Морель и госпожа Смерть (СИ)

Глава 20 Я славлю Саван Туманов!

Королевство Лесных Холмов. Резиденция короля Бринмора. Комнаты Тамар

Тем, кто попадал в Большой Холм, открывался не только замок, но и город. Он был обнесен кольцом укреплений. Неприступная стена, возведенная гномами за годы правления короля Бринмора, разделила миры. За безопасность пришлось заплатить свободой.

Жители столицы с грустью вздыхали, вспоминая мирные времена. Все изменилось, когда Морганелла протянула когти к главной святыне эльфов — единорогам Клеронского леса.

Причиной всех бед король Бринмор счел людей. И в особенности Арти Сомерсета — юношу, которого полюбила принцесса Мелисса.

По воле Бринмора Королевство Лесных Холмов было скрыто от смертных. Древняя башня на вершине Big Hill поднимала к небу зубцы, похожие на корону, но арка портала больше не являла чудес.

После сражения при Вайверн Хилл все ведьмы ковена вышли из Клеронского леса, чтобы облегчить страдания раненых. Они собрались в покоях, отведенных Тамар. Пять комнат, стены которых были обшиты дубом и украшены резьбой. Младшие ведьмы ждали в столовой, а Тамар и две старшие вот уже несколько часов оставались у ложа Лорана.

Четыре светильника на высоких подставках слабо мерцали по четырем сторонам от ложа. Огонь в них умирал, так же, как и в камине. В полумраке лицо Тамар казалось зловещим, блики пламени искажали черты. Длинные одежды ведьм напоминали дымчато-пестрое оперение сов.

— Наших сил недостаточно, чтобы вернуть его, — сокрушенно покачала головой Тамар, удерживая ладонь на лбу Лорана. Амулеты, вплетенные в волосы ведьмы, постукивали ударяясь друг о друга.

— Но он жив. — Одна из ведьм поставила в изножье ложа чашу, в которой клокотала и светилась белая жидкость. — Три камня с брода Северна, раскаленные в очаге! — Она надела толстую перчатку из кожи, подошла к камину, выхватила из пепла камни и быстро опустила их в чашу. Густой пар словно изливался из неё и обволакивал раненого.

— Это не поможет. Он бессмертный, — возразила вторая ведьма. — Тело не уязвлено, но душа его заблудилась во Тьме.

— Возможно, он найдет путь к Вратам и без нашей помощи, — Тамар наклонилась и вгляделась в бледное лицо Мореля. — В любом случае я сомневаюсь, что мы сможем вернуть его. Попробуем еще раз, — без особой надежды добавила она.

Ведьмы положили руки на грудь Лорана. Тамар взяла его за руку, в другой руке у Верховной ведьмы материализовался деревянный посох с изогнутым навершием. Тамар прикрыла глаза и начала читать нараспев:

«Мананнан Мак Лир, Хранитель Тумана и Колодца Мудрости. Этот воин твердо стоит на земле, море окружает его, небо над ним. Он познал три царства!»

Три раза она ударила посохом в пол, затем отпустила руку Лорана и, удерживая посох параллельно полу, трижды повернулась справа налево на каждую сторону света. Подняла посох вверх, начертила им три круга над головой, повернулась на север и выкрикнула:

"Мананнан Мак Лир, Бог Тумана, Правитель Тира на Вам, Хранитель двойных врат Иного Мира. Этот воин идет к тебе в поисках знания туманов и иных миров. Позволь ему пребывать в гармонии с тремя великими царствами. Наблюдай за ним во время путешествия по мирам туманов, оберегай от зла в Междумирье. Одари его, о Мананнан, знанием из твоего колодца мудрости, из которого вытекают пять рек, в них же падают орехи знания и плещется лосось мудрости.

Я славлю Саван Туманов! Саван Туманов, что защищают Иной Мир. Иной Мир, где стоит Колодец Мудрости. Колодец Мудрости, хранящей в себе все знание. Знание, которое является ключом к нашим жизням. Наши жизни, которые посвящены Богам. Богам, которые живут в Ином Мире. Иной Мир, который сокрыт Туманами. Я славлю Саван Туманов!"

Воспоминания не складывались в одну картину. Она шла трещинами, чернота наползала с краев и поглощала краски. Оставшееся изображение рассыпалось осколками бесконечно долгой жизни Лорана. Он подбирал их один за другим. Далекое прошлое и то, что было вчера — перемешалось. Лоран блуждал наугад, словно в лесной чаще. Темнота скрывала от него путеводные звезды.

Он услышал плеск воды, а потом женский голос. Узнал! Это его матушка пела колыбельную. Вот он — свет!

Лоран видит себя и матушку в их родовом замке в Лиможе. Счастливое время еще не омраченное страхом потери. Бланшефлер здорова, она смеется, обнимает Лорана, потом ведет его за руку в сад. Там цветут розы. Они источают такой сильный аромат, что хочется спать. Сквозь пелену дремы Лоран различает и второй голос — мужской, незнакомый.

— Если мне суждено погибнуть, любовь моя, я стану ждать за гранью мира. До тех пор, пока ты не придешь ко мне.

И матушка отвечает.

— Я приду. Найду тебя в Блаженных Садах Смерти. Там обретем счастье и покой, будем вместе до скончания времен.

Тьма наползает и поглощает видение…

Военный лагерь. Это было недавно. За день до сражения.

Морель отпустил всех братьев, с которыми беседовал в своем шатре. А потом и оруженосцев. Он хотел побыть один. Была стычка с воинами Морганеллы. Даже и битвой назвать нельзя — обе стороны примерялись, пробовали силы. И разошлись готовиться к большому сражению.

Лоран сидел в шатре, угли в жаровне подернулись пеплом, и снаружи начал заползать холод. Он был странным. Леденящим и густым. Близость Морганеллы сказывалась во всем.

Морель не спешил разоблачаться. Он хотел еще раз обойти посты, удостовериться, что лагерь надежно защищен. Также он чувствовал приближение Белой Госпожи, ее безмолвный приказ. Разговора с ней не избежать.

Она явилась. Сначала вошел оруженосец. Он был встревожен, хотел говорить, но Лоран жестом остановил его и велел:

— Пригласи миледи!

Он уже знал, что Белая Госпожа здесь. Она вошла. В облике ее не было ничего необычного, разве что особенная бледность. Таким же стал Ришар, когда променял мир живых на бессмертие. А еще она была удивительно, безупречно красива. Строгое, с правильными чертами лицо богини, струящиеся светлые одежды. Она всегда носила только белое. Лоран преклонил колено, опустил голову.

— Приветствую тебя, моя Госпожа! — произнес он и ждал, не поднимая взгляда.

— Лоран Морель, виконт де Вуайон! Я пришла, чтобы объявить о прощении. Несмотря на твою непокорность я не стану лишать тебя награды, уготованной праведным. Твоя сила нужна нашему миру. Вся без остатка. И ты должен быть уверен перед битвой, что мои Сады откроются для тебя, если ты этого пожелаешь. Подари мне победу над Морганеллой и обретешь покой, — сказала она. — Встань.

Белая Госпожа прошла вглубь шатра, села на скамью. Обстановка в шатре была скромной. Великий Магистр Ордена Мертвой Розы не признавал роскоши в походе и не таскал с собой резных кресел и дубовых столов. Простое ложе, скамьи, шест для доспехов. Единственное, что отличало шатер Лорана от временного жилища обычного воина — это орденское знамя, полотнище с изображением белой розы с пятью лепестками, укрепленное на стене напротив входа.

Морель продолжал молчать. Но Белая Госпожа ничего больше не сказала. Она ждала ответа — согласен ли Лоран принять условия прощения. Оба знали какие.

Полог колыхался от порывов ветра, погода портилась. Приспешники Морганеллы копили силы — это влияло и на природу. Тьма рвалась наружу. Хорошо, что Лиза в укрытии. Там никто не найдет её. Ни Морганелла, ни Белая Госпожа.

Лоран должен был хотя бы попытаться выиграть время.

— Позволь мне ответить после битвы, — попросил он. — Мы не знаем, принесет ли нам судьба победу или поражение.

— Это зависит от того, за что ты будешь биться. — Она смотрела ему в глаза и взгляд её был тяжел. От него леденело даже бессмертное сердце некроманта. — За что будут сражаться рыцари Ордена?

— За наш мир, за тебя.

— Нет, мессир Морель, не за меня, а за порядок и равновесие, которые ты первый нарушаешь. Не льстишь ли себя надеждой, что я не знаю, где ты скрываешь спящую Бланшефлер?

— Уверен, что знаешь, — тихо промолвил он.

— Не думаешь ли, что я не наказываю тебя потому, что сомневаюсь в правильности наказания?

— Не думаю, моя Госпожа.

— Тогда почему? — Она строго возвысила голос.

— Мой разум не дает ответа. Я не могу проникнуть в твой замысел, — признался он.

— Никто не может проникнуть в мой замысел, — усмехнулась Белая Госпожа и наконец позволила ему отвести взгляд. — Лоран Морель, ты должен сделать выбор и тогда обретешь блаженный покой. Подумай об этом до сражения. Возможно, от этого зависит его исход.

Она поднялась и исчезла. Не вышла из шатра, а растворилась в воздухе, оставляя после себя легкий аромат жасмина. Ее любимые цветы. Они навевали мысли не о мрачном склепе, но о тихом кладбище с высокими деревьями, дарующими тень, о росистой траве на могилах, мраморных ангелах, скорбящих над урнами, о кустах сирени и жасмина, усыпанных белыми цветами, и о пении соловья.

Оставшись один, Лоран задумался о словах Белой Госпожи.

«Исход сражения зависит от того решения, которое он примет?»

Как это может быть связано? Как, желание вернуть к жизни мать, может быть связано с борьбой с темными силами в Королевстве Лесных холмов? Лоран напряженно думал об этом, но разум не подсказывал ему ответ.

Неожиданно для него, мысли о матери переключились на воспоминания о первой встрече с Лизой, о их свадьбе, волшебных девах, и Лорана с непреодолимой силой потянуло к жене, увидеть ее сейчас. Провести этот вечер и ночь с ней. А сражение — пусть судьба решает его исход.

Лоран поднял руку, начертил в воздухе знак, открывающий портал. Он заискрился привычным светом, и Лоран шагнул в Междумирье, прошел через него и оказался в лесном замке, на втором этаже, в спальне. Портал за его спиной закрылся, и Морель спустился вниз в комнату, где ждала его Лиза.

А дальше пришло воспоминание, в котором Лоран хотел бы остаться навсегда. Возрождая и сохраняя каждый миг. Слова, вздохи, прикосновения, слияние душ и тел. Вот оно истинное бессмертие, когда возрастает не холодное одиночество вечности, но свет вечной любви.

Он хотел бы продлить эту ночь, остановить время! Но утренняя заря взошла на небеса в свой срок.

Лоран проснулся первым и долго смотрел на Лизу. На ее бледное, но спокойное лицо. Длинные золотистые ресницы отбрасывали тень печали, что полукружьями ложилась под закрытые глаза. Пережитое этой ночью сблизило Лорана и Лизу, но это нельзя было назвать безоблачным счастьем. Они пережили боль, открывая друг другу сердца. Никому, кроме матери, не позволял Лоран проникать в свои мысли, никого не допускал, не доверялся. А Лиза без особого труда смогла войти в закрытый мир его души, коснуться сокровенного. Он не сожалел. Печалился лишь о том, что сейчас должен покинуть жену.

Лоран не мог провидеть будущее. Он не знал исхода битвы. Смотрел на Лизу и думал о том, как долго в своем бессмертии ждал ее. А теперь… Ночь на исходе. Сколь мало отпущено было им времени для близости. И совсем его не осталось, чтобы сказать нечто важное. Написать письмо? Нет, лучше он напишет брату, поручая ему заботу о Лизе и племяннике, если ребенок родится, когда Лорана уже не будет рядом.

Морель был некромантом и магом, но в первую очередь — рыцарем и воином. Он понимал, что исход битвы предсказать нельзя. Можно лишь надеяться на победу. Но силы Ордена и воинов короля Бринмора в меньшинстве против войска Морганеллы. Она не прибегает к магии, могущество свое усиливает, пожирая волшебные силы тех миров, которые хочет заполнить Тьмой.

Лоран коснулся медно-рыжих волос Лизы, что разметались по подушке. Осторожно провел пальцами по щеке жены. Велико было искушение разбудить ее, но он не хотел прощаться. Пусть эта ночь останется счастливым, ничем не омраченным, воспоминанием. И пусть Лиза проснется с надеждой на их новую встречу.

Если судьбе будет угодно, они встретятся. А если нет — к чему Лиз эта боль расставания? Пускай последние слова, которые она слышала от мужа, будут словами любви, произнесенными на древнем языке.

Лоран поднялся, тихо оделся и покинул спальню. Он спустился в нижний зал. Появились гномы, посланники короля Бринмора, приветствовали Лорана с почтением. Он попросил:

— Дайте мне немного времени. Я должен написать письмо брату.

Они согласно наклонили головы и удалились. Лоран сел за стол. Перо, чернильница, бумага, красный сургуч и зажженная свеча в подсвечнике появились перед некромантом. Если бы так же просто можно было материализовать воинов. Но увы… Рыцари Ордена Мертвой Розы проходили многие испытания, прежде чем становились вассалами Белой Госпожи. Не каждого она удостаивала этой чести.

Лоран все медлил с письмом, собирался с мыслями. Он вспоминал то, что предшествовало их первой встрече с Лизой. Он виделся с Белой Госпожой. Тогда она сказала ему:

«Если ты устал от своего бессмертия, и желание твое быть с матерью столь велико, то нет нужды длить ее сон. Ты можешь встретиться с ней в моих Садах. Ты не думал об этом?»

«Разве могу оставить Орден?» — спросил Лоран тогда.

«Среди рыцарей много достойных, ты нашел бы себе преемника», — ответила она.

Тогда Белая Госпожа не сказала ничего больше, а вчера в шатре Морель заметил в ее глазах опасную решимость. Он как будто прочел в них приговор. Или милость?

Еще недавно он принял бы с радостью и благодарностью то, что она предлагала. Счел за великий дар — быть избранным. Но сейчас он думал о том, что если после битвы Белая Госпожа назовет его имя вместе с именами тех, кого она призывает к себе, кому дарует радость уйти в Сады Блаженных Душ, то сердце его отринет её милость. Белая Госпожа, как и всегда предлагала наилучший выход, Лоран мог бы легко достичь желаемого, но Лиза… Тогда он должен расстаться с ней. Лоран был поставлен перед выбором, но как выбирать между любовью к матери и любовью к женщине, которая зачала от него ребенка, была дорога его сердцу и с которой он хотел бы провести всю свою вечность.

Во дворе слышались голоса гномов и бряцание оружия, ржание боевого коня. Времени оставалось все меньше. Морель взялся за перо и снова задумался. Что сказать брату?

'Возлюбленный брат мой, Ришар! Обращаюсь к тебе с просьбой. — Твердость почерка Лоран унаследовал от матери. Строки унциального* письма ложились ровно, буквы складывались в слова. — Поручаю тебе ту, что более всего дорога мне в этом мире. Позаботься о моей жене, если наша Госпожа пожелает призвать меня и уведет за собой после битвы. Не оставляй Лизу и племянника. Возможно, и скорей всего, моя жена захочет вернуться в свой мир. Но наше с ней дитя принадлежит нашему миру, ребенок должен остаться здесь. Также прошу тебя, если после битвы я уйду в Сады нашей Госпожи, ты знаешь, что сделать для матушки и для того, чтобы я смог с ней встретиться там.

Всем сердцем твой брат, Лоран.'

Морель растопил красный сургуч — словно капли крови упали на сложенный белый лист бумаги. Лоран приложил перстень-печать, взял письмо и вышел из дома.

Темнота упала внезапно и стерла все образы. Теперь Лоран блуждал в ней без ориентиров. Иногда ему казалось, что он видит свет, он слышал плеск воды и шум ветра. Ощущал запах гари. Как будто бродил по пепелищу. И чернее сажи была темнота, что вползала в его душу. Он перестал сопротивляться, отдался ей. Где-то очень далеко все еще звучал голос матери, но Лоран больше не мог идти. Он устал. Остановился. Хотелось лечь и уснуть. В темноте. Он опустился на колени и дотронулся до поверхности по которой шагал. Земля? Нет… Не камни, не дерево. Руки погрузились во что-то мягкое и упругое, похожее на мох. Но он не был живым — царапал ладони, как металлическая стружка. Все равно. Здесь можно прилечь, хотя бы ненадолго.

Голос матери затих. Это хорошо. Значит больше не надо никуда идти.

*унциальное письмо — (унциал), особый тип почерка средневековых греческих и латинских рукописей, характеризующийся крупными ровными буквами, начертаниями без острых углов и ломаных линий.