У короля.
Монгла, Данжо, Вильнье, Придворные (ожидающие выхода короля).
Мон. (смотря на часы). Пять минут девятого… Господа, король опаздывает сегодня на пять минут!.. Вероятно не совсем хорошо чувствует себя
Вил. А еще вероятнее — принимает своего тайного агента.
Дан, Не удивительно! Я сегодня утром сам видел, как в замок входил человек, лицо которого мне совершенно незнакомо.
Вил. Каких лет?
Дан. Приблизительно лет тридцати пяти, глаза черные, лицо грустное, усы…
Вил. Что вы на это скажете, Монгла? Вы с ним знакомы.
Мои. С кем?
Вил. Ну, с этим тайным агентом. Согласуются ли его приметы, с тем, что говорит Данжо?
Мон. И да, и нет, господа. Тайный агент его величества, чтобы его не узнавали, меняет свое лицо и свой костюм раза по три или по четыре в день, а ночью, так и того чаще.
Дан. Когда же он спит?
Мон. (важным тоном), Почти что никогда. Благодаря такой способности и чрезвычайной деятельности, этот необыкновенный человек и может аккуратно и неутомимо исполнять возложенные на него тяжелые обязанности.
Вил. Так вы думаете, Монгла, что он-то теперь и находится у короля?
Мон. Я ничего не думаю и не утверждаю. Но вчера вечером король спросил у меня ключ от наружных дверей замка и, потому, я не сомневаюсь, что сегодняшнее утро принесет нам массу новостей и тайн.
Дан. Ах да, кстати о новостях: вчерашние две дамы, приехавшие инкогнито в Венсен никто иные, как герцогиня Савойская и ее дочь принцесса Маргарита.
Мон. Я сам отправлял им экипажи до Орлеана.
Вил. А на счет секретов, известно ли вам, что г. Пимонтель, испанский посол, только в 2 часа ночи вышел от короля?
Мои. Я сам поджидал его у главных ворот и провел его до спальни короля.
Дай. Все это менее странно, господа, чем арест графа Гиша, сегодня в четыре часа утра,
Вил. Не может быть! Гиша!? Любимца короля!
Мон. О! Это известие совершенно верно: я сам ходил будить Гито, старик спал крепчайшим сном.
Дан. Все это не объясняет, почему король опаздывает сегодня на десять минут.
Мон. (смотрит на часы). На одиннадцать с половиною… И так, повторяю, по всему заметно, что в замке приготовляется что-то очень важное.
Те же. Мольер.
Мол. Господа, его величество поручил выразить вам свое сожаление. Маленького выхода сегодня не будет. Впрочем, король желает, чтобы вы не удалялись, так как он имеет намерение сделать очень важное сообщение всему двору.
Вил Это кто такой?
Дан. А вот это тот самый человек, который сегодня утром входил в замок.
Вил. Тайный агент?
Мон. О! Нет, господа, это новый камердинер его величества, Мольер, сын старого Поклена, придворного обойщика. Это просто какой-то комедиант, который почему-то понравился королю. Я это потому знаю, что Байтам, старый слуга государя, не захотел вместе с ним убирать постель его величества, под предлогом, что не желает мараться с подобным скоморохом. Говорю вам это как факт. Бонтан приходил ко мне советоваться по этому поводу, как к человеку, сведущему по части этикета.
Дай. И что же, по вашему, Бонтан прав или нет?
Мон. Нет, не прав. Существует указ короля Людовика XIII, от 16 апреля 1641 года, в силу которого возбраняется укорять актеров за их ремесло.
Мол. Вы слышали, господа, что я вам передал?
Мон. Потрудитесь доложить королю, что мы будем ожидать его дальнейших приказаний. (Уходят за исключением Мольера.)
Мольер (один). Совет, данный мною королю, оказался, по-видимому, действительным. Здесь только и разговору, что о тайном агенте короля. Все то его видели, то верхом, то пешего; одному показался он грустным, задумчивым, гуляющим в самых уединенных аллеях парка; другой — присутствовал при том, как он с веселым видом кормил лебедей у большого бассейна; что он и брюнет, и блондин и большого роста, и малого; так, например, маркиз Монгла должен свидеться с ним сегодня вечером, герцог Вилькье завтракает с ним завтра утром, граф Данжо колеблется его принять, пока он не докажет своего знатного происхождения. А пока всякий доносит о надеждах и замыслах соседа я даже сознается в своих собственных провинностях, боясь, что тайный агент донесет раньше его. Король получает пропасть писем м разоблачений. О, несчастные жертвы тщеславия, властолюбия и корысти, присвоившие себе название людей! Все вы остаетесь те же, в какое бы время не пресмыкались по земле.
Король. Гито. Мольер.
Кор. (держит несколько писем). Благодарю, Гито. Что же он сказал, когда вы его арестовали?
Гито. Как обыкновенно все говорят в подобных случаях: «не понимаю, почему его величество…» А когда я потребовал от него письма взамен тех, которые принес, тогда он как будто понял в чем дело и тотчас же отдал мне этот пакет, без всякого сопротивления.
Кор. Отлично! Теперь вернитесь к графу Гишу и скажите ему, что он свободен, но с условием, тотчас же отправиться в армию и не возвращаться в Париж, пока я его не призову.
Гито. Приказания вашего величества будут исполнены в точности (Кланяется и уходит.)
Король. Мольер.
Кор. Вы меня освободили от придворных, г. Мольер?
Мол. Точно так, не по желанию вашего величества, они ожидают ваших дальнейших приказаний.
Кор. Прекрасно! Вот список лиц, которых я желаю видеть сегодня утром. Благодаря вашему совету, произошло столько разнообразных событий в течение последних суток, что комедия, в которой я вам предназначил роль моего советника, приближается, наконец, к развязке. Вы видели ее начало, г. Мольер, вы увидите и конец ее.
Мол. Глубоко благодарю, ваше величество, за всю доброту вашу и снисхождение к несчастному поэту, но все-таки, как только окончится эта комедия, я буду почтительно просить о разрешении покинуть двор и возвратиться к театру. Я не придворный человек, я бедный скиталец, как Коло или Сальватор Роза, с кистью в одной руке и карандашом в другой; изображать и осмеивать людей — вот мой удел. Встречаемый с почтением за кулисами моего театра, я здесь не более, чем раб, и на меня все смотрят как на какого- то пария. Вот, например, если ваше величество страдали сегодня бессонницей и приписали ее тому, что постель…
Кор. Я об этом уже слышал, сударь. Бонтон отказался убрать мою постель вместе с вами, но не под предлогом, что поэт не может с ним сравниться, а потому, что он не может сравниться с поэтом. То, что вы приняли за гордость, было не более как скромность. Впрочем, долг моего старого Бонтона я беру на себя и мы сегодня же сведем с вами наши счеты, а пока возьмите список и потрудитесь допускать до меня только тех, которые в нем помечены.
Мол. Смею заметить вашему величеству, что в нем недостает одного имени.
Кор. Какого?
Мол. Имени моего отца, государь. Ведь он сегодня должен был явиться за письменным приказанием посадить в тюрьму его беспутного сына.
Кор. Вы правы. Если он придет, скажите, чтобы его впустили.
(Мольер уходит.)
Кор. (один, садится в кресло). О! Людовик, Людовик! Ты захотел быть королем и не можешь быть даже человеком! Как ты сумеешь снести бремя правления, когда не умеешь справиться с тяжестью сердечного горя… Вот ее письма… письма Марии… обращенные к другому!.. Я их не читал и, конечно, читать не буду… Перед тем, как писать мне, она и ему писала. Перемена только в именах, но содержание писем к обоим нам, вероятно, одно м то же. Каждому из вас она говорила и много раз повторяла те же три слова, которыми женщина убаюкивает нас от самой колыбели и до гроба: «я вас люблю»… (Грустно.) О! И я вас любил, Мария, любил до сумасшествия, готов был сделать своею женою, сделать вас королевой! Если бы кто-нибудь пришел мне рассказать то, что я слышал в эту ночь, я бы ему не поверил; но вы сами сорвали повязку с моих глаз. Благодарю вас, Мария. Вы сами излечили рану, нанесенную вами же моему сердцу… Идут!.. Генриэтта!.. И ее сердце также облито кровью… Но ее я, по крайней мере, могу утешить.
Король. Генриэтта.
Ген. Государь!
Кор. Подойдите, сюда, Генриэтта, и взгляните на меня.
Гм. О! Ваше величество! Простите, но не смотря на ваши добрые глаза и ласковый голос, я, как будто бы, чего-то опасаюсь. А.
Кор. Чего же?
Геи. Вы пожелали видеть меня сегодня утром, видеть меня одну, говорить со мною наедине. Что можете вы сказать такой бедной девушке, как я?
Кор. (глядя на нее с большей нежностью). Я хочу сказать вам, Генриэтта, что у вас не только прелестные глаза, хорошенький ротик и чудные волосы, но еще и благородное сердце.
Гои. О! Боже!
Кор. Вы всегда были хорошею и покорной дочерью, утешали в несчастии свою мать; теперь же вы верная и преданная сестра, утешительница вашего брата в изгнании,
Гон. Что вы, государь, хотите этим сказать?
Кор. Я хочу этим выразить, что вы для меня предмет удивления, дорогая Генриэтта. Брат ваш низвергнут с трона, изгнан из Англии и когда несправедливое, тираническое распоряжение заставляет его покинуть страну, которая должна бы считаться его вторым отечеством, вы стараетесь, по крайней мере, облегчить его участь своими ласками и слезами — за неимением других средств — и усладить ему жестокую минуту расставания.
Ген. Боже мой! Ваш агент вам все передал! (Кидается к ногам). Простите меня, государь, простите!
Кор. (поднимая ее). Не только прощаю, но и сочувствую вам, Генриэтта; теперь выслушайте меня.
Ген. Да, да, я слушаю… Но мне кажется, что все это сон!
Кор. Да, но вы сейчас убедитесь, любезная кузина, что это действительность. В эту ночь, когда с вами прощался ваш брат, он говорил… помните, около оранжерейной налитки. …что ему достаточно было бы миллиона, чтобы купить генерала Монк.
Ген. Да, да, все это правда.
Кор. Вот в этом бумажнике миллион, так горячо желаемый вашим братом. Передайте ему, Генриэтта. Я хочу, чтобы он получил его из ваших рук. Если переговоры удадутся, тогда он только вам одной будет обязан своим возвращением на английский престол.
Ген. Но этот миллион, государь…
Кор. (меланхолично), Он был мне послан кардиналом Мазарини для праздников и пиров, но, вы сами это знаете, печальное сердце бежит от шума и удовольствий. Я более не нуждаюсь в этом миллионе, Генриэтта; я вам его даю без всякого сожаления; возьмите же его без угрызении совести. Пусть только ваш брат простит мне, что я так мало для него делаю. Кто знает, современен, может быть, я сделаю и больше.
Ген. О! благодарю, благодарю вас, государь!
Кор. Идите, Генриэтта, не теряйте времени. Ваш брат должен был ехать сегодня утром, но я надеюсь, что он еще не тронулся в путь.
Ген. И я ногу сама пойти к нему?..
Кор. Я этого желаю. (Провожает ее к дверям,)
Ген. О, как вы добры, как вы добры, государь!
Те же и Филипп (в передней). Мольер.
Фил. Людовик, Людовик! Прикажи меня впустить, г. Мольер отстраняет меня от твоей двери, от двери, которую я же ему отпер. Неблагодарный!
Мол. Ваше величество, будьте так добры сказать его высочеству, что я только исполняю данные мне приказания.
Фил. А я все-таки войду.
Кор. Идите, Генриэтта, идите. (Уходит,)
Король и Филипп.
Фил. (со вздохом). Ах!..
Кор. Что с тобой, Филипп? Ты почти также грустен, как и н.
Фил. Если я грущу, то не даром.
Кор. Грустишь? Ты? С тридцатью тысячами ливров в кармане, то есть с перьями на твоих шляпах, с кружевами на рукавах, с бриллиантовыми пряжками на. подвязках и золотыми вышивками на плащах?
Фил. Увы! Вот именно оттого-то я и грущу, что должен проститься и с вышивками, и с бриллиантами, и с кружевами, и с перьями! Пойми, что тридцать тысяч ливров, данные мне кардиналом, они…
Кор Что они?
Фил. Опять возвратились в его сундук.
Кор. Он у тебя взял их обратно?
Фил. Нет, он поступил еще бесчестнее. Он у меня их снова выиграл в карты… И когда я остался без ничего, он не пожелал играть на слово, говоря: «Фи! Ваше высочество! Как это некрасиво, быть игроком в ваши лета». Теперь ты видишь… (Выворачивает карманы.)
Кор. И ты рассчитываешь на меня?
Фил. Надо же пополнить пустоту… Вчера я тебе предложил твою часть из моих трех тысяч золотых; сегодня — твоя очередь дать мне мою часть из твоего миллиона. Видишь, как все это просто.
Кор. Бедный Филипп! Ты не вовремя пришел просить денег!
Фил. Как? Неужели и твой миллион тем же путем возвратился к кардиналу?
Кор. Нет, но я уже им распорядился.
Фил. Ах! Какая жалость! А когда же он даст тебе другой миллион?
Кор. Не знаю, но не беспокойся, если он слишком замешкается, тогда я сам возьму, ни у кого не спрашивая.
Фил. Ты, значит, в самом деле будешь королем?
Кор. Надеюсь!
Фил. С какого же дня?
Кор. (со вздохом). С сегодняшнего.
Фил. Об этом еще никто не знает?
Кор. Нет.
Фил. Так позволь же мне первому принести поздравление… Ваше величество, имею честь…
Те же и Мольер, потом Шарлота.
Кор. Войдите.
Мол. Ваше величество! Графиня де Версель и ее дочь уезжают в полдень, а так как король пожелал принять M-lle Шарлоту…
Кор. Пусть войдет.
Фил. Кто это такая, M-lle Шарлота? (Мольер вводит Шарлоту которая стыдливо останавливается у двери.) А! Это фрейлина кузины Маргариты!.. Так как же, Людовик, если ты получишь снова свой миллион…
Кор. (протягивая ему руку). И ты получишь свои три тысячи золотых.
Фил. Благодарю. О! Что за чудное кольцо!
Кор. (грустно). Можешь взять себе, если хочешь.
Фил. Ты мне его даришь?
Кор. Да. Оно будет напоминать тебе, что ты первый поздравил меня в первый день моего настоящего воцарения.
Фил. Спасибо, спасибо, Людовик… О! Какая прелесть это кольцо! (Проходя мимо Шарлоты.) Посмотрите, какое прелестное кольцо.
Шар. (с беспокойством). Прелестное, ваше высочество.
Король и Шарлота.
Кор. Счастливчик! Стоит только дать ему кольцо и обещать три тысячи золотых и вот он самый счастливый из всех принцев па земле. (Шарлоте.) Подойдите.
Шар. Извините, государь, но вероятно ошиблись, говора, что ваше величество изволили меня требовать к себе…
Кор. Почему вы полагаете, что ошиблись?
Шар. Оттого… оттого, что мне нечего сообщить вашему величеству… Нет, положительно ничего, чтобы…
Кор. А если я имею что сообщить вам?
Шар. Вы? Мне? Что может сказать мне король?
Кор. Во-первых, он может у вас спросить, что делают принцесса Маргарита и ее мать?
Шар. Они обе здоровы, государь, совершенно здоровы.
Кор Я слышал, что регентша уезжает в полдень?
Шар. Точно так, государь.
Кор. И возвращается в Турин?
Шар. Да, в Турин.
Кор. А какое впечатление производит на нее этот отъезд?
Шар. Она очень грустна.
Кор. Зато принцесса Маргарита должна быть очень веселою.
Шар. Веселою?
Кор. Да, как была весела вчера вечером, когда королева, моя мать, вошла сердитая к этим дамам и объявила им об открытой любви короля к Марии Манчини.
Шар. (в сторону.) Мои собственные выражения!
Кор. И веселье ее очень понятно, после страха выйти за нелюбимого человека.
Шар. О!
Кор. Теперь она снова увидит князя Фарнезе, которого так нежно любит.
Шар. О!
Кор. И который обещал известной мне фрейлине Шарлоте Годефруа…
Шар. Боже мой!
Кор. Любящей с своей стороны графа Бушавана…
Шар. Создатель!
Кор. Сто тысяч ливров, в виде свадебного подарка, если ему удастся жениться на принцессе Маргарите.
Шар. Ой! помогите, спасите! Я сейчас упаду в обморок!..
Кор. Призовите лучше все свои силы и возьмите вон там, на столе, бумагу, сложенную вчетверо. Видите?
Шар. Государь! Не могу… не могу исполнить вашего приказания, мои ноги не повинуются мне…
Кор. Эта бумага — капитанский диплом Бушевала.
Шар. Капитанский диплом!.. О, государь! Я не нахожу слов для благодарности…
Кор. Вы передадите ему этот диплом, и с условием — условие это легко исполнить — чтобы он непременно на вас женился в продолжение шести недель, начиная с сегодняшнего дня. Теперь я должен вам сказать еще одно: если князь Фарнезе, которого и избавляю от очень дорогих путешествий во Францию, так как не женюсь на принцессе Маргарите, будет так скуп, что не даст вам обещанных ста тысяч ливров, то вы получите их от меня.
Шар. О, государь!
Кор, Что с вами?
Шар. Страх, волнение, радость так на меня подействовали, что я, право, не вижу двери… (Король ведет ее к выходу.) Но как же вы можете знать..?
Кор. Позвольте мне возвратить вам поцелуй, который вы мне дали этой ночью на оранжерейном дворе. Я ничего не желаю оставлять у себя принадлежащего г-ну Бушавану.
Шар. О, Господи! (Дверь отворяется. Входит Мазарини. Шарлота отступает. Мазарини делает несколько шагов вперед. Она проходит за ним и исчезает г держа голову обеими руками.) О, Господи, Господи!
Король. Мазарини.
Кор. Еще двое счастливых! Из-за них я почти что забыл о собственном горе.
Маз. (с удивлением озираясь вокруг себя.) Ваше величество посылали за мной?
Кор. (вздыхая,) Да, кардинал, да.
Маз. Ваше величество изволили получить миллион?
Кор. Да, Бернуэн мне его передал.
Маз. То-то… А я испугался, узнав, что король зовет меня…
Кор. (гордо.) Я вас призвал, чтобы переговорить с вами о разных важных делах, касающихся управления государством, а также нашей внутренней и внешней политики.
Маз. Что вы сказали?
Кор. Вас, кажется, это удивляет, кардинал? Вы не привыкли, чтобы я таким образом говорил с вами. Но есть дела, которые так близко касаются моих прав, как короля, или моих чувств, как человека, что меня всегда удивляет ваша решимость предпринимать их без моего разрешения.
Маз. О чем вы говорите, государь?
Кор. Я говорю, сударь, о вашем отказе принцу Конде вернутся во Францию и о вашем приказании моему двоюродному брату Карлу покинуть Венсен.
Маз. Ваше величество знаете?
Кор. Я знаю, что Гено вчера вечером уехал в Брюссель, а от Карла II-го потребовали, чтобы он немедленно выехал из Венсена.
Маз. Ого!
Кор. Отчего же мне, сударь, не знать? Ведь знаю же я верную цифру вашего состояния! Вы меня понимаете — я говорю о 39 миллионах двухстах шестидесяти тысячах ливров.
Маз. Браво, ваше величество, браво! Я сам слишком ловкий человек, чтобы не оценить ловкость в других. Но, так как король, по-видимому, ставит мне в укор и отказ, данный принцу Конде, и требование предъявленное его величеству Карлу II, то я постараюсь оправдаться в двух словах.
Кор. Избавьте! Только слово «оправдаться», я желал бы заменить словом «объясниться».
Маз. Во первых, государь, я не отказал принцу Конде в просьбе вернуться во Францию; я только отсрочил это возвращение.
Кор. Да, до полного его выздоровления, при чем назначили ему двухмесячный срок.
Маз. Государь, я вполне уверен в тех людях, которые мне служат, так что ни Гено, ни Бернуэн и никто другой из моего дома, конечно, вам ничего не сказали. Вы как-нибудь случайно узнали о том, что произошло. Но вы все-таки узнали, а это главное. Так вот что я вам скажу: я удержал принца Конде за границею потому, что вполне отдавал ему справедливость, как полководцу, и вместе с тем опасаюсь его характера, как политического деятеля. Принц Конде при дворе, вместо того, чтобы находиться при армии, принц Конде, лишенный возможности выигрывать сражения за или против вашего величества, принц Конде займется интригами… Он захочет вас женить и не по вашему вкусу или по требованиям политики, но следуя своим собственным желаниям и интересам. И признаться, доколе король не женат или, по крайней мере, не принял неизменно решения касательно своей женитьбы, я предпочитаю, чтобы принц Конде оставался в Брюсселе и отнюдь не приезжал сюда.
Кор. В этом отношении я вполне с вами согласен и даю вам слово, что свадьба моя будет решена еще до приезда принца в Париж.
Маз. Тогда все препятствия исчезнут, Гено поспешит вылечить принца и ваше величество получит возможность призвать его к себе.
Кор. Перейдем к королю Карлу II.
Маз. А! Что касается до короля Карла II, это другое дело, и ваше величество сейчас же согласится со мной о невозможности терпеть его присутствие не только в Венсене или Париже, но и во Франции.
Кор. Я когда-то сам был изгнан и несчастлив, как он, а потому на желаю иметь от вас объяснения. Возможно ли допустить, чтобы министр мог приказать королю немедленно покинуть владения двоюродного брата и союзника? Так поступают только с частным человеком.
Маз. Во-первых, государь, развенчанный король в одно и тоже время — и более и менее, любого частного человека. Иногда такой король очень неудобен; полезен он не бывает никогда, а скорее опасен. Во вторых, что король Карл II ваш двоюродный брать, в этом и не сомневаюсь; но вы ошибаетесь, говоря, что он ваш союзник. Ваш союзник, государь, это Ричард Кромвель, протектор Великой Британии. А если ваш двоюродный брат все еще в изгнании и нищете, как вы сами когда то были, то это происходит от того, что, к несчастию, при нем никогда не было кого-нибудь вроде Джулио Мазарини; а найдись такой человек, и король не стал бы скитаться по большим дорогам, а давно бы опять сидел на английском престоле.
Кор. Не напоминайте об этом, я очень хорошо знаю, как много я вам обязан и, конечно, никогда об этом не забуду. Отдаю полную справедливость вашему гению, возвратившему мне и покой, и трон, и могущество. Но этот гений, как бы велик он ни был, или дурно судить о положении, или ошибается. Я союзник Ричарда Кромвеля? Первый раз слышу! Может быть союз с новым протектором подписан вами без моего ведома? В таком случае мне нечего возражать, так как, я по собственной беспечности и слабости допустил вас до таких деяний.
Маз. Государь! Вот уже 30 лет, как и занимаюсь политикой и занимался ею с величайшим усердием и умом. Усердие было у меня особенно в молодости, а ум всегда. Я позволяю себе так говорить потому, что это главный упрек моих недоброжелателей. Признаюсь вам, государь, что моя политика, иногда была не совсем честною, но никогда — опрометчивою. А та политика, по которой мне пришлось бы следовать, чтобы снова посадить короля Карла на престол, была бы одновременно и опрометчивою, и бесчестною.
Кор. Бесчестною?
Маз. Да, раз вы заключили трактат с Кромвелем отцом.
Кор. И даже в этом трактате он написал свое имя выше моего!
Маз. А!.. Вы же сами виноваты, ваше величество; зачем было вам подписываться так низко. Г. Кромвель ^нашел себе хорошее место, которым и поспешил воспользоваться. Он уже привык так поступать.
Кор. Да! но ведь г. Кромвель уже умер.
Маз. Вы так думаете потому, что его похоронили? Король умер, да здравствует король!.. Протектор умер, да здравствует протектор! Г. Оливье Кромвель скончался, но г. Ричард Кромвель наследовал отцу и стал его преемником; подписанный же вами трактат с отцом, более чем когда-нибудь обязателен относительно сына. В сущности же, что изменилось в положении? Ничего. Умер человек, его похоронили, но принцип, государь, принцип остался живым. Эх! я прекрасно понимаю, что было не совсем честно, с точки зрения семейных чувств, подписать трактат с человеком так ужасно поступившим с нашим дядюшкой; а с точки зрения обыденной морали, заключать союз с таким бессовестным парламентом, как теперешний — но в отношении политики, все это было безусловно необходимо. В то время, когда паша казна была пуста, Кромвель дал мне пять миллионов взаймы, а в тот день, когда у меня не хватало войска, он прислал мне 6000 шотландцев. Этим трактатом я спас Францию от внешней, непосильной для нее войны. Деньгами я прокормил ваше величество и ваше августейшее семейство, которое без того умерло бы с голода, а присланными людьми я подавил мятеж. Вы видите, что и у г. Кромвеля есть иногда хорошие стороны. Голландия покровительствует королю Карлу II-му, которому и я желаю всякого благополучия. Ну, и пусть себе покровительствует, к ней я его и отсылаю. Благодаря его пребыванию, Голландия поссорится с Англией; а когда Англия и Голландия поссорятся, то, конечно, тотчас же и подерутся. А ведь это единственные морские державы в Европе. Пускай себе дерутся, уничтожают свою морскую силу, а из остатков их кораблей мы себе построим флот, если только я сэкоиомничаю достаточно деньжонок, чтобы накупить гвоздей.
Кор. Мне кажется, что вы и теперь могли бы это сделать и что 39 миллионов 260 тысяч ливров…
Маз. Во-первых, государь, осталось всего 38 миллионов 260 тысяч ливров, так как я вчера поднес один миллион вашему величеству, а во-вторых, эти 38 мил. 200 тысяч ливров мне уже не принадлежат и очень может статься, что когда настанет в них нужда, меня уже не будет в живых. Кажется, что мой наследник, которого я считаю немножко расточительным, все их уже давно спустил.
Кор. Вы уже распорядились своими деньгами? И кому достанутся эти миллионы?
Маз. Тому, на службе которого я их приобрел, государь. Благоволите взглянуть на это духовное завещание, а я не вчера и не сегодня его составил, так как оно подписано г. Кольдером, который уехал в Лион уже два месяца тому назад.
Кор. (прочитал). Как! Я? Я ваш единственный наследник? Вы мне хотите оставить все свое состояние?
Маз. Разве эти деньги не ваши? Не служа ли вам я их скопил? Бедным человеком вступил я на французскую землю, и поэтому только и могу просить у ней — простую могилу по моему росту, для вечного покоя,
Кор. Но наши родные, кардинал?
Маз. У меня только племянники, да племянницы, а ваше величество удостаивали меня иногда именем отца. Впрочем, я знаю доброе сердце вашего величества я уверен, что вы не оставите в нищете родственников вашего верного слуги, всю жизнь потрудившегося для вас и для Франции.
Кор. (смотрит на него с удивлением). О!.. (Пауза.) Видите ли что, кардинал, я обращаюсь к вам и как к министру и как бы обратился к отцу. Мне надо посоветоваться с вами на счет самого важного обстоятельства в моей жизни. Кардинал Мазарини! Я люблю вашу племянницу, Марию Манчини.
Маз. О! Ваше величество! О! обожаемый король!
Кор. И я ее так люблю, что готов даже на ней жениться, конечно, если вы мне ее отдадите.
Маз. О! государь! Это слишком большая честь для сына бедного рыбака, сделаться тестем своего короля. …но… если вы этого требуете — моя обязанность вам повиноваться.
Кор. Да. Но а вам сказал, что жду от вас совета. Мне приходится выбирать между любимою женщиною и принцессою, которую я никогда не видал и к которой поэтому совершенно равнодушен. Должен ли и жениться на любимой женщине, то есть на вашей племяннице, или на незнакомой мне принцессе, то есть на инфантине испанской?
Маз. (очень взволнованный). На инфантине, государь, вы можете жениться только в том случае, когда у испанской королевы родится сын.
Кор. У королевы испанской родился сын.
Маз. Как, вы это знаете? Верно ли это? Я в первый раз об этом слышу!
Кор. Вы об этом узнали бы еще прошлой ночью, если бы испанский посол, шедший на свидание с вами в оранжерею, не был прямо приведен во мне,
Маз. Кем приведен к вам?
Кор. Мною самим.
Маз. Гм!.. Родился сын, родился сын!.. Ужасное известие!
Кор. Вот письмо испанского короля, извещающего нас о рождении инфанта, крещенного под именем Карла.
Маз. Все это еще не доказывает, чтобы король Филипп согласился отдать за вас свою дочь.
Кор. А вот письмо, в котором он мне ее предлагает. Теперь скажите, кардинал, на ком должен я жениться? На Марии Манчини или на дочери испанского короля?
Маз. Государь!.. Ах, Мазарини! Бедный Мазарини!.. Ваше величество!.. Государь… (Падая на колени.) Нет!.. Слава моего короля и величие Франции прежде всего! Государь, с отчаянием в сердце, но с глубоким убеждением в душе, скажу вам: женитесь на инфантине.
Кор. Вы мне это говорите?
Маз. Да, иначе бы вы мне не поверили и могли сказать: «Нет, сударь, нет! Вы эгоист, вы честолюбец, вы дурной министр».
Кор. Значит вы настаиваете?
Маз. О! Король! будьте великим, прославьтесь более всех ваших предшественников; пуст потомство говорит, что славою и величием король обязан бедному сыну рыбака; и тогда Мазарини будет вполне награжден за его тридцатилетнюю преданность и вашему батюшке, и вам.
(Анна Австрийская показывается у двери.)
Кор. Не на коленях, а на моей груди, на моем сердце должны вы это говорить, кардинал. (Обнимает.)
Маз. О! Государь! Благодарю вас за оказанную мне великую честь.
Кор. Матушка!
Маз. Королева!
Кор. Никому ни слова, кардинал, я буду здесь ожидать вашу племянницу.
Маз. Спешу исполнить приказание вашего величества. (Уходит.)
Король. Анна Австрийская.
К-ва (в сторону). Кардинал в объятиях короля… Король, ожидающий племянницу кардинала! Все кончено, решено, свершилось и я пришла слишком поздно… (Королю, который к ней подходит, после проводов кардинала.) Ваше величество!
Кор. Матушка!
К-ва. По-видимому, вы только что сообщили кардиналу какую-то великую и радостную весть!
Кор. О, да! Весть, которая вполне соответствует и- его и моим желаниям.
К-ва (с горечью). Вероятно, касательно вашей женитьбы?
Кор. Ваша обычная проницательность и на этот раз не обманула вас, матушка!
К-ва. Значит все кончено… Вы выбрали жену для себя и королеву для Франции?
Кор. Да.
К-ва. И выбрали, не посоветовавшись даже со мной?
Кор. Когда вы, матушка, узнаете на кого пал этот выбор, я уверен, что будете очень рады.
К-ва. А если нет? Если бы я нашла, что этот выбор и не политичен, и невозможен?..
Кор. Я почел бы это для себя за великое несчастие, но не переменил бы своего решения.
К-ва. Значить, ваше решение бесповоротно?
Кор. Бесповоротно!
К-ва. Значит вы объявляете мне войну? Хотите вступить в борьбу против матери?
Кор. Нет, я только прошу вас сохранить мне вашу нежность… и желаю, чтобы вы меня благословили.
К-ва. Как? Вы желаете от меня нежности и просите моего благословения, когда одновременно наносите удар сердцу матери и гордости королевы? Нет, ваше величество, па это не рассчитывайте.
Кор. Что же мне от вас ожидать?
К-ва. Вы найдете во мне самую ярую противницу этого брака. Даже скажу более: с этой минуты я привяла свои предосторожности.
Кор. (стиснув зубы от гнева). Предосторожности? Гм!.. Может статься, что когда я умру, когда буду лежат в Сен-Дени между гробницами моих предков, когда меня более не будет здесь с хлыстом, шпагою или скипетром в руке, чтобы сказать «н хочу!», может статься, что воспротивятся воин желаниям, не захотят признавать моей воли и уничтожат то, что я воздвиг; но пока я жив, пока я приказываю, пока я царствую — все преклонится, все согнется передо мной!
К-ва. Даже?
Кор. Даже мои министры! Даже моя мать! Даже судьба!
К-ва. О! Людовик, Людовик! Что сделало вас таким?
Кор. Знание истины, сударыня, истины, так часто скрываемой от королей. Но я призвал ее в себе и крепко держусь за нее.
К-ва (нежно). Людовик!
Кор. Быть может, вместо великой скорби, матушка, вас ожидает великая радость… Войдите в эту комнату, сейчас соберется сюда весь двор, чтобы услышать объявление о моей женитьбе и узнать имя выбранной мною невесты. Вы вернетесь и займете свое место на право около меня, кардинал Мазарини станет налево и, повторяю вам, когда вы узнаете имя моей будущей жены, вы станете благословлять своего сына, а не проклинать. Идите же, матушка! Я ожидаю Марию Манчини. Вы не должны с нею встретиться.
К-ва. Марию Манчини?
Кор. Да, Марию Манчини.
К-ва. Я исполняю до конца ваше желание; но если…
Кор. О! Только без угроз… Вашу руку. (Целует руку матери, которая уходит в соседнюю комнату.)
Король (один).
О мое бедное сердце! Закались, как сталь и будь чисто, как алмаз!
Король. Мария (которую вводит Мольер).
Мол. Войдите, сударыня. Король вас ожидает.
Мар. Государь, государь! Что мне сказал дядюшка!.. Но ведь это невозможно, не правда ли?
Кор. Что же он вам сказал, Мария?
Мар. Он сказал, что я сегодня же должна покинуть двор к уехать с сестрою Гортензиею и на долго остаться в провинции… О, государь! На что же вы мне намекали и что обещали? Какую же это будущность вы открывали перед моими глазами? Куда девался этот чудный путь, по которому вы повели пеня пол руку и заставили сделать несколько шагов? Где та блестящая цель, которую вы мне показали? Зачем были раскрыты небеса перед простою смертною? Зачем было называть ее своим другом, своею возлюбленною, своею королевою, чтобы быстро сорвать с нее единственны!, дорогой венец, венец вашей любви?..
Кор. Увы! Да, Мария, вы сейчас рассказали роман вашей жизни, да и я мечтал о том же, что и вы. Но, к несчастию, всякий роман имеет свой конец и после всякого сна приходит пробуждение. То, о чем мы мечтали вчера — сегодня невозможно.
Мар. Невозможно! И это говорит любящее королевское сердце! Но, чтобы дойти до вас, государь, чтобы достигнуть намеченной цела, мне, бедной женщине, ничего не было бы невозможного на свете… Клянусь вам, что ничто не могло бы меня остановить. То, что было возможно вчера, немыслимо сегодня..?! Что же, наконец, случилось? Какое непреодолимое препятствие могло вдруг возникнуть со дня этой дивной, упоительной грозы в лесу, во время которой вы мне говорили про свою любовь?
Кор. Вы желаете знать какое препятствие? Я вам скажу: злотворное дыхание коснулось зеркала нашей любви и оно потускнело; камень был брошен в хрустальное озеро, где мы искали чудный перл, называемый счастием, и оно замутилось! О! если бы а нашел девственное сердце и единственно иве принадлежащую любовь. Тогда, Мария, я стал бы бороться против всех, беру во свидетели Бога, и с помощью Его и божественного пламени, находящегося во мне, я, конечно, преодолел- бы все препятствия в мире!
Мар. Но это божественное пламя? Разве оно угасло?
Кор. Увы, Мария, вы сами его задули…
Мар. Я не понимаю…
Кор. Вспомните во всех подробностях все. что произошло в прошлую ночь… Где были вы немного ранее полуночи? Для кого вы отперли окно вашей комнаты, выходящей на оранжерейный двор? Кого ждали вы у этого окна? Кто к нему подошел? Кто разговаривал с вами в течение пятнадцати минут? Кому передали вы его письма? От кого вы, наконец, потребовали взамен ваши письма?
Мар. О! Господи!
Кор. От графа Гиша, неправда ли?
Мар. О, я несчастная!.. Да, не спорю, от графа Гиша.
Кор. Нет, Мария, нет, вы ошибаетесь. Не с графом Гишем вы разговаривали этой ночью, а со мной. Да, со мной! А вы говорите, что вы страдаете? Нет, Мария! Никогда ваши страдания не сравняются с теми, которые я испытывал в эту ночь.
Мар. Но, если это были вы, государь, то вы слышали все, что я говорила, и знаете, что ничего позорного для моей чести не было произнесено. Бедная, одинокая, покинутая от рождения, ради моих более взрослых сестер, я ждала своей очереди вступить в жизнь, как цветок, жаждущий воздуха и света. Я обернулась на голос графа Гиша, говоривший мне о любви… я полюбила его… или скорее, вообразила, что полюбила… но тог, для которого я отвергла графа Гиша, тот, которого я действительно полюбила — это вы, государь, единственно вы! Что же могло измениться со вчерашнего дня? Ничтожная ночная тучка прошла по небу нашей любви, а с рассветом ее уже рассеяло ветром!
Кор. Да, Мария! Но эта тучка была замечена и признана другими. Эта тучка произвела бы пятно на солнце королевского величия. Цезарь прогнал свою жену из-за простого подозрения, говоря, что жена Цезаря не должна быть подозреваема.
Мар. О, да, но Цезарь не любил своей жены, а вы меня любите; Цезарь не плакал, расставаясь с ней, а вы плачете. (Она отрывает руку, которою король закрывает себе лицо,) Вот видите!
Кор. О! Мария, Мария!
Мар. Вы-король, вы плачете, а я уезжаю! О!..
Кор. Мария! Вот письма, которые вы потребовали от графа Гита.
Мар. Хорошо! Все кончено… Но перед тем, чтобы расстаться навсегда…
Кор. Да… навсегда…
Мар. Позвольте теперь мне сказать вам еще одно: вы мною жертвуете не из ревности… О! вы прекрасно знаете, что любовь моя к графу Гиш не более как шалость, детская мечта. Но эта мечта служит вам предлогом. Вы мною жертвуете не оттого, что ревнуете, а оттого, что преклоняетесь перед жестоким божеством королей, называемым «пользою государства» , вы меня выкидываете из вашего сердца не потому, что я люблю другого, ведь вы знаете, что я только вас и люблю — но потому, что я не дочь и не сестра короля.
Кор. Мария!
Мар. О! выслушайте меня! Это будут мои последние слова, как бы духовное завещание моей любви. Вы подумали, что должны так поступить, но не подумали о зле, которое причинили женщине, никогда не сделавшей вам ничего дурного. Этим решением вы оскорбили человеческий рассудок, говорящий вам: «ищи себе сердце и соединись с любящим тебя существом». И сердце, которое искал я нашел человек, не спрашиваясь у короля, это сердце, — бьющееся во мне для вас сердце.
Кор. Мария!
Мар. Теперь мне осталось сказать вам еще лишь несколько слов и я вас покину, уеду. Но, преклоняясь перед вашей волей, я оставляю вам женщину, которую вы никогда не видели, которую вы не любите, которая на ваши требования любви ответить покорностью. О! придет время, когда бедной любящей Марии будет не доставать вам, когда вы будете озираться вокруг и не найдете ее… о! тогда вы по необходимости будете искать в других потерянное вами счастие, вы раздробите ваше сердце между двадцатью любовницами. И что вы будете в них искать? Марию и вечно Марию! Мария будет далеко, Мария будет потеряна! Мария будет в гробу или сумасшедшею! Простите, государь, будьте счастливы, если допустит Бог. (Перед тем, чтобы выйти, она еще раз останавливается и смотрит на короля, который делает как- бы невольное движение к ней, но видя, что король тотчас же отворачивается, она выбегает с жестом отчаяния,)
Король и Мольер.
(Король в изнеможении падает в кресло и остается неподвижным, закрывая лицо руками, Мольер входит и становится перед королем. Минутная пауза, во время которой слышно только тяжелое дыхание короля. Он постепенно приходит в себя, поднимает голову и замечает Мольера.)
Кор. Что вы тут делаете?
Мол. Присутствую, государь, при самом великолепном зрелище, которое дано созерцать поэту — «при борьбе человека против человеческих страстей».
Кор. Вы ошибаетесь. Вы смотрите не на человека, а на короля. Человек подчинился бы своим страстям, а король их победил. Вот взгляните на меня. (Горько улыбается.) Для твердой воли нет невозможного. Я хочу позабыть то, что прошло и что не существует… Марии Манчини!.. Я никогда не знал женщины с этим именем! Та, которая вышла из этой комнаты, уже за сто лье отсюда.. , или, правильнее, никогда сюда не входила. …Да, мы приходим к концу комедии, господин Мольер! Как я говорил вам еще утром, интрига разыграна, осталась одна развязка… Теперь нужно припомнить, на каком явлении мы остановились… а! вспомнил!.. Господин Мольер, в этом шкафу должны находиться два или три холодных блюда, приготовленные для меня на всякий случай. Потрудитесь накрыть вот этот маленький стол.
Мол. Значит я все еще камердинер вашего величества?
Кор. Еще на несколько минут.. Приготовьте два прибора, у меня будет гость, на тарелку гостя положите вот эту бумагу.
Мол. Слушаю, государь!
Те же и Жоржета.
Кор. Кто там? А! Жоржета.
Жор. Вот как раз кстати! Отец мне сказал: «Поди, нарви самых лучших фруктов и отнеси их на завтрак к королю». Прихожу, а король только что собирается кушать.
Кор. Ты всегда, Жоржета, всегда приходишь кстати.
Жор. Король доволен прошлою ночью?
Кор. Да, доволен, Жоржета.
Жор. Все ли произошло, как король желал?
Кор. Каr нельзя лучше.
Жор. И король узнал все, что хотел узнать?
Кор. Все и даже больше!
Мол. Ваше величество, стол накрыт.
Кор. Хорошо. Садитесь тут, господин Мольер.
Мол. Я? Тут, к столу?
Кор. Да, к этому столу.
Мол. Я должен повиноваться… Но, ваше величество… (Беря бумагу с своей тарелки.) Государь!..
Кор. Прочтите эту бумагу… она приготовлена для моего гостя.
Мол. (взглянув на бумагу). Привилегия на открытие театра! Она мне дарована?!
Кор. Да, но с одним условием.
Мол. Какое прикажете?
Кор. Вы включите в свою труппу некоторую молодую актрису, которую я вам рекомендую.
Мол Но где же она, государь?
Кор. Вот.
Жор. Да, это я, г. Мольер, и вы увидите, как я буду трудиться. Увидите какой из меня выйдет талант! Благодарю вас, государь, тысячу раз благодарю. О! Какое счастие, какое счастие!
Те же, Поклен.
Пок. (входит в ту дверь, к которой Мольер сидит спиной и ищет в карманах). Извините, государь…
Мол. А! Отец!… Я уже предупреждал ваше величество.
Кор. А! господин Поклен? Что вы желаете?
Пок. Прежде всего осмелюсь спросить у вашего величества… вместе с прошением, которое я имел честь вам передать, не вкралась- ли паче чаяния..?
Кор. Клочок бумаги с утвержденным счетом в 20 тысяч ливров и с подписью кардинала Мазарини?
Пок. Так, так, государь. О! я уже думал, что потерял.. , Со вчерашнего дня ищу во всех карманах.
Кор. Возьмите, там, на столе, в портфеле.
Пок. Благодарю вас, государь. Теперь мне остается умолять ваше величество, чтобы вы благоволили исполнить мою просьбу и дали бы мне разрешение засадить моего беспутного сына в тюрьму. Я уже докладывал вам, государь, что он… (Останавливается пораженный, узнав Мольера.) Сын! За королевским столом!
Кор. Господин Мольер, не желаете ли еще кусочек куропатки?
Пок. О! Боже! Что же это?
Кор. Господин Поклен, потрудитесь пригласить сюда всех ожидающих в передних комнатах.
Мол. (хочет встать). Государь…
Кор. Нет, не вставайте.
Пок. (раскрывает задние двери). Войдите, господа, войдите!
Кор. Жоржета, отопри эту дверь и пойди, скажи от меня королеве, которая тебя так пугала, что она может сюда прийти. (Жоржета исполняет.)
Все действующие в пиесе лица, кроме Гено.
(Удивление придворных. Шушуканье.)
Дан. Оказывается, что я был прав, говоря, что тайный агент никто иной, как г. Мольер.
Мон. Вы все свидетели, что я отказывался его назвать. Но теперь, раз король сам открыто его принимает…
Вил. Я думал, что он сегодня завтракает с вами?
Мон. Он так и хотел, но с четверть часа тому назад он прислал мне сказать, что не может сдержать обещания, так как приглашен к королю.
Кор. Господа, вы меня застаете за завтраком с г. Мольером, с которым мой камердинер Бонтон не желал убирать моей постели, находя его недостаточно знатным по происхождению.
Мон. Государь, его величество, король Людовик XIII, издал указ, по которому ремесло актера не может быть поставлено никому в укор.
Кор. И как вы видите, я применяю этот указ. (Встает. Мольер тоже и уносит накрытый стол. Монгла, Данжо, Вилъкье бросаются ему помогать, говоря:) „Г. Мольер, г. Мольер!“
Кор. (в сторону). Камердинер не захотел убирать моей постели с комедиантом, а вот герцог и перы, помогающие этому самому камердинеру прибирать с моего стола… О! Мольер, Мольер! Зачем желаешь ты покинуть двор! (Громко.) Господа! Король собрал вас вокруг себя, желая объявить вам во всеуслышание, что, благодаря заботам его доброй матушки, Анны Австрийской, а также и искусным переговорам кардинала Мазарини, которому он столько обязан — он женится он на инфантнне испанской, Марии Терезии.
Все. О! Государь!.. Ваше величество!. , инфантина!..
К-ва. Государь!
Кор. Скажите: «мой сын», добрая матушка.
Маз. (передавая бумагу королю). Государь!
Кор. (вполголоса). Благодарю вас, мой второй отец. (Громко.) А вот и полномочие кардиналу Мазарини, чтобы он представлял и меня и Францию на конференции, которая вскоре откроется на острове Фазанове, для заключения моего брака с инфантиною и мира с Испаниею. (Идет к столу и подписывает.) «Людовик, король».
Грам. Король? С каких это пор?
Гито. С сегодняшнего утра или вернее со второго часу ночи.
Дан. (в сторону, записывая в памятную книжку). «Тайным агентом короля состоит г. Мольер».
Мол. (который ею расслышал). И вот, однако, как пишут историю!