Растерявшаяся Милочка взяла неподобающе шутливый тон. Маменька его не поддержала: — А вот насчёт этого сообщу чуть погодя.

В последний год Олег Валерьевич Кузовкин заметно поправился. Да, именно это слово употребляла его матушка. Не набрал вес, не оплыл, а на советский манер — поправился. Как будто это могло приободрить сына, который из-за стола теперь поднимался в несколько приёмов. Сначала наклонял вперёд туловище, затем отрывал от стула седалище и… начиналось главное — подъём корпуса. При этом икры могли предательски завибрировать.

«Надо бы заняться собой».

Однако физические нагрузки не шли дальше ходьбы на работу и обратно. А проживал Милочкин наставник настолько близко от курсов, что даже обедал с родителями. Неслыханное везение для обитателя мегаполиса!

А ещё он обожал новогодние каникулы. Именно в этот период, когда в офисе оставались лишь дневной вахтёр и ночной сторож, Олег Валерьевич являлся на работу.

Вот и на этот раз за время всеобщей расслабухи он успел изучить предложения слушателей курсов по улучшению Милочкиного синопсиса и остался доволен. Никто пока не предложил его личную версию. А она состояла в том, что преступление в «Парадизе» совершила «Аби».

Да, она отсутствовала в отеле в ночь первого убийства и даже имела алиби, подтверждённое подружкой.

Но что мешало ей потихоньку выскользнуть из дома доктора и без проблем добраться до «Парадиза».

Мотив? — Ревность.

Да, это вариант. Но какой-то безвкусный, плоский.

Мэтр снова перелистал текст.

Кришнаит! Персонаж второстепенный, проходит по содержанию этакой тенью. А что, если…

Он вглядывается в светящийся экран до ломоты в глазах.

Даже если Садовник прав и это дежавю… Одно несомненно: поляк — это заместитель командира батальона «Азов» Стас Титочка по прозвищу «Мабуть». Ведь и Данута слышала его фирменное словечко. Хотя данный персонаж поработал над внешностью, отрастив усы, удалив жировик и заметно раздобрев, он его идентифицировал.

Белозерцев вскакивает и меряет шагами мансарду.

Мозг выдаёт всё новые и новые «картинки». Он едва успевает сортировать их по «файлам».

Итак, аниматорша посетила своё рабочее место в день ЧП. Если она застукала девочку в воде, зачем провожать до номера? Более того пребывать там довольно продолжительное время? Входит ли это в обязанности аниматора? — Входит, если с ребёнком что-то не в порядке. К примеру, он оказывается в опасной для жизни и здоровья ситуации.

Девочку настигли судороги.

Девочка вывихнула пальчик на ноге.

Девочка наглоталась воды.

В этом случае сотрудница отеля обязана проводить её к родителям.

Он откинулся на спинку стула. Не грех и трубочку выкурить. Однако поставить точку мешало свербящее ощущение незавершённости, и он снова вернулся в «сеть».

Игорь Нехамес глотнул из пузырька с наклейкой «Настойка пустырника». Кадык на тощей шее дёрнулся, пропуская коньяк.

В такие дни учебный кабинет становился его убежищем от семейных баталий. Тем более что ему предложено вычислить убийцу женщин в заграничном отеле. Всё же Кузовкин не оставляет затеи — дотянуть «женское рукоделие» до профессионального уровня. Гиблое дело. В сценарии никакого «экшена».

Но кого же назначить в преступники? Почему бы не мальчика-дауна? Он готов биться об заклад: этот вариант не предложит никто.

Марина Лялина, утомлённая праздничными хлопотами, тоже явилась на сценарные курсы. Потрудившись на славу, женщина расправила затёкшие конечности и с наслаждением потянулась.

Олежка — в своём амплуа. С таким препом не заскучаешь. Предложить примерить к себе роль детектива!

Что ж, она выполнила домашнее задание. Убийца — женщина. Мятущаяся, нервная, влюблённая. Её замыслы — на грани провала. И она на ходу их корректирует. Спонтанность лишает её поступки логики и ещё более запутывает сыщиков.

Девушка в хеджабе. Вот кто вызывает наибольшие подозрения! Снедаемая ревностью, она проникает в квартиру Ритиного любовника, чтобы расправиться с соперницей. А потом и сама становится жертвой кровной мести. Остальное за малым — поменять убийства местами, после чего заставить героиню… Как там сейчас молодёжь выражается? Ага, «выпилиться!»

На дворе разыгралось ненастье, поэтому решили не рисковать и отправиться на вокзал загодя.

Прибыв на место, друзья устроились в хорошо протопленном зале ожидания напротив часовенки, с которой мирно соседствовал бюст Ленина.

— Как полагаешь, старички поладят? — первым нарушил молчание Владимир Николаевич.

— Долгосрочных прогнозов давать не берусь.

— Это почему же? — непонятно из-за чего обиделся профессор.

— Политика. Стариков может развести разность взглядов на ситуацию на У… — Белозерцев запнулся и скосил взгляд на друга, — прости великодушно, в Украине.

— Не могу не согласиться с тобой, — ответил Садовой, сочтя за благо не посвящать друга в суть тех перипетий, в которые они попали из-за матушкиной вовлечённости в политику.

Оставил он при себе и «украинский» след в египетской трагедии. За последние сутки они не обменялись ни словом по поводу «Парадиза».

Первым не выдержал Белозерцев:

— Знаешь, какая у меня версия?

— Какая?

— Наша Рита и поляк познакомились ещё до Египта.

— У тебя есть подтверждение?

Белозерцев, кожей ощущая состояние друга, мягко заметил:

— Это предположение.

Однако профессор уже закусил удила:

— Девочка мертва и не может защитить своё имя.

— Не смею спорить. Но вопрос остаётся открытым.

— Паша, самое большое подозрение лично у меня вызывает главный менеджер.

— Но согласись, оно строится на двух фактах — анонимном доносе и Ритиных часиках, обнаруженных у Абделя после смерти девушки.

— Этого мало?

— Недостаточно, чтобы засадить человека за убийство.

— Не забывай: здесь примешивается и политика. Террористическая организация «Братья мусульмане» и всё, что с ними связано.

— У меня, Володя, вообще ощущение, что геополитика сыграла здесь главную роль.

— Но трёх человек умертвили конкретные люди.

— Полагаешь, убийца действовал в одиночку? — задал вопрос Белозерцев, звучавший в их беседах не один раз.

— Понятия не имею.

— Конечно, можно навесить на него ярлыки «социопат», «маньяк», но что-то подсказывает мне: здесь не так всё очевидно.

Белозерцев вздохнул, а Садовой отметил про себя: воздух в лёгкие друга проходит с натугой.

«Пашке следует распрощаться с трубочкой! А то так недолго и…»

— Что ж, друг мой Володька, надо честно признать поражение. Справедливость на этот раз не восторжествует.

— А с чего ты взял, что на этой земле она вообще существует? — вспыхнул арабист. — Вспомни библейского Иова! Как Господь ответил на его жалобы?

— Не помню! — сокрушённо признался подполковник.

— «Земля отдана в руки нечестивых!» Что здесь можно добавить?

«Может, оно и к лучшему, что мы потерпели фиаско, — размышлял Белозерцев. — Ведь истина могла оказаться болезненной. Для нас обоих».

— Не стоит печалиться, старина. Ты сделал всё, что мог, — произнёс Садовой, уловив настроение друга.

— Мы сделали! — поправил тот великодушно.

— Если тебе так больше нравится, — согласился Садовой и присовокупил: — Мы взялись за непосильную задачу. Самое отвратное, когда не знаешь, что собственно ищешь. Потёмки!

— А вот тут я с тобой не соглашусь. Есть два вопроса, на которые нет ответов. Первый: кто оставил синяки на Ритиных ногах? Второй: для чего она передала часы Алену накануне этого самого хэ-хэ…

— Хэллоуина.

Развить тему не позволил женский голос, с командирской безаппеляционностью объявивший посадку на поезд, следовавший до Москвы. Друзья двинулись на перрон. Отыскав вагон с указанным в билете номером, некоторое время постояли, словно в оцепенении, затем обменялись рукопожатием и дали обещание быть на связи.

И тут грянул марш «Прощание славянки», которым здесь уже много лет провожают фирменные поезда. Видимо, не без воздействия бессмертной мелодии друзья заключили друг друга в объятия, а на глазах профессора даже блеснула влага. А может, просто отблеск уличного фонаря.