Уже давно радисты приняли сигнал об отмене уче­ния и приказ — всем кораблям укрыться на защищен­ных рейдах. Но для этого «Тороку» требовалось повернуть на обратный курс. Чеголин понимал — ему с та­ким маневром не совладать. Артём старался править в разрез волны, чуть больше подставляя ей левую ску­лу корпуса. Изображая невозмутимость, он смотрел по курсу вперед. Всё равно больше некому было глядеть...

— Слушай такую вещь, — толкнули его в бок. — Корабль вроде бы отяжелел. Как обстановка в носо­вых отсеках?

— Везде порядок. Вахта на местах, — доложил Че­голин и только потом обрадовался. Даже море в этот момент показалось тише, а с плеч свалился груз, рав­ный водоизмещению сторожевика — шестьсот с лиш­ним тонн. Капитана третьего ранга Выру почему-то бо­льше всех беспокоило состояние дел в первом кубри­ке. Он послал туда главного боцмана, и тот доло­жил — там сухо. Флагманский эсминец между тем по­казал треугольник разноцветных огней. Сверху белый фонарь, слева — зеленый, по другую сторону — крас­ный. Следовательно, он возвращался и, быстро сбли­жаясь с «Тороком», мигал прожектором. Вспышки складывались в слова по азбуке Морзе:

«Ко...ман...ди...ру... Как... се...бя... чув...ству...е... те...»

— Кто натрепался? — нахмурился Выра, полагая, что начальству доложили о его болезни. — Сигналь­щик! Пишите: «В командование кораблем вступил. Самочувствие гораздо лучше...»

Потом над этим семафором смеялись, изображая, как капитан первого ранга Нежин, кипя от возмуще­ния, спрашивал у Выры, почему тот не догадался со­общить анализ мочи. Флагмана волновало самочувст­вие «Торока», а о болезни Выры он не подозревал.

Сумерки постепенно раздвинули границы обзора. Сторожевой корабль карабкался по сивому, косматому морю. Выра забрался на банкет с другой стороны от тумбы магнитного компаса и вместе с Артёмом счи­тал волну, загибая для верности пальцы. А потом собственноручно засунул Чеголину в рот зажженную па­пиросу.

— Пока погрейся...

Лейтенант и правда продрог, а самому не приходи­ло в голову нарушить инструкцию. В кино или в метро вот так же никто не вспоминает о куреве. Дело за­ключалось даже не в неожиданном послаблении. Глав­ное, как оно было сделано. Капитан третьего ранга Выра и прежде, бывало, хвалил Артёма, хотя и не ча­сто. Но он никогда ещё не ставил лейтенанта рядом с собой, совсем рядом, в точности, как на этом качаю­щемся возвышении по сторонам главного магнитного компаса.

И считал на пальцах Выра не зря. Присмотрев­шись, Чеголин заметил, что после крупной волны сле­довали другие, поменьше. Девятого вала не бывает. Закономерность куда сложней. Её-то и фиксировал ко­мандир. После того как. Клевцов доложил о том, что доктор закончил хирургическое вмешательство, Выра предупредил механика, чтобы правая машина находи­лась в готовности отработать полным ходом назад, и посоветовал Чеголину отвязаться. Тот подчинился, хо­тя и считал, что в мокрой меховой одежде и русских сапогах плавать нельзя. Здесь не помог бы и надувной спасательный жилет. Однако совет командира оказал­ся не лишним. Это стало ясно Артёму уже после по­ворота.

После того как «Торок» зарылся в очередной вал, руль положили на борт до отказа. Машины работали «враздрай». Лёжа между двумя кручами, корабль чер­тил по воде ленивую дугу, будто при замедленной ки­носъемке. Но капитан третьего ранга Выра недаром примерялся, почти как Яков Рочин, когда тому при­шлось расстреливать мину в трале. Сторожевик накры­ло, но не самой большой волной. Бурлящий поток, про­никнув под брезентовый полог рулевой будки, ожег стужей. Чеголин и старшина рулевых вдвоем удержи­вали штурвал. Выра не отпускал рукоятей машинного телеграфа. И время тоже почти захлебнулось. Оно не могло тикать в забортной воде, как любые часы. За­держивая дыхание, лейтенант думал не о себе, но толь­ко о том, чтобы руль остался в прежнем положении. Потом, когда произвели расчеты, стало ясно, что все­го градус отделял крен сторожевика от точки опроки­дывания, то есть от невозвратимого маневра «оверкиль».

— Так держать! Вахту заменить. Всем под горя­чий душ!

«Торок», виляя и рыская на попутной волне, бежал восвояси, и лейтенант Чеголин мог наконец спуститься вниз с чувством исполненного долга.

— Иди, иди, — торопил Выра. — Отдыхай. Пока постою со штурманом.

— Между прочим, я совершенно здоров.

— Коли так, напомню: «В командование вступил» и по обстановке обязан нести службу на мостике.

— Никто вас не отстранял от командования, и по­тому ваш семафор непонятен. — Чеголин содрогнулся от собственной наглости, в любую минуту ожидая раз­носа. — Но находиться здесь с температурой — это са­моубийство. И зачем? Хуже, чем было, не будет...

Между тем на мостик прибыло подкрепление. Ро­ман Мочалов явился, в чем был. Халат его, в пятнах йода и крови, выглядел очень внушительно, и Выра по­зволил себя уговорить.

— Только переоденься, хлопче, — посоветовал он Артёму, — разотрись и обязательно внутрь для сугре­ву. Доктор! Вы меня поняли?

Внизу всё было перевернуто вверх дном. В момент поворота волна сорвала броняшку, привинченную по­верх светового люка над кают-компанией и, легко про­давив стекла, хлынула вниз. В офицерском коридоре воды было по щиколотку. Виктор Клевцов вылавливал из неё соленые огурцы, смачно хрустел ими. Носовая аварийная партия тоже угощалась невесть откуда взявшимися огурцами.

— А Леонид ожил, — смеялся главный старшина Рочин. — «Ать, приеду, — мечтает, — на побывку домой, а туляки-земляки встречают, как героя, с самогоном и самоваром...»

Чеголина в тепле разморило. За истекшие шесть часов он устал не только физически, но от «спиритус вини» отказался. Как-никак Артёму доверяли ко­рабль, и это обязывало больше любых запретов.

Василий Федотович вновь поднялся наверх при подходе к узкости. Ветер стихал, но семь оставшихся баллов — тоже не сахар, если приказано швартовать­ся в гавани. На берегу уже стояла санитарная машина из госпиталя. И еще на причале собрались зеваки, на­деясь поехидничать, глядя на швартовку. Это так про­сто и так безопасно хихикать со стороны.

— Иди на полубак, хлопче, — по-домашнему распо­рядился Выра. — И глядите с Булановым в оба.

Было время Отлива, которое и в шторм, и в штиль здесь всё равно называют «часом кроткой воды». Шпунтовая ребристая стенка гавани возвышалась пя­тиметровым отвесом, и поданный на неё конец смот­рел круто вверх. Швартов придержали, набросив восьмеркой на кнехт. И тут на палубе появились крысы. Баковая команда, отпрянув, глядела, как они карабкались на берег по стальному тросу, скользкому от пушечного сала. Швартов вздрагивал, будто от омер­зения, и каждым рывком сбрасывал рыжих канато­ходцев в воду. Место их тотчас занимали другие. «Не­штатная комиссия по корпусу» в панике покидала ко­рабль, но никому не верилось, что «Торок» свое от­плавал.

Артём Чеголин прикидывал, где искать течь, думал о том, что следует немедленно изготовить аварийный материал, струбцины, распорки, цемент, шпигованные пластыри. Он совсем упустил из виду, что пауза на швартовке может обойтись дорого. Яков Рочин дольше его служил на флоте и потому был внимательнее. О криком «Полундра!» он сбил лейтенанта с ног и рядом упал сам. Надраенный втугую крученый перлинь с треском лопнул, хлестнул обрывками, которые вполне могли перешибить пополам.

— Брось, товарищ лейтенант, — сказал Яков Кузь­мич, наспех пожав протянутую руку. — Чего там... Да­вай командуй!

Над гаванью вставало солнце. Заснеженные скалы отливали розовым, а между ними густо голубела, шер­шавилась вороненой рябью морская вода. Морозный прозрачный воздух щекотал и склеивал ноздри. От запаленного «Торока» шел неповторимый родной дух: смесь разогретого мазута, горячего металла и челове­ческого жилья.

После долгой ночи восход солнца — это подарок. Удивительно сочными казались краски. На палубе резали глаз трофеи недавнего шторма: покорёженные кожухи и раструбы вентиляторов, разбитые шлюпки, срезанные стойки лееров. Колокола громкого боя частыми звонками играли аварийную тревогу. Предстояло осмотреть трюма и отсеки и, обеспечив плавучесть, составлять ведомости на ремонт. Но главное — снова взошло солнце, и всё воспринималось Артёмом в необыкновенно ярком, праздничном свете.

Глава 8-я и последняя

«Чего не командуешь, лейтенант?»

Последний раз Чеголин увидел его в кино. Море — стиснутое рамкой чёрно-белого экрана, казалось не морем вообще, то есть просто большим количеством воды, без особенного цвета, без вкуса, без своего неповтори­мого запаха. На дальнем плане угадывались смутные очертания берегов. Официально-торжественный голос за кадром сообщил тему учебного фильма. Такие служебные ленты как новобранцы — любая суть обмунди­рована в одинаковую робу из серой холстины: пано­рама полигона, пояснительная мультипликация, сосре­доточенные лица статистов, которые нажимают кноп­ки, крутят штурвалы, наклоняются над радиолокаци­онными развертками, и снова панорама... с результа­тами.

И этот фильм не был счастливым исключением ни по кадрам, ни по монтажу. Но Чеголин вздрогнул при виде сторожевика, который покачивался на экране, опустив в воду правую якорь-цепь.

«Торок»? Ну конечно он, небольшой по размерам и знакомый до последней заклепки. Первый корабль моряку так же памятен, как и первая любовь.

За бортом висел неубранный шторм-трап, и некого было пристыдить за эдакую небрежность. На палубе пустота. Только раскачивалась в такт волне полурас­крытая дверь в центральный артиллерийский пост.

Перед глазами Чеголина замельтешила мультипли­кация. Стрелка-указатель суетилась на схеме, поясняя дикторский текст. Но Артём уже ничего не слышал. Он сидел, как на гражданской панихиде, думая о сво­ем «Тороке».

Корабли рождаются на стапелях, борются или от­ступают перед стихией. Они побеждают или садятся на рифы, живут и умирают, совсем как люди. У ко­раблей есть судьбы великие, как у «Авроры», есть ге­роические, подобные легендарному «Варягу», или с блеском трудовой славы, как у ледокола «Ермак», ли­бо с научными заслугами, вроде «Персея» или «Витя­зя». А «Тороку», с самой закладки его, было назна­чено стать учебным сторожевиком. По нему проходи­ли азы военного кораблестроения, а первые плавания в северных морях, открытых всем штормам, разве не похожи на неуверенные шажки ребёнка, который, воз­мужав и окрепнув, стал богатырем, уверенно несущим военно-морской флаг на просторах всех океанов. Не было у «Торока» особых заслуг. Судьба его скромна и неярка свершениями, как у школьного учителя.

Документальные кадры подводили итог применению оружия. Сторожевик открылся на экране с лю­тыми пробоинами. Из повергнутых взрывом надстроек рвалось и бушевало пламя. Дико смотреть на военный корабль, где не борются за живучесть, не заводят пла­стырь, не укрощают пожары...

«Слушай такую вещь! — почудилась Чеголину знакомая присказка. — Чего не командуешь, лейте­нант? А еще нормальное училище кончил?»

Что там «училище», когда военная академия дав­но уже позади. Но голос у командира был еще моло­дым. Он принадлежал не капитану первого ран­га Выре, доценту той же академии, а еще тому капи­тан-лейтенанту... Василий Федотович явно сердился и был прав: «Чего не командуешь, лейтенант? Кто же вместо тебя будет спасать родной корабль?»

Живая память с привкусом острой горечи заглушила пояснения диктора за кадром. И разворо­ченная палуба «Торока», будто приблизившись к Че­голину, стала объемной, а жаркое пламя припекало его лицо.

«Вооружить эжектора! Как давление в пожарной магистрали?»

«Пять килограмм — норма! — будто бы доложил Бебс и прибавил дружески: — Не тушуйся, старик!»

Инженер-механик, как и следовало ожидать, гово­рил из поста энергетики и живучести. Иван Буланов во главе аварийной партии опускал за борт эластич­ный шпигованный пластырь. Яков Рочин с комендора­ми, в дыму и огне, отстаивал пушки. Чеголин распо­ряжался. Всё шло как надо. Вот только не оставляло Артёма полузабытое ощущение мальчишеской неуве­ренности, когда до зарезу требуется добрый совет ко­мандира корабля. Конечно, тот вмешиваться не станет, и замечания, и советы последуют на разборе.

Чеголин украдкой оглянулся хотя бы за ободря­ющим взглядом... и наваждение исчезло. Перед глаза­ми возник скорбный экран, а он был зрителем в ки­нозале. Выры не было рядом и не могло быть. Васи­лий Федотович недавно в письме поделился радостным событием: Егорку приняли на первый курс военно-морского училища, и коли так, писал он, хлопец на верном пути. «Понимаешь, — объяснял Василий Федо­тович, — с сыном нельзя развестись». Сверх того, он не прибавил ни слова, но Артём узнал от контр-адми­рала Клевцова, что Петра Осотина уволили с флота, а некоторое время спустя, схваченный за поножовщи­ну, он огрёб по суду положенный срок...

А на экран невозможно было смотреть. Безлюдный, пылающий «Торок» был только мишенью. Чеголин сжал подлокотники кресла, увидев, как полубак оку­нается в воду. Корма задралась, и оказалось, что под ней нет даже винтов. Почему-то это особенно подейст­вовало на Артёма. Корабль-мишень ушел на дно, си­ротливо сверкнув культями голых гребных валов.

Остальных зрителей больше занимала тема филь­ма. Всё было правильно. Учебный «эскаэр» «Торок» до последнего момента пестовал военных моряков.


пос. Ваенга Мурманской обл, — Ленинград

1949 — 1980 гг.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая Шилом море не нагреешь

Глава 1 Вопросы по тактике

Год 1942-й. Время полной воды

Глава 2 Абрам-корга снялась с якоря

Глава 3 Только без панибратства

Год 1942-й. Прикладной час

Глава 4 Чтобы не было шептаний по гальюнам

Год 1942-й. Шило на мыло

Глава 5 Челночный обмен в промежуточном диапазоне

Год 1942-й. Сладким будешь — проглотят

Глава 6 Отношение и обращение

Год 1942-й. Будешь горьким — расплюют

Глава 7 Авторитет зарабатывай сам

Год 1942-й. Поправка глубины

Глава 8 Виноват Жулик!

Год 1942-й. Новоселье

Глава 9 Вахту принял исправно

Глава 10 Дробь получается...

Глава 11 Накажите меня

Часть вторая Год 1943-й. Хождение в день вчерашний

Глава 1 Ну темнота...

Глава 2 «Сэр Захар»

Глава 3 Фифти-фифти

Глава 4 Мёртвая зыбь

Глава 5 Пятница падает на тринадцатое

Глава 6 О флотских досугах

Часть третья Как понимать легенды?

Глава 1 Крапивное семя

Глава 2 Шапка дыма

Глава 3 Сказки мне ни к чему

Глава 4 «Шурик» без целлофана

Глава 5 Бремя славы

Глава 6 ТИРЕШКИН — крупными буквами

Часть четвертая Взаимозамкнутость

Глава 1 Незаменимых нет

Глава 2 Вакцинаия по-житейски

Глава 3 «Сильное сопротивление силой»

Глава 4 Пять недель Якова Рочина

Глава 5 А судьи кто?

Глава 6 В ритме вальса

Глава 7 Море целует

Глава 8-я и последняя «Чего не командуешь, лейтенант?»


Голованов К.


Г61

Море дышит велико: Роман. — Л.: Лениздат, 1983.— 287 с., ил.


Роман ленинградского писателя-мариниста Кирилла Голованова повествует о мужестве и героизме моряков Северного флота в годы Великой Отечественной войны, о жизни и трудной службе моря­ков Заполярья и послевоенные годы, когда закладывались основы современного океанского военно-морского флота.


4702020200-176


Г

М171 (03)—83

163—82


84.3(2)7


Кирилл Павлович Голованов

МОРЕ ДЫШИТ ВЕЛИКО


Заведующий редакцией Н. П. Утехин

Редактор И. И. Слобожан

Художественный редактор А. К. Тимошевский

Художник В. В. Мартусевич

Технический редактор В. И, Демьяненко

Корректоры Т. П. Гуренкова и Л. В. Зерендюкова

ИБ № 2160

Сдано в набор 18.03.83. Подписано к печати 06.07.83. М 36730.

Формат 84х108 1/32. Бумага тип. № 3. Гарн. «Школьная». Печать высокая.

Усл. печ. л. 15.12 Усл. кр. отт. 15.33. Уч. изд. л. 15.71. Тираж 65 000 экз.

Заказ № 433. Цена 1 руб.


Ордена Трудового Красного Знамени Лениздат,

191023, Ленинград, Фон­танка, 59,

Ордена Трудового Красного Знамени

типография им. Володар­ского Лениздата,

191023, Ленинград, Фонтанка, 57.


OCR и редактирование: С-Пб — Мурманск 2018 год.

Шрифт — Cambria Font

Загрузка...